Текст книги "Операция "Муравьиный бог""

Автор книги: Вадим Леднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Ну если вы помните… я с самого начала…

– Да помню, я помню… – отмахнулся пожилой. – Жалко будет, если это он… Я ведь его с черти каких лет знал… работали вместе… Да… вот ведь судьба! Ладно Андрей, командуй…

От дверей коттеджа к ним спешил невысокий черноусый парень, одетый в белую сетчатую майку и шорты с кроссовками.

– Истинные прибыли! – начал говорить он еще на подходе. – Здравствуйте, Аркадий Иванович!

– Сколько их? – спросил Андрей, голос у него стал властный.

– Трое.

– Не маловато? – прищурился пожилой.

– Куда их больше-то? – пожал плечами черноусый, – Стандартная штурмовая группа. Пойдемте, я вам покажу место наилучшего обзора!

****

RAV4 бодро перевалил через мостик и уже приготовился въехать под поднятый шлагбаум, когда из кустов выскочил Мустафа. Он перекрестно замахал руками требуя остановиться.

– Чего? – высунулась в окошко Мила. Она была за рулем.

– Дальше нельзя! Сюда на проселок сворачивайте! Быстрее, быстрее!

– Раскомандовался тут… – пробурчала Мила, поднимая стекло.

Джип заворчав двигателем, съехал с дороги, поднялся на пригорок, затем спустился в низинку. Мустафа трусил следом за ним.

– Здесь, здесь… – помахал он рукой, показывая, где следует остановиться.

Джип вздрогнул и затих. Мила соскочила с сидения не вынимая ключа из замка зажигания. Слева хлопнул дверкой Ким. Наклонив спинку водительского кресла, последней из салона выпорхнула Рита. Истинные были облачены в комбинезоны из легкой ткани, хамелеоновским образом меняющей оттенок в зависимости от освещения и цвета окружающей среды. На спинах у девушек были закреплены круглые ножны с серпами. Кастеты Кима крепились с внутренней стороны запястий, на несложном приспособлении, позволяющем им при необходимости, прыгать прямо в ладонь.

– Вот карта… – Мустафа развернул лист бумаги. – Не ахти конечно, но все, что успели добыть…

Ким молча забрал у него карту.

– Почему мы только сейчас узнали про операцию? – мрачно спросил он.

– Ты меня спрашиваешь? – Мустафа удивленно развел руками. – Я-то откуда знаю? Руководству видней.

Мила дернула его за рукав:

– А почему ты, гнида, покинул квартиру и нарушил инструкцию?

– Я па-апрошу! – он убрал руку. – Повежливей, мадемуазель! Сказали мне, я и покинул…

– Кто сказал? – глаза Милы стали почти черными. Рита предостерегающе положила руку ей на плечо.

– Руководство! – сказал Мустафа снисходительным голосом. – Опять же руководство, Милочка!

– Я тебе не Милочка! Говно – твое руководство! И ты говно!

– Хватит! – рявкнул ей Ким, и повернулся к Мустафе. – Он еще жив?

– Кто? – удивился тот. – Ах да… жив, жив… десять минут назад, по-крайней мере, был жив…

Ким презрительно посмотрел на него, но больше ничего не сказал.

****

Перед Никитой стоял пожилой, невысокий человек выражено восточной внешности. Высокий, изборожденный морщинами лоб, крупный нос, прищуренные хищные глаза под кустистыми бровями, тонкие губы, искривленные, в раз и навсегда прилипшей к ним, равнодушно-презрительной усмешке. Смолисто-черные, кудрявые волосы, изрядно тронуты сединой. Сильно сутулился, почти горбился. Одет по жаре, в какую-то широкую, цветастую рубашку, на выпуск, светлые брюки и босоножки. Это несоответствие между зловещим выражением лица и легкомысленным одеянием дополняло собой ощущение угрозы, которым было пропитано пространство вокруг этого человека. Нечеловека…

– А это я с тобой разговаривал, Наблюдатель, через своих пифонов – голос был резким и скрипучим. Не хриплым, а именно скрипучим, как на старой пластинке. Крайне неприятным.

– К-то т-ы? – Никита еще не совсем отошел от той гадости, которую ему вкололи, губы у него не слушались, язык заплетался, как у пьяного.

