Текст книги "Пусть дерутся другие (СИ)"
Автор книги: Вадим Булаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Спасибо, мальчик, – Рона приобняла меня за плечи, прикоснулась губами к щеке. – Врёшь, но приятно. Ты откуда?
– Потом. Я хотел сказать, что Артур жив. Он в тюрьме.
– Мне это известно, – женщина отстранилась. – Адвокаты сына нашли его по реестрам судебных решений. Они в открытом доступе. Получил двенадцать лет как террорист.
– Вы с ним встречались?!
Подтолкнув меня внутрь дома, мама товарища и друга закрыла дверь.
– Пойдём в гостиную. Я приготовлю кофе, тогда и поговорим. Ты голоден?
– Нет.
Несмотря на продолжительный путь, есть действительно не хотелось.
– С сыном я не смогла встретиться, как не смогли это сделать и адвокаты. Терроризм, – сказала она, входя в большую, уютную комнату с диваном и креслами, – тяжкое преступление. Рассматривается в особом порядке. После вынесения приговора вступают в действие тюремные правила, ограничивающие доступ посторонних к осужденному. Прошение о пересмотре дела разрешается подавать по отбытию двух третей срока. Идиотизм.
– Ага, – поддакнул я, припоминая лекцию До-До. – Так и есть. В оранжевом блоке сидит?
– Откуда такие познания? – ответила вопросом на вопрос Рона.
– Тоже сидел. Мне пятнадцать впаяли.
– Но Арти там, а ты тут.
Она даже не пыталась скрыть упрёк в этом уточнении. Спасибо, хоть не обвиняет во всех грехах. Или ещё рано?
– Меня обменяли.
– Неожиданно. Присаживайся, – мне широким жестом указали на диван и два кресла, предоставляя самому определиться, где удобней.
Сел в кресло. Попросив обождать, хозяйка отправилась на кухню, эксплуатировать кофе-машину. Через минуту та пикнула, сообщая о готовности заказанного напитка.
На журнальном столе появился поднос с двумя чашками, кувшинчик со сливками. Хозяйка дома устроилась напротив, предпочтя диван.
– Рассказывай.
К моему удивлению, рассказ не занял много времени. Когда дошёл до той части, где беспрепятственно покинул представительство Федерации и связался с ней, Рона задумчиво покрутила пальцем локон волос, а после поинтересовалась, совершенно выбивая меня из колеи:
– Зачем ты пришёл? Мог бы обойтись звонком по коммуникатору, а не тащиться в такую даль.
Я призадумался. А действительно, зачем я отказался покидать планету, отказался спешить домой, наплевал на контрразведку? Там, в особнячке представительства, у меня имелись ответы, казавшиеся правильными и важными, однако теперь они начинали рассыпаться, как карточный домик.
– Помочь хочу. Псих мне помогал.
– Как? – Рона проигнорировала нелюбимое прозвище сына. – Устроишь побег? Это невозможно. Я проштудировала определённую литературу и могу утверждать с полной уверенностью – покинуть тюрьму можно только в законном порядке. Прочие варианты исключены ещё на стадии проектирования.
– Вы так считаете? – интуитивно я был с ней согласен, но сдаваться считал преждевременным.
– Убеждена. Все помещения тюрьмы оборудованы огромным количеством разнообразных датчиков, считывающих не только личность заключённого, но и его рост, вес, походку. Алгоритмы контролируют каждое движение, включая манеру посадки на унитаз или характерные жесты. Когда кто-то движется по коридору, датчиком работают даже стены. Как – не спрашивай. В открытом доступе этой информации нет. Так, по оговоркам догадалась... Нападать на тюрьму меньше, чем ротой тяжёлого вооружения – бессмысленно. Похищать по воздуху – тоже. Любые попытки бунта пресекутся, толком и не начавшись. Связь осужденных с внешним миром ограничена. Само здание тюрьмы – крепость без слабых мест, включая коммуникации и так любимые романистами системы вентиляции… Если человечество в чём-то и сумело добиться совершенства, то это в наказании себе подобных.
– Ого! – поражённо воскликнул я.
