Текст книги "Поезд в ад"

Автор книги: Уильям Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Он цепким взглядом следил, как Маккензи поднимается на ноги.

– Ты же, бык, будешь нормально себя вести? Не будешь брыкаться, делать ноги, нас из себя выводить? А то мы жопу твою старую живо продырявим, понял?

Маккензи кивнул. Говорить он не мог: дыхание зашлось еще до падения, а короткий полет и вовсе выбил из легких остатки воздуха. Сердце так и норовило выпрыгнуть из грудной клетки.

– Ну ладно, – проговорил сержант, – бери велосипед и шагай впереди, толкай. Только подумаешь ногу через него перекинуть, задницу враз изрешетим.

Маккензи отвели назад на площадь. Вооруженные к этому времени согнали людей в некое подобие колонны и вели теперь ее к боковой улице.

– Колымагу теперь клади, – велел Ржавый, и давай, дуй на общий парад!

Маккензи влился в строй, испытав на секунду облегчение, что утратил свою опасную обособленность. В строю шли мужчины и женщины, числом примерно поровну; детей и пожилых заметно не было. Тут из строя выступил какой-то Рослый мужчина в выцветшем комбинезоне и стал что-то говорить, сердито размахивая руками. На глазах у Маккензи его взялись охаживать прикладами винтовок – по спине, по копчику. Человек, пронзительно закричав, упал; его пинали хорошо начищенными ботинками.

– В следующий раз стреляем без предупреждения! – надрывно заорал кто-то. – Шевелитесь, живей, мать вашу!

Тут Маккензи заметил, что на той стороне улицы тоже стоят и смотрят люди. Оказалось – старики, костлявые, согнувшиеся, не больше полудюжины, и у их ног толкутся несколько ребятишек разного росточка. Их под присмотром держала пара человек с винтовками. Стояли все тихо, только ребятишки поменьше чуть слышно хныкали.

Колонна пленных двигалась вдоль улицы, круто уходившей вниз. Жители городка, похоже, знали, куда лежит их путь. Глухой стук в ушах был теперь очень громким – Маккензи озадаченно прикидывал, уж не от падения ли это головой о землю.

Горловина улицы вытолкнула их на широкий пустырь поросший пыльной травой и заваленный мусором, и Маккензи понял, что их вывели к железной дороге. При этом его взгляду открылось нечто не просто невероятное, а совсем уж невозможное.

Прямо перед глазами на рельсах громоздилась пара устрашающе огромных дизельных локомотивов – из их труб вырывались тугие струи сизого дыма. Земля сотрясалась от тяжкого пыхтения двигателей на холостом ходу. На плоском боку головного локомотива был краской нарисован флаг Соединенных Штатов. Второй локомотив был украшен таким же несоразмерным изображением грозного американского орла с распростертыми крыльями.

За локомотивами по рельсам растянулись вагоны странного вида поезда. Со своего места Маккензи различал лишь несколько передних вагонов, но уже второй представлял из себя плоскую платформу с водруженным на нее темно-зеленым тяжелым танком. Пушка его башни, повернутой на девяносто градусов, смотрела поверх голов в сторону городка. Из откинутого люка, опираясь на пулемет, выглядывал человек в черном берете.

Люди в пятнистой форме продолжали подгонять пленных и, не скупясь, помогали себе прикладами и сапогами. Маккензи, слегка нагнув голову, брел в центре колонны; видно было лишь то, что их подводят к самому поезду. Наконец колонна, дернувшись, остановилась и стала неровными толчками подаваться вперед, по мере того, как охранники заталкивали людей в открытые створки ржавого товарного вагона. На глаза Маккензи попалась полустертая эмблема: индейское солнышко и едва различимая надпись «САНТА ФЕ».

Кое-кому из женщин и мужчин пониже ростом приходилось помогать забираться в вагон. Когда очередь дошла до Маккензи, он всем корпусом подтянулся и, поднявшись в вагоне на ноги, занял место у железной стенки возле дверей. Места вокруг в общем-то было предостаточно.