– Кто я? – усмехнулся тот. – А ты разве еще не понял? Или ты боишься, себе в этом признаться? Ну и правильно боишься! Я вашего брата живым не отпускаю, не в моих это правилах! Я даже не стану обещать, что не больно тебя зарежу, если скажешь все, что мне нужно. Потому что я и сам могу узнать все, что мне нужно, без твоих слов, а гуманизм мне чужд.

Он смотрел в упор, безжалостным, немигающим, змеиным взглядом, от которого вставали дыбом волосы и по спине бежали мурашки. Никита почувствовал, что на лбу выступила испарина. Словно сама смерть уставилась на него, своими пустыми глазницами. Ощущение усиливалось тем, что все скопившиеся в комнате нелюди, глядели на него точно также. Наверное такой взгляд был у Медузы-Горгоны. Только вместо того, чтобы окаменеть, Никита наоборот, почувствовал, что тело начинает пробивать крупная дрожь, словно от холода, хотя в доме было наоборот, жарко и душно. Внезапно сутулый развернулся на каблуках и заложив руки за спину принялся ходить взад-вперед по комнате, словно в ней было пусто. Остальные расступались перед ним, и тут же вновь смыкались за его спиной. Это было странное, жутковатое зрелище. Сутулый обошел вокруг Никиты, раздвигая своих марионеток, словно высокую траву. Встал у него за спиной. Некоторое время молчал. Никита почти физически, чувствовал, как он сверлит взглядом его затылок, словно пытается заглянуть прямо в черепную коробку.

Между тем, действие неизвестного наркотика прошло, мозг подстегиваемый гармонизатором, вновь стал работать четко и быстро. От браслета по руке распространялось ощущение тепла и даже какой-то вибрации. Никита наконец, начал адекватно воспринимать окружающую обстановку. Он попытался оглядеться. Деревенский дом. Скрипящий под ногами топчущихся антов, дощатый пол, беленые известкой, стены и потолок. Не смотря на светлое время суток, под потолком желтела тусклая, одинокая лампочка, без абажура. В доме имелось, по-крайней мере, две комнаты. Вход во вторую, виднелся за спинами столпившихся антов и был кокетливо прикрыт кисейными занавесками. Окно справа, закрыто плотно запертыми ставнями, но дневной свет откуда-то все же сочился. Изо всех сил скосив глаза, Никита увидел второе окно, напротив которого, отодвинув стволом цветочный горшок, по-хозяйски расположился на столе, ручной пулемет на сошках. По бокам стола, стулья. Никита посмотрел налево, там расположилась русская печь, возле нее какие-то ведра, лавки… Впрочем из-за толпящихся антов, все, что стояло на полу, было плохо видно. Сами «муравьи» являли собой весьма странное зрелище. Они все время двигались не останавливаясь ни на секунду, словно настоящие муравьи или пчелы. Но не просто хаотично, а время от времени соблюдая некую симметрию. Двое из них, стоящие в паре метров друг от друга могли одновременно повернуть голову или сделать шаг в одну и ту же сторону, в то время как особи располагающиеся между ними, ничего подобного не совершали. Все они оказались молодыми, или даже очень молодыми парнями, от совсем юных, до примерно двадцати пяти – двадцати восьмилетнего возраста. Многие из них были увешаны оружием, гранатами и пулеметными лентами, словно революционные матросы или афганские моджахеды на марше. Да и вообще, в чем – в чем, а в оружии тут недостатка не наблюдалось: крупнокалиберный пулемет у стены, развернут стволом куда-то за спину Никиты, наверное, в сторону дверного проема, пирамида автоматов в углу, ящики с боеприпасами и даже, кажется, гранатометы, сложенные аккуратным рядком на печке.

– М-да… – задумчиво сказал откуда-то сзади, сутулый, – хорошо закрылся… ни пса, не разобрать… Или это я сноровку теряю… Ну да ладно, время деньги… время жизнь…

Он вышел из-за спины Никиты и опять уставился на него, своими змеиными глазами:

– Ну что, с тобой делать? Ладно уж… мучить тебя, возиться долго, а мне, к сожалению некогда… Давай договоримся по-хорошему. Ты мне скажешь, где девочка… честно скажешь! А я из благодарности, убью тебя не больно… хоть это и не в моих правилах… но тебе так и быть, скидка… по молодости, по неопытности, – он не глядя протянул назад руку в которую моментально вложили пистолет, предварительно передернув затвор.

