Текст книги "Стальной век: Социальная история советского общества"

Автор книги: Вадим Дамье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Правительства Колчака и Деникина проводили открыто имперский курс, не допуская ни малейшей возможности отступления от жестко централизованной модели государства – «единой и неделимой России». Это предопределило их неспособность договориться с националистическими движениями, которые возглавлялись элитами различных народов России. Свою роль в ослабление сил Деникина внесли постоянные конфликты с Украинской Директорией, с северокавказскими исламистами и с оппозиционными автономистскими группировками кубанского казачества.

Последний верховный правитель – закрепившийся в апреле-ноябре 1920 г. в Крыму генерал Врангель продемонстрировал готовность пойти на некоторые уступки с тем, чтобы расширить крайне узкую социальную базу «белого» движения, опиравшегося преимущественно на старые элиты и приверженцев реставрации старых порядков. Он объявил о стремлении к объединению «различных частей России» в «широкую федерацию», основанную на свободном соглашении и общности интересов[75]75
  56Глава 1. Русская революция 1917-1921 гг.
  9. «Военный коммунизм» – «красная» контрреволюция 56
  Цит.по: Врангель П.Н. Воспоминания генерала барона П.Н.Врангеля. 4.2. М., 1992. С Л 90.


[Закрыть]. Рабочим обещали «государственную защиту» от произвола предпринимателей. Наконец, был разработан закон о земле, согласно которому помещики, чьи владения превышали 600 десятин, уступали излишки земель крестьянам в собственность за выкуп по пятикратной стоимости урожая с рассрочкой на пять лет. При этом получить участки должны были, в первую очередь, не массы крестьянства, а «крепкие хозяева». Волостные земства и сельские общины признавались в качестве органов крестьянского самоуправления. Но все это было, конечно же, очень далеко от крестьянских идеалов «черного передела» и так и не смогло обеспечить последнему «белому» режиму сколько-нибудь солидной массовой опоры в «низах».

   9. «Военный коммунизм» – «красная» контрреволюция

Воспользовавшись началом открытой гражданской войны, большевистское правительство перешло к решительному и широкому огосударствлению всех сторон общественной жизни. Проводимая им политика получила название «военного коммунизма», хотя в действительности имела мало общего с идеями социального, экономического и политического равенства между людьми.

«Военный коммунизм» вводился как меры чрезвычайные, необходимые для концентрации усилий ради достижения победы. «Нужно, однако, признать, – оговаривался Троцкий, – что, по первоначальному замыслу, он преследовал более широкие цели. Советское правительство надеялось и стремилось непосредственно развить методы регламентации в систему планового хозяйства в области распределения, так и в сфере производства. Другими словами: от «военного коммунизма» оно рассчитывало постепенно... перейти к подлинному коммунизму»[76]76
  Троцкий Л.Д. Что такое СССР и куца он идет? Париж, б.г. С.48.


[Закрыть]. Точнее, к государственному «социализму».

28 июня 1918 г. Совнарком принял декрет о национализации крупной промышленности. До осени 1918 г. в руки государства безвозмездно перешли 9542 крупных и отчасти средних предприятия. Осенью власть конфисковала частные железные дороги. С лета 1919 г. темпы огосударствления промышленности были еще больше ускорены; национализацию распространили не только на средние, но и на значительную часть мелких предприятий. Наконец, согласно постановлению ВСНХ от 29 ноября 1920 г., в государственную собственность переходили мелкие предприятия с числом работников свыше 5 (при наличии двигателя) и свыше 10 (при его отсутствии).

