Текст книги "Щит и меч (четыре книги в одном томе) "

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 68 страниц)

Шелленберг был вне себя.

Вайс сказал:

– Прошу прощения, мой бригаденфюрер, но мне кажется – здесь была допущена не просто оплошность.

– А что именно?

– Мне думается, что тот, кто дал указание, хотел этим повредить нашему рейхсфюреру.

Шелленберг долго, пытливо смотрел в приветливо-спокойное лицо Вайса. Потом приказал:

– Подберите себе двух человек, абсолютно надежных и готовых на все. – Добавил: – На это вам дается три… нет, один день. И ждите дальнейших распоряжений.

– Слушаюсь, мой бригаденфюрер, – слегка сдвинул каблуки Вайс, не считая необходимым особо щеголять выправкой: наступило время, когда этого от него уже не требовалось.

69

Вайс посетил салон массажа.

Здесь все шло так, будто не было никакой войны. Вымуштрованный персонал, как всегда, отменно любезен и услужлив. Тишина, покой, стерильная чистота кабин и халатов. После процедур профессор пригласил Вайса к себе для «медицинского осмотра».

Штутгоф похудел, осунулся, лицо его выглядело еще более изможденным и усталым.

Вайс доложил обо всем, что ему удалось в эти дни узнать.

Профессор молча слушал, делал по временам отметки в крохотном блокноте. Спросил:

– Это все?

– Только самое существенное.

Профессор сказал:

– Гитлеровцы единодушны в своем намерении уничтожить концлагеря и заключенных в них людей, уничтожить, как улику, как свидетелей обвинения. Такова обычная тактика преступников. Кроме того, Гитлер рассчитывает, что это величайшее злодеяние вынудит нацистов, боящихся возмездия, укрыться в подполье и продолжать борьбу. Что касается попыток некоторых властителей рейха сотнями или даже тысячами освобожденных откупиться сейчас за убийство миллионов, то это сплошное мошенничество. Но воспользоваться им надо, чтобы освободить большее число заключенных, чем намечено в списках. Главная наша задача теперь – предотвратить массовое уничтожение людей. И это – указание Центра. Могу сообщить, – он чуть-чуть улыбнулся, – ваши данные о секретных базах террористических подпольных фашистских организаций изучены в Центре, проверены. И, соответственно этим данным, оперативные группы нашей контрразведки брошены в указанные районы. Советской Армии, таким образом, обеспечена безопасность в тыловых районах. – Усмехнулся. – Кстати, массажист Гиммлера получает у меня консультацию по чисто медицинским вопросам. Он доверительно поведал мне, что слышал разговор Шелленберга с Мюзи по телефону. Шелленберг говорил Мюзи, что он лично несколько раз оказывал услуги еврейским семьям, а также вступившим в смешанный брак. Он уверял даже, что числится «неблагонадежным» с точки зрения партийной иерархии и обладает властью только в государственном аппарате. Фашисты пытаются отречься от фашизма в надежде уцелеть. Они будут предавать друг друга и готовы отдать все за спасительную фальшивку своей якобы «неблагонадежности» – учтите.

В дверь постучали.

– Прошу, – сказал доктор.

В комнату вошла девушка в форме вспомогательного женского подразделения службы наблюдения воздушной обороны. Статная, миниатюрная, с неприятным, высокомерным выражением кукольно-холодного, надменного лица.

– Это моя Надюша! – сказал доктор по-русски и, кивнув на Вайса, предложил ей: – Знакомься!

Вздернутые плечи девушки как-то сразу опустились, лицо преобразилось, будто мгновенно сменили его на другое – застенчивое, милое и немного растерянное.

– Это вы! – воскликнула она и, краснея, протянула руку Вайсу. – А я вхожу, вижу – фриц. – Сказала, жадно вглядываясь в Вайса: – Вот вы, значит, какой!

Вайс смутился, отвел взгляд.

– Ну, вы там, молодежь, хватит! – почему-то рассердился профессор и потребовал от дочери: – Докладывай.

Девушка села на стул так, чтобы можно было смотреть и на Иоганна и на отца. Заговорила, глядя смеющимися глазами на Вайса, но таким сухим и строгим тоном, что казалось, эти слова произносит другой человек.