– Смотри! – он поднес ствол ко лбу Никиты. – Бах!.. – ствол легонько ткнулся в лоб, – и все! И ты уже на небесах! Ну согласись, хорошее ведь предложение?

Никита с трудом сглотнул вязкую слюну. В эту минуту, он понял смысл фразы: «Кровь от страха стынет в жилах». Его всего трясло. Ему сейчас было одновременно холодно и жарко. С него градом катился пот и его бил озноб. Все от осознания того, что сейчас его убьют… Убьют в любом случае, скажет он что-либо или не скажет. Его жизнь оборвется, она не стоит сейчас ни копейки… сейчас он умрет. Как же так? Почему? Это не справедливо… Господи, во что его втравили?! Он даже не сможет сопротивляться, прикрученный к этому мерзкому креслу… его застрелят или зарежут, как барана. Какой он идиот… ведь Мила предлагала соскочить, бросить все… Мало ему было на вокзале? Мало ему было возле «Поганки»? Догеройствовался… Пионер-герой… В детстве, начитавшись патриотических книжек про войну, он потом часто видел сон, где попадал в плен к фашистам. Фашисты интересовались, где партизаны, но почему-то не дожидаясь ответа, сразу готовились его пытать… раскладывали, свои страшные колющие и режущие инструменты, нагревали утюги, калили в печи щипцы. Он всегда успевал проснуться. Удрать от этого ужаса в явь. Пусть с отчаянно бьющимся сердцем, в холодном поту, но успевал… Пусть потом долго лежал, тревожно вглядываясь в темноту и прислушиваясь к ночным шорохам, не мог уснуть, но главное, успевал. А вот тут, проснуться, похоже, не получится! Детские страхи начинали сбываться…

– Ты не уснул, мой юный друг? – поинтересовался сутулый.

– Ка… какая девочка? – с трудом выдавил из себя Никита.

– Ах вон оно что… – разочарованно вздохнул тот, возвращая пистолет обратно, – ну не хочешь по-хорошему… давай по-плохому…

Мысли вихрем понеслись в голове у Никиты: «Что он хочет сделать?.. В любом случае ничего хорошего… Что делать мне? Сказать ему где Алена? Черт с ней, своя жизнь дороже… Стоп! Хватит истерик! Соберись тряпка! И так, что мы имеем? Он сказал, убьет в любом случае, расколюсь я или нет… И не врет, ведь гад… не пугает… точно убьет! Так… надо быть прагматичным… Черт! Как это трудно, когда жизнь висит на волоске… Все мысли в кучу… Говорить нельзя и не говорить нельзя… Остается тянуть время… до последнего тянуть время. Меня могут найти? Хотелось бы в это верить, но что-то не очень верится. Я сам не знаю, где я… Да даже если и найдут… даже если и справятся с этой, вооруженной до зубов, кодлой… меня уже сорок раз успеют убить. Так что же, нет выхода? Должен же быть, хоть какой-то выход. Допустим, я ему говорю адрес Алены… просто допустим… Дальше, что? Он меня убивает? Фиг! Ведь если я соврал, потом спросить будет уже не у кого. Значит, он прежде должен проверить, правду ли я сказал и до этого момента я гарантированно буду жить. А если он возьмет меня с собой, чтобы если что, на месте спросить за неправду… А вдруг наши уже там… Вдруг они меня отобьют? Реально? Да! Вернувшись из города они первым делом кинутся по адресу Алены, по тому липовому адресу который она давала Миле. Его и надо назвать! В этом случае появляется хоть какой-то шанс. Пусть призрачный, но шанс!

– Если я вам скажу ее адрес… что вы с ней сделаете?

Сутулый усмехнулся:

– Это больше не твоя забота, юноша! И так, слушаю тебя? И учти, я уже потерял с тобой очень много времени! Я слишком засиделся в этом городишке. Мне давно пора быть в другом месте, а то чувствую, здесь скоро соберется вся ваша свора.

(Откуда эта сволочь знает про Наблюдателей? И вообще про Службу карантина?)

– А если…

– «Если» для тебя закончились!

