Текст книги "Откровение Валерия Сидоркина"
Автор книги: Вадим Астанин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Пограничные Области Галактики Млечный Путь, сектор «Night-Zero-One», ПК «Марракеш», 20:35 бортового времени, борт «летучего голландца»
Стандартный код электронного замка, запирающего люк ходовой рубки фрегата, состоял из семи цифр. Аварийный из четырех – он складывался из двух начальных цифр личного номера члена экипажа и сквозного числового значения «ноль четыре». К сожалению, воспользоваться аварийным кодом не удалось, потому что в долговременной памяти узлового сервера база данных личного состава попросту отсутствовала. Корсаков, сверившись с экраном ручного терминала, набрал на замковой панели эти семь цифр и крышка люка, перекрывающая дверной проём, открылась. Степанов, держа оружие наизготовку, проник в рубку первым, Корсаков – за ним. Войдя, они тотчас осмотрелись. Ходовая рубка фрегата двухсотлетней давности, на удивление, мало чем отличалась от современной. Неизменная терция – главный и два боковых экрана, подковообразный пульт, разделённый на четыре рабочих секции, четыре кресла (для командира/первого пилота, второго пилота, штурмана-навигатора, главного энергетика), пятая секция – дублирующий пульт, перед каждой рабочей секцией небольшие вспомогательные экраны. У входного люка места для охраны (пара вращающихся кресел с невысокими спинками).
Степанов громко выругался. Корсаков, не раздумывая, буквально выпрыгнул из-за спины Андрея, готовый стрелять в неизвестного противника.
–Не туда смотришь, – сказал Степанов. Наклонив винтовку, он указал стволом направление в котором следовало бы смотреть.
Корсаков взглянул туда, куда показывал винтовкой Андрей и, не сдержав эмоций, вслед за Степановым, чертыхнулся. На полу рубки бесформенными полуистлевшими кучками лежала одежда, вместе с обувью и оружием. Корсаков насчитал шесть таких куч.
– Что, чёрт побери, здесь произошло?
Степанов обескураженно качнул головой.
– Убираться отсюда надо, убираться, и побыстрее.
– Страшно? – сказал Корсаков, подходя к ближайшей куче тряпья, чтобы рассмотреть её получше. – Мне тоже.
Он поворошил тряпки стволом винтовки. Степанов брезгливо скривился.
– Любопытно, – сказал Корсаков, присаживаясь на корточки, – что случилось с телом? Куда оно исчезло? Как оно исчезло? И главное – отчего оно исчезло? Что стало причиной его исчезновения? Или кто?
– Вопросы, вопросы, – сказал Степанов, – слишком много вопросов, на которые нет ответов. – Чем быстрее мы отсюда уберёмся, – продолжил он, тем целее будем!
– Будем ли? – Корсаков быстро поднялся. – Если это неучтённый фактор, который мы проглядели... К примеру, нераспознаваемый анализаторами патоген, способный проникать сквозь изолирующий слой скафандра, то... Не кажется ли тебе, брат Степанов, что уже чуток поздно отсюда сматываться?
– Не называй меня братом, командир.
– Извините, герр второй пилот, это от испуга.
– Не называй меня герр...
– Я тоже паникую, Андрей, – строго сказал Ладислав Корсаков, – но незаметно, про себя. Я тоже хочу свалить с этого корабля, но, у нас есть незаконченное дело!
– Да, – сказал Степанов, – бортовой журнал.
– Бортовой журнал, – повторил за Андреем Ладислав. – Поэтому, я сейчас тихонько подойду к пульту, найду рекордер, заберу накопитель и мы тем же порядком, тихонько, спустимся на осевую палубу, доберёмся до шлюзовой камеры и вернёмся к себе на корвет. А ты прикроешь мою спину, Андрей. Ведь прикроешь?
– Не надо со мной говорить таким тоном, – сказал Степанов, – я не ребёнок.
– Вот и ладно, – жёстко подвёл черту Корсаков.
Он повернулся и решительным шагом направился к пульту.
– Есть накопитель, – информировал он напарника, вытаскивая металлическую коробку из гнезда. – Возвращаемся.
