Текст книги "Мушкетеры"

Автор книги: Валентин Рич

Соавторы: Михаил Черненко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава четвёртая
БЕСПРОИГРЫШНАЯ ЛОТЕРЕЯ

Два лыжника остановились у крайнего в посёлке забора.

– Дошли? – отдуваясь, проговорил Белов.

Тарасюк кивнул, посмотрел на часы, потом вопросительно взглянул на своего спутника и показал лыжной палкой на лес. Туда вела голубоватая, хорошо накатанная лыжня.

Белов умоляюще поднял руки вверх.

– Позор! – мрачно пробасил Тарасюк. – Ходят слухи, что обезьяна превратилась в человека не тогда, когда встала на ноги, а тогда, когда встала на лыжи.

– Но ведь нам пора? – Белов с надеждой посмотрел на заиндевевший частокол, за которым виднелась сплошная стена облепленного снегом кустарника; над снежной стеной торчала остроконечная крыша с квадратным окошком мансарды, розовым от солнца.

– В нашем распоряжении еще двадцать минут… Ладно уж, пойдёмте.

Тарасюк быстро сбросил лыжи и принялся стирать варежкой иней с латунной пластинки, привинченной к калитке.

– Нас не искусают? – спросил Белов.

– Сейчас узнаем, – ответил Тарасюк и, закончив своё занятие, вслух прочёл: – «Входите! Злых собак нет!»

На огромном письменном столе громоздилась кипа бумаг вперемежку с раскрытыми книгами.

– Так-то вы проводите воскресенье! – грозно сказал Тарасюк. – Буду жаловаться в местком! Директор нарушает конституцию: каждый трудящийся имеет право на отдых!

– Жалуйтесь, Гриша, жалуйтесь, – спокойно отозвался академик, пожимая руки вошедшим. – Но имейте в виду, по данным Центрального статистического управления, семидесятилетний гражданин в среднем живёт еще тринадцать лет. Следовательно, мне причитается всего лет семь. Но покончим с этикетом. В вашем распоряжении тридцать минут.

– Я уложусь в десять, – сказал Белов.

Академик слушал не перебивая. И только когда Матвей закончил своё короткое сообщение, заметил:

– Хорошо, предположим, вы доказали, что саммилиты – не стекло и не метеориты. Что же вы собираетесь доказывать дальше?

– Надо определить, когда и при какой температуре они образовались, – ответил Белов. – Время и температуру…

– Хорошо, предположим, вы установили: температура – миллион градусов, время – сто тысяч лет. Разве это доказывает, что камни искусственные? И тем более, что их появление связано с посещением Земли?…

– Нет, но…

– Само по себе, нет! – вмешался Тарасюк. – Но если бы удалось доказать, что саммилиты появились сто тысяч лет назад и что именно этим временем датируется какой-нибудь исторический памятник, то…

– Погодите! – Академик успокаивающе постучал по столу карандашом. – Исторический памятник давностью сто тысяч лет – это фантазия.

– А пятьдесят тысяч? – запальчиво спросил Тарасюк. – А двадцать пять?

– Двадцать пять, пожалуй, тоже многовато.

– Ну конечно, – усмехнулся Тарасюк. – Дудников прав – Венеру Милосскую изваяли вчерашние питекантропы. Человеческая цивилизация возникла десять тысяч лет назад… А по-моему, единственное доказательство крайней близости человека к питекантропу – это существование самого Дуд…

Бронзовая шпага часовой стрелки старинных, похожих на башню часов воткнулась в цифру «6». За окном под луной чуть поблёскивал снег.

Академик, Матвей и Тарасюк рассматривали расстеленную на письменном столе карту Ближнего Востока.

Бас Тарасюка звучал теперь очень спокойно.

– Десятки находок за последние годы сделаны в слоях, которые невозможно датировать с маломальской точностью обычными методами. То, что делает Белов, исследуя свои саммилиты, нужно нам, археологам, как воздух… А самое главное – лотерея-то беспроигрышная! Если даже космос тут ни при чём, если мы не найдем никаких следов древних астронавтов… Определить точный возраст всех памятников – разве этого мало?

Академик оторвался от карты и придвинул к себе бумаги, лежавшие перед Тарасюком и Беловым.

Наступило молчание. Только изредка поскрипывал толстый красный карандаш в руках академика.

– Шансов мало, – сказал он наконец. – Для самого главного шансов ничтожно мало. Один на миллион.

– Но единица – это не нуль, – осторожно заметил Матвей.

– Безусловно!

