Текст книги "В. В. Емельянов РИТУАЛ В ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ"

Автор книги: В. Емельянов

• Консекрация

В ритуалах и заговорах часто встречается формула освящения объекта. Формула освящения может быть также названа формулой трисекрации. Дело в том, что эпитет «святой» выражался у шумеров не одним, а сразу тремя словами, и об этом разговор особый. В своем развернутом виде формула выглядит следующим образом: «Подобно Небу, пусть светел он будет! Подобно Земле, пусть чист он будет! Подобно Середине Неба, пусть он сияет!» Первое слово кугписалось знаком «серебряная пластинка» и означало «светлый» (аккад, эллу); в заклинаниях «светлой» называлась та область мира, которой заведовал сам бог Ан, то есть область высокого мира звезд. Кроме того, звездное небо ассоциировалось с огнем, со светом пламени. Вторая часть эпитета си–кил«чистый» ( эббу) изображалась знаком «девушка» и сопоставлялась с землей и подземным миром. Третья часть залаг, «сияющий» ( намру) изображалась знаком «два солнца» и сопоставлялась с видимым небесным сводом, по которому совершают свой путь Луна, Солнце и планеты, т. е., по сути, с областью воздуха. Получалось что–то вроде треугольника, в котором третий член уравновешивал противоположное положение двух предыдущих. Объект же, заклятый таким образом, становился цельным как само мироздание – огненным, земным, воздушным согласно формуле и водным в результате воздействия освященной воды. Святостью не обладал только мир людей, который должен был к ней стремиться. И если в ритуале достижение святости обеспечивалось окроплением священной водой, возжиганием факелов и воскурением ароматных смол, то в повседневном быту ничье поведение не было близко к идеалу святости – может быть, потому, что она была всецело прерогативой храма и государства.

Как шумеры понимали святость, хорошо объясняют сами знаки эпитетов. Светлость, очищенность от внешней порчи связана с серебром из–за его хорошо известного свойства заживлять раны. Второй эпитет связан с чистотой как девственностью, нетронутостью пространства и цельностью тела. Последний эпитет выписан знаком «удвоенный свет, много света», чтобы обозначить сильное сияние, слепящее излучение. Освящение необходимо как культовым предметам (кадильнице, факелу, сосуду для святой воды), так и людям (особенно царю) и даже городам. Уподобившись Небесам, Земле и пространству между ними, объект заклинания приобщается к изначальному единству мироздания; цельность которого была временно нарушена беззаконными действиями демонических сил (5, 39–60).

Месопотамские представления о святости имеют древнюю историю и разнообразные объекты почитания. Из заклинаний, гимнов и рецептурных сборников мы знаем о существовании в Шумере священных деревьев, причем каждое почитаемое дерево соотносилось с определенным городом и божеством. Так, например, тамариск считался священным деревом ниппурской традиции. В заклинаниях из Шуруппака тамариск представлен мировым древом: ствол его уподоблен богу Ану (недвижный небесный свод со звездами, правремя), корни – андрогиниому (или парному?) божеству Энки–Нинки (Подземный мир, прошлое), крона – богу солнца Уту (обитаемый средний мир, настояще–будущее время). Основной функцией тамариска в заклинаниях являлась роль экзорциста в процессе выведения нечистоты и болезней из тела реципиента.

 
Ты – злодей,
Черен, плох!
Тамариск – ствол одинокий, ствол Ана!
По корню своему в земле —
Энки–Нинки!
По кроне своей —
Умаститель Энлиля,
Над священной пристанью простертый!
Тамариск!
Душой Неба, душой Земли
Будь заклят! Душой Энлиля
Буль заклят!
Душой Уту
Будь заклят!
Тот, кто злое делает,
Никогда пусть не вернется!
С водой на пристань пусть не льется!
Пусть (на священную пристань)
Нога твоя не ступает!
Заговорная формула
Нинтиримы.
 

