Текст книги "Зарисовки.Сборник"

Автор книги: Урфин Джюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Мы допоздна бродили по узким улочкам, любуясь на праздничные витрины, погода, будто извиняясь за непрерывные дожди, вызолотила город холодным солнечным светом. Мой внутренний дракон, безнадежно махнув лапой, как азартный игрок занимал у судьбы под бешеный процент эти дни счастья. Я вздрагивал от сладковатого восторга, замешанного на неверии и страхе, когда руки Марка обнимали меня среди толпы на улице или когда его долгие горячие поцелуи жалили меня, и плевать нам было на окружающих нас людей. Наши ночи, переполненные жаркой, неторопливо-тягучей любовью, наполняли мою душу горьковатым медом украденного наслаждения. Моя Рождественская Сказка.

***

– Мой золотой мальчик, – шепчет Марк, уткнувшись в мою макушку. – Отпускай меня. Скоро закончится регистрация.

Я, вцепившись в отвороты его куртки, стараюсь сделать глубокий вдох. Я словно прирос к нему за эти дни и сейчас чувствую почти физическую боль, отрывая себя от него. А после долго брожу по необъятному чреву Франкфуртского аэропорта, только что поглотившему мое счастье. Прихожу в себя, только когда тюкаюсь носом о прозрачную стеклянную дверь парикмахерской. Вокруг меня гибкой змеей крутится худой, затянутый в узкие джинсы мастер. Он с удовольствием пропускает сквозь пальцы сильно отросшие волосы и мурлычет стандартные комплименты:

– Какой волос. Как золото. Чего хочет золотой мальчик, скажи, я сделаю со скидкой?

Я вздрагиваю.

Покидаю парикмахерскую под насупленное молчание мастера. А в витринах отражаются рваные черные пряди, непривычно хлещущие по лицу.

15

Аэропорт родного города встречает меня нахмуренными лицами и серостью. Волна радости от возвращения домой как-то резко идет на убыль, и я молча и сосредоточенно прохожу досмотр. Растерянно оглядываю родные улицы и с недоумением осознаю чуждую мне атмосферу. Меня раздражает неприбранный вид города. Раздражают цепкие взгляды прохожих, в каждом выискивающие изъяны. Я и не заметил, как рациональная уютная правильность Европы незатейливо поселилась во мне. Она морщит свой капризный носик, сталкиваясь с небрежным, не знавшим хозяйской руки городом. Я отчаянно тормошу чувство патриотизма, желая расшевелить его, пробудить, затопить нутро радостью, но патриотизм перелинял в боль за то, что видят мои глаза. Я вдруг отчетливо начинаю скучать по Европе, которую проклинал эти полгода. Что же это? Это неправильно. Неверно. Что раньше радовало мою душу и заставляло тянуться всем своим нутром назад?

Люди! Марк, Мила, Егор, Темик… Лица, вспыхивая звездочками, рассеивают серый смог хандры.

Марк… Я соскучился и понимаю, что бессмысленно вести эту внутреннюю борьбу за уже павшие бастионы. Я не знаю, что делать, увидеть его нужно, но потом. Не сейчас, пока мои нервы натянуты, как спасательные тросы и визжат от перегрузки.

Егор! Почти ощутимый заряд тепла омывает мое сердце. Хочется до скулежа оказаться рядом с этим человеком, почувствовать под пальцами горячее мощное тело Кинга и пропитаться теплой атмосферой, царившей в этом доме. Я закидываю вещи в квартиру и, наскоро пробежавшись по ней, потрошу багаж, выуживая подарки для Егора и Кинга.

Через сорок минут я наконец-то нетерпеливо жму на кнопку звонка, намеренно проскользнув вместе с жильцами в подъезд, желая засюрпризить. Дверь, раздраженно пощелкав замками, как бы сетуя на ранний визит, открылась. На пороге, взъерошенный и явно со сна, застыл Марк. И я начинаю задыхаться. Задыхаться волной еще сонного тепла, идущего от Марка. Кончики пальцев колет от желания огладить утреннюю щетину. И мой разум в очередной раз тонет в медовой глубине его глаз. Они, хищно блеснув, теряют остатки сна. Зрачки моментально затапливают почти весь глаз, оставляя тонкий ободок золота по краю. Я не отрываясь смотрю на этот золотой тонкий ободок, чувствуя, как он, словно рабский ошейник, вновь смыкается на моем сердце. Судьба? Карма? Рок? Жребий?

