Текст книги "Страстное тысячелетие"
Автор книги: Вадим Жмудь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Жены у меня нет, дети же мои – все вы, не хватит моей жизни всех поцеловать. От уксуса я отказываюсь. Нет такого уксуса, что смирил бы боль моей души.
– Начинайте.
* * *
– Отец, если бы ты помог мне найти сил испить эту чашу!
– Вы слышали? Он просит пить!
– Дайте ему уксус!
– Вот, славная мысль! Да только как?
– Губку смочите и на копье подайте.
– Голову отворачивает.
– Пей, Иисус!
– Отец! Тебя вспоминаю перед смертью своей. И душой устремляюсь к тебе...
* * *
– Великий Прокуратор Понтий Пилат извещает о том, что он прощает смутьяна и преступника Иисуса из Назарея и разрешает снять его с креста.
– Это он нарочно ждал, пока он умрет!
– Молчи, женщина, как бы Прокуратор не передумал.
– Слава Великому и Милостивейшему Прокуратору Понтию Пилату!
* * *
– Ну, что, Админ, спокойно стало в Иудее?
– Великий Тетрарх! Всё замечательно! Народ славит Великого Тетрарха Ирода Антипу за установление мира и спокойствия в стране.
– Уж прямо так и славит? Твои крикуны, что ли, стараются?
– И мои люди присоединяют свой голос к голосу народа.
– Ну, я, право, так и думал. Надеюсь, этого Иисуса скоро позабудут.
– Уже позабыли, и памяти о нем нет.
– Как так? Тело-то его погребли ли?
– Тело отдали матери и она с его полюбовницей его унесли в пещеру, обернув плащаницей. Умастят благовониями, и похоронят, как выберут подходящее место.
– Они выберут место? Это твои люди должны выбрать место – там где дожди смоют холм могильный и ветры разрушат памятник! Там, куда людям идти далеко, а зверям да ворам могильным близко. Чтобы силы природы стерли память о нем. Нам над могилой глумиться негоже, но и не годится преступника хоронить с законопослушными гражданами.
– Уже изыскивают такое место, как ты изволишь описать, Великий Тетрарх.
– Ну, хорошо, ступай.
* * *
– Админ, что это ты такой неопрятный врываешься в мой дворец? Гляди-ка весь в пыли, борода всклокочена, волосы растрепаны, да и потом от тебя разит же! Ну, отвечай, случилось что?
– Пропало тело.
– Какое тело?
– Иисуса казненного пропало тело. В народе волнения, молва идет, что казненный воскрес.
– Да ты-то сам поверишь ли в этот вздор?
– И верить не могу, и другого объяснения не вижу тому, что труп пропал.
– Так его, верно выкрали!
– И я бы так решил, да приказал я на всякий случай следить за пещерой, куда его отнесли.
– Так что же?
– Молвят, что в пещеру заходили только женщины, и один мужчина. И выходили тоже женщины и один мужчина. Больше не выходил никто и трупа не выносили.
– Женщины, мужчины!.. Кто выходил, кто входил, это отмечено?
– Мать Иисуса, Мария, также полюбовница, тоже Мария. Ещё несколько женщин. Что за мужчина заходил, не приметили.
– Не приметили! Верно, пьянствовали твои люди!
– Только грелись ночной порой. Костер-то им разжигать не велено было.
– Ну, так и есть. Видать, они так прогрелись, что и не заметили, как труп похитили. Оно и ладно. Не будет могилы, не будет и паломников... Так оно и лучше. Только вот слухи эти... Пресечь! Сказывать, что шакалы под камень подрыли и труп на месте и съели.
– Так и будут сказывать, Великий Тетрарх.
– Да и сам уразумей, что так оно всё и было.
– Иначе и не могло статься, точно так и было.
– Ну, ступай. Да и забудем же эту историю. Слышать не желаю об этом, как его?..
– О ком говорите? Не понимаю.
– Ага, вот, правильно... Молодец. Ступай.
* * *
– Антипа, муж мой, что ты так печален?
– Есть от чего печалиться, Иродиада. Уже пять лет прошло с той поры, как казнили этого Иисуса, а память о нем не умирает, а только ширится. Неужто, и впрямь, был он пророк?
– Кто такой этот Иисус? Не слышала!
– Умница, дай я тебя поцелую! И правда. Бог с ним. Не до него теперь. Как там доченька твоя поживает? Хорошо ли ей за Филиппом?
– Отдали замуж, теперь уж это не моя дочь, а жена Филиппа. Хочешь, я тебе дочь рожу?
