Текст книги "Вечные любовники"

Автор книги: Уильям Тревор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

СОРОК СЕДЬМАЯ СУББОТА

Мейви проснулась и тут же вспомнила, что сегодня суббота. Какое-то время она лежала в постели, лелея эту мысль. А потом опустилась с небес на землю. Предстоит еще кое-что купить к обеду, вымыть на кухне пол, убраться в спальне. Она встала и потянулась за халатом. Вошла на кухню и на клочке бумаги карандашом написала: «Скумбрия, пармезан, сыр, чеснок». Потом отдернула занавески, поставила на плиту чайник и высыпала в тарелку кукурузные хлопья.

Спустя несколько часов, около полудня, мистер Маккарти в задумчивости стоял в винной лавке:

– Vin rose [1]1
  Розовое вино (фр.)


[Закрыть], – сказал он, вздохнув. – Большую бутылку. Она литровая? Не знаю, как она называется.

– Vin rose «Джамбо», – буркнул продавец, игнорируя законы французского произношения. – Четырнадцать шиллингов и семь пенсов.

В винном магазине мистер Маккарти покупал вино впервые. Он помолчал и, запустив руку в карман, погладил кончиками пальцев гладкую поверхность кожаного бумажника.

– Четырнадцать шиллингов семь пенсов?!

Заметив, что мистер Маккарти не торопится извлечь из кармана деньги и расплатиться, продавец оставил этот вопрос без ответа. Он подул на бутылку и стал стирать с нее пыль. Посвистывая, он, не торопясь, оторвал лист оберточной бумаги, завернул в нее бутылку и положил сверток в пакет.

– А я думал, бутылка такого размера стоит от силы десять шиллингов, – сказал мистер Маккарти. – В другом месте я такую за десять покупал.

Продавец окинул его недоверчивым взглядом.

– Vin rose я покупаю часто, – пояснил мистер Маккарти.

Продавец, тридцатилетний мужчина со следами оспы на лице, продолжал молча смотреть на покупателя. В уме он уже прикидывал, как расскажет об этом эпизоде старшему продавцу, когда тот спустя час-полтора вернется в магазин. Он пожирал мистера Маккарти глазами, чтобы потом, для пущей достоверности, во всех подробностях описать человека, который спросил vin rose, а затем стал оспаривать назначенную цену. Перед ним стоял мужчина лет пятидесяти, среднего роста, в шляпе, в очках и с усиками.

– Хорошо, не будем спорить – времени нет. – И мистер Маккарти вручил продавцу фунтовую банкноту и взял сдачу. – С вас еще три пенса.

– Три пенса – стоимость пакета, – объяснил продавец. – Сейчас они не бесплатны, понимаете?

Но мистер Маккарти вынул сверток из пакета, сказав, что оберточной бумаги вполне достаточно, и продавец вручил ему трехпенсовик сдачи.

– Я возьму такси, – пояснил мистер Маккарти. – Нести бутылку в руках не придется.

Тем временем Мейви положила две скумбрии на сковородку в кипящее масло и потянула ноздрями воздух. На ней, поверх темно-синего старенького костюмчика, был надет клеенчатый фартук. После недавно снятых бигуди светлые волосы завивались в симпатичные колечки. Вдохнув полной грудью распространявшийся по квартире аппетитный запах, она шагнула от плиты к кухонному столу, ища глазами стакан с полусухим шерри, который буквально минуту назад перелила из бутылки и куда-то поставила.

«Та-ра-ра, та-ра-ра», – напевал между тем себе под нос мистер Маккарти, сидя в такси и пытаясь выбросить из памяти четыре шиллинга и семь пенсов, которые ему пришлось переплатить за вино.

– Квартира в цокольном этаже, – подсказал он таксисту. – Там у дома припаркован мотоцикл с коляской.

Таксист промолчал.

– Мотоцикл с коляской, – повторил мистер Маккарти. – Стоит возле фонарного столба. Дом номер двадцать один. Поняли?