Необычно слышать столь глубокие мысли от той, кому более пристало обсуждать оттенки лака на ногтях или новую коллекцию розовых туфелек. Вроде бы и помню, что мама Психа очень образованный человек, физику преподавала, а искусственная внешность перевешивает, мешает серьёзному восприятию.
– Судя по твоему неопределённому восклицанию, плана у тебя нет, – безжалостно продолжила женщина. – Чем ты можешь мне помочь? Зачем ты приехал? Летел бы к маме с папой, и не бередил мне душу.
– Он мой друг. Жизнь мне спасал.
Рона отпила остывающий кофе, поставила чашку на стол. Её руки заметно дрожали.
– Наивно. Книжно. По-ребячьи. Почему ты приехал, я отвечу сама – из порядочности. Воспитан правильно. Поступок эффектный, но бестолковый. Ты считаешь себя обязанным Арти и пытаешься остаться чистым перед самим собой. Что-то вроде «приложил все усилия, но обстоятельства оказались сильнее». На правах матери я списываю этот долг. Ты полностью освобождён от всех моральных обязательств.
Да она на грани истерики...
Только сейчас дошло: моя рожа для женщины – сплошной раздражитель. Рона, что бы я ни пытался изобразить, видит перед собой удачно вывернувшегося юнца, за дружбу с которым её сын расплатился свободой. И никакие доводы не убедят её в обратном. Ещё чуть-чуть, и мама Психа сорвётся, наговорит лишнего.
Нужна пауза, пусть успокоится.
– Мне это... – проблеял я, избегая смотреть в лицо хозяйки дома. – Можно мне подумать?
– Думай. В твоём распоряжении гостиная. Я пойду к себе в комнату. Можешь не торопиться.
***
Заявление о том, что у меня совсем нет плана – ошибочное.
Он есть, пусть и намётками, без конкретных, подробно расписанных, шагов. Просто до контакта с Роной я полагал его слишком сырым, абстрактным, нуждающимся в детализации и уточнениях. Теперь, после встречи, он обретал первоначальную канву, окупая потраченное на него время.
Все наработки уложились в четыре пункта:
1. Психа надо вытаскивать – это аксиома.
2. Вытаскивать его надо как можно скорее – это тоже аксиома.
3. Из союзников у меня только Рона – не аксиома, но аргумент.
4. Вывод – нужен журналист.
Глен Гленноу, с которым я общался по просьбе КБРщика Ллойса, вполне подходил под заданные мной критерии поиска. Умён, язвителен, в некоторой степени свободен в суждениях, и он не мелькал на центральных телеканалах, следуя модным трендам.
Чтобы разобраться в причинах такой индивидуальности, я провёл всю дорогу, уткнувшись в коммуникатор и смотрел его передачи. Где на перемотке, пропуская общую часть и неизбежную рекламу, где с паузами, переваривая увиденное и услышанное.
Мой кандидат, похоже, очень ценил независимость. Сетевые шоу с его участием собирали огромное количество просмотров по всей планете, а выбираемые им гости для интервью ошарашивали разнообразием. Гленноу отличался тем, что предпочитал делать выпуски с интересными собеседниками вне зависимости от их социального статуса или профессии.
В знакомой мне студии бывали поэты, театральные режиссёры, историки, первопроходцы с ещё только заселяемых планет, инженеры, писатели, победители шахматных соревнований и множество прочего люда с активной жизненной позицией и расширенным кругозором.
Темы для обсуждений тоже выбирались самые разные, но, неизменно, достойные внимания.
Встречались там и медийные персоны из подзабытых, борющиеся за падающую популярность. Как правило, выходящие в тираж поп-звёзды в аляповатых нарядах, с претензией на собственную исключительность. Тогда интервью очень смахивало на проплаченную заказуху. Я видел – собеседники Глену неинтересны, и всё шоу вытягивается на чистом профессионализме.
