Текст книги "Возвращение в Белоземицу (СИ)"

Автор книги: Валентин Гольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Спокойной ночи, Яна… Яночка.

Плечом ощутил, как она улыбнулась.

Я уже засыпал, когда точно наяву услышал слова: «Помни: она рядом, я видел!», и хорошее настроение немного померкло…

Глава 12

Глава 12

Я просыпаюсь от едва слышного писка будильника в наручных часах. Что-то с ними произошло, раньше они были раздражающе громкими, а потом стали вот такими, почти не слышными. Хорошо бы починить конечно, да всё забываю, потому давно уже привык просыпаться от звуков, на которые нормальные спящие люди вообще не обратят внимания. Нажимаю кнопку и лежу, прислушиваясь к тишине. Она тут необыкновенная, совсем не такая как в городе. В городе она бездумная, пропитанная постоянным движением, хаосом звуков и миазмами тысяч жителей, здесь же, она со смыслом. Причём здесь – это не в Белоземице в целом, а именно тут, в этом доме.

Задумываюсь над этими странными мыслями – откуда они взялись?

Так и не придя ни к чему, поворачиваю голову и смотрю на спящую рядом Яну. Её дыхание ровное и глубокое, а лицо расслабленное, на нём непривычно нежное выражение. Днём я этого не замечал, сейчас же ощущаю девушку как близкого и почти родного мне человека, так и тянет обнять и коснуться её тёплых губ своими. Вовремя одёргиваю себя, мысленно внушаю, что сделать так – значит навсегда потерять её и своё уважение, и всё же не выдержав, провожу ладонью по нежной щеке, едва-едва ощутимо.

Встаю почти бесшумно: ноги сами помнят где находится скрипучая доска и выхожу из дома, выдав себя лишь стоном петель входной двери. Смазать бы их, да где маслёнку взять. Может у Виталика найдётся канистра масла в машине?

Выхожу в центр двора и останавливаюсь. Слова приходят сами, и я шепчу их едва-едва слышно, отдавая ветру и не задумываясь куда он их уносит.

– Это последний шаг. Пути назад не будет, ты уверен в том, что делаешь?

Не оглядываюсь, потому что понимаю, что собеседника за спиной не найду, его здесь вообще нет. Есть лишь голос, хотя, как такое возможно – объяснить не возьмусь. Не прерываюсь – сейчас нельзя прерываться. Больше всего я сейчас похож на этакий громкоговоритель: издаваемые звуки ко мне не имеют отношения. Озвучиваю слова неведомого языка, не понимая смысла и не зная, что они значат. Откуда берутся, или кто их в мои уста вкладывает – неведомо… Голос ждёт, затем снова вопрошает:

– Неужели жизнь настолько тебе опротивела, что ты готов от неё отказаться?

На миг запинаюсь, потому что вопрос меня пугает. Затем губы продолжают шептать непонятное, а услышанная фраза аукается и перекликается в голове, не желая уходить. Дорожу ли я своей жизнью? Но ведь жизнь ритуалом не прерывается, или это не так? Что знает о моей жизни вопрошающий и что он знает о том, что меня ждёт? Я слепо доверился… кому? Кто оставил нашей семье это наследие, и для чего? И не потому ли обрываются некоторые из ветвей генеалогического древа в отцовском кабинете, что уже были смельчаки, решившие пройти этот путь. Смельчаки ли они, или же безумцы?

Третья ночь с момента как я зажёг свечу заканчивается. У меня есть шанс остановиться, но он последний. Я вспоминаю горечь, которая порой проскальзывала в интонациях отца, когда он рассказывал мне историю нашего рода. Мы – по сути хранители, которые сами не знают, что находится в их руках. Отец не воспользовался своей тетрадью, и всегда сожалел об этом. Не знаю почему, может виной тому несчастный брак и не сложившаяся в дальнейшем жизнь, а может знал нечто, что так и не решился рассказать мне. Что он нашёл в своих поисках, длиною в целую жизнь?