На национализированных фабриках, заводах и заведениях не существовало никакого производственного самоуправления; управление промышленностью было строжайшим образом централизовано в руках верховного экономического органа – ВСНХ и его отраслевых органов – главных комитетов (главков). Предприятия получали полуфабрикаты и сырье по нарядам главка и всю продукцию сдавали государственным органам. Вся система имела крайне сложный и громоздкий вид. К лету 1920 г. существовали 49 главков, разделенных на 4 группы. Первые управляли крупной национализированной промышленностью (Главруда, Главтекстиль, Главторф и др.). Вторые руководили национализированными предприятиями и регулировали работу кустарной и кооперативной промышленности (Главкожа, Главодежда, Главкрахмал и др.). На третьи было возложено управление несколькими отраслями индустрии (например, добычей и переработкой) или предприятиями смешанного производства (к примеру, металлического и химического). Четвертые учитывали и распределяли произведенную продукцию (Главтоп, Центрохладобойня). Подобным образом осуществлялось также управление транспортом, сельским хозяйством, строительством и заготовками. Руководство фабрик и заводов назначалось сверху. Вначале предприятия подчинялись своему главку, а тот – непосредственно Президиуму ВСНХ. Затем были созданы еще дополнительные, промежуточные звенья: групповые объединения предприятий (тресты, кусты) и местные аппараты главков (областные и районные правления). Вся система «глав– кизма» стремительно оформилась в огромную бюрократическую машину. На 9-м съезде большевистской партии в марте 1920 г. было признано, что индустрия превратилась «...в ряд могущественных вертикальных объединений, хозяйственно изолированных друг от друга и только по верхушке связанных Высшим советом народного хозяйства»[77]77
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях, и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 4.1. 1898-1925. Изд.7. М., 1953. С.480-481.


[Закрыть].

Легко заметить, что «военно-коммунистическая» структура управления экономикой была заимствована у модели «военного социализма», сложившегося в кайзеровской Германии, с характерными для нее принудительным отраслевым трестированием и жестким государственным руководством. Не случайно «творец» немецкой хозяйственной политики, крупный промышленник В.Ратенау с энтузиазмом приветствовал действия большевиков: «Всеобщая экономическая анархия привела к войне. Преодолеть ее последствия и предотвратить развязывание новой можно только, если послевоенная экономика будет строиться на основе всеобщего планирования..., – заявил он в феврале 1919 г. мюнхенскому экономисту Э.Никишу. – Это идея будущего, и жаль, что не германский, а русский народ стал ее пионером». В то же время он призывал большевистскую «автократию» еще решительнее огосударствлять общественную жизнь и оформлять ее в виде «органических структур». В конструктивные способности масс Ратенау, как и большевики, не верил. «Возврата к старому капиталистическому порядку не будет. Социальные отношения будут разрушены, но рабочий класс способен только к разрушению, созидательная работа – дело ума; только под руководством аристократии духа рабочий класс сможет создать новое общество», – говорил он большевику К.Радеку в ноябре 1919 г.[78]78
  Цит.по: Кёнен Г. «Переселение народов снизу» // Германия и русская революция 1917-1924. Пер.с нем. (Серия «Западно-восточные отражения: Вуппертальский проект». Т.5-1). М., 2004. С.254,255.


[Закрыть]

Конечно, большевики, считавшие необходимыми куда более масштабные и форсированные усилия по централизации и модернизации экономики страны, пошли гораздо дальше, чем проводники политики немецкого «военного социализма», которые не предполагали полностью огосударствлять собственность. «Войной и разрухой все страны вынуждены идти от монополистического капитализма к государственно-монополистическому капитализму. Таково объективное положение, – писал Ленин в октябре 1917 г. – Но в обстановке революции... государственно-монополистический капитализм непосредственно переходит в социализм»[79]79
  Ленин В.К Полн.собр.соч. Т.34. С.373.


[Закрыть] (разумеется, государственный социализм). Не случайно, что частным предпринимателям, готовым сотрудничать с новой системой, в ней отводилось важное место – специалистов, техников и управленцев. Они должны были по-прежнему управлять наемными работниками, но уже... в интересах всего общества. Еще до Октября 1917 г. в статье «Удержат ли большевики государственную власть?» Ленин настаивал: «Недостаточно «убрать вон» капиталистов, надо (убрав вон негодных, безнадежных «сопротивленцев») поставить их на новую государственную службу», «заставить работать в новых организационно-государственных рамках»[80]80
  Там же. С.311.


