Текст книги "Беги, мальчик, беги"

Автор книги: Ури Орлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7
Сейчас она меня сварит
Если ты попадешь в большую беду

Пришла осень. Лес изменился. Листья начали желтеть и увядать. Все труднее и труднее стало находить ягоды. Давид продолжал залезать на деревья и срывать орехи, но теперь скорлупа у них затвердела, и их приходилось раскалывать камнем. Напротив, грибов становилось все больше и больше. Но Давид не знал очень многие из них и поэтому боялся их есть. Он ел только те, что когда-то собирал с братом. Все меньше и меньше становилось былых приятных дней. Теперь Давид вечно ходил промокший, потому что дожди шли все чаще и чаще. Вечерами он иногда пробирался в какую-нибудь деревню, чтобы украсть еду, но в преддверии зимы крестьяне закрывали свои дома и хозяйственные пристройки, а во дворах, снаружи, не оставалось почти ничего. Лужи все чаще покрывались по утрам тонким слоем льда, а когда земля затвердела, стало трудно выдирать из нее даже те немногие морковки и редиски, которые еще остались кое-где в огородах и в полях. Помидоры и огурцы исчезли уже давно, и Давид все время ходил замерзший и голодный.

Однажды, проходя мимо одной из деревень, он увидел издали старого крестьянина, который рубил дрова. Свою куртку он повесил на забор, чтоб не мешала. Давид дождался, пока старик положил топор и зашел в дом, быстро огляделся кругом, без всяких колебаний схватил куртку и бросился бежать. Куртка оказалась из толстой шерсти, на теплой подкладке. Давид укоротил ей рукава осколком стекла, обрезками рукавов обмотал босые ноги, потом разобрал кусок веревки на длинные нитки и этими нитками обвязал и скрепил свою самодельную обувь.

Несколько раз он с помощью Маришиного стекла пробовал разжечь костер, чтобы согреться, но это удавалось крайне редко – то ли потому, что солнце появлялось лишь на мгновенье и сразу скрывалось за тучами, то ли потому, что все вокруг было мокрым.

Однажды ночью начал идти снег и шел, не переставая. Давид вышел из лесу, голодный и дрожащий от холода, и пошел искать работу. Снег падал весь тот день, и Давид в течение многих часов с трудом пробивал себе дорогу. Только с наступлением темноты он добрался до какой-то деревни, наполовину утонувшей в белых сугробах. Холодный ветер дул в лицо. Ни одной живой души не было снаружи – ни человека, ни собаки. Снег лежал вокруг домов, на соломенных крышах, на телегах, колодцах и заборах. Только перед избами, амбарами и помещениями для скотины были расчищены узкие тропки. В центре деревни тоже были протоптаны дорожки, и Давид пошел по ним. В некоторых окнах виднелся слабый свет. Он вошел в один из дворов, направился прямиком к амбару, закопался в солому в защищенном от ветра углу, закутался в свою просторную куртку и уснул. Давид спал беспокойным сном, время от времени просыпался, дрожа, как в лихорадке, и снова засыпал. Ему снилось, что они с мамой снова находятся в гестапо. Потом он увидел лицо какого-то чужого человека, который притворялся его отцом. Он проснулся от страха. «Я болен», – подумал он. «Всегда иди к бедным, Давид, они скорее готовы помочь». – «Да, папа».

