Текст книги "Страсти по Лейбовицу"

Автор книги: Уолтер Майкл Миллер-младший

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

FIAT LUX!
ДА БУДЕТ СВЕТ!

Глава 12

Маркус Аполло понял, что война неизбежна, когда услышал, как третья жена Ханнегана рассказывала служанке, что дворецкий, которого она так любила за учтивость, с целой шкурой вернулся из шатров клана Бешеного Медведя. Тот факт, что он живым вернулся из расположения кочевников, говорил, что война зреет. И свидетельствовала о сем следующая последовательность событий: миссия эмиссара заключалась в том, чтобы сообщить племенам Долин – цивилизованные государства заключили Соглашение о Биче Небесном, касающееся спорных земель, и впредь будут сурово карать кочевые племена и отдельных разбойников, если они посмеют вторгаться на эти территории. Но ни один человек на Земле не мог бы доставить такую новость Бешеному Медведю и остаться в живых. То есть, пришел к выводу Аполло, ультиматум не был доставлен, и эмиссар Ханнегана отправлялся в Долины с другой, скрытой целью.

Аполло вежливо прокладывал путь, проталкиваясь сквозь группки гостей, его острые глаза искали брата Кларе и старались поймать его взгляд. Стройная фигура Аполло, облаченная в скромную черную сутану, лишь с яркими опоясками по запястьям, которые говорили о его ранге, резко выделялась в головокружительном калейдоскопе красок одежд всех прочих гостей в банкетном зале. Ему не пришлось долго искать своего помощника; увидев, он кивнул ему, подзывая к столу с закусками, который ныне превратился в свалку объедков, грязной посуды и недоеденных бифштексов. Аполло, поболтав ложкой в бокале, отчего со дна поднялся осадок, увидел плавающего в нем мертвого таракана и задумчиво передал кубок брату Кларе, как только тот предстал перед ним.

– Благодарю вас, мессир, – сказал Кларе, не заметив таракана. – Вы хотели видеть меня?

– Сразу же по окончании приема. У меня. Саркал вернулся живым.

– Ох.

– Никогда не слышал более выразительного «ох». Думаю, что ты понимаешь подтекст событий?

– Конечно, мессир. Это значит, что Соглашение было обманом со стороны Ханнегана и он хочет его использовать против…

– Тс-с-с. Потом.

Аполло заметил, что к ним приближаются, и клирик торопливо приник к чаше, которую поторопился опустошить. Интерес его внезапно оказался прикованным лишь к содержимому бокала, и он не увидел стройную фигуру в одеянии водянисто-светлого шелка, которая направлялась к ним от входа. Аполло вежливо улыбнулся и поклонился человеку. Их руки на мгновение сошлись в нескрываемо прохладном приветствии.

– Ну, Тон Таддео, – сказал священник, – ваше присутствие удивляет меня. Я считал, что вы избегаете такие веселые сборища. Что же в нем такого, что оно привлекло внимание столь досточтимого ученого? – с насмешливым удивлением он поднял брови.

– Конечно, вы, – сказал новоприбывший, отвечая на сарказм Аполло, – были единственной причиной моего появления.

– Я? – Аполло умело изобразил неподдельное удивление, но утверждение это, скорее всего, соответствовало истине. Прием по случаю помолвки сводной сестры отнюдь не был таким событием, которое заставило бы Тона Таддео облачиться в пышный наряд, соответствующий его сану, и покинуть уединенные залы Коллегии.

– В сущности, я искал вас весь день. Мне сказали, что вы будете здесь. В противном случае… – он оглядел банкетный зал и с раздражением фыркнул.

Этот звук заставил встрепенуться брата Кларе, он отвел взгляд от чаши для пунша и повернулся, чтобы отвесить поклон Тону.

– Не хотите ли пунша, Тон Таддео? – спросил он, предлагая полный бокал.

Ученый кивком поблагодарил его и осушил чашу.

– Я хотел бы, чтобы вы несколько подробнее поведали мне о документах Лейбовица, о которых мы беседовали, – сказал он Маркусу Аполло. – Я получил из аббатства письмо от человека по имени Корнхоер. Он уверяет меня, что эти рукописи датированы последним годом европейско-американской цивилизации.

Если упоминание об этом факте, в котором он несколько месяцев назад уверял ученого, и вывело Аполло из себя, он ничем не показал этого.

