Текст книги "Сигнал сбора"

Автор книги: Уильям Форстчен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Сатанея от ярости, Кубата скакал по усыпанному трупами полю. Пять дней их держали у брода. А каждый из следующих пяти дней проходил одинаково. По утрам людей не было видно. Тугары строились в ряды, отправляли разведчиков, а затем еще одна деревня оказывалась у них на пути, и густые леса мешали их правому флангу, а река с этим проклятым боевым кораблем мешали левому. «Но мы, по крайней мере, узнали, на что способно их оружие на колесах», – подумал он мрачно. Его самого однажды чуть не убили с расстояния в четыреста шагов; воину, стоявшему рядом с ним, снесло выстрелом голову. Наступать на них в лоб – безумие.

Дважды они посылали Тулу с вечера в засаду. Просидев в засаде всю ночь, при утреннем свете он бросался в атаку и обнаруживал, что враг опять ушел.

Кто бы ни был этот человек, он ему нравится, подумал Кубата мрачно. Хорошо бы взять его живым, из него получился бы хороший любимец, с которым, несомненно, стоило бы поговорить. Возможно, его даже можно будет научить прислуживать. Но если даже его не возьмут в плен, то, может быть, надеялся Кубата, удастся отведать его мозгов и сердца.

Повернувшись в седле, Кубата мрачно уставился на Алема:

– Шаман, меня не волнует, останутся ли ночные духи довольны, или огорчатся, или будут визжать от ярости. Я хочу, чтобы эта армия выступила сегодня ночью.

Алем мрачно покачал головой:

– Тугары не скачут верхом по ночам и не сражаются. Это навлечет на нас проклятие.

– Тогда скажи своим сподручным, лепечущим всякий вздор, что ты разговаривал с небесами и они обещали тебе не проклинать нас.

Священнослужитель сидел молча, скрестив свои длинные волосатые руки.

– Послушай, шаман. Ты знаешь, и я знаю, что твоя сила – это просто обман. Старые обычаи живут, когда все соблюдают их, и поэтому, сражаясь с мерками, или узбами, или какими-либо людскими племенами, тугары всегда хотели, чтобы все происходило при свете и все видели бы доблесть нашего оружия. Но сейчас мы сражаемся с людьми, для которых слава не главное. Я не хочу снова напрасно терять своих воинов таким образом. – Он кивнул на сотни тел, чьи силуэты напоминали каких-то призраков в бледном сиянии двух лун. – Люди отходят и успевают подготовиться. Даже сейчас я уверен, что с той стороны поля, – он указал на юг, – они уходят. Завтра утром они будут в следующей деревне, и нам придется пробиваться через два узких прохода между холмами. Если позволить им собрать там свои силы, мы заплатим тысячами жизней, чтобы проложить себе путь.

– Он прав, – сказал Музта, подъезжая к Алему. – С твоего согласия или без него, но я последую совету Кубаты. И я должен напомнить тебе, – сказал кар-карт, наклонившись к шаману, – что я предпочитаю, чтобы мои воины сражались без суеверного ужаса, который представляет собой полную чушь.

– Должен ли я напомнить моему кар-карту, что неразумно тревожить духов, – заметил ровным тоном Тула, чья темная фигура была едва различима в лунном свете.

– Я знаю это, Тула, – бросил ему Музта. – И я знаю также, что, если мы проиграем, у тебя будет еще один повод винить меня. Как командир левого фланга, ты поведешь своих людей вперед сегодня ночью, но, клянусь духами наших отцов, лучше скачи изо всех сил, – холодно добавил он.

– Когда я в последний раз сражался здесь, – сказал Кубата, глядя на Тулу, – то видел за первым перевалом тропу, уходящую вверх, на холмы, – я говорил тебе о ней. Она должна вести куда-нибудь. И будет лучше, если я сам поведу наших воинов в эту атаку, – продолжал Кубата, глядя на Тулу с вызовом. – Я знаю эту местность. Это просто вопрос изменения их позиции, и, может быть, мы сможем уничтожить их еще в поле.

Тула проворчал что-то и удалился. Алем посмотрел на собравшихся вокруг него. Он запомнит это тяжкое оскорбление, и если скоту в самом деле удастся остановить их наступление, у него не будет сомнений, кого следует винить в этом.

