Текст книги "Пусть дерутся другие (СИ)"
Автор книги: Вадим Булаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
***
Постепенно добрались до меня. Экран планшета подсказал: «При неудобных вопросах ссылайся на режим секретности».
– Почему вы оказались вне вашего подразделения?
– Находился в увольнении, – озвучил я поданный суфлёром ответ. – Гулял по столице.
Кто там знает, что нас ни разу не выпустили за периметр охраняемого объекта!
– Тогда почему вы записались в добровольческую бригаду, а не присоединились к своим?
– Посчитал, что там от меня будет больше пользы.
– Вы действовали с разрешения командира?
– Нет.
– Дезертировали?
– Нет. Заочно испросил отпуск, обязавшись явиться по первому требованию.
– Можно подробнее?
– Пожалуйста. Мой контракт подходил к концу. Я не стал тратить время на бесполезные переезды из столицы в расположение, а воспользовался правом догулять положенный отпуск вне своего подразделения. Его окончание совпало с окончанием моей службы. Так как никаких приказов о продлении контракта не поступало, я отправился в добровольческую бригаду. Не раньше. По данному факту командованием проведено разбирательство, и мои действия признаны законными.
Желая сделать свой бред более весомым, я отогнул правое ухо, демонстрируя отсутствие армейского чипа.
– И вы не опасались возможной угрозы, как ваши товарищи?
– Опасался.
– Но пошли воевать…
На выручку пришёл секретарь президента:
– Насколько мне известно, господина Самадаки отговаривали от так смакуемого вами поступка. Однако он – свободный человек и волен распоряжаться своей судьбой по собственному разумению. Это нормально для демократии, – припечатал секретарь журналиста, – определять выбор жизненного пути исходя из моральных убеждений. В отчёте, который раздадут по окончании пресс-конференции, имеются все необходимые сведения о действиях господина Самадаки, его мотивации и службе в рядах «Титана», включая плен. Так же вскоре выйдет фильм-расследование, посвящённый информационным диверсиям во время войны с участием господина Самадаки. Там он подробно расскажет, как всё произошло на самом деле. Отдельно прошу заметить, что материалы проверены Генеральной прокуратурой, потому готовьтесь к неприглядной правде.
Заранее полученные инструкции вполне позволяли обойтись и без чужой помощи – мою биографию зануда из протокольной службы расписал чуть ли ни поминутно, но нападки собравшихся журналистов начали утомлять.
– Вы давали интервью Глену Гленноу, – покладисто сменил тему последний спрашивающий, – и утверждали, что ваш взвод попал в окружение правительственных войск в клинике, куда привезли раненых.
– Полиции, – поправил я. – В окружение полицейских сил. Да, утверждал. После пяти суток карцера в блоке «А» начнёшь утверждать что угодно, лишь бы туда не возвращаться. Полиция – была, но она нас не окружала. Охраняла периметр. Это нормально, почитайте регламенты действий структур правопорядка при определённых ситуациях. Правительственных войск я не видел.
Последнее – чистейшая, сука, правда...
– Подвергались ли вы пыткам?
– Вам карцера мало? Хорошо. Меня избивали (назову конвейер с обоюдным мордобоем избиением – тогда действительно здорово досталось), держали в одиночной камере (тут я не врал – один ведь сидел), запрещали прогулки (тоже чистая правда, и как звучит), измордовали допросами. Продолжать?!
Последнее я почти выкрикнул, привстав со стула и с ненавистью глядя в оторопевшую от такой экспрессии рожу журналиста, пробормотавшего перед тем, как сесть:
– Спасибо за ответ.
– И после всего этого я здесь. Понимаете? – телесуфлёр одобрял мой экспромт, в онлайн-режиме выдавая текст. – Даю свидетельские показания, доношу правду до общественности, разоблачаю заговор тех, кто стрелял в меня и моих друзей по бригаде, уничтожил половину моего взвода!
Шумно выдохнув, я тоже сел.
– С какой целью вы вступили в «Титан» – бросил из зала кто-то неугомонный.
– У меня там служил друг. Артур Бауэр. Патриот до мозга костей и детский писатель, известный далеко за пределами планеты. Он многое мне рассказал... Я не мог остаться в стороне от того, что творилось на передовой.