(6, 96–97)

В первой части заклинания обозначается некий злодей, не называемый по имени. Во второй части подробно описывается тамариск, бывший священным деревом шумеров из–за своей засухоустойчивости и пригодности для изготовления рукоятей различных орудий труда. Ствол тамариска уподобляется богу недвижного неба Ану, корень дерева является местом обитания предка Энлиля – андрогина Энки–Нинки, живущего на входе в водную бездну; кроне дан эпитет «жрец–умаститель Энлиля» (из другого заговора мы знаем о сравнении тамариска с мыльным корнем, который втирал правителю жрец–умаститель). В третьей части заклинания тамариск заклинается жизнью всех трех сфер мира, к которым он причастен: сферой Ана (неподвижные звезды), Энлиля (обитаемый мир) и Уту–Солнца (власть над живыми и мертвыми), В последней части заклинания зло удаляется от человека. Весь заговор скрепляется именем владычицы магических формул Нингиримы.

Зло удаляется в заклинании потому, что оно столкнулось с образцом совершенной сакральной значимости. Обычной ситуативной формулы «как…, так и…» здесь нет, но она присутствует в структуре текста: первая часть – указание на возникшее препятствие, угрожающее абсолютной цельности и чистоте; вторая – противопоставленный ему идеальный сакральный объект, несущий в себе всю полноту и цельность мира; третья – заклятие сакрального объекта; четвертая – удаление нечистого от одного присутствия в мире такой абсолютной чистоты. Действенность цельного и чистого заключена сперва в его бытии, а затем уже в обрядовом заклятии,

В Цилиндре Б Гудеа «тамариск, быком Аном по–рожденный» служит одним из средств при освящении восстановленного храма Нингирсу. А в диалоге «Плуг и Мотыгам последняя также хвалится тем, что ее рукоять, сделанная из тамариска, создана самим Аном, Тексты, восходящие к традиции Эреду, часто упоминают некое дерево кишкану,скорее всего тутовник [77]77
  Ботаническая идентификация проведет доктором биологических наук М. И. Кирпичниковым в 1993 г.


[Закрыть]. В заклинаниях местом произрастания этого дерева считается «устье двух рек» – сакральный топоним, обозначавший место протекания наиболее чистой воды, набираемой храмами с целью освящения различных культовых объектов, В аккадском эпосе о Гильгамеше туда поселяют вавилонского праведника Утнапиштима и его жену, чтобы уподобить их богам. Там же произрастает растение бессмертных, названное в том же эпосе «Старый человек помолодел». Дерево кишканунеизменно связано с Энки и является центром его работ по восстановлению, регенерации плотской жизни, в силу обстоятельств подвергшейся порче или даже погибшей. Еще одно священное дерево шумеров – хулуппу(разновидность тополя Populus diversifolia), известно оно из текста о Гильгамеше и Подземном мире, и культ его, вероятно, должен быть связан с Уруком и Инанной. В первой части повествования оно стоит на берегу Евфрата, затем его ломает проносящийся мимо Южный Ветер. Сломанное дерево переносят в Урук, где оно подвергается десекрации: в дупле его ствола поселяется злой демон, в корнях – «змея, не знающая заклятья», в ветвях – львиноголовый орел, определяющий судьбы. Инанна приказывает Гильгамешу изгнать непрошеных гостей, а из дерева сделать трон, кровать и, по–видимому, барабан с палочками. Гильгамеш выполняет приказ, и с помощью барабана все жители Урука ввергаются в непрерывную пляску, нарушающую покой жителей Подземного мира.