– Какой мне смысл говорить правду… если вы не оставляете мне никакой надежды. С тем же успехом я могу и наврать… по крайней мере, «матка» вам не достанется.

– Хороший вопрос! – сутулый прищурился. – Спрашиваешь как я проверю? А очень просто… Разрублю тебе голову… – он опять не говоря ни слова протянул руку и в нее вложили, на этот раз, здоровенный мясницкий тесак, – вот этим! И погадаю на твоих мозгах! Как тебе такой способ проверки?

– Эффектно, конечно… – Никите с трудом удавалось не стучать зубами от страха. – Но сомневаюсь, что это вам поможет… У меня есть другое предложение: я вам говорю, где находится «матка». Вы берете меня с собой, а потом если я сказал правду, отпускаете…

Сутулый неприятно заухал, словно филин, что очевидно означало у него смех:

– Ты поверишь, если я пообещаю тебя не убивать?

– А что мне еще остается делать? Зачем вам меня убивать? Собственно вам, я никакого зла не принес… а наоборот, можно сказать, пользу… я искал «матку»… А тех двоих… так это была чистая самооборона… да вы же сами все знаете!

– Смешной парнишка… – сутулый развел руками, и оглянулся по сторонам, как бы призывая в свидетели всех присутствующих, – ты кого тут пытаешься развести? Неужели меня? А ведь действительно, никого здесь больше нет, значит, наверное, меня! Зла говоришь не принес? Да для меня, ты сам по себе абсолютное зло! Ты ведь в СК недавно?

«Откуда он знает?» – вновь поразился Никита.

– …если браслетик с тебя снять, – невозмутимо продолжал тот, – практически никакого последействия не останется. Ты ведь с ним сжиться-то не успел А что это означает? А? Затрудняешься?.. А это означает, что если с тебя снять браслет, твоя глупая головенка, будет хрустально прозрачна, для моего пытливого взора. Следишь за мыслью? Возникает вопрос, как снять браслет? Ведь кроме тебя самого, его никто больше, снять с тебя не сможет… А ты ведь не захочешь? А если даже и попробуешь, по принуждению у тебя ничего не получится… только по доброй воле… Верно? И все-таки, мне это удавалось… – он расстегнул пуговицы на груди и отвел края рубашки. Изумленному взгляду Никиты предстало, весящее у него на шее ожерелье, из множества браслетов, нанизанных на толстую золотую цепь.

– Думаешь, как я вас нахожу? Тебе интересно? А вот по ним и нахожу… – он провел ладонью по глухо брякнувшим браслетам, – я их чувствую… понимаешь? Чувствую! – в его голосе, даже появились нотки нежности. – Вот и твой браслетик будет тут!

Внезапно один из антов скользнул к Никите откуда-то с боку и ловко заклеил ему рот пластырем. Сутулый начал разворачиваться, словно собирался отойти и вдруг внезапно, почти без замаха, рубанул страшным своим тесаком. Треск! Жуткий треск разрубаемых костей и дерева. Адская боль. Никита забился, замычал заклеенным ртом. Замахал перед собой, освободившимся от пут, обрубком руки, расплескивая вокруг хлещущую ручьем кровь. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание – была его кисть, с судорожно скрюченными пальцами, валяющаяся на полу. Словно в каком-то жутком сне, лежала она у ног сутулого, примотанная скотчем, к отрубленной, за компанию, ручке кресла.

****

Тройка Истинных подобралась к дому почти вплотную. Утроенный фон невнимания позволял им до сих пор оставаться незамеченными. Они залегли в заросшей лопухами и крапивой канаве, тянущейся вдоль покосившегося забора, отделявшего огород от пустыря.

– Пятеро в огороде и на задворках, – шепнул Ким. Он, наконец, оторвался от щели в заборе сквозь которую созерцал диспозицию и обернулся к своим спутницам. – Я ими займусь. Одновременно вышибаете дверь и валите пулемет. Ждете пока отстреляются. Затем входите в дом, как договаривались. Ми-ко первая, Ли-Сун вторая… Как разберусь с внешними, присоединюсь к вам… «Матку», по возможности не трогать… прижмите его к стене, я его выдерну… поняли? Смотрите не напортачьте, он должен оставаться живым, еще какое-то время. Все понятно? Тебе все понятно? – повторил он, останавливая взгляд на Миле. Девушка молча кусала губу, смотря перед собой невидящим взором. Лицо ее было напряжено, на осунувшихся скулах, ходили желваки.