Патетики хоть отбавляй, но поди, проверь.
– Дядюшка Чичух?
– Именно. Вы видели его в провокационном фильме.
– А где он в настоящий момент?
Я едва не брякнул: «Скоро появится», но телесуфлёр написал другое: «В плену». Да, это тоже было оговорено.
– В плену! А пока вы тут удовлетворяете своё нездоровое любопытство, – меня вновь попёрло, – он там гниет в камере!
И тут же секретарь объявил, под ласковую улыбку президента:
– Артур Бауэр в этот момент едет домой. Мы до последнего сомневались в приверженности правящей клики врага к исполнению взятых обязательств, однако наши дипломаты и мировое сообщество сумели заставить воинствующий режим Розении отпустить героя из застенков. Вскоре он будет в столице. Дома, – закончил он трогательным, проникновенным полушёпотом.
На том ветвь расспросов о Психе прекратилась. Присутствующие в зале наверняка получили инструкции по общей линии пресс-конференции и, в основной своей массе, старались далеко не отходить от темы.
Когда-то давно мне довелось услышать такое словосочетание, как «парад лицемеров». Я плохо понял его значение, однако теперь весь смысл высочайшего вранья раскрывался во всей красе. Парад лицемеров, и я – его участник.
***
Слово вновь взял президент.
– Уважаемые соотечественники! Я бы хотел высказаться по поводу всего вот этого, – он сделал неопределённый жест рукой, как бы подразумевая подведение финальной черты. – Все предоставленные вам материалы так или иначе дают основание полагать о моей причастности к множеству противоправных событий, упомянутых в снятом врагами фильме. Правда это или нет – судить, прежде всего, генеральному прокурору и судьям, отвечающим за верховенство права в нашем государстве. Но я не могу оставаться в стороне и делать вид, что ничего не произошло, ибо сомнения, посеянные в обществе, нуждаются либо в подтверждении, либо в полном опровержении. Других исходов быть не может. Президент, которому не доверяют, пусть он трижды не виноват, обязан подчиняться мнению большинства.
Лица приглашённых окаменели, предчувствуя нечто эпохальное. Женщина рядом со мной скучно смотрела в планшет, на экране которого не было ничего, кроме базового меню.
– Поэтому я объявляю о своей отставке, – очень спокойно, как о давно свершившемся событии, сказал глава государства, превратившийся в морщинистого, пожилого человека, измученного неподъёмным бременем усталости. – В парламент уже подано прошение о её принятии, мою должность до проведения новых выборов, согласно закону, займёт премьер-министр. Я не желаю, – слова лязгнули бронированной сталью, – подвергаться беспочвенным нападкам критиканов и приверженцев пятой колонны. И не готов терпеть унижения от всяких горлопанов, выискивающих возможность обличать тех, кто трудится на благо страны... Кто может, пусть сделает больше, – закончил президент, сжав губы в нитку.
В зале повисла тишина.
Гениально! – я зачарованно осознавал всю вскрывшуюся подноготную просьб президента к Федерации. – Эта клоунада со мной, с интервью имела совершенно другую цель – красиво выйти сухим из воды! Убедительно, с вызовом, до тошноты вдумчиво и законно. Ему было наплевать на истину – он искал достойный повод сбросить с себя всю ответственность, и только!
Опровержение, о котором так пёкся помощник из НьюДании, оказалось фикцией. У президента имелось своё, заранее заготовленное: с сержантом Бо, парнями и продуманным сценарием. А всё то, что происходит в этом зале – усиление требуемой шумихи. Потому, в начале шантажа, он и обратился к Федерации . Не ради запрета показа, как могло показаться. Не для тайных переговоров. Ему требовалось элементарно нейтрализовать Федерацию в своих планах, чтобы теперь она не вздумала вмешиваться. Блокировать сильного игрока заранее полученным согласием о помощи.
Но что дальше?
– Выборы будут назначены в установленный законом срок, – осознав, что вновь пришёл его черёд молоть языком, перешёл к частностям секретарь, полностью копируя железную манеру шефа. – На столе у генерального прокурора уже лежит заявление о защите чести и достоинства господина президента, а также о проведении беспристрастного следствия по всем пунктам дезинформационной компании врага. Будет обеспечено полное содействие органам следствия, создана особая комиссия с привлечением представителей всех парламентских сил и фракций. Результаты процесса, как транзитные, так и итоговые, станут известны всем без исключения...