Академик поднялся из-за стола, сделал несколько шагов по комнате и остановился перед Беловым.

– Не люблю громких фраз, но единица, о которой мы сейчас говорим, – это универсальность жизни. Всемогущество разума. Доказанные не логикой, а опытом!

Он опустился в своё кресло и размашисто провёл на одном из листков жирную красную черту.

– Подведем итоги. В принципе соглашаюсь. Ваше название, Гриша, пока придётся отставить. Не будем дразнить гусей. «Сектор палеоастронавтики… Палеоастронавтика…» Надо проще! Ну, скажем, «Сектор физических методов исследования доисторических памятников». Не возражаете? Кстати, о гусях. Я непременно назначу к вам кого-нибудь из тех, кто умеет остужать горячие головы до нормальной температуры! К среде подготовьте соображения о программе работы сектора.

Первым пунктом в плане, принятом после долгих обсуждений учёным советом института, значилось: «Изучение Хирбетской пирамиды с целью установления времени сооружения памятника».

Глава пятая
САМОЛЁТ ПРИБЫВАЕТ В БЕЙРУТ

Григорий Тарасюк не испытывал ровно никакого удовольствия от полёта на самолёте. Разумеется, он признавал его преимущества в скорости и потому пользовался авиацией почти во всех случаях, когда ему нужно было преодолеть пространство, превышающее несколько сот километров. Но признание преимуществ ещё не означает любви.

Если же говорить о любви, то больше всего на свете Тарасюк любил ходить пешком – во-первых, всё видно как следует, во-вторых, где захотел, там остановился.

Уже езда на поезде была для него сплошным огорчением – так хочется выскочить у какого-нибудь удивительного кургана или подозрительно блеснувшей осыпи в горах. Но вагон мчится мимо, мимо, мимо – видит око, да зуб неймёт.

А о самолёте что говорить. Тут даже око видит главным образом непроницаемый белый ковёр облаков, закрывающий всё, что есть интересного на земле.

Тарасюк посмотрел в круглый иллюминатор. В похожей на снежную пустыню верхней кромке облаков не было ни единого окна.

Тяжело вздохнув, Григорий снова принялся за иностранные журналы. В последнем аэропорту он радикально обновил их запас и теперь почти в каждом обнаруживал новые высказывания по поводу «странной», «бессмысленной», «сенсационной», «поражающей», «возмутительной», «антинаучной», «легкомысленной», «бьющей на эффект», «бредовой» и т. д. и т. п. гипотезы русского астронома Белова, на днях опубликованной в московской газете.

Вот и на первой странице парижского «Пти» пляшущие оранжевые буквы возвещали:

«БЕЛОВ ОШИБАЕТСЯ – ОНИ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НА ОЛИМПЕ!

Оказывается, ничто так не волнует науку, как десяток булыжников, подобранных в середине прошлого века в Аравийской пустыне. По мнению доселе никому не известного русского учёного Белова, эти камни оставлены гостями из космоса ещё в те времена, когда наши предки имели обыкновение спать на деревьях.

В ослепительном свете идей господина Белова становится совершенно ясным, что космические путешественники не могли ограничиться булыжниками в пустыне, а совершили на Земле ещё немало величественных деяний.

Спешим поделиться с нашими читателями последними открытиями в этой области. Мы убеждены, что беловская компания в конце концов осела на горе Олимп в Греции. Каждому, кто знаком с древнегреческой литературой, известно, что существа, населявшие Олимп, обладали техникой, какая нам – в двадцатом веке – и не снится. Они преспокойно летали по воздуху безо всяких воздушных шаров, самолётов и ракет, превращались по малейшему желанию в любое животное, а один из них даже умел пускать молнии, чему современные люди ещё не научились.

Впрочем, оговоримся. Кое-кто (не будем называть имен) и в наше время учиняет если не молнию, то во всяком случае гром, поражающий воображение недостаточно образованных читателей».

Тарасюк улыбнулся и взялся за следующий журнал, на этот раз – солидный венский еженедельник.

– Интервью с Зингером? – пробормотал он. – Это уже посерьёзнее.

«…Пионер германского ракетостроения доктор Зингер заявил нашему корреспонденту:

«Мне хотелось бы задать уважаемому господину Белову только один вопрос: потрудился ли он подсчитать, сколько энергии потребовалось бы для полёта с околосветовой скоростью на расстояние, отделяющее нашу Солнечную систему от других звёзд? Наши приближённые расчёты показывают, что для такого полёта нужно больше энергии, чем выработало человечество за всё время своего существования.