– Роувей-Роуд, двадцать один, – сказал таксист. – Найдем.

Мистер Маккарти закрыл глаза и, вытянув далеко вперед ноги, стал думать о Мейви. Вот она стоит у кухонного стола, к углу рта прилипла сигарета, в правой руке двумя пальцами, большим и средним, держит бокал с шерри, окаймленный с внешней стороны двумя полосками, красной и золотой. Этот субботний вояж – в такси, с бутылкой вина на коленях – мистер Маккарти совершал уже в сорок седьмой раз.

– Неужели он не хочет, чтобы ты модно одевалась? – удивлялись подруги, когда она в первый раз про него рассказала. – Войлочная шляпка в форме тропического шлема, греческие сандалии?

Мейви даже рассмеялась:

– Чтобы я модно одевалась? Скорее, наоборот. – Но это было в самом начале, когда она еще в него всерьез не влюбилась.

– Привет. – Не выпуская бокала из рук, Мейви сделала реверанс. Клеенчатый фартук она уже сняла.

– Привет, Мейви. – Не снимая шляпы и плаща, мятого и, если присмотреться, довольно грязного, он протянул ей бутылку. – Вот принес нам с тобой винца. Чтобы жилось веселей, детка.

Он вошел без звонка, дверь, как всегда, была не заперта, и, войдя, захлопнул ее и повернул замок. Он знал, она такие предосторожности одобряла – мало ли что. «Какая разница? Не все ли равно?» – сказала она однажды, но было это давно, когда они встречались в пятый раз. Они тогда оставили дверь незапертой, и кончилось все плохо. Перепутав входную дверь в ее квартирку в подвальном помещении с соседней дверью, к ним, прямо в спальню, где они в это время предавались любовным утехам, ввалился грузчик с мешком угля на спине.

– Детка, сегодня ты хороша как никогда! – Он снял шляпу и плащ и в поисках штопора окинул глазами кухню. По субботам он имел обыкновение сначала, перед визитом к ней, пропустить пару стаканчиков бренди, а сразу же по приходе выпить бокал vin rose. Шерри, которое пила Мейви, он не любил. На бутылке значилось «британское шерри», и название это вызывало у мистера Маккарти неизъяснимое отвращение.

– Этот костюмчик мне нравится. – Темно-синюю блузку и юбку, в которой сегодня была Мейви, он хвалил и раньше, хотя она не раз объясняла, что и блузка и юбка на самом деле принадлежат ее сестре Линде.

Мистер Маккарти почувствовал запах рыбы. Пахло одновременно скумбрией и духами, которыми Мейви предусмотрительно надушила комнату.

– Сегодня у нас свежая скумбрия под соусом из заварного крема, – объявила, направляясь обратно к плите, Мейви. Мистер Маккарти ее было обнял, но тут же отпустил: мысль о скумбрии под соусом из заварного крема не давала ему покоя. Должно быть, он неправильно ее понял: как может быть соус из заварного крема?!

– Из заварного крема! – воскликнул он. – Из заварного крема?

Мейви помешала соус в миске. Когда он обедал у нее впервые, она сделала омлет с грибами, грибы плохо проварились, и мистер Маккарти обратил на это внимание. Она тогда чуть не плакала, глядя, как он аккуратно сдвигает грибы к краю тарелки. «Съешь их на тосте, – сказала она. – Я их сейчас доварю, любимый, ты положишь их на жареный хлеб, и будет очень вкусно». Но он отрицательно покачал головой, а потом, делая вид, что все хорошо, обнял ее и тут же стал расстегивать на ней юбку.

– Из заварного крема, говоришь? – повторил мистер Маккарти, чувствуя, как у него начинает крутить в животе.

– Ну да, заварной крем с чесноком. Этот рецепт я в газете вычитала.

– Я бы лучше съел яичко всмятку, детка. Что-то меня опять прихватило.

