Текст книги "Вечные любовники"

Автор книги: Уильям Тревор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Кервель? – удивилась миссис Да Танка. Почему он сказал «кервель»? Почему не розы или лилии? Не цветы в горшке? В Шропшире кервель рос на обочине пыльных улочек. Жаркие поля, дикий кервель, а над ним гудят пчелы, много пчел. Огромный белый ковер, спускающийся к реке. Она сидела на этом ковре из кервеля, когда отправлялась на пикник со своими куклами. Лежала на нем, глядела в бледно-голубое небо над головой и смеялась. Ступала ночью по его нежному, ласкавшему ноги покрову.

– Почему вы сказали «кервель»?

Он и сам не знал почему. Правда, однажды, когда они – редкий случай – выехали всей семьей за город, он увидел кервель и запомнил его. В саду же у него росли дельфиниум, желтофиоль, астры и душистый горошек.

Она вновь ощутила запах кервеля – легкий, едва слышный. Поле, солнце бьет в лицо, лень, лето. Ей почему-то запомнилась красная дверь, выцветшая, вся в царапинах, она, девочка, одетая по моде того времени, сидит, облокотившись на эту дверь, присев с краю на нагретый солнцем порог.

– Почему вы сказали «кервель»?

Он вспомнил, как однажды спросил, как называются маленькие белые, похожие на пудру цветы. Несколько цветков он сорвал, отнес их домой и часто потом их вспоминал, хотя целого поля кервеля не встречал никогда.

Она попыталась заговорить вновь, но после прошлой ночи нужных слов найти не сумела. Оба молчали, и интуиция подсказывала мистеру Майлсону, что за этим молчанием скрывалось. Она же представляла себе, как она и он в эту самую минуту, жмурясь на солнце, вместе выходят из отеля, останавливаются, чтобы решить, куда идти, а затем направляются на променад. Она хотела что-то сказать, губы скривились в гримасу, все тело покрылось испариной; она подняла на него глаза и увидела, что и у него слова застывают на губах, будто не знают, как преодолеть его к ней недоверие.

Поезд остановился в последний раз. Стукнули двери, и людская волна выплеснулась на перрон. Они взяли вещи и вместе вышли из поезда. Носильщик, которому понравились ее ноги, проводил их долгим взглядом. Они прошли через турникет и разошлись каждый в свою сторону. Она отправилась в свою новую квартиру, где у дверей уже стоит, надо надеяться, свежее молоко, лежат газеты и письма. А он – в свою комнатку, где его ждали две немытые тарелки на мойке и вилка со следами желтка. И скромный гонорар: розовый чек на пять фунтов, который выглядывал из-за стоявшей на камине фарфоровой кошки.

СТОЛ

Просматривая в публичной библиотеке газеты, мистер Джеффс наткнулся в «Таймс» на объявление Хаммондов и на обрывке бумаги записал номер телефона, по которому позвонил в тот же день.

– Да, – несколько нерешительно сказала миссис Хаммонд, – стол, надо полагать, еще продается. Сейчас уточню – подождите.

Мистер Джеффс живо представил себе, как по квартире идет, слегка покачиваясь, полная женщина средних лет с голубыми волосами и крупными, выступающими из узких туфель лодыжками.

– Этим, собственно, занимается мой муж, – пояснила миссис Хаммонд. – Во всяком случае, должен заниматься. Хотя вообще-то стол принадлежит мне – достался от бабушки. Да-да, он еще не продан. Никто пока, насколько я понимаю, на него не претендует.

– В таком случае… – начал было мистер Джеффс.

– И почему я решила, что муж мог уже договориться о продаже или даже продать его? Он бы никогда этого не сделал, не посоветовавшись со мной. Стол-то ведь мой. Впрочем, объявление составит и дал в газету он, а не я. У меня ведь, мистер Джеффс, на руках маленький ребенок, дочка, только-только ходить начинает. Так за день набегаешься – не до объявлений!

– Маленькая дочка – это хорошо, – буркнул мистер Джеффс, глядя в потолок и не улыбаясь. – Достается вам, а?

– Вы бы зашли, раз стол вас заинтересовал. Он настоящий – упоминается в каталогах.

– Обязательно зайду, – сказал мистер Джеффс и назвал день и час.

