Текст книги "Блакіт і золата дня"
Автор книги: Уладзімір Караткевіч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Мы заставили выживших, около трех дюжин мужчин, женщин и детей, раздеться. Обнаженные, они стояли под порывами ночного ветра, а окружавшие их воины развлекались, со смехом тыкая в них копьями и споря, кто из маленьких человечков подпрыгнет выше других. Вокруг пылало оранжевое пламя, уничтожая дома и фермы халфлингов.
Я послал к Зету гонца, но он с разведчиком уже шли по направлению к горящей деревне. Наблюдая за его приближением, я задался вопросом, какую же цель преследовал этот жалкий набег, за исключением той чуши про «обучение». Ранее я сражался только с вооруженными противниками – охранниками караванов, доспешными ополченцами, защищающими приграничные укрепленные фермерские хозяйства. Убийство практически безоружных и неумелых халфлингов будет напрасной тратой наших способностей. От расстройства я прикусил губу и почувствовал вкус крови.
Проходя мимо пылающего коттеджа, Зет с улыбкой на лице протянул к нему руки. Согревшись, он замедлил шаг и с осторожностью направился к воинам, которые окружали съежившихся пленников. Глаза халфлингов напоминали глаза запертых в клетке кроликов. Зет обвел их взглядом, и я преисполнился уверенности, что каким-то образом он все же способен видеть. Значит, дело в магии? Я и мысли не допускал о том, что к этому приложили руку боги. Должно быть, работа Скраланга, хотя я представления не имел, как и зачем старый шаман это сделал.
Удовлетворенный осмотром, Зет поднялся на вершину пологого холма и повернулся лицом к войскам. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием угасающего пламени.
- В самом начале, - произнес Зет, голос его становился сильнее, - боги воевали с восставшей землей, и мир был повержен и убит. Тьма покрыла его поверхность; ветры и моря иссекли его труп. Ничто не росло на его голых скалах и не двигалось под холодной луной. И, пока мир лежал мертвым, из крови, пролитой богами во время боя, родились опарыши, и эти опарыши зарылись в плоть мира и принялись ею пировать, празднуя победу богов. Затем явились силы света, и над землей взошло солнце. Свет выжег опарышам глаза, и они завопили. Вопль этот долетел до ушей старых богов, и их охватила ярость. Один из них простер руку и произнес: «Перед нашими детьми, равно как и перед нами, есть долг, и теперь они его взыщут». Он превратил опарышей в гоблинов и дал им завет – никогда не забывать времен тьмы, когда старые боги торжествовали, когда в мире ничего не росло, когда ночь была глубока и вечна. И гоблины всегда будут помнить о долге, который есть у сил света перед ними и их богами, и будут его взыскивать, - Зет обвел рукой горящие здания, находившиеся за спинами собравшихся. – И вот мы собрались здесь этой ночью, потомки тех опарышей, и мы все ещё должны были помнить, что велели нам боги. Но мы это забыли, - его рука упала. – Завтра, когда солнце будет в зените, сюда прискачет группа всадников, и они увидят нашу работу. Они почувствуют на губах вкус пепла сгоревших домов и ощутят жар, исходящий от почерневших полей. Но будут ли они нас бояться? Будет ли уплачен старый долг? – получеловек выжидательно замолчал, но ни один из нас ни произнес ни слова. – Нет. Всадники уже видели сожженные деревни. Видели убитых поселян. С чего бы им бояться нас – нас, перворожденных, потомков опарышей, которые питались плотью мира?
Несколько гоблинов беспокойно заёрзали, на их лицах возникло смущенное выражение. Даже пленники стали хныкать потише и прислушались.
- Ты будешь бояться? – спросил получеловек, указывая на одного из гоблинов в толпе. – Или ты? Мы всего лишь сожгли небольшой город. Кому в мире это не под силу? Маленьким пикси под силу, - на лице Зета возникла слабая улыбка. – Даже людям. - Сделав паузу, он добавил, - Мне нужно знать.
Тишина стала глубже. Я содрогнулся. Когда он произнес слово «люди», и мы посмотрели на него и вспомнили, чем он является, в атмосфере что-то изменилось.
- Даже людям это под силу, - повторил он. – Мы так долго прожили под солнцем, вдали от ночи и истины, что забыли, кто мы есть на самом деле. Мы начали думать, - Зет сощурился, словно хотел рассмеяться, - что мы люди.