– Да, – сказал он. – Как я и считал, они совершенно аутентичны.

– Если так, то они поражают меня одной тайной, о которой никто не слышал – впрочем, не будем об этом. Корнхоер перечисляет количество документов и текстов, которые, как он утверждает, имеются у него, и описывает их. Если они в самом деле существуют, я должен их увидеть.

– Вот как?

– Да. Если это обман, его необходимо разоблачить, а в противном случае эти данные могут быть бесценными.

Монсиньор нахмурился.

– Уверяю вас, что обмана здесь нет, – твердо сказал он.

– В письме содержится приглашение посетить аббатство и лично посмотреть документы. Они, скорее всего, слышали обо мне.

– Не обязательно, – сказал Аполло, не в силах не использовать подворачивающуюся возможность. – Их не особенно интересует, кто читает их книги, лишь бы читатели мыли руки и не портили имущество.

Ученый вспыхнул. Предположение, что может существовать грамотный человек, который никогда не слышал его имени, не доставило ему удовольствия.

– Но давайте к делу, – непринужденно продолжил Аполло. – Проблем у вас не существует. Приглашение есть, так что отправляйтесь в аббатство и изучайте тексты. Они радушно вас примут.

Предложение это едва не заставило ученого выйти из себя.

– Но путешествие через Долины в то время, когда клан Бешеного Медведя… – Тон Таддео резко замолчал.

– Что вы сказали? – обратился к нему Аполло, лицо его не выражало никакого особого интереса, хотя вены на висках вздулись, когда он выжидательно смотрел на Тона Таддео.

– Только то, что путешествие будет долгим и опасным, а я не могу покинуть Коллегию на полгода. Я хотел бы обсудить возможность послать группу хорошо вооруженных воинов, которые могли бы доставить документы сюда для изучения.

Аполло хмыкнул. У него возникло детское желание пнуть ученого в голень.

– Боюсь, – вежливо сказал он, – что это невозможно. Но в любом случае решение этого вопроса вне моей компетенции, и предполагаю, что не смогу оказаться вам полезным.

– Почему же? – возразил Тон Таддео. – Разве вы не папский нунций при дворе Ханнегана?

– Совершенно верно. Я представляю здесь Новый Рим, но не монашеский орден, а управление аббатством всецело находится в руках его аббата.

– Но если Новый Рим слегка нажмет на него…

Желание пнуть по голени становилось почти непреодолимым.

– Лучше нам несколько позже вернуться к этому разговору, – любезно сказал монсиньор Аполло. – Вечером у меня в кабинете, если вы не против, – полуобернувшись, он вопросительно посмотрел на собеседника, словно говоря: «Ну?».

– Я приду, – резко сказал ученый, отходя.

– Почему вы сразу не сказали ему «нет» – прямо и недвусмысленно? – взорвался Кларе, когда час спустя они оказались наедине в посольских покоях. – В такое время перевозить бесценные реликвии через разбойничьи угодья? Невероятно, мессир!

– Конечно.

– Тогда почему же…

– По двум причинам. Во-первых, Тон Таддео родственник Ханнегана и имеет на него влияние. Мы должны быть любезны с Цезарем и его родней, нравится нам это или нет. Во-вторых, он начал что-то говорить о клане Бешеного Медведя и резко оборвал себя. Я думаю, он знает о том, что должно случиться. Я не собираюсь заниматься вынюхиванием, но если он сам добровольно что-то сообщит, нам ничего не помешает включить его информацию в сообщение, которое ты сам отвезешь в Новый Рим.

– Я? – клирик не мог скрыть своего изумления. – В Новый Рим?.. Но почему…

– Не так громко, – сказал нунций, бросив взгляд на дверь. – Я собираюсь отослать свою оценку сложившейся ситуации его святейшеству, и сделать это надо побыстрее. Но есть некоторые вещи, писать которые не стоит. Если люди Ханнегана перехватят такое сообщение, то, скорее всего, и я и ты поплывем лицом вниз по Красной реке. Если же его перехватят враги Ханнегана, тот, скорее всего, получит основание публично повесить нас как шпионов. Мученичество, конечно, прекрасная вещь, но у нас дела, которые надо успеть сделать.

– И я доставлю в Ватикан ваше устное сообщение? – пробормотал брат Кларе, явно не обрадованный перспективой пересечь враждебные пространства.