– Операция по кодовым обозначением «Вольке» планирует бомбардировку немецкой территории подразделениями германского воздушного флота. Бомбардировщики будут замаскированы под авиацию союзников. База этих подразделений отмечена на карте. Объекты налета пока еще неизвестны. Есть предположение, что это концентрационные лагеря, так как план операции утвержден Гиммлером и Кальтенбруннером.

– Вот видите, – сказал профессор, – Кальтенбруннер препятствует Гиммлеру освободить из концлагеря несколько сот человек, Гиммлер мешает сделать то же самое Кальтенбруннеру, – грызутся, чтобы ни один из них не получил лишнего шанса перед союзниками. И оба при этом единодушно разрабатывали акции массового уничтожения сотен тысяч. – Склонился, потер колено, поморщился. Объявил, строго глядя на Вайса: – Ваша задача – выявить, какие именно лагеря намечены для уничтожения с воздуха. Второе – я не возражаю против того, чтобы включить вас в боевую группу, которая должна будет на месте воспрепятствовать этому. – Встал. – Всё!

Вайс смотрел на девушку и нерешительно улыбался.

– Всё! – повторил профессор.

Девушка попросила:

– Можно, я провожу товарища?

– Вот еще! – рассердился Штутгоф. – Не маленький, сам знает дорогу.

– Ну, папа! – умоляюще воскликнула девушка.

– Я сказал – нет. И вообще – нечего…

– Что нечего? – упрямо переспросила девушка. – А вдруг нам по пути?

– Знаете, – сказал профессор, подталкивая Вайса к двери, – проваливайте! – Оглянулся на дочь. – Произнес жалобно: – Ты же в опергруппе, потерпите – на базе встретитесь…

То ли от ослепительной чистоты голубого дня, то ли от мимолетного ласкового взгляда советской девушки, то ли просто потому, что к нему вдруг пришло необъяснимое чувство радости бытия, но Вайс почувствовал, что его больше не мучает чувство одиночества.

Он ощутил себя частицей огромного мира, созданного человеком для человека, и в этом удивительном, светлом состоянии духа пришел к Генриху.

Генрих был мрачен. Он швырнул Вайсу несколько листков бумаги, на которых было что-то напечатано.

– Прочти! Из личной канцелярии Вилли Шварцкопфа.

Иоганн сел к столу и стал читать.

«Административно-хозяйственное управление СС

Секретно

Рейхсфюреру СС.

Рейхсфюрер! Золотые зубы умерших заключенных по вашему приказу сдаются санитарному управлению. Там это золото используется при изготовлении зубных протезов для наших людей. Оберфюрер СС располагает уже запасом золота свыше 50 килограммов; этого хватит для покрытия предполагаемой потребности в благородных металлах на ближайшие пять лет.

Как по соображениям безопасности, так и в интересах должного использования, я не считаю целесообразным накапливать большое количество золота для этой цели.

Прошу разрешения в дальнейшем весь лом золотых зубов умерших заключенных направлять в рейхсбанк.

Хайль Гитлер!

Исполняющий обязанности Франк, бригаденфюрер СС и генерал-майор войск СС».

Другая бумага гласила:

«Список поношенных изделий из текстиля, вывезенных по распоряжению главного административно-хозяйственного управления СС из лагерей Освенцим и Люблин:

старая мужская одежда 92.000 комплектов

женская 26.000»

женское белье шелковое 3 900»

Всего 34 вагона

тряпье 400 вагонов

перины и подушки 130 вагонов

женские волосы 1 вагон

Копия верна: Гауптштурмфюрер СС».

Глядя на Вайса, Генрих воскликнул:

– И дальше все такие же! Иоганн, я больше не могу. Я убью его!

– Если ты это сделаешь, – сказал сухо Вайс, – ты окажешься виновником гибели сотен, тысяч людей. Твой дядя для нас сейчас источник тех сведений, при помощи которых мы сможем спасти сотни тысяч… Подожди, – остановил он Генриха, – сейчас все станет ясным. Скажи, поступали к Вилли приказы о списании с довольствия каких-нибудь лагерей?