Если даже предположить, что разумные существа могут где-либо во Вселенной распоряжаться столь фантастическим количеством энергии, они несомненно найдут ей более рациональное употребление, чем посещение населённой дикарями маленькой планетки, заброшенной капризом природы на одну из пустынных окраин Галактики».

Читая это сердитое интервью, Тарасюк уже не улыбался.

Нет, не таким представлял он раньше знаменитого ракетчика. Ну, продал свой талант фабрикантам пушек, но за что же так уничижительно отзываться о своей Земле?

Значит, для вас, господин Зингер, посещение Земли нерационально… А что же рационально? На что бы вы потратили это «фантастическое количество энергии», если бы могли им распоряжаться? На какое-нибудь «сверхфантастическое» оружие?

Что и говорить, не перевелись ещё дикари на нашей маленькой планетке!

Григорий рассеянно продолжал перелистывать журналы, уже не останавливаясь на крупных заголовках с «космическим оттенком», как вдруг его взгляд наткнулся на знакомое имя.

Клайд? Профессор Френсис Клайд? Кому-кому, а уж ему-то должна была понравиться мысль о том, что Хирбетская пирамида построена гостями из космоса! Ведь он ещё в своей первой крупной работе о происхождении египетских пирамид указывал: их пропорции свидетельствуют о больших математических познаниях тех, кто возвёл эти диковинные сооружения. Ни в каких других памятниках архитектуры Древнего Египта и других близлежащих стран подобных свидетельств нет!

«Как знать, – подумал Тарасюк, – не Хирбетская ли пирамида натолкнула египтян на мысль о форме усыпальниц для фараонов?»

Однако маститый профессор не оправдал его надежд.

«…Меня просят сказать, что я думаю о так называемой гипотезе Белова, – писал Френсис Клайд. – Оставив в стороне вопрос о саммилитах, в котором я не считаю себя достаточно компетентным, должен, однако, заметить, что исследование одного-двух образцов никогда не может служить основанием для выдвижения истинно научной гипотезы. Что же касается Хирбета, то, очевидно, господин Белов был введён в заблуждение кем-то из своих молодых коллег-историков.

Историческая наука давно разобралась в секретах производства античных и ещё более древних цивилизаций. Мы отлично знаем, каким образом древние мастера откалывали от скал огромные глыбы. Они забивали в трещины деревянные клинья и поливали их водой. Клинья разбухали – и глыба отваливалась. Наши предки умели пользоваться и огнем – раскаляли камень докрасна, а затем поливали его водой. И камень лопался.

Так мастера Древнего Египта вознесли к небу гигантские гробницы фараонов – кстати, куда более грандиозные, чем небольшая пирамида в Хирбете.

В глубокой древности люди научились не только вытёсывать огромные глыбы, но и передвигать их на большие расстояния при помощи самых примитивных рычагов. Это искусство дожило до наших дней на острове Пасхи. Тамошние жители поднимали и опускали, перевозили с места на место гигантские каменные статуи, пользуясь такими же орудиями, какими пользовались тысячи лет назад их далёкие предки – создатели этих статуй.

К сожалению, я должен предположить, что прекрасная книга господина Хейердала «Аку-аку» осталась не замеченной автором гипотезы, иначе он не мог бы выступить со столь наивными утверждениями».

Тарасюк нахмурился. Неужели он действительно подвёл Матвея, подсунув ему эту пирамиду?

Но ведь между египетскими пирамидами и Хирбетской – огромная разница. Те сложены из отдельных плит – эта вытесана целиком. Идолы с острова Пасхи весят десяток-другой тонн, а Хирбетская пирамида – тысячи! Её нечем поднять даже сегодня!

– Прошу застегнуть ремни! – раздался голос стюардессы. – Приготовьтесь к посадке. Через десять минут наш самолёт прибывает в Бейрут!

Григорий швырнул журналы на полку, застегнул ремни и достал из внутреннего кармана бумажник, чтобы в последний раз проверить, в порядке ли документы.

Заграничный паспорт… Командировочное удостоверение… А это что за бумажки?

Тарасюк вытащил из кармана телеграммы, полученные в редакции сразу же после опубликования статьи Матвея. Серёгин дал их приятелю перед отлётом – «на дорожку»!