– Бедный ты мой! Но рыба усваивается хорошо. Кладу тебе совсем немножко. Знай я, что с тобой, приготовила бы на пару. Бедненький! Да ты садись, не стой.

Он же неотступно думал о том, что его немедленно вырвет, стоит ему поднести к губам хотя бы крошечный кусочек скумбрии под соусом из заварного крема. К горлу подступит ком, начнется тошнота, еще мгновение – и произойдет непоправимое.

– Детка, я должен был тебя предупредить. Рыбы я не ем ни в каком виде. И потом, последние несколько дней я на диете – только яйца всмятку, ничего больше. Как же со мной сложно, правда, детка?

Она подошла к тому месту, где он сидел с бокалом вина, поцеловала его и сказала, чтобы он ни о чем не беспокоился.

Мейви мистер Маккарти врал напропалую – как никому и никогда. Он выдумал, что у него нелады с желудком, чтобы она кормила его простой пищей. Мейви же – то ли из забывчивости, то ли в надежде, что его уговорит, – всегда готовила что-нибудь эдакое. Выдумал, что видеться с ней он может только раз в неделю, по субботам, чтобы свидание особенно не затягивалось и чтобы, получив то, ради чего он приходил, можно было сразу уйти. Выдумал, что у него жена и двое детей, чтобы у Мейви, не дай Бог, не возникло желания их отношения упрочить.

– Как следует почисти зубы, детка, сделай одолжение. – Мистер Маккарти как человек практичный боялся чеснока. Говорил он с уверенностью в своей правоте, ибо знал, что Мейви спорить с ним не станет: перед тем, как заняться любовью, и в самом деле следует хорошенько почистить зубы.

Пока она была в ванной, он, что-то мурлыча себе под нос, размышлял над тем, что покамест на судьбу ему обижаться не приходится. Он выпил еще вина и, когда Мейви вернулась, налил и ей тоже. Встречаться они могли только по субботам, так как Эйтне, девушка, с которой Мейви на паях снимала квартиру, на выходные уезжала.

– Ну вот, наконец-то, – приговаривал мистер Маккарти, посадив Мейви к себе на колени и поглаживая ее темно-синюю блузку. Сидела она, слегка ерзая и болтая ногами, пока туфли не свалились на пол.

Сегодня у Мейви был день рождения. Сегодня ей исполнялось двадцать семь лет, мистеру же Маккарти было пятьдесят два. Этой ночью и еще раньше, уже несколько дней и ночей подряд, она только и думала, устроить ли что-нибудь по этому случаю, сказать ли про день рождения мистеру Маккарти. В прошлую субботу она решила, что не стоит, пожалуй, говорить ему, что через неделю у нее день рождения, ведь мистер Маккарти может неправильно ее понять. Подумает еще, что это намек на то, что она ждет от него подарка, рассчитывает, что в этот день он устроит ей праздник. Она представила, как он входит с большим свертком, как садится, как говорит: «Какая замечательная скумбрия!» и объявляет, что, раз ей сегодня исполнилось двадцать семь лет, он проведет с ней весь день и даже останется на ночь. «Попозже поедем с тобой в Уэст-Энд, – говорил мистер Маккарти в воображении Мейви, – и пойдем на шоу в «Палладиум». Билеты у меня в бумажнике».

– Ну и погодка, – посетовал мистер Маккарти. – Туман такой, что в двух шагах ничего не видно.

Мейви что-то буркнула в знак согласия. Вспомнились ей и другие ее дни рождения: год, когда ей подарили воздушного змея; другой год, когда у нее в духовке не поднялось тесто, которое она сама выбирала, и пирог получился каким-то серым, комковатым. Она тогда горько плакала, а мать взяла чайную ложечку и стала бить ее по пальцам. «А после шоу, – продолжал говорить в ее воображении мистер Маккарти, – мы могли бы пообедать в одном симпатичном ресторанчике. Что ты на это скажешь? А потом выпьем по рюмочке – и домой, к тебе в гнездышко». Говоря это, мистер Маккарти ткнулся головой ей в шею, и Мейви вдруг осознала, что он и в самом деле водит носом по ее шее – правда, молча.