Шаг и еще шаг. Почти благоговейно касаюсь кончиками пальцев его губ. Мааааарк!

Не отрываясь, забыв обо всем, чувствую себя на месте, дома… в жестком кольце его рук.

Мой внутренний дракон любуется на свой новый ошейник, почти эротично перебирая коготками его звенья. Все на круги своя… Я самый счастливый из несчастных в любви.

***

Возвращаясь утром в свою квартиру, я замираю, увидев знакомую тщедушную фигурку, мнущуюся во дворе. Темик нахохлившимся воробушком застыл в ожидании. Теплая Нежность топит мое сердце. И я, подкрадываясь сзади, обнимаю это чудо. Он волнует меня не так, как это происходит с Марком, совсем по-иному, будто наращивает давно лопнувшие струны нежности в душе. И я, не удержавшись, делюсь с ним переполняющей меня любовью. Зря… Как всегда, слепо и бездумно разрушив то, что возникло за время моего отсутствия.

И, словно по накатанной, я острым лезвием скольжу по воле слепого рока, раню и раню дорогих мне людей. Встретив Кира, замечаю его почти болезненное сопротивление желанию. Что же делать? Почему я могу быть только разрушителем?

Я смотрю, как Темик мается и пустеет от боли, которая половинит его. Его взгляд бегает от меня к другому парню. И я чувствую, как он внутренне рассыпается от болезненных попыток выбрать. Темик… Нежность горячей волной топит меня. Не нужно выбирать, дорогой. Я не принадлежу себе. Но все, что я могу сделать для тебя… Я постараюсь отыграть твое счастье назад.

И я иду ва-банк. Я обнимаю Темика, пытающегося выпросить несколько минут у того парня. Я всматриваюсь в лицо парня, и что-то знакомое брезжит на задворках моей памяти. Когда-то где-то я знал его. Я знаю, как он выгибается от страсти, как закусывает губы, как смеется после… Я был с ним? Не помню… Роняю жесткие слова, бужу в парне инстинкт собственника, ревность. Нам сейчас с разумом не по пути. Нам нужны эмоции. Но мой маленький воробушек, не выдержав накала игры, сбегает. И парень, всем телом качнувшись следом, дает понять мне, что все правильно. Надо прорубить дверь в той стене, которые эти двое по глупости намостили между собой.

Я, прихватив сумку, ухожу следом за Дэном, так, кажется, его зовут? Мы как два каторжника идем рядом, спаянные Темиком. Я с удовольствием дергаю за эту цепь, вызывая в Дэне глухое раздражение, раскачиваю ее, стараясь довести его до белого каления. Он, раздраженно огрызаясь, идет рядом, не в силах сбежать. Приходим к типичной пятиэтажке. Дэн все агрессивнее оттесняет меня, явно охраняя свое пространство. Хорошшшо… И здоровая злость топит меня, вырываясь язвительным смехом. Я вспоминаю его… Кажется, он меня когда-то любил? Кажется, я его когда-то обидел? Я цепляюсь язвительными фразами за занозу в душе, начинаю расковыривать и тормошить ее, пока Дэн не бросается, сорвавшись, на меня с кулаками. Есть разные драки. Грязные, пьяные, подлые…а есть очищающие. И мы, вколачивая друг в друга претензии и обиды, избавляемся от них. В моей душе растет уважение к сопернику, который, уступая мне физически, не уступает духом, я чувствую, что он способен защитить Темика, сохранить такую редкую Нежность. Прижимая его к стене, я ударами ставлю точки, вколачивая слова:

– Темик. Лучшее. Что. Может. Случиться. С тобой. Ясно?

Ответа я не слышу, потому что голова взрывается фейерверком боли, и я мягко ухожу в темноту.

Очнувшись, я слышу, как эти двое решают меня связать. Идиоты же? Начинающие садисты, мать их… Выпросив у Темика коньяк, который он старательно, повинуясь законам жанра, вливает в себя, я смотрю на Дэна. Он балансирует на той самой грани, которая еще отделяет его от того, чтобы понять и принять Темика с его большим сердцем, способным с одинаковой щедростью вмещать нас двоих. И я тянусь к Темику, вскрывая его чувственность, затягиваю Дэна в беспроигрышную игру в любовь.