Он развернул бланки. На первом стояло:

МОСКВЫ ПЯТНАДЦАТОГО ПЯТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

ПРОШУ ВКЛЮЧИТЬ СОСТАВ ЭКСПЕДИЦИИ ВТОРЫМ НОМЕРОМ ПЕРВЫЙ РАЗРЯД ЛЁГКОЙ АТЛЕТИКЕ ЗНАНИЕ ДРЕВНИХ ЯЗЫКОВ СОГЛАСНА ЛЮБЫЕ УСЛОВИЯ

МАЙЯ КРЕМНЕВА

«Сразу видно – наша!» – подумал Тарасюк. А вот вторая – тоже любопытная, хоть и явно «не наша»:

ЧИКАГО… СВЯЗИ ПОМОЛВКОЙ ДОЧЕРИ ЛИЛИАН ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ СТОИМОСТЬ ОЖЕРЕЛЬЯ ДВАДЦАТИ РОЗОВЫХ САММИЛИТОВ… УВАЖЕНИЕМ ДЖЕННИ ЮКЛИД.

А эта, наверное, дружеская шутка:

ВАША ПИРАМИДА ПЕРЕЕХАЛА ВПАДЕНИЮ ХРУСТАЛЬНОГО РУЧЬЯ ПЕРЛАМУТРОВОЕ ОЗЕРО ТЧК СЕДЫХ.

Самолёт сильно качнуло. Григорий спрятал бумажник в карман. Машина пошла на посадку.

Облака расступились, и внизу ярко заголубело море с белыми поплавками кораблей. По краю оно было оторочено блестящей каймой прибоя.

Но вот море наклонилось и ушло куда-то вбок, а прямо на самолёт стала наплывать крутая коричневая гора, покрытая тёмно-зелёными пятнами. Потом гора тоже наклонилась, и самолет начал проваливаться вниз.

Навстречу понеслась стайка белых домиков с красными крышами, потом несколько игрушечных труб с игрушечным клубящимся дымом, потом показался настоящий город – с многоэтажными домами, разноцветными жучками автомобилей и гусеницами трамваев.

Моторы перестали реветь. Совсем близко бешено помчалась серая бетонная лента посадочной полосы.

Через три часа маленький, видавший виды «додж» выскочил из города и понёсся вдоль небольшой горной речушки по направлению к горам, полукругом окаймлявшим горизонт.

– Не знаю, удастся ли проехать, – сказал шофёр, немолодой смуглолицый мужчина с точно такими же усами, как у Григория. – Я сделаю всё, что смогу, но господин не должен сердиться, если это не удастся. Я сразу предупредил господина, что на дороге в Хирбет стоят кордоны.

– Тайм из маней! Время – деньги! – объявил Тарасюк. – У меня мало времени. Поэтому вы получите вдвое больше, если приедем сегодня… А давно у вас тут осадное положение?

– Никакого положения нет, просто шофёры говорят: сегодня вечером лучше не езди, на дороге будут кордоны, – ответил шофёр.

– А почему?

– Сейчас никто не знает. А пройдёт неделя – все будет известно! Как с пещерами…

– С какими пещерами?

– А недели три назад на всех дорогах, которые ведут в Хирбетские горы… Да что там на дорогах – на всех тропинках появились жандармы! Стоят и никого не пускают. И стояли так дней десять. А знаете, в чем было дело? Оказывается, губернатору рассказали, что в горах есть пещера, а в пещере – клад, сто кувшинов золотых монет. Вот он и приказал оцепить горы и никого туда не пускать, а сам вызвал из Америки самых лучших сыщиков…

– Ну и как – нашли клад?

– Конечно, нашли! Если бы не нашли, так до сих пор никого не пускали бы в пещеры.

– А сейчас пускают?

Шофёр утвердительно кивнул.

– И вы сами тоже там были?

– Конечно! Все были!

– И нашли что-нибудь? Хоть одну золотую монетку?

Шофёр только усмехнулся,

Дорога влетела в горы и пошла выделывать замысловатые петли. Ещё пять или шесть раз на поворотах открывалась голубая гладь моря, а потом машина помчалась в узком туннеле между скалами. Время от времени туннель превращался в неширокую долину, а склоны становились более покатыми. Среди тёмной зелени листьев розовели незнакомые цветы.

Глава шестая
СКАЧКА С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

В одной из таких долин шофёр остановил машину у небольшого домика, сложенного из светлого камня. Сделав Тарасюку знак оставаться на месте, шофёр вошел в дом.

Уже через минуту он выскочил обратно, прыгнул на своё сиденье, включил мотор и, развернув машину, ни слова не говоря, погнал её в обратную сторону. Неподалёку от начала долины дорога опускалась к самому берегу реки. Собственно, рекой её можно было назвать только при большом воображении. Это был пяти-шестиметровой ширины поток из мелкой, белой, отлично промытой гальки, и только посередине этого каменного потока пенился и булькал тоненький ручеёк.

