Текст книги "Откровение Валерия Сидоркина"
Автор книги: Вадим Астанин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Кредит за вход, за выход – два
От шлегелевой таверны до ближайшего «отстойника» было немногим больше километра. С большей долей вероятности, старик пришёл оттуда и там он постоянно обретался. Сложность была в том, что человеку с воли, входящему в «отстойник» не обойтись без проводника. Проводник – его страховка, билет в оба конца, надежда на то, что он вернётся обратно живой и здоровый. Кроме того: он и гид, и живое удостоверение личности, и переговорщик, если потребуется. Не всякий житель «отстойника» может быть проводником, обычно ими становятся люди, знакомые с братством не понаслышке. Работа проводника построена на доверии, уважение в братстве трудно заслужить и очень легко потерять. Проводник похож на лоцмана, чья обязанность провести судно длинным извилистым фьордом, между скрытыми мелями и подводными скалами. От его искусства договариваться зависит, останется ли он сам и человек, которого он сопровождает жив, либо умрёт. Хороших проводников можно было пересчитать по пальцам, отличных проводников в северном «отстойнике» было всего трое и они работали непосредственно на руководителей самых влиятельных банд братства, входящих в «консорциум», своеобразный высший совет, созданный для урегулирования споров между членами преступного сообщества. Прочие считались проводниками неплохими, по-крайней мере до тех пор, пока их, или их клиентов не убивали. Они составляли основную массу посредников, с которыми приходилось иметь дело людям, желавшим по разным причинам попасть в «отстойник» и выбраться из него живым.
Кайсар готовился к вылазке вдумчиво и основательно. Выложив из куртки все лишнее, в том числе и документы, он разложил по карманам запасные обоймы, лейкопластырь, несколько пакетов антисептических бинтов, упаковку таблеток от головной боли, антидот в вакуумном шприце, упакованном в прочный керамический пенал, освежающие дыхание пластинки "Эклипса" (вместо зубной щётки и пасты), две плитки энергетического шоколада, коробочку полевого дезинфектора воды, очки ночного видения, карманный переводчик и металлическую цепь-поводок с гирькой. Деньги, общей суммой в пять тысячи кредитов, свёрнутые в тугую, перетянутую резинкой трубочку, он спрятал в специальный карманчик, пристёгнутый сбоку булавкой к подкладке куртки. Надев бронежилет и поверх него наплечную кобуру с двумя тяжёлыми автоматическими пистолетами,
...в тех краях оружия мало не бывает,
Кайсар облачился в куртку, скрывшую его арсенал средств индивидуальной защиты и нападения за нейтрально-серой синтетической тканью.
Знакомый ему проводник жил в подвале на пересечении проспекта Дев-Дароносиц и улицы Вечных Кипарисов. Кайсар познакомился с ним через Плевка Липского, фартового грабителя, обвинённого в серии кровавых убийств, произошедших в районе, где он обычно промышлял. Липский, стоя на коленях и размазывая по лицу слезы, сопли и кровь из разбитого увесистым кулаком дознавателя носа, клялся и божился, что на такие зверства он не способен, что да, случалось и ему убивать, но лишал жизни он просто и незамысловато: "ножом в живот и разбежались". Дознаватель ему не верил, так как у него был свидетель, утверждавший, что своими глазами видел Липского, убегавшего с места последнего убийства с огромным мясницким топором и окровавленной пилой-ножовкой в руках. Липский, у которого совсем уже сдавали нервы, исхитрился связаться с подельниками на воле, а те вышли на Кайсара и предложили ему за солидное вознаграждение доказать невиновность угодившего в нешуточную переделку кореша. Кайсар не горел большим желанием спасать незадачливого грабителя от смертной казни, но здесь его интересы невольно совпали с интересом Липского, и он взялся за это дело, не отказавшись и от липского гонорара. В итоге оказалось, что убийства совершал мутант-обращенец, бежавший из карантинной зоны "Гамма I" под видом охранника на корабле, доставлявшем гарнизону продукты и почту. Высадившись в порту Стефании он, ошалев от нечаянной свободы, занялся привычной резней, позабыв о всякой осторожности, и, если бы не тупость и нерасторопность местной полиции, не желавшей верить россказням о двухметровом чудовище, пластающем людей длинными саблеобразными когтями, был бы по горячим следам отловлен и возвращён по усиленным конвоем обратно на "Гамму I". Кайсару удалось выследить логово мутанта, где он отсиживался между убийствами. Его грамотно оформленное заявление, подкреплённое аудио и видео записью, позволило Липскому избежать плазменного распылителя, но не спасло от тюремного заключения,
...уж очень много лишнего наговорил на себя Плевок, спасая свою жалкую душёнку,
мутанта отловила команда загонщиков, вызванная в спешном порядке Департаментом полиции Стефании, после того как...