Приведенные выше сюжеты, связанные со священными деревьями в шумерской магии, содержат убедительное свидетельство изменений в месопотамских представлениях о сфере сакрального. В заговорах из Шуруппака дерево почитается как космическая субстанция, несущая в себе всю полноту мироздания, существовавшую до космического брака и возникновения бытия [78]78
  О сотворении мира, как отделении Неба от Земли с их последующим браком см.: Емельянов В. В. Древний Шумер, Очерки культуры. СПб., 2001. С. 103–117,


[Закрыть]. Магия дерева в это время может быть сопоставлена с шаманской, хотя свидетельств путешествия по такому дереву мы не знаем. В более поздних текстах дерево ценно уже не само по себе, а только как атрибут определенного божества, связанный со сферой его влияния. Наконец, в последних текстах шумерской цивилизации (каковым, предположительно, является песнь о Гильгамеше и Подземном мире) дерево и его культ противопоставлены антропоморфному божеству. С ним борются доя упрочения власти городской хозяйки, но, уничтожив его, оказываются в еще большей беде. На этом этапе священное, прежде связанное с деревом, начинает самостоятельное существование – теперь оно исходит от живого космоса с тремя его сферами (Небо – Средний мир – Подземный мир), и любое нарушение порядка в какой–либо из сфер влечет дисгармонию во всем мировом устройстве.

Помимо священного дерева с его частями–сферами мира эталонами святости для шумеров были тростники, мыльный корень (употреблявшийся вместо мыла), воды подземных источников, воскуряемые ароматные смолы, возжигаемый факел и даже сладкие наливки на медовой основе. За всеми этими эталонами стояли покровители магии Энки и Асаллухи (в вавилонское время – Эа и Мардук), дающие их людям с целью очищения и приобщения к изначальной святости мира.

Все заговоры консекрации устроены одинаковым образом и существенно отличаются от целительных заговоров. Они начинаются со вводной части, в которой дается указание на эталон святости. При этом эталон считается существующим вечно (или столько же, сколько существуют боги). Затем может следовать формула равного знания – обращение Мардука к Эа с просьбой помочь человеку или предмету приобрести святость – и традиционный ответ Эа: «То, что я знаю, знаешь и ты!» Однако данная формула может и опускаться, а непосредственно за вводной частью появляются формулы трисскрации и изгнания демонов. Демоны изгоняются одновременно с приближением к человеку духов–хранителей, и полностью конечная формула заговора звучит так: «Злой язык пусть в стороне стоит! Добрый шеду,добрая ламассупусть приблизятся!» Ниже мы приводим несколько примеров типичного консекративного заговора.

Освященная вода

 
Заговор. Воды священные, воды Тигра вставшие,
Воды Евфрата, что на чистом месте [созданы],
Воды, что в Апсу заботливо установлены,
Светлые уста Эа очистили. Сыновья Апсу – семеро их —
Воду освятили, воду очистили, воду сиять заставили.
Перед отцом вашим Эа,
Перед матерью вашей Дамкиной
Пусть светла, пусть чиста, пусть сияет!
Слова (эти) перед сосудом эгиббу [79]79
  Сосуд для освященной воды.


[Закрыть]трижды ты прочтешь.
 

Священный кедр Surpu IX

 
Заклинание. Высокий кедр, из великой горы растущий,
Чью судьбу в горах, месте чистом, определили,
В горах кедра хашур,что неба коснулись,
Чей аромат простирается над полями.
Что денно и нощно в прекрасный день, в благоприятный день для возливания воды, из горы поднимается!
Уста человека этого ты очищаешь, сиять заставляешь!
Злой язык пусть в стороне стоит!
 

(4)

Священный тростник

 
Светлый тростник, чистый тростник, на священном болоте растущий!
Корни его в земле глубоки.!
[хх] все он выносит!
[Его …боги] очищаются!
Асаллухи, сын Эреду,
Взял его, прочел заклинанье,
Рот бога очистил, сиять заставил.
Пусть бог, как Небо, светел!
Пусть, как Земля, он чист!
Пусть, как Середина Неба, он сияет!
Злой язык пусть в стороне стоит!
 