Эта ночь все расставляет по местам, я уступаю первенство, бережно поддерживая Темика, пока Дэн берет его. Я сам дарю себя Дэну, прося прощения за прошлое. Я вплетаю себя в нить, которая удерживает их вместе вместо того, чтобы разделять.

Но нужно вовремя уйти… Я остро чувствую тот момент, когда становлюсь лишним. Чувствую, как между ними возникает нечто такое знакомое мне, вытесняющее все иное за границы этого мирка. И мне больно. Мне больно и хорошо. Но я живой и пережить это отторжение почти не могу… Срываюсь.

***

Кир. Он застыл на пороге моей квартиры. Я слушаю его благодарность за то, как я оформил квартиру. Этот заказ буквально впихнул мне Темик, и я, обдумывая каждую деталь, все делал для Кира. Отдавая ему то, что не мог принять. Сейчас он приехал по просьбе матери, приглашающей меня на новоселье. Но у меня совсем другие планы. Я ставлю точки. И сейчас, Кир, я буду ставить точку в нашей так и несостоявшейся истории. Наркотики, гуляющие по моим венам, служат мне анестезией. Последний взмах скальпелем. Еще долго будет больно. Но лучше отсечь одним ударом. Я дарю ему то, за чем он на самом деле пришел. Я отдаю все то, что накопилось, заливая его кипящими эмоциями животной похоти, которую он будит во мне свой звериной сутью. Я предельно открыт, ничего не оставляю на дне души. Отдать все. А утром, под серым светом зарождающего дня, отсечь его от себя. Вижу, как боль непонимания мгновенно ослепляет его. Извини. Но по-другому нельзя. Нельзя жить в этом бешеном коктейле неприятия и желания. Оно съест твою душу.

Я остаюсь один в звенящей тишине, чувствуя гигантскую, размером с черную космическую дыру, пустоту.

Последний шаг.

Марк.

Мой дракон стягивает бесполезные доспехи, оглядывая истерзанное тело.

Я жду его.

Он придет.

И мы схлестнемся в той красивой войне, которая только и возможна между нами.

Космос

1

Ночь. Неяркий свет ночника. На кровати, свернувшись уютным комочком, спит Дэн. А я курю и перебираю твои наброски, эскизы, рисунки, сделанные просто на салфетках, тетрадные листы с полетами твоей фантазии. Все эти годы я копил их, как Плюшкин. Завтра вручение диплома. И ты улетаешь в другую страну. И все, что мне останется на память о тебе –вот эти листочки и привычка курить. Я жалею? Нет, я не жалею. Я грущу. Ты – человек, перевернувший мою жизнь. Вернее, даже не так. Ты – человек, который заставил меня жить. И я всегда буду немного любить тебя. А ты помнишь, как все закрутилось? Помнишь третий курс университета, и я, погруженный в созерцание собственного ничтожества и страхов?

Я знал все о своих страхах. Настолько привык к ним, что воспринимал их вполне обыденно. Используя меня, можно было состряпать внушительный научный труд по психологии. «Гей – фаталист и его маленькие фобии». Я боялся замкнутых пространств, толпы, собак, пауков, пчел и ос. Боялся клоунов и восковых фигур, змей, грома и молний. Я паниковал, когда мой телефон вне сети, боялся игл и уколов… Фух. И это только навскидку. Но на первом месте моего личного хит-парада страхов был страх того, что кто-то узнает о моей ориентации. А если быть совсем конкретным, то этот кто-то – отец. Он и так смотрел на меня как на полное ничтожество. Это было бы последней каплей. Я не виню своего отца, я его очень хорошо понимаю. Он высокий мощный мужик с крутым нравом и криминальным прошлым. Сейчас-то он почти святой, а грехи покрыты депутатской неприкосновенностью. А я – его сын, недоразумение, не дотягивающее до 160 см, и весящий меньше, чем его записная книжка. Попытки как-то изменить меня он оставил в прошлом, после того, как я чуть не утонул. Когда он решил преодолеть мою боязнь глубины и выбросил из прогулочного катера. Я даже не трепыхнулся. Страх моментально сковал мое тело, и я благополучно пошел на дно. Очнулся я уже на берегу, под переливы сирены «скорой помощи». Отец посмотрел на меня с презрением и сказал: «Ты даже не барахтался. Не сделал ни одной попытки». С тех пор я перестал существовать для него. И я понимаю его, правда, понимаю; когда ему в спину насмешливо бросают «У горы родилась мышь», я сам себя ненавижу.

