Текст книги "Рацухизация"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Глава 280
Энгельгардт – умный мужик. Но – дурак. При всём моём уважении. Он выводит «характер нашего рабочего, который не может работать аккуратно» – из климата. Что неизменяемо и предопределено. Карма, приправленная фатумом с географией. Фигня. Извините.
Те же самые слова про национальный характер: леность, пьянство, неаккуратность, бестолковость… в 14 веке итальянцы писали об англичанах, в 15–16 веках – о немцах. К характеристике немецкого народа ещё добавляли: вздорность и драчливость.
Прошло триста лет и современники Энгельгардта упрекают русских людей, «мысленно сравнивая с немцем, который в наших глазах всегда добросовестен и аккуратен». В Германии климат так сильно изменился?
Неспособность к аккуратному труду – «качество, сложившееся… вследствие климатических условий…»? А что, в мире нет других стран с отвратительным климатом? Да вот же – Финляндия! Сто лет под той же двухголовой птичкой, климат – ещё хуже. И?
Жизнь сводила меня с очень разными людьми. Например, с генералом реестровых украинских казаков. Который, в свободное от генеральства время, руководил дуркой для попаданцев в РФ.
Мда… Последний оборот придётся разбирать по частям. Не по «частям речи», а по «частям сути».
Как это принято в некоторых грамматиках, компьютерных и человеческих – начнём с конца.
РФ – не только Российская Федерация, ещё – Республика Финляндия.
«Попаданец» – человек, который попался. Например, на преступлении.
«Дурка» – психиатрическая лечебница. Если кто-то думает, что сажать попаданцев в дурку называется: «исключительно советская психиатрия» – вы ошибаетесь.
Для особо взволновавшихся об моём здоровье уточняю: мы обсуждали вопросы из моего профессионального поля. А не из сферы специфических интересов казака-психиатра. Но я иногда любопытствовал.
Додавливая первую литровку «Хортицы», осмелился задать вопрос:
– Э… А почему говорят, что финская медицина – лучшая в мире?
Суть ответа, услышанного после очередной, принятой на грудь, полташки, звучала, примерно, так:
– Потому что туземцы – тупые, ленивые, малообразованные, безынициативные люди.
– ??!!
– Да хрена тут понимать! Оборудование, лекарства, методики – во всём мире одинаковые! Бери да делай! Главное – ближе к тексту. К тексту инструкции. Отсебятины – не надо. Наши… умные, образованные, энергичные, инициативные… вовсюда суют свои «пять копеек». Потом патологоанатому приходится объяснять и рассказывать. А туземцы аккуратно исполняют по шагам. Сказано – «шить» – будут шить, сказано – «резать» – будут резать!
Заметим: «делать из дерьма конфетку», превращать недостатки в достоинства и преимущества – не только наше национальное свойство. Вот из «тупости» сделали «аккуратность».
Странно мне: климат у финнов ещё хуже, а работают хорошо, «как немцы». Так, может, дело не в погоде?
«Дело было не в резине —
Раздолбай сидел в кабине».
Три разницы видны сразу: протестантизм вместо православия, хуторянство вместо общины, арендаторы вместо крепостных.
Тут я увидел, кроме трёх перечисленных разниц, что внимательно и безотрывно смотрю в глаза князь-волку. В абсолютно бесстыжие рыжие глаза. Наверное, так выглядят дырки для подглядывания в пещи огненной. «Для подглядывания» – за пламенем адовым. Которое в этих дырках просвечивает и подманивает. «Благими намерениями вымощена дорога в преисподнюю». Замануха на сковородку.
Он уловил, что я вынырнул из «пучины тяжких дум». Странный огонь в глазах, отдающий оттенками пламени тяжёлых углеводородов, смягчился, отступил куда-то вглубь, как-то растаял, перелился в обычный жёлто-зелёный. Волчьи глаза потеряли вселенскую глубину. Князь-волк шумно вздохнул. И облизал меня. Шарахнул мокрым языком по всему лицу.
Ну, спасибо! Теперь придётся вставать, умываться. Заодно и водички попить – сушняк начинается. И забыть всякие… умопостроения.
Ага. Забыть. Я уже говорил: из одних и тех же посылок приходишь к одним и тем же результатам. Лишь бы «ходило» не ломалось. Поэтому: запомнить накрепко и убрать подальше.
