Текст книги "Рацухизация"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Часть 52. «Мы пойдём с мозгОм по полю вдвоём…»

Глава 281

Всё лето было то – жарко, то – мокро. Всякое растение прёт как в джунглях. Урожай всего против прошлогоднего – в два-три раза. Конечно, у меня и вотчина растёт: взрослые – приходят и женятся, вырастают и отделяются. Детишки… настругают со временем и этих. Дело нехитрое, народу понятное, вращающихся механизмов не содержит…

«Урожай вдвое» – по старопахотным землям. Но у меня половина земли – новины. Там урожай ещё втрое выше. Новосёлы аж захлёбываются:

– А Ванька-то наш…! Такую землицу даёт…! Чисто золото…! – Дык… знамо дело – колдун… – Какое – «колдун»?! Ему ж сама Богородица щастит! У его ж – икона чудотворная! Стукнет в пол лобешником три раза – Угра наша молоком потечёт!… Не, не надо молоком – я рыбки хочу… Тю! Ты видал какие у Ваньки в пруду сазаны ходят?! Во такие! Кабаны, одно слово. А всё – от божьей благодати. От Царицы Небесной…

«Кабаны» от Богородицы?! Хотя и правда: рыбины за лето вымахали…

Я бы карпов разводить начал. Но – уже/пока нету.

Древние римляне одомашнили дунайского сазана до состояния «рыбы-свиньи» – карпа. Ещё в 5 веке министр Теодриха Великого требовал, чтобы к столу короля подавали свежих карпов. Но потом… Во Франции – с 15 века, в Англии – с 16. На Руси Пётр Великий пытался – не получилось. Ждать пока китайских-японских завезут… золотых, зеркальных, королевских…

Сделал рационально, по уму. В смысле: сам почти ничего специально не делал – само сложилось. Когда строил свою Новую Пердуновку – выкопался пруд вблизи реки, грунт на подсыпку брали. Весной в половодье его залило, осталось вычистить, благоустроить. Потом, когда на реке рыбу ловили – сазанов туда. И кучу съестного – туда же. Сазан с человеческого стола ест всё – вплоть до вишни. А пищевых отходов в большом хозяйстве – хватает. И на сазанов, и на настоящих свиней – сухопутных.

Свинарник у меня в усадьбе… радует глаз и волнует нос. Почему никто из попаданцев не рассказывает о волне восторга и умиления в душе прогрессиста при виде свиноматки с поросятками, выходящей из хлева и падающей посреди двора в лужу?! Может, у них свиноматок высокопродуктивных нет? Так фильтровать надо!

Когда мы прошлой зимой всю округу раздели до нитки – нам, среди прочего, кучу свиней притащили. Тощих, голодных, больных… Ну, совсем как люди! Мы их подкормили, подлечили… И – съели. Но не всех.

В очереди на жаркое обнаружилась очень перспективная хрюшка. С аналогичным хряком. Теперь – плодятся и размножаются. А как она похрюкивает, когда ей грязный бок почёсываешь! А поросятки верещат и пытаются поддать рыльцем под колено и завалить тебя в ту же лужу! Здоровые выросли, хитрые… Наверное – вкусными будут. Зимой проверим.

 
   «Кушайте, ешьте и пейте!
   Ешьте, еще замешу!
   И поскорее толстейте
   Очень об этом прошу!».
 

– Агафья! Свиноматку – вижу, а свинарка где? Почему не замешивает? Чего она на овчарне делает? Чего-чего?! С бараном?! А ну, давай обоих сюда!… Ты, блин, баран!… Я вижу, что пастух! Но голову девушке морочишь – как баран. Жениться надумал? – Женись!… Да. Вот так сразу… Тоже, мне, развели тут «хай живе товарищ Сталин и моё порося!»… Да ладно, на свадьбу пригласить не забудьте. И свиньям сейчас дай… Мда, Гапа, придётся новую свинарку искать. Разбегается народ. Дружится, женится и разбегается.

 
   «И в какой стороне я ни буду,
   По какой ни пройду я траве,
   Друга я никогда не забуду,
   Если с ним подружился… в дерьме».
 