– Да, недавно, кажется, в Дахау, в Линдсберге, Мюльдорфе и еще где-то.

– Установи точно! Дело в том, что сейчас готовится операция по уничтожению заключенных. Те лагеря, что назначены на первую очередь, соответственно снимаются с довольствия. Понял?

– Да.

– Сегодня сможешь узнать, примерно к вечеру?

– Да.

– Ну вот и все.

– Подожди, – попросил Генрих. – Но ведь это не «все». Как ты любишь этого слово «все»! Надо сделать еще что-то главное, чтобы спасти людей.

– Это возлагается на боевые группы.

– А я?

– Что – ты? Ты делаешь огромное дело.

– Нет, – возразил Генрих. – Нет. Я тоже должен быть там, где ты. Обещаешь?

– Ладно, – сказал Вайс. – Это мы еще обсудим.

Зубова Вайс в первый момент даже не узнал: по улице к мосту свидания шел сутулый человек, плохо побритый, с почерневшим лицом, на котором острыми выступами обозначались скулы.

Выслушав Вайса, Зубов оживился.

– Люди? Есть! И четыре немца – тоже из лагерников. – Добавил несколько виновато: – В свободное от работы время выходил с ними на операции. Народ в боевом отношении грамотный.

– Оружием обеспечены?

– Еще как! Можем продать излишки.

– Так вот, с этого момента, – сказал Иоганн, – чтоб тише воды… Только быть в готовности номер один.

– Ясно! – сказал Зубов.

Вайс положил руку на его плечо.

– Ты, старик, держись.

– Трудно мне, – пожаловался Зубов. – Если б хоть жить не в ее доме. Кажется, всюду ее вижу… Ноет, как зуб. – Попросил: – Может, можно съехать, а?

– Нельзя, – сказал Вайс.

– Значит, терпеть?

– Да, – сказал Вайс.

Очевидно убедившись после разговора с Бернадоттом в полной безнадежности всех попыток произвести Гиммлера в сан нового фюрера, Шелленберг не придавал уже никакого значения «особой группе», в которую входил и Вайс. И хотя эта группа отлично справилась с задачей тайной эвакуации лиц, освобожденных из лагеря по спискам Бернадотта и Мюзи, ее сейчас включили в состав другой группы СС, занятой всецело разработкой планов и техники истребления заключенных, а также иностранных рабочих на секретных объектах.

Работая в этой общей, расширенной группе, Вайс сумел ознакомиться со списком уполномоченных СД, которые направлялись в лагеря для общего руководства операцией. Сократить число лиц, благополучно прибывающих к месту назначения, должны были боевики.

Кроме того, используя бланки, образцы печатей, подписей, различные секретные грифы, добытые Вайсом, удалось изготовить приказы, отменяющие «эвакуацию лагеря» на известный срок или впредь до особого распоряжения. Эти приказы доставляли в лагеря «курьеры» из числа боевиков-немцев или таких, которые в совершенстве знают немецкий язык. Обычно подобные приказы привозили офицеры СС или чины гестапо. Значит, прибыв в лагерь, боевики не могли его сразу покинуть, как это положено рядовым. Чтобы не вызвать подозрения, им приходилось пользоваться некоторое время гостеприимством лагерной администрации. Но каждый час пребывания в лагере угрожал смертью.

Двенадцать уполномоченных СД должны были вылететь через три дня в районы Западной Германии и руководить там уничтожением лагерей.

Штутгоф, получив эту информацию от Вайса, сказал ему через день, что союзники предупреждены и их истребительная авиация будет в воздухе. Но если германскому транспортному самолету с уполномоченными СС все же удастся благополучно совершить посадку, предотвратить с земли дальнейшее будет невозможно.

Сразу же после вторжения союзников на Западе специальные отряды «коммандос» начинают охотиться за научно-исследовательскими материалами, за самими исследователями, патентами и технической документацией. Других указаний они не имеют. Эта охота за документами и людьми носит наименование «Пеипер-Клипс». И хотя среди «коммандос» есть группы, которые, без сомнения, могли бы предотвратить бойню в концлагерях, приказа на это им не дадут. Как быть?

