Текст книги "Очищение"

Автор книги: Вадим Еловенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава третья.

1.

Отец Марк под охраной двух стражников шел к воротам. Ничего, не скрывая, он бережно нес черное траурное полотнище. Люди, встречающиеся по пути, невольно бледнели, понимая суть происходящего, а женщины даже зажимали себе рот, дабы не выдать испуг вскриками. Дети… вечно ничего не понимающие дети подбегали к отцу Марку и, теребя того за сутану, просили благословить их. Стражники, не церемонясь, несильными пинками отгоняли тех в сторону. Но эта мелочь не отставала от отца Марка и словно шлейф тянулась за священником толпа детей и некоторых взрослых. Детей разбирало любопытство и непонимание этого странного торжественно молчаливого момента. А взрослые кто решился идти следом, желали услышать отца Марка. Они надеялись что тот скажет, объяснит, успокоит… может это черное знамя лишь предосторожность.

Но, дойдя до ворот города и пройдя сквозь двойной ряд стражи с пиками, отец Марк ничего не объяснил. Он по приставленной к стене лестнице поднялся и прямо на баронский герб накинул свою страшную ношу. Город больше не принадлежал барону. Город теперь был во власти смерти. Кто-то попытался пройти мимо стражи и поглядеть чем там снаружи занимается отец Марк, но стража грозно опустила пики и лейтенант – безусый молодой дворянин объявил громко указ короля и приказ барона.

«Коли обнаружат в селении любом Черную Смерть, селение то закрыть и не впускать и не выпускать никого. Торговцы дабы не терпели убытков и люди не голодали должны сгружать свои товары и продукты у черты селения и обмен товаров должен быть по бумаге доверен лишь одному из них. Он будет посредником и не сможет покинуть черту города пока Черная Смерть не покинет то место или селение не вымрет и не будет предано всеочищающему огню. Кто без ведома наместника, и без подорожных им подписанных попытается покинуть селение, тот предан будет смерти и тело его будет сожжено, как и тела других несчастных умерших от Черной Смерти. Всякий независимо от рода и звания должен следовать сему указу. Неисполнение его будет оценено судом как измена Королю и стране»

Королевский указ вызвал лишь ропот и полные страха выкрики. Но когда лейтенант зачитал приказ барона, люди буквально потеряли волю вообще к чему-либо.

«… Страже разрешается убивать всякого, кто несет на себе отметины Черной смерти. Тела несчастных должны быть погребены либо сожжены в тот же день, дабы зараза не распространялась через воду и воздух. Любой житель города обязан сообщить страже, если кто из его родных, близких, знакомых или соседей болен и у него есть отметки Черной Смерти. Любой не сообщивший будет считаться виновным в измене Королю и стране. Любой пытающийся покинуть город без ведома начальника стражи и моего на то соизволения, будет казнен на месте поимки. Любой пытающийся нарушить порядок и закон в городе в это тяжелое время будет казнен на месте преступления. Любой кто нарушит запрет на появление в общественных местах включая церковь, будет казнен на месте. Работа всех присутствий на время пока не будет снято знамя Смерти – приостанавливается. Бургомистру предписывается обеспечение стражи провиантом и всем что им понадобится, включая личные нужды. Всем питейным заведением приказывается закрыть свои двери и до снятия знамени Черной Смерти не открывать. Всем ремесленникам и торговцам запрещается торговля на рыночной площади. Площадь будет закрыта на все время, пока Черная Смерть не покинет город «.

Отец Марк зашел под арку и с горечью смотрел, как несколько стражников закрывают массивные ворота. Помимо бруса опускающегося на цепях в стальные скобы, ворота были через петли обвязаны цепями и на них были навешаны несколько замков ключи от которых лейтенант сложил в мешок подвязанный на поясе.

– Отче, скажите в утешении несколько слов людям. – Попросил лейтенант и склонил голову в ожидании благословения.