в общем, полицейские решили взять обращенца самостоятельно, не прибегая лишний раз к услугам специалистов по извращённым формам жизни. Рано утром логово выродка было оцеплено превосходящими силами полиции, охранителями нашими, доблестными и бесстрашными, и сам директор Департамента, лично, собственной персоной, кряхтя и шумно отдуваясь, взобрался на полицейский бронеавтомобиль, с тем, чтобы в матюгальник потребовать от злобной твари сдаться полиции доброй волею. В случае добровольной сдачи, он, директор Департамента, лично, под честное слово полицейского, гарантировал мерзкому обращенцу жизнь, безопасность, и справедливое судебное разбирательство с перспективой провести оставшиеся годы, сколько бы их ни было, в отдельной камере с видом на море в самой охраняемой тюрьме сверхстрогого режима. В случае отказа сдаться, он, директор Департамента, лично не обещал ничего, кроме смерти. Противоположная сторона с ответом не спешила. Мутант-обращенец стойко держал паузу. В томительном молчании истекали отведённые на размышление пять минут, после чего директор рассчитывал либо заковать сдавшегося на милость закона преступника в кандалы, либо взять логово мутанта штурмом. Полицейские и бойцы группы огневой поддержки ещё напряжённо всматривались сквозь оптику прицелов в тёмную глубину берлоги, директор, стоя на броневике, ещё следил за неторопливо бегущей очередной круг секундной стрелкой, представляя, как он, мужественно взмахнув рукой, решительным голосом даст команду для начала операции захвата и как выйдут вечерние газеты с его фотографией на первой странице, над которой большими выпуклыми буквами во весь лист будет начертано: "Бесспорный успех столичной полиции", и ниже, под фото, восторженный журналист напишет что-то вроде этого:
"Под непосредственным начальством директора столичного Департамента полиции, самолично возглавившего операцию по силовому задержанию серийного убийцы, в ходе блестяще проведённого силами полиции и группы огневой поддержки, в считанные минуты и без серьёзных потерь был захвачен маньяк и расчленитель трупов, известный под кличкой "Полуночный мясник", превративший до того тихие и безопасные улицы столицы в царство ночного ужаса и террора..."
...а стремительно вырвавшийся из своего гнезда,
...логова, берлоги,
мутант-обращенец уже крушил выстроенные для прикрытия патрульные машины и расшвыривал, топтал, отрывал головы и конечности служителям закона. Тишину разорвали вопли умирающих людей, суматошный вой сирен, беспорядочная стрельба, гулкое уханье ручных гранатомётов и шипящее шорканье лазерных вспышек. Взрывы, мельтешение разноцветных молний, летящих во все стороны, пунктирные линии трассирующих, вперемежку с разрывными, пуль, скачущие зайцами человеческие фигурки, расползающиеся раненые и над всем этим безобразием возвышался взмахнувший было рукой, да так и завершивший движение директор Департамента полиции, поражённый быстротой и силой, с которой обезумевший от безнаказанности выродок крушил все и вся вокруг себя. Отдадим директору должное: соображал он быстро. Едва успев осознать, что броневик, в сложившихся обстоятельствах, не самое лучшее место, директор в следующий миг оказался на асфальте. Бросившись вниз и резво двигая коленями и локтями, он забрался под днище бронеавтомобиля и там затаился, пережидая бушующий на поверхности, гибельный для всего живого ураган исходящей яростью мускулистой плоти. Шум боя постепенно стихал, обращенец гнал потрепанные остатки полицейской армии по проспекту к центру города. Директор выбрался из укрытия. Оглядевшись, он с тоской осознал, что карьера его только что завершилась...
