Текст книги "Сигнал сбора"

Автор книги: Уильям Форстчен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Все роты, кроме А и В, заряжай!

Были извлечены сотни шомполов. С патронов сорваны бумажные оболочки, порох засыпан, пули вогнаны.

– Роты А и В, заряжать холостыми и занять позицию позади артиллерии!

Солдаты нервно поглядывали на своего командира, гадая, что он задумал.

– Роты с С по К, стрелять только по моей команде! Всем взять оружие на плечо. Я лично пристрелю любого, кто направит мушкет на неприятеля без моей команды!

Происходило что-то совершенно невероятное, и весь полк, потеряв дар речи, молча взирал на своего командира.

Эндрю обратился к солдатам рот А и В, выстроившимся в две шеренги позади пушек О’Дональда:

– Я думаю, они не понимают, кто мы такие. Если нам удастся хорошенько их напугать, не проливая крови, мы сможем потом начать переговоры. Они не ждут этого, так что, когда я скомандую, цельтесь в воздух и дайте мощный залп. Потом посмотрим, что будет происходить. – Один из них едет к нам, сэр, – сказал Ганс, стоявший рядом с Эндрю. Старый сержант не отходил от него ни на шаг, как всегда, когда в воздухе пахло порохом.

Одинокий всадник, державший знамя со скрещенными мечами, галопом устремился к их позиции.

– Ганс, держи палец на курке своего карабина и не спускай с него глаз.

Эндрю взобрался на вершину укрепления и спустился с другой стороны. Всадник был уже близко. Он как будто сошел со страниц романа Вальтера Скотта, подумал Эндрю, – прямо рыцарь в доспехах, скачущий с предложением о сдаче. Но этот всадник больше походил на нищего, чем на рыцаря. Его доспехи представляли собой всего лишь дюжину тяжелых пластин, прикрепленных к кожаной куртке. На поясе у него висел меч, а в руке он держал тяжелое копье, зловеще блестевшее в красноватом свете солнца.

Эндрю бросил беглый взгляд на солнце. Что-то с ним было не так. Оно выглядело слишком большим. Он переключил свое внимание на всадника, который остановил лошадь в нескольких ярдах от него.

Всадник встал в стременах и внимательно осмотрел лагерь. Затем он обратился к Эндрю:

– Kakomu bojarinu vy podchinyaetes?

Озадаченный Эндрю не нашелся, что сказать в ответ.

– Nemedlenno mne otvechayte! Boyare Ivor i Boros trebuyut vashey nemedlennoy sdachi.

Эндрю протянул ему правую руку.

– Я полковник Кин из Тридцать пятого Мэнского добровольческого полка, армия Соединенных Штатов.

Всадник натянул поводья и заставил лошадь отступить на несколько шагов.

– Vy yazychniki, vy ne govorite na nashem yazyke. Zdavaytes!

В его голосе Эндрю услышал нотки страха. Что-то в языке и одежде всадника казалось ему неуловимо знакомым. Как будто он пытается разглядеть какой-то предмет, находящийся на дне глубокого пруда.

Вдруг он уловил знакомое слово в речи этого человека. Надо было как-то найти с ним общий язык. – О’Дональд, подойдите сюда!

Увидев рыжебородого верзилу-ирландца, спускающегося с укрепления, всадник попятился еще на несколько шагов.

– Ты говорил, что видел, как они крестятся?

– Так точно, полковник.

– Сделай то же самое.

Сохраняя торжественное выражение лица, О’Дональд поднял правую руку и осенил себя крестом по католическому обряду.

– Vy nad nami izdevaetes! – проревел всадник. Наклонившись вперед, он плюнул на землю и, развернув лошадь, галопом поскакал к своему войску.

– Я думаю, нам лучше вернуться, – воскликнул О’Дональд и, схватив Эндрю за плечо, поволок его обратно за укрепления.

Ты совершил ошибку, – заметил Эмил, стараясь перекричать рев неприятельского войска.

– Какую?

– Потом тебе расскажу! – И, качая головой, доктор вернулся к медицинской палатке.

Эндрю захотелось послать ему вдогонку ругательство, но на это не было времени. Неожиданно он сообразил, в чем заключалась его ошибка, и тихо выругал самого себя.

– Они идут, полковник! – закричал Ганс. Эндрю обернулся.

Тысячи пехотинцев двинулись вперед, а конница легким галопом поскакала по направлению к берегу.