– Утешение, сын мой, – сказал отец Марк, – в вере истинной. А нам сейчас помимо веры нужен разум трезвый.

Повернувшись к уже довольно большому скоплению людей, отец Марк вышел за шеренги стражи и обратился к ним.

– На долю нашу, дети мои, выпало тяжкое испытание. Господу было угодно, чтобы я уже прошедший через огни Черной смерти снова увидел все это… Отец наш небесный не зря направил меня в ваш город. Я смогу научить вас как выжить и не пасть от беспощадного проклятия. Быть может, именно для этого он сохранил мне жизнь там, в столице, восемь лет назад, чтобы сейчас праведные и кроткие смогли спастись с моей помощью здесь.

Отец Марк перевел дух и, оглядывая напуганные лица, продолжил:

– Утрите слезы сейчас. Они понадобятся вам плакать об уходящих. Не восклицайте Господу «за что?» ибо это и есть путь Его отделяющий зерна от плевел. Молитесь в своих домах и ваши молитвы будут услышаны как в доме Господнем. Не выходите без нужны на улицу и не встречайтесь ради праздной беседы с друг другом. Чем больше вы сидите по домам, тем меньше шанс обрести это проклятие. Чем больше вас будет следовать советам моим, тем больше нас всех останется, когда Черная Смерть уйдет. Главное, дети мои, не грешите в это тяжкое время. Не прелюбодействуйте, ибо не знаете вы с кем была женщина эта и не несет ли она заразу в себе. Не крадите, ибо вещи больного несут Черную Смерть яко сам заболевший. Вся одежда и вещи заболевшего должны быть сожжены. Не убивайте больных сами, ибо велик шанс заразиться. Оставьте это тем, кто Господом и Королем призваны нести этот тяжкий грех. Оставьте чревоугодие, ибо обжорство сегодня оставит вас без пищи завтра. Не возгордитесь что вы здоровы, когда все вокруг больны… И вас настигнет болезнь только вы расслабитесь. Не завидуйте тем, кто ушел из города и не стремитесь покинуть его. На дорогах заслоны королевских стражников и ушедших без подорожной ждет лютая смерть. Не злитесь на участь вашу и на властные указы… Они спасут если не вас и меня, то тысячи других людей. И не унывайте. Не поддавайтесь унынию, мы все еще живы. Это тяжкое время, когда каждый из нас и те, кто умрут и те, кто выживут, очистятся и станут чисты перед Господом нашим. Только тот, кто не согрешит, не погибнет и будет спасен.

Вплетя в свою речь все семь смертных грехов, отец Марк видел, что слова его нашли отражение в разуме собравшихся. Они внимали ему, и он владел их мыслями. Осталась малость – отправить их всех по домам.

– Дети мои, сейчас я удалюсь в церковь, и буду молиться за спасение ваше и мое. Но что будет стоить молитва одного раба Господа не подкрепленная мольбами паствы… Ступайте домой к себе и молитесь, молитесь до ночи о нашем всеобщем спасении. Ступайте с миром. Пусть Господь не оставит всех нас. Пусть он сохранит и защитит если не тела наши бренные, то душу нашу бессмертную.

Толпа расходилась медленно. Стража немного расслабилась и пики больше не целились в грудь любопытным. Ворота были заперты и отец Марк, мысленно вознеся хвалы Господу, поблагодарил его за то, что не взбесилась толпа не ринулась на прорыв жиденьких цепочек стражником не попыталась остановить закрытие ворот.

Лейтенант осторожно прочистил горло и отец Марк повернулся к нему.

– Отче, нас ждет грязная работа. Мы не надеемся о спасении души. Но благословение нам нужно. Нам достанется самая тяжкая доля в городе. Не откажите.

2.