Положив трубку, мистер Джеффс, маленький человечек, перекупщик мебели, прикинул в уме, что собой представляет миссис Хаммонд. Интересно, подумал он, эта женщина хоть что-то в антикварной мебели смыслит? Он явно ошибся, вообразив, что она полная и средних лет. Она моложе, раз у нее маленький ребенок, и, поскольку она заговорила о том, как устала, он вновь попытался представить ее себе – на этот раз в мягких шлепанцах, с начесанными на лоб волосами. «Выговор у нее культурный», – сказал себе мистер Джеффс и подумал, что деньги у Хаммондов наверняка водятся, а может, несмотря на ее жалобы на усталость, даже имеется служанка, и не одна. Мистер Джеффс, сделавший небольшое состояние благодаря внимательному отношению к такого рода мелким деталям, прошелся по незастеленному ковром полу своего викторианского дома, хмыкнул и вновь задумался. Все комнаты были заставлены только что купленной мебелью, которую теперь предстояло перепродать.

Миссис же Хаммонд забыла про мистера Джеффса, как только его голос перестал звучать в телефонной трубке. Мистер Джеффс не сохранился в ее сознании потому, что, разговаривая с ним по телефону, она – в отличие от него – не составила себе о нем ровным счетом никакого впечатления. Для нее мистер Джеффс оставался всего лишь безымянным приказчиком; такой голос мог принадлежать продавцу супермаркета или ювелирного отдела в «Либерти». Поэтому когда служанка, иностранка, изучавшая язык, объявила ей, что, согласно договоренности, явился мистер Джеффс, миссис Хаммонд нахмурилась и сказала:

– Дорогая Урсула, вы наверняка что-то перепутали.

Но девушка настаивала на своем: в назначенное время, по договоренности с ней, явился некий мистер Джеффс.

– Боже! – сообразила наконец миссис Хаммонд. – Какая же я дура! Это ведь пришли мыть окна. Скажите ему, чтобы сразу же приступал. И пусть начинает с кухни – там окна самые грязные. А то потом устанет и будет ворчать.

В результате Урсула, девушка из Центральной Швейцарии, провела мистера Джеффса на кухню и распорядилась, чтобы тот начинал с кухонного окна. Получилось, хотя она вовсе не хотела его обидеть, довольно грубо.

– Что?! – удивился мистер Джеффс.

– Начинать с кухни. Так говорит миссис Хаммонд. У этих окон самая большая грязь. Горячая вода в кране.

– Нет, – сказал мистер Джеффс. – Я пришел посмотреть стол.

– Стол я очистила сама. Вы можете встать на него, если подложите под ноги газету.

Не дослушав, что говорит ей в ответ мистер Джеффс, Урсула вышла. Ее не за тем нанимали, чтобы разговаривать с мойщиками окон.

– Странный человек, – доложила она миссис Хаммонд. – Он и стол хочет помыть тоже.

– Меня зовут Джеффс, – сообщил, стоя в дверях с черным котелком в руках, мистер Джеффс. – Я пришел по поводу пристенного столика.

– Как странно! – пробормотала миссис Хаммонд и хотела было добавить, что это какое-то недоразумение, поскольку именно сейчас некто Джеффс моет ее кухонные окна, но вместо этого вскричала: – О Господи! О мистер Джеффс, какой ужас!

Именно эта путаница, эта глупая ошибка, которая – миссис Хаммонд нисколько не отрицала – произошла по ее вине, убедили ее уступить стол мистеру Джеффсу. Мистер же Джеффс, стоявший на пороге с шляпой в руке, смекнул, что получил некоторое психологическое преимущество, и не преминул им воспользоваться. Он видел, что миссис Хаммонд, хотя и держалась высокомерно, меньше всего хотела его обидеть. Она – славная женщина, решил он точно так же, как покупающий мясо решает, что выбранный им кусок сочен. Она – славный человек, успокоил он себя, и тем легче будет иметь с ней дело. И он не ошибся. По лицу миссис Хаммонд было видно, что она мучается угрызениями совести. Когда она наконец сообразила, в чем дело, и отдала себе отчет в том, что этот человек с чертами лица и произношением лондонского еврея занимается антиквариатом, он поймал на себе ее виноватый взгляд. Она боится, подумал довольный собой мистер Джеффс, что я сочту ее антисемиткой, и он назвал низкую цену, с которой миссис Хаммонд незамедлительно согласилась.