Слабо прикрытая продажность меня не смутила. Всем надо кушать, а, в случае сетевого журналиста, ещё и содержать съёмочную группу. Нужны деньги – работает по найму, не нужны – делает то, что нравится. Или как-то иначе. Выглядит Гленноу дорого. Не думаю, что он сильно нуждается. Скорее, его убеждают пригласить «нужную личность» какими-то иными способами или действительно, платят столько, что и святой согласится.
Тесные связи с КБР я тоже ему простил. В этой профессии если не дружишь с «некоторыми источниками» – прогоришь. Издержки производства, только и всего.
В том, что путь выбран верный, меня укрепило ещё одно наблюдение: политики редко осмеливались приходить в студию Глена. Даже в горячую предвыборную пору, когда участие в передачах раскуплено на несколько месяцев вперёд и расписано посекундно, они дичились лобастого журналиста, предпочитая ему любых других, вплоть до второсортных блогеров.
Оснований для этого более чем хватало. Цепкий Глен обожал неудобные вопросы и вполне мог с наивным видом спросить примерно следующее:
– Скажите, господин такой-то, а чем гарантировано исполнение ваших предвыборных обещаний?
Мечтающий стать народным избранником или переизбраться на новый политический срок начинал красиво вещать о беззаветной любви к рядовым гражданам, о том, как будет ночей не спать, о народе думать.
– Похвально, – кивал Гленноу. – Но вы ушли от ответа. После победы вы вполне можете начать игнорировать свою предвыборную программу или забыть о ней, и вам за это ничего не будет. В законе нет чётко прописанного регламента ответственности за нарушение предвыборных обещаний. Почему избиратели должны вам верить? Аргументируйте, будьте любезны.
Приглашённый в студию начинал по новому кругу рассыпаться в патриотичных клятвах, съезжая на то, какой он великолепный человек. Тогда журналист заходил с козырей.
Он или находил предыдущие обещания гостя студии, дотошно разбирая их выполнение с неизменным уклоном в критику, или действовал совсем уж по бульдозерному – тупо спрашивал, что из общественно-полезного человек сделал до того, как решил податься в политику? И вот тут уж беседа снова переходила в практическую плоскость, требующую подкрепления конкретными фактами.
Примерно половина этих умников уходила с его программ, не высиживая до конца и громогласно обвиняя в работе на конкурентов, предвзятости и заангражированности, а Гленноу лишь разводил руками, предлагая зрителям самостоятельно делать выводы.
Причина такой нелюбви к политикам для меня осталась загадкой, однако я её одобрял целиком и полностью. Тоже их не переношу. Скользкие, навязчивые до опупения. Пока в избирательном бюллетене отметку не поставишь – роднее родных. Потом – разве что в визоре мелькнут, на перерезании ленточек.
Кроме того, в поиске сюжетов Глен не ограничивался своим государством и без особых проблем катался по планете, встречаясь с разными занимательными личностями то на летней площадке кафе, то в арендованных студиях. Не может герой нового выпуска приехать к нему – он сам выезжал, не чванился.
Изучая записи передач, я постоянно натыкался на комментарии жителей Нанды и поначалу считал их проплаченной накруткой популярности. Точно помнил – в этой стране заблокировали все общие с другими странами соцсети и все новостные сайты, кроме внутригосударственных источников информации. Власти опасались мифических «Агентов влияния», способных разжижить несгибаемость граждан, а на самом деле контролировали подачу информации. Сражались за умы соотечественников, подсовывая им то, что необходимо в текущий политический момент.
Однако с видеохостингом такой номер не прошёл. Да, цензура имелась, но сам сайт принадлежал межзвёздной корпорации (как свидетельствовало лицензионное соглашение для пользователей), и важным шишкам оставалось лишь скрипеть зубами от бессилия и грязнуть в бесконечных судах за блокировку того или иного контента. Люди и оттягивались, прорываясь в общий сетевой мир со своим мнением.
Гленноу, как по заказу, в контентных тяжбах замечен не был.
На нём я и остановился. Нашёл адрес электронной почты, контактный номер студии.
Оставалось договориться с Роной.
***
Вскоре она показалась. Прошла на кухню, не поворачиваясь в мою сторону, включила кофе-машину. Я пошёл следом, остановившись на входе.