Потому что – не по росту, не по сеньке шапка, не по зубам кусок. Не дело ублюдку отставного сотника о таких делах даже и думать. Сплошное суемудрие и бесполезное духа томление.
Да вот только я – не боярский сын. А не жмёт ли мне принятая на себя личина, а не трещит ли в плечах – бояричев кафтан?
И что ж это за преисподняя смотрела только что на меня из глаз князь-волка?
Ещё всё шло хорошо, ещё наваливалась и ежедневно развлекала куча новых проблем, ещё казалось, что самое главное – дожить. Хотя уже и не до вечера, но тоже недалеко вперёд – до урожая, до Рождества. Но всё чаще ловил я себя на мыслях, явно выходивших за границы компетентности провинциального боярина. Разные разности, «упавшие на свалку», вытягивались оттуда «молотилкой», тасовались, состыковывались и складывались. Ещё не в планы – только в ощущения намерений. То одна, то другая моя задумка натыкались на ограничения, на непреодолимые препятствия. То снизу – по доступным ресурсам, то сверху – по размеру дольки свободы, оставленной мне здешней святорусской властью. Всё было хорошо, но что-то уже смотрело на меня огненными глазами.
Перед тем, как в сентябре запустили молотилку с мельницей, остро встал вопрос: кому быть мельником?
Чтоб было понятнее: в обозримой «Святой Руси» мельников – нет. Совсем.
Я не могу сказать человеку: будешь работать как вон тот. Или: съезди в волость, посмотри – там похожая хрень крутиться.
А уж оператор молотильного агрегата… – отсутствует в этом мире как класс. Как сказал один простуженный: «дуль целых, дуль десятых».
Ещё хуже: народ нового на слух не воспринимает, все привыкли работать не по учебнику, а по образцу. Поскольку учебников здесь вообще нет. И я, между нами говоря, сам ничего толком сказать не могу: есть куча важных мелочей, которые либо мне неизвестны – да не работал я на водяных мельницах! – либо вообще непредсказуемы: влажность зерна при обмолоте, наполненность болота при осенних дождях…
Короче: «прыжок во мрак на арматуру». Но кого-то надо выбрать. Причём, должен быть не дурак: не просто делать, как я сказал, а самому соображать и, сохраняя главные цели, менять подробности по своему усмотрению. И не угробить установку! Где я вторую такую найду…
Мало – выучить человека, набить в него знаний. Мало выучить его – хотеть учиться, загружать в себя знания. Такие люди на Руси есть. Вон, Феодосий Печерский: «…попросил он, чтобы отдали его учителю, дабы божественным книгам учился, и достиг этого». Правда, такие у нас – в ранге святых и преподобных.
Но мне нужно больше: человек, способный учиться сам. Способный добывать объективную новизну из личного опыта. Формулировать, хотя бы самому себе, закономерности и правила, о которых никто ему не сообщал. Наглядно, устно, книжно… не суть. Суть: «иди и смотри». Смотри, думай, делай. Выделяй, запоминай, находи связи, делай выводы, формируй гипотезы, изменяй начальные условия, проверяй, создавай умозаключения, прогнозируй и реализуй…
Это – ересь. Потому что предполагает, что люди вокруг тебя – глупы. Все! Потому что они – не знают того, что только что узнал ты. Возможно, где-то в мире, есть сокрытые и просветлённые мудрецы, которым сия мудрость известна. И ты им, великим, древним и сокровенным, вдруг становишься равным. Потому что узнал такую же премудрость.
Святое Писание, в котором – это ж все знают! – содержится вся мудрость мира, не содержит инструкции по применению соломотряса. А у тебя – есть! Знание, которого нет даже у царя Соломона!
Вот люди вокруг тебя. Умные, опытные, старшие… Ты привык относиться к ним с уважением, прислушиваться к их словам, следовать их советам… Забудь. Забудь вбитое в тебя с младенчества, «впитанное с молоком матери» безусловное доверие к старшинству, к вековому опыту, к дедам-прадедам… Никто из них не знает, как правильно обшмыгивать колос. Вообще, где-то, как-то, в чём-то… – они, может быть, и правы, но вот здесь конкретно… Только ты. Единственный на весь обозримый мир. Ни поп, ни боярин, ни дед старый, ни Ванька лысый… никто не есть истина. Кроме тебя.