– Можешь меня поздравить, – сказала миссис Хаммонд мужу. – Я продала пристенный столик человечку по имени мистер Джеффс, которого мы с Урсулой вначале приняли за мойщика окон.

Мистер Джеффс сделал на купленном столе пометку мелом и что-то записал в блокнот. Он сидел на кухне своего большого дома и ел рыбу, которую запек в специальном пластиковом пакете. Его челюсти двигались медленно и заученно и рыбу перерабатывали, как машина. На вкус рыбы мистер Джеффс особого внимания не обращал: он думал о том, что если перепродать стол сэру Эндрю Чарльзу, то, вероятнее всего, можно будет рассчитывать как минимум на стопроцентную прибыль.

«Начинаем нашу ежедневную передачу о сельских жителях», – раздался голос в старом радиоприемнике мистера Джеффса. Мистер Джеффс встал, отнес тарелку на кухню, поставил ее в раковину, вытер руки кухонным полотенцем и, поднявшись на второй этаж, снял телефонную трубку.

– Сэр Эндрю в Африке, – сообщил женский голос, – и отсутствовать будет месяц, не меньше.

Когда именно он вернется, неизвестно, подумал мистер Джеффс, но уж никак не раньше, чем через месяц. Мистер Джеффс не сказал больше ни слова. Он кивнул, словно в подтверждение полученного сообщения, однако женщина в доме сэра Эндрю Чарльза этого кивка видеть не могла и решила, что звонивший дурно воспитан, раз он даже не счел возможным поблагодарить ее за полученную информацию.

Мистер Джеффс сделал в своей записной книжке еще одну пометку – не забыть позвонить сэру Эндрю через полтора месяца. Как вскоре выяснилось, однако, запись эта не понадобилась, поскольку спустя три дня мистеру Джеффсу позвонил муж миссис Хаммонд и поинтересовался, не продан ли еще стол. Мистер Джеффс сделал вид, что пошел проверить, и, выдержав паузу, сообщил, что стол как будто бы еще «не ушел».

– В таком случае, – сказал муж миссис Хаммонд, – я, пожалуй, его у вас куплю.

Мистер Хаммонд выразил желание заехать и, вопреки уже сказанному, добавил, что стол хочет купить, собственно говоря, не он, а одна его знакомая, и поэтому, если только мистер Джеффс не против, они приедут вдвоем.

– Приезжайте с кем угодно, – сказал мистер Джеффс, заранее ощутивший неловкость, ведь мистеру Хаммонду или знакомой мистера Хаммонда рано или поздно придется сказать, что цена за стол за эти три дня возросла вдвое. Так он конечно же не скажет, но мистер Хаммонд поймет, что новая цена именно такова.

Когда они пришли, мистер Джеффс сидел на кухне и пил чай. Услышав звонок, он подул на чай (мистер Джеффс был не расточителен), допил его почти до конца и вытер губы кухонным полотенцем. В дверь позвонили снова, и мистер Джеффс бросился открывать.

– Все из-за меня! – воскликнула некая миссис Голболли, стоявшая рядом с Хаммондом. – Это я затеяла историю со столом!

– Миссис Голболли еще его не видела, – пояснил Хаммонд. – Она, как и вы, позвонила по объявлению. Но вы ее опередили.

– Прошу, – сказал мистер Джеффс, вводя посетителей в комнату, где находился стол, и, повернувшись к миссис Голболли, добавил: – Вот он, миссис Голболли. Могу вам его продать, хотя, признаться, я держал его для другого клиента, он сейчас в Африке, но такую вещь ищет давно и готов дать за нее весьма солидную цену. Должен вас об этом предупредить.

Однако когда мистер Джеффс назвал цену, ни миссис Голболли, ни Хаммонда она нисколько не смутила. Хаммонд извлек из кармана чековую книжку и тут же выписал чек.

– Доставить его вы сможете? – спросил он.

– О да, – ответил мистер Джеффс, – если только это не очень далеко. За доставку, правда, я беру отдельную цену, в нее входит страховка и все прочее. Четыре фунта четыре шиллинга.