Вайс сказал:

– В состав пассажиров секретного рейха мы никого включить не можем: список подписан Гиммлером и Кальтенбруннером. Но экипаж формируется только в день вылета, и люди не знают друг друга. Можно сделать следующее: я приеду на аэродром к дежурному гестапо и вместе с ним займусь проверкой экипажа. К одному из его членов я вызову подозрение и сниму его с полета. Если понадобится, соединю дежурного с Дитрихом – тот скажет то, что я ему скажу. Времени будет в обрез, дежурный начнет волноваться, и если в это время поблизости окажется наш человек, специально подготовленный, я проверю у него документы, которые не встретят с моей стороны возражений. Члены экипажа имеют парашюты. Он сможет открыть люк и выпрыгнуть, после того как установит мину. Другого пути не вижу.

– Но этот человек должен быть летчиком, иначе он сразу разоблачит себя.

– Да, конечно, я ведь и говорю: специально подготовленный.

– Но у нас таких нет.

– Может, в группе Зубова?

Когда Вайс обратился к Зубову с этим вопросом, тот радостно заявил:

– Я же в осоавиахимовской школе учился, ходил уже самостоятельно и в воздух, без инструктора, через час – и был бы пилот.

– И этого часа не хватило?

Зубов сконфузился.

– Да, понимаешь, пришили воздушное хулиганство за преждевременное чкаловское пилотирование. Словом, за бреющий рядом с поездом пострадал. – Ухмыльнулся хвастливо: – Пассажирам понравилось: платками из окон махали, я одним глазом наблюдал.

– Слушай, – сказал Вайс, – этот полет, ты понимаешь…

– Здрассте! – прервал его Зубов. – Я же бессмертный. К тому же у меня свыше двадцати прыжков с парашютом, это моя главная гарантия. Не беспокойся, великолепно выживу.

Документы для Зубова достала Надя. Передавая их Вайсу, она сказала:

– Только нужна другая фотография. – Добавила: – А так документы очень хорошие. – Попросила: – Но, если можно, верните сегодня же: я должна положить их обратно.

– А если не удастся?

Надя подняла на Вайса глаза, сказала тихо:

– Папе это было бы особенно тяжело, после того как мы уже потеряли маму.

Узнав о том, что операция поручена Зубову, профессор недовольно поморщился.

– Я не сомневаюсь в авиационных способностях товарища Зубова, но хулиганить на «У-два» – это одно, а водить большой транспортный самолет – другое. – Добавил: – Я решительно против.

– А если бортмехаником?

– Он же незнаком с конструкцией немецкой машины. Завалится!

– Слушайте, – сказал Вайс. – Борт-стрелок!

– Это, пожалуй, подойдет.

И профессор закончил уже совсем другим тоном:

– Самое замечательное – это то, что он имеет опыт парашютных прыжков. Посылать другого – значило бы на верную гибель.

Все получилось гораздо проще, чем ожидал Вайс.

Вызвав к дежурному гестапо членов экипажа для дополнительной проверки, установив по армейским книжкам, кто из них борт-стрелок, Вайс подозрительно глянул на этого человека и с величайшим напряжением удержал на лице озлобленно-обыскивающее выражение.

Низкорослый, коренастый малый, на которого он смотрел, подойдя вплотную, дохнул на него запахом такого водочного перегара, что Вайс испытал чувство восторга.

– Свинья! – закричал Вайс. – Свинья и трус! Нахлестался перед вылетом. – И, обращаясь к дежурному гестапо, сказал: – Это преступная небрежность с вашей стороны. – Приказав членам экипажа удалиться, спросил: – Что вы намерены делать?

– Я сейчас вызову другого человека.

– Сколько на это потребуется времени?

– Двадцать минут, не больше.

– Самолет должен вылететь через двенадцать минут: его будут сопровождать истребители, они уже, наверное, в воздухе. Вы сорвали задание чрезвычайной государственной важности.

Дежурный стоял вытянувшись, бледный, губы его высохли, он их облизывал.

