Текст книги "Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы)"
Автор книги: Вадим Роговин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
XXIII «Сверхборджиа в Кремле»
Наряду с версией «психологического убийства» существует ещё одна версия смерти Ленина, впервые изложенная Троцким в статье «Сверхборджиа в Кремле», которая была опубликована в американской газете «Либерти» 10 августа 1940 года. В пользу этой версии, наряду с упоминавшимся нами ранее сообщением о заседании Политбюро в начале 1923 года, Троцкий выдвигал ряд важных аргументов. Во-первых, неуклонное улучшение здоровья Ленина с июля 1923 года сменилось 20 января 1924 года резким и непонятным врачам переломом к худшему, приведшему спустя день к скоропостижной смерти. Во-вторых, этот перелом наступил сразу после отъезда Троцкого на Кавказ, откуда он не имел возможности возвратиться ко дню похорон и тем более – ко дню вскрытия тела. В-третьих, Сталин, хорошо знавший о положительных сдвигах в здоровье Ленина, в январе 1924 года был более чем когда-либо заинтересован в его смерти.
В подтверждение первого аргумента Троцкий ссылался на свои неоднократные разговоры с врачом Ф. А. Гетье, лечившим его и Ленина: «Неужели же, Федор Александрович, это конец? – спрашивали мы с женой его не раз.
– Никак нельзя этого сказать; Владимир Ильич может снова подняться, – организм мощный.
– А умственные способности?
– В основном останутся незатронуты. Не всякая нота будет, может быть, иметь прежнюю чистоту, но виртуоз останется виртуозом»[369]369
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 46.
[Закрыть].
К этому можно прибавить, что из всех врачей, лечивших Ленина, Гетье имел наилучшие возможности наблюдать за его здоровьем. По свидетельству другого лечащего врача С. М. Доброгаева, у Ленина обычно устанавливалось отрицательное отношение ко всем лечившим его врачам, и им поэтому приходилось производить свои наблюдения в известной мере скрытно, наблюдая больного из соседней комнаты либо расспрашивая о его состоянии Надежду Константиновну, Марию Ильиничну и ухаживавших за Лениным медсестер и санитаров. «Только один из врачей – Ф. А. Гетье не вызывал против себя этой отрицательной реакции больного, и это делало возможным осуществление более непосредственного, систематического врачебного наблюдения за больным»[370]370
Сб. Минувшее. Т. 2. С. 185.
[Закрыть]
Троцкий писал, что, почувствовав после марта 1923 года прилив уверенности, «Сталин действовал так, как если б Ленин был уже мертв. Но больной обманул его ожидания. Могучий организм, поддерживаемый непреклонной волей, взял своё. К зиме Ленин начал медленно поправляться… Врачи давали всё более обнадеживающие заключения»[371]371
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 56.
[Закрыть].
Эти слова подтверждаются данными, опубликованными в 12-м томе Биохроники Ленина. С середины июля 1923 года началось медленное, но неуклонное улучшение его здоровья. Уже в середине августа оно улучшилось настолько, что были отменены постоянные дежурства у постели больного врачей, а в сентябре – и медсестер. С 10 августа по настойчивой просьбе Ленина врачи разрешили ему чтение газет. С этого и до последнего дня своей жизни он просматривал «Правду» и другие газеты, журналы, книги, смотрел кинофильмы и был, таким образом, в курсе всех основных событий политической жизни. В ноябре он выезжал в Москву, принимал делегацию рабочих Глуховской мануфактуры, встречался с товарищами по партии (Преображенским, Пятницким, Веронским, Крестинским, Скворцовым-Степановым), рассказывавшими ему о внутриполитических и международных событиях. (Особое внимание и даже воодушевление Ленина вызвали рассказы его товарищей по партии о назревании революционной ситуации в Германии). В конце ноября приглашённый на консультацию профессор Бехтерев нашёл, что с весны 1923 года, когда он впервые осматривал Ленина, его здоровье значительно улучшилось.