– Иди в дом, человек. То, что ты делаешь – тебе не по плечу. Твой дед и отец поняли это, оттого отступили.

Слова, что я нашёптывал ветру окончены, и не сдержавшись, я отвечаю неведомому собеседнику:

– Значит мой отец тоже пытался?

– Он остановился в третью ночь, так же как ты сейчас. Он понял и прожил долгую, интересную жизнь, получив бессмертие в тебе.

Фраза странная, но я её понимаю, или надеюсь, что понимаю… Но ещё лучше понимаю, что отец жалел не о том, что не воспользовался записями, а о том, что остановился. В третью ночь. Так же, как я. Как я?!

– Я не хочу останавливаться, – не чувствую в своих словах твёрдости, которую надеялся услышать, но отступать тем не менее не намерен. – Я пойду до конца.

– Зря, зря, зря… – доносится до меня шёпот.

– Кто ты? С кем я разговариваю?

– Ты не поймёшь. А если когда-нибудь всё же доберёшься до истины, она может послужить причиной твоей смерти.

Осмысливаю. Напрямую, мне вроде бы не угрожают, однако же если вдуматься, можно понять и так… Время капает последними минутами ночи и вздохнув, я выкидываю собеседника из головы. Достаю нож и надрезаю многострадальную левую ладонь. Всё равно она у меня в нерабочем состоянии – глупо резать ещё и правую. Подношу её к губам, и говорю в полный голос:

– Именем своего рода…

Ветер подхватывает слова, и тот, невидимый, с некоторой издёвкой говорит:

– Так не получится. Ты должен произнести клятву на истинном языке, твой язык слишком беден что бы её осилить. Жаль, что ты его не знаешь, правда?

Понимаю, что он прав и остановившись, мысленно зову того, кем я был прошлую ночь, того, кто одновременно пугает и так тянет меня. Ничего не происходит, но я зову вновь и вновь. Ты должен прийти! Я не могу без твоей помощи! Невольно начинаю шептать это вслух, и собеседник смеётся, на этот раз по-настоящему издевательски.

Что я делаю не так? И почему ничего подобного в записях нет?

Рассвет всё ближе и ближе.

«Ты, с жёлтыми глазами, почему ты меня не слышишь? Я зову тебя! Вчера ты был…»

Прерываюсь, потому что зачем звать того, кто всё время присутствует здесь? Ведь вчерашний, желтоглазый – это тоже я, и надо достучаться не до кого-то абстрактного, нужно воззвать к себе, к тому, что находится в моей голове, или душе, да где бы ты не был, отзовись!

А ещё понимаю, что мы хранители не тетради, или не только её. То, что мы храним – много глубже, и оно спрятано в нас самих, надо лишь найти и пробудить! Вновь полосую ножом по ладони, от безысходности, и потому что помню: моя кровь имеет немалую силу, так может быть, хотя бы она поможет?

Не знаю, что из этого сыграло роль, может быть всё что я сделал было правильно, а действия лишь дополнили друг друга. Ладони начинают зудеть так, что я невольно вскрикиваю. Смотрю, и не замечаю повязки, её точно нет, зато я понимаю, что за символы на мне изображены. Правильные слова клятвы здесь, их можно прочесть…

Ставлю ладони рядом и хочу рассмеяться: так просто! Невидимый собеседник ещё что-то говорит, но его слова не важны, потому что наконец звучит клятва.

На земле вокруг меня вспыхивают ослепительно-белым десятки линий, оказывается я стою точно в там, где сегодня лежало тело принесённого в жертву пса. Пентаграмма, сотканная прошлой ночью не исчезла, она осталась на своём месте, и сейчас напитывается чем-то новым, или же напитываюсь ею я – не могу понять.