[Закрыть]. И в условиях «военного коммунизма» это положение нашло широкое применение. Немалое число предпринимателей было (как, например, отец Троцкого) назначено директорами национализированных заводов. Русский «профессор, добравшийся осенью 1919 г. из Москвы до занятого колчаковцами Омска, сообщил, что во главе многих центров и главков сидят бывшие предприниматели, ответственные государственные служащие и управляющие делами, и неподготовленный посетитель этих центров и главков, лично знакомый с бывшим коммерческим и промышленным миром, будет удивлен, увидев бывших владельцев крупных кожевенных фабрик, которые сидят в

Главкоже, крупных мануфактурщиков – в центральной текстильной организации и т.п.», – отмечал видный британский историк Э.Карр[81]81
  Карр Э. Указ.соч. С.549.


[Закрыть].

Меньшевистский экономист С.Загорский констатировал, что рабочие и профсоюзные представители играют в назначенных сверху фабричных дирекциях и отраслевых управлениях все меньшую роль; преобладают специалисты и техники[82]82
  Zagorsky S. La République des Soviets, Bilan Economique. Paris, 1921. P. 199 (Цит. no: Scheuer G. Vorwärts – und schnell vergessen? Wien, 1992. S.148)


[Закрыть]. «Переход всех частных предприятий в руки государства привел... к тому, что на службу советскому государству были привлечены прежние руководители этих предприятий, во многих случаях и прежние собственники. Вся административная сторона деятельности этих предприятий находится в руках многих из прежних предпринимателей или, во всяком случае, прежних представителей буржуазных классов. Объединение предприятий в форме принудительного государственного трестирования и синдицирования не устраняет прежних навыков, методов деятельности, психологии старых руководителей этих предприятий. Принципы частного хозяйства продолжают господствовать в области промышленности»[83]83
  Загорский С. Социально-экономическая реакция в Советской России // Современные записки. 1920. Кн.1. С. 139.


[Закрыть]. Фабзавкомы были лишены каких-либо административных полномочий.

Социал-демократические оппоненты большевиков обоснованно отвергли притязания режима «военного коммунизма» на какой бы то ни было социалистический характер. Современный государственный капитализм, подчеркивал, например, А.А.Богданов, – это возникшая под воздействием милитаризма и заимствующая армейские распределительные методы «организация общества и по происхождению, и по объективному смыслу вполне подобная организации, возникающей в осажденных городах. Ее исходный пункт и основа развиваемых им форм – военный потребительский коммунизм; ее движущая сила – прогрессивное разрушение общественного хозяйства; ее организационный метод – нормировка, ограничение, осуществляемое авторитарно-принудительным путем». Такая политика не имеет с социализмом ничего общего: «Социализм есть прежде всего новый тип сотрудничества – товарищеская организация производства; военный коммунизм есть прежде всего особая форма общественного потребления - авторитарно-регулируемая организация массового паразитизма и потребления. Смешивать не следует»[84]84
  Богданов АЛ. Вопросы социализма // Богданов АЛ. Вопросы социализма. Работы разных лет. М., 1990. С.337,342.


[Закрыть].

С.Загорский констатировал, что «все коммунистические реформы имеют исключительно бумажное существование. Отмена частной недвижимой и отчасти движимой собственности не препятствует тому, что не только предметы домашнего употребления, но и городские дома служат объектом частной торговли. Несмотря на муниципализацию городской недвижимости, дома и городские участки продаются и покупаются в советской республике так же, как и при прежнем частно-капиталистическом строе... Промышленные и торговые предприятия национализированы советской властью, но акции акционерных компаний служат предметом широкого биржевого оборота»[85]85
  Загорский С. Указ.соч. С. 137—138.


[Закрыть].

