Текст книги "Росс Полдарк (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Росс отправился расседлывать Брюнетку.
Глава седьмая
Демельза Карн провела ночь в большой кровати-алькове, в которой прошли последние месяцы жизни Джошуа Полдарка. Сейчас её больше негде было разместить, а позже ей можно будет устроить спальню между бельевой и комнатой Пэйнтеров, но пока помещение забито хламом.
Демельзе, всю жизнь спавшей в крохотном коттедже на соломе и с мешком вместо одеяла, эта комната и постель казались немыслимой роскошью невообразимого размера. Одна кровать была размером с комнату, где она спала с четырьмя братьями. Когда Пруди с ворчанием и причитаниями показала девочке, где она проведет ночь, та решила, что остальные трое или четверо слуг позже разделят с ней постель, а когда никто не пришел и, похоже, ее оставили в одиночестве, она долго не могла заставить себя лечь.
Она была не из тех детей, кто заглядывает далеко вперед или глубоко задумывается, образ ее жизни этому не способствовал. В полном детей коттедже у нее не было времени просто рассиживаться и размышлять, даже работать и размышлять, да и какой был прок от того, чтобы думать о будущем, а не о настоящем, когда сегодняшний день отнимал всё время и всю энергию, а порой и все слезы? Так что инстинкт велел ей принять этот внезапный поворот судьбы как данность, пока он не закончится – с радостью, но философски, как она воспринимала драку на ярмарке.
Ее пугала лишь эта неожиданная роскошь. Она также не думала, что придется мокнуть под струей из водокачки, но грубость и наплевательское отношение к ее чувствам были для Демельзы вполне в порядке вещей, ее привычным опытом. Если бы после этого ей выдали пару мешков и отправили спать на конюшню, она бы подчинилась и решила, что всё идет как положено. Но такое развитие событий было скорее похоже на байки Старушки Мегги, которые ей, бывало, рассказывала мамаша Сампман. В этом заключалось нечто пугающее, что-то от ночного кошмара, а еще проблеск материнских сказок, где каждый спал на сатиновых простынях и вкушал с золотых блюд. Ее воображение радостно принимало такое в рассказах, но жизненный опыт ни за что не принял бы подобное в реальности. Странное одеяние было началом – оно бесформенно свисало, образуя смешные, пропахшие лавандой складки на ее исхудавшем теле, одежда была приятна, но подозрительна, да и спальня была приятна, но подозрительна.
Когда наконец-то Дмельза нашла в себе мужество испробовать постель, ее охватило странное чувство: она боялась, что большие деревянные дверцы кровати тихо захлопнутся и навсегда погребут ее здесь, она боялась, что человек, что привез ее сюда, несмотря на всю свою любезность и добрые глаза, это само зло, и как только она уляжется спать, он прокрадется в комнату с ножом или с плеткой. Да просто прокрадется в комнату. От этих страхов ее мысли перенеслись к узорам на истертом шелковом балдахине над постелью, к золотой кисточке колокольчика, к ощущениям чистых простыней под пальцами, к чудесным изгибам бронзового канделябра на шатком треногом столике у кровати, откуда свеча отбрасывала единственный огонек, стоящий между Демельзой и тьмой, огонек, который уже угасал и очень скоро совсем потухнет.
Она уставилась на темную дыру камина и начала представлять, как по дымоходу спускается нечто ужасное и спрыгивает в очаг. Демельза взглянула на старые мехи, на два странных рисунка над каминной полкой (один походил на Деву Марию), на подвешенную над дверью саблю. В темном углу у постели имелся портрет, но Демельза не разглядела его, пока в комнате находилась толстуха, а после того, как та ушла, не смела двинуться из отбрасываемого свечой круга света.
Время шло, и свеча замигала, перед тем как погаснуть, испустив к балкам потолка дымные завитки, похожие на старушечьи кудри. В комнату вели две двери, и та, что открывалась неведомо куда, представляла собой особую опасность, хотя и была плотно закрыта каждый раз, когда Демельза выворачивала шею, чтобы на нее взглянуть.
