Текст книги "Пусть дерутся другие (СИ)"
Автор книги: Вадим Булаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Часть вторая
Я лежу в тесном, мягком пространстве с ароматом машинного масла.
Руки, ноги подвижны – действие парализатора сошло на «нет», оставив после себя лёгкое недомогание с мнимой слабостью. В голове – небывалая ясность, в ушах – ватная тишина.
Мне не надо объяснять, почему так тесно и темно. Я прекрасно понимаю, где нахожусь и радуюсь этому. Шевелю конечностями, напрягаю и расслабляю мышцы, имитируя зарядку в ограниченном пространстве. Довольно улыбаюсь самому себе.
Я – в «гробу». Так летуны называют спасательные капсулы, предназначенные для эвакуации экипажа при экстремальных обстоятельствах. Почему «гроб»? Да потому что ни один флотский или гражданский покоритель космоса не полезет в эту штуку даже в самом крайнем случае.
Причины банальны. Запас кислорода в ней на девять часов, подвижности, как и управляемости – никакой. Разовый заряд отстреливает капсулу в сторону от гибнущего корабля и включает аварийный маячок, направляя остающиеся крохи энергии на поддержание функций жизнеобеспечения.
Но где, скажите на милость, вы видели, чтобы в глубоком космосе спасатели успели за девять часов прибыть к месту катастрофы? Там расстояния исчисляются световыми годами, а саркофаг с человеком надо ещё найти среди множества обломков.
Девяносто девять процентов с огромными десятыми, что пассажир неуправляемого средства индивидуального спасения останется навечно среди межзвёздной пустоты.
Потому никто этими аппаратами не пользуется, предпочитая спасательные челноки или просто челноки, в зависимости от комплектации судна. Кому захочется умереть от удушья, представляя, как поблизости рыщут поисковые команды и ничего не находят? Вслушиваться в пустоту с почти нулевой проводимостью звука, самообманываться, принимая сбивчивое дыхание за шум маневровых двигателей? Лучше сразу сдохнуть.
Отсюда вопрос: почему их с фанатичным упорством монтируют на любой корабль, способный садиться на поверхность планеты?
А из-за гипотетически допустимой возможности катастрофы на взлёте или посадке. Тут – да, капсулам цены нет, если успеешь добежать и забраться внутрь. Отстрел происходит автоматически, по команде управляющего компьютера, или механически, нажатием большой красной кнопки, расположенной перед физиономией мечтающего спастись.
Правда, никто и никогда не слышал про успевших добежать. Взрыв в пределах атмосферы – это или мгновенная смерть, или аварийный спуск на поверхность. Другого не дано. Неуправляемо челноки давно не падают, люди справились с этой задачей.
Я об этом документальный фильм смотрел, про космолётчиков. Там подробно объясняли...
В моём случае кнопка неактивна. С чего взял? Да потому что автономное освещение, обязанное в принудительном порядке включаться при попадании человека в капсулу, отсутствует. Отключили её ребята в комбинезонах, чтобы энергию экономить, или от чрезмерно активных пассажиров защищаются. От тех, у кого действие опережает мысль, а жажда приключений перевешивает элементарную рассудочную деятельность. Короче, придурки с неуёмной фантазией и шаловливыми ручонками везде встречаются.
Да и не сунули бы меня в нормальную капсулу, чтобы не шарахнул по кнопке и не сбежал, спровоцировав отстрел. Впрочем, я и не собирался.
Отсюда, кстати, непонятные переговоры о захламлённости, стук сбрасываемых на пол предметов, ароматы машинного масла. Тот из экипажа, что просто в комбинезоне, здесь склад устроил, приспособив пустое пространство под технические нужды.
Всё равно никто не пользуется.
За сам аппарат я не переживал – он прочно интегрирован в полётные протоколы, за этим корабельная система следит строго. Так что я – Мери Сью! Даже если что-то случится на взлёте, меня просто выбросит в сторону, и останется лишь дождаться спасательную команду или с корабля, или с поверхности. По звёздным меркам – тут обеим сторонам рядышком, заскучать не успею.
