Текст книги "Забытая история (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Однако отчёт капитана о плавании предназначался для тёти Мэдж. Вдова Джо держала в своих руках не только деньги, но и бразды правления. Какое бы капитаны ни испытывали предубеждение против ведения дел с женщиной, о том, чтобы переложить хоть часть ответственности на Перри, и речи не было. Тётя Мэдж теперь управляла компанией «Голубые воды Вила», и желающие продолжить работу не могли себе позволить думать иначе. И хотя Мэдж оттягивала открытие ресторана, ведь оно влекло за собой возобновление прежней рутинной и тяжелой работы, следовало признать, что она оказалась вполне способна заниматься оставленной ей судоходной компанией. Капитан Стивенс не пробыл в доме и десяти минут, как она объявила, что его ждет новый груз, едва заберут нынешний.
За четыре дня, минувшие после этого разочарования, дядя Перри ни слова не сказал Энтони о картине. Несколько раз за эту неделю мальчику казалось, что тётя с любопытством поглядывает на него, но она ни разу не подозвала его к себе. Однако и Перри не показывал ни малейшего вида, будто что-то произошло. Энтони стал догадываться, что дядя намерен забыть этот случай и, пользуясь преимуществом своего возраста и положения, игнорировать все вопросы. Если так, решил Энтони, дядя Перри ошибается.
Но на пятый день Перри сам подошёл к нему и помахал бумагами перед носом.
– Да, парень, мы с тобой в тот раз малость сбились с верного курса. Я и сам это видел, когда взглянул, но решил, что будет вернее, если старина Коудри бросит на него свой учёный взгляд, ты ж согласен?
– А что?
– Твоей тёте я все сказал. Я подумал, что, в конце концов, это к лучшему. Понимал, что ничего важного, но всё-таки к лучшему. Мы снесли это к старине Коудри. Всё как я и думал, это копия завещания, которое у нас есть. То же самое, слово в слово. Вот, ты сам посмотри.
Энтони взял у дяди из рук документ и с осторожностью развернул.
– Как обычно, люди держат копию при себе. Стряпчий делает её одновременно с оригиналом. Это нужно на всякий случай, понятно?
Энтони пробежал глазами начало.
– Да, но… – он прервался, вдруг почувствовав, что дядя исподтишка за ним наблюдает. – Если это просто копия, зачем её прятать за картиной?
Он намеревался задать совершенно иной вопрос.
Усмехнувшись, Перри раскурил трубку.
– Если подумать, так зачем вообще что-то класть туда, где никто никогда не найдёт? Ты не знал Джо так, как я, парень. Он запасливый был, как белка. Любил всё прятать. Бывают такие люди. Знавал я одного типа во Фриско. Когда он помер, оказалось, что спальня у него обклеена долларовыми банкнотами, а поверх – обоями. А могли бы и не обнаружить, просто новый владелец комнаты заметил, что стена малость шелушится. Через пару дней приятели зашли к нему, а там полно пара, кипят три чайника. Когда ты, парень, повидаешь на свете, сколько я повидал, то поймёшь, что случается всякое.
– Да, – сказал Энтони.
– Как, говоришь, ты узнал про этот тайник?
Энтони судорожно постарался вспомнить, что он сказал.
– Дядя Джо показал. Понимаете, как-то раз я там был, и он показал мне, как это устроено, просто так, шутки ради.
– А тогда в тайнике что-то было?
– Я… даже не помню. Кажется… Он сказал, что прячет там иногда всякое.
– Да, хорошая мысль была проверить тайник. – дядя Перри вновь усмехнулся, но как-то криво. – Замечательная идея. Впрочем, странно, что ты об этом раньше не вспомнил. Конечно, если бы я не явился и не напугал тебя до полусмерти, ты отдал бы документ тёте Мэдж?
– Да… я… я даже не думал. Понимаете, на самом деле я не слишком надеялся там что-то найти.
Перри, кажется, остался доволен.
– Да. А жалко, что это не дар нам в тысячу фунтов, правда? – он опять ткнул Энтони в бок, где, как он знал, получится побольнее. – По тысяче фунтов на каждого. Вот бы мы тогда повеселились, только ты да я, парень. Как тебе такое?