– Так оно выходит. Тон Таддео может, подчеркиваю, только может дать нам повод сразу же отправиться в аббатство святого Лейбовица или в Новый Рим, или и туда и туда. На тот случай, если у Двора появятся какие-то подозрения. С ними я уж справлюсь.

– А в чем будет суть сообщения, которое я должен буду передать, мессир?

– Что амбиции Ханнегана объединить весь континент под властью одной династии не столь уж сумасшедшая мечта, как мы предполагали. Что участие в Соглашении о Биче Небесном – только уловка со стороны Ханнегана, он хочет использовать его, хочет втянуть в конфликт с кочевниками обе империи – Денвера и Ларедана. Если силы Ларедана завязнут в бесконечных стычках с Бешеным Медведем, государству Чихуахуа не понадобится большой отваги, чтобы ударить по Ларедо с юга. Кроме того, между ними постоянно тлеет старая вражда. И тогда Ханнеган пройдет победным маршем до Рио-Ларедо. Взяв к ногтю Ларедо, он может уже строить планы, как завоевать республику Миссисипи и Денвер, не опасаясь удара с юга в свой становой хребет.

– Вы считаете, что Ханнеган может пойти на это?

Маркус Аполло принялся было отвечать, но медленно закрыл рот. Подойдя к окну, он посмотрел на залитый солнцем город, беспорядочно раскинувшееся поселение, построенное главным образом из развалин и щебенки прошлых веков. Город с беспорядочным переплетением улиц рос себе и рос на древних руинах – так же как в свое время на его развалинах поднимется другой город.

– Я не знаю, – тихо ответил Аполло. – В эти времена трудно обвинять человека за то, что он хочет собрать под одну руку этот растерзанный континент. Даже такой ценой, как… нет, я не имею в виду… – он тяжело вздохнул. – Во всяком случае, наши интересы лежат не только в области политики. Мы обязаны предупредить Новый Рим о том, что может последовать, ибо в любом случае Церковь может понести урон. И, исполнив свой долг, мы должны будем держаться в стороне от свар и стычек.

– Вы в самом деле так думаете?

– Конечно нет! – вежливо ответил священник.

Тон Таддео Пфардентротт явился в покои Маркуса Аполло в столь ранний час, что его с большим трудом можно было считать наступлением вечера, и его манеры претерпели заметные изменения со времени их встречи на приеме. На губах играла сердечная улыбка, а тон его разговора отличался серьезностью и нервным напряжением. «Этот тип, – подумал Маркус, – пришел потому, что он в чем-то страшно нуждается, и он даже старается быть вежливым в надежде получить это». Может быть, список древних текстов, присланных монахом из аббатства Лейбовица, поразил Тона больше, чем он хочет признать. Нунций был готов к фехтовальной дуэли, но неподдельное восхищение ученого делало его столь легкой жертвой, что Аполло расслабился, отложив готовность к словесной дуэли.

– Сегодня в полдень была встреча всех факультетов Коллегии, – сказал Тон Таддео, когда они присели. – Мы говорили о письме брата Корнхоера и о списке документов, – он помолчал, словно сомневаясь, стоило ли об этом рассказывать. Тусклый свет приближающегося вечера, падавший из большого овального окна слева от него, подчеркивал бледность и напряженность лица Тона Таддео, и его большие серые глаза не отрывались от лица священника, словно он прикидывал, что услышит в ответ.

– Предполагаю, что сообщение было встречено с определенным скептицизмом?

Серые глаза тут же опустились и снова поднялись.

– Должен ли я быть излишне вежливым?

– Пусть вас это не волнует, – хмыкнул Аполло.

– Да, скептицизма было в избытке. «Недоверие» – вот более точное слово. Я сам лично считаю, что если такие бумаги и существуют, то датированы они поддельной датой, которая была нанесена несколькими столетиями позже. Я сомневаюсь, что сегодняшние монахи в аббатстве пошли на такой подлог. Конечно, они искренне верят в ценность документов.

– С вашей стороны очень любезно признать это, – мрачно сказал Аполло.

– Я могу перейти на более вежливый язык, как я вам и предлагал. Хотите?

– Нет. Продолжайте.

Тон соскользнул со стула и перебрался на подоконник. Глядя на желтоватые купы облачков, тянущихся на запад, и мягко постукивая ладонью по оконной раме, он продолжил:

– Эти бумаги… Независимо от того, что мы собираемся в них обнаружить, одна лишь мысль о том, что такие документы по-прежнему в сохранности могут существовать, – одна лишь эта мысль должна заставить нас немедленно приступить к их изучению.