На своем микроавтобусе «остин» мистер Джеффс выехал по адресу, который продиктовал ему Хаммонд. По дороге мистер Джеффс прикинул, какую выгоду он извлечет из поездки, которая отнимет у него три четверти часа. Четверть галлона бензина обойдется ему в один фунт и три пенса; если вычесть эту сумму из четырех гиней, то останется четыре фунта два шиллинга и девять пенсов. Потраченное на поездку время он в расчет не брал – время для него большой ценности не представляло. Те же три четверти часа он ведь мог простоять в одной из комнат своего большого дома или же прогуливаться взад-вперед, чтобы разогнать кровь в жилах. Не такие уж плохие деньги, решил он и стал думать о миссис Голболли и Хаммонде, а также о миссис Хаммонд, которая приняла его за мойщика окон. Между Хаммондом и миссис Голболли наверняка что-то есть, хотя и несколько странно, что мужчина и женщина, между которыми что-то есть, заняты приобретением и доставкой антикварной мебели.

У них роман, сказал себе мистер Джеффс. Они познакомились, когда продавался стол, и у них начался роман. Он представил себе, как обстояло дело: к Хаммондам приезжает красавица миссис Голболли и говорит, что хочет купить у них стол. Быть может, даже устраивает сцену: напоминает Хаммондам, что уже звонила и договорилась о встрече. «Прихожу и что же я вижу?! Что стол уже продан! – заявила миссис Голболли в воображении мистера Джеффса. – Вы должны были мне позвонить, черт возьми! Я занятой человек как-никак!»

«Проходите, миссис Голболли и выпейте коньяку! – говорил в воображении мистера Джеффса Хаммонд. – Как мы можем поправить положение?»

«Во всем виновата я, – призналась миссис Хаммонд. – Надо было окончательно лишиться разума, чтобы отдать наш замечательный стол еврею-перекупщику, некоему мистеру Джеффсу, которого Урсула, все на свете перепугав, отправила мыть кухонные окна».

«Этот стол приносит сплошные несчастья. – сказал Хаммонд, наполняя бокал миссис Голболли. – Выпейте коньяку, миссис Голболли. И про орешки не забывайте. Не церемоньтесь».

«А я уже так настроилась, – сказала миссис Голболли в воображении мистера Джеффа. – Расстроилась до слез!»

– Я привез стол для миссис Голболли, – сказал мистер Джеффс женщине с корзинкой для покупок, которая в это время выходила из подъезда.

– Вот как?

– Скажите, на каком она живет этаже? Мне дали этот адрес.

– Здесь таких нет, – ответила женщина. – Не знаю я никакой Голболли.

– Возможно, она въехала совсем недавно. Здесь есть пустая квартира? На этих звонках нет ни одной надписи.

– Я не имею права, – сказала женщина визгливым голосом. – Я не имею никакого права разглашать информацию о жильцах этого дома. Тем более водителю закрытого микроавтобуса. Да я вас знать не знаю.

Тут мистер Джеффс сообразил, что говорит с уборщицей и, хотя она не уходила и внимательно за ним наблюдала, перестал обращать на нее внимание. Он позвонил в одну из квартир наугад, и на его вопрос женщина средних лет ответила, что дом новый, поэтому и жильцы в нем новые, и посоветовала позвонить в двухкомнатную квартиру на чердаке.

– А, мистер Джеффс, – раздался голос красавицы миссис Голболли. – Так вы приехали?

Мистер Джеффс выгрузил стол из микроавтобуса и понес его на чердак. Уборщица стояла в дверях квартиры миссис Голболли и говорила, что за шесть шиллингов готова убирать ее комнаты в любое удобное для нее время.

Мистер Джеффс поставил стол в меньшую из двух комнат, совершенно пустую, если не считать свернутого ковра и ничем не примечательного торшера. Дверь во вторую комнату была закрыта, но он представил себе, как она обставлена: кровать, стенной шкаф, на прикроватном столике два коньячных бокала. Со временем, подумал мистер Джеффс, квартира будет что надо. «Любовное гнездышко», – сказал он себе.

– Большое спасибо, мистер Джеффс, – сказала миссис Голболли.