– Дамы и надамники! – прокричал кто-то снаружи. – Гады родные, для всех единые! Милости просим в Армию Америки!

3

Полоснувшая с той стороны улицы автоматная очередь взрыла землю перед и без того уже изрешеченным фасадом магазина. Фрэнк Ховик, резко пригнувшись, чертыхнулся, когда вместе со звоном пуль вокруг дождем посыпались крупные осколки стекла.

– Господи ты Боже! – процедил он, скорее, от глухого раздражения, чем от страха.

Медленно приподняв голову, он осторожно посмотрел через подоконник на здание, что через улицу: Господи ты Боже мой, парикмахерская! Окна там тоже были побиты, но внутри ничего нельзя было разглядеть. Можно, конечно, разрядить несколько обойм, поприжать их там, но стоило ли расходовать столько боезапаса? Пусть уж те выродки повыпустят побольше пулек, может, остудятся немного; патронная фабрика у них там, что ли? Вон как палят! Втроем – на одного-единственного, а грохота столько, что впору целый взвод свалить, а задеть до сих пор – так и не задели, если не считать пореза на левом плече, как раз над татуировкой с крылатым черепом и эмблемой «Харлей Давидсон», да и то от куска пролетевшего рядом стекла.

Их там трое; поначалу, вообще-то, было четверо, но недолго. Вон четвертый – посреди улицы, лежит, раскинув руки и уставясь в калифорнийское небо, хотя вряд ли он его видит. Ховик покончил с ним в первые же секунды стычки Двумя мягконосыми пулями – «тридцатками» – в грудь, это было в два раза больше, чем надо, но Ховик тогда спешил.

Неспешным движением – так, чтобы от улицы отделяла оштукатуренная кирпичная стена – Ховик поднялся на ноги. Что-то в самой последней очереди настораживало.

Человеком Ховик был дюжим, с глыбами мускулов; роста не особого, но широк в плечах и с бычьей шеей борца. Когда-то давно один тюремный охранник выразился, что Ховик, мол, напоминает ему «огроменный, черт его, пожарный гидрант» – сравнение все еще меткое, хотя в возрасте пятидесяти лет у «гидранта» стали образовываться кое-где уже и жировые прокладки.

Лицо у него поросло черной бородой, с обильной уже проседью, да и то, что проглядывало из-под щетины, смотрелось не сказать чтобы очень выигрышно: обветренная кожа в складках и морщинах, ну прямо мотоциклетная крага, и глубокий шрам через лоб. Длинные неподатливые волосы, тоже с сединой, почти по плечи, были повязаны красной шелковой лентой (за что Ховик мысленно себя уже ругал – дома щеголяй сколько угодно, но что за самоубийственная дурь цеплять ее на вылазку в незнакомое место, где в тебя наверняка кто-нибудь да выстрелит).

И тем не менее, подумывал Ховик, вполглаза посматривая за оконную раму, положение какое-то совершенно нелепое. Какого черта им вообще надо?

Стычка завязалась совершенно случайно. Ховик выходил из-за угла, и тут вот они, идут навстречу посреди улицы с оружием в руках; один при этом, очевидно, дает другому прикурить. Не успел Ховик отшатнуться за угол, как те уже в секунду безумно всполошились, завыли, будто псы во время гона, и давай стрелять без какого-либо намека с его стороны на угрозу, толком не целясь, к счастью. Действовали они без окриков или предупредительных выстрелов, явно пытаясь убить, а никак не отпугнуть; благо, стрелками они оказались неважнецкими, что и дало Ховику добраться до прикрытия в виде магазина. Отсюда одного из них он и срезал, после чего остальные метнулись через улицу, и вот сейчас они меж собой и беседуют, считай, что с самого утра.

