Текст книги "Гонка на выживание"

Автор книги: Вадим Филоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

* * *

– Блаян… Блаян…

Тоненький вой раскаленными гвоздями вонзается в уши, прогоняя прочь блаженное забытье, и на меня обрушивается боль. Она настолько сильна, что сознание вновь гаснет, позволяя измученному телу отдохнуть от страданий.

– Блаян… Блаян…

Боль… Она красная и горячая… И она повсюду… Вы знаете, что даже ресницы могут болеть? Впрочем, у меня больше нет ресниц – они сгорели вместе с лицом…

– Блаян… Блаян…

– Ся… тя… зат… кни… сь… – Мой язык еле ворочается. Я с трудом воспринимаю окружающую реальность, но все же замечаю, что огонь больше не горит, а на полу и мебели красуются грязные потеки от пожарной пены. – Най… ди… ком… ни… ка… тор…

Троглодит понимает мой беспомощный лепет правильно. Секунду спустя моей обожженной ладони касается болезненно-твердый браслет коммуникатора, а рядом на пол ложится клипса.

– Код-Мар-ти-на-Ше-бо… – Я напрягаюсь изо всех сил, стараясь говорить как можно отчетливее, чтобы система правильно восприняла команду, и расплачиваюсь за это очередной порцией небытия…

* * *

– Ух, как тебя! Ну, просто живого места нет! – слышу голос. Но это не Мартин. Это Лонг.

Открываю глаза, стараясь удержать уплывающее сознание. Да, это Лонг. Сидит рядом со мной на полу и что-то делает с портативной аптечкой. Он замечает мои открытые глаза и говорит:

– Потерпи, Брайан, сейчас сделаю тебе пару инъекций и отвезу в больницу. Сюда врачей вызывать нельзя, они тут же сдадут тебя в полицию.

– По…ч… ему?

– Почему?! Ты еще спрашиваешь, почему?! – Лонг делает выразительную гримасу и кивает куда-то в сторону. – Да ты его просто на ломти покромсал, вот почему!

– Он… ме… ртв?

– Не то слово! Что тут у вас произошло?

– Ты… при… нес… ему… из… вес… тия… о… кар…тах? – вместо ответа спрашиваю я.

Впрочем, «спрашиваю» это слишком сильно сказано. Те нечленораздельные звуки, которые вылетают из моего сведенного судорогой рта, меньше всего похожи на слова, но Лонг понимает и переспрашивает:

– Какие известия? О каких картах?

Молча закрываю глаза. Надоело мне все это вранье.

Лонг делает инъекцию, а потом начинает распылять у меня по коже что-то невероятно приятное и холодное. Я едва не вою от наслаждения. Боль потихоньку отступает, а кожа, то есть то, что от нее осталось, полностью теряет чувствительность, но в целом мне становится значительно легче.

– Попробуй встать, – говорит Лонг.

Встаю, пошатываясь, и натыкаюсь взглядом на то, что осталось от лже-Ирвина. Ох, и не хрена себе! Зрелище довольно жутковатое.

– Неужели это я его так?! – вырывается у меня.

– Не знаю, но, похоже, кроме вас двоих и Сяти, здесь никого не было, – откликается Лонг. Он собирает аптечку и кивает в сторону лестницы. – Ну что? Уходим?

– Вначале я должен сделать кое-что.

Оглядываю пожарище. Часть кабинета уцелела. В частности, стол и визор-фон. Пытаюсь набрать код Паука скрюченными, обожженными и практически потерявшими чувствительность пальцами. Не с первого раза, но мне удается сделать это.

Кстати, Виктор по моей просьбе проверил адресата, им оказалось Главное Управление Полиции. Как пояснил мне Вик, сигнал, скорее всего, перехватывается по пути и переадресовывается истинному получателю так, что установить его практически невозможно.

Экран остается темным, но связь с Пауком установлена. Разворачиваю визор-камеру так, чтобы она транслировала труп лже-Ирвина, и говорю:

– Можешь полюбоваться на своего оперативника, мразь. Это тебе за Дика. И учти: на каждое, совершенное тобой или по твоему приказу убийство, я буду отвечать тем же, уничтожая твоих людей!