Это – тяжело. И это – радость.
Есть три основных способа познания мира.
«Что было – то и будет, и нет ничего нового под луной» – отправляет к предкам. «Спроси у старших, найди в древних книгах»… Это хорошо для англичан, для итальянцев. Для дикарей, живущих на развалинах древней высокоразвитой цивилизации. «Святая Русь» – корней не имеет. Чистая восходящая линия без многометрового культурного слоя мусора погибшей цивилизации в основании. Мусора, копаясь в котором можно постоянно восклицать в восторге:
– О! Какая штучка! Совсем как у нас. О! Даже лучше! О! Так нет же ничего нового под луной!
Не мой случай: никогда прежде «под луной» не было молотилки. Хоть весь греко-римский или индо-китайский мусор перекопай – соломотряса с шасталкой… увы.
Принцип религиозный: «Ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется», понимаемый как ожидание божественного откровения по исследуемой теме – универсален, глобален и… непригоден.
«Правильно заданный вопрос – половина ответа» – международная исследовательская мудрость. Если вы не можете сформулировать вопрос – что же вы «ищете», куда «толцыте»? Какую хрень вы «обрящете», когда «отверзется»?
А если вы можете правильно спросить – вы равны богу. Ибо за ним остаётся только вторая половина ответа.
Человечество задаёт ГБ преимущественно неправильные вопросы:
– ГБ, осень кусать хоцецса. Где бы хаванины надыбать?
И ГБ регулярно, рутинно отвечает:
– Рыбка – в пруду, бананы – в саду, колосья – в полях, водица – в ключах, а голова… Ну вот опять убежали, не дослушали.
Остаётся принцип гуманизма: «Подвергай всё сомнению». Принцип – разрушителен. Ещё – нервен и трудоёмок. Но два других – ещё хуже.
Не всякая психика этот гуманизм выдерживает. А уж возникающие в процессе коллизии…
«Хирург удаляет аппендикс. Вскрыл брюшную полость, поковырялся… Заплакал и стал беспорядочно сечь внутренние органы пациента скальпелем.
Анестезиатор (в тревоге):
– Доктор! Что с вами?!
Хирург (рыдая):
– Не получается! Не получается!».
Бывает. Вплоть до стрельбы из кольта по группе коллег-разработчиков, проектирующих электронное устройство. Нервишки сдали.
Примерно известно, сколько шахтёров погибнет при добыче очередного миллиона тонн угля. Запланировал миллион тонн – запланируй соответствующее количество гробов. А вот по разработке – статистики нет. Сколько искателей очередной инженерной или научной истины сойдут с ума, впадут в депрессию, сопьются, станут клиентами психиатров… накинут «петельку на шейку», лягут «виском на дуло»…
По моим прикидкам – один процент в год из числа активно действующих «на острие». Остальные… отваливают на руководящую, логистическую или преподавательскую…
Так там – обученные люди! Прошедшие годы практики интенсивного процесса познания в ходе высшего образования. Работающие группами и коллективами, с возможностью получить помощь от таких же. Или – скинуть часть проблем на коллег.
Мельник мне пока нужен один-единственный.
А, ещё: на «Святой Руси» мельница – женская игрушка. Поставить мужика мельником… Я уже писал о гендерном разделении труда и потоках насмешек окружающих при нарушении существующих в этой части традиций.
«– Мыкола, ты коня на скаку остановишь?
– Ни.
– А в горящую избу войдёшь?
– Тю! А на що?
– Вот за что я тебе, Мыкола, уважаю, шо ты не баба».
Бабу мельником ставить? В войну всякое бывало, но без войны… да и нету у меня такой бабы!
Чем дальше продвигалось строительство моего мельнично-канального комплекса, тем сильнее мучила меня эта проблема. Нет квалифицированного человека. Точнее – человека, который может самостоятельно приобрести квалификацию. Можно, конечно, самому… Взять учеников и за пару месяцев… А остальные дела? И проблема не только в других инновушках – их-то можно и в долгий ящик. Но вотчина – большой человеческий коллектив, непрерывно булькающий котёл. Её ж не остановишь. Это ж не книжка – закладку заложил да на полку положил. Риал тайм – эз из.
Человеческий коллектив генерирует проблемы как немытая голова – перхоть: непрерывно. Не будешь регулярно «холку намыливать» – «паршой зарастут».