...пока директор, спотыкаясь о трупы и скользя по мокрому от крови асфальту искал, из чего бы ему застрелиться, Плевок Липский, нервно оглядываясь на застывшего у двери комнаты для посетителей охранника, рассказывал шёпотом Кайсару об одном верном человечке.
– Конкретно полезный кент, – сипел Плевок приглушенно, – реально в теме, расклады ему все известны. Ежели, тебе, скажем, в стойняке проблему решить надо, иди сразу к нему. Лохи, те сразу к "дяде" попруться, или вообще, у "папы" нарисуются, фраера долбанутые. Таких потом долго ищут и не всегда находят. Умные как делают? Выясняют, к кому, зачем и кто будет перед старшими слова правильные говорить. Вот этот человечек и знает, какое слово правильное, а какое фуфловое, как базар держать, кому косырять надо, а кому и понтово вкручивать сойдёт. Очень уважаемый в округе человек. Ты его слушай и правилова на тебя ни в жисть не накинут. Найдёшь его аккурат на углу, где блевотница со свинарником сходятся. Кентуется он в подвале, под крысятника рисуется и крысятник за ним тянется, но это так, для хаера, отмазка хилая. Главная его маза, верняк, и верняк он железный. Другие разные понты кидают и кость режут, мол, дело знаем и непонятки всякие перетереть без проблем можем, а как до дела дойдёт, кранты, без понятия лохи, и цена им кредит рваный. Себя в дурку положат
"положить в дурку" значит погибнуть (умереть) глупо, напрасно
и тебя под ствол подведут. Ходить к нему днём надо, – Плевок подозрительно взглянул на дверь, – днём его застать легче. Работа у него ночная, – Липский криво усмехнулся. – Ежели соберёшься к нему, не забудь бумажку кредитов в десять. При встрече свернёшь её вчетверо и угол, который в центре должен быть, надорвёшь полукругом. Это будет для него паролем. Развернёшь деньгу и на стол положишь. Ежели он деньгу возьмёт, значит, согласился тебе помочь, если на пол сбросит, разворачивайся и уходи. Разговаривать в этом разе с ним бесполезно и себе дороже. Он верняк терпеливый, но злопамятный. Положим, начал ты с ним базар гнилой разводить, предьявы кидать, угрозы высказывать, он тебя выслушает и промолчит. Выйдешь ты после этого наверх и все... Пропадёшь ты, фраерок накрученный, и никто не вспомнит, что ты землю эту недавно топтал. Заодно и меня на дно утащишь, потому что за дурака всегда крайний отвечает, тот, кто этого дурика к верняку отправил. Верняк в силе, шепнёт кому надо и крайнего всегда отыщут. Не было такого случая, чтобы крайний в отмазке ушёл. Закон держит крепко: крайний за дурика ответит, иначе псам не жить. Не найдут псы крайнего, сами за него пойдут. От псов пощады не жди. Понял, чем я рискую?