– Замечательно, – негромко ответил Энтони.
– Мы отправились бы в Марсель и в Александрию, там недорого можно приятно провести время. Я когда-то знал одну девушку… А потом мы с тобой пошли бы через Атлантику, прямо в Канаду. Для чего нам ждать, пока отец не пошлёт за тобой, мы бы сами его нашли. Вот бы он удивился, верно? Мы придём к нему в лагерь, как раз когда он возвратится с раскопа. Кто-нибудь ему скажет: «Послушай, Дик, там какой-то молодой человек хочет тебя видеть». Он ответит: «Чёрт возьми, кто бы это мог быть?», ты войдёшь и предстанешь перед ним…
Прежде чем разговор закончился, было сказано ещё много. Перри старался отвлечь Энтони и в какой-то степени преуспел. В душе мальчика что-то отвергало эту картину как ложную, но всё же она влияла на Энтони, была сродни многим его мечтам. Он не слишком верил в неуклюжую романтику дяди Перри и смеялся над его шутками, принимая их лишь отчасти. Дядя Перри обманывал сам себя.
За всю жизнь Энтони так никогда и не смог вернуть ту открытость, свободу манер, ничего не скрывающий и бесстрашный ясный взгляд, который утратил за время пребывания у Вилов. Эти дни навсегда оставили в нём некоторую сдержанность, отчего с ним было непросто сблизиться. «Обаятелен, но так трудно его понять» – говорили о нём, и никто никогда не узнает, что причина кроется там, в неопрятной кухне викторианской эпохи, там, где Перри хитрит и блефует, отбрасывая со лба волосы, где в дверном проеме маячит тень тёти Мэдж, а снаружи о старую каменную набережную плещет вода.
Глава двадцать втораяЭнтони чувствовал, что дальнейшее промедление не поможет ни ему, ни кому-либо другому. Он и так был сильно виноват в том, что так долго ждал. Он должен действовать немедленно.
Он не знал, где находится Маенпорт, поэтому перед самым ужином улизнул из дома и спросил Джека Роббинса, который сообщил, что это в нескольких милях от Лебяжьего озера.
Тем вечером за ужином были гости: капитан Стивенс с «Серого кота» и капитан Шоу с «Лавенгро». Второе судно пришло через два дня после первого. Оба должны были скоро отбыть, и тётя Мэдж, встряхнувшись от лени, приготовила гостям ужин, напомнивший ресторан в его лучшие дни. Но этот ужин был даже лучше, ибо бесплатен, а Джо всегда брал с них полную цену.
Капитан Шоу, толстый мужчина с примесью монгольской крови, распалился от выпитого вина и принялся осыпать тётю Мэдж экстравагантными комплиментами, которые она принимала, как горделивая полосатая кошка принимает предложенную миску сливок. Затем, завоевав признание, он начал разрушать достигнутое, упомянув Джо и то, как он морил голодом экипаж его любимого судна; всякий раз, когда они пополняли запасы в Фалмуте, у них не хватало провизии и припасов до окончания плавания, а если они приобретали провизию в каком-нибудь другом порту, Джо вечно жаловался на расточительность и вычитал процент из жалованья капитана.
Тётя Мэдж не была бы собой, если бы не относилась ревностно к репутации покойного мужа, и приняла такой вид, словно сливки в миске прокисли. Перри ухмылялся, дергался и грохотал на заднем плане, как потухший вулкан, довольный тем, что, похоже, в этот раз кто-то другой оказался в центре внимания и заставил Мэдж забыть про него самого.
Вскоре гости перешли в гостиную наверху, и Энтони пошёл с ними и стал просматривать последний выпуск популярного религиозного еженедельника «Колчан», пока они играли в вист. В половине десятого он пожелал всем спокойной ночи и медленно пошёл спать.
В темноте он сел на кровать и просидел так минут пятнадцать, затем взял ботинки и снова спустился. С тех пор как он оказался здесь, никто не поднимался на второй лестничный пролёт, чтобы проверить, не спит ли он: достаточно и того, что у него не горит свет, так что он чувствовал себя в относительной безопасности. И если же они лягут спать до того, как он вернётся, что казалось вполне вероятным, то он знал способ открыть окно в кладовке, через которое ему не составило бы большого труда протиснуться.