Когда утром Давид открыл глаза, он не знал, где находится. У него болела голова, а когда он попробовал встать, ноги под ним подогнулись, и он упал. В полумраке Давид пополз в сторону бледного просвета в соломе. Оперся о стенку и сумел подняться. Стояло серое зимнее утро. Хозяйственный двор, в котором он провел эту ночь, не походил на бедный. Давид подавил в себе порыв подойти к избе и постучаться в дверь, выбрался со двора и побрел дальше. Расстояния от одного двора до другого не были такими уж большими, но для него они удваивались и утраивались. Каждый шаг казался последним. Он силой заставлял себя снова и снова вытаскивать из снега и переставлять ноги, одну за одной. Его переполняло одно желание – лечь тут же, немедленно. И вдруг все исчезло – он видел только серое небо над собой. «Ты должен выжить, Давид». – «Да, папа». Он понял, что упал. Собрал всю силу воли, поднялся и увидел небольшую избу и рядом с ней – разрушенное строение и забор, окружавший часть двора. «Это, наверно, бедняки», – подумал Давид. Глаза его на мгновение застлал туман, и все вокруг как будто бы раздвоилось. Он протер глаза, постоял немного, а потом из последних сил поднялся на несколько ступенек. Постучал. Постучал снова. Перед ним открылось что-то вроде узкого-узкого прохода, который упрямо отказывался расширяться. Проход был заполнен серебристым туманом, а когда туман чуть рассеялся, в нем появилась женщина. Это была самая красивая женщина из всех, каких Давид когда-нибудь видел. И тут же все вокруг потемнело и исчезло. Он упал.

Когда Давид открыл глаза, то понял, что лежит на чем-то мягком, постеленном на полу. Над ним склонялась та красивая женщина, которая явилась ему в серебристом облаке, а над ее головой тянулся потолок комнаты. Теперь он понял, что не спал и что это та самая женщина, которая открыла ему дверь. Она смотрела на него с тревогой.

– Проснулся?

– Да, пани.

На печи стояла большая кастрюля, из нее поднимался пар.

«Сейчас она меня сварит», – подумал он.

Женщина сняла выварку с огня, наполнила лохань горячей водой, раздела его и осмотрела с ног до головы. «Что она сделает со мной теперь?» – беспомощно подумал он. Она рассматривала ранки на его теле и то и дело качала головой. Потом посадила Давида в лохань. Вода была очень горячей, и он закричал. Она скребла его хорошенько, не жалея мыла. Наконец она вынула его из лохани, вытерла, положила возле печи и смазала все его тело черной мазью. Ранки жгли и болели, он стонал и вздыхал.

Вдруг женщина исчезла. Вернется ли она?

Она вернулась и придвинула его подстилку к печи. Подбросила дров, чтобы печь еще больше согрелась.

«Сейчас она сожжет меня», – подумал он.

Но она только укрыла его одеялом, и, несмотря на ранки, которые жгли его тело, он уснул, исполненный надежды.

Надежда не обманула его. Несколько следующих дней красивая женщина все так же заботливо ухаживала за ним, и постепенно он окончательно оправился. Тогда она позволила Давиду встать и дала ему новую, теплую одежду.

– А что вы сделали с моей старой одеждой? – спросил Давид.

– Выбросила.

Давид огорчился. И тогда она протянула ему увеличительное стекло, которое он получил от Мариши.

* * *

Наступило Рождество. Давид уже умел молиться, выжидать, пока красивая женщина произнесет молитву перед едой, и креститься перед тем, как начать есть. Она повесила ему на шею крест и медальон с Мадонной, держащей на руках маленького Иисуса. А однажды принесла ему ботинки. Они оказались слишком большими. Тогда она смяла бумажки и сунула их внутрь.

– Моя мама тоже всегда так делала, – сказал Давид.

– Не рассказывай мне ничего о себе, пожалуйста, – сказала она. – Лучше, чтобы я не знала. Но одно ты можешь мне сказать – сколько тебе лет?

Он подумал минутку.

– Летом мне было восемь, – ответил он наконец.

– Как мне тебя называть?

– Юрек Станьяк.

– Очень красивое имя, – сказала женщина.

Она запретила ему днем подходить к окнам, а вечером, после того как она зажигала в большой комнате керосиновую лампу, он должен был оставаться в маленькой комнатке – темной и занавешенной тяжелыми занавесями.

– Почему? – спросил он.

Сначала она не хотела объяснять. Потом объяснила:

– Мой муж и два моих сына ушли в партизаны. Ты знаешь, кто это – «партизаны»?

Он кивнул.

– У меня была еще дочь, но немцы допрашивали ее, пытали, а потом повесили в лесу. Она не могла им сказать, где ее отец и братья. Даже если бы хотела – не могла. Она просто не знала.

Глаза ее были сухие, лицо бледное и серьезное.