Питер хмуро глядел на пастора и в душе, наверное, ненавидел этого сухого человека кто так жестко и бесцеремонно оставил людей без надежды. Закрытые ворота днем это само по себе страшно. Страшно и непонятно. Словно враг стоит под стенами города и жаждет ворваться внутрь и истребить всех и вся. Но враг же уже ворвался. Город этими закрытыми воротам просто давал понять, что он сдался.

Мальчик шмыгнул носом и потер воспаленные и раскрасневшиеся веки. Вторую ночь подряд он не мог нормально уснуть. Его грудь раскалывалась от страха и боли за своего отца, когда он слышал тихие постанывания его. Врач, еще молодой и явно малоопытный врач, жестоко сказал, что надежды нет. Это Черная Смерть. Он осмотрел и мать Питера и его самого. И сказал, что пока на них нет симптомов этой кары господней. Он велел чаще мыть руки и не прикасаться к больному, а по возможности не входить в его комнату. Но как его мать могла оставить мужа своего? Как она могла не дать страдающему воды?

Мама теперь спала на полу в комнатке Питера. Спала… Это неверно сказано. Она мучалась, а не спала. Поднимаясь каждый час она ходила обмывала тело отца Питера и меняла тряпки под ним. Отец сильно потел, но кроме желтых, словно гноистых следов пота на тряпках, сваленных в кучу у дверей, Питер видел и бурые следы вскрывшихся гнойников. Он представлял себе, как выглядит тело отца и еле сдерживал спазмы в желудке. Ему было страшно и горько от бессилия, что-либо сделать или изменить.

Мать не пускала Питера в комнату отца. Она говорила, что если она заразится и умрет на то воля божья. Ведь давно еще до рождения Питера она обещала пред богом быть с мужем и в бедах и в радости. Мальчик все понимал, но от мыслей, что и мама может заболеть, ему становилось совсем плохо. Он прижимался к маминому животу и всхлипывал, пока она успокаивающе гладила его по волосам.

…Врач приходил и этой ночью, прячась во тьме, словно лихой человек. Он еще раз осмотрел отца и заявил, что тому осталось от силы сутки, двое. Потребовал, чтобы мать не рассказывала никому, что он приходил осматривать больного. Типа не знал об этом никто, горько усмехался мальчик, вспоминая, как тарабанил в дверь счетовода. Мама обещала и что не расскажет никому и что, как муж скончается, немедленно позовет стражу или отца Марка.

И пока мальчик смотрел, как пастор увещевает горожан, там, в доме, медленно и мучительно умирал его отец. Мысли об этом ужасе заставили Питера развернуться и последовать за теми, кто уже отступал от ворот. Люди шли, переругиваясь и отчего-то кляня пастора. Сам Питер вдруг понял что к священнику не испытывает ничего плохого. Если это сделано чтобы никто так больше не страдал как его отец, то может это правильно? Но взрослые что возвращались по домам считали поступок отца Марка почти что подлостью. Они говорили о том, что Черная смерть пришла извне и открыт город или закрыт ничего не изменит. Только люди будут страдать. Кто-то, правда, не бранился на пастора, но громко жалел, что раньше не уехал или не ушел, пока только пугающие слухи по городу ходили. Надо было бежать, твердили они, считая, что упустили свой шанс.

Шедший за ними мальчик кривился от таких разговоров. Он сам знал как легко и быстро можно было сбежать из города в любое время. И не понимал, почему взрослые так сокрушаются о закрытых воротах.

Проходя мимо баронского дома, Питер с горечью заглянул поверх каменной стены в чуть видные окна баронессы. Ставни были закрыты. Его принцесса укатила в карете рано поутру в компании старой гувернантки и служанок. Отец Ингрид скакал следом с десятком стражи и с такой веселой улыбкой, словно на охоту он выехал. Он кивал встречным редким горожанам, когда они кланялись ему, и всем видом показывал что не страх гонит его прочь из города, но что-то другое.