– Ты уж мне роди хоть сына, хоть дочь. Боги не благословили наш брак, не награждают нас детьми. Предсказания Иоанна сбываются. Он говорил, что после Тиберия Римом станет править Калигула. Кто мог тогда такое предположить? Ведь у Тиберия родной сын, Друз, был жив ещё. Ан вот как судьба распорядилась! Через два года Друз умер, ещё через два и Тиберий за ним следом, и вот уже год как этот Калигула правит империей. Да уже и при жизни его чуть ли не к святым причисляют, такого в Риме не бывало. До того живые боги только в Египте и в Греции царили, а теперь вот и в Риме те же порядки. Агриппа очень возвысился нынче. Он как-никак вместе рос с Калигулой. Друг детства.
– Он мой брат, мог бы замолвить и за нас словечко перед Калигулой.
– Не доверяю я ни Агриппе, ни Калигуле. Оба они воспитывались у его бабки Антонии, а та была такая тиранка, что ... Да ты же братца своего хорошо знаешь, что я тебе рассказываю?
– Это он был злобен да жаден, когда в долгах ходил, а нынче Калигула за него все долги заплатил, да и ему дал средства немалые, так он теперь совсем другой, вот увидишь. Я же помню, каким он добрым был в детстве, доверчивым.
– В детстве кто же не был добрым-то? Все были добрыми и доверчивыми. В детстве-то... На то оно и детство, потому: доброта и доверчивость от скудости ума проистекают.
– А вот увидишь, он и за нас словечко замолвит. В сию же пору поедем в Рим, пускай он нас представит Цезарю.
– Иродам нечего делать в Риме. Август потешался над отцом моим, а брата моего, Архелая, поначалу назначил этнархом, а после и вовсе изгнал в Галлию. Оно и назначение-то это не сказать, что подарок. Отец царем звался, а сыновья, видишь ли ты – этнархи, та тетрархи. Поделил он царство Ирода Великого между сыновьями, видишь ли, чтобы легче справиться с нами было.
– А не поделил бы, так и был бы царем Архелай, а ты – никем. Говорю тебе, поедем в Рим, и испросим у Калигулы вернуть тебе титул царя. Ты его достоин, уж ты мне поверь.
– Да за достоинства ли царские титулы-то выпадают людям? В уме ли ты? Такого отродясь не было! За достоинства философами становятся, а царем родиться надо.
– Ну, так ты и родился царем, им и станешь. И я заодно Рим посмотрю. Поедем!
– Нельзя мне отлучаться. Арета грозит войной. Не простил он мне, что изгнал я его дочь, первую жену сою, обратно к нему, в Набатею.
– Ничего не случится, поехали. Не посмеет Арета напасть на гостя Калигулы. Этих дикарей с юга, если они осмелятся напасть, разобьют твои воеводы, пока мы в Рим съездим. Вернемся, уж всё будет спокойно.
– Душа не лежит у меня слушаться твоего совета... Эх, хороших советчиков-то я не слушал.
– Ты это о ком?
– Так... Воспоминание.
– О ком же? Говори.
– Нет, не то. Кончено. Кто вещал, того уж нет, а нам, живым, своим умом жить надо. В Рим, говоришь, поехать? Может, и правда, поможет свояк нам сблизиться с Цезарем?
– Поможет, конечно, брат Агриппа поможет. Едем!
– Решено.
* * *
– Император Гай Цезарь Калигула, позволь приветствовать тебя и склонить пред тобой голову, целовать твои сандалии.
– Да, Антипа.
– Император, позволь представить тебе мою супругу Иродиаду.
– Она, кажется, сестра моего приятеля Юлия Агрипы?
– Да, и моя племянница.
– Вот потому вас и зовут всех Ироды, что вы женитесь на собственных сестрах и племянницах. Даже Юлия зовут Ирод Агрипа.
– Мы большие друзья с моим свояком и у меня нет от него секретов.
– А у него нет секретов от меня, Антипа. Мы росли вместе у моей бабки Антонии, тебе это известно?
– Конечно, Император. Я горжусь тем, что мой свояк удостоен чести быть в числе друзей императора...
– И поэтому ты ко мне приехал? Видимо, у тебя ко мне какая-то просьба?
– Самая малость.
– Малость? Что же это?
– Должность моя тетрарха Иудеи...
– ... Тебе надоела?
– Нет! Избави бог! Просто мне казалось, что по размерам и богатству доля страны, подвластная мне могла бы называться царством, а мне пристал бы титул царя, который тебе стоило бы только захотеть...
– ... Ты говоришь, богатству? Богатая Иудея что-то не очень засыпала нас подарками. Налоги от вас не самые большие.