***
Пресс-конференция закончилась через пять минут, без всяких обсуждений. Журналисты, переговариваясь, расходились из зала, а особо трудолюбивые уже звонили в редакции, в студии, записывали срочные выпуски прямо среди коллег, поворачиваясь спиной к пустеющему возвышению со столами и на ходу сочиняя текст.
Мне удалось всё это увидеть лишь потому, что порядок убытия со сцены был заранее предусмотрен телесуфлёром. Первым ушёл президент, не оборачиваясь и с гордо поднятой головой, следом секретарь.
Сидевшая рядом дама, которую пригласили неизвестно зачем, задержалась, указав ногтем на экран планшета. Я должен был идти после неё, но раз она сидит, то нечего и рыпаться, нарушая порядок.
Команда подниматься и валить пришла минуты через полторы. В пустом служебном коридоре нас встретил охранник, пропустил женщину, а мне указал на неприметные двери без вывески.
– Проходите, – произнёс мужчина в костюме, обосновавшийся в крохотном помещении со стеллажами, моющими средствами и тумбой робота-уборщика у стены. – Вам просили передать, что ваш друг прибывает на вокзал через два часа сорок минут. Поезд... – он, не спрашивая номера, отправил мне сообщение с координатами состава. – Желаете встретить?
– Хотелось бы.
– Тогда поезжайте.
Угу. Свободен, значит. И тут же пискнул коммуникатор:
– Слушаю.
– Валил бы ты с планеты, пока есть возможность, – в очередной раз посоветовал динамик голосом вездесущего помощника. – Ты ведь тоже обо всём догадался? Скоро начнётся... Цирк с клоунами под куполом и пьяными шпрехшталмейстерами, – звонящий коротко, но ёмко выругался. – Выборы-выборы...
***
Пробиться к Психу мне не удалось. Заранее предупреждённые репортёры плотно облепили выход из вагона, мешая остальным выходящим и спешащим по перрону пассажирам, потому наблюдал издали.
Первый номер вернулся с кампанией. Рядом с ним отирался дородный майор, изображавший из себя заботливую няньку. Получалось у него неважно из-за широченной улыбки, точно парализовавшей физиономию, и постоянного желания угодить в объективы камер, оттеснив виновника торжества. Тот, впрочем, не возражал, отмахиваясь от наседающей журналисткой братии, и кивал на майора.
Псих... Он похудел ещё больше, осунулся. Некрасивое лицо с острым носом было будто не от мира сего: сдержанное, прохладное, какое-то... всё в себе.
Репортёры что-то спрашивали у освобождённого бойца, но за него отвечал сопровождающий, сообщая всех и каждому о приглашении на пресс-конференцию с последующим банкетом.
Затем, сквозь плотную толпу, протиснулся видный господин, громко объявивший о своей принадлежности к ветеранскому комитету. Поздравил, пожал руку, приобнял Психа за плечи и замер, давая возможность запечатлеть столь трогательный момент для вечерних новостей. Майор тоже прижался, с другой стороны, стерев улыбку и придав суровости полной морде, под стать отрешённости освобождённого.
– Маяк! – Псих даже привстал на цыпочки, заметив меня. – Маяк!
Я сделал приветственный взмах рукой, с непонятным удовольствием глядя, как мой первый номер бесцеремонно расталкивает репортёров, под сдавленный визг наступает кому-то на ногу, игнорирует возмущённый тон сопровождающего, требующего «соблюдать протокол».
– Привет, – он подошёл вплотную, жадно глядя мне в глаза.
– Привет.
– Встречаешь?
– Да. Как добрался?
– Потом расскажу. Ты как?
– В порядке. Тут...
– Про маму знаю, – у Психа дёрнулось веко. – Рассказали. Кто?
– Кано, – ответил я одними губами. – По его наводке.
Он закусил нижнюю губу, мелко покачал головой.
– Падла... За что?
– Господин Бауэр! – вклинился между нами майор. – У нас график! Вас ждут! Мы, если помните, договаривались!