– Могу предложить идею, как вытащить Артура.
– Слушаю, – женщина стояла ко мне спиной, еле уловимо сутулясь. – Как?
– Через общественный резонанс.
– Точнее.
Донце чашки стукнуло о блюдечко, сбивая с настроя. Ей что, без кофе – не жизнь?
– Вашего сына и моего друга, – это я посчитал упомянуть обязательным, – можно обменять на кого-нибудь из пленных, содержащихся в Нанде. Раз есть война, есть и пленные! Не может не быть!
– Каким образом ты собрался организовать обмен? – Рона соизволила повернуться, величаво приложив край чашки к губам. – Кто тебя послушает?
– Вы свяжетесь с журналистом Гленом Гленноу и предложите эксклюзивный материал. Его координаты я нашёл в сети.
Сутулость в женской фигуре исчезла, плечи расправились, выпячивая грудные имплантаты, а голова недоверчиво склонилась набок, как бы убеждаясь в том, что я действительно стою в этом доме, здесь и сейчас.
– Видела его шоу. Яркий господин... Что ты навыдумывал, мальчик?
Мама первого номера смотрит внимательно, не моргая. Продолжаю нагнетать.
– Вы предлагаете журналисту раскрыть личность известного автора детских комиксов – дядюшки Чичуха. Однозначно сенсация! Слишком популярны Ло и Го, чтобы от такого отмахнуться. Потом жалуетесь, что ваш сын уже четыре года с вами толком не общается, а теперь совсем пропал. Где он – вам, вроде как, неизвестно.
– Арти в тюрьме! – строго поправила она. – А ты мелешь чепуху!
– Об этом говорить не надо, – полушёпотом ответил я, как бы намекая на конфиденциальность сказанного. – Эта информация появится в комментариях под передачей. Ну представьте, что вы не додумались посмотреть реестры. Побудьте для дела глупенькой, – от услышанного щёки Роны начали покрываться румянцем раздражения, но взгляд оставался внимательным, выжидающим. – Прошляпили, проморгали, буквой в запросе ошиблись, адвокаты схалтурили… удобных причин полно. И не спорьте, так надо.
– Почему?
– Вряд ли Гленноу согласится на столь открытую подставу. В конце концов, это шоу несколько другого формата, нежели поиск пропавших родственников. Он – мужчина с характером, откровенной эксплуатации не потерпит. И это... Я бы зафиксировал все выписки о приговоре нотариально. На случай, если попробуют подтереть. Для страховки. Когда судьба Психа, как бы случайно, прояснится...
– Арти, – уточнила женщина, склоняя голову на другую сторону, ещё более заинтересованно. – Моего мальчика зовут Арти. Я не люблю кличку «Псих». Он не такой.
Нашла к чему придраться… Но оживилась, уже легче.
– Арти. Прошу прощения за бестактность, – пошёл я на маленькую уступку. – Вернёмся к сути. После появления ссылок на приговор вас обязательно начнут атаковать блогеры всех мастей, возможно, и на телевидение пригласят. Это вторая сенсация: «Детский писатель – солдат!» «Защитник родины в плену!» … Шоу пойдут валом, сопровождаемые волной ненависти и восторгами. Предпочтение желательно отдавать тем ведущим, кто будет «за» нас. По моему суждению, больше всего их наберётся в Нанде, гражданами которой вы являетесь. Шум нужен. Чем больше, тем лучше. Если потребуются деньги на накладные расходы, у меня немного есть.
Оставив кофе в покое, Рона прошлась по кухне, скрестив руки на груди и спрятав ладони в подмышки, словно мёрзла.
– Твоя мысль понятна. Ты хочешь создать ажиотаж вокруг персоны моего сына, оставив меня, как бы, в стороне и через общественный резонанс вынудить правительство пойти на обмен? – упоминание о деньгах женщина пропустила мимо ушей.
Я повторил комбинацию с руками – тоже скрестил их на груди. Так удобней стоять при затяжных разговорах.