Случайности неслучайны? Как бы я жил сейчас, если бы вдруг не опоздал на пару по истории искусств? Я закрываю глаза, вспоминая тот день. Знаменательный день, точка моего личного отсчета жизни.

Я опоздал на пару, а история искусств у нас проходит общим потоком совместно с дизайнерами и рекламистами, так что аудитория забита обычно под завязку. Поэтому я сажусь на ближайшее свободное место и оказываюсь рядом с Виком. Благо он спит. Почему благо? Да потому что я его боюсь. Он абсолютно неадекватный псих. Я вытащил телефон, чтобы хоть как-то скрасить остаток пары. Журнал посещаемости с хлопком, подобным выстрелу, опустился перед моим носом. Я вздрогнул и выронил телефон из рук, боясь поднять глаза. Потом, проглотив комок и покосившись на безмятежно спящего Вика, все таки посмотрел на застывшего передо мной лектора.

– Ваша наглость отнюдь не пропорциональна плате за Ваше обучение. Опоздали на лекцию и теперь с увлечением копаетесь в телефоне? Неужели там больше информации об эпохе раннего Возрождения в Италии? – препод невозмутимо взирал на меня сверху вниз. – Или Вы настолько осведомлены об этом предмете, что не находите нужным узнать что-то новое?

Я скукожился под его холодным сканирующим взглядом. Желая провалиться сквозь землю.

– Надеюсь, что это так, – продолжал прилюдную экзекуцию препод, – потому как на следующую пару вы мне готовите доклад на тему «Возрождение античного реализма в живописи итальянского кватроченто. Линейная и воздушная перспектива, групповой портрет, архитектурные фантазии и введение ордерных деталей. Флорентийская, Умбрийская, Венецианская и Феррарская школы живописи».

Черт! Я это даже повторить не смогу. Что может быть хуже?

– И кстати, возьмите себе в напарники вашего спящего друга.

Да, хуже может быть однозначно.

2

Пара закончилась. Но я сижу в пустой аудитории как идиот и не смею потревожить сон этого монстра. Нет, внешне он красивый парень. Излишне красивый. Но вот его суть – это монстр. И прямая противоположность мне. Мне кажется, что он не боится ничего. Абсолютно. За все время нашей учебы имя Вика не покидало вершину хит-парада скандалов. Он вытворял порой немыслимые вещи, и все сходило ему с рук после очередной победы на каком-нибудь конкурсе. Одна половина наших преподов души в нем не чаяла, другая терпеть его не могла. На курсе, кстати, царила подобная атмосфера. Но возражать ему или открыто конфликтовать не хотел никто. Во-первых, на редкость ядовитый язык не оставлял сопернику шансов, во-вторых, еще на первом курсе все поняли, что в драке он берсерк. И его не остановит ничего. От жертвы его надо оттаскивать. Поэтому врагов открытых и явных у него не было. Если кто и плевал, то в спину. Ну ладно. Надо его будить, пока название темы окончательно не покинуло мой мозг. Я протянул лапку и слегка потряс парня за плечо.

– Вик, – пропищал я. – Вик, просыпайся.

Бесполезно.

– Вик, – сильнее толкнул я его в плечо. Парень протестующе застонал. И я, чтобы закрепить успех, потряс его еще немного. Он даже поднялся, обводя осоловевшим взглядом пустые парты. Я на радостях схватил его за ворот толстовки. Но он пробурчал что-то и опять опустил голову на скрещенные руки. Я, не выпуская ворот его толстовки, раздраженно дернул, и вдруг мой взгляд упал на обнажившуюся шею. Вся шея была в укусах. Я заалел. Никогда столь явно не сталкивался со следами любви. Потихоньку выпустив ткань из рук, я сел рядом.

– Завидую такому сну, – пробурчал я. – Можно было и дома отсыпаться после бурной ночки. Все равно в универе от тебя толку ноль. И дома есть кровать.

– А если до дома дальше, чем до универа? И мне все равно, где спать?