Что-то царапалось в окно. Демельза прислушалась с бухающим сердцем и внезапно уловила в этом звуке что-то знакомое, спрыгнула с кровати и метнулась к окну. Через несколько минут она догадалась, как его открыть, а потом внизу медленно появилась щель в три дюйма, и в комнату протиснулось клочковатое черное существо, Демельза сомкнула руки вокруг шеи Гаррика, чуть его не задушив от любви и тревоги, что он может залаять.
Близость Гаррика изменила всю картину. Пока Демельза несла пса к кровати, он лизал своим длинным шершавым языком ее щеки и уши.
Пламя свечи накренилось, а потом снова распрямилось еще на несколько секунд. Демельза поспешно притащила каминный коврик и еще один ковер – от двери, и из них соорудила на полу импровизированную постель для себя и щенка. Затем свет медленно погас, и пока один предмет за другим постепенно погружался в темноту, Демельза легла и завернула себя и пса, почувствовав, как и он успокаивается после перенесенных событий, а она шептала ему на ухо всякие нежности.
Опустилась темнота, и воцарилось молчание – Демельза с Гарриком уснули.
***
Росс спал крепко, что и немудрено, ведь он совсем не спал прошлой ночью, но его всё равно беспокоили странные и яркие сны. Он проснулся рано и некоторое время лежал в постели, глядя в окно на яркое ветреное утро и обдумывая события последних двух дней. Бал и худая, неистовая Маргарет: общество аристократов и отверженных. Но для него ни то, ни другое не было своим. Это видела Элизабет. Это увидела Маргарет.
Потом ярмарка и то, чем она закончилась. Теперь, утром, ему пришло в голову, что вчерашний поступок с девчонкой может принести кое-какие неприятные последствия. Он имел смутные представления о том, как в таких случаях надлежит поступать по закону, к тому же смотрел на подобные вещи свысока, но полагал, что не может забрать из дома тринадцатилетнюю девочку без разрешения ее отца.
Он подумал, что поедет повидаться с дядей. Чарльз исполнял обязанности судьи больше тридцати лет, так что вполне вероятно сможет дать несколько дельных советов. Росс также размышлял об отчаянных ухаживаниях капитана Блейми за Верити. После первого танца они всё время танцевали вместе до тех пор, пока Росс не покинул бальный зал. Скоро все начнут болтать, и он гадал, почему Блейми до сих пор не поговорил с Чарльзом. Солнце уже стояло высоко, когда он отправился в Тренвит. Воздух этим утром был чрезвычайно свежим и ободряющим, цвета окружающей местности поблекли до пастельных оттенков. Даже пустынный пейзаж вокруг Грамблера не казался таким неприглядным после того опустошения, которое он ощутил вчера.
Когда в поле зрения появился дом, Росс снова подумал о том, с какой неизбежностью его отец проваливал всякую попытку построить что-либо, что могло бы соперничать со смягченной годами тюдоровской красотой старого дома. Здание не было большим, но создавало впечатление простора и явно было построено в то время, когда денег куры не клевали, а рабочая сила стоила дешево. Его построили вокруг небольшого дворика, так что главный зал и примыкающие к нему коридоры и лестницы выходили прямо к двери, большая гостиная и библиотека находились в правом крыле, а салон и маленькая зимняя гостиная – в левом, кухня и буфетная – в глубине дома, формируя четвертую сторону квадрата. Для своего возраста дом хорошо сохранился – построил его Джеффри Тренвит в 1509 году.
Никто не вышел, чтобы принять его кобылу, так что Росс привязал её к дереву и хлыстом постучал в дверь. Это был главный вход, но семья чаще пользовалась маленькой боковой дверью. Он уже собирался обогнуть дом и войти через нее, как показалась миссис Табб, почтительно присевшая в реверансе.
– Доброе утро, сэр. Вы к мистеру Фрэнсису?
– Нет, к дяде.
– Простите, сэр, но они оба в Грамблере. Нынче утром появился капитан Хеншоу, и они ушли с ним. Входите же, сэр, я покуда спрошу, скоро ли они вернутся.