– Сегодня особый день, – сказала Мейви. – Очень особенный ноябрьский день.

Мистер Маккарти засмеялся:

– Для меня каждая суббота – особенный день. Красный день календаря, можно сказать. – И он принялся ее обнимать, не дав ей возможности объяснить ему, что она имела в виду.

Поскольку родилась она под знаком Скорпиона, от нее ждали, что она будет сильной, бесстрашной и предприимчивой. В детстве с ней все время что-то случалось – и не из-за шаловливости, а из-за мечтательности. Мечтала Мейви и сейчас: она представила, как мистер Маккарти, узнав про ее день рождения, выбегает на улицу за цветами. Вот он возвращается, в руках огромный букет, и говорит, что отменил важную встречу и даже позвонил домой сказать, что вызван по срочному делу. Она почувствовала, как его пальцы пробегают по ее спине, ощупывают ребра – он это любил. Некоторое время они лежали молча, и постепенно ей становилось все грустнее, все тоскливее.

– Какая же ты хорошенькая, – промурлыкал мистер Маккарти. – Ах, Мейви, Мейви.

Стиснув его бледную, дряблую руку, она вдруг вспомнила тот день, когда к ним в спальню ввалился угольщик, и почувствовала, как шея у нее наливается краской. Она вспомнила тот, первый день: она снимет чулки и видит, как ее любовник, уже раздевшийся догола, неподвижно стоит перед электрическим камином и озадаченно на нее смотрит. Девственности ее лишил не он, тогда она уже не была девушкой, но за все это время она не изменила ему ни разу.

– Скажи, что любишь меня! – воскликнула Мейви, позабыв про свой день рождения и ощутив прилив новых чувств. – Скажи прямо сейчас, а то иногда мне становится ужасно тоскливо.

– Ну конечно, ну конечно, люблю. Я весь твой – я ведь тебе тысячу раз говорил.

– Не думай, я тебе верю, милый, просто… просто иногда между одной субботой и другой меня охватывает тоска… Не могу это передать. Подобрать нужных слов не могу. У тебя есть сигареты?

Мистер Маккарти молча помотал головой, не отрывая ее от подушки. Она знала, что он не курит, – и все равно спрашивала. Каждый раз одно и то же – как с заварным кремом. Он-то про свой больной желудок хорошо помнил, а вот она про него почему-то забывала.

– Ну да, ты ведь не куришь. Я всегда задаю тебе этот вопрос, ты ничего не говоришь – и тогда я вспоминаю. Скажи, милый, я тебя очень раздражаю? Скажи, что любишь меня. Скажи, что я тебя не раздражаю.

– Мейви.

– Сегодня я тебе не нравлюсь, чувствую, что не нравлюсь. Ради Бога, прости меня за скумбрию. Скажи честно, я ведь тебе сегодня не нравлюсь, верно?

– Бог с тобой, ну конечно, нравишься. Я люблю тебя. Люблю.

– Нет, не нравлюсь. – Она говорила так, будто не слышала его возражений; говорила медленно, растягивая слова, с ударением на каждом слове.

– Я люблю тебя, – еще раз повторил мистер Маккарти. – Клянусь.

Она покачала головой, встала и пошла на кухню за сигаретами и спичками.

– Моя Мейви, – сказал, по-прежнему лежа в постели, мистер Маккарти, словно хотел сам себя убедить, что не получил сегодня всего того, что ему причиталось. – Мейви, детка моя, деточка, – пробормотал он и захихикал, полагая, вероятно, что для поднятия настроения надо бы придумать что-нибудь смешное. – Хочешь, станцую?