– Примерно да. Долго, муторно, но лучше, чем ничего. Конечная цель – заставить шевелиться чиновников из Нанды. Для этого вам придётся раздавать интервью направо и налево. Адвокатам тоже будет полегче. Общественные запросы, в определённом смысле, развяжут им руки.
– Но ты забыл про свой поход к Гленноу. Неужели ты считаешь, что Арти в этом вопросе обошли стороной? По твоим словам – вряд ли. Соответственно – в Роне проклюнулись старые, учительские замашки, выразившиеся в назидательных интонациях, – он нужен там, в тюрьме. Или я ничего не понимаю в интригах и покере.
– Сомневаюсь. Мой взвод отпустили. История закончена.
– Не скажи...
Задолбала она своим скепсисом.
– Что вы теряете? – перешёл я в наступление. – Сведения о приговоре вашему сыну взяты из открытых источников – ничего секретного. Мать переживает за отпрыска – нормальный процесс. Пытается спасти любимое чадо, причём законными способами – трижды нормальный процесс! Суд прошёл, таиться нечего. Можно играть в открытую.
Она с вызовом тряхнула рыжей копной волос, одним махом допила кофе, вернула чашку с блюдцем на столешницу.
– Ты допускаешь, что журналист мог так же общаться с Арти, как и с тобой?
– Разумеется. Считаю это более чем вероятным и выгодным.
– Поясни.
– Если Гленноу видел вашего сына, то он или промолчит, или намекнёт об этом событии. Последнее было бы чудесно, но слабо верится... При любых раскладах нас интересует публичность, а не его отношения со всякими спецслужбами. Но и тут присутствует положительный фактор – вздумай Глен отказаться от выпуска шоу в эфир и сообщить о вашей заинтересованности кураторам из КБР, то они все окажутся на растяжке: или полностью игнорировать само существование Пс... – еле успел прикусить язык. По привычке тянет наставника Психом именовать, – Артура, или мириться с общественным резонансом. Я склоняюсь ко второму варианту. Им-то что? Сидит «титановец» и сидит, по закону. К тому же, секрета из приговора они не делали, всё напоказ. Оттуда и следует начинать, из Розении. Внаглую. Полыхнёт там – телевизионщикам Нанды ничего не останется, кроме как клепать сюжеты о патриотическом патриоте, гниющем в кровавых застенках.
– А если Глен промолчит? – пессимистично парировала Рона.
– Ну и что? Допустим, он встречался с Артуром. По опыту могу сказать – общение шло при конвое, без близких контактов. Там не тот случай, чтобы секретничать и предавать приветы.
– Слишком сложно. Давай поищем ещё кого-нибудь. Из той же Нанды.
– Вспомните, как мы расстались с «Титаном», – грустно ответил я, и сам начиная сомневаться в том, что наворотил. – Не стоит рисковать. Лучше пробовать издалека, ставя остальных перед фактом. Нам ведь требуется расшевелить высокие жопы, а не личную популярность раскручивать. НьюДания вообще в стороне. Им эта война до лампочки.
– Я боюсь за Арти, – на мгновение замявшись, озвучила свои опасения женщина. – Вдруг мы только навредим?
Резонно. Сам об этом размышлял.
– Он уже в тюрьме. Что ему ещё сделают? Убьют? Или накрутят пожизненное?
– Не знаю. Мне страшно.
Приехали... Ступор. У Роны эмоции перевесили логику. Ей нужно утешение и переложить на кого-нибудь ответственность за судьбу сына.
– Всё. Будет. Хорошо, – раздельно произношу я, неожиданно замечая в голосе схожесть с отцом. Он точно так же успокаивал маму, если на ту находила блажь колебаться и предаваться нерешительности по какому-нибудь поводу.
– А если Гленноу откажется встречаться? – сбивчиво вопросила женщина, но уже без былого трагизма.
– Начнём трепать чиновничьи нервы через другие сетевые каналы. Но я бы попытался убедить Глена. Тем более, сенсация у нас в рукаве. Дядюшка Чичух нужен всем, кто зарабатывает на сетевой популярности.