Человечек Липского действительно оказался весьма полезным и, что слегка заинтриговало Кайсара, обладающим неуловимым шармом интеллектуала, проявляющимся ненароком в манере держаться, выстраивать фразы, вдруг проскакивающим в разговоре логически выверенном заключении. Ну, совсем верняк Плевка не походил на того терпеливого и вместе с тем злопамятного типа, без сожаления сдающего лоханувшегося клиента псам братства. Чувствовалась в верняке уверенность, свойственная выпускникам солидных, с многовековыми аристократическими традициями, учебных заведений, что-то вроде Старого Кембриджа Земли или Технологического Практикума Урании. Таких людей узнаешь даже в обносках, только встречал ли кто-нибудь когда-нибудь их в трущобах? Традиционно они населяют верхние этажи мега и мультикорпораций, но никак не подвалы и бродят в "отстойниках". Кайсар с интересом приглядывался к верняку, собираясь все-таки собраться с духом и расспросить однажды проводника о его прошлом. Решив, наконец, что такой момент настал, Кайсар, во время очередной встречи уже раскрыл было рот, чтобы задать тот самый, не дававший ему покоя вопрос, как проводник, отвлечённый шумом, доносящимся с лестницы, резко прервал беседу и направился к выходу, громко интересуясь, какой это там сволочи вздумалось греметь своими костылями. Судя по дальнейшему разговору, спустившаяся в подвал сволочь была в своём праве. Кайсар, как не прислушивался, слов разобрать не мог, гость говорил вполголоса, тоном брезгливо-повелительным, верняк отвечал ему подобострастно-льстиво. Несколько раз занавеска, отделявшая закуток, отведённый под кухню от остального помещения, слегка отдёргивалась и Кайсар ощущал чей-то недобрый взгляд, от которого по позвоночнику бежали холодные мурашки и несуществующая шерсть на загривке вставала дыбом. Насмотревшись, гость задёргивал занавеску и неприятный разговор возобновлялся. Посетитель давил и угрожал, проводник скуля и повизгивая по-щенячьи, оправдывался. У Кайсара неприятно-тоскливо заныло под сердцем. Он отчего-то решил, что за серым, нестираным куском полусопревшей ткани, прямо сейчас решается его дальнейшая судьба, жить ему или умереть, здесь и сразу. Кайсар осторожно просунул руку под мышку, нащупывая рукоять пистолета, готовый стрелять в любую минуту. Голоса за занавеской смолкли. Кайсар, задержав дыхание, со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы и так же осторожно убрал руку от оружия. Верняк вернулся за стол, сел, опустив голову. Просидев в таком положении несколько минут, он, оторвавшись от созерцания рассыпанных крошек хлеба, посмотрел в лицо Кайсару. Глаза в глаза, жёстко и беспощадно. Этот взгляд был честным и откровенным ответом на незаданный вопрос. И подтверждением слов Липского. Такой может. Легко и без всякой жалости. Будь с ним очень осторожен, Лу.
Пройдя долиной смертной тени...
– Выйдем ночью. Через пять с половиной часов, – верняк выложил на стол старинные карманные часы и постучал по стеклу грязным обломанным ногтем, показывая, в котором часу им надо будет выходить.
– Можешь пока отдохнуть, – усмехнувшись он показал на топчан, покрытый старым грязным одеялом. Если не побрезгуешь, конечно.
– Безусловно, побрезгую, – ответил Кайсар, – может, там блохи... и клопы впридачу.
– Блохи есть, – сказал верняк, – куда нам без блох, блоха тварь живучая. А клопов нет, нет у нас клопов. Клопов мы выводим. Дохнут клопы от этой дряни, – верняк показал пурпурно-жёлтый баллончик с угрожающими надписями, а блох эта гадость не берет.
– Живучие твари, – повторил верняк с сожалением.
– Не хочешь, тогда сиди, – сказал он, надевая плащ и набрасывая на голову капюшон. – Я отойду ненадолго. Узнаю, захочет ли "дядя" с тобой встретиться. "Дядя" у нас теперь другой. Прежнего "папа" отправил на повышение, да только не дошёл тот "дядя" до своей новой хаты. Взорвался... от радости, наверно. Очень его радость разбирала в последнее время. Рванул и дерьмом собственным все вокруг забрызгал. "Папа" сильно его жалел. Похороны, поминки, гранитное надгробие. Даже всплакнул по-старчески. Куда же я, говорит, без моего верного Хрипатого Джевонса, ведь лучше него никто крыши не держал и предъявы миром не разруливал. Причитал, причитал и поставил на хозяйство Костолома Чарли Пёрселла. Костолом не Хрипатый, с ним говорить трудно. Ушибленный Костолом Пёрселл, причём на всю голову сразу. Сидит тихий, чисто блаженный, весь словно изнутри светится. Выслушает тебя, и скажет, не повышая голоса, елейно так скажет: "Кончайте его, братики, не нравится он мне". Тяжело с Костоломом разговаривать, – верняк приподняв капюшон, с надеждой глянул на Кайсара.