Мейви, не вынимая сигареты изо рта, легла, обернувшись простыней, а мистер Маккарти встал с кровати, вышел, разведя руки в стороны, на середину комнаты и начал танцевать. Танцевал он точно так же, как много раз до этого, – медленно, кружась и покачиваясь. Устроив это представление впервые, он объяснил, что танец является выражением его страсти, олицетворением, как он выразился, роз, драгоценностей, парчовых платьев. Однажды мистер Маккарти попросил Мейви отстегнуть подтяжки и отхлестать его ими, когда он танцует. Он виноват перед ней, сказал он, потому что в их совместной жизни не было ни роз, ни драгоценностей, ни ресторанов. Однако Мейви, потрясенная этими словами, бить его наотрез отказалась, заявив, что наказывать его не за что. На это он, накурившись, отвечал, что остается при своем мнении, но больше подвергать себя телесному наказанию не просил ни разу.

– Ну как? – спросил мистер Маккарти, поклонившись.

Ничего не ответив, Мейви откинула одеяло, и мистер Маккарти небрежной походочкой направился к ней. Под его усами проступила улыбка.

– Я часто думаю о ней, – сказала Мейви после минутного молчания. – И в этом нет ничего удивительного. Ничего не могу с собой поделать.

– Моя супруга – кремень, – сказал мистер Маккарти. – В обиду себя не даст. Держит меня на коротком поводке.

– Я даже не знаю, как ее зовут.

– Ох, Мейви, Мейви. Тебе что, «миссис Маккарти» недостаточно?

– Я ревную. Прости, любимый.

– Вот и зря, Мейви. Вот и зря, детка.

– У нее, должно быть, черные волосы. Она крупная, высокая, да? Или ты не хочешь, чтобы мы о ней говорили?

– Мне было бы легче, если б не говорили.

– Прости, любимый.

– О чем ты.

– Я просто ревную. Зеленоглазое чудовище.

– У тебя нет причин ревновать, Мейви. Ровным счетом никаких причин. Между миссис Маккарти и мной не осталось ни капли любви. Мы давно уже никуда вместе не ходим.

– Какой у нее знак?

– Знак, детка?

– Стрелец? Лев? Когда у нее день рождения?

Маленькие глазки мистера Маккарти беспокойно забегали.

– Двадцать девятого марта, – сказал он, наконец, пряча глаза.

– Вы что-нибудь в этот день устраиваете? Дома, с детьми? Дарите, должно быть, ей подарки? Пирог со свечами, да?

– Супруга предпочитает сдобу с вареньем. Покупает ее в «Лайонзе».

– И дети дарят ей свои подарочки. Всякие мелочи из Вулворта, да?

– Вроде того.

– Когда я была маленькой, я тоже покупала подарки в Вулворте. Меня водил туда папа. За руку. И ты, наверно, тоже ходил туда, да? И твоя жена?

– Да, детка. Скорее всего.

– Я часто думаю о твоей жене. Ничего не могу с собой поделать. Хорошо ее себе представляю.

– Она крупная женщина, – задумчиво сказал мистер Маккарти. – Крупнее тебя, Мейви. Большая, темноволосая женщина – это все, что я могу о ней сказать.

– Прости, я не хотела к тебе с этим приставать.

– Не в том дело, Мейви. Да ты и не пристаешь. Просто мне не хочется омрачать такое прекрасное время.

Каждый раз, говоря эти слова, он словно бы слышал, как они отзываются в его сознании. Мне не хочется омрачать такое прекрасное время.Мейви молчала. Какие красивые слова: мне не хочется омрачать такое прекрасное время.Ногтем указательного пальца она провела по бедру мистера Маккарти. Кожа жесткая, упругая.

– О Боже, – отозвался мистер Маккарти.

Она знала, что, когда он без двадцати четыре уйдет, она будет сидеть – одна, в халате – и горько плакать. Потом помоет обеденную посуду, причем его тарелку – с особой любовью. Будет мыть и насухо вытирать рюмку, из которой он ел яйцо всмятку, и думать о нем. Она понимала, это нелепо, но понимала и другое: так будет и на этот раз, ведь это происходило и раньше. В отличие от мистера Маккарти, ей вовсе не казалось странным, что она, такая хорошенькая и еще молодая, полюбила пятидесятидвухлетнего. Она его обожала, ей мучительно хотелось, чтобы он был с нею, чтобы касался ее своей рукой.