– Я скажу моим помощникам, – холодно объявил Алем.

– Мы выступаем сейчас же! – прорычал Кубата. – Я хочу, чтобы еще до заката солнца мы увидели стены Суздаля.

Глава 17

Он чувствовал, будто что-то внутри него предупреждает о надвигающейся опасности. Не в состоянии заснуть ни на минуту, Готорн вскочил на ноги.

Проклятье, начинался дождь. Ну вот, теперь и он научился ругаться. Он ругается, убивает, он даже познал свою жену до того, как их должным образом обвенчали. Что с ним стало? – печально размышлял Готорн.

Догоревший костер шипел под холодным моросящим дождем, который обволакивал утомленную армию постепенно поднимающейся влажной дымкой. Небо на востоке стало чуть светлее. Скоро рассвет.

– Моему капитану не спится?

Готорн подошел к костру и уселся рядом с Дмитрием. Дмитрий, явно солгавший о своем возрасте при зачислении в армию, налил чашку горячего чая и передал ее своему командиру.

– Что-то не так, Дмитрий, – тихо заметил Готорн.

Дмитрий смотрел на Готорна, поглаживая свою седую бороду; его старое, иссеченное морщинами лицо расплылось в улыбке.

– Вот почему ты мне так нравишься, мой капитан, и я люблю слушать тебя. Другие капитаны-янки всегда говорят, что все будет хорошо. А ты не играешь с нами в игры, будто мы дети. Да, я тоже чувствую, что-то не так, – тихо проговорил Дмитрий. – Я знаю тугар. Они не глупый народ. Пять раз мы ускользали от них по ночам. Сегодня – шестая ночь. Боюсь, что они следуют за нами по пятам.

– Подними всех остальных. Пусть выставят линию сторожевого охранения, – тихо сказал Готорн. – А я пойду поговорю с полковником.

Готорн пробирался через низкий кустарник на мерцающий огонек костра и наконец вышел в круг света. Винс Россиньоль, который всего несколько месяцев назад был сержантом, сидел, опершись спиной о дерево, и потягивал маленькими глотками чай из чашки. Готорн подошел к нему и отдал честь.

– Сэр, это, может быть, прозвучит смешно, но в воздухе витает что-то… Я приказал всем моим солдатам встать под ружье на весь остаток ночи.

Россиньоль устало кивнул и поднялся на ноги.

– Только что сообщили от Ганса. Он тоже что-то чувствует. Мы дадим людям поспать до рассвета, а при первых лучах солнца отойдем к перевалу.

Россиньоль посмотрел на небо, покрытое низкими темными тучами.

– Проклятый дождь, если он так и будет идти, эти кремневые затворы станут бесполезны. Черт возьми, я бы хотел, чтобы…

– Тугары!

Готорн резко обернулся. Раздался глухой хлопок мушкета, еще один, и вдруг со всех сторон на них обрушилось душераздирающее улюлюканье тугар, которое было так похоже на знакомый вопль мятежников-южан.

– Господи Иисусе! – вскричал Россиньоль и сделал несколько шагов назад с недоумевающим выражением на лице. Руки его слабо хватались за стрелу, вонзившуюся в грудь, а затем, как будто его ноги превратились в водяные мешки, он сполз на землю и застыл.

– Капитан!

Готорн инстинктивно пригнулся. Он услышал свист стали, рассекающей воздух у него над головой, и затем вопль боли. Подняв голову, он увидел возвышающегося над ним тугарина с мечом в руках. Тугарин сделал несколько нетвердых шагов и упал. Над ним стоял Дмитрий, а штык его был воткнут в спину тугарина.

Еще одна фигура, круша все на своем пути, выскочила из леса. Дмитрий, низко нагнувшись, изо всех сил ударил это существо в живот, отбросив его в сторону.

– Капитан, сделайте что-нибудь! – крикнул Дмитрий.

– Проклятье, Россиньоль не должен был умирать!

Джонсон, его помощник, и Мэй из роты А были ранены и отправлены в тыл. Он был теперь единственным янки во всем полку, кто мог взять на себя команду!

Дмитрий отступил и посмотрел на Готорна.