Странно мне: как-то эта тема по попадизму…
Решение, как у меня частенько бывает, сыскалось в ходе очередного сеанса «распахивания постели».
Переворачиваю я как-то свою гаремную обновку – Ракиту… Не путать буквы! Не – «ракету», а – Ракиту. Сами посудите: зачем мне ракета на палкодроме?! Имя такое есть – женское, святорусское.
Да не знаю я, почему Меньшака заклинило на деревянных именах для дочерей! Ивица была романтически-податлива, Елица – мальчишески хулиганиста. Теперь вот третья сестрица, Ракита. Всё знает, обо всём судит, всем советует. Мне, например, на моём лежбище, подробно рассказала – как мне тут правильно… «лежбить». В какую сторону головой лежать и какое состояние души иметь. Ещё не феншуй, но близко.
Заучка-отличница. Только что очёчков нет. И то – исключительно из-за хорошего зрения. Ну, и отсутствия на «Святой Руси» качественного стекла.
Мара выучила её лекарским премудростям – в усадьбе кое-какой лекарь нужен постоянно. А что ко мне на «палкодром»… Так в медицинских же целях!
Девчушке 13 лет. Как всем её старшим сёстрам было, когда они… со «счастливым детством» распрощались. Так что – традиция. Я полезные традиции… – ну очень!
Значится, кручу я эту малышку. Туда-сюда. Слушаю план мероприятий по укреплению массовой личной гигиены в части чистки зубов. А то у нас… кое-где, кое-кто, порою, не регулярно… А ткачи, оказывается, ещё и уши не моют! Ужас! Как жить, как жить…
Соображаю: бёдра – у неё узкие, талия – слабо выражена, попка – не «просятся на грех» ввиду отсутствия. Тельце плоское, равномерное. Так-то, в полутьме, если не сильно приглядываться… что баба, что мужик…
А мне нужен мужик, который будет делать бабское дело – зерно молоть. И насмешников – привычно посылать. И проявлять умственную инициативу, достигая поставленной цели даже не указанными мною нетрадиционными инструментами и технологиями.
Есть у меня такой? – Есть! На Никодимке проверенный. А… а не поставить ли мне в мельники – «горниста»?
Как-то… не типаж. В моём представлении мельник должен быть матёрым угрюмым бородатым мужиком. С молодой тоскующей женой. Но… Как гласит русская народная мудрость: «на безрыбье – сам раком станешь». Станет – мельником.
Парень сильно дёргался, очень не хотел, чтобы его вообще видели-замечали. Пришлось подцепить за ошейник и поинтересоваться:
– Не надоело? Железкой шею натирать?
Уговорил. Холопа своего уговорил на господина поработать. За свободу. А он её и брать не хотел! Разве тут можно без уговоров толку добиться? Типа: большим рабовладельческим хаем? И какой после этого толк будет? Тоже – хайный? Или – ох…енный?
Во второй половине сентября запустили мельничку. Дальше… Дальше у меня на кладбище начали регулярно могилы копать.
Снова – тема в попадизме… Да и не только в нём. Не любят об этом писать. На «Святой Руси» всякий прогрессизм… – ряды могилок. Места упокоения разнообразных нарушителей техники безопасности.
В «Святой Руси» есть три вращающихся механизма: колодезный ворот, тележное колесо и прялка. Вот с этим селяне умеют работать. Типа: не совать пальцы под наматывающуюся на ворот цепь. Если громко кричать: «Нога попала в колесо!…» – со временем обратят внимание, догадаются и остановятся. Прочие механизмы… где-то, как-то, у кого-то… Навыка – нет.
Я могу весь в свисток изойти, могу плакаты от Форда на всякое брёвнышко наклеить – без толку, плевали они на Форда.
Ну, это ж все знают: на заводах Генри Форда, из-за непривычности для тогдашних рабочих непрерывного, конвейерного характера труда и проистекающего от этого высокого травматизма, висели разные напоминательные плакаты. Типа: «Когда Господь Бог создавал человека, он не создал для него запасных частей». Или: «Рядом с незнакомой техникой держи руки в карманах».