Но уйти они не успели. Сигнал тревоги заставил их остаться в рубке. Корсаков бросился обратно к пульту. На главном экране загорелась красная точка. Следящий сканер, запустившись автоматически, обозначил цель нейтральным зелёным треугольником. Корсаков, наскоро разобравшись с устройством командно-управляющей панели, навёл на точку визир цифрового дальномера и врубил увеличение.
– Имперский абордажный транспортник. Удаление ноль три и сокращается. Точка стыковки, предположительно, носовой стыковочный узел. Включил двигатели торможения, начал процедуру стыковки. Протокол сопряжения отработал без задержки. У них есть полный массив кодов доступа! – ошеломлённо заключил Корсаков.
– Убраться по-тихому не получиться, – сказал Степанов и щёлкнул рычагом переводчика, снимая винтовку с предохранителя.
– Высадили поисковую команду, – сообщил Корсаков, – двенадцать единиц.
– Валим отсюда, быстро! – зло прошипел Степанов.
– Секунду, – Корсаков запихнул накопитель в нагрудный карман скафандра. – Уходим!
Они спустились на осевую палубу и рванули к шлюзу. Корсаков, державшийся позади Степанова, сбавил темп и оглянулся. Это его спасло, потому что имперцы уже изготовились к стрельбе.
– Поворачивай к стене! – прокричал Степанову Корсаков.
Согнувшись, он метнулся в сторону, за миг до того, как началась беспорядочная стрельба. Стрельба началась и почти сразу же стихла. Имперцы перекрыли осевую палубу, держа под прицелом Корсакова и Степанова. Точнее, единственно Корсакова. Степанов лежал неподвижно посреди палубного тоннеля.
Корсаков, подняв руки с винтовкой, выпрямился, затем демонстративно повесил винтовку на шею, неторопливо подошёл к лежащему ничком напарнику, опустился на колени рядом с ним и, избегая резких движений, наклонился, что лучше разглядеть рану, нанесённую пулей.
Пуля угодила Степанову в спину чуть выше кислородного баллона, рядом с вентилем подачи кислородной смеси, однако застряла в ткани скафандра, благодаря тому, что: во-первых, имперцы, скорее всего, применяли ослабленные заряды и, во-вторых, ткань и изолирующая прокладка, из которых конструировались рабочие скафандры, по прочности не уступали знаменитому кевлару древности.
– Ты как? – спросил Корсаков.
– Хреново, – прошептал Степанов, – думаю, трещина в лопатке, или, может, перелом. И ещё пуля в ноге, чуть выше колена.
– Союзнички, так их! – выругался Корсаков.
– Что делают?
– Стоят, просто стоят. И убивать нас, вроде бы пока, не планируют. Хотя, чёрт поймёт их намерения.
– Тогда надо уходить.
– Достал ты меня со своим "уходить", напарник.
– Ничего не поделаешь, – Степанов сделал попытку приподняться, застонал и снова уткнулся шлемом в ребристое покрытие пола. – Да переверни ты меня уже, напарник.
– Будет больно, – сказал Корсаков и рывком перевернул Степанова на спину.
Степанов вскрикнул от боли. Корсаков грязно выругался.
Он (Корсаков) снова был на ногах и ему было абсолютно наплевать на реакцию имперцев. Схватившись за шейную лямку степановского скафандра, он поволок Андрея прочь от стоящих цепью имперских десантников.
Призрачная вспышка заставила Корсакова непроизвольно оборотиться. Имперская цепь панически рассыпалась. Десантники бежали к нему, а за ними расширялась, раскручивалась воронка бледно-изумрудного света и когда изумрудный свет касался бронированного костюма десантника, человек в нём попросту исчезал и пустая оболочка, по инерции раз-другой шагнув, теряла равновесие и бессильно валилась на пол.
Степанову хватило доли секунды, чтобы определить природу загадочного свечения. «Паразитный эффект, – сформулировал его мозг, – возвратное излучение». Редкая, но гибельная флюктуация, от которой нет спасения. «Вернее, не было, – неслись стремительным потоком мысли, – однако двести лет назад безымянным учёным это удалось».