Подавив последние элементы рабочего самоуправления, большевистская власть перешла к наступлению на экономические завоевания наемных работников. 9 июня 1918 г. Совнарком постановил допустимость сверхурочных работ в металлической промышленности в Москве, затем на многих предприятиях (в железнодорожных мастерских, на военном производстве и др.) был фактически отменен 8-часовой рабочий день и введен 10-12-часовой. В 1919 г. почти повсеместно завершился переход от почасовой оплаты труда к сдельной. Чтобы принудить «несознательных» рабочих трудиться более интенсивно, широко применялась система штрафов и премий. Администрацию особенно возмущало то, что работники нередко уносили с предприятий домой полуфабрикаты и изделия, чтобы хоть как-то сводить концы с концами в те голодные годы. «Диктатура пролетариата» перешла к открытым репрессиям против пролетариата. «Для предотвращения расхищения фабрикатов и задержания лиц, похитивших их, рабочие подвергаются обыску специально поставленными на то лицами, – указывалось, к примеру, в «Правилах внутреннего распорядка для рабочих и служащих при Ярославской прядильно-ткацкой фабрике». – При обыске рабочие должны соблюдать порядок и не производить шума. Виновные подвергаются взысканию по табели, как нарушившие внутренний распорядок фабрики». На той же фабрике в 1920 г. применялись следующие меры наказаний: за 1 день прогула – строгий выговор, а при повторении – лишение продовольствия на срок до 1 недели и больше; за прогул от 2 до 4 дней – сверхурочная (иногда бесплатная) работа по 2 часа в течение нескольких дней; посылка на принудительные работы; увольнение; «заключение в концлагерь». Эту ситуацию можно считать типичной. В мае 1920 г. правительство приняло декрет, официально вводивший наказания в виде лишения зарплаты и части заработанных премий и принудительных отработок. Рабочие, отсутствовавшие свыше 3 дней в месяц, осуждались судом за «саботаж»[86]86
  См.: Шильникова И.В. Указ.соч. С.216-218.


[Закрыть]. Более серьезные и коллективные акты протеста, к примеру, забастовки, подавлялись с помощью локаута.

Режим приступил к принудительному закреплению многих рабочих и служащих на предприятиях и учреждениях. В ноябре 1918 г. милитаризация труда была введена на железнодорожном транспорте, затем распространилась и на другие отрасли хозяйства. В марте 1919 г. Совет обороны объявил о мобилизации работников морского и речного флота, занятых на ремонте судов и доставке топлива, а также всех рабочих Подмосковного угольного бассейна. В мае того же года были мобилизованы все почтовотелеграфные работники, в июне – прикреплены к своим предприятиям заготовители топлива. В 1920 г. на военное положение были переведены работники лесной, угольной, торфяной, нефтяной промышленности, ряда бумажных и картонных фабрик, целлюлозных и древомассных заводов, водного транспорта. В начале 1920 г. были образованы специальные «Трудовые армии». Самовольное оставление работы мобилизованными приравнивалось к дезертирству и каралось по законам военного времени (вплоть до расстрела).

Большевистские власти категорически отвергали распространенные в массах стремления к большему социальному равенству, воспринимая их как «уравниловку». По словам С.Загорского, «зарплатная политика, практикуемая в Советской Республике, ничем не отличается от старой предпринимательской политики»[87]87
  Цит.по: Scheuer G. Op.cit. S.146.


[Закрыть]. «Военный коммунизм» отнюдь не сопровождался смягчением социальных различий в городах. Уже в марте 1919 г. имелась целая иерархия различных зарплатных категорий. Рабочие получали от 600 до 1150 руб. Жить на эти деньги было невозможно. Зато высшие функционеры и специалисты получали до 3 тыс. руб.[88]88
  Гимпельсон ET Советский рабочий класс, 1918-1920 гг. М., 1974. С.151.


[Закрыть] Позднее все ставки были увеличены в несколько раз. Правда, в условиях гражданской войны и инфляции деньги уже мало чего стоили, и фабрично-заводские рабочие получали большую часть зарплаты (79% в 1919 г. и около 92% в 1920 г.) в натуральной форме (продовольственные пайки, производственная одежда, коммунальные услуги ит.д.). Но и эта часть распределялась крайне неравномерно, несмотря на принятое 13 апреля 1919 г. ЦК большевистской партии решение ввести единый классовый паек, уравнять распределение продуктов между рабочими и служащими и уничтожить привилегированное положение последних. К декабрю 1919 г. имелось 6 различных видов продовольственного снабжения рабочих и служащих. Паек, получаемый по карточкам, был меньше физиологической нормы. По свидетельству одной из руководительниц партийной агитационной работы Александры Коллонтай, голодный паек вызывал у рабочих, особенно женщин, чувство отчаяния и безысходности[89]89
  См.: Камардин И.Н. Материальное положение рабочих среднего Поволжья в период гражданской войны // Рабочие в России: исторический опыт и современное положение. М., 2004. С.229.