– Эй! Я к кому обращаюсь? – он пощелкал пальцами прямо у нее перед носом. Она наконец подняла на него глаза и медленно кивнула.

– Тебе? – Ким повернулся к Рите.

Та уже натянула на лицо маску с прорезями для глаз. В ответ, молча показала из пальцев характерную фигуру: «Ок!»

****

Никиту выкинуло из бессознательного. Он снова был в этой страшной комнате, прикрученный к креслу и окруженный со всех сторон антами. Впрочем, страха, как и боли, он теперь не испытывал. Состояние было расслабленным, близким к эйфории. Сутулый стоял рядом и усмехался, заглядывая ему в глаза. В руках он вертел пустой одноразовый шприц.

– Что-то я сегодня добрый… прямо, как доктор Айболит. Видно приглянулся ты мне парень! Умрешь с удовольствием! Так что не дрейфь! Сейчас только узнаю, что мне нужно, и закончатся твои проблемы… Будешь в шоколаде!

Никита вяло покрутил головой, она больше не была зафиксирована. Что-то сильно сдавливало левую руку. Посмотрел – оказалась, она туго стянута резиновым жгутом выше локтя. Кровь больше не хлестала, а сочилась по каплям. Он поднес обрубок к лицу. Вид торчащих из раны костей запястья, почему-то рассмешил. «Как я наверное нелепо…буду выглядеть с одной рукой… жить с одной рукой… Это, наверное, очень смешно! Что, интересно скажет Мила? Ах да… мы же поссорились…» Глупо ухмыляясь, он убрал искалеченную руку от глаз, тут же потеряв ее из виду. Сознание плыло, было зыбким и неясным, находясь на грани между сном и реальностью. Сутулый отшвырнул шприц в сторону и ободряюще похлопал его по плечу. Никита улыбнулся ему. Он теперь был совсем не страшным, свой в доску мужик, с добрым лучистым взглядом, почти как у Ильича на портретах, из октябрятского детства. Как он мог бояться его раньше? Какие у него смешные кустистые брови, почти сросшиеся на переносице. Какая забавная широкая щербинка между передними верхними зубами, дружески улыбающегося рта. Какой участливо внимательный, взгляд черных глаз! «Что же… что же он хотел от меня? Ах да… вспомнил… Хотел узнать, где Алена… Что урод, не вышло? Что-то рожа кислая стала».

Действительно, улыбка сошла с лица сутулого. Он отпрянул от Никиты и замер, словно вслушиваясь или вглядываясь во что-то невидимое. Анты вокруг зашевелились, потянули с плеч оружие, залязгали затворами. Неуловимое движение – в руках сутулого пистолет.

Никита улыбался, глядя в черную дыру направленного на него ствола:

– Обкакался дяденька?

– Подставили тебя парень! – лицо сутулого исказилось от ненависти. – Крепко подставили!..Все-таки обложили, с-суки!

Три выстрела почти слились в один. Небольные толчки в грудь. Щепки из спинки кресла от прошедших навылет пуль. Мир перевернулся – это опрокинувшись, кувыркнулось кресло. Несколько секунд Никита лежал недоуменно хлопая глазами, не понимая, что случилось. По груди быстро растекалось, что-то теплое. Он пошевелился. За спиной тоже хлюпало и было горячо. «Ба!.. да это же моя кровь… сколько же ее много… А внутри напротив, холодно… Боже, как хочется спать… Нет, это не спать хочется… Это я умираю, кажется… Странно, почему-то совершенно не страшно… Наверное, просто больше не осталось сил… Ни на что больше нет сил… Надо немножко поспать… хотя бы пару минут…»

Сорванная с косяка, с треском влетела в комнату входная дверь, сшибив по дороге зазевавшегося анта. Взорвалось, брызнув стеклами окно, секунду спустя второе… Стол перевернулся. Стоявший на нем пулемет, отлетел на середину комнаты.