Вокруг раздавались дикие крики, лес, казалось изрыгал все новые тени, боевой клич тугар смешивался с воплями страха и паники застигнутых врасплох людей.

– Сынок, сделай что-нибудь, что угодно, – сказал Дмитрий тихо, схватив Готорна за плечи и глядя ему прямо в глаза.

Как будто очнувшись от сна, Готорн кивнул. Он не видел ничего вокруг, кроме глаз Дмитрия.

– Баглер!

– Здесь, сэр! – Насмерть перепуганный мальчик подбежал к нему.

– Труби сигнал сбора, труби изо всех сил!.. Дмитрий, когда люди подойдут, стройтесь в квадрат и разворачивайте знамена.

Выйдя из палатки, Эндрю посмотрел на лес с восточной стороны, откуда доносился нарастающий гул битвы. Галопом примчались несколько разведчиков.

– Они на другой стороне поля! – прокричал разведчик. – Тысячи выскочили откуда ни возьмись.

Проклятье! К нему тут же подскочил ординарец и пристегнул ему шпагу к поясу, другой подвел Меркурия, пытаясь, в то же самое время оседлать его.

Рядом с ним осадил на полном скаку свою лошадь Ганс.

– Они внезапно напали на наш фланг. Похоже, что дивизия Хьюстона начала отступать! И этот дождь, Эндрю. Если дождь станет сильнее, мушкеты начнут давать осечку.

– Так, значит, они все-таки пошли в атаку до рассвета, – сказал Эндрю, глядя на покрытые туманом поля. – Этот военачальник наконец сообразил и нарушил свой обычай.

Эндрю вскочил в седло. Впереди уже начали грохотать орудия, и тут первые темные фигуры тугар показались в тумане.

Эндрю придержал лошадь, наблюдая.

Пo крайней мере, эта позиция впереди была сильной, – правда, если тугары зашли с фланга, то могли опрокинуть ее за час.

С каждой секундой рев битвы становился все громче и громче.

– Ганс, если они прорвутся справа, скачи к Хьюстону и спасай его. Мы будем удерживать позиции в центре дивизией Барри и артиллерией. Дивизия Киндреда останется в резерве. Они прикроют перевалы в двух милях позади. Если они уже сильно прорвали наш фланг, то могут попытаться зайти к нам в тыл. А теперь действуй!

Удовлетворенно ухмыляясь, Музта наблюдал, как его воины потоком хлынули на передовые позиции врага. Им удалось смять их правый фланг, и когда свет раннего утра рассеял туман над полями, он почувствовал, что план Кубаты срабатывает. Теперь все, что оставалось сделать старому воину, – это расширить фронт атаки и затем захлопнуть ловушку.

– Двигайтесь! – кричал Готорн. – Держитесь квадратом! Мы должны сохранить его!

Они учились этому на учебном плацу, под мирным небом. Теперь они делали это в бою, посреди леса, под дождем, а тугары с луками и боевыми топорами напирали на них со всех сторон. Теперь под его командованием было уже два полка; пока он шаг за шагом отступал, все еще удерживая правый фланг от полного поражения, Третий Суздальский был загнан в ряды Одиннадцатого.

Наконец лес кончился и началось открытое поле. В миле от себя он увидел нескончаемый поток воинов, движущихся по дороге на юг. Вдруг сзади донесся звук, внушающий ужас любому солдату. Это был ружейный огонь с тыла, со стороны перевалов. Враг был прямо за ними.

– Атакуйте их, атакуйте! – рычал Кубата, стоя в стременах.

Он не забыл того, что он увидел на перевале несколько месяцев назад. Потребовалось несколько часов, чтобы найти в темноте это ответвление дороги, но он был уверен, что оно должно куда-то привести. С трудом передвигаясь в темноте, он вел своих воинов вперед, в ночь, пока наконец они не наткнулись на узкую дорогу. В свете раннего утра Кубата понял, что он на правильном пути, когда они обошли узкий проход по гребню холма и повернули на запад, к сожженной деревне.

Там враг окажет сопротивление – он понял это, когда перед ним возникла линия укреплений. Но если духи предков помогут ему спуститься с этих холмов, то перевал падет и враг будет лишен надежды на отступление.