Тишина падает на двор, звонкая и внезапная. Всё закончилось. Чувствую, что вот-вот упаду, тело мокрое от пота, солёные капли текут по лбу и попадают в глаза. Тру их руками, но это почему-то не помогает – всё вокруг мутное и расплывчатое. Почти ничего не видя, чуть ли не наощупь иду в баню, куда давеча натаскал воду, и раздевшись, наскоро умываюсь. Полотенца разумеется нет, поэтому стою некоторое время на крыльце, подставив своё тело утреннему ласковому ветерку.

Кто был тот неведомый собеседник, и что он от меня хотел? Впрочем, что хотел – я уже понял, но вот для чего ему это было нужно, почему он пытался меня остановить? Возможно стоит спросить об этом отца, обязательно ему позвоню. А ещё, думаю о том, что не помню принесённой клятвы. Да и помнил бы – она же звучала не на моём родном языке! И как я должен её выполнить? Вопросы, вопросы… Кому бы их адресовать. Кажется, я уже достаточно сухой, потому захожу домой и ныряю под одеяло к девушке.

Яна тёплая, сонная и беззащитная бурчит сквозь сон и обзывает меня, я даже не понимаю кем. Тем не менее, обнимаю её, целую в горячее плечо и лежу, чувствуя, как начинает потряхивать после произошедшего, почему-то отходняк настигает только сейчас. Опять приходят вопросы: «куда я иду», «зачем это делаю» и другие, и у меня нет внятного ответа, потому что ответ «чувствую, что всё делаю правильно», моим внутренним собеседником отвергается как необоснованный.

– Ты чего трясёшься, замёрз? – сонно шепчет Яна, и я обрадованный тем, что нахожусь здесь не один, почти с облечением соглашаюсь с ней.

– Практически до состояния обморожения. Согрела бы, что ли… – пьянея от своей наглости, обнимаю её, засовываю руку под задравшуюся футболку, кладу ладонь на тёплый, почти горячий животик, и она тут же скользит выше, в направлении груди.

Предвкушаю, что меня стукнут, или вообще столкнут с кровати, но скорее всего совместят эти процедуры, а это ещё лучше. Сейчас нужна встряска, однако Яна не делает ни того, ни другого: она поворачивается на бок, лицом ко мне, и передо мной оказываются её глаза. Зелёные, ведьмовские... Тону в них, а она касается моих губ своими, нежно-нежно, едва ощутимо.

Моя рука на её спине, чувствую какая она худенькая, полоски рёбер и дорожка позвонков под пальцами – бегу по ним выше. Возбуждение охватывает меня, хочу её прямо сейчас, хочу до зубовного скрежета! Девичья ладошка зарывается в мои волосы и…

– Ай! Яна!

Мало того, что она меня сильно дёргает за волосы, так ещё и кусает за нижнюю губу!

Довольная собой, девушка отворачивается от меня и бормочет:

– Не наглей и шаловливые ладошки держи при себе. Я всё-таки приличная дама, почти из высшего общества, а ты тут со своими гусарскими замашками. Хотя, обнять меня всё-таки можешь, это разрешается.

Кладу руку поверх тонкого одеяла куда-то в район её талии и разочаровано вздыхаю.

Но целуется она всё же классно. Вспоминаю тепло её дыхания, вкус губ и улыбаюсь. Оно того стоило, за такое я готов вытерпеть и большее…

Глава 13

Глава 13

Утро встречает меня ощущением солнечных лучей на щеках, ароматами травы, а ещё невероятно аппетитным запахом блинчиков. Открыв глаза, обнаруживаю, что ставни на окнах распахнуты, как и сами окна, а на кухне скворчит сковородка и что-то негромко напевает Яна.

Лежу и счастливо улыбаюсь, глядя на потолок. Как всё-таки человеку мало надо для счастья! Потягиваюсь, изгибаюсь на кровати и неожиданно обнаруживаю, что спина назад сгибается странно легко. Без малейших усилий, встаю на мостик, затем качнув тело вперёд, прямо из мостика оказываюсь на ногах. Ну ничего себе! Сажусь на кровати шокированный сделанным. Это что, тоже последствия ритуала?