– Любимый, мой любимый! – вскричала Мейви, прижимаясь к нему всем своим, полным телом с такой силой, словно желая спрятать его в себе, укрыть собой.

В половине четвертого задремавший было мистер Маккарти проснулся оттого, что у него пересохло в горле и очень хотелось чаю. Он вздохнул и погладил светлые волосы, лежавшие рядом с ним на подушке.

– Пойду поставлю чайник, – сказала Мейви.

– Merci, – прошептал мистер Маккарти.

Чай пили на кухне. Мистер Маккарти отхлебывал из своей чашки и одновременно застегивал жилетку и натягивал носки.

– Я купил себе галстук-бабочку, – признался он, – но пока чувствую себя в нем неуютно. Может, на следующей неделе тебе продемонстрирую. Скажешь, как тебе.

– Я ради тебя на все готова. Можешь попросить, что хочешь, – так я тебя люблю!

Услышав эти слова, мистер Маккарти перестал зашнуровывать ботинок. Он вспомнил про подтяжки, которые успел уже натянуть на плечи, и подумал, что было бы хорошо, если бы она завязала ему шнурки, – про этот фетиш он вычитал в библиотеке.

– Я так тебя люблю, – прошептала Мейви.

– А я – тебя, – сказал мистер Маккарти.

– Ты мне снишься по ночам.

– И ты тоже мне снишься, детка.

Мейви вздохнула и, посмотрев куда-то в сторону, с дрожью в голосе сказала:

– Не могу представить, чтобы я тебе снилась.

– Ты мне снишься, когда я лежу на своей узкой кровати, а рядом, на соседней, точно такой же, лежит эта женщина.

– Не надо об этом. Не говори мне о вашей спальне.

– Прости.

– Мысль о вашем супружеском ложе для меня непереносима, я же тебе говорила, любимый!

– Ах, Мейви, Мейви, если бы могли быть вместе!

– Я так тебя люблю!

На мгновение в кухне воцарилось молчание, а затем мистер Маккарти, наклонив чашку, вылил себе в рот остатки чая и встал.

Когда он шел к входной двери, его взгляд случайно упал на поздравительную открытку, стоявшую на камине. Он сразу же сообразил, что сегодня у Мейви день рождения, и даже прикинул, не стоит ли что-нибудь по этому поводу сказать. Но тут он вспомнил, что ему пора, и, по обыкновению поцеловав ее в лоб на прощанье, пробормотал:

– Сорок седьмой раз. Сегодня – сорок седьмая суббота.

Она дошла с ним до входной двери, проследила, как он поднимается по лестнице, и потом смотрела, как мелькают его ноги вдоль ограды. Когда его шаги замерли вдали, она вернулась на кухню и налила себе чаю. Она думала о том, что вот сейчас он отправится, как всегда по субботам, на «деловое свидание», а потом на автобусе вернется к себе в пригород. Она представила, как он входит в дом, как открывает дверь ключом, и его встречают собака, двое детей и крупная черноволосая женщина, его жена. Собака громко лает, а голос женщины срывается от бешенства: что-то он в очередной раз не так сделал, или что-то забыл, или сказал неправду. Стоит в своей собственной прихожей, сжимает в пальцах ключ, вид усталый, затравленный. Чтобы удержать в памяти этот образ, она закрыла глаза, из-под сомкнувшихся век покатились слезы.

Мистер Маккарти доехал на автобусе до кинотеатра «Одеон». Сверив ручные часы с ярко освещенным циферблатом часов над магазином, он ускорил шаг. Если поспешить, подумал он, чувствуя голод, он еще успеет выпить вторую чашку чая – возможно даже, с пирожным. А потом, как всегда по субботам, он отправится в кино.