Об устойчивом улучшении здоровья Ленина свидетельствуют и письма Крупской, обращённые к близким ей людям. «То, что достигнуто за последний месяц, обычно достигается месяцами. Настроение у него очень хорошее, теперь и он видит уж, что выздоравливает…» (2 сентября). «…Как далеко пойдет поправка, – никто сказать не может, может и полное восстановление быть» (13 сентября). «Доктора надеются на полное выздоровление Владимира Ильича, сейчас он почти совершенно поправился, физически чувствует себя неплохо, внимательно следит за газетами и вновь выходящей литературой, нашей и белогвардейской, но работать ещё не может». (4 января 1924 года)[372]372
Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 181—184.
[Закрыть].
Внезапный перелом в состоянии здоровья Ленина (в сторону резкого ухудшения) произошёл 20 января. В этот день его посетил профессор Авербах, который в ходе осмотра не нашёл болезненных изменений. С 16 часов у постели Ленина непрерывно шли консультации лечащих врачей. Последняя консультация произошла за 15 минут до резкого перехода Ленина в бессознательное состояние. Ещё спустя час 20 минут наступила смерть.
Рассмотрим теперь другие аргументы Троцкого в пользу версии об отравлении Ленина.
Сообщения из Горок в начале 1924 года говорили о том, что перспективу выздоровления Ленина и хотя бы его частичного возвращения к политической жизни нельзя исключать. Сталин не мог не понимать, что в этом случае ленинское вмешательство в ход событий почти наверняка ударит прежде всего по нему, Сталину.
В эти, как впрочем и в последующие годы, Сталин без стеснения раскрывал в разговорах со своими ближайшими союзниками свои отталкивающие черты и вероломные замыслы. После разрыва со Сталиным Каменев рассказал Троцкому о «задушевной беседе» Сталина с ним и Дзержинским в 1923 году. Сталин сказал, что «высшее наслаждение в жизни – это зорко наметить врага, тщательно всё подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать»[373]373
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 49, 50.
[Закрыть].
О том, что эта «задушевная беседа» стала известной и . другим партийным руководителям, свидетельствуют воспоминания Г. Серебряковой о том, что примерно в тех же словах ей описывал данный эпизод её муж Г. Я. Сокольников.
В начале 1924 года главную опасность для Сталина представлял не Троцкий, чье влияние в партии было ослаблено за предшествующий год, а Ленин, разумеется, в том случае, если бы он сумел победить свою болезнь и вмешаться в партийные дела. Авторитет Ленина ещё более вырос за время партийной дискуссии: к его имени апеллировали, на него ссылались обе противоборствующие стороны. Тогда же в широкий партийный обиход впервые вошло понятие «ленинизм». Позиция Ленина по отношению к Сталину, как это было ясно посвящённым уже в начале 1923 года, стала однозначно непримиримой. Ленинский голос мог бы свести на нет все «победы», одержанные «тройкой» и прежде всего Сталиным за время отключения Ленина от руководства партией.
Версия, изложенная в статье «Сверхборджиа в Кремле», неоднократно обсуждалась в исторической литературе. Обращая внимание на то, что эта статья появилась в печати за десять дней до убийства Троцкого, Авторханов высказывал предположение о том, что Сталин приказал ускорить это убийство, чтобы предупредить дальнейшие разоблачения со стороны Троцкого. Это предположение представляется вполне правдоподобным, поскольку до Сталина не могли не доходить сообщения зарубежной печати, что Троцкий работает над книгой «Сталин» и собирается вскоре выпустить её.