Проходя мимо гостиной, он услышал хриплый голос капитана Шоу: «Ну да, миссис Вил, тут я с вами не спорю. Но откуда мне было знать, что туз у вас?»
Энтони выскользнул через заднюю дверь и был весьма расстроен, обнаружив над рекой тонкую дымку тумана. Луны сегодня не будет в любом случае, но он надеялся, что появятся звёзды. Сейчас туман над водой был более густым, чем над городом, но с наступлением ночи мог расползтись, а Энтони никогда в жизни не был в Маенпорте.
Все детские инстинкты и страхи подсказывали ему отказаться от этой затеи; мысль о том, чтобы снова прокрасться наверх и скользнуть под простыню, вдруг стала бесконечно желанной; он мог отложить визит до завтра, когда погода улучшится, или даже до субботы, когда Том будет дома в Пенрине. А может добраться до Маенпорта и не найти дом. Если спустится туман, он может даже заблудиться и всю ночь бродить по незнакомым улочкам. Тогда ему не поздоровится – если тётя Мэдж узнает, что он выходил из дома, то позаботится, чтобы такого больше не повторилось. Лучше вернуться.
Но в Энтони уже росло упрямое нежелание дать волю слабости. Он тихо закрыл за собой дверь, надел макинтош, кепку и шарф. Нужно исполнять задуманное, иначе будешь себя презирать.
Он перешёл на бег. Чем быстрее он будет двигаться, тем скорее доберется, тем меньше шансов, что Том окажется в постели, а чем скорее вернется, тем вероятнее получится проскользнуть внутрь до того, как закроют дверь.
Вверх по Киллигрю-стрит, через Вестерн-Террас и вниз по холму к Лебяжьему озеру. На улице всё ещё горело множество огней и оставались пешеходы. Серый туман начал обволакивать Энтони, став более плотным возле моря. Но туман не был холодным, и Энтони вскоре вспотел. К тому времени, как он миновал кладбище и добрался до подножия холма, он запыхался и перешёл на шаг. Лебеди спали, прячась где-то в камышах, а впереди уныло громыхали на галечном берегу волны. Звук был печальным, старым и безликим, как будто возвещал о созидании и разрушении.
После устья маленькой бухты Энтони стал подниматься на следующий холм и подумал, что никогда не доберется до вершины. Затем по счастливой случайности он наткнулся на лошадь с двуколкой, сворачивающих с боковой дорожки.
– Скажите, пожалуйста, сэр, это дорога в Маенпорт? – крикнул он в темноту.
– Ага, сынок. Прямо через болота, потом вниз, вдоль холма и на… ты идёшь туда? Запрыгивай, я тебя подвезу.
Энтони принял приглашение, радуясь не только возможности проехать часть пути, но и компании. Фермеру было любопытно узнать, что делает на дороге такой мальчик, в то время, когда должен быть уже в постели, но Энтони уклонился от прямого ответа, пока они не спустились с очередного крутого холма и не проехали по узкой дорожке среди деревьев. Снова послышался шум моря.
– Ну вот, сынок, приехали. Вниз по этой тропинке: вон тот дом, который почти не видать из-за деревьев, это дом миссис Ланьон. Тот, что торчит из тумана, как старая метла. Теперь видишь, да? Туда тебе и надо. Ну, Эмми, пошла, родная…
Энтони стал спускаться по тёмному грязному переулку туда, где среди елей виднелись фронтоны большого дома. Промокшая живая изгородь заглушила звуки моря, Энтони поднялся по гальке короткой подъездной дорожки и позвонил в колокольчик у входной двери.
В передней части дома светились окна, мерцал свет в прихожей. Мерцание усилилось, когда горничная в униформе зажгла лампу, прежде чем открыть дверь.
– Да? – спросила она.
– Мистер Том Харрис здесь? Извините.
– Э-э-э…
– Могу ли я его увидеть? Он…
– Он сейчас занят. Чего ты хочешь?