– Император...
– И друг твой Агрипа предоставил мне весьма убедительные доказательства твоей неверности мне.
– Божественный! Я верен тебе!
– Ты хочешь сказать, что твой свояк и мой близкий друг Агриппа обманывает меня?
– Я не смею обвинять Юлия Агрипу. Возможно, его ввели в заблуждение.
– Я знаю его с детства, он умные человек. Его не легко обмануть. Если он говорит, что тебе нельзя доверять, значит, я не доверяю тебе больше, Антипа. Но я не сержусь на тебя. У меня приятная новость для тебя. Даже две. Даже три.
– Божественный Цезарь слишком щедр приятыми новостями.
– Во-первых, я сохраню тебе жизнь, ты всего лишь будешь отправлен в ссылку. Скажем, в Лион.
– Нет предела милости твоей, Гай Юлий Калигула!
– Во-вторых, из уважения к твоему племяннику и моему вернейшему другу я прощаю твою жену, его сестру Иродиаду, и вашу дочь Саломию.
– Благодарю тебя, Божественный Цезарь.
– В-третьих, трон твой останется в твоей семье, ибо наследником тебе я назначаю племянника твоего Юлия Агрипу, Ирода, как и ты. Он был верен мне в несчастии, тем легче ему будет доказать свою преданность в благополучии. И я даже выполню твою просьбу, Антипа: пожалуй, пускай уже Агриппа называет себя царем. Ты доволен? Ха-ха! Можешь поцеловать мои сандалии. Стража! Уведите.
* * *
– И почему я не послушался Иоанна? Кабы знать, что к чему приведет, что во что выльется! Эх, дурья моя голова! Не отсекать надо было ту голову, а подле себя держать, да и к советам её прислушиваться. А теперь что же делать? Уже и моя голова не так крепко держится на плечах. Какой гнев я навлек на себя, какую глупость совершил, и всё – бабьими мозгами.
* * *
– Иродиада, плохой ты дала мне совет.
– На тебе лица нет, Антипа. Что случилось? Цезарь отказал?
– Если бы только отказал. Я низложен и должен отправляться в ссылку в Лион. Но ты можешь остаться, как и Саломия.
– О, мой бог! За что такое наказание! Это я виновата, я одна! Я доверилась братцу, он говорил мне, что Калигула обещал преобразовать твою должность в царскую, надо лишь приехать в Рим и попросить об этом.
– Так оно и случилось. Должность эта теперь царская. Император выполняет свои обещания. Только оно дано было не мне, а Агрипе. Не следовало мне слушать тебя. Прав, тысячу раз прав был Иоанн. Он говорил, не слушать женщину в вопросах государственных.
– Ты жалеешь, что меня послушал? Да, ты прав, жалей. Я сама теперь себя ненавижу.
– Ты останешься в Иудее.
– Нет, я поеду с тобой, Антипа. Я – твоя жена. Ты будешь простым гражданином, но для меня ты останешься царем, ибо я – жена тебе.
– Мыслимое ли дело? Ты отказываешься от богатства ради меня? Ведь там останется твой брат! Ты могла бы жить счастливо и роскошно.
– Нет мне счастья без тебя, Антипа. Я не смогу быть счастливой, зная, что обрекла тебя на страдания.
– Какое утешение! Боже, ты простил меня! Иоанн, ты не так прав, как я, было, подумал! Женщина нам горе приносит, она же и утешает!..
ЧАСТЬ II
КРИК ДУШИ
Я верю Ему всегда. Он не верит мне никогда. Я хожу за ним, как собака.
Как мы встретились?
Вспоминаю.
* * *
Он подходит. Он не такой, как остальные. Смотрю. Удивляюсь. Слушаю.
Он спрашивает Иоанна. Они беседуют. Почти не слушаю. Почему? Потому, видимо, что смотрю на Него. Я всегда слушаю всех. Я умею слушать. Но Его слушать мне трудно. Он говорит, и Он завораживает. Уши слышат, но мысль бежит в сторону, обгоняет слух. Хочется вставить слово и не смею перебить. Перестаю понимать. Но слушаю жадно. Это наваждение. Он овладевает моими помыслами. Не важно, что он говорит. Нет, важно, но я не помню!
Иоанн называет Его посланником богов. И мне так кажется. Да, Иоанн прав. Он отмахивается. Иоанн настаивает.
Он поспешно уходит от Иоанна, от нас и от окружающей Его толпы...
Куда же Он? Постой! Увижу ли я Его?
... Заметил ли Он меня?
* * *
А за Иоанном пришли стражники. Они спрашивают, верно ли, что он – Илия? Как только могли додуматься до такого!