Как ни прикидывай, во всем этом нет никакого смысла. Чего им надо? Ничего ценного у него, Ховика, с собой нет, – кроме винтовки да автоматического пистолета 45-го калибра на поясе, а у них, безусловно, своего оружия куча; и без того уже столько патронов извели, что даже достанься им Ховик убитым, и то потраченного на него уже не возместят. Будь: Ховик на мотоцикле, который много чего стоит – может, даже того, чтобы убить из-за него (кое-кто время от времени и пытался) – но мотоцикл упрятан за городком в лесу, и даже если б они его отыскали, то что им мешало просто укатить на нем, не учиняя тут этой баталии?

Дурь, заключил про себя Ховик. Полная дурь. Что странно – в основном, громилы и мародеры, рыщущие по брошенным поселкам, обладают, по крайней мере, прямо-таки крысиной сметкой, хотя в большинстве своем и на людей уже не похожи. Окончательно тупых, по сути, уже и не осталось – слишком много лет прошло, в течение которых стал требоваться мало-мальский разум просто для того, чтобы выжить, так что законченных тупиц изрядно поубавилось. Пройдет сколько-то лет, и тог да в самом делевозникнет ого-го какая проблема, ведь горстки уцелевших местами не на шутку уже путаются между собой: кое-где в отдаленных поселениях братья трахают сестер, отцы – дочерей, и салазки заламывают безо всяких разговоров, только последствий еще толком не видно, время не пришло.

Хотя эти-то клоунишки совсем еще зеленые, судя по тому что Ховик мельком успел заметить, и парнишка этот на улице тощий, растрепанный – даже близко никакой сноровки не выказал. Спятили, может? Такое Ховику видеть уже доводилось, причем не так уж редко.

И тут Ховик уловил причину своей подозрительности, по крайней мере, подумал, что уловил. Проверить нетрудно.

Стянув с головы красную ленту, он обмотал ее вокруг ствола винтовки. Фокус настолько старый, что эти сопляки, может, даже и не вспомнят о нем. Вынув из кобуры пистолет, Ховик пальнул наугад в окно, с тем только, чтобы привлечь внимание, а затем, чуть высунув ствол винтовки за раму, помахал лентой.

Выстрелы грянули мгновенно, и Ховик, утянув винтовку, кивнул сам себе. Пальнули только из двух стволов – что-то автоматическое, вроде как М-16, и легкая игрушка пистолетного калибра, наподобие «Узи» или «Инграма». Где они только патроны к ним достают, черт бы их побрал!

И конечно же, где он, растуды его, третий?

На секунду Ховик совершенно застыл, притиснувшись спиной к стене и закрыв глаза, чтобы напрячь слух. Времени ушло немного. Поступь человека по окольной аллейке он заслышал задолго до того, как тот начал приоткрывать заднюю дверь. «Гляди, как парень-то пыжится, – подумал Ховик, занимая позицию у двери, – и вправду силится ступать бесшумно, только куда ему, к черту!»

Прямоугольник света, пролегший от открывшейся двери, на миг выхватил силуэт человека, когда тот заходил внутрь. Левая рука Ховика сомкнулась вокруг его шеи, стиснув горло, человек, враз лишившись дыхания, не мог издать ни звука. Стиснутый в правом кулаке Ховика большой нож вонзился по самую рукоятку под четвертое ребро, резанув наискось вверх, по сердцу. Тело человека судорожно дернулось, ступни на секунду оторвались от пола (это Ховик его приподнял), затем отяжелело и обмякло. В ту же секунду Ховик учуял вонь: мертвец успел все-таки навалить в штаны.

Ховик опустил тело на пол, вынув из его оцепенелых пальцев оружие. Дробовик с обрезанным стволом, на ощупь двенадцатизарядный – неплохой выбор для подобной задумки. Обыск тела выявил несколько гильз и тупоносый револьвер с отпиленным предохранителем бойка (железная гарантия, что владелец рано или поздно сам себя из него пристрелит).

На вид парню, пожалуй, никак не больше восемнадцати Даже и того не дашь. Ховик с протяжным вздохом покачал головой и задумался.

По росту и сложению с Ховиком паренек и близко сравниться не мог, зато волосы длинные, темные, да и майка черная – мельком и с расстояния очень похожая на майку самого Ховика. Во всяком случае, те, через улицу, едва ли успели его рассмотреть. Да и дело он. имеет, очевидно, с парой остервенелых психопатов.