– И тогда они пришли сюда и избили меня. А потом бросили.

– Мою маму тоже когда-то били в гестапо, – сказал Давид.

– Я думаю, что они оставили меня здесь как наживку. Наверно, они время от времени следят за мной, чтобы узнать, кто ко мне приходит. Вот почему я стараюсь тебя спрятать. Поэтому тебе нельзя выходить или стоять днем возле окна. А вечером, когда я зажигаю свет, я боюсь, что кто-нибудь увидит тебя через окно. Мне очень жаль, но тебе нельзя долго оставаться у меня. Они могут прийти искать моего мужа или сыновей, и тогда они тебя убьют.

Женщина показала ему дверцу на полу в углу кухни. Эта дверца выглядела как часть пола. Она подняла ее и показала ему подвал для овощей, в который вела деревянная лестница.

– Если что-нибудь случится, – сказала она, – я спрячу тебя там.

Он помогал ей украсить маленькую рождественскую елку, которую она принесла в дом. Вечером она зажгла на елке несколько свечей. Он смотрел на нее через дверь в свою темную комнатку, а она стояла на коленях возле елки и молилась. Молилась, била себя в грудь и молилась снова.

Наутро она надела ему на голову шапку. Он испугался.

– Нет, – сказала она, – еще нет.

Он только должен был зайти в свою комнатку, закрыть дверь и потом постучаться. А когда женщина откроет ему, он должен был войти в большую комнату, снять шапку и сказать: «Хвала Иисусу Христу», а в ответ услышать: «Во веки веков, аминь». Они повторили это несколько раз, пока она не сказала:

– Прекрасно. А теперь скажи, что ты ответишь, когда тебя спросят, откуда ты, где твои родители? Понимаешь, разные такие вопросы…

– Я не знаю.

Женщина посадила его перед собой и рассказала ему его историю:

– Ты родился в маленькой деревне. Ты не помнишь, как она называется. И ты не знаешь, сколько тебе лет. Но ты помнишь, что как-то раз твой отец запряг лошадей в телегу, положил в нее вещи и вы втроем – ты, отец и мать – отправились в дорогу.

– У меня не было братьев и сестричек?

– Нет, – сказала она. – Ты был первый и единственный сын.

– У нас я был самый младший.

– Вы выехали из деревни, – продолжала она, – и на дороге было много других людей на телегах, а также солдаты и автомашины. Ты не помнишь, сколько вы ехали. Ты только помнишь, что вдруг раздался оглушительный шум, низко над вами пролетел самолет, ты услышал сильный гул, а потом раздались выстрелы, целая очередь, и твои родители упали и больше не двигались, и когда ты звал их, они не отвечали, а их одежда стала красной и мокрой. Какие-то чужие люди забрали тебя к себе в деревню. Ты не помнишь, сколько времени провел там. Но твой хозяин часто напивался пьяным и бил тебя. Поэтому ты убежал. С тех пор ты бродишь от деревни к деревне. Запомнишь?

– Нет.

Женщина рассказывала ему эту историю изо дня в день. Она сказала, что ему не обязательно запоминать все в точности, но он должен запомнить главное. Когда его спросят, откуда он и где его родители, он просто должен ответить так, как будто все, что она ему сейчас рассказывает, случилось на самом деле.

Однажды за едой она вдруг спросила его:

– Откуда ты?

– Я не помню.

– Где твои родители?

– Самолет убил их на телеге.

– Сколько тебе лет?

– Я думаю, что девять.

– Прекрасно, – похвалила его женщина. – Сейчас я научу тебя, что ты должен делать, если твои хозяева возьмут тебя в церковь.

– У меня нет хозяев.

– Но они будут.

Она объяснила ему, что делают, когда входят, что делают, когда выходят, и вообще, сказала она, он должен присматриваться к тому, что делают другие, и делать точно то же самое и так же.