Учитель. Брат. Пророк? Может быть. Илия? Нет. Почему – Илия?
Он говорит, что имя ему – Иоанн. Они хватают его и бьют.
Мне больно. Бьют Иоанна, а больно мне. Остановитесь!.. За что? Отпустите! Он не Илия! Оставьте его!
Ничего не могу сделать. Оказывается, крика моего никто не слышал. Голоса не было. Только рот открывался. Что со мной?
Они его избили и увели.
* * *
Зверем крадусь в сад Ирода. Всё вижу, всё слышу, ничего не понимаю.
– Иоанн, я хотел тебя увидеть.
– Ирод, я не желал встречаться с тобой. Твои глаза раскрыты, а мне бы лучше закрыть свои.
– Иоанн, я наслышан о словах твоих.
– Ирод, я наслышан о делах твоих. Не лучше ли, чтобы было наоборот?
– Иоанн, ты смеешь обвинять меня?
– Ирод, я защищаюсь.
– Разве на тебя нападают?
– Меня схватили и били и лишили свободы.
– Ты должен ответить на мои вопросы. Почему тебя называют пророком?
– Я не знаю ответа даже на этот вопрос. Это убедит тебя, что я не пророк?
– Дашь ли ты мне совет?
– Кто велит призвать к себе, тот не вправе ожидать искреннего совета.
– Так ты боишься открыть мне правду, Иоанн?
– Никто не говорит тебе правды, Ирод.
– Так скажи мне её ты.
– Тебе это не понравится.
– Смотря что как скажешь.
– Правду.
– Ты меня ненавидишь, Иоанн?
– Народ ненавидит тебя, Ирод.
– Я не ищу его любви.
– Значит, найдешь его ненависть.
– Мне достаточно любви жены.
– Как можно быть уверенным в женщине?
– Ты не сносен, Иоанн!
– Я предупреждал, что моя правда не понравится тебе.
– Если твоя правда – клевета, то да!
– Ты осквернил себя прелюбодеянием, Ирод.
– Иоанн, ты дерзок, ты глуп! Обычай предписывает жениться на вдове брата.
– Обычай Иродов – делать вдовой ту, на которой желаешь жениться?
– Не оскорбляй мой род – род Великого Ирода?
– Велик Ирод своими злодеяниями.
– Я прикажу отрезать тебе язык, Иоанн!
– И не услышишь правды, Ирод.
– Я запрещаю оскорблять моего отца.
– Октавиан не слышал о твоем запрете. Так как он оскорбил твоего отца, мне уже не суметь.
– Ты дерзок даже в именах, Иоанн! Ты – безумен! Не удивительно, что в твоих словах мало смысла! Цезарь Август не мог оскорблять моего отца!
– Он всего лишь сказал, что предпочел бы быть свиньёй Ирода, чем сыном Ирода.
– Молчи!..
– ...Он прав! Свиней Великий Ирод не резал, а младенцев велел истребить всех, и собственного сына не пощадил – так боялся нового царя. Он боялся и ты дрожишь.
– Ты его видел? Где он?
– Ты ищешь его, чтобы убить?
– Я не убийца.
– На тебе кровь брата.
– Я не убивал.
– Откуда же ты знаешь, что Иродиада – вдова?
– Я изгнал Филиппа, для меня он мертв.
– Ты отнял власть Филиппа, его жену ты использовал для того же. Ты тиран, Ирод.
– Клевета! Мной руководила любовь!
– К собственной племяннице...
– Что ж из того?
– Да, но только не к Иродиаде...
– Что?!
– Ты любишь Саломию. Ты замыслил кровосмешение.
– Теперь я убедился, что ты безумец.
– И поэтому ты засадил меня в темницу.
– Я отпущу тебя, если ты приведёшь меня к тому человеку.
– Ты бы лучше думал о себе, Ирод.
– Ты называл его богом? Почему?
– Ты и сам не веришь, что он простой человек.
– Он ещё ничего не сделал, но о нем уже говорят...
– А ты сделал так много, но о тебе помалкивают.
– Ты уводишь в сторону, Иоанн.
– Приходится напоминать тебе мои слова.
– Иоанн, в том, в чем ты меня обвиняешь, нет ни капли смысла.
– Зато в твоей женитьбе смысла слишком много, Ирод. Ты усилил власть с помощью женщины, теперь ты и управлять страной будешь со слов жены.
– С ослов жены? У моей жены нет ослов!
– Кроме тебя самого ещё несколько.
– Не смей плохо говорить о моей жене!
– Так ты её уже боишься?