Паренек был худосочный, подтащить его к фасадной стене магазина труда не составило. Нахлобучив трупу на голову красную ленту, Ховик одной рукой поставил его более или. менее вертикально.

– Представление начинается, – пробормотал он вполголоса.

Под низким потолком магазина обрез издал оглушительный грохот. Ховик, неуклюжей пантомимой изображая схватку, выстрелил еще раз в пол – так просто, для общего эффекта; затем, нарочно громко рявкнув, резко бросил мертвое тело через разбитое окно.

Труп одеждой зацепился за уцелевшие куски оконного; стекла, отчего тело вынырнуло из окна, правдоподобно мотнув на лету руками и головой. Ховик всадил из дробовика в тело еще одну пулю, отчего оно дернулось, как живое, и затаился, выжидая.

На той стороне улицы молчали несколько дольше, чем, казалось бы, надо, секунды примерно три. И тут срывающийся от волнения голос позвал:

– Дон? Ты его достал, Дон?

Другой голос откликнулся диким истерическим воем, перешедшим в жутковатый хохот.

Первым вышел паренек с М-16, товарищ его тронулся следом лишь погодя, не особенно решительно. Ховик дал первому пройти до середины улицы (другой в это время только еще сходил с тротуара), и тогда, приложив дробовик к плечу, тщательно направил в его сторону оружие (прицела. на нем не было) и выстрелил. Заряд картечи отбросил паренька назад, свалив его в нескольких футах от уже лежав. шею там тела. Грохот прокатился на миг по улице, эхом от, даваясь от фасадов домов.

Ховик ускорил события и навел ствол на последнего мародера, суетливо развернувшегося, чтобы пуститься наутек, но когда нажал на курок, последовал лишь сухой щелчок. Ругнувшись, Ховик отшвырнул обрез в сторону – поделом тебе, тоже мне, положился на идиота, у которого башки не хватило даже оружие перезарядить – и потянулся за своей винтовкой.

Уцелевший мародер, усердно перебирая ногами, был уже на середине улицы. Пистолет свой он, похоже, бросил. Чтобы бежать быстрее, наверное. Бежал он, не пытаясь укрыться и разорванная рубаха парусом полоскалась на бегу.

Поймав его в перекрестье прицела, Ховик приостановился Стоит ли стрелять, если парень и так уже делает ноги? Однако, Ховик был один и вдали от дома, причем никак нельзя было сказать наперед, опомнится ли этот дуралей, или нет, и не вздумает ли он поквитаться.

Ховик снова вздохнул, совместил прицел с быстро удалявшейся фигурой и нажал на спусковой крючок.

Когда та ткнулась лицом вниз, Ховик закинул за плечо винтовку, собираясь отправиться к укрытому мотоциклу. На полпути он, однако, остановился, покачал головой и развернулся обратно к фасадам сиротливо молчавших магазинчиков. Уж столько дерьма пришлось хлебнуть сегодня, кисло подумал он, так хоть взглянуть напоследок, нет ли там чего взять на память, а если нет, то надо бы пособирать с мертвых оружие, даром что оно у них там как пить дать не чищенное и ржавое. И то будет чудо, если хоть с десяток патронов у них уцелело.

У дверей хозяйственной лавки Ховик приостановился и окинул взглядом улицу из конца в конец. Судя по заунывному гудению, над трупами уже начинали роиться мухи.

– Дерьмо! – устало бросил Ховик, повернулся и зашел в лавку.

День уже клонился к вечеру, когда Ховик въехал наконец по извилистой грунтовой тропе в большие ворота у подножия холма, махнув приветственно левой рукой пареньку-подростку на деревянной караульной вышке. Пора с этим делом кончать – такой здоровый рослый парень, а сидит сиднем весь день, дурью мается: каким бы ни был по нынешней поре риск нападения, все равно он не оправдывает пустой потери драгоценной рабочей силы. В любом случае тот, кто нападает всерьез, не попрет среди бела дня по дороге на главный въезд; если же в лагерь на холме сунутся какие-нибудь бродяги или мародеры, стаи рыщущих по округе полудиких собак предупредят своим лаем.