Именно так: скотный двор – очень доброе место. Удобренное. Дерьмо… виноват – органические удобрения – так и валятся. Вывозить не успеваем. А персонал – разбегается сам. Усадьба работает как… как курсы автолюбителей: набрали группу, рассказали, обучили, проверили… фр-р-р – «следующий придурок».

Женятся, замуж выходят, отселяются на свои подворья, заводят свои хозяйства. И это – правильно. Но – жалко. Учишь-учишь… а потом раз – «совет вам да любовь…». Ещё и подарки с меня. Надо будет пару поросят ей подарить. Мальчика и девочку. Девка, вроде, не дура – вырастит и приплод получит.

Пора книгу заводить: «Племенная книга пердуновских свиней». Какая может быть свинья без родословной?! Настоящих свиней в «Святой Руси» нет. И ещё лет семьсот с гаком – не будет. Начало в свиноводстве будет положено «Декретом о племенном животноводстве», подписанным В. И. Лениным в 1918 г. Правы, ой правы дерьмократы с либерастами: свинство на Руси – от коммуняк.

Со свиньями в Средневековье – постоянные проблемы. В Европе свиней сажают в тюрьмы, судят муниципальными судами и казнят через повешенье. За детоубийство. Бродят они – где ни попадя, жрут – что ни попало. Включая маленьких детей, оставленных без присмотра. И при этом так накачиваются разными болезнями и паразитами, что становятся просто опасными.

«Накачиваются» – не от съеденных младенцев, а от повсеместно поедаемого мусора. «Опасными» не в смысле драки, хотя голодные свиньи стаей… Но и в форме приготовленной отбивной. Для полного обеззараживания нужно варить свинину 4–6 часов. Чего никто, конечно, не делает. Съел кусочек мясного рулетика – сыграл в «русскую рулетку» – сдохнешь/не сдохнешь, 50 на 50. Подумаешь-подумаешь… Жизни-то жалко. И пойдёшь искать обрезание. Хоть – в муллском варианте, хоть – в раввинском.

Тут у меня… Эврика! В смысле – рацуха: новое средство придумалось. Не от перхоти, а для укрепления христианства. Совершенно простое, но совершенно против всей «святорусскости».

Называется – «свинья в домике».

«Трёх поросят» помните? Чем они там занимались? – Правильно! Свинячили. А ещё строили себе свинарники.

В этом порождении английского фолька, в зашифрованном англо-саксо-масонами виде, изложена секретная инструкция по правильному содержанию свиней в народном хозяйстве.

Что масоны свои правила и тайны выражают в стихотворной форме – я уже писал. Про устойчивые волны-солитоны в информационно-социальном пространстве – рассказывал. Детские стихи – из таких волн. Детишки вырастут – поймут сакральный смысл.

Главное правило из «Трёх поросят»: «Дом поросенка должен быть крепостью!».

Следуя этой детско-масонской мудрости, я решаю кучу проблем сразу: с детоубийством, с эпидемиологической опасностью, с отходами кухни…

И с постоянным недостатком удобрений для «святорусская наша земля». Потому как земля у нас, конечно, святая, но без дерьма не рожает. Больше скажу: хотите процветания Родины – какайте дома.

Специально для прогрессистов-просриотов: Просриайтейсь тщательнее! В смысле: больше, чаще и жидчее.

Я бы сразу спрашивал:

– Хочешь процветания Родины? Любишь матушку Рассею? – Вот тебе пачка пургена и не в чём себе не отказывай. В смысле: нигде. Потому как без нас, без нашего личного и повсеместного участия, у Отчизны не хватит сил. Для удобрений на приличный урожай. А без этого, без густого азотно-фосфорно-калийного… фонтана по всем полям, лугам и перелескам… нашей необъятной и беспредельной… без продовольственной безопасности, и постоянной готовности… сами понимаете: ни – балета, ни – космоса…

Россия – страна фонтанов. Петергофских, Таймырских… Но и всем остальным… – тоже надо стараться. «Помогая Родине – помогаешь себе!».

Мало! Мало у нас настоящих дерьмопроизводителей! Измельчал народ, похудел. А страна-то… у-у-у какая! Пока её всю нашим… продуктом завалишь – глядь, а с краю-то уже и выветрилось! Надо снова заходить.