Через несколько дней после этого разговора она разбудила его и сказал, что они должны распрощаться. Он должен уйти. Уйти в другую деревню. Ей кажется, что кто-то уже увидел его у нее. Она слышала голоса и шаги по снегу и не спала всю ночь. На прощанье она подшила на его большой куртке края рукавов, которые он сам отрезал, и помогла ему надеть ее, хотя он не нуждался в ее помощи. Потом дала ему наплечную сумку с едой на дорогу и сказала:

– Если бы попадешь в большую беду, можешь вернуться ко мне, но, если не сможешь добраться, иди в костел и обращайся к ксендзу.

Она посмотрела на него несколько секунд и добавила:

– Ты обаятельный мальчик, Юрек, ты вызываешь симпатию, и люди тебе помогут.

Он посмотрел на красивую женщину. Она не была похожа на бедную. Она показалась ему просто очень грустной и очень одинокой. «Неужели грустные и одинокие люди тоже помогают, не только бедняки и ксендзы?» – подумал Давид.

За те недели, что он жил в ее доме, он совсем выздоровел и очень окреп, даже поправился. В то утро, когда он покинул ее дом и вышел в заснеженный мир, он чувствовал себя не только здоровым и сильным, но и уверенным. Наконец-то он знал, что делать и как себя вести. С этого момента он был уже не Давид. Он был Юрек Станьяк. И он потрогал висевший на груди крест, чтобы удостовериться в этом.

Расстояния между деревнями в этих местах были небольшими, несколько километров. Через два-три часа ходьбы по снегу Юрек вошел в следующую деревню. На этот раз он не искал самую бедную избу на краю. Теперь он выбрал хозяйство, которое показалось ему достаточно большим и богатым, и постучал в дверь. Дверь открылась, и тепло жилья вырвалось из комнаты и окутало его лицо. Юрек Станьяк снял шапку и сказал звонким голосом:

– Хвала Иисусу Христу!

– Во веки веков, аминь, – ответили ему. И пригласили войти.

Глава 8
Доход от оплеух
Иисус и сам был еврей

Семейство Врубель сидело за обеденным столом. Хозяин дома посмотрел на Юрека и знаком указал ему присоединиться к трапезе. Хозяйка подала ему тарелку жареной картошки с яйцом. Юрек не забыл уроки красивой женщины. Перед тем как приступить к еде, он старательно перекрестился. Обед проходил в полном молчании, слышались только чмокающие звуки и звон ложек о металлическую посуду. Юрек скосил глаза в тарелку сидевшего рядом светловолосого мальчика лет двенадцати и увидел в ней кусочки мяса.

Когда обед кончился, хозяин обратился к нему:

– Что тебя к нам привело, паренек?

– Я ищу работу.

– Как тебя зовут?

– Юрек Станьяк.

– Что ты умеешь делать?

– Все, что нужно.

– Из какой ты деревни?

Юрек пожал плечами.

– Как это ты не знаешь?

Юрек рассказал им о самолете, который пролетел на телегой родителей.

– Отец с матерью не отвечали. Они лежали неподвижно. И лошадей тоже поубивало. Сначала меня забрали в какую-то деревню, но там хозяин меня бил, поэтому я убежал оттуда. С тех пор я хожу по деревням и работаю. Но если меня бьют, я ухожу.

– Сиротка несчастная, – вздохнула женщина.

– Твои родители, наверно, были из тех, что хотели бежать на восток, когда началась война? – сказал хозяин.

Юрек кивнул.

– Может быть, – сказал он.

– Сиротка несчастная, – повторила хозяйка.

– Ну, что ж, можешь поработать у нас, – сказал хозяин. – Спать будешь в коровнике или в овчарне, а есть с нами.

Матеуш Врубель был большой, толстый человек. Его жена, напротив, – худой и сутуловатой, и ее морщинистое лицо и натруженные руки свидетельствовали о долгих годах тяжелого труда. За столом сидел также высокий молодой парень, их старший сын. Оба они, высокий парень и светловолосый мальчик рядом с Юреком, были очень похожи на мать.