Лонг внимательно слушает мои слова. Я усмехаюсь горько – слушай, слушай. Может статься, они адресованы именно тебе!

По экрану визор-фона бежит ответ:

«У тебя остался двадцать один час. Потом Ирэн умрет. Паук».

– Что?! – восклицает Лонг. – Так Ирэн у Паука?!

Отключаю визор-фон и поворачиваюсь к нему.

– Как ты здесь оказался?

– Я следил за тобой, – после паузы откликается Лонг.

– Зачем?

– Мне так захотелось, – огрызается он.

Смотрю на него тяжелым взглядом.

– Ты ничего не хочешь рассказать мне, Лонг?

– Что именно? – прищуривается он.

– Понятно… Ладно, поехали.

– Куда?

– Ты ж собирался отвезти меня в больницу, забыл? Поехали к Рабишу. Надеюсь, дока при виде меня не хватит удар…

* * *

Дока удар не хватил – похоже, он уже привык к моим выкрутасам. Хотя при виде ходячей обугленной головешки, то бишь меня, Рабиш переменился в лице и вполне отчетливо матернулся. В устах такого интеллигента, как он, это прозвучало настолько дико, что я смутился и заискивающе пробормотал:

– Да ладно вам, док, подумаешь, пара ожогов. Бывало и хуже.

Его ответ заставил бы позеленеть от зависти и самого Билла – такого великолепного трехэтажного мата мне в жизни слышать не приходилось!

И вот я плаваю в каком-то лечебном растворе и пытаюсь думать. Я снова зашел в тупик. Понятия не имею, кто такой Паук и кто еще из оперативников внедрен в мое окружение. Можно, конечно, начать убивать всех знакомых подряд – от Лонга до Билла – в надежде, что среди них окажется Паук, и с его смертью Игра прекратится.

Усмехаюсь невесело – похоже, я на прямом пути в маньяки! Нет уж, лучше пустить себе пулю в лоб, и тогда, по крайней мере, мои друзья будут в безопасности. Кроме Грига. Но он – единственный, кто знал, на что шел. Он ввязался в эту Игру сознательно, а вот моего согласия никто не спрашивал. Как и согласия Мартина, Тома, Ирэн…

Нет, убивать Паука – не выход. В этом вопросе лже-Ирвин прав: на место одного Паука придет дюжина новых. Мне нужно обыграть не конкретного человека, а систему. Отлаженную военную машину. Но как?

Смотрю на мерцающие на стене цифры – это часы, которые по моему настоянию разместили в палате. 23:15. У меня остается меньше тринадцати часов…

* * *

– Ускорь свой метаболизм, Брайан. Помнишь, как я тебя учил?

– Григ! Это ты, Григ? Что ж ты не откликался-то, а? У меня тут такое творится!

– Знаю. Но сейчас тебе, прежде всего, необходимо вылечиться.

– У меня нет времени, Григ!

– У тебя полно времени. Давай, Брайан, приступай к лечению. Ну! Вдох-выдох, вдох-выдох…

Когда я заканчиваю самолечение и выныриваю из жизненно необходимого мне сна, часы на стене палаты показывают: 07:01. До назначенного Пауком срока остается всего-навсего пять часов…

* * *

– Итак, будем разбираться последовательно, – говорит Стин. – Вначале сформулируем вопросы, а потом уже будем искать на них ответы. Вопрос первый. Что так заинтересовало в твоих словах лже-Ирвина? Какой такой козырь ты ему дал? Вопрос второй. Почему все-таки Дик сделал ставку не у Ирвина? И третье. Кто такой Лонг? Оперативник или сам Паук?

– И четвертое, – вставляю я. – Как мне обыграть систему?

– Ну, это-то как раз просто. Перед тем, как изъять из бункера карты, я разработал план, который должны были реализовать я или Григ. Но я, как ты знаешь, погиб, а Григ попал в плен. Впрочем, схема работает до сих пор, и ты вполне сможешь сам довести операцию до конца.