– Только по моему приказу, Пэт! – крикнул Эндрю. – Роты А и В, готовься!

Сотня ружей, нацеленных в воздух, взлетела на плечи. Эндрю посмотрел на врага. До них было меньше двухсот ярдов. Еще несколько секунд и…

– Огонь!

Из ружей вырвалась полоса пламени и дыма, гром от залпа разнесся по всему полю.

Наступление ополченцев замедлилось, они почти остановились.

– Давай, Пэт! Напугаем их по-настоящему! О’Дональд отодвинул в сторону своего артиллериста, схватил спусковую веревку и дернул.

«Наполеон» изверг язык пламени и облако дыма. Над полем прогремел настоящий гром.

Они оказались в дыму, поэтому Эндрю взобрался на вершину укрепления, чтобы лучше видеть, что происходит. Солдаты внизу разразились торжествующими криками. Легкий морской бриз разорвал пелену дыма

Крестьянское войско бежало назад, многие в панике бросали свои вилы, дубины и копья. Это была полная и безоговорочная победа!

Ухмыляясь, Эндрю сверху посмотрел на О’Дональда:

– Я же тебе говорил, что это сработает!

– Точно, какое восхитительное зрелище! – расхохотался ирландец.

Спустившись вниз к своим солдатам и хваля их за проявленную стойкость, Эндрю не мешал им бурно радоваться. Победа без пролития чьей-либо крови была даже лучше, чем обычная победа.

– Что ж, следующий ход за ними, – философски заметил Эндрю, возвращаясь в расположение артиллеристов.

– Мне кажется, что они уже придумали свой ход, – бесстрастно ответил Ганс. Он показал на левый фланг неприятеля. Три повозки, на которых располагались катапульты, выдвинулись вперед. Крестьянское войско наконец прекратило бежать и застыло на вершинах холмов в полумиле от них.

Захваченный этим зрелищем, Эндрю наблюдал, как был отведен рычаг катапульты. Затем рычаг поднялся вверх, и катапульта издала громкий скрип. Через несколько секунд выстрелили и две другие катапульты. Огромные камни, вращаясь, взмыли в воздух, и, казалось, неподвижно застыли в небе.

«Похоже на выстрелы из мортир», – подумал Эндрю, удостоверившись, что все три снаряда упали слева от них.

Три камня достигли верхней точки полета и, не переставая вращаться, обрушились на «Оганкит». Проклятье, они хотят потопить корабль!

– Ладно, Пэт, – сдавленным голосом произнес Эндрю. – Похоже, они не угомонились. Накрой их артиллерию.

– Вот те слова, которых я ждал! – воскликнул Пэт. – Заряжай ядрами, ребята!

Его канониры в охотку принялись за дело: забили в жерла двенадцатифунтовые ядра и навели оба орудия на врага.

Пэт ходил возле пушек, давая указания поднять или опустить ствол и повернуть его вправо или влево.

– Огонь по моей команде! – рявкнул он. – Первое орудие, огонь!

Пушка подпрыгнула и откатилась на несколько шагов.

– Второе орудие, огонь!

Ядра со свистом полетели в цель. Одно попало в самый центр повозки с первой катапультой, и орудие опрокинулось. Второе в щепы разбило другую катапульту, от которой остались только груды обломков и обрывки веревок.

На мгновение воцарилось оцепенелое молчание, затем его нарушил вопль ужаса напуганных ополченцев. Вся их решимость исчезла, и они обратились в паническое бегство.

– Надеюсь, что теперь они отстанут, – самодовольно произнес Пэт, похлопывая по горячему стволу своей пушки.

– Не думаю, – мрачно отозвался Эндрю и пошел вниз.

«Что же это, черт возьми, за люди?» – размышлял он. Эндрю удалось-таки разобрать одно слово из тех, что сказал их парламентер, и у него зародилось страшное подозрение, в которое он никак не мог поверить.

Этот человек сказал «бояре». И он понял, что ошибка О’Дональда, которую заметил Эмил, заключалась в том, что по сравнению с этими людьми ирландец крестился задом наперед. Но могло ли их занести в средневековую Россию?

Где они были и кто были эти люди?

– Патриарх Раснар, мне не нужно религиозного толкования. Мне нужны ответы, а не поучения! Тебе не кажется, что все это напоминает Первые Летописи? Новые люди, прошедшие сквозь туннель света?