Комментируя содержавшийся в статье «Сверхборджиа в Кремле» рассказ об обсуждении по инициативе Сталина на заседании Политбюро в феврале 1923 года ленинской просьбы о яде, Авторханов писал: «Трудно найти в истории политиков, которые, планируя преступление, умели бы создавать себе наперёд столь абсолютное алиби, как это умел делать Сталин. Можно быть уверенным, что Сталин никакого яда Ленину не дал, но Сталин откровенно предупредил Политбюро: смотрите в оба, я, конечно, Ленину яда не дал бы, а вот сам Ленин ищет яд, а кто ищет, тот и находит! В семье ли, среди ли друзей – посетителей (несмотря на «медицинский карантин», Ленина посещали почти все, кроме Троцкого) может найтись человек, который даст яд из сострадания. Если же при вскрытии тела установят отравление, Сталин скажет: «Вот видите, что я вам говорил!» Сталин был не мелкотравчатым ловкачом и жуликом, а тем, кем его называли при жизни – корифеем. Но корифеем – науки преступления и искусства его маскировки. К тому же Сталин жил не в эпоху Римской империи, когда его духовный предтеча, Нерон, почти не скрывал, что убил собственную мать. И не в средневековье, когда тираны прибегали к ядам довольно по-дилетантски. Сталин жил в эпоху, когда яды были усовершенствованы, а их применение так скрупулезно дозировано, что человек может умирать неделями, а если нужно – то и годами»[374]374
Даугава. 1990. № 9. С. 65.
[Закрыть].
Авторханову, кстати отличающемуся патологическим антикоммунизмом, нельзя отказать в психологической точности анализа характера и поведения Сталина. Как можно судить по приведённой цитате, Авторханов считал, что Сталин не передал Ленину яда, но тайно использовал яд для медленного умерщвления Ленина. Авторханов ссылался также на известные ему разговоры 20-х годов в высших партийных кругах Грузии о том, что Ленин был либо отравлен Сталиным, либо покончил жизнь самоубийством, приняв яд, переданный ему Сталиным.
Версию о «медицинском убийстве» не отвергал полностью и Поссони, выдвигая в её пользу два наиболее серьёзных аргумента: первый – здоровье Ленина особенно ухудшалось тогда, когда это нужно было Сталину в политических целях; второй – Сталин не разрешил произвести полного вскрытия тела Ленина. Поссони считает весьма вероятным, что «конец Ленина был ускорен шприцем морфия».
К версии о «медицинском убийстве» возвратился в середине 70-х годов диссидент из третьей волны русской эмиграции В. Соловьев в романе «Операция «Мавзолей». Соловьев считает эту версию полностью доказанной и в подтверждение этого приводит много дополнительных свидетельств очевидцев. Многие из них явно недостоверны или почерпнуты из сомнительных источников[375]375
*Так Соловьев склонен принимать на веру опубликованное в 1955 году в Нью-Йорке сообщение Е. Лермоло о том, что она встречалась в 30-е годы в Челябинском изоляторе со старым большевиком Г. Волковым, готовившим пищу для Ленина, и Волков якобы рассказал ей, что 21 января Ленин передал ему свою собственноручную записку (!): «Гаврилушка, меня отравили». Петренко, а также некоторые зарубежные исследователи считают книгу Лермоло «образцом скомбинированных слухов».
[Закрыть]. Однако некоторые факты, подтверждаемые объективными источниками, представляют безусловный интерес[376]376
*Мы имеем в виду прежде всего ссылку Соловьева на то, что Гетье отказался подписать протокол о вскрытии тела Ленина. Действительно, Гетье не указан среди подписавших «Акт патолого-анатомического вскрытия тела В. И. Ульянова-Ленина», хотя его имя значится в составе комиссии, производившей эту процедуру.
[Закрыть].
В своём романе Соловьев уделяет большое внимание статье «Сверхборджиа в Кремле» и выдвигает существенный вопрос: почему за шестнадцать лет после эпизода на заседании Политбюро Троцкий не обмолвился о нём ни словом и даже отгонял от себя возникающие в связи с этим подозрения. Ответ на этот вопрос Соловьев видит в том, что Троцкий был «слишком объективен к Сталину», поскольку он полагал «судьбу революции превыше своих личных мнений», «стремился к объективности, даже когда та прямо противоречила его вкусам, принципам и проницательности»[377]377
Совершенно секретно. 1990. № 9.
[Закрыть].