Мальчика естественно с собой барон и не подумал брать. Дворецкий по отъезду господина рассчитался с прислугой и велел всем кроме поварят, что обязаны были кормить пастора и стражу до особого распоряжения в доме барона не появляться. Даже с мальчиком честно рассчитались двумя медяками, но отправили домой, после того как один из поварят сказал, что им помощник будет не нужен. Как же Питер разозлился на этого молодого парня. Ему стоило всего слово сказать, и Питер бы продолжал работать, получая такие нужные его семье гроши. Злой и расстроенный мальчик пошел слоняться по улицам, пока не повстречал гордо шествующего пастора со своей страшной ношей.

Теперь ему надо было показаться дома. Отдать деньги матери и расстроить ее еще больше тем, что теперь у него нет работы. От тоски и безысходности даже выть захотелось. Реветь навзрыд. Но мальчик только всхлипывал, упрямо выставив лоб вперед, и шел домой.

А дома… А дома мама вся в слезах обняла сына и сказала, что папа скончался. И стало вдруг так все равно… и на деньги, зажатые во взмокшей ладошке и на то, что без работы сына им с матерью скоро придется голодать. Они плакали навзрыд стоя в темном проходе между двумя маленькими комнатками и кажется, не собирались останавливаться. Словно вот этот плач и был всем, что оставалось им в жизни.

3.

Когда отец Марк закончил благословлять каждого из стражников у ворот, солнце взошло уже в зенит, и пастор в сопровождении двух охранников направился в баронский дом, где теперь бала его резиденция. Во дворе под седлом стояли лошади стражи. Отдельного отряда легкой кавалерии, чтобы можно было быстро предотвращать беспорядки в городе и нагонять беглецов улизнувших из него. Самих кавалеристов видно не было. Они со своим капитаном в зале для упражнений и танцев получали последние наставления как себя вести с зараженными, как избегать контакта с ними и что делать с телами, если похоронные команды не поспевают на место. Отец Марк, не задерживаясь, поднялся в баронскую библиотеку, где основал себе кабинет и приступил к составлению указаний бургомистру. Трусливый провинциальный дворянчик – бургомистр, непонятно как выбранный на эту должность городским собранием, в своей тяге к стяжательству и в желании угодить абсолютно всем, мог наворотить дел больших, чем сама Черная Смерть. К примеру, было достоверно известно, что он за мзду готовил побег из города богатым семьям. И даже наглец пытался убедить подписать барона подорожные. Отец Марк лично видел у одного из тех, кто желал вырваться из города отметины Черной Смерти. Приказать его убить пастор не мог, а капитан стражи не решался. Слишком уж богатой была та семья и далеко не факт что они не пожелали бы отомстить. Сами или через наемных убийц. Но и вырваться таким было нельзя позволить.

Составив подробные указания, пастор вызвал посыльного и, вручив ему пакет, сказал доставить бургомистру. Посыльный, позвякивая шпорами, вышел из библиотеки и отец Марк, позвонив в колокольчик, попросил вошедшую единственную оставленную в доме служанку подавать обед на него и капитана стражи.

Обедали в малом зале. Капитан был, как положено, сдержан в общении и не сразу разговорился под наводящими вопросами пастора. Отец Марк желал знать настроение стражи и не намечается ли дезертирства из зараженного города. Нехотя капитан признался:

– Я не могу ничего сказать, по этому… Стража верна барону и государю. Но не струсят ли они в момент, когда паника охватит весь город. Когда толпы больных, неся заразу попытаются вырваться за ворота? Не знаю. Нас всего сто сорок человек. Жителей почти три тысячи. И через пару дней они нас будут ненавидеть и считать врагами. Поверьте моему слову. Хотя вы и сами помните резню в столице. Когда королевская стража открыла огонь из артиллерии по взбунтовавшимся горожанам. Когда королю пришлось бежать из столицы, а потом всем рассказывать что они просто отправились на охоту. У нас нет артиллерии. А была бы, так у нас канониров нет. Разве что с баронской «Удачи»… Единственное на что рассчитываю, что действительно здесь… в баронском доме мы отстреляемся и отобьемся, пока гонец доберется до королевской стражи и пока она придет на помощь. Но ближайший заслон в двенадцати милях отсюда… возле монастыря. Перехватывают беглецов.