Кайсар в ответ промолчал.
– Я предупредил, – вздохнул грустно верняк. – Оружием зря не размахивай. Клиенты ко мне нервные ходят, не любят они, когда им оружием угрожать начинают. Будут вопросы задавать, где я и когда буду, отвечай... сам знаешь, что ответить.
Кайсар кивнул.
– Ну, я ушёл, – сказал верняк.
Кайсар придвинул ближе часы, оставленные верняком. Подумав, вытащил пистолет, снял с предохранителя и положив его рядом с часами, развернул дулом к двери.
Ждать ему пришлось долго. Сначала Кайсар терпеливо сидел на стуле, изредка поглядывая на циферблат часов, потом принялся расхаживать по подвалу, считая шаги, кругами слева-направо, затем справа-налево, и по диагоналям. Когда бесцельное хождение ему надоело, он взялся отжиматься. От пола, на ладонях и на кулачках, пружинисто подбрасывая туловище вверх, с хлопками. Бодро выпрыгивая из положения лежа, становился в стойку и молотил воздух, пригибаясь, финтуя, бил прямые, хуки и апперкоты, представляя противника, вёрткого, крепкого и отчаянно выносливого, стойко выносящего его удары. Бам-с, Кайсар проводит серию: прямой в челюсть, следом хук справа и левым локтем в челюсть сбоку. Раскрытой ладонью в сердце, левой, сжатой в кулак, в солнечное сплетение, правым кулаком в печень и не останавливаясь, удары ногами: лоу-кик по правому бедру, ребром стопы в голень, прямой останавливающий в живот, боковые с проносом по рёбрам. Остановился отдохнуть, посмотрел на часы. Прошло всего полтора часа. Делать больше нечего. Кайсар вернулся за стол. Тоскливо текли минуты, медленно складываясь в часы. Кайсар героически боролся со скукой, не давая себе задремать придумыванием различных умственных развлечений, от мысленного соединения предметов, окружающих его, в многоугольные фигуры, до многократного пересчёта расставленной на столе посуды. Он настолько увлёкся прихотливой игрой ума, что не услышал, как вернулся проводник.
– Собирайся, парень, – верняк, не снимая плаща, сел напротив. – "Дядя" согласился на встречу. Сказал: "Приведи ко мне фраерка залётного, хочу, сказал, послушать, чего он мне такого важного пробулькает".
– Идти, так идти, – сказал Кайсар, засовывая пистолет в кобуру. – Веди, верняк.
– Ты, вот что, – проводник придержал Кайсара, ухватив за ворот куртки. – Ты у "дяди" сиди тихо, молчи, пока не спросят и руками слишком не размахивай. В глаза ему прямо не смотри. И спиной к нему сразу не поворачивайся. Лучше до выхода задом пятиться, чем червей могильных кормить. Все понял или надо повторить?
– Повторять не нужно, – сказал Кайсар. – Запомнил.
– Ну, если нет надобности, тогда пошли...