Эндрю чувствовал, как в душе его поднимается холодный ужас. Слава Богу, что он послал дивизию Киндреда обратно, усилив ту единственную бригаду, которую он оставил в качестве резерва на перевале. Но смогут ли они удержаться?

Нарастающий рев послышался за ним, и даже через пелену дождя и тумана он увидел темные клубы дыма от мушкетов, стрелявших в двух милях позади.

Из леса справа вышли последние остатки дивизии Хьюстона, за ними рекой лилась темная масса тугар.

Пока что им удалось вывести большинство подразделений. Потому что в возникшей сумятице атака тугар оказалась не ударом молота, а скорее серией плохо рассчитанных по времени укусов.

– Мы потеряли там по меньшей мере два полка! – закричал Ганс, примчавшись справа. О’Дональд был рядом с ним.

Эндрю мрачно кивнул.

Ганс придержал коня и, посмотрев на юг, беззвучно выругался. Эндрю понял, что старый сержант изучает ситуацию.

Если Киндред сломается, мы в ловушке.

– Мы уходим с этого чертова места, – сказал Эндрю. – Киндред должен удержать перевал. Я покидаю эту позицию. Если мы прорвемся, то пойдем прямо в Суздаль. Я предполагал, что мы сможем удержаться на перевале еще несколько дней, но теперь слишком поздно. Отправь сообщение в город о том, что время вышло и пора всем перебираться из цехов в город. Действуй.

Ганс крикнул своим помощникам, и через секунду вестовые помчались по всем направлениям.

– О’Дональд, оттаскивай батареи назад.

Лицо командующего артиллерией было изборождено складками из-за усталости. Отдав честь, он поспешил к линии фронта, выкрикивая команды. Через несколько минут половина орудий уже двигалась в тыл. Тугары между тем наступали, ободренные прорывом позиций. Они ликовали.

Эндрю сидел неподвижно, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Он знал по опыту, что отступать гораздо тяжелее, чем наступать. Теперь он ощущал эту тяжесть на своих плечах. В воздухе висела паника. Несколько полков, тянувшихся мимо него, больше напоминали толпу беженцев, чем воинское подразделение. И он дал им пройти – бессмысленно было бы пытаться построить их сейчас. Враг наступал справа всего в двухстах ярдах. Эндрю видел, как через поле отходит последнее из формирований, сохранившее свой боевой порядок, четкий квадрат из людей, двигавшихся очень быстро. Время от времени они резко останавливались, гремел залп, а затем движение продолжалось. Когда прошли разрозненные остатки дивизии Хьюстона, орудия, остававшиеся на передовой, стали покидать свои позиции. О’Дональд приказал оттягивать их постепенно канатами, что позволяло орудийному расчету перезаряжать пушки на ходу. Остановившись на секунду, они стреляли, затем проходили еще тридцать-сорок ярдов и стреляли снова. Стрелы сыпались вокруг лих дождем, и с десяток орудий, чей расчет был полностью уничтожен, пришлось оставить на поле. Но тугары, боявшиеся пушек, не подходили к ним близко.

Отступая вместе с артиллерией, Эндрю чуть не заплакал от облегчения, разглядев за дымом битвы, что О’Дональд разместил целый дивизион из тридцати шести орудий за резервным бруствером.

Еще один дивизион отступил под его защиту, еще один дивизион сумел сформировать вторую линию обороны на южном перевале. Уже подготовленный к бою дивизион успел выстрелить двойным зарядом картечи, опрокинув атаку тугар, которые были уже в сотне ярдов от него.

Северный перевал был менее чем в полумиле от них, когда им снова пришлось отступить. Бог свидетель, Киндред держится, понял Эндрю, когда клубы дыма поднялись на холме в нескольких сотнях ярдов вверх по склону.

Но теперь им придется вытаскивать его тоже, иначе, когда пройдут последние отступающие подразделения, наступит очередь Киндреда быть атакованным с флангов.

Эндрю мрачно изучал обстановку и, остановившись в деревне к северу от перевала, он понял, что нужно сделать. Не поручить ли это Тридцать пятому, подумал он, когда тот проходил мимо него. Он старался подавить свои чувства, чтобы они не повлияли на его решение. Несколько секунд он взвешивал «за» и «против», а затем приказал полку проходить. Это ядро профессионалов понадобится ему позже. Сейчас нельзя было жертвовать им.