Первая формулировка… в советское время была признана идеологически неверной. А вот вторую в меня вбивали с обеих сторон: и со стороны техники безопасности, и со стороны функционирующей техники. Чего-нибудь чисто от безделья потрогал и… две недели без выходных в три смены. Потом оно заработало, но никто не понял – почему. Наверное, другой чудак… – «трогательно» прошёл.
Аборигены никогда установок типа водяной мельницы или молотилки – не видели. И пока каждую дырку, каждую палку, каждую железку… не зальют своей коллективной кровью… Вот только тогда их стайный разум скажет – «низя».
Попадизм, существенно использующий новые, не имеющие близких аналогов в туземном быту, машины и механизмы – травматически смертельно опасен. Некрасов, вспоминая о железных дорогах – символе прогресса и процветания Российской империи его времени, пишет:
«Вечно мы будем ломать
Едущим руки и ноги:
Надо врачей насажать
На протяженьи дороги,
С правого боку возвесть
Раненым нужно жилища,
А для убитых отвесть
С левого боку кладбища».
Коллеги-прогрессоиды, как у вас «с левого боку»? Благоустроено? У меня – уже. Я с этого начинал. Нутро, понимаете ли, чует. Селезёнка, знаете ли, ёкает.
Но такого…
Пустили воду, колесо закрутилось, приводной ремень зашелестел, передаточный вал закрутился, все туда толпой – чего будет-то?! Жернова крутятся, засыпали мешок ржи, открыли заслонку – во, сщас! Мука потечёт!
Оно чуток пожужжало, поскрипело и… встало.
Я… «факеншит» – из самых мягких выражений. Стыдно-то как! Делал-делал и не сделал! Народ вокруг, смешки уже пошли, сочувствие потоком выражёвывается:
– Ни чё, боярич… в другой раз… в церкву сходи, Николе-угоднику свечку поставь… да оно изначально ясно было – глупость… наши, стал быть, отцы с дедами такого… а они-то! уж какой мудрости были…! а мой-то батяня – ума палата, только глянул и сразу – а ты где сметану взял?! Да уж, пошли мужики, чего время попусту…
Я по цепочке назад: бегун, вал, ремень… а чего смотреть-то?! Вон – колесо мельничное встало. Из-под остановившегося колеса весело бежит водичка. Пополам с кровушкой. Потому что в канале лежит… чудак, который заклинил колесо своим телом. Идиот, который сорвал торжественный запуск мельницы в эксплуатацию и наглядную демонстрацию величия научно-технического прогресса.
Трудишься-стараешься, прогрессируешь-инновируешь, а тут – бздынь! – чудак в канаве. И всего прогресса – как не бывало!
Я уже говорил: у меня нет ямы под колесом, как в обычных нижнебойных мельницах. У меня – канал бревенчатый. Зазор между дном канала и лопастями колеса – вершок. Чтобы вода не сильно впустую текла. Вот в этом вершке и лежит… этот… со спиной продавленной до грудины…
– Горнист, это – что?! Что за падаль?!
– Дык… тута… ну… Вы все пошли, я, стал быть, поглядел – всё ли, ну, в порядке. И – следом. А этот… Он… эта… малость выпивши… Ну, праздник же! Лапти новые одел! Вона – торчат. И давай мне всякие слова… Ну, обидные – говорить. С той стороны канавы. А я, стал быть, спокойно ему отвечаю: сам дурак. И пошёл. Он, видать, разгорячился, да и полез напрямую. А тама-то – мокро, тама-то – скользко, лапти-то – лыковые…
Других версий предложено не было.
Правдоподобно: мужики летом ходят босиком. Только вот нынче, осенью влезли в лапти. Навык правильной ходьбы не сразу восстанавливается. Тропинка по склону – глинистая. Набрал глины на подошвы и полез в мокрый скользкий бревенчатый канал. Хотя в десяти шагах – мостик перекинут. Просто так полез – сдуру, сгоряча.
Я могу представить необходимость предупреждающего плаката: «Не переходите дорогу перед быстро идущим транспортом». Но»… перед медленно вращающимся колесом»… Ребята, я, конечно, умный. Но додуматься до такого маразма…
Британские медики в 21 веке присваивают ежегодную премию Дарвина. Дают ее посмертно за самый дурацкий поступок, стоивший жизни.