Он вошел в холл, а миссис Табб поспешила на поиски Верити. Росс постоял с минуту, разглядывая узоры, которое создавали падающие сквозь высокие и узкие многостворчатые окна солнечные лучи, а потом двинулся к лестнице, где стоял в день свадьбы Элизабет. Сегодня здесь не было ни толпы разряженных гостей, ни шумных петушиных боев, ни бормочущих священников. Так ему нравилось больше. Длинный стол пустовал, за исключением ряда канделябров. На столе в нише у лестницы лежала большая семейная Библия в латунном переплете, теперь ей редко пользовались, разве что тетушка Агата, когда на нее нападало благочестие. Росс гадал, записали ли в неё брак Фрэнсиса, как делали уже две сотни лет.
Росс поднял глаза на ряд портретов на стене над лестницей. Были и другие – в зале, и еще гораздо больше – в коридоре наверху. Росс с трудом мог назвать больше десятка по имени, большинство самых ранних изображали Тренвитов, и даже некоторые более поздние были безымянными и без дат. Небольшая выцветшая картина в нише в Библией, куда проникало мало света, изображала основателя семьи по мужской линии Роберта д'Арке, приехавшего в Англию в 1572 году. Старая краска растрескалась, так что трудно было что-либо рассмотреть, за исключением узкого аскетичного лица, длинного носа и сутулых плеч. Затем на три поколения следовало деликатное молчание, пока не появлялся чудесный портрет Анны-Марии Тренвит кисти Кнеллера и еще один того же художника – Чарльза Вивиана Раффа Полдарка, за которого она вышла замуж в 1696 году. Анна-Мария была украшением коллекции – с синими глазами и прекрасными рыжевато-золотистыми волосами.
Что ж, Элизабет станет ценным дополнением, добавит этому обществу грации, если кто-нибудь отдаст ей должное. Возможно, Опи слишком щедр на темные тона.
Росс услышал хлопанье двери и шаги. Он повернулся, ожидая увидеть Верити, но обнаружил Элизабет.
– Доброе утро, Росс, – улыбнулась она. – Верити в Соле. Она всегда туда ездит по утрам в среду. Фрэнсис с отцом – на шахте. Тетушка Агата – в постели со своей подагрой.
– Ах, да, – неловко пробормотал он. – Я и забыл. Не имеет значения.
– Я в гостиной, – сказала она. – если хочешь, можешь составить мне компанию на несколько минут.
Росс медленно последовал за ней в сторону гостиной, они вошли, и Элизабет села к прялке, но не возобновила свои занятия
Она снова улыбнулась.
– Мы так редко тебя видим. Расскажи мне, тебе понравился бал?
Росс сел и посмотрел на нее. Элизабет нынче утром была бледна, платье из полосатого канифаса подчеркивало ее юность. Она была всего лишь девочкой, пытающейся казаться женщиной. Прекрасной, хрупкой и сдержанной – замужней женщиной. В нем разрасталось темное желание смять эту сдержанность, но Росс его подавил.
– Мы так обрадовались, увидев тебя там, – продолжала она. – Но ты всё равно танцевал так мало, что мы едва тебя разглядели.
– У меня были другие дела.
– У нас не было намерений туда отправляться, – сказала она, немного сбитая с толку его мрачным тоном, – просто поддались мимолетному порыву.
– В котором часу вернутся Фрэнсис и Чарльз? – спросил Росс.
– Боюсь, что нескоро. Ты видел, как Джордж Уорлегган наслаждался экосезом? А ведь всю дорогу клялся, что ни за что на свете не станет его танцевать.
– Не припомню такого удовольствия.
– Ты хотел повидаться с Фрэнсисом по важному делу?
– Не с Фрэнсисом, с дядей. Но это может и подождать.
Повисла тишина.
– Верити сказала, что вчера ты ездил на ярмарку в Редрат. Ты купил там всё, что требовалось?
– Кое-что. Именно по вопросу о неожиданных приобретениях я и хотел увидеться с дядей.
– Росс, – тихо произнесла Элизабет, опустив глаза на прялку.
– Мой приход тебя расстроил.
Элизабет не шелохнулась.
– Я встречусь с ними на обратном пути, – произнес он, поднимаясь.
Элизабет молчала. Когда она подняла голову, глаза её были полны слез. Она подобрала пряжу, и слезы упали ей на руку.
Росс снова сел, чувствуя, как будто падает с утеса.