Покивав, пастор закончил обед и, поднявшись, поблагодарил капитана. Капитан тоже встал и когда пастор ушел, остался заканчивать обед в одиночестве. Отца Марка не смущало, что он нарушает правила приличия. Оставляя капитана одного за столом, он мог его обидеть, но Дело в это страшное время было превыше всего. Капитан тоже был человеком Дела, должен был понять.

Вернувшись в библиотеку, пастор сел писать подробный отчет для барона. Как они и договаривались один отчет должен составляться в полдень второй в полночь. Под стенами города всегда ожидал в готовности курьер. На все случаи. Или за подмогой нестись или вести барону доставить в его недалекий замок. Закончив письмо и передав его посыльному, чтобы тот вынес его на стену и скинул курьеру, отец Марк в сопровождении двух стражников направился в церковь.

В тот день он, выполняя обещание прихожанам, до глубокого вечера молился за спасение всех их. Чуть ошалелые от такого длительного бездействия стражники в итоге были рады покинуть дом Господен, когда утомленный молитвами и длительным стоянием отец Марк закончил. Стражники проводили пастора в его дом и отец Марк забрал из сундука свое мирское платье. Позже они вместе торопливо возвращались по пустынным ночным улицам города в баронский дом. С тревогой они вглядывались в темные окна. Нигде не было видно людей. Не лаяли даже собаки в городе, отданном на откуп смерти. Казалось, что и нет никого уже в этих каменных и деревянных домах. Всех прибрала старуха с косой и только освещенный въезд в баронский дом доказывал что жизнь в городе еще теплится.

Поздно ночью прохаживаясь взад и вперед по библиотеке, отец Марк признался себе в страшной вещи. Он вдруг понял, что не может ждать, когда же начнут умирать зараженные. Он словно жаждет этого момента. Он словно мечтает и страстно о нем. Лучше бы уже началось, думал он, чем вот так выжидать и бояться не самой смерти, а лишь духа ее. Флюидов, которые она выпускает. Лучше бояться чего-то конкретного, чем бояться самого страха.

Когда начнут умирать люди, как мухи мрут от осенних холодов, когда воцарится в городе вакханалия ужаса, когда начнут больные пытаться вырываться из города, когда здоровые будут бояться орд зараженных, что в обиде своей на мир попытаются их заразить или хуже того – убить… тогда придет время стражи и отца Марка. А пока, придется ждать. Ждать и писать барону полные тревог отчеты.

Рассказывать барону о проделках мелочного бургомистра. С тревогой говорить о страже, которой отчего-то отец Марк не верил ни на мелкую монету. Писать о людях, которые уже даже знают, что больны, но скрывают это, справедливо опасаясь чего-то хуже смерти. И главное, между строк передать барону о том, как вязкий страх, словно душащий дым, вползает в город. Уже ночью в своих домах у очагов с еле теплящимися углями попивая бульон или пиво, начнутся первые нездоровые разговоры… Кто якобы болен. Кто подозрительно выглядит. От кого чем-то странным воняет. Ведь все знают, что от больных Черной смертью в конце исходит смердящий запах.

Это еще не страшно. Страшно когда от этих разговоров начнет веять настоящей смертью. Когда люди сами начнут искать спасение, убивая зараженных. Страшно когда зараженными начнут объявлять своих недругов. Когда запылают дома от брошенных в них факелов. Страшно когда разъяренная толпа начнет чинить зверства. И невероятный ужас просто сковывает горло и грудь, когда начинаешь думать о глубинном язычестве, что просыпается в людях в такие моменты. Настанет день и запылают костры, в которые как тогда… восемь лет назад, начнут кидать женщин и младенцев пытаясь замилостивить Силы Зла. И сколько надо будет сил отцу Марку, чтобы остановить это безумие. И найдет ли он силы?