Они выбрались из подвала и зашагали в темноте по пустому проспекту мимо мрачных пустых домов, провожающих их слепыми глазницами разбитых окон, из которых тянуло могильным холодом. С наступлением ночи всё живое исчезало с улиц, уходило в подвалы и на верхние этажи домов, забивалось в самые глубокие норы, затихало и затаивалось до утра. Ночью безраздельно правили три силы: полицейские патрули, братство и крысы. Впрочем, сами крысы придерживались иного мнения. Вездесущие грызуны считали, что истинная власть в трущобах принадлежит исключительно им, благодаря, прежде всего, их численности, бесстрашию и поразительной живучести. О крысах в "отстойниках" рассказывали невероятные истории. Говорили о геометрически правильных колоннах, марширующих по дорогам и исчезающих при появлении человека, о живых мостах, построенных лишь для того, чтобы крысиная королева могла спокойно перебраться через канал, заполненный сточными водами, о подземном крысином городе, населённом мириадами серых тварей, живущих в построенных ими домах, формой напоминающих сужающиеся кверху конусы. Говорили о крысиных охотах на людей, в которых крысы действовали совершенно осмысленно и очень по-человечески. У охотников-де существовало чёткое разделение ролей: одни выступали загонщиками, другие ждали искусно направляемую крысиными "егерями" жертву на специально отведённых номерах. Говорили о вещах вообще фантастических и сами потешались над тем, о чем говорили. Кайсар к таким рассказам относился скептически, а вот проводник в их правдивости не сомневался. Не удивительно, он и не такое видел...
Внезапно впереди сверкнул острый луч прожектора, осветил на несколько секунд проспект и воткнулся вертикально в небо тонким белым столбом света. Проводник резво упал на колено, прошипел зло:
– Пригнись, с-сука. Полиция!
Огляделся, дёрнул Кайсара за рукав.
Быстро. За мной, – пригнувшись, рванул к ближайшему подъезду. Кайсар на полусогнутых устремился вдогонку.
Они заскочили в дом, вжались в стену, затаились.
– Дыши тише, – шепнул верняк, – и постарайся меньше двигаться.
Сначала они услышали далёкое урчание двигателя. Звук нарастал и вот, мимо них, неспешно проплыл длинный восьмиколёсный полицейский броневик, обдав волной горячего воздуха, смешанного с по-весеннему свежим запахом синтетического топлива. Пунктир кроваво-красных габаритных огней, отмечавших линию крыла, напоминал освещённые иллюминаторы кают, отчего сам броневик был похож на океанский лайнер, идущий сквозь тропическую тьму. Два прожектора, установленные на носу и на корме броневика были пригашены, но могли вспламениться в любой момент безжалостно-слепящим светом, стоило только операторам, скрытым в теплом чреве боевой машины, обнаружить на тактических экранах потенциальную мишень.
Полицейская машина уползла в темноту, однако верняк оставался на месте, прислушиваясь к затихающему рокоту мотора. Дождавшись, когда звук почти стих, он, стараясь не шуметь, покинул убежище. Застыл, сосредоточенно вслушиваясь, пока не убедился, что патрульный броневик действительно уехал, а убедившись, подозвал Кайсара. Детектив выскользнул на мостовую.
– Прямо, – сказал верняк и они пошли дальше по проспекту, затем проводник свернул налево и они углубились в лабиринт, составленный из узких улочек, сквозных дворов, одинаково тёмных и незапоминающихся, лестниц, ведущих наверх и лестниц, ведущих вниз, чердаков, крыш, карнизов, подсобок, пожарных выходов, детских площадок, мусорных свалок, подземных парковок, нагромождений металлического лома и пустых гаражных комплексов. Необходимость идти вдоль мрачных рядов приземистых, кое-где разрушенных боксов, тянущихся на сотни метров необычайно пугала верняка. Он надолго останавливался, настороженно оглядывал заброшенные постройки, решая, пройти ли им прямо или обойти гаражи стороной, на безопасном расстоянии. Кайсар послушно ждал, что решит верняк. Первый встреченный комплекс не вызвал у верняка особых опасений и они безбоязненно миновали его, а вот второй, многоуровневый, пришлось обходить.