(7, 101)

Приведенные нами заговоры совершенно однотипны. Можно подставлять в формулу любое слово (тростник, река, мыльный корень, вода и т.д.) и ничего дальше не заменять. Именно так и поступали заклинатели Древней Месопотамии. Они варьировали употребление формулы в зависимости от ситуации. Например, формула трисекрации могла употребляться как в процессе исцеления больного человека или заболевшего царя, так и в процессе освящения царской короны или трона. Соответственно в каждом из этих случаев в нее добавлялись различные оттенки смысла. Например, такой:

 
Энки, царь Абзу,
Асарлухи,
Сын Эреду,
Руки мои пусть светлыми сделают, Уста мои пусть чистыми сделают, Ноги мои пусть сиять заставят! Злой язык пусть в стороне стоит!
 

(5)

Как видим, здесь каждая часть человеческого тела должна уподобиться части мироздания.

Единственный раз ритуал консекрации встречается в клинописной литературе в составе текста об омовении и отверзании уст бога. Здесь он дан в виде очень большого заговора с сильным повествовательным началом. Нам явно решили рассказать и в подробностях показать, как проходит консекрация. Мы неоднократно переводили этот ритуал–заговор, но с сожалением вынуждены были констатировать, что конец его разбит. И только теперь, после публикации всех фрагментов таблички К. Уокеррм и М. Диком, можно ознакомить читателя с полной версией этого замечательного текста. Перевод претерпел небольшие изменения.

Мис Пи (таблица 6/8)

 
Заклинание. Когда он шел по площади,
Когда Асаллухи шел по площади,. Когда он шел по улице,
Когда он пересек улицу, —
(Жрец–экзорцист) в пролитую воду омовения ступил,
Свои ноги в нечистую воду погрузил,
В воду немытых рук посмотрел,
Женщину с нечистыми руками обнял,
На девушку с нечистыми руками позарился,
Ведьмы рукой коснулся.
Человека с нечистыми руками обнял;
Кого–то нечистого телом коснулся,
Рука его нечистого телом коснулась,
Асарлухи это увидел,
Своего отца Эа в Абзу спрашивает:
«Отец мой! Жрец–экзорцист в пролитую воду омовения ступил,
Свои ноги в нечистую воду погрузил,
В воду немытых рук посмотрел,
Женщину с нечистыми руками обнял/
На девушку с нечистыми руками позарился.
Ведьмы рукой коснулся,
Человека с нечистыми руками обнял,
На кого–то с немытыми руками посмотрел,
Кого–то нечистого телом коснулся,
Рука его нечистого телом коснулась,
Что ты делаешь, покажи мне!»
Эа сыну своему Мардуху отвечает:
«Сын мой! Чего ты не знаешь? Чем тебе помочь?
Мардук! Чего ты не знаешь? Чем тебе помочь?
То, что я знаю, знаешь и ты!
Ступай, сын мой Мардук!
Возьми пористый сосуд, вынутый из большой печи,
Из устья двух рек воды зачерпни!
Тамариск, мыльный корень, сухушшу,тростник плетения,
Превосходную щелочь карнану,уста богов отверзающую,
[…] манну, таскаринну,ароматы сосны, тербентина,белого можжевельника,
[…] древесное масло, первосортное масло, аромат Нинурты, белый мед,
В Страну привезенные,
[…] жир священных коров, в священном загоне выращенных.
Что на светлом ложе созданы,
Червонное золото, топаз, белый свинец, серпентин, карнеол, сердолик, лазурит
В (сосуд для) освящения воды брось!
Освященную воду Эреду изготовь!
Обряд Абзу соверши!
Заклинание свое благое произнеси,
Воды эти ритуально чистыми сделай»
Уста светлые заклятием освяти!
Два черпака бандуддуи anyвозьми,
Воду эту в (сосуд) эгуббувылей!
Святая вода освящает дом богов,
Святая вода очищает дом богов,
Святая вода заставляет сиять дом богов!
Святая вода – омовение уст богов!
Святую воду – чтобы город освятить,—
Святую воду – чтобы город очистить, —
Святую воду – чтобы город сиял —
Возьми и город окропи! Площадь города окропи! Улицу и переулок окропи!
 