– Я вынужден взять с вас лишний фунт. Возможно, вам неизвестно, миссис Голболли, что, согласно требованиям Ассоциации антикварных дилеров, мы обязаны взимать с клиентов фунт стерлингов в том случае, когда товар приходится поднимать по лестнице. Если я не взыщу с вас эту скромную мзду, меня могут из Ассоциации исключить.

– Фунт, говорите? Но мне казалось, мистер Хаммонд…

– Это плата за доставку товара на верхний этаж. Я обязан выполнять устав Ассоциации антикварных дилеров. Поверьте, если бы не взносы, которые я вынужден платить каждые два года, я бы с легкостью вам эту сумму простил.

Миссис Голболли нашла свою сумку, вручила мистеру Джеффсу пятифунтовую купюру, и тот вернул ей три фунта шестнадцать шиллингов, заявив, что больше мелочи у него нет.

– Подумать только! – воскликнула миссис Голболли. – А я-то решила, что уборщица – это ваша жена и что она пришла помочь вам со столом. Поэтому я никак не могла взять в толк, чего это она вдруг заговорила о шести шиллингах в час. Она – именно то, что мне надо.

Мистер Джеффс подумал, что это недоразумение чем-то напоминает ошибку, которую допустила служанка миссис Хаммонд, приняв его за мойщика окон. Подумал, но промолчал. Он представил себе, как миссис Голболли во всех подробностях рассказывает историю со столом Хаммонду, когда они лежат в постели в соседней комнате и курят или же предаются любовным утехам. «Представляешь, я решила, что она жена этого еврейчика. И что у них семейный подряд – у них ведь это в порядке вещей. Я была просто потрясена, когда она заговорила об уборке квартиры».

Миспер Джеффс, естественно, счел, что тем дело и кончится. Пристенный столик Людовика XVI, некогда собственность бабки миссис Хаммонд, теперь является собственностью любовницы ее мужа или совместной собственностью мужа и любовницы – этого мистер Джеффс точно не знал. Все это весьма любопытно, подумал мистер Джеффс, но тут вспомнил, что были у него и другие дела; чтобы сносно зарабатывать на жизнь, надо покупать и вовремя продавать и другую мебель, не только антикварные столики XVI века.

Однако не прошло и двух дней после того, как он отвез стол миссис Голболли, как позвонила миссис Хаммонд.

– Это мистер Джеффс?

– Да, Джеффс слушает.

– Это говорит миссис Хаммонд. Быть может, вы помните, я продала вам стол.

– Я прекрасно вас помню, миссис Хаммонд. Помню, какая забавная произошла ошибка. – И мистер Джеффс – вполне, как ему казалось, правдоподобно – изобразил смех. На самом же деле он в этот момент без тени улыбки изучал потолок.

– Скажите, – продолжала миссис Хаммонд, – этот стол еще у вас? Если он у вас, мне бы хотелось заехать и с вами поговорить.

В воображении мистера Джеффса вновь возникла квартира на чердаке, на этот раз совсем другая; он вообразил, как миссис Хаммонд вносит туда стол и прочую, попавшую ей в руки мебель. Он видел, как миссис Хаммонд идет по улице, разглядывает в витринах магазинов кровати и ковры, и под руку ее держит вовсе не муж.

– Алло, мистер Джеффс, – сказала миссис Хаммонд. – Вы меня слышите?

– Да-да, – отозвался мистер Джеффс. – Я вас внимательно слушаю, мадам.

– И что же?

– Вынужден вас разочаровать, мадам.

– Вы хотите сказать, что стол продан? Уже?

– Боюсь, дело обстоит именно так.

– О Господи!

– Но у меня имеются в наличии и другие столы. В отличном состоянии и за вполне умеренную цену. Если приедете – не пожалеете.

– Нет, нет.

– Обычно я стараюсь дома клиентов не принимать. Однако в вашем случае… ведь мы знакомы…

– Нет, меня это не устраивает. Дело в том, что меня интересует именно тот стол, который я вам продала. Мистер Джеффс, не могли бы вы дать мне имя и адрес человека, который его приобрел?

Этот вопрос застал мистера Джеффса врасплох, и он тут же положил трубку. Когда же миссис Хаммонд, спустя несколько секунд, перезвонила, он прикинул, что отвечать в создавшейся ситуации, и сказал:

– Нас разъединили, миссис Хаммонд. Неполадки на линии. Не далее как сегодня утром мне звонил из Нигерии сэр Эндрю Чарльз, и нас дважды разъединяли. Извините.