Он заговорил, пытаясь спастись:
– Вчера на ярмарке я приютил девочку, совсем дитя. Отец с ней дурно обращается. Мне нужна помощница для Пруди по дому, а она боялась возвращаться домой. И я привез её в Нампару. Оставлю ее кухаркой. Не знаю, как уладить это дело по закону. Элизабет, почему ты плачешь?
– Сколько лет девочке? – спросила она.
– Тринадцать. Мне...
– Я бы отослала её назад. Так безопасней, даже будь у тебя согласие её отца. Ты ведь знаешь, как строго судят нас люди.
– Мне не следует больше сюда приходить, – сказал Росс. – Я только зря тебя расстраиваю.
– Не твой приход меня опечалил, – произнесла она.
– И что же тогда?
– Мне больно при мысли, что ты меня ненавидишь.
Росс принялся сворачивать свой хлыст в кольца.
– Я знаю, что во мне нет к тебе ненависти. Господи, ты то ведь должна знать, что...
Элизабет порвала пряжу.
– С тех пор, как я тебя встретил, – продолжил Росс, – мои мысли не занимала другая. Вдали от дома только ради тебя мне хотелось вернуться. Если что и имело смысл в моей жизни, так это не то, во что меня учили верить, и не те истины, что я перенял у других, а мое чувство, чувство к тебе.
– Не говори больше ничего, – Элизабет сильно побледнела. Но на этот раз её робость не остановила Росса. Следовало объясниться здесь и сейчас.
– Не очень приятно, когда понимаешь, что оказался в плену своих чувств, – сказал он. – Когда берешь детские обещания и строишь из них воздушный замок. Но всё же даже сейчас я временами не могу поверить, что все наши клятвы были пустыми и незрелыми. И ты действительно веришь, что твои чувства ко мне так малы, как ты представляешь? Помнишь ли ты тот день в саду твоего отца, когда ты сбежала от родителей и встретилась со мной в летнем домике? День, когда ты сказала...
– Ты забываешься, – через силу прошептала она.
– О нет. Я помню тебя.
Все противоречивые чувства, бурлившие в Элизабет, внезапно вырвались наружу. Все мотивы, побудившие его позвать: симпатия и привязанность к Россу, женское любопытство, уязвленная гордость. Они внезапно вылились в неприязнь, подавив чувство более сильное. Элизабет встревожилась, не только из-за своих чувств, но и из-за неприязни к Россу. Но положение следовало каким-то образом спасти.
– Было ошибкой просить тебя остаться. Я просто желала твоей дружбы, ничего больше. – сказала она.
– Думаю, чувства свои ты хорошо скрываешь. Просто берешь и представляешь их так, как тебе хочется. Хотелось бы мне быть таким же. В чем секрет?
Дрожащая Элизабет оставила прялку и подошла к двери.
– Я замужем, – сказала она. – Нечестно по отношению к Фрэнсису вести тебе, нам, подобные речи. Я надеялась, мы сможем остаться добрыми соседями и добрыми друзьями. Мы ведь живем так близко, могли бы помогать друг другу. Но ты не можешь ничего забыть и простить. Возможно, я слишком многого прошу... Не знаю. Но Росс, наши отношения были детской привязанностью. Ты уехал, я встретила Фрэнсиса, и с ним всё было по другому. Я влюбилась в него. Я повзрослела. Мы с ним были не детьми, а взрослыми. Затем пришла весть, что ты погиб... Когда ты вернулся, я была так счастлива и так несчастна, что мне не удалось сохранить тебе верность. Будь у меня хоть какой-нибудь способ примириться с тобой, я бы с радостью на него пошла. Я желала, чтобы мы по-прежнему оставались близкими друзьями и думала... Вплоть до сегодняшнего дня думала, что нам это удастся. Но после всего, что сейчас произошло...
– Лучше будет не оставаться друзьями.
Росс подошел к двери и положил на нее руку. Глаза Элизабет уже высохли и были темны, как омут.
– Нам лучше некоторое время не встречаться, – произнесла она.
– Тогда прощай, – склонившись, он поцеловал ей руку. Элизабет вздрогнула от его прикосновения, словно он был нечист. Росс решил, что стал ей ненавистен.
Она проводила его до парадной двери, где Брюнетка заржала, завидев Росса.