– Очень хорошо, – слегка смутившись, сказал Аполло, – они вас пригласили. Но скажите мне: почему вас так возбуждает мысль о находке этих документов?

Ученый бросил на него быстрый взгляд.

– Вы знакомы с моими работами?

Монсиньор помедлил. Он был с ними знаком, но признание этого факта должно было заставить его высказать и свое беспокойство по поводу того, что имя Тона Таддео с тех пор, как ему едва минуло тридцать, уже упоминалось в одном ряду с именами натурфилософов, которые умерли тысячу и более лет назад. Священник не был готов признать, что молодой ученый давал основания считать его одним из тех редких представителей рода человеческого, одним из тех гениев, что рождаются один-два раза в столетие, и их взгляды меняют всю картину мира. Он откашлялся.

– Должен признать, что добрую долю из них я не читал…

– Неважно, – Пфардентротт отмахнулся от его извинений. – Большинство из них носят чисто абстрактный характер и довольно скучны для законников. Теории электричества. Движение планет. Взаимопритяжение тел. И тому подобные материи. И теперь Корнхоер упоминает такие имена, как Лаплас, Максвелл и Эйнштейн – эти имена что-нибудь значат для вас?

– Немного. В истории они упоминаются как натурфилософы, не так ли? Они существовали незадолго до гибели последней земной цивилизации. И мне кажется, что они упоминались в одном из еретических житий святых, не так ли?

Ученый кивнул.

– Это все, что известно о них и об их работах. Как говорят наши не очень сведущие историки, они были физиками. Их заслугами объясняется стремительный рост евро-американской культуры, как они считают. Историки склонны к банальностям. Я почти не обращаю на них внимания, да и забыл их работы. Но в описании старых документов, присланных Корнхоером, говорится, что там есть старые тексты, относящиеся к физике. Это просто невероятно!

– И вы должны в этом убедиться?

– Мы должны быть убеждены. Но поскольку об этом зашел разговор, я предпочел бы никогда не слышать о них.

– Почему?

Тон Таддео пристально вглядывался в лежащую под ним улицу. Он подозвал священника.

– Подойдите сюда на минутку. И я вам покажу, почему.

Аполло выскользнул из-за стола и подошел к окну, посмотрев вниз на улицу с колеями, полными невысыхающей грязи под стенами дворца, которая, опоясывая и дворец, и пристройки к нему, и строения Коллегии, отграничивала святилище от плебейских лачуг города. Ученый показал на смутно различимую фигуру крестьянина, который в сумерках гнал домой ослика. Ноги путника были обмотаны мешковиной и так облеплены грязью, что он с трудом поднимал их. Он продвигался вперед шаг за шагом, каждый раз приостанавливаясь на секунду, прежде чем поднять ногу. И было видно, что избавиться от грязи было для него непосильной задачей.

– Он не садится на своего осла, – сказал Тон Таддео, – потому что утром ослик таскал зерно. И ему не приходит в голову, что мешки уже пустые. Как он жил утром, так же можно жить и к вечеру.

– Вы его знаете?

– Он проходит и под моими окнами. Каждое утро и каждый вечер. Разве вы не замечали его?

– Здесь тысячи таких, как он.

– Взгляните. Можете ли вы заставить себя поверить, что это человекоподобное существо – прямой потомок тех, кто смог придумать машины, летающие в воздухе, кто высаживался на Луне, использовал себе во благо силы Природы, создавал машины, которые могли говорить и, похоже, начинали думать? Можете ли вы поверить в такое, глядя на этого человека?

Аполло молчал.

– Посмотрите на него! – настаивал ученый. – Хотя нет, уже слишком темно. Вам не удастся увидеть сифилитические пятна у него на шее и провалившуюся переносицу. Поражена нервная система. Вне всякого сомнения, с самого рождения он уже был слабоумным. Безграмотный, суеверный, кровожадный. Он заражает своих детей. А за несколько монет он может убить их. Во всяком случае, когда они подрастут и смогут приносить пользу, он продаст их. Посмотрите на него и скажите – видите ли вы, к чему пришла некогда могучая цивилизация? Что же вы видите?

– Образ Христа, – раздраженно скрипнул зубами монсиньор, удивленный своей внезапной вспышкой гнева. – А что, по вашему мнению, я должен был увидеть?