– Ой, – я, подпрыгнув на месте, на всякий случай отодвинулся подальше.

– Зачем будил, Темик?

– Это… – я завис в пространстве. Темик? Он что, знает, как меня зовут, и не убьет за то, что не дал досмотреть сон?

– Рожай уже, – Вик потянулся, как огромный кот, и с любопытством уставился на мою тушку.

– Нам тут доклад написать нужно… – бормотал я, чувствуя себя мышью под веником.

– Нам нужно? – парень недоуменно изогнул бровь. Ух ты, шикарный жест. Как у него это получается?

– Нам, – печально согласился я. – За то, что ты спал, а я опоздал на пару.

– Какая тема?

– Что-то про Возрождение.

– А точнее?

– Раннее Возрождение и что-то про Италию. Перспективу, портреты, Флоренцию и Венецию, – я честно пытался вспомнить тему.

– Ты тоже спал?

– Что? – я растерялся.

– Темик, это набор слов, а не тема…

Договорить Вик не успел, дверь в аудиторию резко распахнулась и грохнулась об стену. На пороге, как сама богиня Немезида, застыла Викуля. Грозно сверкая очами, она, скрестив руки на бурно вздымающейся груди, прожигала Вика взглядом.

– Ты! – ее палец карающим перстом нацелился на Вика. – Где ты был?

– А что такое, солнце мое? Соскучилась? Так вот я, весь здесь, – Вик насмешливо развел в приглашающем жесте руки.

Я тихонько съежился, стараясь стать как можно более незаметным.

– Где ты был, я тебя еще раз спрашиваю? И не ври мне. Дома ты не ночуешь уже неделю!

– Солнце мое, а почему ты меня об этом спрашиваешь? Спроси у того, кто тебя так исправно снабжает информацией, – Вик и не думал оправдываться.

«Значит, те укусы это не Викуля?» – вспыхнуло в моей голове так некстати. И почему-то стало мучительно стыдно, будто это я изменяю своей девушке, а не Вик. Викуля подошла к столу и выдернула сумку Вика. Вытряхнув ее содержимое на стол, она схватила телефон.

– Не смей! – рявкнул Вик.

– Я не позволю делать из себя идиотку! – щелкала трясущимися руками по клавишам девушка.

Вик взвился, схватил ее за плечо и развернул к себе.

– Хочешь ковыряться в моих вещах? На здоровье!

Он швырнул сумку к ногам девушки и, схватив меня за запястье, выволок из аудитории. Потом закрыл дверь и подпер ее огромной кадкой с пальмой, стоявшей рядом.

– Ты что, ошалел! – бесилась Викуля за дверью.

– Это для того, чтобы тебя ничего не отвлекало от столь занимательного дела, – Вик притащил еще одну пальму, укрепив сооружение.

– Вик, пары закончились. Ты что делаешь? Ее же некому будет открыть? – запаниковал я.

– Пффф… – фыркнул мне парень. – Позвонит кому-нибудь. Пошли.

– Куда?

– К преподу, узнавать тему доклада, – посмотрел он на меня как на идиота.

Я, вспыхнув, поплелся за ним. Через полчаса я умирал от желания… умереть. Вик же, с каким-то особым кайфом препираясь с лектором, выторговывал для нас новые сроки сдачи доклада.

– Это нереально, ваша пара завтра, – возмущался он.

– Вот и проведете ночь с пользой, – не сдавал позиции препод.

– Я по ночам предпочитаю иные занятия, – хмыкнул Вик.

– Я заметил по вашему непробудному сну на лекции, что отдаетесь вы этим занятиям со стопроцентным рвением. Похвально. Вот и смените на одну ночь вектор.

– Не договоримся? – опять выгнул бровь Вик. И все-таки, как у него так получается?

– Не договоримся, – спокойно согласился препод.

– У вас тут так кофе обалденно пахнет. Угостите? – от наглости Вика моя челюсть с тяжелым стуком грохнулась об пол.

– С удовольствием, – препод даже не вздрогнул. Налил две чашечки кофе и приглашающим жестом пододвинул одну из них мне: – Угощайтесь, Артем. Вас ждет бессонная ночь. Кофе не повредит.

Я не люблю кофе, но отказаться не рискнул. Вик же с превеликим удовольствием смаковал напиток.