Стин подробно посвящает меня в суть. План одновременно прост и неосуществим – для меня неосуществим, потому что для его реализации надо иметь на руках карты и свободу передвижения. Предположим, я возьму карты из хранилища, но об этом тотчас узнают Игроки, ведь наверняка за мной установлена тотальная слежка, от которой – я не тешу себя напрасными иллюзиями – мне вряд ли удастся уйти. В такой ситуации единственная надежда на верного помощника, которому я могу доверить местонахождение хранилища. Но я сейчас абсолютно уверен только в одном человеке – в Мартине. Надо срочно связаться с ним…

– Нет, – возражает Стин. – Мартин не годится. На месте Паука я обязательно заменил бы его своим оперативником. Скорее всего, Паук так и сделает, если уже не сделал сразу после гонки. До гонки было нельзя – на трассе ты в момент расколол бы его, а вот теперь самое время.

Я холодею. Ведь если его подменят, то настоящего Мартина убьют!

– Нет, – снова возражает Стин. – Он нужен им живым, как средство давления на тебя.

– Уф, слава богу! И что же делать? Сам я карты взять не могу, помощника у меня нет. Что же делать, Стин?

– Вычислять Паука.

– М-да… – Смотрю на мерцающие на стене палаты цифры: 08:59. У меня остается всего три часа, а потом Ирэн умрет. – Они убьют ее, да? Стин, отвечай! Паук убьет ее?

– Да. Убьет. А потом даст тебе еще сутки, а в качестве следующего заложника возьмет Мартина.

Тру рукой грудь – мне внезапно становится трудно дышать, кажется, что в палате исчез весь воздух. Подхожу к кондиционеру и начинаю тыкать в клавиши регулировки. Черт! Душно-то как! Надо открыть окно! Но я на тридцать шестом этаже, и окна замурованы насмерть. Еле удерживаюсь, чтобы не разбить стекло, а потом прижимаюсь к нему лицом и смотрю на падающий снаружи снег. Утро нынче выдалось мягкое, безветренное, и струящиеся с неба хлопья снега кажутся пушистыми…

Что ж. Похоже, я проиграл. Это конец. Через три часа я назову Пауку настоящие координаты хранилища…

– Простите меня, – говорю Григу и Стину.

Григ молчит, но я чувствую его горечь, его отчаяние.

– Мы не сможем помешать тебе, Брайан, – откликается Стин. – Это твой выбор, твое решение. Но, прежде чем принять его, ты должен узнать, о каких, собственно, картах идет речь.

Пожимаю плечами. Почему бы и нет. Не думаю, что это что-то изменит, но…

– Рассказывай, Стин.

И он рассказывает. Хотя слово «рассказывает» здесь неприменимо, потому что я снова погружаюсь в чужую жизнь, становлюсь другим человеком – Стином Слейтером, маоли, сотрудником стратегической разведки, ведущим специалистом отдела тактических разработок…

* * *

…Моим последним заданием было разыскать и вернуть беглеца – гениального ученого по имени Оуэн Бриль. Этот самый Бриль был гением не только в науке – прятался он тоже весьма искусно. Его разыскивали больше пяти лет, и на этом деле сгорел уже не один разработчик. Когда розыск поручили мне, дело считалось тухлым и бесперспективным. Коллеги посматривали на меня кто с сочувствием, а кто и со злорадством – для них я был смертником, живым трупом. На поиск мне отводился год, а потом меня бы убрали, как не справившегося с заданием. Поиск осложнялся тем, что мне не сообщили, над чем же конкретно работал Бриль. Я не знал даже, к какой области науки относится его проект: к физике, генетике, психологии или черт знает к чему еще. И тем не менее я нашел его. Больше того, сумел настолько втереться в доверие, что он разоткровенничался со мной.

Мы сидели в его гостиной, смотрели на огромный аквариум с живыми рыбками, пили коньяк и разговаривали.

– Предположим, вам нужно расколоть камень, – рассуждал он. – Вы можете взять огромный молот и долбить по камню что есть сил. Или сбросить камень с огромной высоты. Или выстрелить в него из бластера. Короче, путей много, но успех здесь во многом зависит от размера камня. Если же камень огромен, например, это целая скала, то возникает проблема.

– Скалу можно взорвать, – возразил я.

– Да, если у вас есть соответствующая по мощности взрывчатка. А если ее нет?

Я пожал плечами, не понимая, куда он клонит.