Ни один из гоблинов не двинулся. На их напряженных лицах застыло каменное выражение. Эти слова были смертельным оскорблением, самой гнусной клеветой. И все же Зет произнес их, словно это была жалкая истина, над которой потешался весь знающий мир. От мгновенной смерти получеловека спасло лишь то, что воины помнили, кто был его дед.
Тонкие пальцы Зета взметнулись в воздух.
- Сейчас мы - люди? – вскричал он. – Все, что можем сделать мы, могут и они? Помним ли мы хоть что-то из того, чему учили нас наши боги? Неужели солнце выжгло из нас память о том, откуда мы пришли? – теперь он завопил с перекошенным от ярости лицом. – Хотите ли вы, чтобы всадники, которые приедут сюда завтра, посмеялись над нашей ночной работой? Хотите ли вы, чтобы они приехали сюда и сказали: «Похоже, это сделали люди, возможно, бандиты, все те же мерзкие старые людишки, как же хорошо, что это не гоблины»? – получеловек простер руку к черным небесам. – Мой отец был человеком. Он проклял меня своей скверной! Мои глаза не были красными, как у вас, они были голубыми! Голубыми, как у людей! Голубыми, как дневное небо! Где сейчас мои глаза? – внезапно своим бледным пальцем, словно клинком, он указал на одного из гоблинов в толпе. – Ты! Скажи мне! Где сейчас мои глаза?
Губы гоблина задрожали, и он что-то беззвучно прошептал.
Лицо Зета исказилось от ярости.
- Скажи мне, пес, или пусть боги испепелят тебя на месте!
- Твоих глаз нет! – вскричал гоблин, падая на колени. – Их больше нет!
- Да! – тут же воскликнул Зет. – Их нет! Мои глаза были человеческими, и мой дед вернул их! Мой дед вернул мои глаза! Эти дыры на моем лице в тысячу раз лучше, чем скверна моих голубых глаз! То, чем был мой отец, его человеческая порча, было от меня отделено! Теперь я в большей степени гоблин, чем вы, ибо моя душа свободна! Моя душа чиста, а ваши окутаны скверной человечности! Вот они, доказательства этому, здесь, среди вас – эти фермеры, которых вы взяли в плен! Вы обращались с ними, как люди стали бы обращаться со своими пленниками! Они молят вас о пощаде, принимая вас за людей! Как же низко мы пали в их глазах, раз они подумали, что мы, дети опарышей, рожденных в теле мертвой земли, способны на милосердие?
Ничего не нарушало тишину, кроме потрескивания пламени. Зет весь дрожал, словно его лихорадило.
Вскинув голову, он устремил взгляд поверх наших голов.
- Я чувствую, как они смотрят на нас. Чувствуете ли это вы? Чувствуете ли вы их взгляды, устремленные на нас сверху? Через мгновение они отвернутся, и мы окажемся потеряны. Наш народ будет потерян. Наша Нижняя Ночь будет потеряна. Все, чем мы когда-то были, исчезнет. Покажете ли вы им, нашим богам, что вы помните о том, что вы не люди? – Опустив глаза, он обвел пленников рукой. – Докажите это сейчас! – сказал он. – Пусть боги увидят то, что не под силу мне.
Никто не двинулся. Затем один из воинов в молчании обнажил длинный нож, подошел к пленным и, ухватив одну из женщин за волосы, вытащил её из рядов селян. Она завопила. Его товарищи обрушили град ударов на двоих халфлингов, которые попытались втащить пленницу обратно.
Гоблин с ножом левой рукой сгреб волосы маленькой женщины-халфлинга, заставив её откинуть голову. Несмотря на её попытки оттолкнуть кинжал, лезвие принялось опускаться раз за разом, снова и снова, пока её руки не упали в дорожную пыль.
Остальные пленники при каждом ударе издавали вопль. Конечности женщины обмякли. Резко вырвав клинок из её тела, воин схватил его, поднял над головой и швырнул в толпу пленников, обдав их брызгами крови.
Халфлинги завопили снова. Никогда раньше я не слышал, чтобы из глотки живого существа исходил подобный звук. Ужас вытеснил из него всё разумное, и он напоминал рев животного на бойне. В этот миг во мне пробудилось что-то древнее, жаждущее крови. Я стал одним из волков в стае, которая видела, что добыча находится в полной её власти, что она не сможет встать и убежать – горячая пища, которая на вкус окажется влажной и соленой. Когда остальные солдаты набросились на воющих пленников, я тоже сделал шаг вперед.
Но только один. Сам не зная почему, я остался стоять в стороне, пока воины, которые раньше были моими, давали волю своему голоду и пытались его удовлетворить.