Отличный повод для радости, а тесноту можно и потерпеть.
***
На ту женщину, с космодрома, я зла не держал. Перебесившись, понял, что она действовала максимально адекватно по отношению к вытащенному из тюрьмы типчику. Откуда ей знать, что творится у меня в голове?
Поэтому и перестраховалась, заранее договорившись с экипажем.
При всей обидности ситуации – она права. Лечу сам, без сопровождения, ещё утром мотал пятнашку в тюрьме, а на допросах наплёл такого, что проще настройки детектора лжи перепроверить, чем согласиться с его выводами.
Так что всё нормально, без обид.
Опять же, путешествую бесплатно. Новый плюс. Билет, помнится, неадекватных денег стоит. Считай, сэкономил.
Доберусь до своих – выполню приказ сержанта. Снова плюс. Я рвался убраться с этой планеты – я этого достиг, пусть и не по своей воле. Фигня, главное результат...
И Психу помогу. Из части, или куда там меня занесёт, найду способ связаться с его мамой и сообщить, что он жив и в плену. Пусть подключает хвалёных адвокатов, сопровождающих комиксы про Ло и Го. Не всё же ей доходы сына на себя, красивую, тратить?
Ясное дело, этот пункт я выполню не сразу. Сначала меня обязательно помурыжат, проверят-перепроверят, но ведь это когда-нибудь закончится? И не думаю, что процесс затянется надолго. Кому я нужен, чтобы со мной годами возиться?
В тюрьму тоже вряд ли посадят. За Деребу придраться сложно – мы действовали почти в боевой обстановке, изыскивая способ выполнить прямое распоряжение начальства, а за мисс Лилли Космаль... тухло, но я ей зла не желал. Там Брок накуролесил, гнида. О службе в «Титане» отбрешусь. Прятался, скрывался, будучи в розыске неизвестно за что, в людей не стрелял. На том и буду стоять.
В общем, всё складывается вполне отлично.
***
Сквозь корпус капсулы донёсся рёв прогреваемых двигателей, а через пару минут ёкнувшее нутро сообщило – взлетаем.
Интерлюдия №1
Через девять суток по корабельному времени
Объект: крейсер Федерации
Название, класс, бортовой номер: засекречено
Местоположение: засекречено
Устало щурясь, полковник отключил рабочий планшет и долго, не замечая экранной черноты, смотрел в одному ему известную точку на устройстве.
Он размышлял о Вите Самаде, доставленном с полуархаистичной планетки Гео-22.
Дум было много. Сама история солдата, вполне способная стать сценарием для неплохого сериала, в практичном офицерском мозге отходила на дальний план как отработанный материал. Да, выжил. Да, выбрался. Да, резидент в Розении не сплоховала и перехватила туповатого первогодка, по глупости вляпавшегося в чужую войну.
Многочисленные запросы, разосланные, едва фигурант появился в поле зрения контрразведки, однозначно подтверждали его личность, а всевозможные проверки упорно сходились в единую точку: Вит Самад всего лишь Вит Самад, рядовой охраны навигационного маяка с причудливо извернувшейся биографией.
На шпиона юноша никак не тянул, об этом твердили и опыт полковника, и скрупулёзно собранные огрызки сведений из опереточно враждующих государств.
Местечковая война... Вот что терзало полковничий разум, беспокоя приоткрытым, точнее, незапертым окном возможностей. Для грамотного человека, ищущего, в наше спокойное время, дорогу наверх – долгожданный джек-пот.
***
У Федерации нет врагов, как таковых. Она контролирует изученную часть космоса, главенствуя и правя. Это и хорошо, и плохо. Хорошо – по понятным причинам, плохо – практически негде отличиться.
Максимально допустимый служебный потолок достигнут. Он – полковник контрразведки, отвечающий по своему ведомству за данный сектор. Другие в этом чине командуют дивизиями, крейсерами, руководят флотилиями, но его стезя – шпионаж. Не лучше и не хуже других, зато однозначно интересней.