Ответная реакция последовала незамедлительно. Тесное помещение наполнилось оглушительным грохотом и пороховым дымом. Анты моментально рассыпавшись по комнатам и кто стоя, от живота, кто припав на одно колено, хлестали длинными очередями в дверные и оконные проемы. Плотность воздуха казалось, возросла от нашпиговавших его пуль. К автоматной трескотне добавился басовитый рокот пулемета. Крупнокалиберные пули, прошивали тонкие брусчатые стены дома словно бумагу. Летели щепки из косяков и рам. Во дворе, как скошенные падали чахлые ранеты, подпрыгивали отстрелянные ветки кустарников смородины и крыжовника, вдребезги разлетался штакетник, разваливаясь, взлетела в воздух пустая собачья конура. Казалось, ничто живое не сможет уцелеть в этом огненном шквале.

Внезапно стрельба стихла. Одновременно, разом! Последовавшую за этим, оглушительную, тишину нарушал только тихий звон пустых гильз, все еще прыгающих по полу. Несколько секунд заминки, задзынкали вырываемые чеки и из двери и окон, наружу полетели гранаты. Анты приникли к стенам, залегли. В следующий момент, дом затрясся от череды близких взрывов. Казалось, что он вот-вот, не выдержав, развалится по доскам. И снова несколько секунд тишины, лишь треск перезаряжаемых магазинов. Через многочисленные дыры в стенах, пространство комнаты пронизали солнечные лучи, ясно видные в пороховом дыму.

Один из антов направился к двери. Держа оружие наготове, он осторожно высунул голову в дверной проем. Посмотрел направо… налево…

Неразличимый взмах, только солнце сверкнуло на клинке. Ант еще стоял на ногах, а его отсеченная голова не упала с плеч, когда в комнату скользнула еле заметная тень. Развернувшиеся лезвия, немедленно слились в свистящие восьмерки, и нечто стремительное, неразличимое, размазывающееся в своем движении в шлейф, запрыгало по комнате, как мячик отскакивая от пола, стен, потолка и разя, разя, разя. Дым смешался с красным туманом, состоящим из мельчайших брызг крови срывающихся с бешено вращающихся клинков.

Уцелевшие анты вновь открыли шквальный огонь. Пули били в стены, в не успевшие упасть тела их сраженных собратьев, рикошетили от печи. Изрыгающие огонь стволы не поспевали за стремительно движущимся противником. С грохотом обрушилась кровля и в образовавшийся пролом, в тыл к стрелкам, слетел второй призрак, сходу выкосив пулеметный расчет.

«Суки! – заорал сутулый, корчась от боли, словно это его плоть секли страшные клинки. – Ненавижу вас, падлы!»

Он рванулся в угол, где его мгновенно окружила группа антов, закрывших свою «матку» телами. Отбросив разряженное оружие, они выставили перед собой длинные мачете и какие-то пики, готовясь к рукопашной схватке. Однако вышло по-другому. Затрещали доски за спиной, прижавшегося к стене сутулого. И его, вместе с внушительным куском стены, страшной силой вырвало из дома и швырнуло на несколько десятков метров в сторону. Его сподвижники кинулись было за ним, но их тут же настигли. На несколько секунд, в лучах клонящегося к земле солнца, заиграла кровавая радуга и последние анты забились в конвульсиях среди пыльной травы палисадника.

Сутулый успел подняться. Все-таки, он был очень быстр. Доли секунды он глядел на врагов, словно оценивая ситуацию. Пистолет в его руке, бессильно щелкнул открыв ствол, обойма была пуста. Он швырнул оружие в сторону и злобно осклабившись рванул на груди рубаху, упав на колени. Неторопливо приближающийся к нему Ким недооценил ситуацию. В руке сутулого, невесть откуда появился клинок, которым он двумя молниеносными движениями распорол себе живот, сначала от паха до груди, а затем справа налево. Захрипел заваливаясь на бок, но удержался и поднес окровавленный кинжал к горлу. Не успел. Подскочивший Ким, пинком выбил клинок у него из руки. Сутулый рухнул на землю, судорожно суча ногами, пополз в сторону, волоча за собой, вываливающиеся из распоротого живота внутренности.

Подбежала запыхавшаяся Мила. Комбинезон ее, с ног до головы, был перепачкан кровью. Маску она успела стянуть – слипшиеся от пота волосы торчали вихрами. Ким оторвал взгляд от корчащегося в пыли тела и хмуро посмотрел на нее:

– Успел, гад, себя покоцать… Недооценил я его! Но ничего, сейчас коктейлю вколю, поживет еще немножко. Глянь сюда… – он наклонился и рванул цепь на шее сутулого. Во все стороны запрыгали, покатились черные браслеты. – Прикинь, коллекция! У вас как там, все нормально?