– Да. Помню, – освобождённый и взглядом не удостоил навязчивого сопровождающего. – Он может поехать с нами?
Человек в форме окинул меня взглядом, явно не понимая, для чего ему отходить от заранее полученных инструкций.
– Нет. Кто это?
Толпа перекочевала от вагона к нам, заинтересованно прислушиваясь к разговору. Некоторые меня узнали.
– Господин Самадаки! Как давно вы знакомы с господином Бауэром?
– Что вас связывает?
– Какое участие вы принимали в процессе освобождения?
Не дадут поговорить... Я положил ладонь на шею Психа, притянул его голову к себе и тихо сказал:
– Вечером. На центральной площади. Как разгребёшься – приходи. Буду ждать ежедневно!
***
Нервы первому номеру истрепали знатно.
Он появился почти ночью. Злющий, дёрганый, тихо матерящийся в нос и постоянно осматривающийся, словно искал притаившегося папарацци. С красивой медалью на груди – два перекрещенных меча и скромная надпись: «За Доблесть».
– А, – заметив моё внимание к награде, отмахнулся Псих, – повесили побрякушку. Лично из администрации президента притащились, будто у них другой работы нет.
– Как прошло?
– Тоскливо. Спрашивают, суетятся, кровавых подробностей жаждут, камерами толкаются. Только кто же им расскажет? Мне перед поездом методичку дали, что и как отвечать. И майора в нагрузку, из пресс-центра.
– Давно отпустили?
– Из плена? За сутки до того, как селфи на границе делал. Потом чуть-чуть держали в армейской части – контрразведчики проверяли мою личность и общались на отвлечённые темы. Но это нормально. Да-да. Когда им наскучило – перепоручили майору. Но о нём я уже сказал... Куда пойдём? Хотелось бы пообщаться в спокойной обстановке.
– Мне всё равно. Некуда идти. Можем в хостел или в гостиницу.
– В ресторан! – категорично объявил Псих. – В лучший! Посидим по-человечески. Мы это заслужили.
Глава 10
По всеобщему мнению столичных жителей, ресторан «Ранчо Джо» являлся самым достойным заведением среди своих собратьев и славился как простой, так и утончённой кухней.
Многие посетители отдельно упоминали интерьер времён первых колонистов какого-то Дикого Запада, великолепно дополняющий ненавязчивый сервис. Или наоборот – интерьер превосходил сервис. Прочитанные отзывы изобиловали восхваляющими прилагательными, в которых я немного запутался.
– Ранчо Джо. Знаешь такой?
– Не-а... Модный?
– И дорогой, – сайт заведения продемонстрировал красиво разложенные яства с крайне нескромными цифрами в местных марках.
– Туда! – воодушевился Псих. – Хочу посидеть со вкусом и поболтать в приятной атмосфере. Нам есть, о чём поболтать.
Сопоставив стоимость предлагаемой еды с ценами в кредитах Федерации, я честно признался:
– Для меня – дорого. Там отбивную продают как половину горного велосипеда. Давай что-нибудь поскромнее.
– Деньги есть. Тем более, я тебе должен. За больничку. Вызови такси, – попросил первый номер, а после добавил. – Не успел коммуникатором обзавестись.
***
В машине Псих вёл себя оживлённо. Много говорил, изредка хмурился, вспоминая о матери, но надолго его грусти не хватало. Боль утраты успела частично перевариться, отупеть, уступая место обычной человеческой жизни, требующей положительных эмоций.
– Как мама погибла? – спросил он в один из таких приступов тоски.
Я рассказал, без утайки. И как сбежал, и про кимоно с широкими рукавами, давшее мне шанс, и про остальное.
– Я... Мне очень плохо без неё, – вздохнул первый номер. – Но я справлюсь. Есть ты, есть большой мир, есть дружба. Каждый день о маме думаю. Часто-часто. Вот тут, – худой палец постучал по левой половине груди, – умерло что-то. И родилось, но другое... Тёплое и печальное.
– Память, – ответил я, отворачиваясь к окну. – Это память.
– Наверное. Тебе, мне кажется, интересно, как я провёл время в плену?
Психу явно хотелось сменить тему, сгладить нарастающую неловкость.
– Ага.