– Я не боюсь никого, Иоанн!
– Под пятой женщины ты станешь настоящим злодеем, Ирод.
– Уже не знаю, гневаться или смеяться надо тобой, Иоанн! Мне забавно слушать чушь, которую ты несешь. Хочешь быть моим шутом? Я подарю тебе колпак с бубенчиками.
– Послушай, Ирод. Римляне торгуют женами и дочерьми, покупая себе власть. А иудеи – сами товар на бабьем рынке. Ты хотел жениться по любви? Это непозволительная роскошь для монарха. Если ты бы взял невесту у подножия трона, то ты всегда имел бы повод усомниться, что она не тебя любит, а твою власть и твои богатства. А насчет её родни можешь и не сомневаться, они быстренько прибрали бы к рукам твое царство. Но когда ты женишься на равной себе, то приданое, которое она тебе приносит, даёт ей моральное право повелевать тобой. Редкая женщина не воспользуется таким правом, будь оно хоть самым эфемерным. Итак, ты окажешься под пятой. Монарх должен быть осмотрительным. Все идут к тебе с просьбами, ты начинаешь презирать людей и верить в собственную исключительность. Эту веру в муже поддерживает супруга, с одной только лишь оговоркой – она не допустит тебе вознестись выше неё, ибо она стремиться властвовать в семье. Вот тут-то ты и пропал, Ирод, А где ты пропал, там и вся Иудея погибла. Помни, что всё, чем владеешь ты отобрано прежде у этих людей, которые несут свои просьбы к стопам твоим.
– Дерзок ты, Иоанн. Но мое терпение не безгранично!
– Ты хочешь повелевать, как Ирод и как Цезарь, а сам не сможешь справиться даже со своей женой. Она заставит тебя быть таким же вероломным, как они, но не по расчету, а из покорности супруге!
– Прочь с глаз моих, или я за себя не ручаюсь!
– Ты отпускаешь меня?
– Нет. Я дам тебе время одуматься. Мы поговорим после. Ты должен рассказать об этом человеке.
– Ты боишься его, а схватил меня. И обоих ты готов убить.
– Ты умрешь и без моей помощи, Иоанн!
– Все мы в Его власти.
– Но ты – пророк, Иоанн. Знаешь ли ты свою судьбу?
– Моя голова будет расплатой за твой безмятежный сон Ирод.
– Какая связь между твоей головой и моей постелью, Иоанн?
– Многие постели куплены ценой ещё более многих голов, Ирод.
– Безумец! Стража! Увести!
* * *
– Что за зверь диковинный в клетке у батюшки?
– Это вы все звери и вы в клетке, а я на свободе, и я – человек.
– Что такое ты говоришь, красавчик?
– Я говорю, что твоя свобода похуже моей несвободы.
– Ты же сидишь в клетке, а я в саду.
– Твой сад больше моей клетки, но от этого он не перестает быть клеткой. Я хаживал там, где тебе вовек не ступить ногой своей, красавица. Видывал и слыхивал я такое, чего тебе нипочем не увидеть и не услышать. Ты же только ушами слышишь и только глазами видишь, а у меня ещё душа и сердце приспособлены, чтобы видеть и слышать. Так кто же несвободен из нас?
– Ты не свободен, хотя поешь соловьем передо мной. А настоящие-то соловьи в клетках не поют.
– Птицы поют для привлечения самки.
– Что ж, ты увидел самку. Как я тебе?
– Как и прочие.
– Хочешь меня?
– Не более, чем прочих.
– Не верю ни одному мужчине.
– Это твое право.
– ... Когда он говорит, что меня не хочет.
– Это твоя мудрость.
– Ага, значит и ты меня хочешь.
– Это твой домысел.
– А ведь ты, оказывается, шут!
– Это твое видение.
– А ты меня переубеди.
– Это твое желание, но не моё.
– Разве я не права?
– Каждый прав по-своему, и никто не прав абсолютно.
– Почему же ты со мной не споришь?
– Ты же мне не поверишь.
– Какой ты странный.
– Ты выросла среди господ, для тебя всякий простолюдин странен.
– Я для вас простолюдинов, господа тоже кажутся странные?
– Вы высоко над нами, и потому нас не замечаете. Нужно быть орлом, чтобы заметить мышь с высоты птичьего полета.
– Да, мы – птицы высокого полета.
– Тем больнее вам будет падать.
– Хочешь, чтобы я упала перед тобой?
– Мне не доставляет радости ничье падение.
– Хочешь, чтобы я снизошла до тебя? Хочешь мне понравиться?
– Нет.