С того дня Юрек начал жить в доме Врубелей. В первые недели он ухаживал за свиньями. Эта работа ему понравилась. Свиньи обычно получали еду в виде варева из грубой муки и картошки, и Юрек сам порой ел с ними это варево. Со временем ему поручили также кормить коров перед дойкой и задавать корм овцам, если этого не мог сделать кто-нибудь другой. Лошадьми в хозяйстве занимались только сам хозяин или его старший сын. Юрек боялся лошадей, но они ему очень нравились. Поэтому он при каждом удобном случае заходил в конюшню и смотрел на них с восхищением. Он даже пробовал подойти к ним и потрогать. Это не было простым любопытством. С тех пор как тот польский крестьянин вывез его из гетто на телеге, Юрек испытывал какую-то особую близость к лошадям. Большое теплое тело, которое быстро несло его тогда по дороге, его запах и прикосновение кожи, покрытой короткой нежной шерстью, глубоко врезались в его память. Франек, младший сын хозяина, заметил, что Юрек часто заходит в конюшню, и уловил его восхищенный взгляд. Однажды он спросил:

– Хочешь, я научу тебя ездить верхом?

– Да, – сказал Юрек.

– Я позову тебя, когда пойду купать лошадей, и тогда научу, – сказал Франек.

Однажды Матеуш заглянул посмотреть, как он работает, и удовлетворенно кивнул.

– Сколько тебе лет?

– Наверно, девять.

– Значит, если я тебя побью, ты уйдешь?

Юрек улыбнулся.

– Меня, когда мне было девять, тоже отправили работать в господском хозяйстве, и я приходил домой только по воскресеньям. Нас было в семье одиннадцать детей. Каждый раз, когда у отца с матерью рождался новый ребенок, нужно было освободить для него место в доме, и того, кому уже исполнилось девять, отсылали из дома на заработки.

Потом он рассказал Юреку, сколько коров, овец и лошадей у него было раньше, до того, как пришли немцы и почти всех забрали.

Все дни недели Матеуш оставался человеком спокойным и приятным. Он дружески похлопывал Юрека по плечу и любовно относился ко всем животным, не только к лошадям. Но по воскресеньям, возвращаясь домой пьяным, он сам превращался в злобное животное. Обычно это происходило после попоек в деревенском трактире. Тогда из дома вдруг вырывались громкие крики, треск разбиваемой посуды и хлопанье дверей. Если Виктор, их старший сын, был в это время дома, он защищал мать от отца, выталкивая пьяного родителя во двор. Во дворе пьяный Матеуш вымещал свою злобу на животных. Он пинал коров, выходивших после дойки, и загонял свиней в свинарник ударами в зад. А если ему удавалось поймать Франека или Юрека, он награждал их оплеухами, дергал за уши или тоже пинал, как коров. Но уже в понедельник он выходил из дому с виноватым лицом, небритый и неряшливо одетый, разыскивал Юрека и спрашивал его:

– Ну, сколько раз я тебе надавал вчера по морде?

Юрек честно вел счет, и Матеуш за каждую оплеуху давал ему один злотый. В понедельник после работы Юрек шел в маленькую деревенскую лавку и покупал себе там на эти деньги конфеты, а раз-другой – еще и коробку спичек. Он помнил, как нуждался в спичках, когда скитался в лесу. Теперь он решил на всякий случай сделать себе спичечный запас.

Однажды Франек услышал, как Матеуш спрашивает Юрека, сколько он надавал ему оплеух. Когда Матеуш отошел, он сказал Юреку:

– Дурак, назови побольше. Он мне тоже платит, иначе я бы сразу убегал, когда он начинает драться. Но за деньги можно и потерпеть.

В тот день они вместе пошли в лавку за конфетами. Мать увидела, как ее сын и Юрек идут по дороге рядом и жуют конфеты.

– Видишь, Франек, – сказала она, – ты всегда хотел маленького братика. И вот он у тебя теперь появился.

Потом она повернулась к Юреку:

– Почему ты никогда не идешь играть с детьми?

– Где?

– Франек тебе покажет.