– Теперь я должна подумать, – изящно контурированные брови съехались к переносице, демонстрируя умственное напряжение. – Если хочешь, поспи на диване, в гостиной. Или визор посмотри. Вечером переберёшься в комнату Арти. Извини, не рассчитывала на гостей с ночёвкой. Надо её приготовить.
Мне оставалось лишь по-доброму улыбнуться. Рона – со мной. И мы оба это понимаем. Я знаю, что она примет, вернее, уже приняла мой план. Она знает, что я знаю. А отговорка про раздумья нужна для приличия, в угоду вечной женской причуде «томить» кавалера ожиданием.
Глава 4
От проживания в новом доме Психа я отказался. Мягко, но настойчиво.
Предпочёл заранее подобранный, очень дешёвый хостел недалеко от океанского берега. Казарменная обстановка, когда в комнате одновременно тусуется до полутора десятков человек и вокруг двухэтажные кровати, меня не пугала. Наоборот, радовала возможным обществом сверстников и новыми знакомствами. Одурел я после тюрьмы, к людям тянуло.
Имелась и другая причина, чтобы обменять новые простыни в комнате Психа на перегарно-пердящую братию хостела.
Неуютно мне было жить под одной крышей с Роной. Чувствовал я непонятную вину за то, что свободен и нахожусь здесь, в краю солнечных пляжей, а не сижу взаперти, изучая номер 119 на стене. От этого образовывалась внутренняя неловкость. Такая, позорная… будто на краже конфет поймался.
Мать товарища, надо признать, тоже не особо возражала против моего выбора. Предложила, конечно, но больше для приличия, чем действительно жаждала видеть в своих пенатах малознакомого парня.
– Как знаешь. Ты меня не стеснишь.
– Спасибо за предложение, но я лучше сам поживу. Так всем будет удобнее.
Она, признавая мою правоту, кивнула.
Ну а что? Навязываться в постояльцы, всей шкурой ощущая, что я здесь немножко лишний? Подстраиваться под чужой распорядок дня, сидеть сиднем в комнате или вечно согласовывать приходы и уходы? Так себе удовольствие.
К тому же, у женщины обязательно имеется личная жизнь, планы, определённые привычки, не терпящие постороннего внимания, возможно, приходящие в гости «милые» размером с двух меня. И память... Видит бойца Маяка, а он, сам того не желая, треплет ей душу, напоминая о сыне.
Связь уговорились держать по коммуникатору.
Пользуясь внезапным бездельем, я пропадал на пляже, флиртовал с девушками, и вообще, занимался тем, чем положено заниматься на курорте демобилизованному солдату Федерации в расцвете лет.
Впрочем, и в безделье имелись перерывы. Обеденное время, когда самая жара, тратилось на изучение рейтинговых блогеров и журналистов из лидерской сотни. Искал запасные варианты, способные заменить Гленноу в случае отказа. Некоторые кандидаты попадали в особый список, как наиболее подходящие для скандальных тем и способные управлять этим самым скандалом, превращая разовый сюжет в цикл неплохих передач.
Позвонила Рона на четвёртый день. Попросила зайти в гости «по нашему делу».
– Пришёл ответ от Глена, – с порога объявила она, одетая в полуофициальный костюм и наштукатуренная положенным слоем косметики. – Его помощница хочет со мной познакомиться. Прошу тебя, побудь рядом для моральной поддержки. Мало ли, что она спросит.
Чем я смогу поддержать, или как – осталось без разъяснений.
– Разумеется. Я же всю эту кашу заварил.
– Тогда проходи к окну. Я тебе стул поставила. Посидишь в сторонке, не мелькая перед камерой, послушаешь. Если что-то не понравится – подай знак. Вот так, – Рона важно, по полицейскому подняла ладонь вперёд, словно призывала остановиться.
Я повторил жест с ещё большей важностью, вызвав на её лице улыбку.
– Справляюсь?
– Справляешься. Звонок, – хозяйка дома мельком взглянула на экран коммуникатора, – через сорок минут. Предлагаю выпить по чашечке кофе, и рассаживаемся. У меня есть свежие сливки. Хочешь?