Обезумевшие от крови гоблины предавали пленников мучительной смерти одного за другим. Зрители потрясали копьями и топали ногами, подбадривая их криками, которые после каждой новой смерти становились все более исступленными. Я наблюдал за этим со стороны, словно меня тут вообще не было. Мне не привыкать к жестокости, но то, что я видел, не было действиями тех воинов, которых я воспитал и обучил. Это были деяния дьяволов из Аида.
Когда последний из пленников перестал вопить и сопротивляться, воины разразились резкими криками восторга. В их руках появились фляги с элем и скверным вином, и многие к ним основательно приложились. Что с ними произошло? Я даже не мог подобрать нужные слова, чтобы заставить их остановиться и снова превратить их в солдат.
- Оставьте тела, - произнес Зет. – Пусть завтра солнце взглянет на них и покажет всем нашу работу. Пусть мир увидит, что делают дети опарышей, чтобы вернуть свой долг. Наша работа только началась, - покачнувшись, он повернулся и снова направился на юг, прочь от тлеющего пепелища.
Воины с готовностью последовали за ним - воины, которые некогда были моими. Проходя мимо, никто из них не удостоил меня и взглядом.
Когда они уже почти скрылись из виду, я уже в достаточной степени оправился, чтобы заставить двигаться свои собственные ноги. Я поспешил вдогонку, хотя мой разум оцепенел от шока. Мы наполовину шли, наполовину бежали таким образом несколько часов, и только тогда воздух наконец очистился от запахов дыма и крови, которые сменил аромат свежей травы. Во время пути воины болтали друг с другом, не заботясь о том, чтобы соблюдать тишину на вражеской территории, и обменивались флягами с алкоголем. Я, тот, кого они некогда уважали и боялись, с тем же успехом мог бы стать для них невидимкой.
Рассвет уже был близок, когда Зет наконец остановился. Когда воины поравнялись с ним, он опустился на землю, чтобы передохнуть.
Я посмотрел вниз на тяжело дышащего полукровку.
- Капитан Кергис, - выдохнул Зет, хотя я приблизился к нему совершенно беззвучно, - ты не понимаешь, верно?
- Нет, - произнес я. У меня и в мыслях не было лгать. – Такова твоя воля.
- Ты говоришь, что такова моя воля, но сам я пуст, - продолжил Зет, все ещё не в силах отдышаться. – Я – чаша, в которую налит напиток, но не сам напиток. Я – рот, а не слово.
- Я этого не понимаю, - произнес я. – Ничего не понимаю. Мы – воины. Мы не… - я запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. – Мы сражаемся с воинами, а не с беззащитными фермерами. Это трусость – убивать беспомощное отребье. Мы сражаемся с теми, кто может дать отпор. Войну иначе не выиграть.
Наконец отдышавшись, Зет со вздохом прилег на траву, оперевшись на локти. Откинув голову, он уставился в бесконечную ночь.
- Капитан, - мягко произнес он, - ты ещё более слеп, чем я.
Я опустился на колени в траву в дюжине шагов поодаль. Сила, казалось, утекала из меня в воздух. Вдалеке слышался громкий смех пьянствующих солдат.
- Ты хочешь убить меня, - сказал получеловек. – Я это чувствую. Иногда я обретаю зрение – когда боги пользуются моей головой, пару мгновений я могу видеть их глазами. Но другие вещи я способен слышать, чувствовать и ощущать сам. Ты будешь рад, если я умру, - Зет склонил голову в мою сторону, но на меня не смотрел. – Знаешь, на это меня сподвигло оскорбление, - не дождавшись от меня ответа, он сам себе кивнул. – Значит, ты не видишь, не видишь даже этого. Скверну. Мое рождение. Даже этого не видишь.
- Вижу, - произнес я тихо. Я подумывал о том, чтобы вытащить меч и прикончить его на месте, и будь прокляты все боги. Это будет несложно.
- Ты видишь только мое тело. Видишь, что я отличаюсь от вас. Видишь, что желаешь моей смерти. Я слышу это в твоем голосе. Но оскорбления ты не видишь. Ты неспособен научиться тому, чему я хочу вас научить, - Зет повернул голову в сторону воинов. Через несколько мгновений он встал и ушел.