– Скажите ему, что пришёл Энтони. Он просил меня зайти.
Горничная посомневалась, затем открыла дверь.
– Тебе бы лучше войти. Придётся подождать.
Мальчик робко прошёл в прихожую, и горничная прибавила огня в лампе. В поле зрения появились охотничьи трофеи и несколько щитов и подозрительно уставились на него. Затем горничная вошла в комнату слева, и он увидел хорошо освещённую гостиную и людей, сидящих полукругом на стульях. В конце комнаты был рояль, и несколько человек стояли со скрипками и другими инструментами.
Горничная появилась снова.
– Велено подождать. Сказал, что долго не задержится.
– Спасибо.
Оставшись один, он перестал вертеть в руках кепку, бросил её на стул и сел. Туманная дымка последовала за ним в прихожую. Потом в комнате кто-то заиграл на рояле. Это была приятная пьеса, без какой-то определенной мелодии, со множеством ласковых волн, бегущих вверх и вниз, вверх и вниз, как море в солнечный день.
Музыка внезапно стала громче, а затем снова затихла, когда Том Харрис выскользнул из комнаты, стараясь как можно меньше распахивать дверь. Он подошёл к Энтони, улыбаясь, красивый и благородный, в чёрном вечернем фраке.
– Здравствуй, Энтони. Вот это сюрприз. Идём со мной. У моей сестры музыкальный вечер. У тебя есть новости?
Он прошёл в маленькую библиотеку, прихватив с собой лампу из прихожей. Обычно Энтони видел его в твидовом костюме, и мальчика вдруг поразило, в каких разных мирах вращаются Том и Патриция. Патриция довольно прозрачно намекала на это, но до сих пор он не понимал, что она имеет в виду. Том был джентльменом. Пэт, хотя он никогда не видел в ней ни малейшей заурядности или вульгарности, не вполне соответствовала представлениям света о леди. Том был воспитан так, чтобы находить удовольствие в подобных вечерах: люди одевались к обеду, устраивали музыкальные вечера, карточные вечеринки и все такое прочее. Пэт проводила вечера в атмосфере ресторана. Хотя теперь это не так, глубокие различия оставались. Это была еще одна пропасть между ними, возможно, более широкая и глубокая, чем любовные ссоры.
Энтони не рассуждал об этом, потому что у него не было ни времени, ни опыта; он лишь смутно ощущал разницу и, сознавая себя частью мира Пэт, чувствовал её более низкое положение. Затем он начал рассказывать, забыв о социальных сложностях.
Том молча выслушал его почти до конца.
– Ты думаешь, он лгал тебе сегодня днём? Почему ты так уверен? Ты читал документ, который нашёл?
– Да. Он был другим.
– И чем он отличался?
– Завещание, которое я нашел, по-моему оставляло… почти всю собственность Пэт. Кажется, ресторан остался тете Мэдж, но у меня не было возможности прочитать его целиком.
– Есть ли другие расхождения?
– Ра…
– Разница между тем, что ты нашел, и тем, что он тебе показал.
– Ну… да. То, что спрятал дядя Джо за картиной, и то, что показал мне дядя Перри – разные документы. Я видел, как дядя Джо подписал бумагу, а капитан и его помощник с «Леди Трегигл» заверили её. То, что показал мне дядя Перри, не было подписано и заверено.
– Жаль, что ты не рассказал мне этого раньше, Энтони, вместо того чтобы самому всё выяснять.
– Знаю… Знаю. Простите.
Энтони не мог ему объяснить всей сложности родственных чувств, удерживавших его от доноса на тётю, иначе та сразу бы поняла, что Энтони ей не доверяет.
– Понимаешь, у нас ничегошеньки нет, чтобы дать делу ход. Если завещание есть, как ты утверждаешь, они… попросту могли его уже уничтожить. Тогда остается только твоё утверждение против его.
– Но ведь есть ещё капитан и его помощник с «Леди Трегигл». Не знаю…
– Когда «Леди Трегигл» отчалила, то направилась в Александрию. Судно могло взять там другой груз. Пожалуй, пройдёт много месяцев до его возвращения. И само собой, их свидетельства мало что докажут без копии того завещания.