Подогнав мотоцикл к большому бревенчатому строению с низкой крышей, Ховик переключился на нейтральную не дачу и заглушил мотор. Выбросив носком башмака подпорку, он слез и, изучающе оглядев машину, медленно покачал головой. Всегдашний приверженец моделей «Харлей Давид сон», он все еще с некоторым смятением воспринимал то что ездит нынче на «японце». Хотя надо иногда быть практичным: дороги здесь почти сплошь из вымоин да щербатых окольных грунтовок, а асфальт далек от былого совершенства. Здесь для езды куда пригоднее специальный мотоциклет, рассчитанный на бездорожье, к тому же в городе он маневреннее, тут «Харлею» и тягаться нечего.

«Харлей» у Ховика был, даже два, но только один находился в рабочем состоянии; он держал его поблизости, в сарае. Правда, выезжал он на нем редко, в основном на дальние рейды по автостраде. Учитывая, в каком состоянии нынче шоссе, о подобных выездах в последнее время почти и речи не было; прошлой весной кое-кто из них пустился по старой центральной автостраде к югу, на Сакраменто, да оказалось, что ее частично перекрыли оползни, а в нескольких местах при последнем землетрясении рухнули мосты. Пришлось эту затею бросить и возвратиться, не проехав и сотни миль.

Нынче под Ховиком была «Хонда» с двигателем в шесть-сот кубиков, для своего класса вещь очень даже неплохая. Движок хороший и простой, надежный, как бейсбольная бита: вверх-вниз ходит один-единственный большой поршень, а тяги хватает без малого, чтобы въехать по стене на крышу. И бензина тоже уходит куда меньше, чем у «Харлея». Может, не мешало бы перейти на что-нибудь покомпактнее, кубиков на двести пятьдесят, – бензина будет экономиться еще больше – но, черт, должен же у человека быть хоть какой-топредел самоуважения!

Ховик направился было к бревенчатому дому, но тут из дверей появилась знакомая фигура и направилась навстречу по утоптанной дорожке, махнув в приветствии рукой.

– Джо Джек! – позвал Ховик. – Я тут добыл кой-чего.

Джо Джек, по прозвищу Бешеный Бык, низкорослый, смуглый – типичный индеец-шайен, – подходя к припаркованной «Хонде», уже расплывался в белозубой улыбке.

– Начинал уже о тебе беспокоиться, браток, – признался он, покачал головой, и длинные черные косы мотнулись на его голой груди. – Джудит последнюю пару часов лютует. Ты, надеюсь, принес ей чего-нибудь эдакого? А знаешь, на лице у нее прямо написана какая-то жажда мести.

Ховик, размотав тесемки на багажнике «Хонды», стал подавать Джо Джеку оружие. Глаза у того удивленно расширились.

– Надо будет, видно, почистить, – пояснил Ховик, передавая две винтовки М-16 и «Инграм». – Одна из них такая ржавая и зачуханная, что толку от нее, наверно, только на запчасти, но все равно, хоть на что-нибудь, да сгодится. Парень тот из нее так и выстрелил, так что в магазине должна быть по крайней мере одна обойма.

Ховик протянул большой красный ранец, кошелек, взятый из магазина уцененной одежды возле парикмахерской, где завязалась перестрелка. – Тут кое-какие боеприпасы, пара пистолетов – дерьма кусок, но сгодится на что-нибудь выменять.

Вид у шайена был поистине ошеломленный. – Боже ты мой, – проговорил он, уставясь на охапку оружия у себя в руках. Увидев на плече Ховика порез, он спросил: – Эй, что ты такое, парень, творил? Где был? В драку ввязался?