Полковник – это очень высоко. Выше него лишь генерал, следующая ступень в армейской иерархии. По должности – не меньше, чем командующий сектора, начальник департамента или руководитель стратегического управления.
Генералов мало. Военная система давно оптимизирована, и плодить начальство, раздавая золотые погоны всем желающим, она не намерена. Новые генералы появляются исключительно после отставки старых. Это правило нерушимо.
Офицер прекрасно понимал, что в ближайшем будущем ему ничего не светит. Таких полковников, как он, относительно много, и каждому хочется взобраться повыше, чтобы выйти на новый уровень властолюбия или выйти в отставку с гарантированно солидной пенсией, сохранив за собой некоторые привилегии высшего командного состава.
Особенно этого хочется тем, кто смог сменить тесные корабельные каюты на светлые кабинеты в министерствах. Они уже на половине пути к заветной цели, и выскочек не пропустят.
Но их кресла тоже освобождаются! Кто-то пробивается к цели, кто-то уходит по выслуге лет, давая дорогу более молодым.
Туда контрразведчик и метил.
Покровители у него, конечно, имелись, однако на одних личных контактах и взаимной приязни далеко не взлетишь. Более того, ему открыто говорили о том, что нужен толчок, позволяющий поднять вопрос о «толковом специалисте, просиживающем брюки на задворках мироздания».
Переводя с воспитанного на военно-доступный – требовалось изъебнуться. И появление Самада предоставляло такую возможность.
Застрявшие на планете солдаты вполне могли стать трамплином для карьеры, а сержант Бо с его героическим послужным списком и солидным перечнем наград – сильным подспорьем для трамплина. Да, все его подвиги в глубоком прошлом, совершены до перевода на почётно-предпенсионную должность командира взвода охраны, но регалия «За доблесть» говорит о многом. Такой у подавляющего большинства офицеров и солдат нет и не будет.
А это весомый довод для обоснования своих действий.
Вытащить сержанта с подчинёнными без скандала, основательно подкрепив каждый шаг документами и заранее утверждёнными планами – медаль, не меньше.
Не вытащить, но сделать для этого всё возможное – понимающие похлопывания по плечу, вызов к начальству с подробнейшим докладом, а самое главное – общее внимание к нему и вскрытой проблеме. Как итог – появится повод обратиться к высокопоставленным знакомым, чтобы те посодействовали в переводе.
Не вытащить и промолчать, спустив дело на тормозах – второго такого шанса можно и не дождаться.
Да и претило полковнику идти на подобные меры, до зуда в кулаках претило. Он – офицер, со своими понятиями долга чести. Вдобавок – начальник контрразведки сектора, наделённый из-за вооруженного конфликта между аборигенами целым спектром дополнительных полномочий.
Почти всемогущ. Почти...
Карьерные мечты и элементарная порядочность удивительным образом укладывались во флотской голове, не противореча друг другу. Там, на планетке – свои, нуждаются в помощи. Где-то вдали, во множестве световых лет – вожделенный кабинет. Разные точки времени и пространства, причудливо связанные призрачной нитью обстоятельств.
Жаль, нельзя на эту Гео-22 войска ввести... Но так даже лучше. Ограниченность силовых возможностей позволяет акцентировать внимание на работе конкретных лиц, с лёгкостью умещающихся на странице рапорта.
Для этого имеются все предпосылки.
По роду деятельности представительства на планетах, пусть и косвенно, подчинены ему, полковнику. Командующий сектором с удовольствием подмахнёт приказ о проведении спасательной операции, тому тоже лишняя запись в послужной формуляр пойдёт только на пользу. Агентурная сеть уже задействована и собрала достаточно много полезной информации. Резидент в Розении с успехом нагибает тамошнюю КБР, резидент в Нанде, узнав о промахе, активно копает под добровольческую бригаду «Титан» и президента.
Все скрипки на своих местах, пора приступать к концерту.