Вошел Зубов в авиационной форме, с рюкзаком. Отдал приветствие. Вайс набросился на него:

– Почему без сопровождающего? Документы! – Посмотрел, сунул дежурному, сказал небрежно: – Вам чертовски везет. – Подмигнул ему. – Подозреваю, что я напрасно вас упрекал: очевидно, вы оказались более предусмотрительным, и этот ваш человек явился не через двадцать минут, а мгновенно. – Похлопал дежурного по плечу: – Умеете работать, а?

Дежурный мельком взглянул на документы, приказал Зубову:

– Марш в машину!

Зубов сказал:

– Но, господин унтерштурмфюрер, у меня назначение на другой рейс.

– Марш, не разговаривать!

Зубов ушел. Ушел, положив документы в карман.

А если документы не будет сегодня же возвращены Наде, Штутгоф, потерявший здесь жену, завтра, а может, уже сегодня ночью потеряет и дочь.

Вайс предложил дежурному пройти с ним к самолету. Дежурный записывал в книгу, что снят с полета борт-стрелок и заменен другим.

Пассажиры уже находились в кабине. Зубов не показывался. Гестаповец поглядывал на часы, его попросили подняться в самолет.

Вайс остался один и уже готов был последовать за дежурным, чтобы разыскать Зубова, но Зубов появился у дверцы, держа ранец-парашют. Он бросил его на взлетную площадку и успел передать Иоганну свои документы.

Вайс был необыкновенно счастлив и обрадован тем, что документы Зубова у него в руках. Он удивился, но вначале не придал особого значения факту, что Зубов выбросил парашют и что за этим парашютом последовало еще три других.

Как только гестаповец спустился из самолета по лесенке, лесенка была убрана, люк туго и гулко захлопнулся, и машина, гудя прозрачными нимбами пропеллеров, покатилась по взлетной полосе, все больше и больше набирая скорость. Оторвавшись от земли, транспортник круто стал набирать высоту.

Возвращаясь вместе с гестаповцем с аэродрома, Вайс спросил:

– Почему выбросили из самолета парашюты? Что они, лишние?

– Нет, – сказал гестаповец, – не лишние. Просто старший группы – штандартенфюрер – очень взволновался, когда узнал, что один из членов экипажа снят с полета как не заслуживающий доверия. И потребовал, чтобы у всех членов экипажа отобрали парашюты. Он считает, так больше гарантии, что летчики не бросят самолет, если машину подобьют вражеские истребители. Они будут до последней минуты стараться спасти машину, а значит, и пассажиров. – Одобрил: – Что ж, в этом есть логика. Мне оставалось только выполнить его категорическое приказание.

Вайс смотрел в пустое небо, гигантское, как бездна. Он испытывал непреодолимое отчаяние, пустоту, будто утратил сейчас свою собственную жизнь. И все вокруг казалось ему мертвым.

70

В штабе группы Вайсу сообщили, что его желание удовлетворено и он может сегодня же выехать на авиационную базу для проверки, насколько личный состав ее и материальная часть подготовлены к выполнению специального задания под кодовым обозначением «Вольке».

Он пришел к профессору, вернул ему документы, сообщил о том, что отбывает, и о том, что Зубов при выполнении задания теперь не сможет воспользоваться парашютом.

Профессор, прикрыв рукой документы, возвращенные ему Вайсом, будто боясь расстаться с ними хотя бы на минутку, сказал:

– Вот до того момента, пока вы не пришли, я все время думал, переживу я или не переживу, если погибнет Наденька. И знаете, понял, что не переживу. Вот так вот. А теперь – Зубов. Тяжело, верно. В нашем деле самое, пожалуй, легкое, когда ты решаешь собственную судьбу, а не судьбу другого. – Посмотрел твердо в глаза Иоганну. – Свою дочь, как опытную радистку, я включил в состав группы, которая будет вам придана. Вы должны иметь постоянную оперативную связь с Центром. – Разложил карту. – В районе, находящемся в зоне авиационного воздействия базы, находится несколько крупных концентрационных лагерей. Но вот что нам следует с вами продумать. Вот здесь вот, – Штутгоф показал на карте, – подземный концентрационный лагерь, где производятся «Фау-один» и «Фау-два». Заключенные никогда не выходят из штольни. Там работают, там умирают, только их трупы вывозят и кремируют в наземных лагерях. Обе основные подземные шахты тянутся почти на полтора километра под землей и связаны между собой сорока восемью туннелями. Ствол входа и выхода один, остальные заделаны и забетонированы.