Из-под соседней подушки выглядывает тёмно-синяя полоска, заинтересовавшись, тяну за неё и на свет показывается бюстгальтер, тот самый, который вчера был одет на Яне, когда она снимала платье. Фыркаю и торопливо заталкиваю этот предмет одежды на место.

«Живёшь с девушкой – будь готов и к таким находкам» – внушаю я себе, но смущение не проходит.

Лишь сейчас, вдруг осознаю, что по-настоящему живу с девушкой. Пусть даже это только на несколько дней, или недель, но всё равно, ведь это взаправду. Мы с ней спим даже не в одной комнате, а в одной кровати! Это шокирует. Как подобное могло сложиться? И зачем ей я? Не верю, что Яна способна жить вот так с любым парнем, что-то она во мне нашла, но что? И, не связано ли это с тем путём, по которому я иду? Не верю в совпадения и не хочется верить в двойное дно поступков моей подруги. Или кто она мне теперь? Сожительница? Моя девушка? Всё не подходит... Тогда кто?

Наконец, натягиваю шорты и выхожу из комнаты.

Яна не была бы Яной, если бы у неё всё было в порядке. По обеденному столу рассыпана мука и разлито молоко. Кроме того, у стены стоит сумка, в которой девушка привезла продукты. Что сумку открывала именно она – можно сразу определить по россыпи баночек и пакетов рядом с сумкой. Ну почему нельзя аккуратно всё разобрать и разложить по своим местам?

Вздыхаю и заглядываю на кухню. Создательница беспорядка стоит перед плитой, задумчиво глядя на блин лежащий на полу. Оглянувшись на меня, Яна жалуется:

– Представляешь, упал. Что за кривые блины у меня пекутся?

– Думаю, что блины кривыми не бывают, – мой недавний шок от увиденного беспорядка ещё явно не до конца прошёл, потому что ляпаю правду.

– Да?! Может хочешь сказать это у меня с руками что-то не то?

– Янка, ну что ты такое говоришь… – жалею, что я не черепашонок, и не могу спрятать дурную голову в панцирь. – Ты же его наверно на тарелку хотела переложить, а он выскользнул. Сама видишь, какая тут кухня – никаких условий. Ни приборов нормальных, ни посуды.

– Точно, – вздыхает девушка, успокаиваясь. – Жалко, это уже второй.

Она отправляет виновника своих переживаний в мусорный пакет и перекрыв газ, предлагает позавтракать.

Блины со сгущёнкой и ароматным травяным чаем – восхитительны. Уминаю их что называется «за обе щёки». На столе лежит целлофановый пакет с травяным сбором. Разглядываю его, но какие-либо опознавательные знаки не нахожу – неужели сами собирали? Яна подтверждает моё предположение. Сама она ограничивается на завтрак лишь кружкой чая да карамельками.

– Я по утрам мало ем, – поясняет она. – А вот готовить – привыкла. Живу вместе с братом и его семьёй. У него жена Наталка, раньше обеда вообще не любит вставать, только когда Виталя ругаться начинает. А я часов в семь обычно просыпаюсь, вот и сложилось так, что завтрак племяшке и брату готовлю.

Думаю, что вообще то Яна чудесная, хотя немного и чудная. А ещё она потрясающе выглядит по утрам, словно и не проснулась совсем недавно. У меня то самого волосы торчат на затылке и укладываться никак не желают, а она – точно из салона красоты только что. Причём я даже не вижу косметики на её лице! И домашняя одежда, уже знакомая мне зелёная футболка и шортики, лишь подчёркивают её прелесть.

А ещё, задумываюсь: уж не влюбился ли я? В последнее время эта девушка занимает слишком много места в моей голове.

– А сейчас, пока ты добрый и умиротворённый вкусным завтраком, займёмся обязательными утренними пытками, – радостно сообщает Янка и я кашляю, так эта фраза диссонирует с моим счастливым состоянием.

– Чего? – показушно отодвигаю от неё нож и смотрю в зелёные глаза.