Спустя какое-то время я тоже поднялся на ноги. Усталые гоблины бессистемно рассеялись по полю. Судя по небу, до рассвета оставалось не более трех часов. Нам нужно было уйти отсюда и разбить лагерь. Вскоре кто-нибудь непременно наткнется на уничтоженную деревню, и поползут слухи. Посмотрев назад, я увидел, что наш след достаточно отчетлив, и воспылавшему жаждой мщения отряду не составит труда нас выследить. Либо мы покинем это место, либо погибнем.
Зет сидел на земле и негромко говорил о чем-то сам с собой. Когда я к нему приблизился, хрустя ветками, он замолчал и повернул ко мне голову.
- Нужно уходить, - сказал я без выражения. – Нет времени медлить.
Зет снова отвернулся и продолжил беседовать сам с собой или с кем-то, кого я не мог видеть.
- Он не понимает, - прошептал он. – Он не может увидеть их слабости. А ведь это и наша слабость.
Некоторое время он оставался неподвижным, а затем неуверенно поднялся на ноги.
- Веди нас, - произнес слепой полукровка, - на юг. Мы должны поспешить к месту нашего следующего урока.
На следующую ночь мы напали на уединенную ферму, расположенную в двенадцати милях южнее деревни халфлингов. Двое из нас получили ранения, но остались на ногах. Мы покинули ферму через несколько часов, и Зет снова вещал о личинках, от которых мы произошли, и наблюдающих за нами богах. Дюжина людей, членов жившего там семейства, теперь болтались на потолочных балках в столовой, подвешенные за ноги и выпотрошенные, как олени.
Те, кто некогда были моими воинами, прихватили с собой немного человечины.
- Теперь ты видишь яснее, капитан?
Шагая, я не отводил взгляда от темного горизонта.
- Нет.
Зет немелодично промычал что-то под нос.
- Вот и со мной так было, - наконец произнес он. – Они спрашивали: «Стал ли ты видеть яснее?». А я плакал и говорил: «Нет! Верните мне их!». Но это было невозможно. Они уже выкинули их. Они их вернули.
- Твои глаза, - сказал я после паузы.
- Моя мать сказала, что вставит их обратно, но у неё не было рук. Мой отец отрезал ей руки после того, как напал на неё и заронил в неё свое семя, зачав меня. Он отрезал ей руки и оставил её умирать. Он был человеком, но люди так не поступают. Он был охотником, говорила она, охотником, который избрал её своей добычей. Она вышла за водой, и он её поймал. Он пытался стать гоблином. Теперь-то ты точно видишь.
Я облизал губы. Я уже потерял своих воинов, и мне стало плевать, что со мной будет.
- Нет.
Зет тяжело вздохнул.
- Оскорбление, - сказал он медленно, словно обращаясь к ребенку.
Я не стал утруждать себя ответом.
На следующей день один из разведчиков сбил с лошади всадника, который галопом скакал через наш лагерь. Это был отличный выстрел, учитывая, что солнце стояло в зените и мы едва могли видеть. Всадник попытался уползти, но мы его обнаружили. На этот раз Зету уже не было нужды произносить свои речи. Гоблины и так знали, что делать.
Человек этот был солдатом из Дурпара. Наши деяния обнаружили. Стало быть, кто-то послал за подмогой.
- Мы не можем дальше двигаться на юг, - сказал я Зету. - Опасность слишком велика. Мы должны вернуться назад или, по крайней мере, свернуть к западу, где они не сразу кинутся нас искать.
- Ты не понимаешь, - произнес Зет.
Мы продолжили идти на юг. На пути нам попался фермер с возом сена и двое сельских рабочих, человек и халфлинг. Мы окружили стоявшую на опушке леса ферму, но внутри оказалась лишь одна старая женщина.
- Мы трусы, - произнес я, глядя на тело, качаемое порывами ветра. Я говорил тихо, ведь вокруг было полно гоблинов. Я больше не чувствовал себя одним из них. Они предали меня. Лучше смерть, чем это.
- Мы – гоблины, - сказал Зет. Он стоял, привалившись спиной к дереву, на котором болталось тело старухи. Он посмотрел на вершины кустов.- Мы слишком долго походили на людей. Мы не понимали, что от нас хотят боги. Мы забыли их уроки. Забыли опарышей.
- Я слышал достаточно болтовни об учении, уроках и забытых вещах, и меня уже тошнит от неё, - произнес я. – Скажи мне, что это за урок, или я тебя убью.
Разговоры среди гоблинов стихли. Те, кто некогда были моими воинами, неподвижно застыли, сжима в руках фляги, чашки и кувшины, позаимствованные из дома старухи. Гоблины окружали меня со всех сторон. Их взгляды были устремлены на меня.