Раздраженно фыркнув, боярин Ивор поднялся и ногой подбросил несколько углей в костер, из которого во все стороны полетели искры. Злобно выругавшись, он развернулся и пошел прочь от огня.

– Но здесь все дело именно в религии, и Первые Летописи тут совершенно ни при чем, – возразил Раснар. Его расшитая золотом и серебром ряса развевалась на ночном ветру, когда он шел рядом со своим боярином.

Боярин Ивор посмотрел на своего спутника. Как он его ненавидел! В течение четырнадцати лет после смерти своего отца он вел нескончаемую борьбу за власть с этим так называемым святым человеком. Он видел обрамленное густой черной бородой худое аскетическое лицо, на котором горели темные глаза.

Отец Ивора отнял у Церкви светскую власть, но баланс сил был весьма непрочен, так как военной мощи Ивора Раснар противопоставлял умелую игру на людских страхах. Каждый из них нуждался в другом для того, чтобы вместе править крестьянами. Нужны были сталь и страх, чтобы подавлять их до тех пор, пока не вернется ужас с запада.

Ивор знал, что его дружинники и вассалы пристально следят за их противостоянием, и он не мог позволить себе уступить даже самую малость в битве за власть.

– Как же еще можно это объяснить? – продолжил Раснар. – Они не пришли с благословенной земли, как мы. Они поразили нас оружием Дабога. Ты слышал запах дыма – это был дым от огня, на котором жарят грешников. Они посланы Дабогом, богом зла, чтобы уничтожить нас, если мы не уничтожим их первыми.

Ивор слышал ропот своих дружинников. Они все еще не отошли от потрясения после того, что случилось. Он знал, что Раснар сумеет сыграть на этом страхе. Если Ивор уступит ему и не предложит другого объяснения, священники Раснара получат большое преимущество и, возможно, даже обратят его дружинников против бояр, объявив их виновниками этого нашествия.

Один из его лазутчиков уже донес ему, что некоторые священники говорили, будто синие дьяволы посланы в наказание за грехи правителей, отнявших у Церкви право собирать налога.

– Так что же ты предлагаешь? – спросил Ивор шепотом, чтобы никто не слышал его вопроса.

– Ты должен как следует помолиться, благословить своих людей и на заре, с первым лучом Перма, напасть на дьяволов.

– Нас всех убьют. И вообще, почему именно я должен сражаться с дьяволами?

– Потому что у Церкви не хватит на это сил. Вспомни, именно бояре ослабили Церковь, лишив ее законных прав, – резко ответил Раснар. – А после того, как дьяволы будут уничтожены, – елейным голосом продолжил он, – их адское оружие должно быть передано на хранение Церкви.

Ивор издал презрительный смешок.

– Надо же, как все просто! И что же вы потом собираетесь делать с этим оружием, которое сейчас открыто называете адским?

– Конечно же уничтожим его, – слишком поспешно ответил Раснар.

Ивор откинул голову назад и расхохотался.

– Вы слышали? – громко крикнул он своим дружинникам. – Церковь возьмет это оружие и уничтожит его. Разумеется, я могу полностью доверять вам в этом вопросе, ваше святейшество?

Раснар бросил ненавидящий взгляд на своего соперника, но ничего не сказал.

– Ты забываешь кое о чем, – наконец прошипел он, положив руку на плечо Ивора и отводя его в сторону.

– О чем же, ваше святейшество? – все еще ухмыляясь, поинтересовался Ивор.

– О тугарах.

Ивор резко развернулся и уставился на Патриарха.

– А что тугары? – Даже он не мог избавиться от дрожи в голосе.

– Я пытаюсь спасти тебя от себя самого и от твоих жадных мыслей, – нашептывал Раснар. – Я видел твое лицо, когда это оружие ударило громом. Ты был напуган, но уже думал о том, как им овладеть. Ты думал о том, что может сделать такое оружие с Боросом Новродским или с Иваном Вазимским. Ты хочешь заполучить эти дьявольские орудия и использовать их в своих безумных целях, чтобы покорить всю Русь.

Ивор молча слушал, как священник повторяет его потаенные мысли.

– С этим оружием ты можешь добиться своего, – продолжал Раснар, – но что ты будешь делать с тугарами? Какова будет их реакция, когда они вернутся и увидят, что ты натворил? В последний раз, когда боярин объединил Русь без их разрешения, они сломали ему хребет и бросили в яму. А что они скажут, если у тебя будет это оружие?