Полковник вынырнул из внутренней отрешённости, моргнул, возвращая зрению привычную фокусировку, и нажал кнопку на панели стола:
– Приведите рядового Самада!
Глава 1
– Что же мне с тобой делать, Вит? – произнёс немолодой, худощавый полковник во флотской форме, выглядевший, будто он только что пришёл с парада.
Мундир застёгнут на все пуговицы, форма – образец уставного этикета, сам прямой, широкоплечий.
Таким я его вижу в каждую нашу встречу. Собранным, лощёным, без намёка на расслабленность или усталость. Красивый человек. Про себя я такого сказать не могу: вымотан, помят, постоянно сонный из-за непривычного флотского микроклимата, поддерживаемого на борту.
– Не могу знать, господин полковник!
Произношу с места, не пытаясь вскочить и вытянуть руки по швам. Этот пункт субординации был отменён сразу, едва я в первый раз вскочил со стула и оттарабанил... не помню, что именно из куцего армейского арсенала правильных ответов. Слишком много говорили, вот и не отложилось.
– Рекомендую подумать, – флотский смотрел пристально, не мигая.
А я удивлялся его лбу. Точнее, образовавшимся складкам морщин над бровями. Даже они выглядели строго параллельными друг другу и сверкали казарменным порядком.
Как у него это получается?
Чувствуя, что отвлекаюсь, сконцентрировался на полковничьей переносице. В глаза смотреть не осмелился, заранее признавая неравенство между нами.
– Я, правда, не представляю.
Человеческие ответы тоже разрешались, иначе мы бы оба свихнулись от однообразия «Никак нет» и «Так точно».
Полковник ждал. Надо что-то говорить...
– Вы сказали, что мой взвод значится в погибших. И я тоже.
– Верно.
– Но почему?! – накопленное, помахав на прощанье рукой здравому смыслу, вырвалось наружу. – Почему не отправили комиссию по расследованию инцидента? Почему всё спустили на тормозах? Мы же выжили после налёта. Искали помощи, следуя межправительственным соглашениям. Требовали связи!
Собеседник спокойно воспринял мой, несколько горячий, спич. Поиграл желваками, колюче сузил глаза.
– Кто тебе сказал, что разбирательство не проводилось? – процедил он. – Проводилось, но негласно, в силу ряда объективных причин... Из всего, что ты рассказал, рядовой, мы не знали лишь о выживших. Протокол по уничтожению служебных кодов доступа к системе функционирования маяка, считанный из твоего ID, полностью совпадает с протоколом, имевшимся у эвакуированного вместе с оборудованием техника. Как следствие, абсолютная схожесть данных косвенно подтверждает обстоятельства подрыва навигационного комплекса.
– Что может подтвердить протокол, записанный до начала всего этого? – я смутно представлял, как уместить в одно слово всё пережитое, поэтому воспользовался неопределённым термином «это». Пусть понимает, как хочет.
– Сержант Боловенкаммаран Ре Мон Мидхопахаяхху, – у флотского оказалась феноменальная память на имена и идеальное произношение, – действовал согласно инструкций. Твой рассказ это подтверждает. К нему у нас нет претензий. К твоему взводу – тоже, если не всплывут какие-либо нарушения закона или устава.
Зашибись... нас там убивали, а флот претензий не имеет. Впору расплакаться от счастья.
Полковник, похоже, прочёл эту мысль на моей физиономии, жёстко дополнив:
– Рядовой! Я не идиот! И прекрасно понимаю, как ты обо мне сейчас думаешь! Считай, что ты выполнил приказ командира и донёс важную информацию по назначению. Благодарю за службу. Поэтому настоятельно советую из абстрактных рассуждений вернуться к более насущному для тебя вопросу... Что мне с тобой делать?
До меня только теперь дошла вся подоплёка услышанного. Флотский явно хочет что-то предложить, но старается сделать так, чтобы с инициативой выступил я, обозначив свои хотелки.
Мутит на ровном месте... Ну, на то он и начальник контрразведки сектора. Должность обязывает.