Франек привел Юрека на пустую вытоптанную площадку за последними деревенскими домами. Летом там соревновались деревенские футбольные команды. Юрек увидел компанию ребят разного возраста, от самых маленьких до подростков, вроде него самого. Были тут и ребята постарше. Все они стояли кружком вокруг двоих, которые изо всех сил хлестал и друг друга кнутами. Юрек никогда в жизни не видел еще такой игры. Они с Франеком тоже стали смотреть. Бой на кнутах продолжался, пока один из сражающихся не крикнул, что он сдается. Тогда взгляды ребят обратились к Юреку.

– Кто этот новенький? – спросил кто-то у Франека. – Откуда он?

– Он работает у нас, – сказал Франек.

– Ну-ка, новенький, иди сюда, – сказал другой. – Давай мы на тебя посмотрим…

Юрек боялся, что ему тоже придется соревноваться на кнутах. Но оказалось, что в компанию принимают, даже если покажешь себя в обычной борьбе. Против Юрека вышел один из ребят, примерно такого же роста, как он. Юрек быстро победил его. Тогда против него поставили мальчика постарше. На этот раз борьба затянулась. Они долго катались по земле, и ни один не мог перебороть другого. Сначала вся компания, кроме Франека, поддерживала своего, но Юрек проявил такую стойкость, что постепенно часть ребят стала болеть за него. В конце концов решено было объявить ничью.

С того дня Юрек стал то и дело ходить играть на площадку. Временами к нему присоединялся и Франек. Когда играли в футбол, гоняя по площадке мяч из тряпок, Юрек всегда был одним из лучших, но хлестаний кнутом он старался избегать. Хотя, если не было выхода, он выдерживал и это. Еще они состязались, кто дальше плюнет и дальше пописает. Плевать Юреку не составляло труда, но писать при всех он боялся. Он старался прикрыться руками, чтобы никто не заметил, что там у него не так, как у других. К счастью, все ребята в это время смотрели вперед, чтобы видеть, у кого струя достанет дальше. Зато когда стали соревноваться в беге, стало ясно, что тут Юрек чемпион. Один раз, когда он победил очередного соперника, тот очень расстроился.

– Ничего, завтра я приведу своего старшего брата, – сказал побежденный. – Тогда посмотрим, кто кого.

Назавтра он действительно пришел со своим старшим братом. Соперникам прочертили линии старта и финиша, и все с любопытством стали вокруг. Раздался свисток, и они бросились бежать. Юрек победил старшего тоже, и тот разозлился. Он сильно толкнул Юрека, а когда Юрек упал, крикнул ему:

– Жиденок!

Все ребята вытаращились на него.

– Ты, Зигмунт, поосторожней, – сказал Франек. – Еще раз обозовешь его жиденком, я скажу Виктору. Он с тобой посчитается.

Зигмунт грязно выругался и ушел. Но, как оказалось, не забыл свою обиду.

С приходом весны Матеуш и оба его сына отправились в поле пахать и сеять. С этого времени Юреку поручили пасти коров. Поначалу Франек несколько раз сходил с ним на пастбище. В первый же день он показал Юреку, как он охотится на птиц с рогаткой. За несколько минут Франек сбил двух куропаток. Юрек собрал дрова для костра, но Франек посмотрел на его работу, разбросал сложенные им ветки и презрительно сказал:

– Балда, давай я тебя научу!

Он пошел в соседнюю рощу, принес оттуда сухие сосновые иголки, мелкий хворост и большие ветки, а потом вытащил из кармана спички. Вскоре у них уже пылал большой и веселый костер. Юрек принес грязь с соседнего поля, и они испекли куропаток.

– Франек, как мне сделать себе рогатку?

– Я продам тебе свою, – сказал Франек. – У меня дома есть еще две.

– Сколько ты за нее хочешь?

– Десять злотых, – сказал Франек. – Ты сможешь заработать их у отца за два или три воскресенья.

Теперь Юрек стал обладателем собственной рогатки и целыми днями не переставал упражняться. Он пробовал стрелять по любой цели, все равно – живой или неживой, но поначалу у него не очень получалось.

Франек не забыл о своем обещании насчет купанья лошадей. Однажды, когда совсем потеплело, он с утра позвал Юрека съездить с ним на лошадях на реку.

– Без седла? – удивился Юрек.