Выбравшись из кабинета, мы спустились вниз. Возле университета кипела жизнь, несмотря на то что пары закончились. Вик не оглядываясь пробирался сквозь толпу, я шел за ним словно на привязи. Куда и зачем мы идем, я не спросил. Смысл? Получить очередную насмешку в свой адрес? Привлеченный шумом, я задрал голову. Окно в аудитории, в которой по моим расчетам Вик запер Викулю, распахнулось. И в проеме показалась девушка.

– Вик, ты сволочь! – и она вышвырнула вниз сумку Вика, а вслед за ней полетели книги, тетради и папка с эскизами и набросками.

– Я надеюсь, чтиво было занимательным! – крикнул в ответ Вик, собирая свои вещи. Тонкие листы с набросками и эскизами разлетелись по всей площади перед университетом. И он, обозрев эту картину, махнул рукой и повернулся ко мне. Я старался собрать те, которые летали рядом.

– Да брось ты их. Пошли.

– Жалко. Куда? – я разглядывал работы. Красиво. Чертовски красиво.

– Куда? Хм. К тебе или ко мне?

– Может, лучше к тебе? – робко предложил я, подумав о том, что не хочу, чтобы Вик встретился с моими родителями.

– Может, и лучше.

Я, запихнув спасенные рисунки в сумку, послушно поплелся за ним.

3

Я с интересом рассматривал квартиру Вика. Вернее, не так. Я пытался изо всех сил отвернуться от огромной кровати, которая и была главным предметом интерьера. Но взгляд упорно застревал на ней, вызывая у меня ненавистный румянец.

– Ты не стой столбом, вот комп, – Вик швырнул на кровать ноутбук, – гугли, ищи материал по теме, а я в душ, потом присоединюсь.

Он, совершенно не стесняясь, стянул с себя одежду, и я почувствовал, что яркость моего румянца возросла в разы. Примостившись на полу рядом с кроватью, я забил тему в поисковик и просматривал полученную информацию. Но буквы на мониторе никак не складывались в слова, а слова в предложения. Единственное, что я воспринимал сейчас крайне остро, это звук льющейся воды. И мое воображение тут же накидало мне пару сотен картинок под названием «Вик и душ». Я запаниковал: сейчас он выйдет, найдет на полу тщедушного, крайне возбужденного идиота, поймет, что идиот по совместительству гей, и не жить мне больше тихо и спокойно. Надо уйти. Потом как-нибудь объяснюсь. Подхватив сумку, я замер, остановленный голосом.

– Нашел что-нибудь любопытное? – Вик стоял в дверях.

Меня окатило волной такого ужаса, что язык прилип к небу, но зато возбуждение испарилось бесследно. И, как ни странно, на смену этим эмоциям вернулось относительное спокойствие. Блин, такого калейдоскопа эмоций я не выдержу. Но к моему удивлению мой страх перед Виком куда-то испарился. С ним было на удивление легко и интересно. Впервые мне было интересно читать что-то, связанное с учебой, притом увязывать это между собой и снабжать суховатый доклад интересными историческими фактами. Я так увлекся, что очнулся только тогда, когда Вик, сладко потянувшись, вытянулся на кровати. Мысли моментально сбились с курса. И мой взгляд прилип к фигуре парня. Я занервничал, неловко собирая в стопку бумаги с набранным текстом доклада.

– Я пойду, – выдавил я из себя, глянув на непроглядную темень за окном.

– Куда ты пойдешь в три ночи? – лениво поинтересовался Вик. – Оставайся, места хватит, – и он красноречиво провел рукой по траходрому.

– Нет, – панически выдавил я из себя. – Мне надо. Меня дома ждут.

– Надо, так надо. Подожди. Провожу.

– Я сам, – бледнея от ужаса, попытался возразить я.

– Провожу, сказал.

Кутаясь в шарф и проклиная холодные ночи, я пританцовывал, ожидая, когда подъедет такси. Вик с удовольствием курил. Не люблю табачный дым, поэтому я вышел из тени подъезда, тут же попал в свет фонарей. По улице шли подростки, увидев меня, они остановились. Переглянувшись, двинулись в мою сторону. Я так и знал. Разве неприятности проходили когда-нибудь мимо меня?