– Скалу можно взорвать, а камень расколоть, и не прикладывая значительных усилий, – продолжал Бриль. – А как, знаете?

– Нужно знать место, куда закладывать взрывчатку, – терпеливо ответил я. – А в случае с камнем, надо попробовать найти в нем трещину.

– Вот! Трещину! А теперь рассмотрим планету. Можно ли уничтожить ее целиком?

– Конечно. Нейтронными бомбами или биологическим оружием…

– Нет, так можно уничтожить жизнь на планете, а не САМУ планету, – поправил Бриль. – К тому же понадобится целая серия ударов, а половину бомб посбивают орбитальные комплексы противокосмической обороны. Нет, перед нами стояла другая задача: одним-единственным зарядом уничтожить всю планету целиком так, чтобы атакуемый не успел понять, что происходит, не успел ни оборониться, ни нанести ответный удар.

– И вы решили задачу?

– Да! – Оуэн с торжеством посмотрел на меня. – Вы спросите, как? Просто и сложно одновременно. С помощью маоли. Вы слышали о них?

– Что-то такое краем уха, – уклончиво ответил я.

– Да, о них мало что известно широкой публике, они не любят афишировать себя… А меня всерьез интересовали их необычные способности, источник которых таился в информационно-энергетическом поле планет. Именно так – во множественном числе, потому что маоли умели нашупать незримую связь с полем каждой из планет, на которых им доводилось бывать… И вот, двадцать пять лет назад у меня родилась дикая на первый взгляд идея. Я почти пять лет занимался ее теоретической разработкой, а потом предоставил свой проект на суд военных. Они согласились профинансировать один эксперимент. Для этой цели мы выбрали крошечную необитаемую планетку на задворках Галактики, запустили вокруг нее орбитальную лабораторию и привлекли к исследованию двух маоли. Они должны были попытаться создать так называемую карту информационно-энергетического поля этой планеты. После ряда неудач наша цель все же была достигнута. Мы принялись изучать карту, искать в ней те самые «трещинки». И мы нашли их! Нам удалось расколоть планету одной-единственной и не очень мошной боеголовкой. Это был триумф! Военные полностью поверили в мой проект и буквально завалили меня деньгами. Теперь по первому требованию я получал абсолютно все: самое передовое оборудование, людей, финансы. И закипела работа. Перед нами поставили задачу: рассчитать точки ударов для всех обитаемых планет. Но для этого сначала требовалось составить карты. Работа, как вы понимаете, колоссальная и непосильная для тех двух маоли, что сотрудничали с нами. И тогда я предложил план – дерзкий, потрясающий своей масштабностью. По этому плану была проведена внеочередная перепись населения. Затем из списков выделили всех мужчин-маоли в возрасте девятнадцати – двадцати трех лет.

– А почему именно этот возраст? – заинтересовался я.

– Видите ли, к девятнадцати годам способности маоли уже раскрыты в достаточно полном объеме, а жизненного опыта и, скажем так, мудрости еще нет.

– То есть им легче запудрить мозги, – излишне резко перебил я.

– Ну, если вам угодно именно так формулировать… – Бриль недовольно поморщился.

Я спохватился, взял себя в руки и улыбнулся искренней доброжелательной улыбкой.

– Продолжайте, профессор, все это крайне интересно.

– Итак, мы собрали мужчин-маоли определенного возраста в созданном специально для этих целей Научно-исследовательском Центре, и закипела работа.

– А как вы убедили их сотрудничать с вами? Вряд ли большинство из них согласились бы добровольно создавать настолько чудовищное оружие. – Я, разумеется, и сам знал ответ, но мне хотелось услышать это от него.

Оуэн Бриль ничего не заподозрил – я отлично играл свою роль.

– Мы сказали им, что такое оружие уже создается другой страной, – охотно продолжил он разговор. – Какой именно, я уже сейчас и не помню. Вроде Окарой. Да, точно, двадцать лет назад именно с ними у нас были очень натянутые отношения, которые вполне могли завершиться войной… Мы сказали маоли, что в лабораториях Окары уже разработано несколько карт, среди которых карта их родной планеты Лагута. И единственное средство избежать удара – это опередить противника, то есть создать аналогичные карты, и как можно скорее.