Понятно, что этот подземный лагерь, где находится свыше двенадцати тысяч заключенных, не может быть уничтожен с воздуха. Но, по данным, полученным вами от Генриха, весь лагерь снимается со снабжения через шесть дней, исключая сегодняшний. Значит, предполагается, что через шесть дней он должен быть уничтожен.

Главная ваша задача, – выяснить, каким способом предполагается уничтожить лагерь, и предотвратить его уничтожение. – Сказал грустно: – Приданная вам группа не столь многочисленна, как хотелось бы, но я не в силах увеличить ее. Вы сами знаете, не только Зубов, но и многие другие товарищи выполняют сейчас труднейшие задания. – Он вздохнул и добавил: – Я надеюсь, вы выполните приказ Центра успешно.

Вайс был неприятно удивлен тем, что в командировку на авиационную базу он едет не один, а с Дитрихом.

Дитрих сказал, потирая руки:

– Вы знаете, я очень энергично настаивал, чтобы это задание было поручено и мне. – Объяснил, плутовато улыбаясь: – Операция совершенно секретная, приказ подписан Гиммлером и Кальтенбруннером. Мы с вами никакого отношения не имеем к ее прямому исполнению, на нас возложена только функция контроля подготовки и так далее. Но это знак особого доверия. И я уверен, что потом никто не посмеет совать меня в эту опасную возню с организацией нашего подполья. Я надеюсь, что меня незамедлительно переправят на Запад – куда-нибудь в Швейцарию, например, где я буду свято хранить тайну этой операции, при соответствующем обеспечении всех необходимых для меня жизненных удобств, разумеется.

– Спешите удрать? – спросил Вайс.

– Это же необходимо в интересах высших лиц, подписавших приказ, который, как говорят дипломаты, не для печати. Хотя, пожалуй, напротив – Геббельс будет визжать с газетных страниц о злодейском налете авиации союзников на концентрационные лагеря. Мы с вами, как свидетели этого ужасного налета, сможем подтвердить его слова.

– Значит, хотите ждать? – спросил Вайс.

– И еще как, – улыбнулся Дитрих, – с комфортом!

Полковник Вальтер, командир особой авиационной части, кавалер рыцарского железного креста, летчик еще времен первой мировой войны, сухонький, седой, низкорослый, но с величественным, надменным лицом, вскрыл секретный пакет. Прочитав приказ и приложенную к нему инструкцию, он взглянул на Вайса и Дитриха так брезгливо, будто у этих офицеров СД были не застегнуты ширинки, и сказал, что просит дать ему час на размышление, после чего он готов будет снова принять господ офицеров.

Дитрих положился во всем на Вайса, а сам отправился завтракать в компании с молодыми летчиками.

Полковник, несмотря на свою явную неприязнь, вынужден был обсуждать с Вайсом подробности операции.

– Горючее? – сказал полковник. – Большевики наступают, через неделю они могут быть здесь. – Он топнул маленькой ступней, обутой в лакированный старомодный, остроносый ботинок. – У нас горючего на сегодня ровно столько, чтобы сняться отсюда.

– Но к вам должно поступить горючее!

– Завтра ночью, если бензовозы благополучно прибудут.

– А почему они могут не прибыть?

– Русские разбомбили мосты.

– Но имеются понтонные переправы.

– Да, если успеют их навести.

– В каком пункте? – спросил Вайс.

Полковник показал на карте. Потом сказал:

– Я полагал, что мой долг – вывезти на самолетах всех людей, и поэтому самолеты не загружены бомбовым комплектом. Надо посылать машины на склад, – для этого понадобится время.

– Естественно, – согласился Вайс.

– И еще, – сердито сказал полковник, – помимо всего – вот приказ Кальтенбруннера: на меня возлагается обязанность сбросить на парашютах контейнеры с отравляющими веществами для использования их лагерными подразделениями СС на случай, если какая-то часть заключенных уцелеет после бомбардировки.

– Очень предусмотрительно, – заметил Вайс.