– Почему бы тебе не солгать было? Ведь в моей власти упросить батюшку, чтобы он отпустил тебя на свободу. Тебе надо было только понравиться мне, а ты и этого не смог.
– Я не солгал потому, что я стараюсь никогда не лгать.
– Только не всегда получается? Значит, ты не так умен, как другие.
– Для того, чтобы лгать, не надо ума.
– Ум нужен для того, чтобы знать, когда правду говорить, кому и сколько, а когда лгать, и чтобы ложь на правду была похожа.
– Ложь за правду выжать легко. Для этого их надо смешивать. Чем меньше лжи в правде, тем она лучше сокрыта, тем больший вред от неё.
– Ты учишь меня лгать?
– Я учу тебя жить.
– Но я не твоя ученица.
– Это не моя беда, а твоя.
– Довольно меня в жизни поучали.
– И всё же тебе не хватило учителей. Или ты их не поняла.
– Мне не хватило понимания. Меня никто не старался понять.
– А ты к этому стремилась?
– Я хочу нравиться всем. Скажи, ведь ты хочешь меня?
– Нет.
– Посмотри, какая у меня шея. Хочешь посмотреть ниже?
– Нет.
– Посмотри, какие ноги у меня. Хочешь ли, чтобы я показала тебе выше?
– Нет.
– Почему ты закрыл глаза? Ты не хочешь смотреть на меня? Разве я уродлива?.. Что же ты молчишь?.. Ну так ты ещё будешь таращиться на меня своими бельмами, глупый, дерзкий, не достойный!.. Ненавижу!!!
* * *
– Слава тебе, Царь Ирод!
– Я не Царь, я Тетрарх. Ваши оговорки попахивают бунтом!
– Ты будешь Царём, супруг мой! Не гневайся на своих подданных. Они видят в тебе царя и настанет день, когда Цезарь подарит тебе этот титул.
– ... Да сбудутся твои слова, Иродиада.
– Удачи тебе во всем, и всех благ мира!
– Спасибо, друзья.
– Да приумножится твоя слава и твоё богатство, зять мой, Антипа!
– Благодарю, Агриппа! И правда, богатство моё – не чета твоему. У тебя же одни долги! Хотя они, пожалуй, превзойдут в сумме мою казну!
– Ты, как всегда весёл, и как всегда прав, Антипа!
– А что же ты не смеёшься моей шутке?
– Я выдумываю ответную шутку, чтобы развеселить тебя, Антипа.
* * *
– Чем увеселишь нас, Ирод?
– Падчерица моя, Саломия танцевать станет для вас и для меня.
– Саломию зовите! Саломию!
– Отец, позволь свет погасить. Танец будет с факелами.
– Делайте, как велит моя дочь.
– Слышали? Ирод сказал – повиноваться его дочери.
– Дочери или супруге?
– И дочери, и супруге повиноваться следует.
– Ах вот оно что... И в доме Ирода командуют женщины...
* * *
– Усладила! Доченька! Люблю!
– Ирод, твоя дочь – сокровище! Какая страсть!
– А груди какие упругие! И как она их смело выставляет нам на показ!
– Молчите, глумливые! Она – Моя!.. ... Дочь, да, дочь моя! Выпей и кубка моего! Саломия, подойди ко мне! Дай я тебя поцелую...
– Ирод, не по-отечески как-то ты её целуешь, а?
– Вздор!!! Как ещё я могу её целовать? Чем наградить тебя? Проси!!!
– Проси, что хочешь, отец тебе всё доставит на блюдечке.
– Зачем на блюдечке? Вздор! А, впрочем, что ж – хоть и на блюде! Чего ты пожелаешь – всё тебе исполню, клянусь!
– Всё? Ирод, ты сказал "всё"? А коли она попросит полцарства?
– А коли попросит, так и дам полцарства, вам меня учить что ли? Всё, что попросит, вплоть до полцарства – всё!!! Клянусь.
– Чур меня! Что за клятвы?
– Как смеете поучать меня? Как смеете не верить моему слову?
– Молчит она.
– Что молчишь, душенька моя?
– Мать зовет меня...
– Ну, иди, голуба моя, счастье моё, раз мать тебя зовет. Возвращайся только скорей.
– Вот отпустил ни с чем.
– Вздор! Сейчас исполню её желание, в чем бы оно ни состояло.
* * *
– Вот она – вернулась. Говори, какую награду хочешь?
– Хочу голову Иоанна Крестителя.
– Свободы ты ему просишь что ли? Негоже молодой принцессе заступаться за смутьяна из простолюдинов!
– Не свободы – смерти ему хочу.
– За что же?