Окончив письмо, отец Марк поднялся и раскрыл высокие окна настежь. Один иностранный философ, нет, не врач, считает, что от смерти его в пожаре черной смерти спас именно свежий воздух. Частые прогулки он перемежал с хорошей пищей. Часто умываясь, он выжил как это не странно в самом очаге свирепствующего кошмара. Умерла его жена. Дети погибли, а он, оставаясь ВСЕ ВРЕМЯ с ними, не заболел. Или заболел, но исцелился.

Как страшен даже намек на надежду в преддверии неминуемого кошмара. Начинает казаться, что вот именно тебя не затронет этот ужас. Ведь именно тебя хранит Всевышний для чего-то более великого, чем просто сдохнуть покрытым вскрывшимися бубонами и со ртом наполненным рвотой. И вот начинают люди в слабости своей верить различным глупцам и обманщикам. И слепо следуют их указаниям. Не вылезают со свежего воздуха погруженные наполовину в бочки с водой и неотрывно жрущие. Да, все же, как обычно, будет с преувеличением, улыбнулся грустно пастор. И самое смешное такие страдальцы в легком помешательстве имеют действительно шанс выжить. Они просто не будут общаться с зараженными, поглощенные своим собственным сидением в бочке.

Ночь дарила прохладу и сладковатый аромат чего-то горящего. Вглядевшись во мрак внизу, отец Марк увидел тлеющие угли от костра, у которого проводила вечер стража и даже разглядел спящих прямо на мостовой, на вываленном сене нескольких человек. В доме всем хвалило бы места, но вот они первые считающие, что в свежем воздухе есть спасение. А может в доме им было просто душно? Кто знает? Учение того француза слишком далеко шагнуло и уже давно передавалось из уст в уста. Когда нет никакого спасения, надеешься на собственные или чужие заблуждения.

Оглядывая помещение, в свете колеблющихся от свежего воздуха огоньков свечей, отец Марк остановил свой взор на портрете юной баронессы. Большой портрет. Пастор помнил, как этот портрет создавался. Его нарисовал путешествующий на запад художник, которого на долгие два месяца приютил у себя барон. Художника снабдили красками, холстами, другими инструментами выписанными из столицы и сказали: Рисуй! И все два месяца он только и рисовал. В комнате, что выделил ему барон, одновременно в работе было несколько холстов, но к чести этого странного гостя он закончил их все. Как и вот эту чудесную работу, по которой теперь словно призраки скакали серовато-бурые тени.

Юная баронесса не была красавицей в столичном понимании отца Марка. Но было в ней что-то такое, что в будущем будет сводить мужчин с ума. Некая непознаваемая тайна в глубоких карих глазах. Говорят, что ее мать была славянкой. Отцу Марку не часто приходилось встречаться с этим народом. Но когда встречался, то сильно поражался их глубокой непохожести на кого-либо.

Разглядывая лицо баронессы, отец Марк вспоминал свою покойную жену. Они нисколько не были похожи друг на друга. Абсолютно разные лица. Просто так получилось, что от мыслей о том, что скоро он будет венчать эту девочку с тем, кого выберет ее отец, он обратился взором в прошлое к своей собственной свадьбе.

Их венчали в кафедральном соборе. Король не мог присутствовать, но была Королева-Мать, которая лично благословила тот брак. Сколько счастья было в те дни. Сколько планов строил его собственный отец. Как сам, отец Марк, тогда еще не ждавший ничего плохого от судьбы надеялся на действительно счастье. Ведь супругу ему не выбирали. И ее никто не заставлял за него выйти. Поистине это был во всех планах удачный брак. И удача не должна была покинуть их. Но Свет сменился Тьмой. Радость – отчаяньем… Когда в столицу пришла Черная Смерть.