– Скучно. Рисовать нельзя, погулять негде. Лежал в больнице, по выздоровлении получил приговор. Потом жил в тюрьме.
– В какой? Четвёртой?
– Не-а... В третьей. Про четвёртую только слышал. Она далеко, на юге, и там всегда жарко.
– Не всегда. По ночам прохладно.
Он что-то увидел в моём лице, и вновь сменил тему.
– Ты извини за деньги. Я, когда раненым лежал, предлагал «южанам» перевод от мамы, но Длинный отказался. Испугался, что во взяточничестве обвинят. У них там другие порядки. Тогда вспомнил про тебя и про твои сбережения. Видел, как ты их, на позиции, под нары прятал. Случайно получилось, я не подсматривал.
– Всё в порядке… Это всего лишь деньги. Они тебе помогли?
– Помогли. «Южане» благотворительный фонд подключили, только я название забыл. Выдали хорошие лекарства, операцию оплатили... Такую, которая не входит в обязательный перечень по социальным гарантиям. Искусственно выращенную почку вставили, кишечник заштопали, а не частично удалили, остальное само зажило. Спасибо, очень выручил. Я остался здоровым.
– Долго на койке валялся?
– Да почти всё время. В тюрьме всего три недели побыл и ещё немного... Мог бы и больше, но в больничке задержали. Долго почку везли.
– Да уж, ничего не потерял. С Гленом в больнице общался?
– А где ещё? Переодели в форму, отвезли на административный этаж, усадили за стол. Гленноу прикольный. Умеет беседу поддержать... У тебя в каком банке счёт? И сколько ты в наличке «южанам» передал? Я переведу или сниму и отдам. Как тебе удобнее?
– Разберёмся, – на меня навалилась бесконечная усталость, словно я месяц, без сна и отдыха, носил тяжёлые кирпичи.
Не хотелось ни в ресторан, ни... вообще никуда не хотелось, но отказать Психу я не мог. Посижу с ним чуть-чуть, и в какой-нибудь хостел поеду. А финансы... Завтра. Всё завтра.
***
Ресторан, точнее, ресторанный комплекс «Ранчо Джо» занимал изрядный кусок территории, прилегающей к рукотворному пруду овальной формы. Согласно план-схеме заведения, у воды посетителей ждали уединённые беседки, прогулки на гондоле, световое шоу, кольцевая набережная и плавучая сцена с танцевальным ансамблем.
Основной фишкой тут было дерево. Деревянный двухэтажный дом с болтающимися на петлях дверями и надписью «Салун» над входом, пластиковые черепа крупных рогатых животных, развешанные тут и там, декоративные деревянные повозки с высоким тентом, да много всего деревянного, с подсветкой.
Псих, обуздав в себе жажду кутежа и в неизвестно какой раз за сегодня взгрустнув, попросил беседку попроще, подальше от разливающейся у воды музыки. Я его поддержал, тоже склоняясь к уединению.
Девушка-администратор, лучась любезностью, проводила нас по деревянной тропинке вглубь комплекса, попутно подсказывая о том, как пользоваться голосовым гидом и демонстрируя его в действии:
– Выход, – довольно тихо произнесла она.
Под ногами возникли светящиеся стрелки в нужном направлении.
– Беседка.
Стрелочки развернулись.
Также гид мог позвать официанта, охрану, включить шумоизоляцию, если надоели галдящие по соседству посетители.
Короче, отличная вещь...
– Ты пить будешь? – поинтересовался первый номер, изучая меню.
– Сок.
– Я пиво. Чего-то покрепче не хочу, а пиво, холодное – в самый раз. Три кружки.
Сделав заказ и залпом опрокинув пол-литра светлого, Псих икнул, подобрел, расстегнул верхнюю пуговицу на форменной куртке.
– Я должен узнать что-то ещё? Ты выглядишь напряжённым.
– Мне пришлось выступать на пресс-конференции президента, отмазывая всю эту свору.
– Ого! – неподдельно восхитился первый номер. – Растёшь! Выкладывай. Мне интересно, что тебя заставило пойти на подобный шаг.
История последних дней уложилась в полторы кружки пива.
***
– Он всех обманул, – выдал Псих, когда я закончил рассказ о пресс-конференции. – Филигранно, изящно, с выдумкой. Переиграл игроков.