Основное полковник мне уже сказал: я – официально погибший, но боевую задачу выполнил, пусть и через одно место. У Розении ко мне претензий нет, зафиксировано судом – это мне и без него известно. В Нанде – тут флотский никак себя не проявил, ограничившись ознакомлением – скорее всего, тоже без претензий. Я выполнял приказ командира взвода, действуя по обстановке и руководствуясь вполне конкретной мотивацией.
Тем более, все возможные прегрешения совершил не Вит Самад, а некий Готто Ульссон. Служба в «Титане» и участие в боевых действиях – да всем плевать. Зря меня, что ли, сутками допрашивали? Всё сообщил – и зачем, и почему, и в каком месте чесалось при определённом действии. К тому же, такую грязь из комнат не выносят (*).
Наболтал лишнего на интервью? А что именно лишнее? Говорил честно, без фантазий. Вдобавок, факт того, что меня выпустили с поверхности планеты, упорно подчёркивает очень простой вывод – там между собой договорились. Каждая сторона получила желаемое и успокоилась, подсчитывая дивиденды от сделки.
Наверное, размышления слишком затянулись, и флотский, подталкивая меня неизвестно к чему, вдруг поведал много интересного.
Сначала сообщил, на что меня обменяли. Я чуть не заржал... На полузапрещённые товары, по забавному стечению обстоятельств имевшие отношение к тому самому карьеру, у которого мы с Психом торчали вместе с пушкой. И он же со скучающим видом уведомил о том, что вся моя эпопея стала результатом неудачной провокации незнакомого политикана, погибшего при взрыве на маяке.
Человек рвался к власти, устроил налёт, мечтая обвинениями в некомпетентности подвинуть действующего президента, но скопытился сам из-за ретивого сержанта, помешанного на соблюдении инструкций. Еле сдержал злобный хохот. Есть в этом что-то от номинации на премию Дарвина.
Доведённая до меня сведения, как утверждал собеседник, являются точными данными разведки и выжимкой из отчётов дипслужб.
... Ага, про последствия взрыва на маяке мы с парнями ещё в больнице догадались, пока обращение президента слушали... Но я, естественно, на эту тему предпочёл держать язык за зубами...
Когда спросил, для чего полковник раскрывает секретную информацию, тот лишь отмахнулся:
– Нет в этом никакого секрета. Теперь нет. Слишком многим известно.
Многим так многим... Мне оставалось только пожать плечами, и сыграть в открытую:
– Господин полковник! Что, обычно, происходит при «воскрешении» погибшего?
– Официальное опознание. Тест ДНК. Разбирательство обстоятельств случившегося специальным отделом полиции. Подготовка пакета файлов, подтверждающих выводы разбирательства. Судебные заседания. Много и долго. По итогу – восстановление социальных номеров, пустой кошелёк и новые суды, по возврату имущества и накоплений.
– Это для гражданских?
– Да.
– А для военных?
– Схожая процедура. Только рассмотрение обстоятельств производится не судом, а уполномоченными лицами.
По судам и полицейским кабинетам бегать мне совершенно не хотелось. Сражаться с военной бюрократией – тоже.
– А конкретно в моём случае?
– Два варианта. Долгий – мы тебя отправляем в твою часть, и пусть там разбираются как хотят, создавая комиссии и рассылая запросы по всей галактике. Короткий – ты отказываешься от прохождения дальнейшей службы. Контракт с тобой считается расторгнутым, родня получила все положенные выплаты и компенсации, ведомости закрыты. Я, как представитель командного состава с расширенными полномочиями, имею право отменить свидетельство о смерти. Выплаты возвращать не надо, – заметил он с такой ехидцей в голосе, будто я их уже зажилил.
Направление вырисовывается. Флотскому зачем-то надо, чтобы я свалил из армии. Чей-то зад прикрывает? Надо бы прояснить, раз уж разговорились о ближайшем будущем.
– Вы можете меня уволить прямо сейчас?
– Да.