Мила не отвечала, лицо ее было словно замороженным, без всякого выражения. Из дома раздались одиночные выстрелы. Истинные тревожно посмотрели в ту сторону.

– Что там еще? Иди-ка проверь… я с этим пока разберусь, – Ким присел рядом с сутулым, нашаривая в кармане комбинезона миниаптечку.

В доме все было залито кровью, кругом на полу, разводы на беленых изрешеченных пулями стенах, даже потолок весь в бурых пятнах. Валяющиеся друг на друге тела еще дергались в агонии. Между ними, шлепая подошвами по кровавой луже ходила Рита, вооруженная подобранным тут же пистолетом. Ствол к голове… ба-бах… Еще один ант, дернувшись в последний раз испустил дух. Хлюп, хлюп… следующий… ба-бах…

Тело Никиты, освобожденное от пут, Рита подтащила к стене и оставила в полулежащем положении.

– Ну? – сходу выпалила подоспевшая Мила. – Что с ним?

– Плохо… – хмуро буркнула Рита, оторвавшись от своего дела, – отрублено левое запястье… с браслетом… Три проникающих ранения в грудь… два на вылет… легкое пробито, по-моему одно в сердце. Еще ему вкололи какую-то дурь… Короче когда я до него добралась, он уже хрипел… язык запал. Ну язык положим, я вытащила. Но… потеря крови колоссальная… в общем сестра…

Не слушая ее больше, Мила упала рядом на колени, прямо в хлюпнувшую кровавую лужу, наклонилась над ним, зашептала в посиневшее лицо:

– Никита, миленький, ты живой? Не умирай, родненький… потерпи чуть, чуть! Тебе помогут… ну чуть, чуть потерпи! Дышать здесь нечем… На воздух его вытащим…

– Пульса нет… – Рита растерянно смотрела на потерявшую самообладание подругу.

– Я сказала на воздух!!! – в бешенстве крикнула ей Мила.

Та обиженно пожала плечами: «Чего орать-то?» И подхватила Никиту под левую руку. Мила взялась за правую и они вдвоем вытащили его тело во двор. Положили в прозрачной тени уцелевшей яблони. Мила моментально стащила с себя комбинезон, оставшись в трусиках и майке, скатала его и засунула Никите под голову.

– Воды ему надо… – бормотала она, сжимая ладонями его щеки, – бинты где? Лекарства? Кровь нужна! Какая у него группа? Коктейль надо вколоть. Черт! Черт! Да где же помощь? Где все? Сволочи!

– Да не бесись ты… – спокойно сказала ей Рита. Она стояла рядом, сунув руки в карманы комбинезона, с угрюмым видом, ковыряя землю носком своего высокого, шнурованного ботинка, – не помочь ему уже… умер он… не видишь что ли? Не поможет коктейль… Если б хоть браслет на нем был…

****

Пыля по проселку, к дому подкатили две машины. Уже знакомый «лексус» и следом здоровенный джип. Захлопали дверки. Пассажиры высыпали наружу и молча направились к месту схватки. Их встречал хмурый Ким. Кивнули друг другу головами, здороваясь.

– Ну что, жив он? – сходу спросил Андрей.

– Кто? – не понял Ким.

– «Матка»!

– А-а… – протянул Истинный, – Жив пока… Вон лежит, – Ким мотнул головой, показывая.

– Э… это что, вы его так?! – удивленно вскинул брови Аркадий Иванович, останавливаясь над ворочающемся на грязном брезенте, в каше из собственных внутренностей, телом.

– Сам себя… Не успел я малость…

– А остальные?

– Там, – неопределенно сказал Ким, махнув рукой в сторону дома. – Кстати, если что-нибудь кушали, в дом заходить не советую… обратно может попроситься…

Андрей внимательно посмотрел на него и ничего не ответив повернулся к своим спутникам:

– Займитесь… – он кивнул головой на тело, – надо чтобы он прожил еще, как минимум минут сорок – час… пока вся их группа не соберется.