Среди победителей – мужчина, прыгнувший в колодец за цыпленком; мужчина, пристроивший реактивный двигатель к креслу; мужчина, отпиливший себе голову бензопилой. Помню ещё радостных американцев, отца с сынишкой, восторженно собиравшихся пописать на металлический сетчатый забор с надписью «Высокое напряжение», и британского десантника, упавшего с четвёртого этажа: компания соревновалась – кто дальше плюнет с балкона. Парень слишком сильно разбежался перед плевком вдаль – перила не смогли остановить.
Исследователи назвали свой труд теорией мужского идиотизма – из 318 премий 282 – у представителей сильного пола.
Так что ничего странного, Ванюша. «Первый – пошёл». Дарвина уважаешь? – Жди следующего покойника.
Ждать пришлось недолго. На следующий день запустили молотилку, стали возить снопы. И – встали. Чудаку оторвало голову.
Нет, я всё могу понять! Я могу понять, когда молотилка отрывает ноги или руки – сам видел, ещё в первой жизни. Но – голову! Её же не всунуть! Между барабаном и подбарабанником – полвершка!
А если постараться? Чудак решил «заглянуть наискосок» – прижался щекой к вращающемуся барабану, утыканному этими «американскими зубьями». Они – маленькие. Но бороду поймали. Дядя дёрнулся и наделся виском на зуб. Барабан… на нём мощи – четыре «лошади». Он и продолжил крутиться. Дробя, отрывая, раздирая и выпуская… всё что под зубья попадает.
Остановили, вытащили. Всё вытащили. Промыли, просушили, проветрили. Зерно с кровью… скотина его не ест. Люди – аналогично. Промыть, прорастить, бражку затворить… Жизнь – продолжается, чего добру-то пропадать?
И обрить всех нафиг заново! Особенно – баб. Женские косы… если только скальп снимет – легко отделалась.
Шасталка… милейшее устройство. Там же всех функций – усики на зёрнышках обламывать! Там же всё закрыто! Никаких особенных масс, скоростей, усилий…
Чудак лезет посмотреть; а чегой-то оно… не маловато ли шастает? Суёт голову под выпускное окно, открывает и получает поток чистенького, светлого зерна – в морду. Точнее – в открытое, как здесь повсеместно принято, хайло. Захлёбывается, кашляет, молотится головой о стойки, теряет сознание… Когда его вытащили – поздно. Я для кого окно в торце корпуса прорезал?! Заслонку подпружиненную мастырил, показывал-рассказывал… А, бестолку…
«Всё, что может испортиться – испортится. Всё, что не может испортиться – испортится тоже» – закон Мерфи. Базовая инженерная мудрость. В понятие «всё» нужно обязательно включать не только машины и приборы, но и человеков, которые их используют.
Понятно, что после таких… приключений крестьяне хлеб на мою мельницу не повезли бы. Место, где люди гибнут… нехорошее. И молебны в Никодимкином исполнении их не убедили. И плевали они на весь прогрессизм и гуманизм механического привода и мельничного колеса:
– Тама… эта… кровищей воняет… Ну его…
Но у меня есть административный ресурс. Проще: «ломаю об колено». Но – мягенько.
Сначала обмолотили хлеб с моих полей. На нём-то все эти… случаи и случалися. На нём и отработали технологии. «Горнист» усвоил: куда надо смотреть и что щупать. Я не о женщинах: сырой хлеб идёт очень тяжело. Потом пошёл урожай моих холопов и закупов. Должников. Все новосёлы мне должны – за новые подворья с белыми избами, трубными печками и дощатыми полами почти никто ещё не рассчитался.
– Чем отдавать-то будете, православные?
– Дык… это… мы… ну…
– Понятно. Везёте хлеб на молотилку. Отдаёте мусор и десятину – в уплату. Половину оставшегося зерна – отдаёте в погашение долга. Зачту по цене… «как людям».
«Как людям» – по рыночным расценкам. Энгельгардт так постоянно с крестьянами договаривался. Тут смысл не в дорого/дёшево, а в том, чтобы крестьянин себя дураком не чувствовал: «как все – так и мы». А что цены сейчас самые низкие, и в году, и за несколько лет… Главное – каждый из них чувствует своё прейскурантное единение с народом. Это успокаивает.
Потом уже и смерды начали подтягиваться: год получился урожайным. Это, конечно, их радует. Но молотьба ручками, в смысле – цепом… – задалбывает. А рядом молотилка моя – быстро молотит.