По моим оценкам, стая в пять-шесть патриотических голов, конечно, в комплекте с такими же задницами, при условии здорового пищеварения – вполне заменяет одну мадьярскую корову. Есть там такая порода, специальная навозовыделятельная.

Как известно, свиной навоз является очень кислым. Нет, я на вкус не пробовал, но кальций надо добавлять. По-простому – известь. И опилки – их у меня много. И конский навоз – тоже имеем в изобилии. Гридни ж мои ежедневно… Виноват – их лошади. Хотя и они сами – тоже ежедневно… Замешиваем – и в яму. Пущай само доходит. Но, конечно, надо помешивать.

«Наряд на компост вне очереди» – у меня постоянно. Сами понимаете: запашок-с… а резиновых сапог тут нет – тут все босиком… «Мыла Марусенька белые ноги»… – очень актуально.

Ничего: год преет – три года кормит. Потому как – азота в нём много! У меня в вотчине есть несколько выпаханных полей. На следующую осень запахаем компост перед снегом и посмотрим.

Нет, вы мне покажите попаданца, который бы интенсивно компостировал! Не мозги туземцам – это-то мы все… А именно – в яму. Который бы добросовестно, я бы сказал – с душой и от души – контролировал сливание, вываливание и утаптывание. А особенно – помешивание. Нету таких. Потому как ты туда – с душой, а оно обратно – с душком. Попандопулы носы воротят. А зря.

Возвратить плодородие выпаханным полям – дать возможность русской крестьянской общине жить оседло. А не как сейчас: строя дом для молодой семьи, русский мужик знает, что на кладбище его понесут уже из другого дома в другом-третьем месте. И дети его на его могилку не придут – уйдут дальше новые места распахивать. «Кочующие землепашцы», нация без родины.

Есть надежда изменить к лучшему весь уклад жизни русского народа.

Факеншит! «Изменить всю жизнь» – просто корректно используя скотское дерьмо!

Построй поросёнку «дом-крепость», глядишь – и простым русским людям виллы построятся.

Перспектива! Хожу и пою:

 
   «Я, конечно, всех умней,
   Всех умней, всех умней!
   Дом я строю из камней,
   Из камней, из камней!
   Никакой на свете зверь,
   Хитрый зверь, страшный зверь,
   Не откроет эту дверь,
   Эту дверь, эту дверь!».
 

Как вы уже понимаете, второй, после меня, в свинарнике на «Святой Руси» «страшный зверь» – это свинья. Вот и нужно, чтобы она не открыла «эту дверь». Чётко по инструкции.

Во всём мире крепости проходят одну и ту же эволюцию – изначально защищавшие находящееся внутри от нападающего снаружи, они, со временем, превращаются в тюрьмы. Защищая находящихся снаружи от заключённых внутри. «Посадить в крепость» – давний русский судебный приговор.

«Дом поросенка должен быть крепостью!» – глубокая животноводческая мудрость. И поросёнок должен в этой крепости сидеть! Не долго, но пожизненно. Без амнистий, побегов и условно-досрочных.

Короче: стойловое содержание. У меня предполагается полный цикл – каждой группе отдельное помещение. Холостых свиноматок содержим в цехе осеменения в индивидуальных станках. Там они общаются с хряком и ждут своей очереди на осеменение. В остальных помещениях – аналогично. Индивидуальные станки с одной дверцей. Полы у меня везде щелевые, дощатые, просмоленные, с глубокой соломенной подстилкой. Уборка навоза – самосплавом. Хотя, конечно, и ручками приходится.

Суть: свинья должна жрать, лежать и рожать. Или – докармливаться. А не шляться по округе в поисках пропитания.

Ключевое слово – пропитание. Даёшь пропитание – получаешь привешивание. Сюда, во входное отверстие – отруби, жмых, мякина, зелень, ботва, соль, кипяток, оттуда – удобрения, мясо, сало, щетина, кожа… и куча других полезных вещей. У меня не используется только один продукт – запах. Не придумал пока.

Свиноферма, в значительной мере, держится на мельнице с молотилкой. На отходах моей мукомольной промышленности.