– Пытать тебя буду, – подтверждает Яна. –Давай, колись, что у тебя с рукой?

– Ах, это…

– Не это, а давай рассказывай! Ты вчера весь вечер юлил и отмазывался, я пока не спрашиваю про твои татушки, но что с рукой?

– «Сеня, Сеня, что с рукой?» – цитирую старый и очень добрый фильм, чтобы оттянуть мгновение признания.

– Ди-и-им!

Эти нахмуренные брови и этот тон я уже знаю, потому вздыхаю и молча разматываю ладонь. Как объяснить девушке два глубоких, проходящих рядом пореза – не представляю, но объяснять ничего не приходится. На ладони нет даже шрамов или рубцов, таращу глаза так, что они наверно даже немножко вылезают из орбит.

– Мда-а-а… – тянет Яна. – Судя по твоему виду, здесь должно было быть нечто кровавое и жуткое. Или, «золото, бриллианты»?

Я и не думал, что она тоже видела «Бриллиантовую руку», тем более способна её процитировать, но сейчас как-то не до этого.

– Царапина была, – стараюсь чтобы голос звучал боле-менее естественно. – Неужели я тогда так много выпил?

– Вот и главная разгадка всех загадок!

Яна смеётся, забирает со стола опустевшую широкую тарелку и отправляется на кухню печь блины дальше, а я потираю ладонь и размышляю о том, что это такое сейчас было. Во-первых, конечно рана. Две глубокие борозды, оставленные моим ножом и сейчас стоят перед глазами, я не мог ошибиться. Да и боль от порезов ещё свежа в памяти. А во-вторых, появившаяся во мне уверенность в том, что смех Яны был неискренним. Сам не могу объяснить откуда взялось это чувство, но принимаю его не колеблясь, и пытаюсь понять: зачем девушке это лицемерие, что она знает или видела?

Допиваю остатки чая в бокале и вдруг замечаю, что мы здесь не одни. На подоконнике, по ту сторону окна сидит небольшое, размером с крупную кошку, странное создание. Пучеглазый дедулька, с носом-картошкой и мясистыми губами, которые выглядывают из густой седой бороды, он перебирает маленькими пальчиками, словно ведёт какие-то сложные для него подсчёты. Из-под короткой шапочки-тюбетейки торчит пучок волос, почему-то только один – спереди. Что-то в нём есть от старичка-боровичка из советских мультфильмов. Заметив мой изумлённый взгляд, он лыбится, показывая редкие, но крупные зубы и подносит указательный палец к губам.

Зажмуриваюсь и трясу головой, после чего осторожно приоткрываю один глаз и никого постороннего не вижу. Что за глюки… На всякий случай открываю окно, высунувшись в проём, изучаю окрестности. Пусто, даже птиц не видно, хотя весёлое «чирик-чирик» звучит совсем рядом… Захлопываю ставни и сажусь на своё место, сам не зная, что буду делать, если этот гость появится вновь. Была ли это галлюцинация, или я его видел на самом деле?

– Дим, а где здесь вообще мыться можно? – вопрошает Яна и я, не понимая вопроса, заглядываю к ней на кухоньку. Первым делом, смотрю в окно – за ним ничего особенного...

– В каком смысле? В умывальнике можно умываться...

– Что ты до сих пор не сделал.

– Меня блины отвлекли! – вяло защищаюсь я. – Сейчас пойду, конечно.

– Это хорошо, всегда приятно, когда с тебя слой грязи не падает…

– Когда это он падал! Что ты такое наговариваешь! – возмущаюсь я, но она не слушает.

– …Но девушки более чистоплотные существа чем мужчины…

– Вот именно. Существа – это правильное определение, – мстительно говорю я, и Яна, неловко повернувшись, наступает мне на ногу.

– Ой, извини, – хлопает она глазами. – Тебе не больно? Нет?! Значит, потом наступлю ещё раз, посильнее…

– Мне больно! – жалуюсь на всякий случай, и даже потираю большой палец левой ноги о лодыжку правой.