– Я сказала, мистер Джеффс, что хотела бы узнать имя и адрес человека, купившего этот стол.

– Я не имею права называть имена своих клиентов, миссис Хаммонд. К великому сожалению, подобного рода информация противоречит уставу Ассоциации антикварных дилеров. За подобное нарушение меня могут исключить из рядов Ассоциации.

– О Боже, о Боже, мистер Джеффс! Что же мне делать? Посоветуйте, как мне быть.

– Вам это важно? Есть ведь самые разные способы выхода из создавшегося положения. Я мог бы, например, действовать в качестве вашего агента. Мог бы в этом качестве связаться с нынешним владельцем стола и попытаться сделать все, что в моих силах.

– В самом деле, мистер Джеффс? Как это мило с вашей стороны.

– В этом случае, правда, мне придется взыскать с вас гонорар, который, по правилам Ассоциации, причитается агенту.

– Да, да, конечно.

– Не хотите ли узнать, какова сумма этого гонорара и как эта сумма высчитывается? Обыкновенно, впрочем, гонорар невелик – речь идет лишь о проценте со сделки.

– 06 этом мы договоримся потом.

– Что ж, прекрасно, – сказал мистер Джеффс, который, когда он говорил о гонораре, имел в виду 33,3 процента от стоимости покупки.

– Я готова заплатить вдвое больше той цены, которую заплатили мне вы. Если же ваш клиент запросит еще больше, пожалуйста, свяжитесь со мной по телефону для дальнейших инструкций.

– Это – в порядке вещей, миссис Хаммонд.

– Но прошу вас, постарайтесь снизить цену. Впрочем, это очевидно и так.

– Я с вами свяжусь, миссис Хаммонд.

Расхаживая по дому и разминая руки и ноги, дабы упорядочить кровообращение, мистер Джеффс задавался вопросом, отчего в наши дни антикварные столы играют столь значительную роль в любовных фантазиях. Этот вопрос, решил он, представляет для него немалый интерес, ведь, знай он ответ, и он мог бы приобретать столы соответствующей формы и умело их рекламировать. Еще какое-то время он предавался подобным размышлениям, а затем вышел из дому, сел в свой микроавтобус и отправился к миссис Голболли в надежде застать ее дома.

– Мистер Джеффс? – удивилась миссис Голболли, услышав в домофоне его голос.

– Он самый, – отозвался мистер Джеффс.

Она провела его наверх. Думает, наверно, решил мистер Джеффс, что я приехал продать ей еще что-нибудь, но ведь она меня пустила, а стало быть, не боится, что я буду ее шантажировать.

– Чем обязана, мистер Джеффс? – Миссис Голболли не скрывала своего удивления.

– Я получил интересное предложение относительно стола Людовика XVI. Я бы даже сказал, весьма интересное предложение. Точнее говоря, предложение, которое может оказаться чрезвычайно привлекательным. Вы меня понимаете?

– Но ведь этот стол теперь мой. Вы что, хотите его у меня купить?

– Нечто подобное я и имею в виду. Получив это предложение, я счел необходимым немедленно вам о нем сообщить. «Буду действовать в качестве агента миссис Голболли, – сказал я себе, – в том случае если бы она пожелала продать эту вещь за цену, в полтора раза превышающую ту, которая за нее заплачена».

– О нет, мистер Джеффс.

– Вас такой вариант не интересует?

– Боюсь, что нет. Совершенно не интересует.

– А если мой клиент увеличит цену вдвое? Что бы вы сказали в этом случае? Или что бы сказал в этом случае мистер Хаммонд?

– Мистер Хаммонд?

– Видите ли, мне не вполне понятно, кому из вас принадлежит эта вещь. Вот почему я упомянул этого джентльмена. Может быть, мне следовало связаться с ним. Ведь чек мне вручил мистер Хаммонд.

– Стол – мой. Это подарок. Я бы не хотела, чтобы вы связывались с мистером Хаммондом.