[Закрыть]. В апреле 1920 г. разрыв в зарплате был увеличен: соотношение между заработком высшей и низшей категориями рабочих теперь составляло 8:1[90]90
  Карр Э. Указ.соч. С.572.


[Закрыть].

Привилегии и неравенство в распределении и снабжении вели к растущему недовольству среди рабочих. Особую ненависть вызывали привилегии партийных функционеров и «комиссаров». «Почему у Вас в Барнауле много гадов, которые сидят на тепленьком местечке и кушают жареные котлеты...? – спрашивали, например, алтайские крестьяне представителей большевистского начальства в апреле 1920 г. – Мы кровь проливали в Сибири, чтобы уничтожить этих гадов, а власть их огораживает штыками... Раз эта власть смотрит на этих гадов с опущенными глазами, то мы, крестьяне, организованным порядком, с пилами и топорами, с кольем и пиками пойдем на этих волков, прикрывшихся овечьей шкурой, чтобы наша кровь в Сибири не проливалась зря»[91]91
  Сибирская Вандея. 1919-1920. Документы. В 2-х т. Т.1. М., 2000. С.68.


[Закрыть].

Снабжение верхушки партии и правительств в Москве осуществлялось до марта 1919 г. через особый кооператив «Коммунист». В мае 1919 г. Оргбюро ЦК большевистской партии поручил продовольственному отделу Моссовета просить предоставить в его распоряжение «определенное количество предметов широкого потребления, чтобы иметь возможность удовлетворить запросы центральных учреждений». Главпродукт Нарком– прода образовал специальный фонд предметов ширпотреба для снабжения новой элиты. С конца года «ответственным специалистам» центральных ведомств выдавались добавочные пайки через Московское потребительское общество. Система привилегированный пайков была одобрена Совнаркомом 14 июня 1920 г. Работали также столовые ВЦИК, Совнаркома и Коммунистического Интернационала. Подобная система привилегированного распределения существовала и на местах[92]92
  См.: Павлюченков С.А. Указ.соч. С.245-249.


[Закрыть]. В «красной» России формировался новый господствующий класс.

«Люди, близкие к Кепо (компартии, – В.Д.), и власть имущие имели все. Они имели свою столовую, особые пайки, к их услугам был ордерный стол, который раздавал блага по милости комиссаршей», – возмущались 15 марта 1921 г. «Известия ВРК» восставшего против большевиков Кронштадта[93]93
  Правда о Кронштадте. Прага, 1921. С. 164.


[Закрыть].

Интересно, что даже в разгар «военного коммунизма» правительство Ленина продолжало добиваться сотрудничества с иностранным капиталом. 4 февраля 1919 г. Совнарком объявил предоставление концессий допустимым и одобрил план выдачи концессии иностранным фирмам на постройку железных дорог на Севере страны (так и не реализованный).

Если даже в городах развернулась ликвидация достижений социальной революции (под предлогом их «защиты»), то в отношении деревни большевистские власти в период «военного коммунизма» прибегали к методам настоящего колониального грабежа. Декрет ВЦИК и СНК от 27 мая 1918г. окончательно вводил ничем не ограниченную продовольственную диктатуру государственных органов в области заготовок и распределения продовольствия. Наркомат по продовольствию получал все полномочия для закупки хлеба по твердым государственным ценам и применял вооруженную силу против тех крестьян, которые отказывались уступать хлеб на этих условиях. Постановление Совнаркома от 5 декабря 1918 г. объявило укрывающих излишки хлеба «врагами народа»: они приговаривались к тюремному заключению, а их имущество конфисковывалось.