В этих словах много справедливого. Все разоблачения Сталина Троцким базировались на скрупулезном анализе фактов и документов, а не на интуитивных предложениях или подозрениях. К выводу о том, что Ленин мог быть отравлен Сталиным, Троцкий пришёл лишь после тщательного анализа стенографического отчёта о процессе «право-троцкистского блока» (1938 год). Этот анализ привёл его к убеждению, что «основные элементы сталинских подлогов не извлечены из чистой фантазии, а взяты из действительности, большей частью из дел или замыслов самого мастера острых блюд»[378]378
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 55—59.
[Закрыть]. Сопоставляя ставший известным на процессе факт, что Ягода, пользовавшийся особым расположением Сталина, имел шкаф ядов и даже специальную токсикологическую лабораторию, с разговором о яде на совещании в Политбюро, Троцкий счёл правдоподобной гипотезу об отравлении Ленина.
За последние годы вывод Троцкого о том, что многие подлоги московских процессов представляют трансформацию дел или замыслов самого Сталина, получил дополнительные подтверждения[379]379
*Например, истинность многих обнародованных на процессе «право-троцкистского блока» фактов, относящихся к убийству Кирова, была доказана комиссиями Политбюро ЦК КПСС, расследовавшими материалы, связанные с этим убийством.
[Закрыть].
«Передал ли Сталин Ленину яд, намекнув, что врачи не оставляют надежды на выздоровление, или же прибегнул к более прямым мерам, этого я не знаю, – писал Троцкий. – Но я твёрдо знаю, что Сталин не мог пассивно выжидать, когда судьба его висела на волоске, а решение зависело от маленького, совсем маленького движения его руки»[380]380
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 55—59.
[Закрыть].
Немаловажным аргументом в пользу версии об отравлении Ленина Троцкий считал и свои телеграфные переговоры со Сталиным на следующий день после ленинской смерти. Шифрованная телеграмма, извещавшая о смерти Ленина, застала Троцкого на вокзале в Тбилиси. Он тотчас же послал в Кремль телеграмму: «Считаю нужным вернуться в Москву. Когда похороны?» Ответ прибыл примерно через час: «Похороны состоятся в субботу, не успеете прибыть вовремя. Политбюро считает, что Вам, по состоянию здоровья, необходимо ехать в Сухум. Сталин»[381]381
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 55—59.
[Закрыть].
Только через несколько дней Троцкий узнал, что в действительности похороны были назначены на воскресенье. Размышляя над причиной его обмана Сталиным, Троцкий связывал его не только с нежеланием «тройки» допустить его к участию в похоронах Ленина, но и с более серьёзными причинами. Сталин «мог бояться, – писал он, – что я свяжу смерть Ленина с прошлогодней беседой о яде, поставлю перед врачами вопрос, не было ли отравления; потребую специального анализа. Во всех отношениях было поэтому безопаснее удержать меня подалее до того дня, когда оболочка тела будет бальзамирована, внутренности сожжены и никакая экспертиза не будет возможна»[382]382
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 55—59.
[Закрыть].
«Когда я спрашивал врачей в Москве о непосредственных причинах смерти, которой они не ждали[383]383
*Крупская в письме к И. Арманд от 28 января 1924 года писала: «Доктора совсем не ожидали смерти и ещё не верили, когда началась уже агония». (Воспоминания о В. И. Ленине. В 5 т. М., 1979. т. 4. С. 339).
[Закрыть], – вспоминал далее Троцкий, – они неопределённо разводили руками. Вскрытие тела, разумеется, было произведено с соблюдением всех необходимых обрядностей: об этом Сталин в качестве генерального секретаря позаботился прежде всего! Но яду врачи не искали, даже если более проницательные допускали возможность самоубийства… Они понимали, что политика стоит над медициной… С Зиновьевым и Каменевым я возобновил личные отношения только через два года, когда они порвали со Сталиным. Они явно избегали разговоров об обстоятельствах смерти Ленина, отвечали односложно, отводя глаза в сторону. Знали ли они что-нибудь или только подозревали? Во всяком случае, они были слишком тесно связаны со Сталиным в предшествующие три года и не могли не опасаться, что тень подозрения ляжет и на них. Точно свинцовая туча окутывала историю смерти Ленина. Все избегали разговоров о ней, как если б боялись прислушаться к собственной тревоге. Только экспансивный и разговорчивый Бухарин делал иногда с глазу на глаз неожиданные и странные намёки.