- Слишком долго мы походили на людей, - произнес Зет спокойным и умиротворенным голосом. – Мы забыли, что боги создали нас из самой низшей формы жизни, и зажгли в нас внутренний огонь, чтобы мы стремились стать наивысшей. Они наделили нас силой воли, чтобы мы любой ценой пытались стать лучшими. И все же люди везде и всегда бросают нам вызов. Люди думают, что превосходят нас во всем. Все это знают – гоблины, орки, великаны, эльфы, драконы – все знают, что это так. Люди верят только в людей. Никто в мире не имеет для них значения, кроме них самих. Вскоре и мы в это поверили и утратили зрение, которое подарили нам боги, чтобы мы увидели свой путь. Стоит нам утратить волю и тогда с нами будет покончено, - оттолкнувшись от дерева, Зет не спеша подошел к болтающемуся трупу. Протянув руку, он коснулся тела, и оно медленно закружилось вокруг своей оси. – Только тогда, когда мой дед выковырял мне глаза, я в первый раз по-настоящему прозрел, - произнес он. – Боги дали мне зрение. Люди, которые этого не понимают, называют нас злом. Они думают, что мы творим ужасные вещи лишь потому, что хотим этого, потому, что мы эгоистичны. Они называют наши деяния злом, и я назову их так же, ибо люди питают к ним настолько сильную ненависть, - Зет уставился на меня в упор. – Итак, мы творим зло, но творим его ради богов. Люди не понимают, что наше зло похоже на любовь, ибо оно нечто большее, нежели простой эгоизм. Наше зло тянется наружу, чтобы объять мир, уничтожить его, подобно нашим богам, и сделать его нашим. Наше зло теплое и алое, как любовь, и оно проникает в мир так же, как любовь проникает в сердце – через самые незащищенные места, - полукровка раскинул руки ладонями кверху. – Ты не понимаешь, что я имею в виду под «оскорблением», - произнес он. – Это тело осквернено. Боги запретили мне пользоваться оружием и доспехами, чтобы защищать эту скверну, - уголки губ Зета изогнулись в холодной улыбке. – Напав на мою мать и отрезав ей руки, мой отец хотел кое-что доказать. Он хотел доказать, что сильнее гоблина. Возможно, он также хотел продемонстрировать, что является большим злом, чем гоблины. Он совершенно точно знал, как мы относимся к людям и что зовем скверной – касание человечности, доброты и слабости. Да, мы являемся частью этого мира, но нас переполняет ненависть к нему. А мой отец швырнул это нам в лицо. Как мог человек оказаться сильнее, чем те, кто произошел от червей, которые копошились в ранах мира? Как он мог оказаться большим злом? Люди утверждают, что лучше нас, а деяние моего отца говорит о том, что они также претендуют на то, чтобы быть хуже, словно мы – простые ничтожества. Это было оскорблением всего нашего народа. Увидев это, боги разозлились, и я появился на свет, чтобы отплатить за него. Теперь мы учим людей, каково это – быть слабым! Чего сильные боятся больше, чем слабости? Что страшнее всего для воина, гордящегося своею мощью, чем знание, что она ничего не стоит? Мы нападаем на слабых и беспомощных, а они бесятся от того, что со всей своей добродетелью не в силах их защитить! Наши боги и наш народ отмщены! Старый долг заплачен! – внезапно Зет крутнулся и наотмашь ударил вращающийся труп старухи. В лунном свете он закрутился вокруг своей оси. Получеловек оглянулся на меня, его лицо сияло, словно луна. – Теперь ты понимаешь, капитан? Теперь-то ты видишь?
Я посмотрел на вращающийся труп. Платье старухи развевалось под легкими порывами ночного ветерка.
И увидел.
Зет знал это. Он на ощупь вернулся к дереву. Боги, которые давали ему возможность видеть, теперь покинули его.
- Направимся на юг, - произнес он. – Наше обучение ещё не завершено.
Три дня спустя люди нас нашли.
- Сколько их? – спросил Зет. В отличие от нас, ему, стоя на плоской вершине холма, не приходилось прятать лицо от солнечных лучей. Какой бы бог или боги не использовали его, сейчас они ушли.
Это не имело значения. Мы усвоили урок.
- Около сотни, - ответил я. Скорее всего, больше, но из-за всего этого света судить было сложно. Многие люди сидели верхом, и в клубах пыли позади них могли скрываться другие отряды. Их боевые знамена были подняты, и в небесах реяли цвета Дурпара.