Большевистские власти обвиняли в укрывательстве хлеба кулаков – деревенскую буржуазию. Но реальность состояла в том, что установленные государством «закупочные» цены в условиях инфляции оказались настолько низкими, что массе общинных крестьян не имело никакого смысла продавать продовольствие государству. После «черного передела» и особенно за годы гражданской войны деревня в значительной мере выровнялась в социальном отношении, а община или аналогичные институты (крестьянские сходы и др.) значительно укрепились. Как признавалось в резолюциях Компартии Украины, село превратилось в «самостоятельное, самоснаб– жающееся, в себя замыкающееся... «государство»»[94]94
  См. резолюцию V всеукраинской конференции КП(б)У, цит.по: ГолинковД.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917-1925). М., 1975. С.371.


[Закрыть], враждебное новому большевистскому режиму и готовое сражаться с ним не только за землю, но и «за эквивалент своего труда».

Российское крестьянства периода гражданской войны не питало никакого интереса к денежным знакам; ему были необходимы товары городской промышленности, а к «спекуляции» и «спекулянтам» оно традиционно ощущало только ненависть. Но государство не спешило поставлять изделия из города. В этой ситуации выходом мог бы стать прямой натуральный (безденежный) обмен между городом и деревней. Большевики избрали иной путь.

В деревню были направлены вооруженные продовольственные отряды, формировавшиеся при местных органах Наркомпрода; в них зачислялись добровольцы по рекомендации советских и партийных организаций. Кроме того, в августе 1918 г. правительство разрешило создавать продотряды крупным профсоюзам, фабзавкомам, уездным и городским Советам: они должны были добывать хлеб по твердым ценам или путем реквизиций у сопротивляющихся, половину его отдавать пославшей их организации, а вторую – сдавать в Наркомпрод. Численность всех продотрядов в ноябре 1918 г. достигала 72 тыс. человек, а в 1919-1920 гг. колебалась от 55 до 82 тыс. Наркомпродовские продотряды объединялись в Продармию, которая, в свою очередь, в мае 1919 г. вошла в систему Войск ВОХР (внутренней охраны).

Вооруженный поход в деревню в 1918 г. сопровождался попытками большевистских властей лишить крестьянские общины и сходы, а также контролировавшиеся ими Советы власти на местах. Их обвинили в том, что они оказались под контролем кулаков, саботирующих хлебные заготовки. 11 июня 1918 г. ВЦИК утвердил голосами большевиков правительственный декрет о создании в деревнях и селах «комитетов бедноты» (комбедов); организовывать их помогали продотряды. Комбеды, возглавляемые обычно членами большевистской партии, состояли преимущественно из местных обиженных элементов, пришлых и сторонников правящей партии. По существу, он превратились в оккупационный орган: получили право отстранять и распускать Советы, помогали находить и реквизировать хлеб, организовывали мобилизацию в Красную армию, отнимали землю у сопротивляющихся крестьян и т.д. К ноябрю 1918 г. вЗЗ губерниях Европейской России было образовано около 140 тыс. комбедов.

О том, какими методами велась война большевистской власти против крестьянской общины, свидетельствует открытое письмо, направленное лидером левых эсеров Марией Спиридоновой ЦК большевистской партии в ноябре 1918г.: «У нас зарегистрирована порка крестьян в нескольких губерниях, а количество расстрелов, убийств на свету, на сходах, в ночной тишине, без суда, в застенках, за «контрреволюционные» выступления, за «кулацкие» восстания, при которых села, до 15 тысяч человек, встают стеной, учесть невозможно. Приблизительные цифры перешли давно суммы жертв усмирений 1905-1906 годов... Факты надругательства над душой и телом человека, истязаний, обманов, всепожирающей взятки, голого грабежа и убийства, убийства без счета, без расследований, по одному слову, доносу, оговору, ничем не доказанному, никем не подтвержденному. Именем рабочего класса творятся неслыханные дерзости над теми же рабочими и крестьянами, матросами и запуганным обывателем, так как настоящие-то враги рабочего класса попадаются очень редко... Лучше убивайте нас и держите в тюрьмах, чем иметь наш штемпель и подпись под директивами расстрела крестьян и рабочих и разгрома всех деревень до основания. Судите и карайте, как судите и караете десятки тысяч трудящихся»[95]95
  Цит.по: Гусев КВ. Эсеровская богородица. М., 1992. С. 124,133-134,142.


[Закрыть].