– Но если они скажут…
– Да, знаю. – Том стал прохаживаться по комнате. – Если капитан и его помощник с «Леди Тригигл» готовы поклясться, что заверили такое-то завещание в такой-то день, написанное Джо Вилом, а ты поклянёшься, что нашёл такое завещание, то твоя тётя окажется в весьма затруднительном положении с точки зрения добродетели. Но с точки зрения закона, без самого документа можно и не пытаться. К тому же Джо, учитывая, какой он был скрытный, вряд ли сообщил бы капитану и его помощнику, какой именно документ они подписывали. Боюсь, дружище, ничего тут уже не поделать.
Энтони посмотрел на молодого адвоката, когда тот отвернулся от окна. Уже три дня подряд его огнём жгла уверенность, что своими действиями той ночью он окончательно разрушил свою мечту помочь Пэт. Поведение Тома это подтверждало. Но странное дело, Энтони показалось, что Тому всё равно. Он помнил отношение Тома, когда тот вроде вздохнул с облегчением, что Пэт исключили из отцовского завещания. Если бы Том и правда любил Патрицию, то его больше бы волновало её будущее, чем собственная выгода, даже если предположить, что ему есть какая-то выгода от того, что Пэт потеряет наследство, хотя сейчас говорить о выгоде нет смысла.
Сам он, видимо, помочь так и не сумел, но разве можно относиться к новостям с таким вот равнодушием? Энтони улизнул из дома и долго бежал сюда сквозь туман, испытывая при этом волнение и тревогу, а сейчас вдруг ощутил разочарование из-за обманутых ожиданий. Он ведь принёс жизненно важные новости; пожалуй, припозднился с ними, но оставалась ещё надежда, что он успеет, если предпримет сейчас хоть какой-то шаг. Он не думал о том, какие именно шаги можно предпринять: Том и без него разберется, что делать; главное – передать ему сведения. Пусть Том злится, если хочет, на него за то, что Энтони так оплошал, лишь бы только не стоял сейчас равнодушным столбом.
Харрис остановился и посмотрел на мальчика полными решимости карими глазами.
– Кто-нибудь еще знает об этом?
Энтони покачал головой.
– Как думаешь, Перри знает, что ты подозреваешь его во лжи?
– Нет, я так не думаю.
– Он знает, что ты пришел сюда?
– О нет.
– Ну, тогда он не должен знать. Думаю, ты понимаешь, Энтони. Он не должен ничего знать. Мы должны держать это в секрете.
– Что вы собираетесь делать?
Том пожал плечами.
– Что в таком случае делать? Я проведу дальнейшее расследование, но Перри не должен знать, что мы его подозреваем, это очень важно. Пойми это. Потому что… потому что, видишь ли, если он что-то заподозрит, новое завещание, если оно все еще существует, скорее всего, будет сожжено. Дай ему время, Энтони. День или два ничего не решат. Дай ему время.
Когда пианист закончил вторую пьесу, до их ушей донеслись аплодисменты.
– Я лучше пойду, – сказал Энтони.
– Патриция была там с тех пор, как я видел тебя в последний раз?
– Нет.
– Ты не можешь вот так сразу уйти, – сказал Том. – Я принесу сандвичи и что-нибудь попить.
Энтони возразил, что ничего не хочет, но Том вышел из комнаты и вскоре вернулся с тарелкой сандвичей с языком и чашкой дымящегося кофе.
– Если подождешь часок, – сказал он, – мистер и миссис Велленовет поедут обратно в Фалмут и могут тебя подвезти.
– Я лучше пойду, Том. Понимаете, меня могут хватиться. Это не очень далеко, и…
– Возможно, ты прав. Было смело с твоей стороны прийти сюда вот так. Выпьешь со мной чаю в Маунт-хаусе в следующее воскресенье?
На мгновение он встретился глазами с Томом.
– Не думаю, что к тому времени появится что-нибудь новое.
– Так или иначе, приходи.
– Я попробую. Иногда тетя Мэдж хочет, чтобы я гулял вместе с ней.