– Попытайся понять, – произнесла Элизабет. – Я люблю Фрэнсиса и замужем за ним. Будет лучше, если ты сможешь простить меня. Больше мне нечего тебе сказать.
Росс вскочил в седло и посмотрел на нее сверху.
– Да, – согласился он. – Больше тут нечего добавить.
Он отвесил поклон и поскакал прочь, оставив Элизабет стоять в темном дверном проеме.
Глава восьмая
Что ж, сказал он себе, всё кончено. Дело закрыто. Было какое-то странное извращенное удовольствие в том, какое действие его язвительность оказывала на сдержанность Элизабет, если это можно назвать удовлетворением, то он получил кой-какое от этой беседы.
Но чувствовал он лишь испепеляющее одиночество, пустоту, жалось к самому себе. Он вел себя отвратительно. Так просто играть роль отвергнутого возлюбленного, полного сарказма и горечи грубияна.
И даже если он и расстроил Элизабет этими нападками, ее оборона почти сравняла счет. В конечном итоге они остались на тех же позициях, она могла одной фразой нанести ему более серьезный удар, чем он ей всеми продуманными оскорблениями.
Росс уже миновал Грамблер и подъезжал к дому, когда сообразил, что не повстречался ни с Чарльзом, ни с Верити, и те два вопроса, ради которых он ездил в Тренвит, так и остались без ответа.
Он спустился в долину, слишком переполненный мрачным настроением, чтобы найти удовольствие в картине открывшейся перед ним собственной земли, на которой наконец-то появились признаки, что ей уделяют внимание. У горизонта, рядом с Уил-Грейс, он заметил Джуда и мальчишку Картера, возящихся с запряженными шестью волами. Пока они еще не привыкли работать вместе, но через недельку или около того мальчик сможет ими управлять.
У дверей Нампары он устало спрыгнул с лошади и уставился на поджидавшую его Пруди.
– Ну и что такое? – спросил Росс.
– Тута трое мужиков пришли вас повидать. Ввалились в дом без всяких церемоний. В гостиной они.
Росс незаинтересованно кивнул и вошел в гостиную. Там стояли трое рабочих – статные, крепкие и широкоплечие. Судя по одежде, шахтеры.
– Мистер Полдарк? – заговорил старший. В его тоне не чувствовалось и намека на почтительность. Ему было около тридцати пяти – крупный мужчина с широкой грудью, налитыми кровью глазами и густой бородой.
– Чем могу быть полезен? – нетерпеливо спросил Росс. Он был не в настроении принимать посетителей.
– Меня Карном звать, – сказал мужчина. – Том Карн. Это мои два брата.
– И что же? – спросил Росс. И тут в глубине памяти всплыло это имя. Так значит, дело разрешится и без советов Чарльза.
– Слыхал, вы мою дочурку захапали.
– Кто вам такое сказал?
– Вдова Ричардс сказала, что вы ее домой повезли.
– Не знаю такой.
Карн яростно фыркнул и моргнул. Он не собирался позволить, чтобы его оттерли.
– Где моя дочурка? – мрачно спросил он.
– Они обыскали дом, – долетел от двери голос Пруди.
– А ну, не шуми, женщина, – рявкнул Карн.
– По какому праву вы явились сюда и разговариваете в подобном тоне с моей прислугой? – со зловещей вежливостью поинтересовался Росс.
– По божьему праву! Вы забрали мою дочь. Утащили ее. Где она?
– Понятия не имею.
Карн выпятил нижнюю губу.
– Лучше бы вам ее найти.
– Ага! – поддакнул один из братьев.
– Чтобы вы могли увезти ее домой и там избивать?
– В своем доме я делаю, что хочу, – заявил Карн.
– У нее на спине живого места нет.
– А вы по какому праву на ее спину глядели?! Вот я призову к закону-то!
– Закон гласит, что девушка вольна выбирать место проживания с четырнадцати лет.
– Нет ей четырнадцати.
– Можете это доказать?
Карн подтянул ремень.
– Слушайте, нет мне надобности ничего доказывать. Она моя дочурка, и не будет ублажать гребаного щеголя, ни сейчас, ни в сорок лет, ясно ?