В этом году по хлебу мы, явно, закрываем свои потребности. Овса только надо прикупить – коней у меня много стало. Без проблем: урожай по всей округе отличный, цены упали так же, как вырос сбор против среднего уровня – вдвое.

Это такие постоянные «Сцилла и Харибда» русского крестьянства: если неурожай – нечего есть, если урожай – некому продать.

Некому – кроме меня. Потому что я – покупаю. Понятно – не у всех, понятно – дёшево. Но я – покупаю. Потому что у меня есть мельница. И я могу спокойно и быстро смолоть существенные объёмы в муку. А не – «по две горсти на ужин». А мука хранится куда лучше зерна.

«Зерно горит» – слышали? Русское народное объявление.

И ещё у меня есть шасталка. Которая удаляет те самые остья. И мука не… как же это правильно называется? Не прогаркивается?

Построить нормальный элеватор мне пока не из чего. Но у меня есть гончары, которые выучились строить пифосы. Это такая здоровенная древнегреческая глиняная бочка с ручками. Ёмкость мы подобрали под обычную русскую бочку – 40 вёдер, 480 литров. В отличие от древних греков, мои пифосы – с открывающейся дыркой в днище. Мы не вкопали их в землю, а поставили на стеллаж в усадебном амбаре. В таком… трёхэтажном. Сверху засыпаем муку, снизу – забираем.

А ещё у меня есть князь-волк. Что очень способствует сохранению собранного урожая.

Какая связь? – Так прямая же!

Как только начали возить снопы на молотилку – туда сразу пришли мыши. Толпами. Со всей округи. Обнаглели чрезвычайно. Носятся среди бела дня рядами и колоннами. Прямо-таки – постоянно действующий майдан незалежности. В смысле: тащат по норкам зерно – чтобы не залеживалось.

 
   «Турецкий мышoнок —
   Веселый бедняк —
   Нашел возле дома
   Турецкий пятак
   Мышoнок находку
   В платок завернул,
   И с ней побежал
   По дороге в Стамбул».
 

Наши – аналогично. Только до Стамбула не добегают.

Не хочу никого упрекать, но каждый раз, видя попаданку, хочу спросить: а как вам мышки? Не визжите? Очень важно сохранять тишину и благопристойность при обнаружении мышек в постели или на столе. Потому что туземцы от женского визга вздрагивают, могут спросонок и по уху приложить.

В здешних деревянных «поземных» строениях – мыши везде. Ничего съестного на земляном полу положено быть не может – съедят и испортят. Мешок зерна – только подвешивать к потолку. Кстати, повторять тот же приём под открытым небом на дворе не советую – белки сделают аналогичное разорение. Приходят грызуны очень быстро: в обычной здешней избе-полуземлянке мыши появляются на 3–5 день после появления хомнутых сапиенсов. Прорывают повсеместно свои ходы и непрерывно туда-сюда шмыгают. Даже зимой.

Когда матушка меня в детстве по рукам хлопала да приговаривала:

– Ешь за столом! Не тащи печенюшки в комнаты! Не кроши на пол! Не разводи мышей!

она была права. Позже, уже в казарменных условиях, полезность запрета на хранение съестного в тумбочке – была наглядно продемонстрирована кучкой мышиного помёта в разгрызенной пачке любимого овсяного печенья.

У меня в усадьбе, из-за дощатых полов, мышкам не очень-то вольготно. Ну и разные отпугивания применяем: запах чеснока, полыни, колючки репейника высыпаем по основным путям перемещения. Мне две вещи особенно помогли: спиртовая настойка мяты – для отпугивания. Прежде-то спирта здесь не было – мышки не привыкли, шарахаются сразу. Но надо регулярно обновлять – выдыхается. И смесь муки с негашёной известью – для уничтожения. Они её кушают и негашёную известь своим желудочным соком гасят. Очень эффективно. Правда, потом забираются в самые недоступные места и оттуда воняют своей дохлятиной.

Не могу вспомнить ни одного попаданца, который бы мышеловки прогрессировал. Вроде бы – товар массового спроса, ежедневно в каждой избушке. У меня не сразу получилось: здесь нет спиральных пружин. И нет дешёвой стали для их изготовления. «Святорусские пружины» – длинненькие плоские пластины, используются, например, в замках.