Две строки разбиты. Формула трисескрации повторяется еще два раза,

 
[Злой язык пусть в сто] роне ст [оит]!»
 

(7, 210–223)

Статуя Асарлухи, проходя по улицам города, замечает, что один из жрецов ступил в грязную воду, а также коснулся оскверненных людей рукой и телом. Произошло нарушение святости, которая должна отличать божественную процессию, и Асарлухи обращается за помощью к своему отцу Энки. Как и положено в данном случае, он получает рецепт – но не рецепт собственного исцеления от скверны и не рецепт восстановления собственной святости. Энки советует Асарлухи очистить от скверны весь город! Сделать это можно только путем разбрызгивания освященной коды. Саму воду нужно брать в устье двух рек, т. е. там, где живет бессмертный праведник Утнапиштим, спасшийся от потопа, и растет священное дерево кишкану.Достав воду, в нее погружают множество целебных растений и минералов, а также масло и коровий жир. Затем двумя черпаками наливают освященную воду в специально предназначенный для нее сосуд и уже из этого сосуда начинают методично распрыскивать воду по всем улицам, которых касалась стопа бога. Завершается этот замечательный текст – то ли ритуальный, то ли заговорный —формулой изгнания демонов. Город, застигнутый скверной, одновременно освящается и исцеляется, как больной человек.

Напрасно кто–нибудь стал бы пытаться установить датировку целительно–освятительных ритуалов. Нет никакого сомнения в том, что они берут начало в обрядах глубокой дописьменной архаики и существуют как сгусток общинного опыта, будь то опыт омовения в воде или лечения различных заболеваний. Ритуалы такого типа основаны на фундаментальном представлении древнего человека о характере порчи: грязь есть порча внешняя, а недуг – порча внутренняя [80]80
  В аккадском языке глаголы «6ыть больным» ( мрц) и «быть грязным» ( мрш) различаются только последним корневым согласным. В шумерском же языке и грязь, и болезнь обозначались одним словом гиг – «чернота, зло, нездоровье».


[Закрыть]. И то и другое должно быть преодолено. Очищая тело от грязи, человек приобщается к чистоте всего мироздания. Очищая его от внутренней порчи, человек возвращается к активной социальной жизни. Любая порча, наносимая человеку, при этом воспринимается как урон, наносимый всему мирозданию в целом, А оскверненный или заболевший человек рассматривается как временно выбывший из мирового порядка и нанесший ему урон своим бездействием. Впоследствии очищение от грязи превратилось в символическое освящение объекта, а магическое исцеление стало сочетаться с элементами практической медицины. Однако рассмотреть все этапы этого перехода со времен глубокой архаики до поздней древности на материале клинописных текстов мы не можем. Этому мешает малочисленность и плохая сохранность ритуально–заговорных текстов старошумерского времени. Так что представленные нами выводы сделаны больше на сравнительно–этнографическом материале, нежели на базе сравнения клинописных ритуалов различных периодов.

Заключение

В заключение мы возьмем на себя труд и одновременно позволим себе непростительную дерзость сделать общие выводы относительно природы ритуала в Древней Месопотамии. Пока не опубликован весь корпус ритуальных текстов на шумерском и аккадском языках, выводы эти будут выглядеть мифотворчеством историка. При отсутствии опоры на археологический и иконографический материал они просто могут повиснуть в воздухе. Тем не менее сделать их совершенно необходимо, иначе непонятно, зачем вообще написана эта книга.

Описание и содержательный анализ клинописных текстов, имеющих отношение к ритуалу, показали следующие характерные черты специфически месопотамского ритуала.