– Беги! – взревел Степанов и Корсаков без объяснений догадался, куда следовало им бежать. Напрягаясь изо всех сил, он потащил Степанова к чёрным временным перегородкам, а изумрудная воронка накатывала сзади, гналась за ними по пятам, и у Корсакова не было времени, чтобы закрывать все двери за собой. Он дотащил напарника до временного поста управления огнём и буквально зашвырнул его внутрь. Материал переборок ослаблял волну возвратного излучения, однако из-за открытых дверных проёмов не мог погасить её полностью. Корсаков захлопнул дверь. От смерти их отделяла стена импровизированного отсека. Что у них оставалось? Надежда.
IV
РАССКАЗЫ
Шутник
Прошлое – как хорошо подогнанная плитка – все события так плотно и крепко вшиты в ткань времени, что изменить это самое прошлое абсолютно невозможно. Всё, что произошло и должно было произойти – случиться обязательно, как бы кто-либо не пытался неприятное и неприемлемое для него явление трансформировать, переписать, или вообще отменить. Оно, понятно, будет отличаться в деталях, но конечный результат окажется именно таким, каким он был описан до того в учебниках истории, монографиях, биографиях, научно-популярной литературе и исторических источниках. Как бы вы ни старались. Кому положено умереть – умрёт, кому положено уехать – уедет, кому положено развестись – разведётся, кому положено исчезнуть – исчезнет. Эффект бабочки не более чем оригинальная выдумка писателя. Что значит в деталях? К примеру: после активного воздействия на прошлое политик гибнет не там, где ему было суждено погибнуть, или не от того оружия, или от руки не того убийцы, но он всё равно умирает в тот день и час, который был определён ему историей; муж застаёт жену с любовником, однако любовник совсем не тот человек, который должен быть при нормальном ходе событий; студент бросает учёбу и улетает домой, вместо того, чтобы ехать поездом. Детали меняются, результат остаётся неизменным. Впрочем... впрочем происходят забавные казусы. Магистральную временную линию они никак не затрагивают и относятся, скорее, к курьёзам, не требующим немедленной коррекции.
Был недавно у нас тут забавный случай. Отправили мы полевого агента в Нидерланды XVII века. По заданию Отдела художественных ценностей. Миссия стандартная. Внедрение, наблюдение и фиксация. Продолжительность командировки – два года. Да... Обычная, рутинная работа. Необходимая для составителей биографии отслеживаемого субъекта. Временной интервал: с одна тысяча шестьсот шестьдесят восьмого по одна тысяча шестьсот семидесятый год от Рождества Христова. Месторасположение: город Делфт, Южная Голландия. Искомый субъект: да, да, именно он. Ян Вермеер, он же Вермеер Дельфтский, он же Йоханнис ван дер Мер, он же Йоханнис вер Мер, он же Вермер Дельфтский.
Скажете, чего уж проще. Ян Вермеер – объект для наблюдения комфортный. Семьянин, по-большей части домосед. Тихий, приятный, удобный. В отличие, скажем, от македонского царя Александра, за которым надо ещё поспеть, рискуя жизнью и здоровьем. Одним словом, два года пролетели незаметно. Агент вернулся, сдал отчёт, прошёл обязательную диспансеризацию и отправился в отпуск. А через три месяца после его возвращения...
В общем, три месяца назад в Голландии, в городе Делфте, расположенном на полпути от Роттердама до Гааги и обратно, при ремонте дома хозяева обнаружили тридцать пять картин. Картины были завёрнуты в куски парусины и хранились в просмоленном бочонке из-под пороха. Хозяева оказались людьми ответственными и вызвали музейных работников. Детальный осмотр показал, что полотна особой ценности не представляют, если только не считать года их создания. Автор этих творений пожелал остаться неизвестным. Вместо подписи на картинах были нарисованы числа. В левом нижнем углу художник изобразил число пятнадцать римскими цифрами, в правом нижнем – римскими же цифрами год. Все картины были написаны в интервале между тысяча шестьсот шестьдесят восьмым и тысяча шестьсот семидесятым годами. Нашедшие этот, с позволения сказать, клад граждане любезно отказались от прав на него, передав картины в дар местному музею. Музейщики устроили выставку найденных картин перед тем как навсегда похоронить их в запасниках музея. Выставка пользовалась вначале определённым успехом, затем количество посетителей стало день ото дня уменьшаться и упало почти до нуля.