– Но на самом деле ученые Окары не создавали таких карт? – уточнил я, обмирая от страшной догадки.

– Ни Окара, ни одна другая страна. Эта гениальная идея целиком и полностью принадлежит мне, – с гордостью откликнулся Бриль.

– Целиком и полностью вам… – Я прикрыл веки, пряча от него выражение своих глаз. – И что же маоли? Они все поверили вам?

– Самых недоверчивых мы убедили очень просто… – усмехнулся Оуэн.

– …взорвав их родную планету, – договорил я. Мне удалось сохранить на лице выражение спокойного интереса, а что творилось в этот миг в моей душе, ему незачем было знать.

– Да. Карту Лагуты мы составили одной из первых. А запустить в нужную точку боеголовку было делом нескольких часов.

Я глотнул коньяка, удивляясь, что руки у меня совсем не дрожат.

– А что же было дальше? – Мой голос прозвучал так, как надо: достаточно равнодушно, с оттенком легкого вежливого любопытства.

– А дальше закипела работа. Подстегиваемые ненавистью к несуществующему врагу и горем от потери родных и близких маоли трудились, как каторжники. Нам чуть ли не силой приходилось заставлять их прерываться на сон и еду. Но, несмотря на такой темп, маоли не успели довести работу до конца… – Бриль поморщился. Похоже, эту часть истории ему было неприятно вспоминать.

Я подлил ему и себе коньяка.

– Продолжайте, профессор, это все весьма поучительно. Так почему они не довели работу до конца?

– Примерно через полтора года работы маоли объявили забастовку и сказали, что продолжат составлять карты только после того, как будет взорвана Окара. Они хотели мести. Они никак не могли забыть гибель своей Лагуты. Но к тому времени наше правительство помирилось с Окарой и открытый военный конфликт стал невыгоден.

– И тогда вы решили избавиться от ставших опасными помощников, – подсказал я.

Мой голос все-таки предательски дрогнул. Оуэн взглянул подозрительно, и я поспешил успокоить его:

– Весьма разумный шаг, профессор. Я на вашем месте поступил бы точно так же.

– Ну, сами подумайте, куда нам было деваться? – воспрянул духом Бриль. – Мы же не могли их просто так отпустить! Они раззвонили бы о картах на весь мир, и Совет ОНГ тут же наложил бы на наши разработки свои загребущие лапы, объявив их вне закона, как это уже было с чипом подчинения и прочими крайне полезными вещами.

– Конечно, профессор. Вы правы, их нельзя было отпускать, – поддакнул я.

– Вы меня понимаете, – удовлетворенно кивнул Бриль. – Мы предоставили им выбор. Честно и откровенно посвятили их в курс дела и предложили работать на нас. За очень большие деньги. Несколько маоли проявили понимание и патриотизм и согласились. Но большинство отказались и…

Я отвернулся, делая вид, что рассматриваю рыбок. Он не должен был сейчас увидеть выражение моего лица.

– …подлежали ликвидации, – договорил Оуэн.

Мои пальцы стиснули рюмку коньяка. Среди этого большинства был Рарк…

Так получилось, что мы с Григом рано покинули Центр – всего через полгода после взрыва Лагуты, а Рарк остался и подлежал ликвидации…

Я, Григ и Рарк дружили с пеленок и были, что называется, неразлейвода. Наши родители частенько шутили, что уже и сами запутались, кто чей сын, потому что мы постоянно были вместе, живя по очереди то в одной семье, то в другой, то в третьей. Правда, после школы наши пути разошлись – Григ поступил в Горный, я во Внешний Патруль, а Рарк обожал астрономию и хотел стать ученым. Но как же мы обрадовались, встретившись в том самом Научно-исследовательском Центре!

А потом был взрыв Лагуты, и наша жизнь взорвалась вместе с ней. Беда еще больше сплотила нас троих – ведь, кроме друг друга, у нас не оставалось никого из близких. Во время катастрофы погибли жена Грига, его отец, мои родители и дед, все родные Рарка и миллионы других – людей и маоли, которые оказались разменными пешками в бесконечной, жестокой, военной игре.