1. Это цивилизованный ритуал,то есть такой, где отсутствуют человеческие жертвоприношения (у вавилонян они заменены принесением в жертву согрешившего бога), каннибализм, сведены к минимуму культы женских божеств (в особенности богинь–матерей) и покровителей скотоводства, отсутствуют культы божеств охоты и собирательства, не упоминаются ненормативные сексуальные акты (подобные самооплодотворению божества в египетском мифе и ритуале). Цивилизованность дошедшего до нас месопотамского ритуала объясняется тем, что он зафиксирован в городе и призван упорядочить жизнь земледельческой патриархальной общины.

2. Это такой ритуал, где сознательное начало подавляет образы и желания из сферы подсознательного.На первом плане конфликта – борьба юного героя с братьями или с очень старыми предками (Нинурта и Асаг, Мардук и Тиамат) и «укрощение строптивой» (борьба царя и богини, Думузи и Инанны я священном браке, где богиня постоянна, а царь – величина переменная). Борьба сына с отцом не выражена. Линия братства и двойничества практически отсутствует (из шумерских примеров только Лугальгирра и Месламтаэа (аккад. Син и Нергал), из вавилонских – только Гильгамеш и Энкиду, да к то символическое братство). Сексуальная сфера подчинена задаче размножения, женское начало вне этой функции удерживается от непроизводительной страсти (точно также ограничено и героическое страстное начало воинской деятельности). Слабо выражен мотив препятствий и испытующих сил в ритуале юношеской инициации. Противники мирового порядка описаны как одержимые гордыней дикари, но не как уроды или нечто подобное. Единственный претендент на роль чудовища – Хувава/Хумбаба – чиновник на службе богов. Как монстры и уроды изображаются только некоторые демоны (в особенности Ламашту и Пазузу). Сны строго функциональны и допускаются только с целью предсказания судьбы, служа экраном, через который вещают боги. Нет интереса к рассмотрению жизни человека в загробном мире, царство мертвых понимается скорее в контексте материального производства (обмен дарами между миром живых и мертвых), нежели в контексте психологической зависимости одного мира от другого и интеллектуальной коммуникации миров (как, например, в Египте).

3. Это ритуал, возникший в мире богов в силу естественной причинности и соблюдаемый миром людей в силу необходимости подчиняться воле богов.Своим происхождением месопотамский ритуал обязан не личности какого–либо божества, царя или героя, а совокупности постоянных и неизменных явлений внешнего мира. В свою очередь, за этими явлениями угадываются неведомые в своих именах и свойствах силы из мира нематериальных сущностей.

4. Месопотамский ритуал, сведения о котором дошли до нас из письменных источников, может подразделяться только на две разновидности – царско–храмовый ритуал и целительно–освятительный ритуал,причем внутри царского ритуала зачастую можно встретить и элементы целительно–освятительного. Последний явно древнее царского ритуала и ведет свое происхождение из ритуалов общины. Ритуалы общины, которые до нас не дошли в силу особенностей информационной фильтрации в древнем мире, были, вероятно, гораздо разнообразнее и должны были включать весь комплекс возрастных обрядов перехода (а также погребальные обряды, следы которых сохранены шумерской школой). При атом образцами для них в позднее время уже служили царские ритуалы.

5. Главным действующим лицом почти всех зафиксированных месопотамских ритуалов был правитель( градоначальник или военный вождь, впоследствии царь). Однако в большинстве известных случаев он занимал подчиненное положение и разыгрывал роль слабого существа, которое вследствие неукоснительного соблюдения ритуала достигает недоступной обычному человеку силы. В обряде интронизации бог–покровитель царя одолевает противника с помощью МЕ, полученных от своего отца или более старшего бога. В обряде священного брака одержать брачную победу над невестой царю помогает непрерывное участие всех старших богов, а также общинных старейшин. Однако, как бы ни был слаб месопотамский правитель, до второй половины I тыс. ни в одном ритуале он не является фигурой жертвенной, способной вытерпеть временное унижение во имя торжества мирового порядка. Помимо ритуала интронизации правитель должен принимать участие во всех ритуалах, освященных авторитетом храма,– как то, в ритуале омовения, освящения культовой статуи, кормления богов, сева, пахоты и т.д. Чтобы царь не забывал о своих обязанностях культового характера, для него составлялись «деловые» календари с кратким расписанием на каждый день и месяц.