Черноусый оторвался от бормочущей рации:

– Трое мотоциклистов только что прибыли… Их встретили ребята… Порядок! – пояснил он, поймав вопросительный взгляд Андрея.

Аркадий Иванович, присел рядом с сутулым, поймал его безумный, полный мучительной боли взгляд:

– Ну что, Костик? Добегался? Что ж ты натворил, друг ты мой ситный? Что говоришь? – он наклонился к самому его лицу вслушиваясь в неразборчивое ответное хрипение. – Падлы мы? А-а… Козлы и суки?.. Ну что ж Костик, ты всегда был грубияном. Вколите ему обезболивающее, что ли…

Андрей, с еще двумя спутниками, меж тем направился к девушкам. Мила так и сидела в безучастной позе, что-то бормотала, прижимая к груди голову Никиты и тихонько раскачиваясь из стороны в сторону. Рита сидела рядом на крыльце дома. Она спустила верхнюю часть комбинезона и теперь пыталась самостоятельно перевязать ссадину на предплечье, время от времени, сумрачно поглядывая на вновь прибывших.

– Помочь чем-нибудь можно? – спросил ее Андрей, показывая рукой на Никиту.

При звуках его голоса, сидевшая к ним спиной, дотоле безучастная Мила, резко развернулась. Глаза ее расширились от удивления.

– Климонтович?!.. так ты живой? – она осторожно опустила голову Никиты на тряпичный валик, и медленно стала вставать, удивление в ее взгляде быстро менялось на ярость. – Помочь говоришь? Так ты, значит, все продолжаешь свои эксперименты, ученый херов? Ты его подставил? Подставил, да? Сволочь!

Она вдруг подхватила с крыльца, один из лежащих там серпов и шагнула к нему. Климонтович изменился в лице, но не отступил. Вовремя подоспевший Ким заступил ей дорогу, хватая за руки, а Рита сзади повисла на плечах. Вдвоем, они вырвали у нее клинок и оттеснили в сторону прижав к стене дома. «Успокойся дурища!.. – хрипел Ким, с трудом сдерживая рвущуюся у него из рук девушку. – И так делов наделала, не прохлебаться!.. Да быстрей ты, корова! – заорал он на Риту, судорожно роющуюся в аптечке в поисках подходящего шприц-тюбика. Та наконец нашла и подскочив к ним, одним махом вколола иглу в плечо своей подруге. Мила еще некоторое время сопротивлялась, но после второго укола, на этот раз в шею, охнула и обмякла в руках Кима. Он оттащил ее к крыльцу, усадил, прислонив спиной к стене и отпустив отошел на шаг, опасливо поглядывая. Из-под прикрытых глаз девушки, ручьем текли слезы, она и не пыталась их вытирать.

– Экая нервная барышня!.. – процедил Климонтович, но поймав злобный взгляд Кима, осекся. – Посмотрите, что можно сделать, – сказал он своим спутникам, кивнув головой в сторону Никиты и развернувшись на каблуках пошел прочь.

****

– Что там за сцена была? – поинтересовался Аркадий Иванович, когда «лексус» еле слышно ворча двигателем, стал сдавать задом, выруливая из тупика.

– Да… – Климонтович раздраженно махнул рукой и потянул из пачки сигарету. – Никаких нервов уже не хватает… Я закурю, вы не против? – он вдавил кнопку прикуривателя.

– Да кури, мне-то что…

– Говорил я… – продолжил он, нервно затягиваясь, – чтоб не посылали именно эту группу на ликвидацию… Блин, ну пошлите вы любую другую… Их кроме этой, здесь три штуки сейчас. Нет! Этих и все! Вы ж знаете, как с Кругом договариваться… Если упрутся рогом – все! Они ведь там недовольны… им видите ли не раскрыли всех деталей операции…

– Ну? – нетерпеливо прервал его Аркадий Иванович. – А чем тебе эта группа-то не угодила? Вроде все сделали, как надо… корявато, конечно… Но так у них всегда так… Другие я думаю, ничем не лучше были бы.

– Не в этом дело…

– А в чем? Темнишь ты Андрюша…

– Да не темню я, Аркадий Иванович… Просто девица эта, Истинная, которая на меня кинулась. В общем, по сценарию операции… любовь у них должна была возникнуть по ходу дела… с парнем этим, Наблюдателем… Никитой… Понимаете?