Здесь следует пояснить. Наша деятельность финансируется правительством и она, естественно, засекречена. Не просто "засекречена", не просто "строго засекречена" и не просто "чрезвычайно засекречена". Мы настолько секретны, что нас фактически не существует в природе. От слова "вообще". Путешествия во времени – прерогатива фантастики – технически и практически проблема неразрешима и никак иначе. Режим секретности драконовский, но кто же мог предвидеть, что учудит наш, с позволения сказать, мерзавец. Ему, видите ли, было скучно, а пример великого мастера заразителен. Ладно, чёрт с ним, намалевал ты за два года от скуки тридцать пять посредственных картинок, но за каким лешим ты их не уничтожил? Знаете, что он ответил? Он решил, что это будет неплохая шутка. Представляете? Шутка! Он пошутил! И всё бы ничего, мы бы незаметно устранили негативные последствия, однако в дело грубо вмешались...
После такого фиаско в инструкции были внесены дополнения об обязательной ликвидации всех материальных следов пребывания агента в прошлом. Под страхом физического устранения самого проштрафившегося сотрудника.
А что произошло с коллекцией? Какова её дальнейшая судьба? Возьмите каталог голландских живописцев, найдите главу "Неизвестный художник из Делфта". Читайте и наслаждайтесь: "неогранённый алмаз, чудесным образом вынырнувший из глубины веков, таинственный провозвестник примитивизма, безымянный отец "наивного искусства", бла-бла-бла, бла-бла-бла". Стоимость коллекции на данный момент оценивается в полтора миллиарда долларов. Полтора. Миллиарда. Долларов!
Треклятые искусствоведы!
Луна-44
Официально считается, что «Луна-43» была последней автоматической межпланетной станцией, отправленной к спутнику Земли и совершившей посадку на Луне в ноябре две тысячи двадцать седьмого года. Последней до начала регулярных пилотируемых полётов и строительства первых обитаемых лунных станций и прототипов роботизированных промышленных комплексов. Однако мало кому известно, что автоматических лунных межпланетных станций было сорок четыре штуки. Удивительно, не правда ли? Казалось бы, в наш просвещённый век, когда информационные сети густой паутиной опутали наш общий дом – такую маленькую, милую сердцу и родную душе голубую планету – протянули свои вибрирующие волоконные щупальца буквально в каждый дом, в каждую квартиру, забрались в самые глухие углы и бесперспективные закоулки современного мира; где практически нет никакой возможности что-либо где-либо спрятать, найдется материал, документально зафиксированный факт, но скрытый от всех до такой степени надёжно, что подавляющее большинство живущих на Земле людей просто-напросто о нём ничего не знает? Тем не менее такой файл есть. Озаглавлен он кратко: «2029» Двадцать двадцать девять – это год, когда АМС «Луна-44» стартовала с Земли, достигла Луны и благополучно опустилась на её поверхность, где-то в Море Спокойствия, кажется. Посадкой «Луны-44» планировалось завершить программу беспилотных лунных полётов. Следующим к Луне должен был лететь экипаж из трёх человек, а сама автоматическая станция «Луна-44» представляла собой испытательный макет посадочного модуля, созданного для будущей экспедиции.
Вы спросите: "Как такое вообще может быть? Ведь при нынешнем развитии технологий информацию в принципе нельзя уничтожить. Даже при самом жесточайшем контроле и тщательной сетевой экстракции всегда остаются следы, намёки и подсказки, всегда сохраняются копии, копии с копий и копии копий с копий, всегда находятся люди, готовые поделиться имеющейся у них сенсационной новостью". Отвечаю: "Не знаю". Файл "2039" стал своего рода городской легендой наравне с "Зоной 51", крокодилами в канализации, людьми в чёрном, "мусорным сервером", чёрными картриджами и прочей неправдоподобной и таинственной мутью. Однако повторюсь: "Файл "2029" существует". Что он из себя представляет? Это пять минут видеозаписи, сделанной понятно где, понятно когда, но... непонятно кем. Почему? А потому...