6. Целительно–освятителъные ритуалы образу ют комплекс слов и действий, имеющих различную цель. Целительные ритуалы, призванные изгнать злых духов, направлены на исцеление больного (прежде всего больного правителя), т. е. на восстановление утраченного здоровья и жизненных сил, на возвращение того, что уже было раньше. Целью освятительных (или консекративных) ритуалов было сообщение объекту силы гораздо большей, чем он имел прежде, и совершенно особых свойств, которыми он ранее не обладал (священный блеск, соответствие частям мироздания и перводрева, избыточная жизненная энергия). При этом ритуалы обоих типов могут пользоваться общими формулами (которые, однако, будут употребляться в различном порядке),

7. В месопотамском ритуале большой частотностью обладает ритема водного очищения, что говорит об особой роли культа воды в месопотамской культуре в целом. Образ воды здесь разнопланов и амбивалентен: вода колодца понимается как источник мудрости и первоначальной чистоты, вода реки – как сила плодородия и изобилия, дождевая вода – как сила разрушения и уничтожения (потоп). Столь же характерна ритема сражения за превосходство (хорошо выражена в глиптическом мотиве «фриз сражающихся») и ритема брака как сражения партнеров. Из жертвоприношений лидируют животные жертвы (ягнята и овцы, быки, козы), пищевые продукты (в особенности злаковые и финики), затем идут ювелирные украшения, музыкальные инструменты, гораздо реже – колесницы и оружие,

8. Месопотамский ритуал имеет глубокие корни в символическом поведении животных. Можно сказать, что, несмотря на свою цивилизованность, он весьма этологичен. Его ядро – битва претендентов за власть в стаде и за самку. Собственно человеческий, духовно–коммуникативный план (ролевые игры, погребальный культ) выражен крайне слабо (в основном через строительные ритуалы и объезд/обегание подвластной территории), В этом отличие месопотамского ритуала от египетского, выстроившего более сложные символические системы исходя из потребности постоянного общения с мертвыми.

Таков нарисованный нами статический образ месопотамского ритуала. Не менее интересны и выявленные по ходу описания изменения в интерпретации ритуала, которые можно обнаружить в самих источниках. Рассуждая строго исторически, необходимо сказать, что динамика ритуала в Древней Месопотамии совпадает с общей динамикой исторического процесса, выявленной в трудах И. М. Дьяконова [81]81
  Дьяконов И, М, Пути истории: от древнейшего человека до наших дней, М., 1994.


[Закрыть], В частноста, для царских ритуалов фазы ранней древности (здесь это Шумер и начало Старовавилонского периода, до эпохи Хаммурапи) характерны такие черты, как ориентация правителя на установки общины (священный брак, путешествие к старшим богам за благодатью, жертвование трофеев отцу), его несамостоятельность как деятельного индивидуума. Вместе с тем правитель в это время отличается исключительным физическим совершенством и избыточной жизненной энергией. К концу этого периода о нем будут говорить даже в плане интеллектуального совершенства (например, в гимнах Шульги и исинских царей). Характерна для правителя этого времени и праведность, и даже святость. Как уже сказано ранее, правитель этой эпохи способен пожертвовать чем и кем угодно, но не собой. Редкие образцы целительно–освятительных ритуалов ранней древности показывают, что основным объектом медицинской магии были злые духи как естественного происхождения, так и возникшие из голодных предков. Их–то главным образом и заклинали. Ритуалы против колдунов также существовали, но, по–видимому, не имели широкого хождения. Эталонами для освящения были реки, тростники и считавшиеся священными деревья.