– Даже если и так, – ответил Росс, – это всё равно лучше, чем смотреть за вашим свинарником.
Карн взглянул на братьев.
– Он, кажись, не хочет ее отдавать.
– Мы и сами справимся, – произнес второй брат, мужчина лет тридцати с изрытым оспинами лицом.
– Приведу Джуда, – заявила Пруди от двери и пошлепала дальше.
– Ну, мистер, так как же? – спросил Карн.
– Так вот зачем вы притащили всю семейку. Не хватает храбрости сделать всё самому.
– Я бы и сотню человек мог притащить, мистер, – надвинулся на него Карн. – В Иллагане мы не цацкаемся с теми, кто ворует детей из колыбелей. Давайте, ребята.
Тут же повернулись и остальные двое, один пнул стул, другой перевернул стол с чашками и тарелками, а Карн схватил канделябр и бросил его на пол.
Росс подошел к стене и снял с нее один из пары французских дуэльных пистолетов. И начал его заряжать.
– Я пристрелю любого, кто тронет какую-нибудь мебель в этой комнате, – заявил он.
На мгновение возникло молчание. Все трое остановились, явно не зная, что предпринять.
– Где моя дочурка? – прокричал Карн.
Росс сел на подлокотник кресла.
– Убирайтесь с моей земли, прежде чем я заявлю на вас о нарушении границ.
– Лучше пойдем, Том, – произнес младший брат. – Можем вернуться вместе с остальными.
– Это моя драка, – Карн почесал бороду и покосился на противника. – Может, купите ее?
– Сколько вы за нее хотите?
Карн поразмыслил.
– Пятьдесят гиней.
– Пятьдесят гиней, Боже ты мой! – воскликнул Росс. – Да за такую цену я бы всех семерых ваших сопляков мог забрать.
– Тогда сколько дадите?
– Гинею в год, пока она остается здесь.
Карн харкнул на пол.
Росс посмотрел на плевок.
– Похоже, вы хотите, чтобы вас выпороли.
– Легко такое обещать, с пистолетом-то в руке, – осклабился Карн.
– Легко угрожать, когда трое на одного.
– Неа, они не станут вмешиваться, пока я не велю.
– Я предпочел бы подождать, пока не прибудут мои люди.
– Ага, не сомневаюсь. Пошли, ребята.
– Стойте, – сказал Росс. – Мне доставит удовольствие сломать вам шею. Снимайте куртку, мерзавец.
Карн посмотрел на него с прищуром, словно пытаясь решить, всерьез ли Росс.
– Тогда положите оружие.
Росс положил пистолет в ящик. Карн удовлетворенно улыбнулся до самых десен, повернулся к братьям и прорычал:
– Держитесь подальше, ясно? Это мое дело, я сам его прикончу.
Росс снял сюртук и жилет, сорвал шейный платок и встал в стойку. Это, подумал он, именно то, что мне надо нынче утром. Больше всего на свете Россу сейчас хотелось подраться.
Мужчина пошел на него, и почти сразу по его движениям стало понятно, что он закаленный боец. Он подскочил сбоку, схватил Росса за правую руку и попытался свалить. Росс ударил его в грудь и отпрянул. Сдерживай свой гнев, сперва оцени соперника.
"Я не люблю тебя", – сказала Элизабет; что ж, по крайней мере честно; отбросили в сторону, как заржавевшее украшение; уж эти женщины; а теперь загнан в угол собственной гостиной проклятым нахалом с налитыми кровью глазами; сдерживай свой гнев. Карн вновь пошел на него, применив тот же прием, только в этот раз просунул голову под мышку Россу; второй рукой он схватил Росса за ногу и приподнял. Известный прием. Перенеси вес назад; вот так, вовремя; скользни вбок и, захватив голову, потяни вверх. Отлично, прекрасный ход; сломай ему чертову шею. Руки скользнули, но тут же вновь сомкнулись; оба со стуком грохнулись на пол. Карн пытался заехать коленом Россу в живот. Кулаком в лицо; дважды; теперь свободен; перекатись и встань на ноги.
Второй брат, тяжело дыша, сдвинул опрокинутый стол в сторону. Потом сразись с ним. Затем и с третьим братом. Карн встал на ноги и как кошка вцепился в воротник сорочки Росса.