С июня по декабрь 1918 г. с помощью карательных мер удалось собрать около 60 млн. пудов хлеба, что было недостаточно, чтобы прокормить город и Красную армию. Отношения власти с деревней были безнадежно испорчены. Крестьяне бунтовали и отказывали большевикам в поддержке. Не удивительно, что в течение 1918 – начале 1919 гт. московское правительство утратило власть на большей части территории страны. В середине 1919 г. редактор большевистского партийного органа «Правда» Ю.М.Стек– лов признавал на совещании в ЦК: «...В чисто крестьянских и малопролетарских губерниях Советская власть вообще и коммунистическая партия в частности не имеет социальной базы. Вы не найдете там широких слоев населения, которые преданы нам, разделяют нашу программу и готовы за нас выступить <...> Я говорю о широких массах рабочих, кустарей и главным образом крестьян. Среднюю массу и бедняков мы умудрились от себя отпугнуть <...> Мобилизация провалилась <...> Мы встретили отказы целых профессиональных союзов дать хотя бы одного человека. С крестьянами дело обстояло отвратительно <...> Масса населения настроена безразлично, к нашей партии настроение враждебное»[96]96
  Цит.по: Павлюченков С.А. Указ.соч. С.82.


[Закрыть]. Крестьянство считало политику правительства новым закабалением. Земля наша, да хлебушко ваш; вода наша, да рыба ваша, леса наши, да дрова ваши, говорил позднее один из крестьян, выступая на 8 съезде Советов[97]97
  Правда о Кронштадте. С Л 63.


[Закрыть].

В ноябре 1918 г. центральные власти распорядились провести перевыборы в сельские Советы, после чего объявили о роспуске комбедов и их слиянии с Советами. Но это не изменило основное содержание крестьянской политики. Еще во второй половине 1918 г. в Тульской, Вятской, Калужской и Витебской губерниях была введена система продовольственной разверстки, то есть прямой и безвозмездной реквизиции продовольствия у крестьян. 11 января 1919 г. Совнарком ввел ее по всей стране.

Установив в начале 1919 г. свою власть на Украине, большевики пошли еще дальше. Власти начали отнимать у крестьян захваченные ими помещичью землю и инвентарь и создавать на их основе государственные поместья – советские хозяйства (совхозы). Их управляющими часто назначались бывшие помещики. «...Другого выхода нет», «управляющих из рабочих и крестьян» у нас нет, объяснил член коллегии Наркомата земледелия В.В.Кураев на 2-м всероссийском совещании по партийной работе в деревне[98]98
  Цит.по: Павлюченков С А. Указ.соч. С. 114.


[Закрыть]. На работу в совхозы в порядке трудовой мобилизации принудительно направляли окрестных крестьян. Все это побуждало сельских жителей считать большевистскую политику новым вариантом барщины и крепостного права и отвечать на это бунтами и восстаниями. Впоследствии от массового насаждения госхозов пришлось отказаться.

В попытке улучшить отношения с крестьянством, 8-й съезд большевистской партии в марте 1919 г. провозгласил принцип «союза с середняком». Были несколько повышены твердые цены на хлеб, к заготовке продовольствия привлекались кооперативные организации. Суть политики властей не изменилась. Однако стало меняться настроение крестьянских масс. Они опасались победы «белой» контрреволюции, справедливо ожидая, что та вернет землю бывшим помещикам. «Крестьянство... оказывает нам доверие... – сообщал в конце 1919 г. председатель Саратовского губернского исполкома В.Радус-Зенькович. – Деникин ужасом перед собой обратил их к нам...»[99]99
  Там же. С.85.


[Закрыть]

Но кредита доверия хватило ненадолго. Большевистские власти не только сохранили практику разверстки, но в 1920 г. распространили ее на Сибирь и Туркестан. «...Пока мы не кинем в хлебные места вооруженной силы – хлеба от кулаков не выкачаешь. Очень хорошее действие производит вооруженная сила», – заявил в мае 1920 г. на заседании Сиббюро ЦК РКП(б) заместитель председателя Сибпродкома Г.Е.Дронин[100]100
  Сибирская Вандея. Т.1. С.21.