Допустим, вам удалось его найти... Допустим, вы запустили его в медиаплеере... Что вы увидите в кадре? Чёрное небо, ломаную линию горизонта, ярко-белый песок и конус "Луны-44" на переднем плане. Съемка ведётся в ручном режиме, рука оператора дрожит, поэтому изображение выглядит несколько смазанным. Оператор не стоит на месте, он перемещается вправо и влево, стараясь показать автоматическую станцию в разных ракурсах. Так продолжается две минуты пятьдесят семь секунд. Затем на экране появляются два астронавта. Они обходят "Луну-44" по кругу, после чего начинают позировать на фоне станции, причём позировать, прямо скажем, довольно издевательски. Вся эта пантомима длится одну минуту тридцать шесть секунд. Наконец, астронавтам надоедает и они уходят, но оператор снимать не прекращает. Через восемь секунд один из астронавтов возвращается и, достав из нарукавного кармана внушительных размеров фломастер, пишет на корпусе станции...
В этот момент можно предположить, с большей долей вероятности, что неведомые шутники не какие-то там мифические инопланетяне, а вполне себе реальные земляне. Более того – наши с вами соотечественники. Однако, сразу возникает вопрос – откуда они взялись на Луне, если: а) первый пилотируемый полет состоялся двумя годами позже; б) в составе интернационального экипажа было двое американских, двое китайских и один канадский астронавт; и в) скафандры астронавтов из файла "2029" и скафандры международной экспедиции различаются конструктивно примерно так как отличается новейший скоростной автомобиль от паровой самодвижущейся повозки.
Что же было написано на корпусе "Луны-44"? Всего. Три. Слова. "Здесь был Вилмар". На иностранном, разумеется.
Что было до Большого Взрыва
Меня вот постоянно спрашивают: – А что было до Большого взрыва?
– Что было? – отвечаю им я всякий раз. – Жизнь была, вот что было.
– А какая жизнь? – задают мне они следующий вопрос.
– Какая, какая, – говорю я самым недовольным тоном, – всякая была жизнь. Разная.
Они сразу начинают приставать: – Расскажите, да расскажите об этом!
– А о чём тут рассказывать? Человек я был маленький, звёзд с неба не хватал, в больших начальниках не ходил и умом, скажем прямо, не блистал. Родился, учился, женился, детей растил, работал, деньги на сберкнижку копил, за границу не ездил и в очереди на машину стоял.
– Как это, – удивляются они, – на машину очередь?
– А вот так это, – объясняю я, – автомобилей в нашем обществе на всех не хватало. Потому что автомобиль в личном пользовании считался роскошью.
– Что же это за общество такое, в котором нужную вещь нельзя приобрести без задержки?
– Нормальное общество, – для порядка обижаюсь я. – Построенное на принципе социальной справедливости. От каждого по способностям и каждому по труду. Хотя, конечно, не без изъянов, врать не стану. Взять, к примеру, тунеядцев, или бродяг. Кто такие тунеядцы? Тунеядцы – это люди, которые не хотят работать. А бродяги – те, у кого нет ни жилья, ни постоянной работы, ни законных источников дохода. Чем они отличаются друг от друга? Если по простому: первые живут за чужой счёт, вторые бродяжничают и побираются. То есть переезжают с места на место и выпрашивают деньги на пропитание, вместо того, чтобы зарабатывать их, как все нормальные граждане. С тунеядством и бродяжничеством у нас боролись. Последовательно и непримиримо. И с алкоголизмом боролись тоже.
– Алкоголизмом?