– О, вы не знаете Кобы, – говорил он со своей испуганной улыбкой, – Коба на всё способен»[384]384
Троцкий Л. Д. Портреты. С. 55—59.
[Закрыть].
К этим свидетельствам можно добавить некоторые факты из воспоминаний Бажанова. В первые минуты после смерти Ленина Сталин «у себя в кабинете и в присутствии секретарей… в прекрасном настроении, сияет. На собраниях и заседаниях он делает трагически скорбное лицемерное лицо, говорит лживые речи, клянется с пафосом верности Ленину. Глядя на него, я поневоле думаю: «Какой же ты подлец»…
Я видел насквозь фальшивого Сталина, клявшегося на всех публичных выступлениях в верности гениальному учителю, а на самом деле искренне Ленина ненавидевшего, потому что Ленин стал для него главным препятствием к достижению власти. В своём секретариате Сталин не стеснялся, и из отдельных его фраз, словечек и интонаций я ясно видел, как он на самом деле относится к Ленину»[385]385
Знание – сила. 1989. № 7. С. 82.
[Закрыть].
В заключение обзора версий о причинах смерти Ленина подчеркнём, что в советской историографии сведения о последних месяцах и днях жизни Ленина до сих пор даются в крайне усечённом виде. Ещё не опубликованы многие архивные документы, в том числе история болезни Ленина, которая в 1969 году изучалась по поручению ЦК КПСС специальной медицинской комиссией, состоявшей из крупных научных авторитетов, в связи с муссировавшимися в зарубежной печати слухами о причинах ленинской болезни и смерти. Очевидно, настало время предать гласности все хранящиеся в советских архивах документы о последнем годе жизни Ленина, которые позволят тщательно взвесить все аргументы «за» и «против» гипотезы, выдвинутые Троцким в конце 30-х годов. Кроме того, заслуживает внимания и сообщение В. Соловьева о возможности объективной проверки этой гипотезы путём применения открытого за последние десятилетия нового биологического метода -нахождения яда в корнях волос покойного.
XXIV «Семёрка»
Cмерть Ленина усилила надежды внешних и внутренних врагов большевизма на ослабление и раскол партии. Острота выявившихся к этому моменту внутрипартийных разногласий всячески муссировалась эмигрантской печатью. Газета «Руль», например, в опубликованной 24 января 1924 года статье под названием «Без вождя» писала: «…Судьба …убрала Ленина в самый критический момент, когда после тяжёлых хозяйственных неудач оппозиция вырвалась бурно наружу и заменившей Ленина гнусной тройке громко заявлено и брошено в лицо, что она никаким авторитетом не пользуется, что она обманывает партию и всем жертвует для удержания власти в своих грязных руках. Вот почему смерть Ленина… превращается в событие огромной исторической важности»[386]386
Родина. 1990. № 4. С. 17.
[Закрыть].
Казалось бы, после смерти Ленина руководство партии должно было позаботиться прежде всего о консолидации старой партийной гвардии. На самом же деле произошло прямо противоположное. Во время прощания с Лениным, как вспоминает Врачёв, «все чувствовали себя как бы осиротевшими. На время были забыты и недавние распри, довольно остро сказавшиеся на XIII Всероссийской партийной конференции… Однако после того, как подобные настроения дошли до Сталина, примиренческие разговоры прекратились – они не нравились Генеральному секретарю»[387]387
Вечерняя Москва. 1990. 22 января.
[Закрыть].