– Господин полковник! Я могу назвать ещё несколько способов решения моей проблемы. Но вы уже обозначили допустимые варианты, – еле уловимый кивок контрразведчика дал понять, что я двигаюсь в верном направлении. – Всех устроит, если рядовой Вит Самад выйдет в отставку прямо на этом крейсере. Но зачем?
– Для проведения операции, – бухнул он, – по спасению остатков твоего взвода.
– Че-го?!
***
Флотскому нравился его голос. Во всяком случае, складывалось именно такое впечатление. Он говорил без драматических пауз, без многозначительных синонимов, обязанных должным образом подчеркнуть его высокую осведомлённость и моё недопущение к тайнам. Сидящий напротив словно читал лекцию перед непростой аудиторией, заранее готовый к самым каверзным вопросам.
Я же, со своими неумелыми попытками разобраться в его логических построениях, выглядел дураком.
Перво-наперво, оказалось, что послать крейсер на орбиту и нагнуть охреневшую верхушку Нанды невозможно. Причина банальна – существующий миропорядок не приветствует вмешательство военных во внутренние дела демократических, мать их, государств без особого повода и одобрения верхней палаты парламента Федерации.
На моё нервическое замечание о том, что демократия в воюющей стране – сплошная фикция, полковник ответил кратким экскурсом в основы глобальной политики, суть которого свелась к тому, что среди космических властелинов авторитаризма нет и в помине. Они – такие же люди, как везде. Точнее, с понятными замашками. Грызутся между собой, подличают, лезут по головам, мечтая сожрать оппонентов.
Потому всё решает сложная система договорных противовесов. Хочешь что-то взять – предложи что-то взамен, иначе ударят в спину.
Флотский даже пример привёл, сомневаясь в том, что я вообще понимаю, о чём идёт речь.
– Что такое оппозиция, знаешь?
– Так точно.
– Вот она везде есть. Пакостит, как умеет, дай только повод. Мне бы тоже очень хотелось, чтобы окраинные царьки слушались распоряжений Федерации как родную маму. Но это невозможно. Тронешь без веского повода – получишь множество проблем. Войска Федерации, чтобы ты понимал, могут находиться на территории дружественного или нейтрального государства только для заранее согласованных учений, охраны законных представительств или военных объектов федерального подчинения. Идеальный пример – маяк, на котором ты служил. Во всех остальных случаях – с высочайшего одобрения парламента. Точка!
Полковнику, как человеку военному, по натуре была ближе армейская вертикаль власти, исключающая любое отклонение от прописанных порядков. Нижние маршируют, не рассуждая, верхние за них думают и решают.
Дальше монолог переключился на меня, моё недавнее прошлое и сержанта Бо с парнями.
По утверждению флотского, сейчас полномасштабно готовились тайные переговоры с президентом Нанды, для чего задействована уйма разного народа с нужной квалификацией. Контрразведчик так и сказал:
– Пока мы с тобой общаемся, другие круглосуточно впахивают, реализуя подготовительную часть операции. Подбирают аргументы, сортируют компромат, анализируют действие негласных санкций, призванных склонить объект к принятию выдвигаемых требований.
Я выступал в роли страховки «на всякий случай», если «не поймут».
Для этого требовалось вернуться на планету в качестве гражданского. А там, под руководством обтекаемо упомянутых специалистов, мне следовало крутиться на подхвате и готовиться по первому требованию отправляться в суд или на телевидение.
Идею флотский увёл у КБР, да он этого и не скрывал. Нравилась она ему своей простотой и открывающимися возможностями.
– Если переговоры не увенчаются успехом, – чеканил полковник, – ты выступишь свидетелем обвинения во всех инстанциях.
– К чему такие сложности? Может, сразу в суд? И шумиху до небес?