– Поясни.
– Отставка для президента – самый лучший выход. Войну он закончить, кроме как победив, не может – это равносильно политическому самоубийству. Страна на грани дефолта. Кофе в поезде, и тот подорожал... Бежать президенту некуда. Тогда на него спишут всё. Вообще всё. Откроют уголовные дела, раскопают прошлые грехи, свалят даже то, в чём и не участвовал. Пока он на планете – он имеет возможность влиять на происходящие процессы через своих людей на ключевых постах. Уберётся – и его ближайшие соратники первыми начнут строчить мемуары о том, какому гадкому тирану они были вынуждены служить.
– А выборы как помогут? – я слабо понимал, к чему ведёт первый номер.
– Выборы? Выборы, друг, это как очищение. Победи на них снова – и закроются самые вонючие рты. Прошлое станет прошлым, население убедят, что пришла команда новых профессионалов и они начнут с чистого листа, а позорные договорённости, заключённые в так называемый «переходный период», если я не путаю терминологию, придётся принять как данность. Премьер – кстати, человек угадай, кого – безропотно подпишет любые документы. Ему пофиг. Он – исполняющий обязанности, временный персонаж. Да, он потом канет в небытие, но очень, очень обеспеченным. А потом возникнет, если захочет. По желанию... У президента в настоящий момент нет настоящих конкурентов, а технические кандидаты не в счёт. Он их купит. У него денег много.
– Даже не стану спрашивать, откуда.
– Спроси. Отвечу. От наркоты. За «Титаном» стоял президент. Мне так сказали, пока я в плену был. И всё сходится! Слишком нашу бригаду оберегали, слишком многое спускали на тормозах, – Псих, разгорячившись, расстегнул ещё одну пуговицу. – Так что перевыборы – наилучший вариант для нашего правителя... Но как он всех уделал! Я восхищён, хоть и не люблю его до судорог. И ещё, только что вспомнил… На досрочные перевыборы не распространяется правило «двух сроков» (*). Так что он, фактически, отбудет почти тройную каденцию (**).
Пиво закончилось. Первый номер, по очереди заглянув в опустевшие кружки, вздохнул, снова в них заглянул, будто надеялся на чудо, и сделал новый заказ: ещё три и орешков. Я ограничился имеющимся соком.
Дождавшись официанта (а напитки они подавали почти сразу), Псих с удовольствием причмокнул губами, попробовал языком пенную шапку, после чего посчитал нужным продолжить поверхностную лекцию о политических перспективах.
– Вот увидишь. Со дня на день начнутся переговоры о мире. Обставят так, будто мы диктуем свои условия с позиции победителя, хотя часть территорий, де-факто, просрана. Сделают упор на мир, дружбу, обнищавшее прифронтовое население. Покажут трагичные картинки с передовой, заменив ими старые, где все лапочки и отважные. Проведут круглый стол, телемост между гражданами, размажут повестку дня, и всем станет плевать на спорный клочок земли. Им и до этого было плевать, но лишний раз плюнуть не повредит. Под конец гордо заявят о том, что никогда не согласятся с нарушением территориальной целостности, создадут управление по делам оккупированных территорий из ненужных чиновников, и угомонятся, подбросив что-нибудь новенькое потребителям инфожвачки. Как-то так.
Утрированно поданные намётки о перспективах государственного курса оставили меня равнодушным. Я гражданин другой планеты, со всеми вытекающими. Пусть разбираются, как хотят.
– А мы?
– А что – мы? – не понял Псих.
– «Титана» нет. Война, по твоему мнению, скоро закончится. Что дальше?
Полуабстрактный вопрос остался без ответа.
Первый номер презрительно посмотрел на окружающие беседки с улыбающимися и звенящими бокалами посетителями ресторана, встал из-за стола, нескладный в своей новой форме и помрачневший, как туча. Вопросительно посмотрел на меня.
– Прогуляемся?
– Почему нет?
Психу хотелось природы, и я его вполне понимал. Тоже после тюрьмы тянуло на открытое пространство, подальше от стен и цивилизации. Пока шли по направлению к украшенному крупными лилиями пруду, он трогал лепестки цветов, поднимал взор к звёздному небу, дышал полной грудью, наслаждаясь ароматами рукотворных клумб и лужаек.