[Закрыть]. Среди измученного и взбешенного крестьянства стали распространяться лозунги новой, антибольшевистской революции.

Огосударствив промышленность и «покоряя» деревню, большевики попытались обратить в государственную собственность и систему обмена. 21 ноября 1918 г. был примят официальный декрет о государственном снабжении населения. Государственная монополия на торговлю касалась, конечно же, прежде всего, хлеба, но распространялась и на многие другие товары: сахар, чай, соль и др. Правда, на местах случались и послабления. Так, в апреле 1919 г. Президиум Моссовета разрешил свободную мелочную торговлю ненормированными, кустарными и заграничными продуктами и изделиями.

Чтобы помешать людям по собственному почину покупать или обменивать товары в деревне или продавать их в городе, по декрету Совнаркома от 6 августа 1918 г. были образованы заградительные реквизиционные отряды, которые действовали на железнодорожных и водных путях и попросту конфисковывали перевозимые товары. «О возможности привести что-либо из деревни в город, можно было бы написать целую книгу..., – описывала американская революционерка Эмма Гольдман то, что она видела в России в 1920-1921 гг. – Несчастные бедняги, которые наконец-то с неописуемыми трудностями добыли разрешение на поездку, дни и недели терпеливо ожидали возможности поехать на станциях и которые наконец-то, после ужасающей поездки в грязных и переполненных вагонах, на крышах или на подножках сумели раздобыть пуд муки или картошки, должны спокойно терпеть, когда в конце их пути отряд забирает все. В большинстве случаев представители коммунистического государства делят конфискованное между собой... Число арестованных действительных спекулянтов было незначительным по сравнению с толпами несчастных, которые заполнили тюрьмы России за то, что они пытались спасти себя от голодной смерти»[101]101
  Goldman Е. Niedergang der russischen Revolution. Berlin, 1987. S.35-36.


[Закрыть]. Немалое количество «мешочников» было расстреляно. В то же время, как свидетельствовал Волин, «настоящие спекулянты легко, за небольшую мзду преодолевали «заграждения»»[102]102
  Волин В. Указ.соч. C.250.


[Закрыть].

Российский историк С.А.Павлюченков, подробно исследовавший «тени» политики «военного коммунизма», приводит множество свидетельств

того, что под прикрытием большевистской торговой монополии процветали спекуляция и коррупция, связывавшая партийных функционеров, хозяйственников и тайную полицию ЧК с нелегальными оптовиками и криминальным миром. Рыночная торговля отнюдь не была ликвидирована; просто, перейдя в разгар «теневой» деятельности, она превратилась в источник еще больших прибылей. Такими путями осуществлялось даже снабжение многих государственных предприятий и контор. Знаменитый Сухаревский рынок в «красной» Москве стал настоящим символом эпохи. «Поскольку главкам и организациям ВСНХ было выгодней реализовывать свои товары по ценам вольного рынка, а не отдавать за бесценок для распределения через потребительскую кооперацию, постольку борьба со злом спекуляции носила безнадежный характер..– замечает историк. – Изучая теневую экономику военного коммунизма, нельзя отыскать практически ни одной отрасли национального хозяйства, не вовлеченного в сферу оживленной купли-продажи. Это касается в том числе и объектов национализированной недвижимости – земли, домов, предприятий». Действовал даже финансовый рынок. «Игра на постоянно прыгающих курсах валют доставляла дельцам немалые прибыли. Весной 1920 г. в Одессе, несмотря на жестокие преследования... валютных дельцов, валютная биржа продолжала жить очень интенсивной жизнью».

Уполномоченные продовольственных органов и кооперации, получая товар, частично или полностью сбывали его на рынке. Так же нередко поступала ЧК с конфискованным имуществом. Ревизор Наркомата государственного контроля Б.Н.Майзель «сообщал, что в Екатеринославском ЧК за 20-30 тысяч рублей мог получить пропуск. В Харьковской ЧК почти все обыски, ареста и освобождения осуществлялись ради наживы». Видный чекист Я.Х.Петерс докладывал в марте 1920 г. в Москву, «что особые отделы армий Южного фронта занимаются... спекуляцией, обысками в городе» .