Сразу же после смерти Ленина «тройка» пошла по пути расширения своей раскольнической деятельности. Она создала внутри Центрального Комитета глубоко законспирированную фракцию, нанёсшую намного больший ущерб единству партии, чем все предыдущие группировки. Как заявил несколько лет спустя Зиновьев, эта фракция образовалась в начале 1924 года и получила своё окончательное организационное оформление во время августовского (1924 года) пленума ЦК на конспиративном совещании большинства членов Центрального Комитета. Это большинство (Зиновьев, Каменев, Сталин, Бухарин, Рыков, Томский, Калинин, Куйбышев, Ворошилов, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Рудзутак, Петровский, Микоян, Угланов и другие) постановило считать себя «руководящим коллективом» партии и выбрало из своей среды тайное Политбюро – «семёрку», в состав которой вошли все члены официального Политбюро, кроме Троцкого (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский), и председатель Центральной Контрольной Комиссии Куйбышев. Кандидатами в этот внеуставный фракционный орган стали Дзержинский, Калинин, Молотов, Угланов и Фрунзе.
Совещание выработало особый документ (своего рода устав), регламентирующий деятельность «руководящего коллектива» или «группы цекистов-ленинцев», как называла себя нелегальная правящая фракция. В этом документе «семёрка» объявлялась подотчётной только пленуму «параллельного ЦК», созываемому перед очередным официальным пленумом ЦК. «Семёрка» заседала ежедневно, обсуждая предварительно вопросы, выносимые на заседания Политбюро.
Таким образом, возникли два нелегальных внеуставных внутрипартийных образования, которые вырабатывали фракционные решения, а затем разыгрывали фарс заседаний уставных партийных руководящих органов, где эти решения неизменно принимались большинством голосов. «Семёрка» предрешала постановления не только Политбюро, но и Центральной Контрольной Комиссии. Тем самым оказалась заблокированной важнейшая функция ЦКК, о которой писал Ленин в своих последних статьях, – предотвращение конфликтов, возникающих внутри Центрального Комитета. «Семёркой» предрешались также решения организационных вопросов и кадровые перемещения.
Объясняя причины образования этой фракции, Зиновьев говорил своим единомышленникам в ЦК: «Мы должны иметь хоть какое-нибудь место, где в своей среде старых ленинцев мы могли бы по важнейшим вопросам, по которым возможны разногласия с Троцким и его сторонниками, иметь право колебаться, ошибаться, друг друга поправлять, совместно коллективно проработать тот или иной вопрос. Перед Троцким мы лишены этой возможности» (Курсив мой. – В. Р.)[388]388
Сб. Трудные вопросы истории. М., 1991. С. 67.
[Закрыть].
Нетрудно убедиться, что здесь речь шла о неотъемлемых уставных правах всех членов партии, реализация которых достигается на путях внутрипартийной демократии. Обвинив оппозицию 1923 года во фракционности за отстаивание именно этих прав всех коммунистов, большинство ЦК и Политбюро, по существу, признало эти права лишь за собой, отняв их у остальных коммунистов, т. е. фактически узурпировало права, принадлежащие всей партии.
В резолюции X съезда РКП(б) «О единстве партии» признаком фракционности называлось «возникновение групп с особыми платформами и со стремлением до известной степени замкнуться и создать свою групповую дисциплину»[389]389
X съезд Российской Коммунистической партии (большевиков) С. 571.
[Закрыть]. В деятельности «руководящего коллектива» и «семёрки» отсутствовал только один из этих моментов – наличие особой идейной платформы. Члены этих тайных образований сознательно шли на затушёвывание существовавших между ними теоретических и политических разногласий ради того, чтобы противопоставлять свою единую позицию Троцкому. Особым секретным постановлением они приняли на себя обязательство не полемизировать между собой открыто и выступать на официальных заседаниях ЦК и Политбюро по всем обсуждаемым вопросам – внутриполитическим, хозяйственным, дипломатическим и коминтерновским – против Троцкого. Остальные же признаки фракционности – замкнутость и наличие групповой дисциплины – были выражены в их деятельности в самой грубой и беспринципной форме.
На июльском объединённом пленуме ЦК и ЦКК 1926 года Зиновьев представил папку официальных документов «семёрки», в которых прямо говорилось о существовании «фракции пленума ЦК». «Семёрка» придерживалась строжайшей групповой дисциплины, которая ставилась её членами выше соблюдения общепартийной дисциплины. Она создала подобные тайные центры в местных организациях. Для связи между руководящим коллективом и местными фракционными центрами был выработан особый шифр. Таким образом, была создана стройная нелегальная организация внутри партии. (Опираясь именно на этот реальный опыт, Сталин в последующем, по его образу и подобию, фабриковал «дела» о несуществовавших нелегальных «троцкистских центрах»).