– Нельзя. Зачистить могут, – как-то буднично бросил контрразведчик, и в его лощёном облике промелькнуло что-то печально-человеческое. – И спецназ нельзя. И... ничего нельзя. Только переговоры. Будем принуждать к компромиссу... Суд – крайняя мера. Когда другого выбора не останется. Потому ты нужен на планете, разумеется, под нашей защитой. Как дополнительный аргумент. По итогу операции вернёшься на крейсер, отсюда отправишься домой. Пересадим на попутный транспорт.
Изящно... Умер солдат – воскрес солдат – вышел в отставку солдат, и теперь он – частное лицо, необременённое приказами и наставлениями. Действует исходя из активной гражданской позиции, ведомый исключительно жаждой справедливости. Не придерёшься. Свидетель из такого молодца – хоть куда.
А как я на планету попаду, если военным туда запрещено? Кружным путём?
Но спросил я другое:
– Вы уверены, что мои сослуживцы живы?
– По оперативным данным были живы на момент твоего вылета. Их не решились ликвидировать. Придержали на будущее как разменные монеты. Раньше в этом имелся смысл, теперь полярность ситуации кардинально меняется. Они – обуза. Но пойти на крайние меры в Нанде вряд ли посмеют. Поздно. Впрочем, такую вероятность исключать нельзя. Что же... будем верить в лучшее.
– Про Сквоча, случайно, нет известий?
– Нет.
Печально. Бесфамильный был неплохим товарищем. Он мне жизнь спас. Однако, у меня имелись и другие вопросы:
– А мой воинский ID? А интервью с Гленноу?
– ID сдашь у нас. В медблоке имеются техники с необходимыми навыками. Так что тут ты в выигрыше. Нет нужды тащиться на попутках до секторального госпиталя, как у вас, приземлённых (**), принято... Про интервью. Раньше времени не всплывёт, сегодня оговорили.
Кто оговорил, с кем – я не интересовался. И так понятно. Та дама, с космодрома, занимается подготовкой. Не иначе. Или не она, но кто-то с допуском.
– Почему вы хотите вытащить моих товарищей?
– Потому что они – солдаты Федерации. Своих не бросаем.
Я бы подумал, что флотский надо мной издевается, однако он предупредил подобный вывод:
– Рядовой! Мне не нравится сарказм на твоём лице! Спасать попавших в беду бойцов – одна из моих прямых обязанностей, невзирая на род войск и чины. Я действую в рамках своих полномочий, а не прячу от наказания чужие задницы, имитируя бурную деятельность. И если тебе от этого станет легче, то атташе, упустивший ваш взвод из поля видимости, уже двое суток как отстранён от должности и находится под уголовным разбирательством, основанием для которого стали твои показания, – на мгновение показалось, что мной недовольны даже полковничьи позументы на кителе – так отстранённо проговаривал слова контрразведчик. – Я считаю, что результат будет отрицательный. Его оправдают. Врать и изворачиваться – основа профессии дипломата. Он тушил пожар в зародыше, впопыхах, в процессе эвакуации. Предупредил дипломатический скандал. Это многого стоит. И скорее всего, действительно не знал о выживших. Или не хотел знать. Или знал, но ничего не смог сделать по целому ряду причин... Да, скандал бы ничем не закончился из-за разницы в политическом весе Федерации и какой-то там Нанды, но иногда требуется действовать, а не рассуждать. При взрыве погиб далеко не последний человек в государстве. В его смерти, после кратких переговоров, удобно обвинили соседей-врагов. От вас – ни слуху, ни духу. Как ему следовало поступить?
– Не в моей компетенции, – хотелось высказаться более крепко, но не стал обострять. Я пока в армии, чту субординацию. – Вам виднее.
– Всё ты понял, Самад... Я это рассказываю к тому, чтобы ты осознал – ошибку надо исправлять. Не искать оправдания и отговорки, а брать и делать!
Этот, застёгнутый на все пуговицы... он что, действительно так настроен? А... ведь вполне... реально может! Но ему это зачем? Умерла так умерла, как в древнем анекдоте.