Ховик, вытягивая из-за сиденья «Хонды» нейлоновую спортивную сумку, пожал плечами. – Наскочил на каких-то обормотов в том городишке, что в долине, не помню, как он там. Помнишь, где на Билли-Черную Лошадь накинулась в том году стая диких собак. – Он поднял сумку, в которой что-то слегка звякнуло. – Кстати, о Билли: увидишь его, скажи, чтобы подъехал. Я тут ему кое-чего добыл, что он хотел.

– Господи, – опять воскликнул Джо Джек-Бешеный Бык. Три ствола… Получается, что ты… Гм-м, ладно, не спрашиваю. Слышишь? Я не спрашиваю.

– Да, там был еще дробовик, но у нас их уже и так целая куча. Черт, тут оружия больше, чем когда-нибудь станет людей, чтобы его использовать. Махнуть бы его сейчас не глядя на коробку холодного пива! Слушай, – перебил Ховик, видя, что Джо Джек собирается что-то сказать, – я тебе обо всем завтра расскажу, ладно? День был длинный, чертяка…

Секунду они постояли молча. Джо Джек обвел взглядом Длинную, посыпанную гравием дорожку, бревенчатые дома к сараи, пасущихся возле забора коз, разношерстную стай собак и маленьких ребятишек, подозрительно притихших у колодца.

– Вот ведь черт, – сказал он Ховику, – подумать только, ведь раньше здесь был скаутский лагерь! – Он перевел взгляд на оружие. – Бойскаутов теперь черта с два осталось, как ты думаешь?

– Ага, – согласился Ховик. – Приходится, можно сказать, своих готовить.

Из дома позади них донесся женский голос:

– Ховик! Ховик, это ты?

– Тьфу, блин! – спохватился Ховик.

– Так что денек был долгим, говоришь? – осклабился Джо Джек. – Чую, сейчас, старый ты конь, короче он тебе ну никак не покажется…

– Ты что?? – требовательно спросила Джудит.

Ховик, стащив с ноги тяжелый башмак на застежках пошевелил пальцами.

– Бог ты мой, – примирительно сказал он, – я же сказал, ничего такого серьезного. Там их было всего четверо и то – засранцы зеленые. С ними сладила бы и твоя бабушка.

– А то, видно, Бог перед твоим выездом сошел с небес и дал тебе справку с печатью, что там не окажется никого проворней, кто снес бы тебе башку? – Джудит, когда Ховик стянул второй башмак, поморщилась. – Господи ты Боже мой, давай-ка сюда носки. Черт бы тебя побрал, Ховик, сколько раз ты сам же накачивал Джо Джека и остальных, чтобы не совались в такие места в одиночку…

– Да ладно тебе, ладно, ну остолоп я, ну ввязался. Не только четверо тех кустотрясов были нынче в том городишке тупыми козлами, так? Принимается! – Он откинулся на спинку продавленного дивана и ненадолго прикрыл глаза. – Ты права. А теперь кончай яриться, ладно?

Джудит подошла к Ховику и протянула руку, коснувшись его плеча возле пореза. – Что, пометили тебя слегка? – спросила она уже более спокойным тоном.

– А-а, черт… Ты в жаркую ночь и не такое вытворяла своими ноготками, – заметил, открыв глаза, Ховик, сопроводив свои слова плутоватым взглядом. Не то, что нынче, конечно, но кое-что предпринять все-таки можно…

– Завяжи узел, – сказала Джудит, не сумев скрыть улыбку, прорезавшуюся в уголках губ. – Подожди, я прочищу. Неизвестно еще, что за зараза здесь летает.

Пройдя через комнату, Джудит нагнулась и открыла большой деревянный ящик. Ховик одобрительно наблюдал. Женщина среднего роста на исходе третьего десятка, с длинной черной косой густых волос вдоль спины. Как раз сейчас на ней была свободная рубашка цвета хаки и синие спортивные трусы, отчего особо выгодно смотрелись безупречные загорелые ноги; груди крупные, налитые, а низ хотя и раздался слегка, особенно в последние годы, но Ховику он так даже больше нравился.

– А ты кстати, уверена, что в тебе нет чешской крови, а, женщина? Для еврейки задница у тебя ну прямо-таки чешская!