– Нет – так нет. Но поскольку действовал я в ваших интересах, миссис Голболли, поскольку, желая без промедления сообщить вам об этом предложении, я понес определенные транспортные расходы, боюсь, мне придется взыскать с вас гонорар, который обычно взыскивает агент по продажам. Ассоциация антикварных дилеров настоятельно требует от нас взимать с клиентов в подобных случаях соответствующий гонорар. Надеюсь, вы понимаете?

Миссис Голболли сказала, что понимает. Она вручила мистеру Джеффсу деньги, с чем тот и отбыл.

По возвращении домой мистер Джеффс вновь погрузился в размышления и в конце концов пришел к выводу, что в сложившейся ситуации имеет смысл позвонить миссис Хаммонд и узнать у нее рабочий телефон ее мужа. Он вышел на улицу, держа в руке лист бумаги, где говорилось, что он глухонемой и ему срочно нужно позвонить. Этот листок он вручил пожилой женщине и указал пальцем на телефонную будку.

– Не могли бы вы дать мне рабочий телефон вашего мужа? – сказала пожилая женщина, набрав номер миссис Хаммонд. – Это очень срочно.

– А с кем я говорю? – спросила миссис Хаммонд.

– Я миссис Лейси, я звоню от имени сэра Эндрю Чарльза, который в настоящее время находится в Африке.

– Это имя я уже где-то слышала, – сказала миссис Хаммонд и продиктовала рабочий телефон своего мужа.

– Вы говорите, что побывали у миссис Голболли, – сказал Хаммонд. – И что же она сказала?

– Мне кажется, она не вполне уяснила себе, о чем идет речь. По-моему, она меня просто не поняла, – ответил мистер Джеффс.

– Этот стол – мой подарок миссис Голболли, и требовать его обратно я не вправе.

– Но предложение чрезвычайно выгодное, мистер Хаммонд.

– С этим я не спорю.

– Я просто позвонил справиться, не могли бы вы, используя ваше влияние на миссис Голболли, попытаться ее уговорить, только и всего. Если, конечно, вы ее увидите.

– Я вам перезвоню, мистер Джеффс.

Мистер Джеффс поблагодарил, после чего перезвонил миссис Хаммонд.

– Переговоры идут полным ходом, – сообщил он.

Но через два дня переговоры внезапно зашли в тупик. Хаммонд позвонил мистеру Джеффсу и сообщил, что стол остается неотъемлемой собственностью миссис Голболли, и мистеру Джеффсу ничего не оставалось, как ехать к миссис Хаммонд, чтобы получить с нее то немногое, что еще ему причиталось. Он решил, что сообщит ей, как обстоит дело, и на этом история со столом наконец завершится.

– К сожалению, ничем не смогу вам помочь, – сказал он. – Очень сожалею, миссис Хаммонд, но мне остается лишь взыскать с вас то, что мне причитается.

Он назвал сумму, но миссис Хаммонд словно его не слышала. По ее напудренным щекам бежали слезы. Она не обращала на мистера Джеффса никакого внимания. Слезы градом катились по ее лицу, все тело сотрясалось от рыданий.

Не в силах сдержаться, миссис Хаммонд вышла из комнаты. Мистер Джеффс остался – не мог же он уйти, не получив то, что ему причиталось. Он сидел, смотрел по сторонам и раздумывал, отчего миссис Хаммонд так долго и так горько плакала. Служанка внесла чай; накрывая на стол, она покраснела – вспомнила, должно быть, – решил про себя мистер Джеффс, – как она велела ему мыть окна на кухне. Он налил себе чаю и съел два песочных печенья. В комнате было очень тихо – как будто после похорон.

– Ты кто? – спросила, войдя, девочка лет пяти.

Мистер Джеффс посмотрел на нее и, обнажив передние зубы, выдавил из себя улыбку.

– Меня зовут мистер Джеффс. А тебя?

– А меня Эмма Хаммонд. Почему ты пьешь чай в нашем доме?

– Потому что мне его любезно принесли.

– А что у тебя со ртом?

– Так он у меня устроен. Ты хорошая девочка?

– Почему ты здесь сидишь?

– Потому что я должен забрать то, что приготовила мне твоя мама. Немного денег.

– Немного денег? Ты что, бедный?

– Это деньги, которые твоя мама мне должна.

– Иди играть, Эмма, – сказала, появившись в дверях, миссис Хаммонд и, когда девочка убежала, добавила: – Извините меня, мистер Джеффс.