Подобными организационными приёмами пользовалась и каждая следующая правящая фракция, группировавшаяся вокруг Сталина. При этом, подобно «семёрке», каждый новый верхушечный блок, формировавшийся путём закулисных комбинаций, которые тщательно скрывались от партии, неизменно обвинял противостоящую ему оппозицию во фракционо-раскольнической деятельности за выработку идейных платформ, критикующих линию Центрального Комитета.
Важно подчеркнуть, что «семёрка» в известной степени дистанцировалась даже от членов ЦК, входящих в «руководящий коллектив». Сталин неизменно добивался сокрытия от пленума ЦК нараставших разногласий внутри Политбюро вплоть до того момента, когда их обнародование становилось ему выгодным.
Микоян в последние годы своей жизни вспоминал, что члены ЦК, работавшие на местах, лишь догадывались, что внутри Политбюро идёт борьба. При этом они считали, что ЦК всегда сможет держать под контролем ситуацию в партии. Лишь постепенно становилось ясно, что сохранение баланса в руководстве, который поддерживался при Ленине, даётся всё труднее. Но и тогда они, по словам Микояна, не думали об «отсечении» кого-либо от руководства партией.
К этому можно прибавить, что при обостряющихся конфликтах Сталин изображал себя решительным противником такого «отсечения» и обвинял других членов Политбюро в том, что они «хотят крови» своих противников. Зачастую, как свидетельствует Микоян, Сталин при обострении борьбы в ЦК предъявлял ультиматум – либо вопрос будет решён в его пользу, либо он подаст в отставку. Причём этот ультиматум выдвигался им непременно в тот момент, когда большинству ЦК казалось, что его уход приведёт к расколу.
Нетрудно убедиться, что создание «троек» и «семёрок» обусловливалось идейной слабостью входящих в них лиц, всецело озабоченных сохранением и укреплением своей неограниченной власти над партией, их неспособностью противопоставить аргументам оппозиции столь же веские идейные аргументы. Не случайно поэтому руководители правящих фракций направляли все свои усилия на персональную дискредитацию лидеров оппозиций, их изоляцию внутри Центрального Комитета, а затем – на использование механической силы большинства для организационного подавления оппозиций, отсечения их членов от партийного руководства и в последующем – от партии.
Одной из первых акций «семёрки» было установление так необходимого ей контроля над всеми ленинскими документами. Этому благоприятствовало то, что Каменев возглавлял Институт В. И. Ленина, официально признанный «единственным государственным хранилищем всех рукописей Владимира Ильича Ульянова (Ленина) и всех оригинальных документов, имеющих непосредственное отношение к его деятельности»[390]390
Вопросы истории КПСС. 1990. № 5. С. 53.
[Закрыть]. В октябре 1924 года Секретариат ЦК создал специальную комиссию для «разработки плана и порядка сдачи отдельными товарищами документов в Истпарт». По предложению этой комиссии было принято постановление ЦК, которое обязывало всех членов партии сдать в архив ЦК все имеющиеся у них документы, относящиеся к истории партии, и прежде всего – написанные рукой Ленина. Заведование архивом ЦК было поручено одному из главных сотрудников личного секретариата Сталина – Товстухе.
Проявив и на этот раз максимальную партийную лояльность, Троцкий передал в 1924 году имевшиеся у него подлинные ленинские письма в Институт В. И. Ленина, получив взамен фотокопии. Однако подобные качества отнюдь не желала проявлять сама правящая фракция. Так, в марте 1924 года, очевидно, по поручению «руководящего ядра», Ярославский дал указание запечатать в пакет с надписью: «Вскрыть не раньше 1929 года» и передать в архив обнаруженное ленинское письмо 1917 года «Ко всем членам партии», в котором содержались отрицательные характеристики Зиновьева и Каменева.