Ученый нетерпеливо фыркнул.

– Несоответствие. Людей, которых вы видите через свои окна, и тех, которые, как нас уверяют историки, когда-то существовали. Я не могу принять этого. Каким образом столь великая и могучая цивилизация могла разрушить себя до основания?

– Возможно, потому, – сказал Аполло, – что она была велика и могуча лишь в материальном смысле – и ничего больше, – он отошел зажечь свечи, потому что сумерки стремительно и незаметно перешли в ночь. Он чиркал кресалом и огнивом, пока не высек искру, и стал осторожно раздувать трут.

– Возможно, – сказал Тон Таддео, – но я сомневаюсь в этом.

– Вы отрицаете всю историю, как чистый миф? – Наконец от трута занялось пламя.

– Не отрицаю как таковую. Но она вызывает многочисленные вопросы. Кто писал нашу историю?

– Естественно, монашеские ордена. Во время темных столетий не было никого другого, кто мог бы заняться этим, – монсиньор осторожно подрезал фитиль.

– Вот именно! И вы управляли ими. А во время антипапы сколько схизматических орденов фабриковали свои версии событий и распространяли свои сочинения как работы предыдущих веков? Вы не можете этого знать, вы не можете знать этого доподлинно. На этом континенте существовала куда более развитая цивилизация, чем то, что мы сегодня имеем, и отрицать это невозможно. Стоит только взглянуть на груды щебня и на ржавые остатки металла, и вы поймете это. Стоит зарыться в песчаные насыпи, и вы найдете их дороги, выщербленные от времени. Но где свидетельства существования машин, о которых нам рассказывали ваши историки? Где остатки самодвижущихся повозок и летающих машин?

– Переплавлены на плуги и мотыги.

– Если только они существовали.

– Коль скоро вы сомневаетесь в этом, зачем вам утруждать себя изучением документов Лейбовица?

– Потому что сомнение – не отрицание. Сомнение – это движущая сила, и история должна это признать.

Нунций натянуто улыбнулся.

– И чего вы хотите от меня, высокоученый Тон?

Ученый с серьезным видом склонился к нунцию.

– Напишите аббату. Заверьте его, что с документами будут обращаться с величайшей тщательностью, и после того как мы, изучив их, установим их аутентичность, исследуем их содержание, они будут тут же возвращены.

– Чью гарантию вы хотите, чтобы я дал ему – вашу или мою?

– Ханнегана, вашу и мою.

– Я могу дать только гарантию Ханнегана и вашу. У меня нет собственных войск.

Ученый покраснел.

– Скажите, – торопливо добавил нунций, – почему, не считая опасности столкновения с бандитами, вы настаиваете, что должны увидеть их именно здесь, вместо того чтобы отправиться самому в аббатство?

– Самая убедительная причина, которую вы можете изложить аббату, заключается в том, что если документы в самом деле подлинные и если мы их исследуем в аббатстве, подтверждение того будет не очень убедительно для других светских ученых.

– Вы имеете в виду… ваши коллеги решат, что монахи как-то провели вас?

– М-м-м… можно сказать и так. Но, кроме того, важно, что, если они окажутся здесь, их сможет исследовать каждый член Коллегии, достаточно квалифицированный, чтобы сформулировать собственное мнение. И любой достойный Тон из соседних княжеств, посетивший нас, может сам взглянуть на них. Мы не можем отправить всю Коллегию в далекую пустыню на шесть месяцев.

– Я понимаю вашу точку зрения.

– Вы пошлете письмо в аббатство?

– Да.

Тон Таддео не мог скрыть изумления.

– Но это будет ваша просьба, а не моя. И, откровенно говоря, должен предупредить вас, что я не уверен в согласии Дома Пауло, аббата обители.

Тем не менее Тон был удовлетворен. Когда он удалился, нунций подозвал своего помощника.

– Завтра же ты отправляешься в Новый Рим, – сказал он ему.

– По пути заехать в аббатство Лейбовица?

– Завернешь туда на обратном пути. Сообщение для Нового Рима очень спешно.

– Да, мессир.

– А в аббатстве скажешь Дому Пауло, что Шеба ждет прибытия Соломона к ней. С дарами. А потом лучше прикрой уши. Когда он кончит извергаться, спеши обратно, чтобы я мог сказать «нет» Тону Таддео.