Пока она выписывала ему чек, он смотрел на нее и думал о Хаммонде, о миссис Голболли и столе – все трое находятся сейчас на последнем этаже большого жилого дома. Интересно, что будет дальше? Возможно, миссис Хаммонд останется с ребенком одна, и тогда миссис Голболли выйдет за Хаммонда замуж. Возможно, они переедут в этот дом и перевезут сюда стол, ведь миссис Голболли он так нравится. Возможно, они возьмут ту же самую служанку из Швейцарии. А может, миссис Хаммонд с ребенком будет жить теперь в квартире на чердаке. Все они одинаковы, решил мистер Джеффс; даже девочка и та – одного с ними поля ягода, такая же въедливая. Но если уж выбирать, больше всех ему нравилась миссис Хаммонд. Он слышал, что женщины в подобных случаях впадают в безумие и даже покушаются на свою жизнь. Миссис Хаммонд, надо надеяться, этого не сделает.

– Все дело в том, мистер Джеффс… – начала миссис Хаммонд.

– Какая разница. Теперь это не имеет никакого значения.

– Все дело в том, что этот стол принадлежал моей бабушке, которая, умирая, мне его завещала.

– Не огорчайтесь, миссис Хаммонд. Ничего страшного не произошло.

– Мы с мужем сочли, что стол уродлив, и решили от него избавиться.

– Ваш муж счел его уродливым?

– Ну да, и муж тоже. Но в первую очередь я сама. Муж у меня не особенно приметлив.

Мистер Джеффс подумал, что миссис Голболли он заприметил сразу. Миссис Хаммонд, сказал он себе, бесстыдно лжет, она пытается любой ценой сохранить лицо; прекрасно ведь знает, где находится ее стол, – на этот счет у нее наверняка нет никаких сомнений. Рыдала же она от мысли, что бабушкин стол находится в прибежище греха. Мысль эта была для нее непереносимой.

– Поэтому мы дали объявление. Отозвались лишь двое – вы и одна женщина.

Мистер Джеффс встал, готовясь уйти.

– Понимаете, – сказала миссис Хаммонд, – в такой квартире, как наша, для такого стола нет места. Он в нее не вписывается. Сами же видите.

Мистер Джеффс пристально посмотрел на нее – и не в глаза и даже не в лицо; он пристально и серьезно посмотрел на зеленую шерсть ее платья.

– Но почти сразу же после продажи стола, – продолжала миссис Хаммонд, – я пожалела о нашем решении. С этим столом у меня многое связано. Бабушка оставила мне его в знак своей любви и щедрости.

Стол, представил себе мистер Джеффс, стоял в коридоре бабушкиного дома. Маленькую миссис Хаммонд в качестве наказания в комнаты не пускали: часами она стояла в коридоре у стола и горько рыдала. Стол был свидетелем ее унижения тогда, в детстве; издевался он над ней и теперь, молча наблюдая за тем, что происходит в чердачной квартирке. Он видел, как эти двое, миссис Голболли и Хаммонд, ставят коньячные бокалы на стол, медленно идут навстречу друг другу и пресыщено целуются.

– После того как я его вам продала, стол не шел у меня из головы. Я вспоминала, как бабушка не раз повторяла, что его мне оставит. Только она одна и любила меня, мистер Джеффс, и меня не покидало чувство, что, продав стол, я словно бы бросаю ей эту любовь в лицо. С того дня, как стол был продан, меня каждую ночь мучили кошмары. Вот почему я так расстроилась.

Жестокая, видать, была бабушка, подумал мистер Джеффс. Наказывала внучку каждый Божий день, да еще оставила ей стол, чтобы тот постоянно напоминал внучке о ней, о ее жестокости и властности. Почему миссис Хаммонд не сказала ему всю правду? Почему не сказала, что дух старой мертвой бабушки вселился в стол и что они, бабушкин дух и стол, покатывались теперь со смеху в комнате миссис Голболли? Подумать только, сказал себе мистер Джеффс, эта женщина не останавливается ни перед чем, а ведь поначалу он отнесся к ней с уважением.

– Простите, что морочу вам голову, мистер Джеффс. И что доставила вам столько хлопот. У вас хорошее лицо.