Нам сказали, что это дело рук окарцев, мы поверили и захотели отомстить. Мы действительно работали, как проклятые, сутками не отрывались от компьютеров, забывая про сон и еду. Но некоторые из нас так и не смогли пережить потерю – сходили с ума или кончали с собой.

Григ тоже был тогда на грани самоубийства – он постоянно, ежесекундно думал о своей Агише. Мы с Рарком не спускали с него глаз, и однажды лишь в самый последний момент успели предотвратить трагедию. И тогда Рарк отозвал меня в сторонку и сказал, что надо срочно что-то предпринять. Надо как-то заставить Грига жить. Мы долго думали, а потом решили – ему нужно действие. Не двадцатичасовое сидение у компьютера, а действие. Настоящее.

«Григу нужно в армию, – сказал я. – Чтобы реально, с оружием в руках противостоять врагу. Серьезно, Рарк. Давайте все втроем рванем в штурмовики?»

«Идите вдвоем, – отказался Рарк, – армия не для меня. А вот Григу, пожалуй, это сейчас то, что надо».

Так наши с Рарком пути разошлись во второй раз.

Мы с Григом обратились к кураторам Центра с просьбой отпустить нас в армию. Они согласились рассмотреть наши заявления и для начала отдали нас психологам. Те долго и муторно тестировали нас, а потом передали в руки военных. Нам пришлось сдать кучу разных нормативов, но, в конце концов, наше желание исполнилось. Мы приняли воинскую присягу. Правда, служить вместе нам не довелось. Грига зачислили в штурмовики, а в меня мертвой хваткой вцепилась разведка.

Мы с Григом расстались, но я имел возможность издалека следить за его карьерой – еще бы! – очень скоро он стал живой легендой. А мою деятельность окутывала тайна. Я не имел права раскрываться даже перед ним…

– Но вы не слушаете меня, – обиженно сказал Оуэн. – Вам неинтересно?

– Ну что вы! – спохватился я. – Очень интересно. Так вы говорите, что те маоли, которые отказались сотрудничать с вами, были ликвидированы? А как именно их убили, вы знаете?

– Не помню точно, – отмахнулся Бриль. – Расстреляли, кажется.

…Мне сказали, что в Центре началась эпидемия. Нам с Григом даже не позволили похоронить Рарка. Сказали, что всех погибших сожгли…

– А какая разница, как? – добавил Оуэн.

– Вы правы, никакой, – обаятельно улыбнулся я. – Просто профессиональное любопытство.

– Кстати, о вашей профессии… Мы можем договориться. Я заплачу вам три миллиона кредитов, если вы сделаете вид, что не нашли меня.

– Добавьте еще миллион и считайте, что мы договорились. – Я разлил по бокалам остатки коньяка и спросил: – Но расскажите мне, почему вы решили сбежать?

– Почему… – Оуэн залпом выпил свой коньяк и сунул в рот дольку лимона. – Да потому, что казавшаяся бесконечной работа над картами подходила к концу, и я вот-вот стал бы не нужен. Но я слишком много знал, и меня вряд ли отпустили бы живым. Я предпочел не проверять, так ли это, и сбежал.

Он умоляюще посмотрел на меня и вытер проступившую на лбу испарину.

– Вы понимаете, я хочу жить! Очень хочу! Просто жить!

– А разве они не хотели? – откликнулся я, но Бриль уже не слышал – растворенный в последней порции коньяка препарат полностью отключил его сознание.

Все. Наконец-то можно бросить притворяться, прекратить играть роль и дать волю обуревавшим чувствам. Открывшаяся правда сводила с ума. У меня не просто выбили почву из-под ног, мне практически переломили хребет. Оказалось, что все, чем я жил, во что верил и чему посвятил последние двадцать лет, было ложью. Наглой и циничной ложью. Двадцать лет из меня делали дурака. Рискуя жизнью и полностью забывая о себе, я истово защищал идеалы, которые, как выяснилось, не стоили и гроша! Двадцать лет я искал врага, уничтожившего Лагуту, даже не подозревая, что на самом деле преданно служу ему!

Мне хотелось выть. Бить кулаками о стены. Разорвать на куски пребывающего без сознания Оуэна Бриля, а потом пустить себе пулю в лоб.