Бесконечные плутания по загаженным переулкам, дурно пахнущим свалкам, разоренным квартирам и терриконам строительного мусора порядком утомили Кайсара. Продираясь вслед за проводником между бетонными блоками, он, среди хаоса разбросанных строительных конструкций, поддавшись сюрреалистическому очарованию заброшенной строительной площадки, в порыве параноидального озарения, вдруг отчётливо понял, что верняк его нагло и откровенно дурачит. Скорее всего, он замыслил завести доверившегося ему детектива вглубь мёртвого города и там, растерявшегося, отупевшего от бесплодных блужданий, измотанного и ничего не понимающего, принести в жертву своей безудержной жадности, лишить жизни, распять на роковом алтаре, бедного трепещущего ягнёночка, жалко блеющего о снисхождении, взывающего к справедливости, молящего о пощаде... Бесчувственный дикарь без сожаления вонзит кинжал Кайсару прямо в сердце, кровожадно смотря на бьющееся в предсмертных конвульсиях тело. Затем бессовестно ограбит остывающее тело, стащит с него одежду, заберёт деньги, оружие, всё, что покажется ему ценным, скотине этакой... Кайсар с ненавистью уставился в спину верняка, живо представляя рвущие водонепроницаемую ткань плаща пули...
Верняк остановился. Кайсар налетел на него и очнулся.
– Как-ко-го чёрта?! – осадил детектива проводник.
– Извини, верняк, – виновато пробормотал Кайсар, – задумался и не заметил...
– Чего не заметил ? – верняк ухватил детектива за шею, толкнул вперёд, – этого не заметил? Света не увидел? Так смотри... Пришли мы, понял? Пришли. Добрались до паука до нашего, до Костолома...
Верняк вцепился Кайсару в шею крепко, не оторвёшь.
– Не боись, фраерок, – говорил проводник ласково, – я без обману, доставил в целости и сохранности и обратно выведу. Сжимая пальцы, он пригибал и пригибал Кайсара к земле. – Знаю, о чем ты думаешь... Думаешь, грохнуть я тебя решил, на деньги твои позарился... Обманул верняк щегла доверчивого, муфлона рогатого... Так или не так?
– Отпусти, скотина, – Кайсар крутанулся, норовя сорвать руку проводника со своей шеи.
Проводник отскочил назад, выставляя перед собой раскрытые ладони.
– Спокойно, фраерок, спокойно. Видишь, я тебя не трогаю, успокойся...
– Успокоиться, да? – проронил разозлённый Кайсар, выдёргивая из кобуры пистолет, – успокоиться? Да ты мне чуть шею не сломал, сволочь.
– Так ведь не сломал же, – осклабившись, ответил проводник.
– Заткнись, сволочь, – Кайсар остервенело ткнул стволом верняку в подбородок, – урою, гнида...Сдать меня решил?
– Полегче, парень, полегче, – проводник взялся рукой за ствол.
Кайсар дёрнул пистолет к себе. Верняк не отпускал, хищно щерился. Кайсар ожесточённо рванул оружие на себя и грянулся оземь.
– Сволочь! – слабым голосом обложил он присевшего рядом на корточки проводника.
– Чуть не грохнул меня, дура, – сказал проводник укоризненно вздыхая. – Прав был Хрипатый, убойной силы музыка играет, надо подсказать стервецам, чтобы мощность снизили.
– Чего? – вяло поинтересовался детектив, потирая ушибленный локоть.
– Чего, чего, инфразвука, вот чего. Понатыкали тут излучателей. Костолом у них чего-то нервный стал, "папе" жалуется, измену нюхом чует... Говнюк. А мне одно расстройство, любой-каждый пристрелить непременно желает. Ну, чего разлёгся, вставай, дура. "Дяде" тебя представлять буду.
– Так, значит, – отдирая вольно разбросанные члены от земли, думал Кайсар, – прогресс налицо. Точнее, на лице.
– На, вставляй в уши быстро, – сказал верняк.
– Что это? – спросил Кайсар.
– Беруши, – сказал верняк. – Фильтры. Глушит инфразвуковые волны.
– Сука ты, – сказал Кайсар, – почему заранее не предупредил? Я же тебя едва не застрелил?!
Верняк не ответил.