Но парочку мышеловок мы с Прокуем сделали. Такая миленькая рацуха в части забоя вредителей. Я хвастался, селянам показывал, купцам проезжим втюхивал…

Не берут. Конечно, цена… Второй аспект – безопасность.

«Скажи человеку – на небе 2539 звёзд. И он – поверит. Скажи – скамейка окрашена. Он обязательно проверит и испачкается».

Истинность сформулированной мудрости не меняется от номера столетия. Только надо добавить: «… испачкается и обидится».

Каждый покупатель не верит, что рамка перешибет мышке хребет. Суёт палец и получает… Потом долго на него дует, облизывает и выдаёт:

– Не, благодарствуем, не… У меня по дому окромя мышей и другие лазают. Вот, дитё, к примеру, ползёт и… А оно его – хлоп. А ручоночка-то и отсохнет. Кошка по двору ходит… птица всякая… Опять же – баба. Не, она, конечно, дура… но – босиком. А её, стал быть, по пальцу… Оно, конечно – сама виновата… Но – корова не доена, каша не варена… Не.

Очевидно нужный, полезный, прогрессивный товар. Который не пользуется спросом у туземцев. Им проще муку с мышиным помётом кушать, со всеми вредителями и возбудителями, чем научить жену не попадать пальцем ноги в мышеловку.

Ну и фиг с ними – рацухерим собственные проблемы.

Молотилка и мельница – большое неограждённое пространство. И мышей там собралось… ну очень много!

Пара мышеловок – картинку не изменяет. Пробовали кошек пускать – эффекта нет.

В усадьбе у меня кот почти каждое утро 2–3 задавленные мышки приносит на порог поварни и хвастает. Домна ему блюдечко молока в награду наливает. Но здесь… Размерность задачи…

Традиционно мышкование – занятие кошек и лисиц. Однако и северные лайки, и полярные волки этим тоже занимаются. И тогда я попросил князь-волка…

Ну что тут непонятного?! Да, редкий вымирающий вид, да, его глазами… чего-то странное смотрит, да, наследственная способность к нуль-транспортировке… Я ж ничего такого экстремального от него не требую! Так, чисто рационализаторское предложение: а не изволит ли князь-волк мышатинки попробовать?

Курт – изволил. Пришёл, обошёл молотилку по кругу, нашёл себе местечко со стороны соломотряса, лёг и закрыл глаза. А нос закрыл лапой. Как белый медведь, когда он на нерпу охотится. Зачем? Я и спросить не успел – оп-па! Даже не вставая с места – только головой мотнул. И снова зажмурился. Лентяй! Но когда у меня пальцы на руках и ногах загибать кончились… В принципе, полевая мышь довольно мелкое существо – грамм 50–70. Но он же уже чётко на второй килограмм пошёл!

Совершенно другая манера, чем у лис или кошек. Лисы высоко подпрыгивают, зарываются носом глубоко в снег или в траву, кошки бьют лапами, когтями. А этот просто лежит. Изредка делает широкий мах головой. С широко раскрытой пастью.

Потом Курт сходил к реке, напился. И извалялся весь в грязи. Я уж хотел его поругать, но сообразил – он запах отбивает. Перелёг на пару шагов в сторону. И опять штук двадцать. Он их приманивает?! У мышей звуковой диапазон шире человеческого. Может, он как тот Крысолов?

Ночью он сам напросился на охоту. Дома ничего не ест. Только пьёт и спит. И так – ещё два дня и три ночи. И – как пошептал кто. Ушли мышки. Животное-то социальное, когда две-три сотни съели – и до остальных дошло. Надо будет его по усадьбе пустить. А то у меня на конюшне постоянно шорох какой-то подозрительный.

Урожайный год, собственная молотилка и большие площади новой пахоты дали ещё один результат.

Здешние крестьяне предпочитают использовать для своих нужд ржаную солому. А по новинам традиционно сеют пшеницу. Вся солома после молотьбы остаётся у меня. Ржаную солому они потихоньку разбирают, а пшеничная – лежит. Много, девать некуда. Не печи же ею топить!