– Слушайте, – гневно сказал полковник. – Я ас первой мировой войны. Мое имя известно во Франции и Англии. На моем счету двадцать восемь авиационных поединков, которые я провел с честью.

– Ну и что же? – спросил Вайс.

– Я солдат, – сказал полковник. – Солдат. И у меня есть свои воинские убеждения и принципы. А вы гестаповец…

– Я офицер СД.

– Не вижу существенного различия.

– Короче говоря, вы хотите сказать, что вам не слишком нравится это боевое задание?

– Оно не боевое, не воинское.

– А какое же?

– Вы сами отлично знаете какое.

– Вы просто боитесь. Боитесь, что впоследствии вас будут рассматривать не как военнопленного офицера, а как военного преступника.

– Да, – сказал полковник, – я не боюсь погибнуть, быть даже расстрелянным большевиками. Но не повешенным, как…

– Как кто? – спросил Вайс.

– Как вас, например, могут повесить.

– Вы хотите уклониться от задания?

– Я солдат и подчиняюсь приказу.

– Но приказы не обсуждают.

– С подчиненными – да. А вы не мой подчиненный.

Вайс посмотрел прямо в глаза полковнику.

– Я вам признателен за то, что вы столь честно и откровенно высказали мне свое мнение.

– И вы этим воспользуетесь в соответствии с родом и духом своей службы?

– Нет, – сказал Вайс. – Просто вы меня заставили тоже кое о чем задуматься.

После этого разговора Вайс еще побывал у полковника, но беседовал с ним о чем угодно, только не о ходе подготовки к операции. Точно так же вел себя и полковник.

Через связного Вайс сообщил группе о времени, когда должны прийти цистерны с горючим, и указал на карте, где находятся понтонный мост, и бомбовый склад, и дорога от склада к аэродрому.

Вайс осмотрел два блиндажа, служившие теперь хранилищем для отравляющих веществ, – кроме баллонов с газами здесь лежали ящики с ядами в ампулах и в коробках. Во время одного из осмотров ему удалось сунуть между ящиками термитную шашку с химическим запалом замедленного действия, изготовленную в виде пластмассового портсигара.

Через день весь личный состав в противогазах боролся с пожаром в блиндаже. После этого понадобились еще сутки для того, чтобы люди могли вернуться в расположение аэродрома, не подвергая себя опасности отравления. Почти на два километра вокруг листва на деревьях пожелтела и пожухла.

А еще через день полковник вызвал к себе Вайса и сообщил ему, что понтонный мост взорван и бомбовозы не смогут переправиться, пока не наведут переправу; кроме того, транспорт машин с бомбами, следующий от склада к аэродрому, был обстрелян. Машины приведены в негодность, часть их взорвалась вместе с грузом.

Разведя руками, он сказал тоном фальшивого сожаления:

– Таким образом, я бессилен выполнить приказ в указанные сроки.

Дитрих был в бешенстве. Он пытался наладить переговоры с Берлином.

Связной передал Вайсу, чтоб в эту ночь он покинул аэродром. Но Вайс не смог этого сделать: Дитрих ни на шаг не отходил от него. Он сказал Вайсу:

– Вы разрабатывали с полковником операцию и виновны в том, что она сорвалась. – Пригрозил: – Я доложу о вас. Офицеры подтвердят, что вы устранили меня от подготовки к операции.

Вайсу предоставили отдельную комнату, но теперь к нему перебрался Дитрих. Ложась спать, он запирал дверь на ключ и клал его в карман, говоря, что боится диверсантов, а пистолет засовывал под подушку.

Ночью советские штурмовики и бомбардировщики совершили налет на аэродром.

Вайс бежал, пригнувшись, к обочине аэродрома, туда, подальше, где он заметил земляные щели, выкопанные солдатами охраны. Вслед за ним в щель прыгнул и Дитрих.

Щель оказалась полузасыпанной. Дитрих выталкивал Вайса с того места, где щель была глубже. Заметив блиндаж, он решил добежать до более надежного укрытия, выскочил. Бомбовый разрыв. Вайса почти погребло землей. Очнувшись, он выбрался из-под земли. Ноги Дитриха торчали из воронки. Вайс потянул его за ноги и втолкнул в щель. Живот Дитриха был разворочен осколком. Вайс стал бинтовать его, но бинтов не хватило. В это время Дитрих очнулся. Он посмотрел на свою рану, брезгливо сморщился, потом заплакал.