– Он маменьку оскорбил.
– А тебе что за дело? То мои дела и маменьки твоей! Ты для себя подарка проси, а уж его я сам как-нибудь накажу!
– Хочу голову Иоанна Крестителя на блюде.
– Голову на блюде? Чай, не еда – на блюде выносить. Как скверно!
– Хоть и не еда, но украшение.
– Слыханное ли дело – украшать стол головой покойника?
– Да, уж так водится. Не мной придумано.
– Где же ты такие обычаи видела?
– Да вот хоть и в церкви.
– Доченька, не богохульствуй! То же мощи святых! А тебе – голову Иоанна?
– А, может быть, он и есть святой.
– Какой же он святой – живой человек, обыкновенный!
– Сегодня живой, завтра – мертвый. Сегодня обыкновенный, завтра – святой.
– Страсти какие! Кто же тебя надоумил такому?
– Вы, батюшка, всё полагаете, что я – ребенок, что своего ума у меня нет. А я и сама не маленькая, и к размышлениям очень даже способная.
– Ну и дочь у тебя, Ирод!
– Замолчите! Это на неё затмение нашло. Её мать окурила чем-то, по всему видать! Разве дочь моя такова, чтобы требовать эдакого злодейства?
– Ну, уж это её выбор.
– Это не её выбор, а матери её. Напрасно я разрешил советоваться ей. Пристало ли мне исполнять такое?
– Слово сказано, Ирод, за ним и дело надобно делать.
– Моё слово нерушимо! Но не передумаешь ли ты?
– Я хочу голову Иоанна Крестителя! Много ли раз повторять? Голову!!!
– Молчи, молчи, не кричи только! Уж и их себя вышла...
– Так мне отказано?
– Я от своего слова не отказываюсь. Стражник! Возьми это блюдо, ступай, принеси мне на нем голову Иоанна Крестителя. И налить вина гостям!!! Почему смолкла музыка?! Пир продолжается!
– Слава Ироду!
– За тебя, Антипа!
– Многие лета царствию твоему!
* * *
– Иоанн, ты – пророк! Предреки свою судьбу.
– Стражник, ты пришел убить меня по приказу Ирода. Он настолько труслив, что отважился на преступление.
– Твоя смерть – желание дочери Ирода Саломии.
– Не она наказывает меня, а Господь за то, что я трижды солгал ей.
– Насчет своих пророчеств?
– Насчет моих желаний.
– А я не предлагаю тебе высказать последнее желание, Иоанн.
– Я вижу. Ты храбр, стражник. Ты разговариваешь со своей будущей жертвой. Храбрецами руководят трусы, а это очень опасно.
– Ты – занятный человек. Если бы я не торопился, я бы поговорил с тобой.
– Торопись совершить злодейство. А мне спешить некуда, у меня впереди вечность.
– Я только выполняю приказ.
– Не ты первый, не ты последний, кто оправдывается перед собой и людьми таким образом. Веришь ли ты сам себе?
– Пригни-ка голову.
– Да простится тебе...
* * *
– Дочь Великого тетрарха, Ирод велел отнести тебе эту голову на блюде.
– Поставь на стол и уходи.
– Доченька, позволь взглянуть на неё! Как отрадно видеть голову дерзкого отсеченной! Вот я тебе пощёчин-то надаю! Получай! Получай! Ещё!!!
– Маменька!..
– Что?
– Взгляните! У него Щёки покраснели и веки дёрнулись!
– Тебе показалось.
– Нет, взгляните и вы хорошенько. Он пялится на меня своими бельмами! Как смотрит!!! Мне страшно!
– Показалось.
– Вот, глаз шевельнулся! Оба!!!
– Чур меня! И правда! Накинь-ка платок на неё. Пойдем отсюда. Видать блюдо-то не дало крови всей вытечь, а теперь она потекла, да и сделалось раскрытие глаз... Или что ещё там с нею случилось. Господь с нами.
– С нами ли он, господь-то?..
* * *
Отключилось сердце, всю как в бреду. Повторяю слово в слово, но не пойму ничего. Только кровь. Она струйкой потекла по груди из шеи, на которой уже не было головы.
Мой дорогой, мой бесценный! Моё всё!
Тебя нет...
Нет? Его нет???
...
Нет!!!
... Ничего нет.
Почему небеса не разверзлись?!?
Если есть Бог на земле или на небе, то как он такое допустил?!?
* * *
Я всё же помню эти разговоры в саду Ирода.
Эти фразы лезут из меня. Надо выговориться. Кому?