И тогда… Обращаю внимание на смягчающие обстоятельства: не по собственному желанию, не корысти ради, а исключительно из любви к чистоте, порядку, рациональности и оптимальности. Проще: чтобы не пропадало.

Запустил бумагоделательное производство.

Ме-е-едленно.

Я. Делаю. Бумагу.

Современники меня не поймут. Они на бумаге живут. Едят, спят, ума-разума набираются… даже в сортир с ней ходят.

А тут… Ни в Европах, ни на Руси своей бумаги не делают – не умеют. Ближайшие ЦБК – в Самарканде и в Кордове.

И тут я! Во всём белом! И шуршащем…

Не сразу, конечно. До этого ж ещё дорасти надо!

«Расти» пришлось долго и издалека. Начнём по порядку. Как здесь говорят: «от печки».

В печке горят дрова и выделяют тепло. Кроме тепла, выделяется побочный продукт – зола. Золу сгребают и применяют. С чего, всё, собственно говоря, и началось.

Иду я ещё прошлой зимой по двору и вижу бабёнку из «кусочниц» с ведром. Топает она по дорожке, посыпает золой и рыдает.

– Что приключилось, красавица?

– У-у-у… Дядька Меньшак сказал, что я грязнуля корявая! Велел теперь всякую грязную работу делать. Вот – золы собрать да двор посыпать. У-у-у…

Ну, велел и велел. Отменять приказы своих подчинённых допустимо. Но зачем? – Только в случае крайней необходимости и явной опасности для жизни. Однако вечерком спрашиваю у Меньшака:

– Ты чего золу на подсыпку переводишь? Её ж можно с водой развести и получить щелок.

– Дык… Девать некуда. Печка-то… кажный день…

И это – правда. Стремление к чистоте и рост народонаселения в усадьбе привели к тому, что у меня баня топится каждый день. Постоянно нужно кому-то помыться, что-то постирать, просто – тёплая вода для разных нужд.

Была бы прежняя, «чёрная» печка – не получалось бы. «Чёрную» печь надо остановить, топку вычистить, помещение проветрить… А с трубой – разогрел и только подкидывай. Зола, угольки, мелкий мусор валятся вниз сквозь колосники. Вытянул короб, вывалил на кучу в пристройке, назад поставил – процесс не останавливается.

Золу просеивают, разводят с водой и получают щёлок. Которым моют, моются и стираются.

Нормальное «святорусское» крестьянское хозяйство имеет по золе сильно положительный баланс: используют только часть от получившейся. Я о критических применениях: стирке, мойке… Дорожки и песком можно посыпать.

С появлением трубных печей картинка стала меняться: дров сгорает раза в два-три меньше – крестьяне золу вёдрами каждый день уже не выкидывают, не загрязняют окружающую среду. Недостачи нет, но и сильный избыток кончился.

Другое дело – мои печки. Кирпичные – у Христодула, гончарная – у Горшени, «мазильная»… Баня у меня топится непрерывно, постоянно горячая сдвоенная печка у Домны – прокормить такую ораву…

В отличие от крестьянских хозяйств, моя индустриальная часть вотчины делает золу непрерывно и много. Выход чистой, после просеивания, золы – меньше одного процента от веса дров. Для сравнения: из ржаной соломы – впятеро больше. Но солому и скотина поест. А дровами мы только топим. Каждый день, вне зависимости от погоды, каждая моя печка даёт несколько фунтов недогоревшего мусора. Который выкидывают.

Как говаривал одни нью-йоркский миллионер:

– Хочешь разбогатеть – почаще заглядывай в мусорный бак. Хочешь сохранить состояние – делай это каждый день.

У меня тут не так интересно, как в нью-йоркском мусорном баке. Соотечественника, к примеру, пока не находил. Но – заглядываю.

Прошедшей зимой избыток золы в усадьбе не сильно бросался в глаза: шло много новосёлов, их надо было мыть, всё их – стирать. Щёлок расходился довольно быстро.

К весне «помойная» деятельность начала стихать. «Отопительный сезон» тоже закончился – остановились домовые печи. Конечно, мыться и стираться людям всё равно надо. Но у многих за зиму достаточно золы собралось, летние печи работают. Мой «индустриальный мусор» стал никому не нужен.