– Ты что? Лошадей никогда не купают с седлами. Идем, я помогу тебе залезть. Ты садись на Бруду, это хорошая кобыла, спокойная.

Юрек залез с его помощью на кобылу и стал искать, за что бы ухватиться.

– Держись за гриву! – сказал Франек.

Он сел на вторую лошадь, и они поскакали. Постепенно Юрек перестал бояться высоты. Держась за гриву, он совсем не боялся свалиться. Он чувствовал себя абсолютно счастливым.

Они добрались до реки и завели в нее лошадей. Лошади охотно пошли в воду и стали шумно плескаться. Юрек и Франек вошли следом. Франек вынул из сумки тряпку.

– Потри свою Бруду хорошенько, – сказал он, – она это любит.

Это была нелегкая работа, но, когда они вернулись верхом домой, Юрек был полон гордости.

С тех пор Матеуш иногда разрешал ему поездить на Бруде по выгону – всегда без седла, но обязательно с уздечкой и с вожжами, чтобы ему нетрудно было привести ее обратно.

Но рогатка Юреку не поддавалась. Ему никак не удавалось сбить из нее крупную птицу. Поэтому время от времени он вырывал волосы из хвоста у Бруды и ставил в поле ловушки из волосяных петель для маленьких птиц. Каждый раз, раскладывая в траве очередную такую ловушку, он думал о Марише, о ее игре в камушки, о ее юбке и быстрых пальцах. «Ты знаешь, почему я такая добрая к тебе?» Каждый раз, когда эта фраза всплывала в его памяти, она согревала ему сердце.

И вдруг все это кончилось. Зигмунт, который проиграл Юреку в соревновании по бегу, дождался случая ему отомстить. Как-то раз он проходил мимо площадки как раз в то время, когда ребята соревновалась, кто дальше пописает. В ряду соревнующихся ребят он увидел Юрека. Зигмунт остановился и стал следить за происходящим. Юрек, как обычно, писал, прикрываясь руками. Зигмунт неожиданно подбежал к нему, схватил за руку и резко дернул ее вниз.

– Жиденок! Жиденок! – торжествующе закричал он. – Я так и знал! Сейчас мы тебя отведем к немцам! Вот они обрадуются!

Юрек рванулся из его рук и бросился бежать. Зигмунт пробовал догнать его, но потом махнул рукой и пошел к себе домой позвать отца на помощь.

Когда Юрек вбежал во двор, Матеуш и его сыновья чинили телегу. Он рассказал им, что случилось на площадке.

– Зигмунт? – сказал Виктор. – Знаем мы эту семейку!.

– А ведь ты нас обманул, – с укором сказал Юреку Матеуш. – Из-за тебя мы все теперь в опасности.

– У него не было выхода, отец, – заступился Франек.

– А ты замолчи! – сказал Матеуш и отвернулся.

– Франек прав, отец, – вмешался Виктор. – Что, разве он плохо работал у нас? Из-за какого-то Зигмунта ты собираешься теперь выдать его немцам?

– Нет, конечно, – сказал Матеуш. – Франек, позови мать.

Юрек бросился в коровник. Он схватил свою большую куртку и сумку с ботинками, которые ему подарила красивая женщина. Когда он выбежал из коровника, хозяйка была уже во дворе. Она принесла еду на дорогу и положила ее в его сумку.

– Иисус Христос да защитит тебя, Юрек.

– А почему бы ему и не защитить его? – сказал Виктор. – Иисус и сам был еврей.

Матеуш со злостью швырнул молоток на доски.

– Не греши, словоблуд! Как ты разговариваешь?! Смотри, в ад попадешь!

– Мы с тобой встретимся там, отец, – усмехнулся Виктор.

– Перестаньте, – попросила мать. – В такую минуту! Лучше попрощайтесь с мальчиком. Сиротка несчастная…

Виктор и Франек проводили Юрека далеко за деревню. Они боялись, что Зигмунт со своим отцом попытаются его поймать. Но никто за ними не гнался. Когда они повернули назад, Юрек обернулся и с грустью посмотрел на деревню. Напрасно он думал, что нашел место, где сможет остаться, пока кончится война.