***
Рона умела быть интересной.
Данная способность проявилась во время общения с помощницей Глена, ответившей на наше письмо. Сначала та разговаривала с прохладцей, подозревая в маме Психа глупенькую хищницу, ищущую славы любой ценой, но понемногу её мнение изменилось.
Правильно поставленная речь, неброская и тщательно подобранная одежда, широчайший словарный запас – все эти мелочи синхронно превращали молодящуюся куклу в занятнейшего собеседника, а гротескная, секс-шопная внешность как-то отходила на задний план, смазывалась под магией слов.
Особенно маме Психа удавались ненавязчивость и лаконичность, в стиле того же журналиста. Не знаю, брала ли Рона в прошлом уроки актёрского мастерства или это природное женское умение, однако мне нравилось следить за ней.
Ухоженная, объективная, она внятно, без задержек отвечала на вопросы помощницы. Где требовалось – вздыхала, где надо – выражала скорбь, не позволяя себе показных эмоций или слёз, идущих вразрез с образом сильной женщины и любящей матери. Ни грамма фальши. Просто оболочка полностью уступила первенство содержимому.
Я смотрел на всё это от окна, сбоку, не попадая в зону действия видеосвязи, и с каждой секундой убеждался в правильности своего выбора. Хотелось вскочить и аплодировать стоя.
– Я передам господину Глену материалы нашей встречи, – заполнив какую-то анкету, помощница обозначила финал переговоров. – О результатах сообщу дополнительно.
– Разумеется, – Рона благодарно улыбнулась, деликатно не уточняя сроков. – Буду вам признательна.
Экран визора погас.
– Как я? – это уже мне.
– Прекрасно. Словно родились для шоу.
Комплименты, комплименты, и ещё раз комплименты. Женщины их обожают.
***
Повторно помощница журналиста вышла на связь через день, сообщив о согласии ведущего встретиться с госпожой Бауэр. Прицепом шли базовый перечень вопросов, планируемых к освещению в интервью, согласование необходимых документов для подтверждения личности дядюшки Чичуха, обсуждение формы одежды и прочих деталей, от услуг визажиста до предпочтения минеральной воды на столе. Отдельно прислали контракт, но в нём ничего подозрительного не обнаружилось – документ являлся более регламентным, чем финансовым. Денег за участие Рона не просила.
Потом на связь вышел Гленноу, лично.
Место для встречи, по его предложению, выбрали нейтральное, арендовав частную студию в столице НьюДании. Ближе ничего подходящего не нашлось, да и добираться журналисту не близко – через половину континента. Мама Психа тоже не возражала против смены обстановки, желая развеяться и проведать приличные магазины женской одежды.
От благородно предложенной компенсации проезда она отказалась, как и от помощи в бронировании гостиницы.
Меня с собой тоже не взяла.
– Я вполне способна общаться с мужчинами самостоятельно. И ещё. Оставь свой хостел, перебирайся сюда. Займи комнату Арти... Одним словом, дом в твоём полном распоряжении, если обещаешь не устраивать громких вечеринок и приглашать в гости только респектабельных дам, приученных не хватать в ванной чужие расчёски. К мальчикам, помнится, ты равнодушен.
– Да как можно! – возмущался я, и в мыслях не имея желания развлекаться в чужом доме любовными игрищами.
– Очень зря, – по-матерински вздохнула Рона. – В твои годы регулярный секс – процесс жизненно необходимый, и, скажу как женщина, желательно комфортабельный. Романтика ночного прибоя с полной задницей песка быстро приедается. Вит! Я действительно не обижусь, если ты немножко пошалишь в моё отсутствие.
Положительный ответ Гленноу её явно взбодрил. Настолько, что в наших отношениях наметилось потепление.
– Может, я лучше с вами?
– С какой целью? Охранять от посягательств особо активных самцов? Пусть посягают. Мне не повредит маленькое приключение. Таскаться хвостиком? Странное развлечение. Тем более, согласно твоему, – она чётко выделила, – плану я действую как мать-одиночка, без сторонней помощи. Обсуждали же, ты пока держишься в тени и ведёшь себя смирно. Одно дело, когда мать ищет сына, и другое, когда мать ищет сына, регулярно встречаясь с его боевым товарищем, который ей по возрасту... – женщина обворожительно улыбнулась, – в младшие братья годится. Некрасиво.