Том проводил его до двери. В гостиной слышались звуки настраиваемых струнных инструментов. Том положил руку ему на плечо.
– Не думай, что я пренебрегаю твоей помощью, Энтони. Для меня это дорогого стоит, и мы справимся со всеми проблемами. Знать, что существует другое завещание – большой шаг вперед. Одно это будет много значить для Пэт, ведь она поймет, что отец полностью ее простил. Ручаюсь, что она это поймет, как только узнает, что деньги на самом деле принадлежат ей.
– Да-а.
– Пообещай мне кое-что.
Энтони покрутил кепку и уставился в туманную тьму, которая вскоре должна была его поглотить.
– Если Патриция случайно вернется домой в эти выходные, пообещай не говорить ей об этом ни слова.
– Но…
– Пожалуйста, пообещай.
Энтони покрутил кепку.
– Это ее деньги. Я не могу…
– И все-таки так надо.
Вдалеке доносился легкий гул моря. А где-то совсем рядом капала вода.
– Мы договорились доверять друг другу, верно? – сказал Том.
– Да-а.
– Прошу, доверься мне. Пообещай ничего не рассказывать ей о новом завещании до нашей следующей встречи.
– Но почему?
– Почему? Ну, это ей на пользу, она не должна знать, уверяю тебя.
В конце концов Энтони пообещал. Если он не хотел поссориться с Томом и обвинить его в нечестной игре, он вряд ли мог поступить иначе, а у него не хватило смелости сделать это в лицо. Кроме того, у него не было реальных оснований, одно лишь разочарование.
И всё же Энтони скрестил пальцы, когда давал обещание. Так делали в школе, когда хотели оставить за собой право не выполнять обещанного. В глубине души мальчик понимал, что это всего лишь уловка, которая на самом деле не освобождает от обязательств, и прежде ему не доводилось использовать такой трюк в каких-нибудь серьёзных делах. Но Энтони становился хитрее, и теперь его новая натура проявляла себя всё чаще.
Он знал, что если представится возможность, он все расскажет Пэт.
Ночь приняла его как слишком внимательный и немного зловещий друг; он пресытился ее влажными объятиями и стянул шарф, как только оказался в переулке. Вместо воздуха был только дрейфующий туман, приходилось вдыхать влагу и выдыхать более легкий воздух, как будто влага превратилась в пар.
Туман сгустился еще больше. С ветвей над головой капало, где-то рядом в канаве текла вода. После огней дома Энтони совершенно ослеп, и ему пришлось идти в сторону главной дороги на ощупь. Но он привык к темноте со времен Эксмура, и по мере того как его зрачки расширялись, начал двигаться увереннее. Как только он выбрался к дороге на Фалмут, шансов ошибиться не осталось – только один крутой поворот направо на вершину холма.
Долгое время Энтони был слишком поглощен своими мыслями, чтобы ощущать собственное одиночество. Том вел нечестную игру. Вместо обоюдного доверия в серьезном соглашении о помощи Патриции, как планировалось вначале, попросил
доверие только с его стороны и не дал ничего взамен. Энтони чувствовал, что Том использует его для получения информации и обращает полученные сведения не в пользу Пэт, а в свою пользу. Во время последнего визита Энтони в Маунт-хаус там присутствовал высокий седой незнакомец, с которым, очевидно, он должен был говорить так же свободно, как и с Томом. Теперь же остался неприятный осадок от несовпадения интересов и отсутствия уверенности. И неважно, как всё начиналось, теперь с ним снова обращались как с ребенком, как с пешкой в игре, которую он не понимал.
Прежде чем он достиг Лебяжьего озера, наступила полночь, и до сих пор недоумение и разочарование были сильнее любого детского страха. Только когда он начал спускаться по длинному извилистому холму, который вел к пруду, он понял, что через несколько минут придется пройти через кладбище. Лишь тогда он осознал с потрясением и убежденностью, что всё это уже было с ним во сне; сейчас он встретит дядю Джо у ворот и пойдёт с ним домой, и, дойдя до ресторана, они обнаружат его в руинах, в руке у него будет комок мха, а в ресторане зашевелится что-то невообразимое.