– О’Дональд, одна батарея остается здесь! Нам нужно время! – прокричал Эндрю, показывая на бруствер, подготовленный ранее рабочими Калинки.

О’Дональд кивнул, соглашаясь. Теперь они должны были выиграть время, чтобы вызволить Киндреда.

– Я займусь этим, – крикнул О’Дональд.

– Пэт, прикажи кому-нибудь другому – ты отступаешь вместе со мной.

– Но полковник, дорогуша, я не могу…

– Можешь, – мрачно сказал Эндрю. – Ты нужен мне. Я бы остался сам, но, Господь свидетель, мне тоже нельзя.

Так что прикажи кому-нибудь из своих офицеров остаться здесь. Им придется держаться, пока мы все не покинем перевал. Мы дадим сигнал «Оганкиту», чтобы он помог им. Скажи им, что, когда остатки армии уйдут, они должны уничтожить орудия и прорываться к реке. Приступай!

Мимо с шумом прошла батарея, О’Дональд поскакал за ней и направил ее на позицию.

Это было подразделение Данливи, и Эндрю пытался заглушить в себе все чувства. Лучше пусть погибнут немногие, чем три тысячи под командованием Киндреда окажутся оторванными от остальной армии. Он понимал, что батарее нужна поддержка пехоты. Сквозь дым битвы было видно подразделение, которое все еще сохраняло форму квадрата. Им тоже придется удерживать перевал.

Эндрю галопом поскакал к осколку части.

– Кто здесь командир? – прокричал он.

– Очевидно, я, сэр.

Эндрю похолодел. «Господи, ну почему все так складывается?» – думал он, чувствуя усталость от того, что он делал. Но он не мог изменить приказ, каким бы сильным ни было его личное чувство.

– Ты все делаешь правильно, сынок, – спокойно сказал Эндрю. – Я повышаю тебя, и теперь ты – полковник.

Выражение лица Готорна не изменилось. Эндрю показалось, что юноша постарел лет на двадцать со времени их последней встречи, когда тот смеялся, как ребенок, оттого, что летит на воздушном шаре.

– Готорн, становись рядом с Данливи. Приказываю тебе удерживать позиции, пока вся армия не пройдет через перевал. Им придется спуститься вниз по этой узкой дороге перед тобой. Артиллерия должна заставить противника сохранять дистанцию, чтобы позволить нашим выйти из леса. Сынок, если ты не продержишься до тех пор, полк Киндреда погибнет, и тогда тугары уничтожат нас всех еще до того, как мы доберемся до города. Ты меня понимаешь?

– Да, сэр. Другими словами, стоять до последнего человека.

Эндрю промолчал.

– «Оганкит» будет поддерживать вас с фланга. На корабле сосредоточена большая огневая мощь. Я предоставляю тебе решать. Когда ты почувствуешь, что мы ушли от преследования, прорывайся к реке. «Оганкит» подберет вас. Увидимся на закате, Готорн.

Юноша отдал честь. Эндрю начал разворачивать лошадь, но остановился. Наклонившись, он протянул руку, и Готорн схватил ее.

– Благослови тебя Господь, сынок. Не беспокойся о жене и ребенке. Я лично позабочусь о них.

– Храни вас Бог, – спокойно ответил Готорн, и его голос прозвучал как-то отстраненно.

Выпустив руку юноши, Эндрю галопом ускакал прочь, чувствуя леденящий холод внутри и стараясь сдержать слезы.

Готорн вернулся на линию огня и через силу улыбнулся Дмитрию:

– Ты умеешь плавать. Дмитрий?

– Я могу научиться очень быстро, – сказал крестьянин. – В самом деле, очень быстро.

– Будем надеяться, что ты успеешь научиться.

– Шевелитесь, шевелитесь! – кричал Майна. – И инструмент, ради всего святого, возьмите инструмент.

Бригады рабочих сновали взад и вперед, подбирая все, что можно было перевезти. Свисток поезда пронзительно заверещал, и, направляясь к двери, Майна увидел, как «Бангор» отъезжает от порохового завода. Вагоны были набиты бочками, вагонетки наполнены углем, серой и селитрой, которые можно было переработать вручную в городе.