«Семёрка» продолжала осуществлять важные кадровые перемещения, направленные на ограничение роли своих противников, и в первую очередь, влияния Троцкого в Красной Армии. Вслед за введением в 1923 году в состав Реввоенсовета Ворошилова и Лашевича, в начале 1924 года был снят с поста первого заместителя наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета бессменный помощник Троцкого с первых дней гражданской войны Э. М. Склянский. На его место был назначен Фрунзе. В мае 1924 года была произведена ещё одна «перетасовка»: командующим Московским военным округом вместо Муралова – героя гражданской войны, единомышленника и личного друга Троцкого, был назначен Ворошилов. Муралов же был перемещён на менее значительный пост командующего Северо-Кавказским военным округом, который до этого занимал Ворошилов.
Оказавшись перед лицом заговора теперь уже со стороны «семёрки» и «фракции пленума ЦК», Троцкий вновь не предпринял никаких шагов для сплочения вокруг себя своих единомышленников. «И после того, как глубокие политические разногласия определились, оттеснив далеко назад личную интригу, – писал он в 1929 году, – я пытался удерживать споры в рамках принципиального обсуждения и противодействовал форсированию борьбы, чтоб дать возможность на фактах проверить противоречивые оценки и прогнозы. Наоборот, Зиновьев,. Каменев и Сталин, который осторожно укрывался на первых порах за первыми двумя, форсировали борьбу изо всех сил. Они как раз и не хотели дать партии время обдумать и проверить разногласия на основе опыта»[391]391
Троцкий Л. Д. Что и как произошло? С. 35.
[Закрыть].
Все попытки Троцкого убедить в правоте своих взглядов большинство Политбюро и ЦК неизменно наталкивались на заранее предрешённое противодействие, всё более приобретавшее не только личный, но и социально-политический характер. «Я стоял перед этими людьми, как перед глухой стеной. Но не это было, конечно, главное. За невежеством, ограниченностью, упрямством, враждебностью отдельных лиц можно было пальцами нащупать социальные черты привилегированной касты, весьма чуткой, весьма проницательной, весьма инициативной во всём, что касалось её собственных интересов»[392]392
Троцкий Л. Д. Дневники и письма. С. 111.
[Закрыть].
Разумеется, далеко не все участники правящей фракции осознавали в то время, что объективно они выступают выразителями социальных интересов всё более консолидирующегося нового слоя – аппаратной бюрократии. Но независимо от субъективных мотиваций тех или иных: членов большинства ЦК и Политбюро, все они объективно поддерживали курс на упрочение позиций этого слоя и превращение ленинской самодеятельной партии в сталинскую, находящуюся под пятой бесконтрольной бюрократии.
Деятельность «тройки» и «семёрки» в 1923—1925 годах по существу предопределила исход дальнейшей внутрипартийной борьбы – ликвидацию партии как жизнедеятельного организма, и объективно расчистила путь к утверждению сталинизма, узурпации Сталиным власти партии и рабочего класса.
Большинство членов ЦК и Политбюро не выдержали испытания властью. В периоды своего блокирования со Сталиным они вели себя столь же беспринципно, как и он, скатываясь всё дальше и дальше по пути политического-перерождения. Утратив качества принципиальных и честных политиков во время своего пребывания у власти, те из них, кто впоследствии размежёвывался со Сталиным, оказывались неспособны надолго сохранять твёрдость и верность своей позиции. Этим объясняется их сравнительно быстрая капитуляция перед Сталиным и сталинистами, неизбежно повлекшая за собой ложные самообвинения и лживую лесть «вождю», достигшие апогея на московских процессах 1936—1938 годов.
Во всём этом содержатся не только нравственные, но и политические уроки огромного исторического значения: концентрация всей полноты власти в руках узкой партийной олигархии в условиях отсутствия внутрипартийной демократии неизбежно ведёт, как показал и весь последующий опыт налаживания «коллективного руководства» внутри Политбюро, к сравнительно скорой смене господства олигархии режимом личной власти.