Машина осторожно съехала на каменное ложе реки и, следуя по нему, стала удаляться от шоссе. Только тогда, когда она отъехала довольно далеко, шофёр остановил машину и облегчённо вздохнул:

– Чуть не попались! Хорошо, ребята предупредили! Я пойду к шоссе, посмотрю вокруг…

Он выскочил из «доджа» и скрылся в прибрежных зарослях.

Тарасюк тоже вылез из машины. Вынул из багажника и спрятал на всякий случай в кустах чемоданы. Положил в карман ключ от зажигания, оставленный шофёром, и, хрустя галькой, двинулся в том же направлении, что и он.

Шоссе ещё было скрыто деревьями, когда Тарасюк услышал тяжёлый гул – повидимому, двигалась какая-то большегрузная машина. Он побежал по узкой тропинке к шоссе, спрятался за густым кустарником. Мимо него, оглушительно треща, пронеслись два мотоцикла с полицейскими. Потом показался военного образца тягач с длинным шестиосным прицепом. У прицепа были высокие борта, так что разглядеть содержимое кузова не удалось.

Только Григорий решил выйти на шоссе, как снова раздался треск мотоциклов. За мотоциклами проследовал ещё один тягач с прицепом.

Потом наступил долгий перерыв.

Тарасюк возвратился к машине, снова водворил чемоданы в багажник и стал терпеливо ждать.

Прошел час, полтора часа – шофёр не появлялся.

Время от времени с шоссе доносился слабый треск и сразу же после него громкий гул. Движение продолжалось полным ходом!

Начало темнеть. Крупные, а за ними и мелкие звёзды высыпали в тёмно-синем небе. Взошла луна. Снова стало светлее. Под колесами машины стеклом переливалась тонкая струйка ручья.

Наконец невдалеке зашуршали камни, и послышался знакомый голос:

– Живы?

– Умер! – спокойно сообщил Тарасюк.

– Подождем до утра или попытаемся проскочить?

Григорий посмотрел на часы. Половина второго.

– Попытка – не пытка! Поехали!

Шофёр включил мотор и вывел «додж» на шоссе.

Они проехали долину со смутно белевшим домиком и снова помчались по узкому туннелю. Справа и слева неслась темнота, и только наверху слабо серебрилась от лунного света полоска неба с крупными звёздами.

Под мерный рокот мотора Тарасюк вздремнул.

Его разбудили громкие голоса.

Машина стояла на обочине шоссе. Шофёра не было на месте.

Григорий прислушался. Но как раз в это время голоса затихли.

Послышались быстрые шаги, и к машине подошел шофёр.

– Проснулись? Можете спать дальше! – буркнул он. – Нарвались!

– Полиция? – спросил Григорий.

Шофёр молча кивнул.

– И сколько придётся ждать?

– Говорят, немного. Но толком никто не знает. Может, и до утра. Я же предупреждал господина…

– Что уж там! – сердито сказал Тарасюк. – К вам у меня претензий нет. Вы-то сделали всё…

Впереди на шоссе зажегся фонарь, луч скользнул по машине.

Григорий достал из чемодана пачку московских сигарет, угостил шофёра, а потом вылез из машины и направился прямо к фонарю.

Подойдя поближе, он разглядел высокую фигуру полицейского в плаще и феске.

– Никак не могу, – сказал полицейский, едва Тарасюк приблизился к нему. – Лучше не просите!

– И не надо, – равнодушно промолвил Григорий. – Я ещё молодой. Мне спешить не обязательно.

Полицейский улыбнулся. Он был по крайней мере вдвое старше Григория.

– Не найдется ли закурить?

Тарасюк протянул пачку сигарет полицейскому.

– Почему одну? Берите полдюжины! Стоять-то всю ночь!

– Боюсь, что вы правы, – добродушно проворчал тот. – Это только так говорится: «немного»…

– По сравнению с вечностью одна ночь – совсем немного, – заметил Григорий, щёлкнув зажигалкой.

Полицейский, подмигнув Тарасюку, прикурил свою сигарету и как зачарованный уставился на зажигалку.

Зажигалка и впрямь была необыкновенной: золотая ракета с искрами, вылетавшими из дюз.

…Вдали раздалось напряжённое гудение, а через несколько минут из-за поворота выплыли ослепительно сверкающие фары.