– Бля, я тебе зуб даю – пидарок, – обратился один к другому, как будто меня тут не было. – Слышь, ты, – это уже мне. – Ну-ка иди сюда.

Я разглядывал их, застыв от приступа паники. Вытянувшиеся голенастые подростки. Лет шестнадцать. Пьяные и агрессивные. Ими движет желание доказать друг другу собственную невъебенность, и поэтому договориться у меня с ними не получится.

– Иди сюда, тебе сказано. Отсосешь как надо, и тебе хорошо, и нам приятно, – под пьяный гогот они двинулись ко мне.

Из тени подъезда выходит Вик. Танцующей походкой направляется навстречу подросткам. Не тратя время на разговоры, бьет одного из них наотмашь по лицу. Причем удар раскрытой ладонью, не столько болезненный, сколько унизительный; другого подхватывает под грудки и, фальшиво ласково улыбаясь, притягивает его к себе.

– А ты хорошенький, – хмыкает он ему в лицо. – Это тебя интересуют однополые отношения? Так давай снимай штанишки, всажу по самые помидоры.

Парень, уже растеряв весь свой задор, испугано брыкается. Его друг тихонько сваливает. Мда, а ситуация-то в корне поменялась.

– Темик, как ты думаешь, что можно сделать с этим симпатяшкой? – издеваясь над подростком, тянет Вик.

– Не надо, – вырывается у меня. – Вик, пожалуйста.

– Добрый ты, Темик, а они тебя бы не пожалели.

Но отпускать подростка он не спешит. Тот жалко лепечет что-то в свое оправдание, хмель с него как рукой сняло. Вик жестко перехватывает подбородок и задирает его вверх. Дальше моя челюсть следует проторенным маршрутом на бренную землю. А Вик впивается жестким поцелуем в губы подростка. Потом отстраняется от него и, выпуская из рук, с преувеличенным вниманием оправляет одежду на парне.

– Бойся своих желаний, малыш, в следующий раз они могут сбыться более масштабно.

Подросток пятится назад с перекошенным лицом. Я стою в полнейшем ахуе, а Вик лениво раскуривает еще одну сигарету. После того, как мы остаемся вдвоем, он поворачивается ко мне и улыбаясь говорит:

– Я надеюсь, этот маленький инцидент останется между нами?

Я послушно киваю и кожей чувствую, что за притворной лаской скрывается вполне реальная угроза.

4

Дома, измучив подушку, я так и не смог уснуть. Сцена поцелуя будила самые темные фантазии в моем воспаленном воображении, я почти завидовал тому подростку. Швырнув замученную подушку в стену, я зарылся с головой под одеяло. Пытаясь спрятаться от своих собственных желаний и подальше запихивая мысль о том, что, может быть, Вик… Да нет. У него же красавица Викуля. Девушка, за которую большая половина универа душу продаст. Да, девушка. И укусы на шее. Не Викулины. Черт! Черт! Черт!

Уснуть так и не получилось. Утром, раздраженный и вымотанный ночными метаниями, я ехал в университет. Водитель отца косился на меня в зеркало заднего вида.

– Темик, у тебя проблемы?

– А? – подвис я.

– Ты пришел поздно ночью, сегодня с утра как пыльным мешком прихлопнутый. Если проблемы, скажи.

– Нет. Нет. Это так, мелочи. Доклад. Я вчера допоздна готовил доклад у однокурсника. Не выспался.

– Как знаешь.

Надо вести себя более адекватно. Но как? Если на твоих глазах Вик играя целует парня? А еще и доклад. Для меня целая мука выступать с докладом перед аудиторией. Чаще всего я, упираясь взглядом в писанину, бубню его себе под нос, мечтая провалиться сквозь землю. Меня никто, естественно, не слушает, ни однокурсники, ни препод. Но доклад с Виком не пройдет по этой же схеме. Он обожает быть в центре всеобщего внимания. И превращает свои доклады в настоящее шоу или втягивает в дискуссию курс. Такого количества внимания моя травмированная психика просто не вынесет. Может, сбежать? Что хуже – злой Вик или восемьдесят минут унижения? Злой Вик однозначно хуже. Вздохнув, я поплелся на пару. Забившись в самый дальний конец аудитории, я молил о чуде. Пусть произойдет хоть что, но минует меня этот долбанный доклад. Чуда не случилось. И вот я вынужден стоять на фоне блистающего Вика, он вытянул этот чертов доклад почти сам. Препод остался доволен, но не мной. Поэтому я, залившись румянцем и стараясь спрятаться за челкой, отвечал на дополнительные вопросы.