На ошибку в её возрастной арифметике я отреагировал правильным комплиментом, отминусовав ещё немножко от прожитых Роной лет. Грубая лесть, но ей приятно. А от предложения квартировать в комнате Психа отмазался.
В своей порядочности я уверен на все сто, но за девчонок – не поручусь. Все, с кем я знакомился на пляжах, отличались свободолюбивым легкомыслием и энергичным авантюризмом. Тянуло меня к таким сорванцам в юбках – активным, юным, бесстыдным и согласным на всё, лишь бы не заскучать. Поэтому нечего им по чужим домам шляться. Что-нибудь пропадёт – потом выслушивай.
– Я выезжаю вечерним поездом, – осознав, что меня не переубедить, проинформировала Рона. – Приеду – наберу.
Отсутствовала она несколько дней. По возвращении вновь пригласила в гости, слегка пожурила за отказ воспользоваться жилплощадью и долго, заговорщицки вытряхивала из меня, куда я вожу девушек в тёмное время суток.
Похоже, найдя себе занятие и почувствовав, что спасение сына сдвинулось с мёртвой точки, молодящаяся дама окончательно оттаяла, возвращаясь к привычной ипостаси глупенькой куклы, спихивающей все проблемы на окружающих её «милых» и нахально потакающей собственному любопытству.
– И где вы шалили? На песке? В волнах? Или девочка с гостиничным номером попалась? На богатеньких потянуло? – донимала Рона с неподдельным интересом.
– По-разному, – уворачивался я от ответа, не в силах общаться на столь интимную тему. И советы, которые явно переполняли маму друга, выслушивать не хотелось. Сам разберусь.
– Ой, смотри... Пользуйся презервативами. Венерологи в курортных городках дороги.
От таких заявлений у меня полыхали уши.
В самом апогее сексуально-заботливого допроса тирлинькнул уведомлением коммуникатор, и самоназначенная дознавательница, проверив сообщение, радостно возвестила:
– Канал Гленноу выпустил анонс о скором раскрытии личности дядюшки Чичуха. Дата выхода – через неделю. Обязательно приходи, без приглашения и прочих условностей...
***
Шоу с участием Роны я смотрел не отрываясь от экрана визора, хотя и наперёд знал, что там было и как. Она рассказала, в красках, с комментариями и личными впечатлениями.
Но с чужих слов – это с чужих слов, а своими глазами видеть, как из обычной болтовни со всеми запинками, самоповторами, неловкими паузами и всем тем, чего мы обычно не замечаем, появляется неестественно правильный диалог, вычищенный телевизионщиками до глянцевого блеска – занимательно. Тем более, когда речь идёт о знакомом тебе человеке.
Я же помню, как отвечал журналисту. Казалось – чётко, ровно, а прислушался к тому, что вываливается из моего рта – в каждой третьей фразе слова-паразиты и протяжное: «Э-э-э...» через слово.
Своё бы интервью посмотреть... без всех этих бэканий и мэканий. Наверное, выгодно бы смотрелся.
Под экраном непрерывно всплывали комментарии – я умышленно вышел из полноформатного режима и краем глаза следил за бесконечным потоком букв и символов.
Мама Психа произвела фурор. Подрастающее поколение бесстыдно мусолила её грудные имплантаты и раздутые губы; те, кто постарше, разделились на два лагеря, и тоже обсуждали внешние данные женщины в более пристойной и, одновременно, в более непримиримой форме. Первые отстаивали чужое право на самоопределение во внешности и личной жизни, другие пуритански поносили пластические операции, припечатывая оппонентов веским аргументом всех эгоистов: «А мне не нравится!!!»
То, что их мнение вообще никто не спрашивал, вторых заботило мало. Люди приходили в комментарии высказаться о наболевшем и показать себя, а не слушать, о чём общаются в студии.