Вайс снял китель, разорвал рубашку; когда снова раздался бомбовый разрыв, он почти машинально склонился над Дитрихом, прикрывая его собой, чтобы в рану не насыпалась земля. Дитрих это заметил. Пролепетал:

– Иоганн, вы, возможно, хороший человек. Но я донес на вас. – Простонал осуждающе: – Как вы, немец, могли стать изменником?

– Что же вы донесли? – спросил Вайс, озабоченно подкладывая свой китель под голову Дитриху.

Дитрих сказал, еле двигая губами, свистящим шепотом:

– Муж фрау Бригитты – русский диверсант. Вы все время общались с ним. Перед самым отъездом об этом донес один русский военнопленный, уличенный в краже ценностей во время спасательных работ.

– Почему же тогда меня сразу не арестовали?

Дитрих вздохнул:

– Лансдорф мне не поверил. Он сказал, что я хочу свести с вами счеты за то, что вы скрыли – помните? – некоторые мои неблаговидные поступки.

– Помню, – сказал Вайс.

– Ну вот, видите… Он мне не поверил… Приказал только вести наблюдение. Ему грозили бы большие неприятности, если б вы оказались изменником. Поэтому он все свалил на меня, приказал следить… – Дитрих замолчал, видимо борясь с невыносимой болью. – И когда мы здесь принимали с вами душ, я вышел, сказав, что мне нехорошо. И в вашем кителе нашел портсигаре. – Снова последовала долгая пауза. Вайс молчал. – Такие штучки мне знакомы, – шепотом прохрипел Дитрих. – А потом, когда загорелся блиндаж, у вас больше этого портсигара не было. И сейчас его нет. Верно?..

– Да, – подтвердил Вайс.

– Вот видите, – похвастался Дитрих, уже костенеющим языком. – Я ведь хороший контрразведчик, да?..

– А зачем вы мне это все рассказали? Чтобы я вас убил?

– Да, конечно… Я не хочу мучиться. Я понял, что не смогу мучиться. Пожалуйста, Иоганн, я не могу видеть свои внутренности. Ну?

Вайс вынул сигарету, закурил.

Штурмовики стальным скользящим потоком неслись над аэродромом, и косой светящийся ливень их крупнокалиберных пулеметов бил по бетонной полосе, высекая длинные сухие синие искры.

Вайс сказал:

– Нет, я не буду убивать вас, Дитрих. Даже напротив – я пойду сейчас и пошлю за вами санитаров с носилками. Такие, как вы, не должны умирать сразу. Вам надо понюхать как следует, что такое смерть. Вы убивали других, но сами считали, что с вами этого не случится. Если вы и умрете, то, во всяком случае, с комфортом, в постели. Вот я и позабочусь о таких удобствах для вас.

Он встал, спросил:

– Вы слышите, Дитрих? Я ухожу за санитарами.

Дитрих молчал.

Вайс дотронулся до его плеча. Голова Дитриха покачнулась, но глаза были неподвижны. Вайс взял свой китель, надел и пошел к горящим службам аэродрома.

Налет окончился.

Полковник руководил тушением пожара. Он был бодр, энергичен и свирепо командовал людьми.

Вайс сказал:

– Я вынужден покинуть вас, полковник.

– Да? – спросил полковник, смотря на него так, будто впервые его увидел. – Ну что ж, вы мне не подчинены, а то бы я и вас заставил поработать. – Он махнул рукой в том направлении, где горели самолеты и, треща, рвались в них укладки пулеметных лент и снарядов.

Вайс разыскал свою машину и поехал прочь от аэродрома, потом остановился, вышел, снял с нее номер. Машина была покрыта гарью и хлопьями сажи, цвет ее стал неразличим. Свернув с шоссе, Вайс поехал по грунтовой дороге лесом, повернул, отсчитав шестнадцать просек, в семнадцатую, завел машину в кусты и дальше пошел пешком.