– Я подарю его кар-карту в знак моей преданности, – дрожащим голосом ответил Ивор.

Теперь была очередь Раснара иронически улыбаться.

– тугары постановили, что бояре и Церковь должны вместе править народом, – сказал он, качая головой, – и я не позволю тебе захватить это оружие. Я сообщу кар-карту, что ты устраиваешь заговор против их правления. Разве ты не собираешься использовать это оружие, чтобы избавиться от Церкви?

– Ах ты ублюдок, – прошипел Ивор, – я не позволю тебе завладеть этим оружием и использовать его против меня.

– Помни также, – продолжил Раснар, не обращая внимания на эту вспышку, – если мы не справимся с этими демонами и с ними столкнутся тугары, то нам придется за это отвечать.

– Почему? – на грани паники вскричал Ивор.

– Потому что, если эти демоны все еще будут здесь, они наверняка обратят свое оружие против тугар. А мы оба знаем, кому придется отвечать перед ордой.

Глаза Ивора расширились от ужаса. Раснар почувствовал, что попал в точку.

– Убей их сейчас, верховный боярин, и передай их оружие на хранение Церкви, – повторил он.

– Но до прихода тугар еще четыре зимы, – сказал Ивор, пытаясь выиграть время.

– Разве не говорят, что уши тугар слышат все, что происходит в мире? – вкрадчиво заметил Раснар.

Патриарх улыбнулся и примиряюще похлопал Ивора по плечу.

Ивор по прозвищу Слабые Глаза смотрел на лагерь чужаков, с трудом различая пламя костров на той стороне поля. Кто были эти люди? Да и люди ли это или демоны? Могли ли они изменить баланс сил между суздальцами и тугарами?

«Но какая мощь! – думал он. – Сначала я бы объединил под своим знаменем всю Русь, а когда у Раснара не останется поддержки мятежных бояр и ему некуда будет скрыться, я скину его и посажу на его место послушного мне человека. Конечно, тугары не будут возражать против этого. И кроме того, до возвращения тугар еще четыре зимы, а до Новрода всего день хода на восток».

Если он уничтожит демонов прямо сейчас, разгорится спор за оружие, потому что Раснар, конечно, будет грозить ему всяческими карами с амвона. Если же он оставит им жизнь, то тоже столкнется с трудностями, но тогда, возможно, ему удастся управлять чужаками и использовать их в своих целях. Может быть, у него даже получится натравить их на Церковь, представив дело так, будто эти демоны сами вышли из подчинения. В конце концов, в нужный момент он как-нибудь от них избавится. Думать о тугарах ему не хотелось, эти мысли были слишком страшные, и он на время оставил их.

Ивор снова посмотрел на Раснара и улыбнулся. Стряхнув со своего плеча руку священника, он направился обратно в лагерь, где у огня его ожидали дружинники. Чертовы дурни, подумал он. Несмотря на сегодняшнее поражение, большинство из них было готово еще раз бросить вызов синим дьяволам.

Медлить было нельзя, потому что скорее всего в Новрод уже пришла весть о сегодняшнем событии. Было неразумно надолго оставлять Суздаль, тем более что он привел сюда всю свою конную пограничную стражу.

Войдя в центр освещенного круга, Ивор уселся на свой походный стул, ловя на себе обеспокоенные взгляды дружинников.

– Привести ко мне этого болвана, моего сказителя, – рявкнул он.

Взяв большую деревянную кружку, Ивор наклонился и нацедил себе выдохшегося пива из маленького бочонка, стоявшего рядом со стулом. Осушив кружку, он налил себе еще одну и, подняв глаза, увидел крестьянина, за которым посылал.

– Во имя Кесуса, где ты шлялся? – прорычал он.

Полноватый крестьянин испуганно смотрел на него.

– Я сочинял новую песнь в честь своего владыки.

– Калинка, я отлично знаю, где ты прятался. Я не видел тебя среди своей челяди, когда мы наступали. Я одариваю тебя объедками со своего стола и, черт возьми, ожидаю в ответ верности!

– Но, владыка, мне нужно было занять удачное место, чтобы я мог лучше видеть ваши подвиги и занести их потом в Летопись.

Ивор пристально посмотрел на крестьянина.

Чертово быдло, они все такие. Лживые, гнусные, вечно хныкающие подонки, готовые дать деру при первом намеке на опасность. Считают, что во всех их бедах виноваты хозяева. Иногда он думал, что ему или тугарам следует убить из всех до единого, чтобы не приходилось больше терпеть их вонь.