Но я не сделал ни того, ни другого. Немного посидел, бездумно следя взглядом за скользящими среди водорослей золотыми рыбками, а потом набрал на коммуникаторе код, вызывая своих оперативников.

– Дело сделано, ребята. Забирайте груз.

* * *

Громко пиликает коммуникатор, вырывая меня из воспоминаний Стина. Ошалело обвожу взглядом больничную палату, не понимая, где я и кто я. Моя душа все еще корчится от ненависти и боли, на языке сохраняется стойкий вкус коньяка, а перед глазами мелькают пушистые хвостики золотых рыбок.

– Брайан, ты будешь отвечать на вызов? – спрашивает Григ.

– А?

Смотрю на строку абонента. Паук. Это он жаждет пообщаться со мной.

– Чего тебе? – довольно грубо откликаюсь я.

– Карты, Брайан, – отвечает он. – Мне нужны карты. Хочу напомнить, что у тебя остался всего один час.

Подробно и нецензурно рассказываю, куда ему следует пойти и чем там этот час заниматься, а потом отключаю коммуникатор и мысленно окликаю Стина:

– А что было дальше?

– Я сдал Оуэна Бриля с рук на руки своим оперативникам. Те тайком вывезли его с небольшой провинциальной планетки, где он прятался, и вернули в Центр.

– Но почему ты не прикончил его?

– Во-первых, из соображений личной безопасности. Если бы я убил его, то операция считалась бы проваленной и меня самого ликвидировали бы. А во-вторых, он был лишь пешкой, крохотным винтиком в отлаженной военной машине. Использованным винтиком. А таких – в этом он был прав – обычно рано или поздно выкидывают на свалку. Нет, его жизнь или смерть уже не имели значения. Гораздо важнее стало уничтожить карты. По соображениям секретности, они хранились лишь в одном экземпляре, и на их воссоздание ушло бы не менее ста лет, ведь всю работу пришлось бы начинать заново, а в распоряжении военных уже не было того количества маоли, которое трудилось над картами изначально.

– И ты разыскал Грига и рассказал ему правду, – говорю я.

– Да. Мы с Григом решили, что не надо сразу уничтожать карты. Вначале следует предъявить их Совету ОНГ, чтобы те высокопоставленные преступники, которые двадцать лет назад санкционировали взрыв Лагуты, все-таки понесли наказание. Мы совершили налет на базу, изъяли карты, а потом я спрятал их в том самом хранилище, намереваясь вскоре вернуться за ними. Но меня вычислили и, уходя от погони, я погиб в полной уверенности, что Григ на свободе и сможет довести операцию до конца.

– А я был уверен, что Стин жив и в безопасности, и только поэтому рискнул вернуться на Фиору. Тем самым я совершил ошибку, – вздыхает Григ. – Меня ударили исподтишка, сзади. Очнулся я с пробитой головой в грузовом отсеке лайдера, связанный, как кровяная колбаса. А рядом со мной валялся избитый до полусмерти пулеметчик…

– Лонг? – вырывается у меня.

– Лонг, – подтверждает Григ. – Он пытался защитить меня от своих же, но в результате едва не погиб сам. Вот так я и попал в плен.

Некоторое время царит молчание, а потом я спрашиваю:

– Григ, а ты можешь как-то почувствовать, Лонг сейчас настоящий или его все-таки подменили? У вас же с ним был один раз ментальный контакт, там, на Фиоре, когда ты рассказал ему про подземелье в руинах.

– Что-то такое и впрямь было, – соглашается Григ, – но контактом я бы это не назвал. Он человек, не маоли и не способен на ментальный контакт. А что до остального… Возможно, если я пообщаюсь с ним лично, то почувствую. А так, через тебя, – нет.

– Ладно, тогда ты, Стин. Ты со своим опытом разведчика наверняка можешь с ходу вычислить, кто из окружающих меня людей Паук.

– Да со мной та же петрушка. Я ведь не вижу людей вживую. Я воспринимаю их опосредованно, через твое сознание. Так что я могу только предполагать.

– Ну, так предполагай! – требую я.