Полицейский зажёг зелёный фонарик.

Сотрясая землю, мимо Тарасюка медленно проехал тягач с прицепом.

И вслед за тем снова вдалеке раздался напряжённый гул.

– Ну и здоровый! – восхищённо произнес Тарасюк. – Не автомобиль, а целый вагон! Вы не знаете, сколько может поднять такая громадина?

– Семьдесят тонн! – с гордостью сообщил полицейский,

– Держу пари на зажигалку, – негромко промолвил Григорий, – что с трёх раз угадаю, какой груз они везут!

Полицейский подошёл поближе и явно заинтересованным тоном спросил:

– А если не угадаете?

– Семь бед – один ответ! – рассмеялся Тарасюк. – Если не угадаю, придется покупать новую.

Огненные глаза очередного тягача показались из-за поворота.

Полицейский зажёг красный фонарик.

– Что случилось? – крикнули из кабины, когда тягач с тяжёлым скрипом остановился в двух шагах от Тарасюка.

– Проверка! – объявил полицейский, легонько подтолкнув Григория к прицепу, а сам, с большей лёгкостью, чем можно было предполагать по его плотной фигуре, вскочил на колесо, подтянулся и заглянул за высокий борт.

– Ну! – нетерпеливо шепнул он.

– Атомная бомба! – произнес Тарасюк трагическим шёпотом.

Полицейский презрительно фыркнул:

– Раз!

– Новая колокольня для монастыря святого Гильома?

– Два!

– Марсианский корабль для туристов?

– Три!… А ну-ка лезьте сюда!

Григорий не заставил себя ждать. Одним прыжком он вскочил на колесо и заглянул в кузов.

Там было пусто!

Полицейский с победным видом поглядел на Тарасюка, первым спрыгнул с прицепа, любезно предложил руку Григорию и зажёг зелёный фонарик:

– Всё в порядке! Можете ехать!

Обдав Тарасюка тучей дизельного дыма, тягач взревел и тяжело тронулся с места.

– Ну как? – весело спросил полицейский.

– Не хочешь – не берись, а взялся – не журись! – в тон ему ответил Тарасюк, вручая зажигалку.

…Только на рассвете, когда длинная колонна тягачей, натужно ревя, проследовала в обратном направлении – к Бейруту, старенький «додж» смог двинуться дальше.

Полицейский приподнял феску и поклонился Григорию, как старому знакомому.

Через два часа машина въехала в кривые улочки Хирбета, образованные – как и везде на Востоке – не домами, а глухими глинобитными заборами.

– В гостиницу? – устало спросил шофёр.

– Сначала к пирамиде!

Проскочив Хирбет за какие-нибудь пять-шесть минут, «додж» запрыгал по грунтовой дороге, изрытой тяжёлыми скатами тягачей, потом выехал на каменистое плато с остатками кирпичных сооружений явно почтенного возраста и, наконец, остановился.

Поломанные кусты, погнутые стволы молодых деревьев, глубокие отпечатки шин на земле – всё это не оставляло никаких сомнений в том, что тягачи были здесь. Но зачем?

На площадке, размером в хорошее футбольное поле, засыпанной щебнем, валялись небольшие валуны. А дальше, у края холма, возвышалась знакомая Тарасюку по десяткам фотографий трёхгранная пирамида.

Перескакивая через маленькие камни и огибая на бегу большие, Тарасюк, запыхавшись, подбежал к каменному великану и шагов за двадцать от него остановился.

Ближе подходить не хотелось. Очень большие предметы лучше рассматривать издали.

Григорий стоял и думал о тех, кто оставил этот удивительный знак. Знак чего? Этого, к сожалению, пока никто не знает.

Медленными шагами Григорий подошёл к пирамиде и положил ладонь на её шершавую грань.

И тотчас же отдернул руку в величайшем изумлении.

Или он сошёл с ума, или только что совершил великое открытие. Хирбетская пирамида была сделана не из песчаника. И не из базальта, не из доломита, не из гранита, не из мрамора…

Григорий ещё раз погладил стенку, внимательно осмотрел её, машинально сунул в рот сигарету, чертыхнулся, не обнаружив в кармане зажигалки, и с минуту простоял в глубоком раздумье.

– Чушь! – наконец воскликнул он. – Дикая чушь! Древние не знали железобетона!

– Вы совершенно правы! – раздался рядом незнакомый голос.

Тарасюк обернулся. Около него стоял высокий, очень худой мужчина в белой рубашке и грубых парусиновых брюках.