– Что такое алкоголизм? – опережаю я их. – Алкоголизм есть чрезмерное употребление алкосодержащих напитков, как то: водка, вино, пиво. И самогон. Самогон, – чеканно формулирую определение, – крепкий спиртной напиток, получаемый в домашних условиях из браги методом перегонки через самодельные или заводские перегонные аппараты. За изготовление, хранение с целью сбыта, сбыт самогона, а равно изготовление и сбыт в виде промысла самогонных аппаратов предусматривалось наказание в виде заключения в исправительно-трудовом лагере сроком от шести до семи лет с конфискацией всего имущества или части имущества. Изготовление самогона без цели сбыта наказывалось лишением свободы на срок от одного до двух лет с конфискацией самогона и орудий его изготовления.
– Откуда такое знание закона? Вы, наверно, тоже...
– Никогда! – отвергаю я решительно. – Никогда я этой гадости не то, что не гнал, но даже к ней не притрагивался! И не пробовал ни разу! И вам не советую. Гадость редкостная!
– Так значит, всё-таки...
– Нет. Абсолютно! Просто свояк однажды делился впечатлениями. Ему не понравилось. Сивуха. Говорит, водка гораздо лучше. Или "Старка". Можно коньяк. Армянский, грузинский, молдавский. "Белый аист". Но коньяк стоит дороже. Коньяк мы употребляли по праздникам. На первое мая, седьмое ноября, восьмое марта, дни рождения там, именины. И пили мы, чтобы не напиваться, а для радости. Умеренно.
– Но не все, – педантично уточняют они.
– Ваша правда, – соглашаюсь я, – однако процент алкоголиков в нашем обществе был мизерным и неуклонно снижался. И вообще: тунеядство, бродяжничество и алкоголизм досталось нам в наследство. Как пережиток царского строя и родимое пятно капитализма. Но в остальном!
– Больше никаких недостатков?
Тут я соображаю – они о чём-то догадываются, или что-то конкретно знают. Каждый раз я соображаю слишком поздно. Они отбрасывают показное радушие и начинают задавать мне неприятные вопросы. Под их холодными взглядами я теряюсь, размякаю, покрываюсь холодным потом и (кто меня за язык тянет?) обстоятельно выкладываю интересующие их подробности. Меня не надо подгонять, я услужлив и словоохотлив. Они довольно кивают головами и часто перешёптываются, многозначительно указывая глазами в потолок. Самописцы чертят на бумаге затейливые кривые, гудят трансформаторы и крутятся магнитофонные катушки. Белые шкафы за ними мигают разноцветными лампочками. Мне становится весело. Они думают, что создали аутентичную среду, наиболее соответствующую моему прошлому существованию. Кем бы они себя чувствовали, если бы узнали, что тщательно воспроизведённая ими обстановка в моё время уже считалась невообразимой древностью, сравнимую с татаро-монгольским игом и открытием Америки. Компьютеры размерами с комнату, информация, записываемая на магнитную плёнку и контактный детектор лжи! Не смешите мои тапочки. Обойти который не составляет особого труда не то что специально подготовленному профессионалу, но и обычному первокласснику. Они считают себя намного умнее объекта их исследований. Здесь сокрыта фундаментальная ошибка, которую они совершают. Ошибка, вызывающая катастрофические последствия. Всегда.
Я передвигаюсь по Мультиверсу, из одной вселенной в другую, вооружённый незамысловатой легендой. Я сам по себе инструмент, причина и следствие. Задача моя проста и одновременно невообразимо сложна. Моя родина гибнет и только мне (я в это верю) под силу остановить её разрушение. Я тороплюсь и допускаю ошибки. За мной тянется чёрный след небытия. Пунктиром лопнувших пузырей, погибших вселенных отмечен мой след. В разных мирах меня называют по-разному, но у себя дома я известен в четырёх ипостасях. Но я не убийца, я учёный и экспериментатор.
…а потом – бац! И всё начинай сначала! Бац! – и в мелкую труху! Только соберёшь себя, только осмотришься, глядь, хватают тебя и волокут в лабораторию. Посадят в кресло, обмотают проводами, облепят датчиками и давай пытать-выпытывать: – Что было раньше? Да как было прежде?
-А что было? Да жизнь была!