– У тебя хорошо подвешен язык, и ты можешь отбрехаться в любой ситуации, – холодно заметил Ивор, – так что я решил, что ты можешь кое на что пригодиться, вместо того чтобы таскать еду с моего стола и сочинять убогие стишки.

– Все, что прикажет мой владыка, – ответил Калинка, низко кланяясь и касаясь правой рукой земли.

– Иди в лагерь к этим синим.

Калинка бросил полный ужаса взгляд на боярина Ивора.

– Но, мой владыка, я сочинитель песен, летописец, а не воин, – проблеял он.

– Поэтому ты и пойдешь, – оборвал его Ивор, и по его тону было ясно, что дальнейшие возражения ни к чему хорошему для Калинки не приведут.

Ивор оглядел своих людей и остановил взор на Раснаре.

– Не следует спешить в таких делах, – бесстрастно произнес он. – Сначала посмотрим, кто они такие. Может, у нас получится выведать их секреты и использовать это против них.

Не говоря ни слова, Раснар развернулся и исчез в темноте. Ивор проводил его взглядом. Этот еще причинит ему массу хлопот. Если дела пойдут слишком плохо, может быть, ему удастся выманить Раснара из собора, зазвать к себе во дворец и накормить обедом из особо приготовленных блюд. Вдруг ему в голову пришла мысль, что лучше не брать просвир из рук Патриарха.

Ивор снова посмотрел на Калинку, который молча уставился на него своими гнусными крестьянскими глазами.

– Прочь отсюда, – прорычал боярин. – Немедленно отправляйся в их лагерь. Скажи им, что они на моей земле и мне требуются их объяснения. Когда ты начнешь понимать их язык, я хочу, чтобы их вождь предстал передо мной. Я хочу получить о них полные сведения, и не возвращайся, пока не узнаешь чего-нибудь важного. Я оставляю командование ополчением своему единокровному брату Михаилу, а сам возвращаюсь в город вместе с пограничными всадниками.

С этими словами он указал на высокого, похожего на медведя воина, стоящего у костра.

Ивор улыбнулся и посмотрел на брата. Если что-то пойдет не так, подумал он про себя, отвечать за это будет Михаил. Кроме того, Раснар наверняка вернется в Суздаль сегодня вечером, и будет неразумно оставлять его одного в городе. Не один боярин, покинувший город на несколько дней, обнаруживал закрытые ворота по возвращении.

– А сейчас, вонючий подонок, убирайся с глаз моих и займись делом, – повторил он.

Не переставая кланяться, Калинка попятился от своего разгневанного хозяина. Выйдя из освещенного круга, он наконец выпрямился и огляделся.

– Что ж, мышка идет в пасть к лисице, а волк стоит в стороне и смотрит, как играют его завтрак и обед, – пробормотал он себе под нос.

Калинка посмотрел в направлении лагеря синих солдат. Он не мог просто подкрасться к ним в темноте. Если они демоны, это не имеет значения, но если это люди, они подумают, что он лазутчик.

Взяв факел у одного из стражей, охранявших лагерь Ивора, он пошел в одиночку через поле, надеясь, что с факелом в руке не вызовет подозрений.

Калинка услышал крики, поднявшиеся в лагере синих солдат. Может, они собираются пойти в атаку? Но поворачивать обратно было уже поздно. Он знал, что один из людей Ивора следит за ним с натянутым луком и прошьет его стрелой, если он решит вернуться. За его спиной был волк, так что у него не было иного выхода, кроме как идти в лапы к лисице.

Но даже мышка может говорить, подумал крестьянин, и он постарается, чтобы волк с лисой видели только друг друга, а не его.

Винсент Готорн, как ни старался, не мог сдержать дрожи. От Хинсена помощи ждать не приходилось. За всю свою безоблачную жизнь, проведенную в общине квакеров, ему не доводилось встречать таких людей, как Хинсен.

Винсент вырос в сельской глуши, ходил на церковные собрания и в школу Оук Гроув в Вассалборо. Даже поездка за шесть миль в Уотервилл совершалась только в присутствии матери или отца, внушавших ему, что фабричный городок был гнездом порока, посещать которое можно лишь в случае крайней необходимости. Жизнь никак не подготовила его к тому, что он увидел в первый же день в армии.