Месопотамский ритуал фазы имперской древности имеет совершенно иные особенности. Если говорить о царском ритуале, то правитель здесь менее всего зависит от женщины и общинного уклада жизни (при том, что так до конца и не может освободиться от довлеющего ему городского сообщества). Вместе с тем значительно увеличивается дистанция между ним и богами, что умаляет роль правителя как жреца. Царь больше не свят, а его героизм обусловлен не столько помощью богов, сколько его собственным волевым усилием и способностями полководца. В раннем вавилонском ритуале царит единоначалие правителя, отбирающего в свою пользу функции и обязанности всех других чиновников, а затем раздающего их от своего имени. В ассирийском ритуале происходит посрамление вавилонского бога–деспота и даже суд над ним в пользу столь же деспотичного местного бога, В позднем вавилонском ритуале правитель уже жертвует собой (как и его бог), позволяя временное унижение и даже насилие над своей царственной сущностью, декларируя свою невиновность в несчастьях, терзающих его город и страну. Аналогичный процесс происходит в ритуале–эпосе о Гильгамеше, где герой, начавший с юношеского бунта против сил мирового порядка, заканчивает жизнь смирением перед ним и упованием на свои добрые деяния. Правитель этой эпохи – интеллектуал, писец, астролог и гадатель; сокровенная сущность эпохи – Таблица судеб, на которой записаны все судьбы мира. Письменность и книжность выходят на первый план, рассуждение о последствиях любого действия приводят к выводу о бессмысленности этого действия и в конечном итоге – к утверждению о недостижимости блага к бесцельности бытия. Целительная магия имперской древности направлена уже не столько на зловредных предков и духов, сколько на колдунов и колдуний, т. е. на конкретных людей, от которых, по мнению авторов заклинаний, может исходить конкретное материальное зло (порча здоровья и имущества, поджог дома и т.д.). Виновными становятся не боги, не духи, а обычные люди. В это же время усиливается представление о роли звезд в определении и изменении человеческих судеб и составляются заклинания–молитвы, обращенные к плате гам и созвездиям. К концу эпохи появляется представление об индивидуальной вине человека за свои проступки, что немедленно сказывается в появлении ритуалов и заклинаний молитвенного типа, где жрец просит бога или богиню человека снять с человека наказания за все грехи или нарушенные табу. Освятительная магия как будто бы изменений не претерпевает.

После ритуала в Китае были Лао–цзы и Конфуций, в Персии – Заратуштра, в Индии – Будда, в Палестине – Исайя и Христос, в Греции – Фалес и Сократ, Размышление и письмо оттеснили упорядоченное действие на периферию культуры. Вавилон не дал своего пророка, хотя и испытывал муки религиозных родов. Ассирия всегда верила гадателям и колдунам и никогда не поднималась на высоту религиозно–этической рефлексии, В 539 г. Древняя Месопотамия была захвачена персами и с той поры уже себе не принадлежала. Ни религия спасения, ни философия Здесь так и не состоялись. Почему? Потому ли, что земледелец не любит фантазировать и играть (ведь все его действия расписаны по моментам года и не позволяют произвольного перемещения)? Потому ли, что не было возможности отойти и посмотреть на себя со стороны (не было странников, бездельников, а была, напротив, жесткая социальная организация)? Потому ли, что тяжким грузом давило архаичное шумерское наследие – подарок серьезных и очень простых людей? Причин может быть множество, и мы еще слишком мало работали над пониманием феномена месопотамской культуры, чтобы верно ответить на этот вопрос. Но факт остается фактом: с уходом ритуала на месте религии, философии и театра в шумеро–аккадском мире образуется пустота, бездонная воронка небытия. Месопотамия, как жертвенный бык, дарит себя персидской, еврейской и античной традиции, чтобы через тысячу лет воскреснуть в первых проблесках мусульманской философии калама.