* * *
Вот Он. Поглядите-ка. Иоанна убили, а Он сидит на берегу, и прохладные струи воды омывают Его ноги. Ему хорошо. Он отдыхает.
Я ему такое скажу!..
Ноги его изранены. Он ходил по острым камням? Нет. Здесь нет острых камней. Вон там, на косе, там острые края раковин. Это они могли изрезать Его ноги. Зачем было ходить туда? Всякий знает, что это не подходящее место для купания.
Какая-то женщина с ребенком идет к нему. Она целует Ему руки. За что? Благодарит. Он спас её девочку. Она упала в воду? Вот почему у него ноги в крови...
Он оглянулся на меня. Смущается. Пошел вдоль берега.
Иду за ним.
Долго иду.
Он оборачивается.
Идем вместе.
И я рассказываю Ему об этом. Обо всём. А потом... Никакого потом. Теперь же я умру, это решено.
* * *
Мне не удалось умереть.
Он не позволил.
Есть у Него такая власть – не позволить умереть.
Что за человек! Но ослушаться Его я не могу. Да и не хочу.
Он не отпустил меня.
Лучше бы отпустил. Сейчас бы меня уже не было...
Как Он это сделал? Я не знаю. Меня уже не было и вот опять я есть. Когда меня не было, был свет со всех сторон и Его лицо. Сверху, надо мной.
Теперь я снова существую, и Его лицо рядом, но света нет.
Он спрашивает, не считаю ли я Саломию виновной в смерти Иоанна. Как тяжело говорить об этом!
Я говорю: смерть творится руками и делами всех.
Он соглашается или спорит? Я не понимаю! Он сказал, что и все виновны в смерти Иоанна. Говорит, что и я виноват!
Я не соглашаюсь!
Я не могу жить с такими мыслями!
Иоанн – он был брат мне!
В каком смысле? Да во всех смыслах!
Что? Нет, я и не брат Иоанну. Не надо путать.
Это так просто, но Он не понимает. Какой же Он пророк, если не понимает такой простой вещи?
Я отомщу. Он меня уговаривает простить. Простить? Никогда!!!
Он мягко убеждает.
С Ним невозможно спорить.
Как нельзя избить воздух. Ты ударяешь, и проваливаешься. Рука уходит, а воздух остается.
Так и спорить с Ним. Он не возражает. Но ты остаешься с Его мнением.
Какой же Он!..
Не такой. Особенный.
Божественный.
Он убедил мой ум. Но сердце моё не соглашается с Ним.
* * *
Он собирает вокруг себя людей. Он говорит им, что научит их ловить не рыбу, но людей. И они идут за Ним.
О чем думает человек, который хочет научиться ловить людей? Что за странное желание – ловить людей? Рыбу ловят для того, чтобы её съесть. А человека – зачем?
Притягивать сердцем своим к себе – вот чему учиться! Мне не хочется, мне этого не надо, но если бы у меня было желание жить, то... Это хорошее умение.
Притягивать.
Людей.
К себе.
Опасно.
И страшно...
Многих притянешь – что с ними делать потом?
Пустить в душу?
Но моя душа – она ведь умерла. Разве не заметно?
Мне никто не нужен.
И теперь вот у меня появился Он.
Притягательный.
Всегда так происходит – того, кого хочешь, не удается приблизить к себе. А кого не хочешь – того притягиваешь.
Почему?
Зачем Он спасал мою жизнь, когда мне хотелось умереть?
Почему теперь Он отдаляется от меня? А мне так хочется приблизиться к Нему, так хочется!!!
* * *
Мать Симона и Андрея.
Её зовут Саломия. Не могу слышать это имя. Ненавижу её!
Не мать Симона и Андрея, а падчерицу Ирода.
Впрочем, я ненавижу всех Саломий мира.
Вот меня они называют Иудой.
Иуда. Юда. Чудо-Юдо... И-и-и-и... уда!
Ида – звучит лучше. Но это – женское имя. А мне нужно мужское.
Иуда.
Это очень распространенное имя.
Меня они любят. Вы любите Иуду? Любят.
Его брата зовут Иуда. У Него есть братья. Он о них не вспоминает.
Они любят его брата, Иуду? Любят. Вяло так любят. Любят, потому что он Его брат. Они любят всё, что касается Его. Они любят Его Иуду.
Любят ли они всякого Иуду?
Конечно, нет. А если меня бы они стали ненавидеть, то перенесут ли они свою ненависть на всякого Иуду? ... Кто знает. Любовь мы не переносим, а ненависть переносим легко.
Может быть, Он переносит на меня любовь к брату? Мне не нужна любовь брата, тем более, чужого брату к чужому брату.