Материя выдержала; они завалились назад и уперлись в высокий шкаф, который угрожающе накренился. Отличная ирландская одежда теперь ни к черту не годилась. А он грезил о бале, как томимый страстью теленок; помчался с мычанием к своей госпоже; искал подачки... Одежда не порвется. Подними руку и схвати его за запястье. Левый локоть яростно опустился на предплечье Карна. Карн со стоном выпустил его. Росс стиснул его; второй рукой он обхватил первую, чтобы усилить нажим. И боднул снизу головой. Карн пытался ударить его правым локтем, но они слишком тесно сцепились. Шахтер попробовал было пнуть его сапогом, но потерял равновесие и отлетел на добрых три фута, врезавшись в деревянную панель. Просил милостыню и нашел ее – в шлюхах и выпивке. Господи, что за решение! Так лучше. Карн вновь поднялся и рванулся к нему. Два мощных удара его не остановили; он обхватил Росса за пояс.
– Теперь он твой! – закричал второй брат.
В руках шахтера таилась непомерная сила. Теперь он не пытался повалить Росса, а всё сильнее сжимал захват, стараясь согнуть противника. Карн не одного мужчину покалечил подобным образом. Росс сморщился от боли, но спина его была сильной; спустя мгновение гнулась уже не спина, а колени. Руки он упер в подбородок Карну и, оторвавшись от земли, уперся коленями шахтеру в бедра. Напряжение было неимоверным. По стенам поплыли темные пятна. Карн потерял равновесие, и они свалились на пол. Но шахтер не отпускал его. Пусти кровь пьяному ублюдку; он до крови полосовал спину своей дочери; она у нее вся в кровоподтеках и рубцах; преподай ему урок; сломай эту свинью; сломай его. Росс резко подтянул колени вверх и, рванувшись в сторону, высвободился. Встань на ноги. Когда Карн поднялся, Росс, вложив всю силу в боковой замах, ударил его в челюсть. Карн отлетел, с грохотом рухнув в камин. В этот раз он поднялся помедленней.
Росс сплюнул кровь на пол.
– Вставай, ты еще не побит.
– Побит! – выдохнул Карн. – Самодовольным молокососом с шрамом на роже. Побит, говоришь?
***
– Ладно, – прорычал Джуд. – Нет мочи уже идти быстрее. И вообще, что мы тут можем поделать? Нас всего-то трое против троих. Да один – тощий малец, за пшеничным колоском спрячется, да нежный, как цветочек.
– Эй, отвали, – сказал Джим. – Я всё равно попробую.
– А на меня вы не рассчитываете что ли, ась? – произнесла Пруди, потирая большой красный нос. – Не родился еще мужчина или женщина, с которыми я бы не справилась, так-то. Мужики, они только пируэты горазды выписывать. А хряснешь его по башке половником, и что? Отползет в сторонку, будто его побили.
– Я побегу вперед, – сказал Джим Картер, сжимавший в руке кожаный хлыст. На склоне холма он перешел на бег.
– А что с соплячкой? – спросил у жены Джуд.
– Без понятия. Они перерыли весь дом, покуда капитан Росс не вернулся. Странно, что ты их не увидал и не спустился. И меня не слыхал, когда я кричала. Я прям охрипла совсем.
– Не могу я быть сразу повсюду, – ответил Джуд, переместив длинные вилы с одного плеча на другое. – Такого нельзя ждать от смертного. Если б по ферме сорок шесть Джудов Пэйнтеров слонялось, так может один из них о казался там, где тебе надобно. Но тута только один, спаси Господи.
– Аминь, – закончила Пруди.
– Ладно, ладно. Значит, не жди, что он и услышит тебя, как только ты разорешься.
– Я только жду, что он не станет прикидываться глухим, когда я всего-то на соседнем поле. Я ж видала, как мелькали твои штаны, и точно знала, что это твои, потому что заплаты на коленках признала, да и черные все от дыма.
Они заметили, как среди яблонь возникла фигура Джима Картера, и мальчишка побежал через сад к дому. Они наблюдали, как он вошел внутрь.