– Не ной и не отвлекай меня, – Яна выкладывает последний готовый блинчик на тарелку и с видом истинной героини поворачивается ко мне. – Я молодец?

– Молодец и просто прелесть! – подтверждаю совершенно искренне.

Она стоит так близко и так маняще, что, не удержавшись, кладу руки на её хрупкие плечи и целую в висок. Яна смотрит озадаченно и весело, а я смущаюсь и убрав руки, не знаю куда их теперь деть, они становятся странно лишними и мешаются. Так и тянет спрятать их за спину, но чувствую, что это будет какой-то мультяшно-смешной жест.

– А чего блинов так мало? – Замечаю, что тарелка почти пустая.

– Скотина ты всё-таки, – оскорбляется Яна. – Я же готовила только на завтрак, тебе хватило и ещё осталось!

– Извини-извини, у меня дома их всегда жарили помногу, потому что блины и холодные тоже очень вкусные, – опять пытаюсь приобнять девушку, но на этот раз меня отталкивают.

– Если тебе нужны холодные – закинь их в морозилку! И ещё лучше, сам туда залезь! А я на завтрак приготовила свежие и горячие!

– Да всё я понял, осознал и покаялся. И уже ухожу умываться.

– Да! То есть нет! Ты меня своими блинами отвлёк, я же спросила где тут мыться можно? Дома я всегда принимала по утрам душ, а тут что, только река рядом? Это же неудобно, и на улице не всегда тепло.

– Баня есть… – кажется я понимаю о чём она говорит. Чешу затылок, чтобы простимулировать голову на новые мысли, но новых не приходит. – Больше ничего не могу придумать на скорую руку.

– А баней можно пользоваться? Она вообще работает? В смысле стояла же долго без ухода, с ней точно всё в порядке?

– Я туда даже воду натаскал и полы помыл. Веника только нет, жаль, попариться было бы здорово.

– Его можно в магазине купить, – отмахивается девушка.

– Ян, ты вообще видела местный магазин? – интересуюсь я насмешливо, но она вполне серьёзно кивает в ответ.

– Видела, и даже была в нём. Веники там есть.

– В синем вагончике?

– Ну да, а что в этом такого? – смотрит она на меня удивлённо. Тут веники для себя заготавливают только постоянные жители, а дачников приезжает летом не одна семья. Бани есть у всех, за вениками идут в магазин. Мы в прошлом году, когда тут неделю с друзьями отдыхали, сами веники в этом вагончике брали.

– Значит, провалившаяся крыша и прочие беды с домом за этот год произошли?

– Произошли, – вздыхает Яна. – Тогда тоже были потёки на потолке, я даже Витале звонила, но ему некогда было заниматься ремонтом. Дим, ты если будешь баню топить, то веник купи, я бы тоже попарилась.

Представляю её в парной с веником в руках, и до невозможности хочу выступить сегодня в роли парильщика.

– А ты опять о каких-то глупостях подумал, – смеётся девушка и издевательски интересуется: – Меня в бане представил, я угадала?

– Ну почему сразу о глупостях, – бубню в ответ.

– Потому что у тебя лицо становится глупеньким и восторженным. Даже не знаю, на кого ты похож… Может на Сида? Помнишь, в мультике «Ледниковый период» был такой.

– И нечего не такое! – возмущаюсь я и невольно начинаю смеяться, потому что вспоминаю как этот самый Сид выглядел.

– Ну хорошо, может я преувеличиваю. Но всё равно, ты смешной. И ещё, я угадала.

– Я подумал, что тоже люблю париться. Только одному неудобно, спину не побьёшь как надо...

– А, так ты всего лишь хотел предложить свою помощь… – опять веселится она. – Иди уже, тимуровец. Посмотрим на твоё поведение…

Последняя фраза меня смущает настолько, что одеваюсь, беру кошелёк и иду в магазин совершенно на автомате. Неужели она и в самом деле хочет?..