Джудит выпрямилась и, держа в руках бутылочку и чистую белую тряпицу, возвратилась к Ховику.

– Старик мой, вечно ты талант и кавалер! Сиди смирно! – Самодельный спирт, когда Джудит обрабатывала порез, щипал немилосердно.

– Ну вот, нашли, наконец, применение для белой молнии Билли, – заметил Ховик. – Пока годится, чтобы бить микробов, закачивать в бензобак вместо бензина, разводить огонь. Эх, сподобиться бы ему еще, чтобы можно было как-то его пить и не сдохнуть при этом!

– Уж мне кажется, за свою-то жизнь ты попил достаточно.

– Да, хоть я этим и не особо горжусь. – Ховик взглядом проводил бутылочку со спиртом. – То есть, просто я хотел сказать, что…

В дверь постучали. – Войдите! – рявкнул Ховик.

В комнату вошел высокий, тощий, невзрачного вида молодой человек с длинными прядями редких черных волос.

– Джо Джек сказал, ты добыл, что нам надо, – сообщил вошедший.

– Ах да, точно, – Ховик поднялся и передал тому спортивную сумку. – Вот тут, уж на сколько хватит.

Билли-Черная Лошадь взялся было расстегивать на сумке замок, но Ховик окрикнул:

– Стой, черт тебя дери, не лезь проверять. Если окажется, что чего-то не хватает, то это потому, что я не смог разыскать. так что можешь мне это сказать завтра, тогда где-нибудь в другом месте поищем.

Билли кивнул Ховику, затем еще раз – Джудит.

– До встречи! – бросил он с улыбкой, обнажившей сильно подпорченные зубы, и, сграбастав сумку, исчез за Дверью.

– Мутноватый паренек, – заметил Ховик, когда тот ушел. Надо будет спросить у Джо Джека, все, что ли, у них в племени такие, с прибабахом, или это просто особый случай. Я так и не могу решить, гений он или просто последний из оставшихся калифорнийских чудил.

– Вы все еще возитесь с тем сумасбродным проектом, насчет ручья? – поинтересовалась Джудит. – Или, чего доброго, захочешь сказать, что пулю в лоб чуть не схлопотал из-за каких-то там проводочков и прочих игрушек для Билли?

– Слушай сюда, – ответил Ховик несколько запальчиво. – Ручей мы уже перегородили, водяное колесо работает. И Билли божится, что генератор уже установлен. Еще с недельку-другую, и у нас тут будет электричество. Вот тогда, Бог ты мой, увидишь…

– Я и сейчас великолепно вижу, при свечах.

– Ну их к черту! Я тебе о том холодильнике, старом, где кухня. – Ховик вытянулся на диване и блаженно улыбнулся. – Будет холодное у меня пивко нынче летом!

– О Господи! И это все ради того, чтобы охлаждать ту бурду, которую вы с Билли…

Разговор снова прервался; дверь, хлопнув, распахнулась и в комнату влетел, закружился над полом не то небольшой смерч, не то странно шумный ком перекати-поля. Докатившись до середины комнаты, ком замедлился, оказавшись парой мелких, донельзя грязных, полуголых ребятишек. Та, что сверху – девочка – пыталась, похоже, пробить другому голову камнем с кулак величиной. Тот, что снизу, впился противнику зубами в ногу. В воздухе летали неразборчивые ругательства, в том числе и непристойные. Ховик приязненно на них поглядывал.

– Ладно, ладно, не здесь, – вмешалась Джудит. – Сьюзен, брось камень и помоги брату подняться. Дэвид, не кусаться!

Пыл схватки не убывал.

– Сейчас мы этим камнем двоим мартышкам попки начистим, – сказал, не повышая голоса, Ховик.

Дети, яростно зыркая друг на друга глазенками, неохотно расцепились.

– Он мою куклу на куыфу забуофил, – доложила мрачным голосом Сьюзен.

– Не забуосил. Не видал я твоей цолтовой куклы.