Мы закрепились на местности настолько хорошо, насколько смогли. Нам бы не удалось опередить их в открытом поле, где они нас заметили. На вершине холма не было никакого укрытия, но эта позиция давала нам преимущество в высоте, необходимое при сражении с высокорослыми людьми и конными всадниками.
- Сотня – это хорошо, - произнес Зет. – Больше было бы лучше, но сотня тоже пойдет.
Одна из наших человеческих пленниц что-то крикнула приближающимся солдатам. Я не понял смысл её слов. Отвесив ей оплеуху, один из гоблинов принялся её избивать.
- Прекрати, - не оглядываясь, спокойно произнес Зет. – Пусть орет. Так будет лучше. Пусть все пленники орут, сколько им вздумается.
- Они разделяются, - произнес один из воинов. – Некоторые натягивают луки.
- Они не станут стрелять, - с безмятежным лицом ответил Зет. – Они знают, что у нас есть пленные.
- Они нападут на нас, - сказал я, прищуренными глазами разглядывая отдаленные фигуры. Приняв решение, я крикнул, - Первыми пойдут всадники – поэтому вам, лучникам, необходимо убить их как можно больше. Я хочу, чтобы все, у кого есть копья, были готовы их встретить. Сначала атакуйте лошадь, всадника игнорируйте. Когда лошадь падет, забудьте про неё. Вытаскивайте мечи и переключайтесь на других лошадей. Подсекайте им ноги, чтобы они упали. Всадники не смогут подняться сразу; их прикончат наши вторые ряды. Затем готовьтесь встречать пехоту. Воспользуйтесь преимуществом в высоте и, когда они станут подниматься по склону, бейте их по головам и рукам.
- Даже сейчас остался воином, - произнес Зет так тихо, что его услышал только я.
Я открыл рот и закрыл его, не говоря ни слова. Возможно, именно им я и был. Я не знал другой жизни. И все же я говорил дело. В результате ещё больше людей получат урок. Так было лучше.
Я наблюдал за приближающимися воинами, пыль клубилась под копытами их коней. Хоть я такого расстояния я и не мог разглядеть их лица, я ощущал их жажду крови. Я почти чуял его. Это было естественно и правильно.
- Хороший денек, - в итоге произнес я. Я хотел сказать совсем другое, но это было правдой. Наконец-то я чувствовал себя легко и умиротворенно. Это будет хорошей битвой в хороший день. Я посмотрел на приближающихся всадников, их развевающиеся знамена, и меня охватило странное чувство. Это было ощущение чистоты, подобного которому я никогда раньше не испытывал. Сморгнув, я совсем забылся, дыхание у меня перехватило.
- Ты чувствуешь это, - мягко произнес Зет. – Хорошо, не так ли?
Мои губы сложились в слово да, но с них не слетело ни звука. Я медленно улыбнулся приближающимся всадникам, улыбнулся, как ребенок. Добро пожаловать, сказал я беззвучно, переполняемый этим чувством. Добро пожаловать на наш последний урок.
- Они услышат об этом в Пыльных Стенах, - произнес Зет словно в забытии. – Я вижу, как это случится. Боги расскажут об этом моему деду, а он научит наших сородичей, и тогда они наконец позволят ему покинуть свою смертную оболочку. Наконец мы нашли себя. Мы те, кем и должны быть.
- Хороший денек, - повторил я, кивнув. Я чувствовал себя легким, легким и сильным, обновленным и полным желания действовать. Столько времени я противился этим простейшим вещам. Так хорошо было пустить все на самотек.
Всадники-люди мчались на нас, опустив головы и сжимая мечи и топоры, копыта их лошадей мелькали в высокой траве. Мир стал ярче, острее и чище, но я не отвёл взгляда.
Повернувшись, Зет подал знак. Свистнули выпущенные из дюжины луков стрелы. Люди и кони упали на землю. Позади нас воины принялись убивать пленных на глазах у их спасителей. Над полем боя пронесся протяжный женский вопль.
Много, много всадников уцелело. Они приближались быстрее, вырастали в размерах, лица их были словно высечены из камня. Зет раскинул свои бледные руки, приветствуя их.
Это был прекрасный день. Первые всадники добрались до нашего холма, поднялись по склону и прошли через частокол копий. Вместе со своими сородичами я побежал им навстречу, высоко вскинув меч. Это чувство снова охватило меня. Я рассмеялся, не в силах остановиться.
Это чувство было похоже на любовь.