Выйдя из здания, Майна стал взбираться по лестнице на трубу. Достигнув вершины и крепко уцепившись одной рукой за верхнюю перекладину лестницы, он стал смотреть на север. Дождь кончился, сменившись легким западным ветерком, который принес клочья дыма с перевала. На всем обозримом пространстве он видел сотни костров, на которых люди Флетчера сжигали все, что не могли увезти. Костры горели уже несколько дней, дым стоял над Русью, от самых отдаленных районов до болот на границе с Вазимой в сорока милях отсюда. Врагу не оставляли ничего. Каждый амбар, каждое поле с неубранным урожаем сжигались; телеги, которые не могли увезти, разбивали вдребезги, а оставшуюся на них провизию втаптывали в грязь. Тысячи тонн жизненно необходимого пропитания уничтожалось просто потому, что не было времени его вывозить. По крайней мере, тугары, придя, не найдут ничего, что могло бы помочь им.

Дорога вдоль реки была забита солдатами, направляющимися в город. Ворота во внутренней стене уже были закрыты, и подходящие части двигались прямо на определенные им позиции за огромным земляным валом. Из восточных ворот тянулся многотысячный поток ополченцев, устремлявшихся на свои позиции. Джону Майне казалось, что весь мир сошел с ума.

Со всех сторон к городу мчались повозки, груженные урожаем с полей, погонщики яростно подстегивали лошадей. Казалось, повсюду воцарились хаос и безумие. «Бангор» издал пронзительный свисток и двинулся к городу.

Джон смотрел на все, что создал, на маленькую промышленную империю, которая там, дома, была бы предметом зависти. Все, что он сделал, должно было вот-вот исчезнуть, и, проливая горькие слезы, Джон начал спускаться вниз, чтобы помочь с погрузкой последней партии.

Перевал был чист, и Эндрю вздохнул с облегчением. Некое подобие порядка наконец восстанавливалось. Люди Киндреда, вызволенные из их опасного положения, бежали мимо него в сторону Суздаля.

Был напряженный момент, когда их выводили с передовой. Только артиллерийское искусство О’Дональда, которого тугары, по-видимому, боялись, удержало их в отдалении, пока теснимые врагом полки отходили по перевалам.

Враги шли в основном в пешем строю, а артиллерия, которая, отступая, не прекращала боевых действий, не позволяла им приблизиться. Слава Богу, тугарская кавалерия, зажатая в узком проходе перед перевалом, еще не дышала в спину.

Взойдя на вершину следующего холма, Эндрю увидел Суздаль в нескольких милях впереди. Повернувшись в седле, он вдруг осознал, что доносившаяся с перевала канонада смолкла. Он подождал минуту и, развернув коня, поехал за своей армией.

Он отвоевал городу одиннадцать дней. Оставалось только молиться, чтобы цена не оказалась слишком велика.

– Пора! Теперь бегите! – закричал Готорн.

Побросав свои мушкеты, солдаты нарушили строй и изо всех сил помчались к реке, до которой было пятьдесят ярдов.

Он на минуту остановился рядом с Данливи.

– У меня нет шансов, мальчик, – сказал артиллерист, держась за свой бок. – Я подарю им прощальный подарок. А теперь уноси отсюда свою задницу.

Готорн потряс его руку и, глотая слезы, бросился как сумасшедший к реке. Дмитрий, который ждал его, побежал рядом.

«Оганкит» стрелял частыми залпами, сметая ряды тугар, подходивших с севера. Но те, которые наступали с юга, были уже близко.

Ему казалось, что он бежит по какой-то каше, его ноги увязают в ней, и он двигается страшно медленно.

За ним послышался треск. Оглянувшись через плечо, Готорн увидел, как легкое орудие подпрыгнуло и перевернулось, выпустив тройной заряд картечи в противника, окружившего позиции Данливи. Размахивающий орудийным шомполом Данливи скрылся из виду.

Люди прыгали в воду, а команда «Оганкита», громко крича, бросала им с борта канаты. Залп стрел просвистел мимо них, пустив по воде круги. Дмитрий споткнулся и упал.

Готорн остановился, схватил его и потащил.

– Оставь меня! – кричал Дмитрий, держась за ногу.

– Иди к черту! – заорал Готорн и, почти неся своего друга, свалился с ним в реку.