– Ну-ка, давайте во двор! – твердо велела Джудит. – Еще светло. Калечьте друг дружку на чистом, свежем воздухе, ладно?

Ребятишки затрусили к двери. Сьюзен, заметил Ховик через полуприкрытые веки, по-прежнему с целеустремленным видом сжимала камень. Ребятишки скрылись из виду, но некоторое время их голоса все еще доносились в комнату.

– Трусы вонюцие!

– Пифька-малыфка!

– Близнецы! – усталым голосом произнесла Джудит. Билли-Черная Лошадь хоть знает, как соединять трубы.

Ховик не ответил. Задремал, что ли?

Какое-то время она молча стояла, глядя на него и скрестив на груди руки. Десять лет, а порой все еще представит трудно. Да как же ты с ним сошлась, Джудит, милая? Да вот, понимаешь, был конец света, и так вышло, что…

Джудит прислонилась к стене, чувствуя спиной грубую шероховатость висящей там медвежьей шкуры, и вновь ощутила в себе ту подспудную неуемную тревогу, не дающую ей покоя вот уже не одну неделю. Десять лет, и Ховик, похоже, начинает чувствовать, что он засиделся. Понятно ведь, что в тот брошенный городишко он наведался не просто по оплошности; таких ошибок Ховик не допускал, как бы сам он этим ни бравировал. Просто это новое, и тем более пугающее стремление к риску, накопившееся за долгое время; остается только гадать, чем все это кончится в следующий раз. Что взять с человека, первые сорок лет жизни гонявшего на мотоциклах, служившего (а потом выкинутого) в морской пехоте, угодившего в тюрьму и сбежавшего оттуда налетчика, угонщика машин и Бог знает, чего еще – взять такого и взвалить на него вдруг ответственность за судьбу племени отщепенцев, уцелевших в горниле самого мрачного десятилетия в человеческой истории, да потом еще и навесить на него вдобавок семью – чего же, спрашивается, ожидать? Тут впору дивиться, что этот чертов верзила терпел так долго!

Ховик, не открывая глаз, неожиданно подал голос: – Сколько уже времени прошло? Десять лет?

– Да, – отозвалась Джудит, вздрогнув от неожиданности. – ты имеешь в виду, с той поры, как…

– С той поры, как все полетело в тартарары. – Ховик, сев, обвел округлым жестом стены прямоугольной комнаты: шкуры и одеяла на стенах и полу, свечи в самодельных подсвечниках, повсюду развешано оружие. – С той, пожалуй, поры, как мы здесь так вот, что называется, живем. – Он потер глаза. – М-да, я посчитал, получается вроде как десяток лет. Четыре здесь, а до этого лет шесть там, на Юге, в старом лагере Сопротивления. Не помню, сколько мы бродяжничали в промежутке, когда нас оттуда выкурили.

Он остановил взгляд на Джудит. – Господи, Джудит, знаешь, мне же пятьдесят лет! Куда оно, к черту, успело все хлынут? Иногда у меня ощущение, – он тяжело покачал головой, – даже, хрен бы его, не знаю, как сказать, что за ощущение…

«О Господи, – подумала Джудит, – ему скучно! Только что дрался насмерть с четырьмя вооруженными людьми, и ему скучно!» – Франклин Рузвельт Ховик, – отчеканила она вслух, – если ты снова начинаешь свои пещерные сумасшедшие…

Ховик неожиданно разразился смехом.

– Ладно, ладно. В этом доме, часом, нет чего-нибудь съедобного?

По пути на кухню он привычным медвежьим движением обхватил Джудит за талию.

– Слушай, кстати о сумасшедших. Скажу тебе сейчас кое-что жуткое. Джо Джек вчера повстречал на шоссе каких то бродяг, они шли с юга, и он разговорился. Так они сказали, что где-то там на юге какая-то полувоенная братия собрала – веришь, нет – целый поезд, и катит на нем. Падла буду! – истово воскликнул он в ответ на ее ошалелый взгляд. – Поезд, настоящий! И на вранье не похоже, теперь во все можно поверить.