К концу лета возле всех моих печей образовались кучи этого продукта. Я, случайно, в одну такую кучу влез, сильно перемазался, послушал насмешки моих «мужей добрых», обиделся… Ну грязно же!

И запустил я производства поташа.

Ме-е-едленно.

В Пердуновке заработал поташный завод.

Снова – современники меня не поймут. Многие и слова-то такого не знают. Поэтому просто поверьте: поташ – рацухизма мирового масштаба!

Тут нужно делать морду шведского посла из «Иван Васильевич меняет профессию» и произносить с восторгом:

– О! Кемска волость! О! Поташ!

О крайней пользе и всемирной ценности этого продукта – я в курсе, поэтому делаем серьёзно. Не морду, конечно, а производство.

Прежде всего – радуемся. Если вас не прёт от рацухерачества – не ввязывайтесь в это дело. Рацухеризация – очень радостное занятие. Веселит дух и горячит кровь. Конечно, когда для этого всё есть.

Например, есть Гончаровка. Где уже стоят избы и амбары, течёт вода, живут люди… Назовём это – «инфраструктура».

Есть место для моей очередной рацухи. Кстати, то самое, где я когда-то перед Прокуем плясал и загадочно пел:

 
   «И ни церковь, ни кабак —
   Ничего не свято!
   Нет, ребята, все не так,
   Все не так, ребята!».
 

Вот и сюда конкретно – «нетак» пришёл. В моём лице. С ошалевшем Фрицем на прицепе:

– Фриц, будем строить здесь.

– Вас?!

– Нет. Строить будем не нас, а… поташное производство.

– О! Поташ!

Всё-таки, на восторженную иноземную морду пришлось посмотреть. Что характерно, предложений типа:

– А может – кабак? Или – церковку какую?

не поступало.

На слово «поташ» нынешние немцы реагируют… как кошки на валерьянку. Сразу пытаются лизнуть и потереться.

Собственно, и само название от немецких слов «потт» – горшок и «аш» – зола.

В 14 веке поташ станет «стратегическим сырьём» – немецкие суконщики будут «кушать» его тысячами бочек. Поташный склад под Бременом станет «особо важным достоянием» Ганзы. Один Гданьск в 15 веке будет продавать 6–7 тысяч бочек поташа и 24–26 тысяч бочек сырой золы. В следующем веке амстердамские мыловары потребуют в год 24 тыс. бочек поташа, красильные предприятия в Утрехте и Гельдерне – 12 тыс. бочек.

Слово – немецкое, а продукт – наш. Столетиями – одна из главных статей российского экспорта. Ещё в 14 веке Новгород будет продавать немцам «меха, воск, жемчуг и золу». Типа: в одну цену. Просто золу! На экспорт, за тысячи вёрст, тысячами бочек… Весь Ганзейский союз слюной аж захлёбывается.

Ганзы ещё нет, но Фриц уже облизывается как кот на сметану. Или – как немец на поташ.

В 16 веке Московская Русь так втянулась в это… всемирное поташнивание, что появились специалисты. «Поливачи» профессионально поливали горевшие поленья «сиропом» от промытой золы до получения кристаллической массы. Занятие требовало особых умения и опыта, крестьянских детей отдавали в ученики к поливачам ещё подростками.

По Мордовии бродили боярские передвижные поташные заводы – майданы, выжигая огромные лесные массивы. Россия довела экспорт товара до 2.5–3 тыс. т. в год, вышла на первое место в мире. Тут Петр Великий сообразил: можно ж и у себя применить. И установил монополию: «Нигде никому отнюдь поташа не делать и никому не продавать под страхом ссылки в вечную каторжную работу».

Знаменитые лесоохранительные законы Петра основаны, в значительной мере, именно на необходимости сохранения сырьевой базы поташного производства. Монополия была подтверждена и указами Екатерины Великой: «Поташ и смольчуг для бережения лесов, кроме позволенного из Малороссии отпуску, в вольную торговлю не отдавать».

До XX века в Европе поташ – важнейший промышленный химический реагент. Только к концу 19 века на смену соединений калия (поташ) пришли соединения натрия (сода). Взамен сырья растительного происхождения пошло минеральное.