– Рядовой, – флотский хмыкнул. – Ты мне не веришь. Видишь перед собой чинушу в погонах и пытаешься угадать, для чего тебя обманывают... Нет никакого обмана. Есть долг. И я не был бы в этом кресле, если бы мечтал только о почестях и тёплых местечках. Видишь ли, болтаться в этой банке, – он обвёл взглядом аскетичное убранство корабельной каюты-кабинета, – почти полгода ни один оголтелый карьерист не согласится. Так что попробуй представить не заговор, а исполнение служебных обязанностей. И если твоего сержанта с подчинёнными прикончат – я этого не спущу. Мы все не спустим, найдём, как отомстить!
Оборвав песню о долге на самой торжественной ноте, полковник испытующе уставился на меня, а я на него. Не дуэлью взглядов, а так, с отрешённым привкусом. Каждый без стеснения прикидывал: стоит ли оппонент потраченного на него красноречия, или перед ним обыкновенная пустышка?
– Да, Самад. Своих не бросаем, – повторил флотский свой лозунг после целой минуты взаимного гипноза. – Не бросаем.
Полковничья задумчивость передалась и мне.
– Достойно.
Посторонние оценочные суждения мало заинтриговали контрразведчика, зато здорово помогли разобраться в происходящем. До меня неожиданно дошло, что движет этим человеком. За точность формулировки не поручусь – контрразведчик ничем себя не выдал, продолжая оставаться образцовым военным, но на интуитивном уровне я буквально читал его, как открытую книгу.
Этого человека толкали вперёд карьеризм и честолюбие. Для него, настоящего полковника, являлось делом чести переиграть каких-то там отсталых аборигенов, посмевших взять в плен солдат Федерации. На самих солдат ему... тут сложно. Удобнее всего прозвучало бы «жил без них, и ещё столько бы прожил», однако полковничьи погоны требовали деятельности, требовали настоящих побед.
В идеале – не выходя из каюты. Как в шахматах на расстоянии, когда двое противников заочно обмениваются ходами, не видя друг друга в реальности. Потому что он – контрразведчик, его оружие – мозг. А выигрыш в намечающейся партии – текущая цель, боевая задача, ступень по профессиональной лестнице.
Как-то так.
Откуда я это взял, почему уверен в правильности – не отвечу. Интуиция – она такая, часто работает без пояснений и комментариев. Нахлынула, выбросила на берег души пену ощущений, и свалила в никуда, оставляя разбираться со всей этой круговертью самостоятельно.
Эх... была ни была!
– Разрешите приступать к исполнению? Надо вытаскивать парней! – произнёс я, придав голосу напускной лихости.
Вот и решился. Помогу своим, благое дело. Да и должен я остался. И сержанту, и товарищам по взводу. Разве что Психа поставил наособицу, но он к армии Федерации отношения не имеет. Впрочем, имелись у меня на его счёт определённые планы. В ходе беседы родились.
К тому же, служить что-то... расхотелось. Хватит, поносил форму, достаточно.
– Погоди, – осадил полковник. – Сначала документы.
Передо мной на стол лёг планшет с раскрытым актом о демобилизации. Указанная причина – ссылка на пункт, предусматривающий разрыв армейского контракта по инициативе командования без взаимного требования компенсаций. Пусть так. Мне удобнее.
Подписал. Затем подписал несколько ведомостей, включая заранее подсунутую расписку о получении «подъёмной» суммы, и задержался на выводах особой комиссии, признающей что я – это я.
Всегда интересно читать такие документы, однако надолго меня не хватило. За сухими канцеляризмами буквально виделись казарма с ананасами, Дон, Сквоч, Ежи, другие пацаны, на которых никто не потратил ни символа, но они же из памяти никуда не делись?
Стало гадко, словно я им собственноручно некролог составляю.
Переключился на цифры, обильно рассыпанные по тексту. Дата окончания учебки, номер подразделения… Дата прибытия на планету… а вот с того самого, злополучного дня и до сегодняшнего я числился «оставившим место службы по независящим от меня причинам». Рядом значилась ссылка на некий документ, обозначенный кодом. Засекретили, что ли?