– Давай попробуем, – говорит Стин. – Вернемся к началу… Как я уже говорил, Паук обязан был внедрить в твое окружение своего человека, который бы страховал и контролировал тебя. Но, зная характер Паука, я почти уверен, что такое дело он не доверил оперативнику, а занялся этим лично. Итак, примем как факт, что Паук сам вошел в твое окружение. Но под чьей личиной?

– Вот и я о том же. – С тревогой смотрю на часы. 11:11. Дьявол! Минуты уходят, как вода в песок!

Стин чувствует мое нетерпение, и невольно начинает говорить быстрее:

– Ответ очевиден: под личиной человека, которому ты сможешь полностью доверять. А кто годится на эту роль лучше, чем гонщик? Но из «Отвязных Стрельцов» никого заменять было нельзя, ведь на трассе ты легко вычислил бы его. А вот БЫВШИЙ гонщик подходил как нельзя лучше. С одной стороны, он был для тебя своим, а с другой, ты не мог проверить его на трассе.

– Бывший гонщик? Ты имеешь в виду Дика? – уточняю я.

– Да, – подтверждает Стин. – Я почти уверен, что Паук еще перед началом операции занял место Дика… или Лонга.

– За Лонга не скажу, а Дик поначалу был самый настоящий. Ведь я, как ты говоришь, проверил его на трассе. Дик дал мне кучу всяких полезных советов по поводу Ночной гонки, рассказал, как лучше проходить ее. А такое знать мог только тот, кто сам не раз хаживал по ней.

– Ты ошибаешься. Дик при тебе не выходил на трассу. Он дал советы, то есть рассказал теорию. Наверняка трассу и соперников предварительно просчитали на компьютере и составили рекомендации, которые Дик и изложил тебе. Но одно дело рассказать, как надо проходить трассу, и совсем другое пройти ее самому. Как говорят на одной веселой курортной планете, это две большие разницы.

Стин делает паузу, чтобы я мог обдумать услышанное, а потом продолжает:

– Есть и еще кое-что. Мне во всей этой истории не давал покоя гипноизлучатель. Ну, понятно, прежде всего, он нужен был для того, чтобы покрепче привязать тебя к Ирэн…

– Ты намекаешь, что мне ВНУШИЛИ, будто я люблю ее?!

– Такие сеансы с тобой наверняка проводились, и не раз, – подтверждает Стин. – Но в них было не слишком много проку. Ты маоли, пусть и ущербный, и ты практически не поддаешься гипнозу. Нет, я имел в виду другое. Тебя заставили почувствовать ответственность за Ирэн. Заставили бороться за ее жизнь, рискуя своей. То есть выработали в тебе «синдром спасителя» и тем самым многократно усилили твою, возникшую после секса симпатию к ней. К тому же Ирэн вполне отвечает твоим подсознательным представлениям об идеальной спутнице жизни. Ты достаточно смазлив, относительно богат и довольно знаменит, так что наверняка в эффектных развязных красотках у тебя недостатка нет. Ты уже пресытился ими, для тебя они стали все на одно лицо. Девушки на одну ночь, без продолжений и обещаний. Их много, и они «не то». И вот тебе подворачивается Ирэн. Она не ослепительная красавица, но очень милая и симпатичная, а главное, домашняя, своя. И для человека, выросшего в приюте, она олицетворяет спокойную семейную жизнь, то есть то, чего у тебя никогда не было, но чего ты с самого детства хотел иметь больше всего на свете…

– Хватит, Стин, – не выдерживаю я. Не могу больше выносить это профессиональное препарирование моей и без того растерзанной души.

– Прости, – немного растерянно откликается он.

– Вернемся к гипноизлучателю, – вмешивается Григ. – Стин, ты сказал, что он не давал тебе покоя.

– Да. Вернее не он сам, а его кража. Зачем его понадобилось красть? Да затем, чтобы вывести тебя, Брайан, на Эрика и его шестерок, среди которых скрывался сам Паук. А дальше втереться к тебе в доверие было делом техники, что превосходно и удалось осуществить Лонгу. Хотя, я думаю, изначально твоим помощником должен был стать все же Дик, а не Лонг. Но ты выбрал Лонга. Кстати, почему, а? Ведь гонщик тебе должен был быть ближе, чем штурмовик?

– Почему? – задумываюсь. – Потому что Лонг опознал во мне Грига.