Все еще держа Дмитрия, он ушел под воду, вынырнул на поверхность и сделал бросок вперед. Стрелы дождем сыпались вокруг него, в то время как он, держа свой груз одной рукой и изо всех сил перебирая ногами, продвигался прочь от берега.

С корабля сбросили конец, и, ухватившись за него, он вместе с Дмитрием повис на нем, а один из матросов тащил их к судну.

Град стрел стучал о борт «Оганкита», и корабль бил похож на гигантского дикобраза, из которого во все стороны торчали иглы.

Вокруг него в воде барахталось более сотни человек, судорожно цепляясь за канаты.

– Оставайтесь в воде! – прокричал кто-то сверху. Судно содрогнулось, когда заработал единственный винт, отводя его к середине реки. Все еще держа Дмитрия, Готорн крепко вцепился в канат. И почему это с ним вечно случаются какие-нибудь неприятности, когда он оказывается около воды, подумалось ему.

Огромный корабль покачивался, развернувшись кормой вниз по течению и прикрывая, как щитом, людей, прижавшихся к его правому борту.

Еще десятки канатов были брошены в воду, спустили также шлюпки. Некоторые моряки даже прыгали за борт, пытаясь спасти людей, которые вот-вот могли утонуть. Сильные руки схватили Готорна и втащили его в шлюпку вместе с Дмитрием. Отплевываясь и задыхаясь, он прислонился к борту, хватая ртом воздух. Шлюпку подняли на корабль. Оказавшись на палубе, он едва смог передвигаться на ослабевших, дрожащих ногах.

Дмитрий измученно посмотрел на него.

– Выходит, я все-таки научился плавать, – прерывисто дыша, проговорил крестьянин.

Стараясь не заплакать, Готорн огляделся. Выживших было меньше сотни. Это было все, что осталось от восьмисот солдат двух полков и тех ста, которые обслуживали батарею.

Он должен держать себя в руках, подумал он угрюмо. Повернувшись, он направился к корме и поднялся на ют. Сжав губы, Тобиас смотрел на него. Готорн отдал ему честь.

– Полковник Готорн, командир Пятого и Одиннадцатого Суздальских полков, докладывает, – произнес он слабым голосом.

– Вы отвечали за это? – спросил Тобиас, показывая на то место на берегу, где теперь уже тысячи тугар сплошным потоком двигались к югу.

Палубная батарея разразилась еще одним залпом. Теперь, когда оборонявшие перевал были спасены, артиллерия стремилась уничтожить как можно больше врагов, но они продвигались вперед, несмотря на потери.

– Да, сэр, я, – ответил Готорн спокойно.

– Сколько вам лет, мальчик? – спросил Тобиас.

– Восемнадцать, сэр.

– Черт меня побери, это было самое глупое из всего, что мне здесь довелось повидать, – буркнул Тобиас.

Готорн напрягся, взгляд его стал суровым.

– Но также и самое смелое, – ворчливо добавил после паузы Тобиас.

– Благодарю вас за вашу поддержку и спасение, – невозмутимо проговорил Готорн. – Я отмечу это в моем докладе.

– Чтоб мне сдохнуть! Доклад восемнадцатилетнего мальчишки, подумать только!

– Сэр, теперь я – полковник Готорн. Я заплатил за это звание там, на поле боя, и Бог свидетель, сэр, я имею право ожидать, что ко мне будут относиться с соответствующим уважением.

Все еще качая головой, Тобиас одобрительно посмотрел на паренька, который весил всего сто двадцать фунтов и стоял перед ним, промокший до нитки.

– Думаю, тебе было бы неплохо глотнуть чего-нибудь, сынок.

– Возможно, вы правы, – ответил Готорн, тщетно пытаясь удержаться от слез.

– Вон они!

Мэлади высунулся из кабины паровоза и взглянул туда, куда показывал кочегар.

Темная масса всадников появилась на дальнем берегу Вины. Подстегивая своих коней, они обогнули стороной городские укрепления с бойницами и пересекли высохшее русло реки, которая после возведения дамбы превратилась в узкий ручеек.

– Где, черт возьми, Майна? – завопил Мэлади.

– В последний раз я его видел на пороховом заводе, – ответил кочегар.

– Будь он проклят!