Пруди потеряла башмак, пришлось остановиться, чтобы его найти. Теперь разворчался Джуд. Они добрались до яблоневого сада, но перед тем, как пройти через него, увидели возвращающегося Джима Картера.
– Всё в порядке. Они... у них была честная схватка. Любо-дорого смотреть.
– Что? – рявкнул Джуд. – На кулаках? И мы это пропустили?
Он бросил вилы и помчался вперед, добравшись до дома прежде остальных. В гостиной царил разгром, но основная часть схватки закончилась. Росс пытался выпихнуть Тома Карна за дверь, а тот, хотя и слишком потрепанный, чтобы дать настоящий отпор, всё равно фанатично боролся, чтобы спастись от позорной славы – что его выкинули вон. Он ухватился одновременно и за Росса, и за косяк, с ослиным упрямством пытаясь не признать поражение.
Росс завидел своего слугу и широко улыбнулся.
– Открой окно, Джуд.
Джуд двинулся было исполнять приказание, но на его пути неожиданно встал младший из братьев.
– Неа, не смей. Честно, так честно. Пусть сами разберутся.
Немного отдышавшись, Карн вдруг обрел новые силы и вцепился Россу в глотку. Тот ослабил собственный захват и дважды ударил противника. Руки шахтера ослабли, и Росс развернул его и схватил за загривок и штаны. Потом он почти бегом рванул к двери вместе с Карном, пересек прихожую, выскочил в другую дверь, отпихнув Пруди, которая, запыхавшись, глядела на это представление. Братья беспокойно ждали, а Джуд повернулся к ним с понимающей ухмылкой.
Раздался всплеск, а через некоторое время Росс вернулся, тяжело дыша и стирая кровь с царапины на щеке.
– Пускай остынет. Теперь вы, – он взглянул на оставшихся двоих. – Кто следующий?
Ни один не шелохнулся.
– Джуд.
– Да, сэр.
– Проводи этих джентльменов вон с моей земли. Потом возвращайся и помоги Пруди тут прибраться.
– Да, сэр.
Средний брат немного пришел в себя от столь грубого обращения и смял свою шапку. Похоже, он намеревался что-то сказать.
– Ну вот, вы от него отделались. Но брат-то прав, а вы нет, мистер. Это уж точно. Но всё равно, драка вышла славная. Лучше я в жизни не видал, не на ринге-то.
– Проклятье, – заявил младший, сплюнув. – Да и на ринге тоже. Он столько раз меня охаживал, я даже не думал, что его могут побить. Вот уж спасибо вам, мистер.
И они ушли.
Тело Росса начало болеть от полученных ударов и ран. Костяшки на кулаках изодраны, и он растянул два пальца. Однако главным чувством, которое он испытывал, был прилив энергии и удовлетворение от чувства выполненного долга, как если бы драка иссушила его организм от дурных примесей. Ему пустили дурную кровь, как врач пускает кровь человеку во время горячки.
– О Боже! – сказала вошедшая Пруди. – Ах! Принесу тряпки и скипидар.
– Мне не нужно твое лечение, – ответил Росс. – А вот мебели – да. Ты можешь починить стул? И несколько тарелок разбиты. Где девчонка? Можешь сказать ей, чтобы уже выходила.
– Одному Богу известно, где она. Увидала, как приближается папаша, да как припустит мимо меня со всей прыти. Сдается мне, она где-то в доме сныкалась, пока эти тут шарили.
Пруди подошла к двери.
– Уже всё чисто, крошка. Твой папаша ушел. Мы его спровадили. Выходи, где бы ты ни была.
Тишина.
Порез на щеке почти перестал кровоточить. Росс натянул поверх потной и разорванной сорочки жилет с сюртуком, а шейный платок скомкал в карман. Сейчас он хлебнет спиртного, а когда Джуд вернется, подтвердив, что они убрались с его земли, спустится и выкупается в море. Соленая вода заживит царапины и ушибы.
Росс подошел к большому шкафу, который угрожающе шатался во время потасовки, и плеснул себе стакан крепкого бренди. Он хлебнул немного и, откинув назад голову, встретился с взглядом Демельзы Карн, чьи темные и округленные глаза смотрели на него с верхней полки шкафа.
Росс громко расхохотался, отчего Пруди бегом вернулась в комнату.