– Артем, у меня ощущение, что вы идете бонусом к докладу. Вы принимали участие в его подготовке?

– Принимал, – Вик становится за моей спиной. – Равное участие. Вы же будете оценивать работу, а не свойства характера?

– Ну что ж, Артем. У вашего адвоката весомые доводы, и посему ставлю отлично. Но мало сделать работу, надо уметь ее подать, иначе из вас никогда не получится архитектор.

Я с недоверием воззрился на препода. Ни фига себе! Отлично? Я не ослышался? Это приятно, оказывается. И я расцвел счастливой улыбкой, благодарно оглядываясь на Вика. Тот вопросительно изогнул бровь. Черт! Ну как у него так получается? Я потопал на место и до конца пары пребывал просто в восторге. Даже весь ужас выступления перед аудиторией как-то развеялся и оставил после себя приятное чувство удовлетворения.

– Темик,– рядом со мной после звонка с пары пристроился Вик. – У меня к тебе нескромное предложение.

– К-к-какое? – паника опять подхватила меня и закружила. Я до белых костяшек сжал в руках авторучку.

– Темик, почему ты меня боишься? – рука Вика накрыла мои сжатые пальцы, поглаживая.

– Я не боюсь,– выдохнул я, заливаясь румянцем. – Я просто…

Договорить я не смог. Все мысли вымыло из моей головы под действием нехитрых прикосновений Вика. Он мягко подушечками пальцев поглаживал мои пальцы.

– Темик, ты просто что? – Вик забрал из моих рук почти раздавленную ручку.

– Я тебя хочу, – ой, это я сейчас что сказал?

– Неожиданно.

– Извини, – я готов был тут же отдать концы.

– Темик, ты же не любишь кофе?

– Нет, – сбитый с толку, я рискнул посмотреть на Вика. Он что, не собирается меня прям тут же похоронить?

– А чай? Какой чай ты любишь?

– С лимоном и медом, – вконец дезориентированный, прошептал я в ответ.

– Меда у меня нет, а лимон есть. Пошли покупать мед?

Единственное, на что я был способен, это механически выполнять просьбы Вика. Думать? Как это – думать, я забыл вообще. Поэтому молча встал и собрал вещи. Так же молча шел с ним рядом. Молча покивал в магазине, когда он выбрал липовый мед. И вот сейчас молча созерцаю, как Вик заваривает чай. Тоненько нарезает лимон, открывает баночку с ароматным медом. Наконец, он ставит передо мной чашку с горячим чаем, пододвигает тарелочку с лимоном и мед.

– Темик?

– А? – невероятным усилием я преодолеваю ступор.

– Твой чай.

Я обнимаю чашку ладонями и вопросительно поднимаю глаза на Вика. Мне бы вот сейчас так же выгнуть бровь в немом вопросе. Жаль, не умею. Поэтому послушно пью чай, забыв про лимон и мед. Вкуса чая я не чувствую вообще. В голове абсолютная пустота.

– Хм. А для кого я мед купил?

– Ой. Забыл, – я кладу в чашку ломтик лимона и застываю. Глупо, но я не могу вспомнить, сколько ложек меда мне нужно добавить в чай.

– Темик? Я тебя сейчас съем.

– З-зачем? – я во все глаза уставился на Вика.

– Потому что мне жаль денег, бездарно потраченных на ненужный мед. – откровенно ржет Вик.

И я, как ни странно, оживаю. Улыбаюсь ему в ответ, добавляю две ложки меда в чай и с удовольствием облизываю ложку. Пью ароматный чай и слушаю, как Вик беззлобно стебет мою скромную персону. Как-то незаметно для себя самого я шучу в ответ, потом, забыв, что до нервной почесухи боюсь его, рассказываю о себе. И он слушает. Внимательно слушает. Удивительно… И я не могу остановиться, из меня, выхлестывая, выливается абсолютно все. Меня никогда никто вот так не слушал. Даже психологи, к которым меня таскали с раннего детства, слушали меня только для того, чтобы подтвердить свои какие-то догадки обо мне, а не потому что им был интересен я.