На набережной, ограждённой перилами, повернули, выбрав для прогулки неброскую дорожку, мощёную разноцветной брусчаткой. Подстриженные кусты, столбы со светильниками, деревья, шелест ветерка в кронах, пост спасателя со скучающим мужчиной в плавательном костюме… Согласен. За такие деньги клиентов надо не то, то спасать, если в пруд попрутся, а домой на руках нести, под настоящий оркестр.
Всюду указатели. Текст крупный, неизменно подкреплённый схематической пояснительной картинкой – чтобы отдыхающие с пьяных глаз доходчивей воспринимали информацию.
У стрелочки с изображением разнополых человеческих силуэтов и скромной буквой, обозначающей отхожее место, Псих остановился.
– Проведаю. Что-то выпил многовато. Наружу просится.
– Валяй.
Первый номер свернул в указанном направлении, я зачем-то потащился следом.
Туалет, на поверку оказавшийся симпатичным дощатым строением с вырезом в форме сердечка в двери и скошенной крышей, вызвал у моего друга прилив восхищения:
– Погляди, какая работа! Досочка к досочке, точная копия, как в книжках... Изумительно! – в нём проснулся художник. – Лак, полировка, даже ручка деревянная!
Меня все эти восторги оставляли равнодушным. Ну да, симпатично, оригинально, с претензией на «ретро». Но сортир для меня остаётся всего лишь сортиром, как его ни украшай.
– Ты не забыл, зачем пришёл?
– Нет.
Сбросив очарование и шаря рукой в районе ширинки, Псих торопливо распахнул дверь. Передо мной на секунду мелькнул толчок без привычного сиденья. Его заменяли деревянные плашки, прибитые по кругу для обозначения посадочного места, и я подумал, что точное следование историческим канонам не всегда имеет смысл хотя бы с гигиенической точки зрения.
В строении зажурчало, а когда первый номер вышел, то был полон разочарования.
– Так не интересно, – обиженно сообщил первый номер. – Вместо приличной выгребной ямы – сантехнический утилизатор. Всю гармонию разрушает.
– Выгребная яма лучше?
– Да.
– С какой радости.
– Потому что... вот!
Псих нервно дёрнул головой, а потом резким движением сорвал медаль с груди. Посмотрел на неё, залихватски щёлкнул по стальному ребру ногтем, и с блаженной улыбкой швырнул награду в сортирный зев.
– В выгребной яме ей было бы самое место, – удовлетворённо сказал он, брезгливо отряхивая руки. – В говне, которого она не стоит.
Зашумел автоматический смыв.
– Ты пьян... Не жалко?
– С чего бы? Мне подачки без надобности, в том числе и показушные цацки. Какой из меня герой? Я что, на пожаре людей спас или совершил великое научное открытие?
– Нет... Стыдно за чужое ханжество и фальшь?
– Угу. Ненавижу, когда задаривают, а не воздают по заслугам. У меня есть знакомые, которых не награждать, а увешивать наградами надо, как ёлку на Рождество. У них же, из всех регалий, только памятные значки о юбилее подразделения… Всё, Маяк! Проехали!
Решения друзей нужно уважать, какими бы странными они не казались.
– Легко. Тем более, ты так и не ответил. Что дальше?
– Дальше? – первый номер закрыл дверь туалета, с удовольствием зевнул. – Да что-нибудь. Будем жить в своё удовольствие. И начнём с комикса. Про Ло, Го, и нового персонажа, бездомного потеряшку Ма.
– Ты это придумал тут, в сортире?
– Ага. И про жизнь, и про потеряшку. Что не так?
– Да нормально... Только псих мог начать строить столь грандиозные планы в таком месте.
– Так я и есть Псих! Пошли, выпьем немножко.
(*) Правило «двух сроков» – согласно Конституции независимого государства Нанда, президент не может находится у власти более двух сроков, однако их подсчёт, в случае досрочного или добровольного ухода с поста, не учитывает последний срок, позволяя баллотироваться вновь. Так же возможен вариант «зануления» по ходатайству неравнодушных граждан, но данный вариант в истории государства не использовался ни разу.
(**) Каденция – срок полномочий должностного лица или органа власти.