Открыв дроссельную заслонку, Мэлади запустил колеса «Бангора», и поезд, который до сих пор прятался под защитой стены, рванулся вперед. Поднимаясь на холм, поезд набирал скорость, так как Мэлади продолжал держать заслонку широко открытой.

Паровоз с ревом тащил состав, не сбавляя скорости даже на поворотах, вагоны позади него тряслись и грохотали.

Десяток тугар выскочили сбоку и осадили коней у железнодорожной колеи.

Открыв рты от изумления, они жестикулировали, показывая на приближающийся поезд.

Один из них натянул лук и выстрелил прямо в паровоз. Стальной наконечник высек из него искры, и стрела отскочила.

Мэлади засмеялся и дал свисток. Тугары завопили от страха, отчаянно пытаясь не упасть с коней, которые пятились и брыкались.

– Берегитесь, ублюдки! – закричал Мэлади и показал им неприличный жест.

На следующем повороте он увидел несколько десятков крестьян, бежавших через поле в город. Мэлади замедлил ход и дал свисток. Высунувшись из кабины, он стал изо всех сил махать бегущим. Они повернули и, подбежав к путям, забрались в вагоны.

По-прежнему держа заслонку широко открытой, Мэлади продолжал вести состав на холм. Наконец показался пороховой завод. Замедлив ход, он подобрал стрелочника на повороте к литейному цеху и продолжил движение. Стрелочник возле порохового завода также был на своем посту. Мэлади жестом указал в направлении завода, и тот перевел стрелку.

– Я возьму тебя на обратном пути! – крикнул ему Мэлади на ходу.

Стрелочник махал ему, пока поезд поворачивал к заводу.

Выскочив из кабины, Мэлади ворвался в цех.

– Майна, где тебя черти носят?

– Они не могут захватить это место, – кричал Майна, заталкивая бочку под деревянные жернова.

– Пора, черт побери, убираться отсюда!

– Сию минуту, – проговорил майор рассеянно и, потянувшись к карману, вытащил спичку.

– Чтоб тебе! – заорал Мэлади, выхватив у него спичку. Мощный кулак машиниста сбил Джона с ног, и, схватив его на руки, Мэлади побежал к дверям.

– Держи этого сумасшедшего! – крикнул он кочегару.

Повернувшись, он помчался обратно в цех. Найдя бочку, он ногой вышиб дно, высыпал содержимое на полдюжины других бочек, а затем насыпал дорожку до самого входа.

– Вперед! – закричал Мэлади.

Паровоз дернулся на крутом повороте, направляясь обратно с холма. Мэлади смотрел, как поезд приближается к стрелке. Потом он зажег спичку и бросил ее на порох, который тут же вспыхнул; огненный ручеек потек назад, в здание.

Прерывисто дыша, он побежал к поезду, который медленно проходил стрелку. Стрелочник прыгнул в проходящий вагон. Кочегар с беспокойством оглядывался на своего начальника. Мэлади догнал паровоз, забрался внутрь и открыл заслонку до отказа. Поезд понесся прочь.

Позади раздался громоподобный взрыв. С сатанинским хохотом Мэлади наблюдал, как крыша здания поднялась в воздух, а из окон вырвались языки пламени.

Сотни тугар, поспешивших на холм вслед за поездом, завопили сначала из-за взрыва невиданной мощи, а затем и оттого, что на них набросился железный дракон. Они атаковали поезд с обеих сторон. Град стрел посыпался на пыхтящего, испускающего пар гиганта.

Привязав рукоятку открытой до предела дроссельной заслонки, Мэлади выхватил у Майны пистолет Высунувшись из кабины, он тщательно прицелился и начал стрелять. Один за другим тугары падали с седел. Один из воинов, размахнувшись длинным лассо, поскакал вдоль путей и попытался набросить его на поезд.

– Давай, давай, ублюдок!

Набирая скорость, «Бангор» летел вниз. А тугары с дикими криками продолжали свое безумное преследование.

Поезд содрогнулся, и Мэлади повалился на пол.

– Чертов идиот! – закричал он. Пошатываясь, он поднялся на ноги и высунулся из кабины, глядя на бесформенную груду, лежащую около путей. – Из-за него поезд чуть , не сошел с рельсов, черт тебя побери.