В тот день он узнал десятки новых слов, употребляемых в самых разных сочетаниях, которые ему раньше не доводилось слышать. Впервые в жизни он видел, как люди играют в карты, метают кости и употребляют одурманивающие напитки. Красный как рак, он смотрел на проституток, которых солдаты называли «хукерами» по имени бравого генерала Хукера, возившего за собой целый обоз этих леди, как гласила легенда.

Он научился не обращать внимания на нескончаемый поток непристойностей, которые извергал Хинсен, но теперь, когда тот громко молился, стоя на коленях, Винсент был удивлен и, пожалуй, напуган.

И все же такое поведение богохульника было легко объяснимо. Глядя в том направлении, где должен был быть восток, Винсент сам непроизвольно нащупывал Библию в нагрудном кармане. В небе было две луны.

Еще когда начало темнеть и высыпали звезды, многое казалось странным. В небесах все было необычно. Вместо туманной полосы Млечного Пути они увидели ярко сверкающее колесо, которое залило полнеба таким светом, что при нем можно было читать Библию.

Сперва сержант Барри сказал, что они, должно быть, оказались к югу от экватора. Винсент слышал, как пара бывших моряков из роты В обменялась презрительными замечаниями по поводу этих слов, но сам он надеялся, что Барри прав.

И тогда появилась луна. Но она была мала, слишком мала, и выглядела очень странно. Через несколько минут слева от нее взошла еще одна луна, и теперь вокруг Винсента творилось настоящее безумие.

Некоторые, подобно Хинсену, стоя на коленях, истошно взывали к Всевышнему. Другие, среди которых Винсент увидел немало закаленных битвами ветеранов, рыдали и вспоминали дом и любимых женщин, и везде раздавались голоса, призывавшие полковника Кина выбираться отсюда и искать дорогу домой.

Юноша посмотрел на севший на мель корабль и, несмотря на свою глубокую неприязнь к капитану Кромвелю, порадовался, что тот находится на борту своего судна, потому что многие вокруг обвиняли капитана в свалившихся на них несчастьях и призывали линчевать его.

Винсент вдруг понял, что они бессильны что-либо сделать. Если бы Кин знал ответы на вопросы, мучившие его солдат, он бы уже был среди них, объясняя, что к чему, но Винсент видел, что полковник и другие офицеры с таким же изумлением смотрят на две луны, быстро движущиеся в небе.

– Да не убоишься ты страхов ночных, – прошептал он, поглаживая Библию. Не желая больше лицезреть этот хаос, юноша бросил взгляд в сторону вражеского лагеря.

Встревоженный увиденным, он схватил ружье и поднял его. В их сторону направлялся какой-то огонек. Во всей этой суматохе никто не заметил его, и теперь он двигался прямо на Винсента. – Дежурный сержант!

Он сам с трудом слышал свой голос в этом шуме.

– Дежурный сержант! – Винсент оглянулся через плечо, отчаянно надеясь, что кто-нибудь придет ему на помощь, но вокруг все словно с ума посходили.

Огонек был все ближе.

В свете звезд он мог видеть одинокого человека с факелом в руке, который остановился в двадцати ярдах от него, не решаясь подойти ближе.

– Сержант Барри! – крикнул Винсент. Никакого ответа. Надо было что-то делать. Он был на боевом дежурстве, и Барри неоднократно внушал ему, что при любых обстоятельствах он должен оставаться на посту. Он не мог сбегать за одним из офицеров: решат, что он оставил свой пост.

Надо было что-то делать.

Глубоко вздохнув, он перелез через бруствер. Держа ружье наперевес, он пошел навстречу одинокой фигуре.

«Смогу ли я выстрелить в него?» – задумался Винсент. Этот вопрос не давал ему покоя с самого начала войны. Убийство было величайшим грехом, так его научили родители. Но рабство казалось ему еще более отвратительным. Поэтому он, в конце концов, решился убежать из дому и вступить в армию, втайне все же надеясь, что в суматохе боя он не увидит мятежника, в которого ему придется стрелять.

Но, насколько он мог судить, эти люди не были мятежниками. И что теперь? Продвигаясь вперед, он решил не стрелять, что бы ни произошло, но вопреки самому себе не снял пальца с курка.

Постепенно он разглядел человека с факелом. Это был невысокий толстяк. Он был одет в длинную рубаху до колен, и у него была окладистая черная борода, доходившая ему почти до пояса.

Винсент остановился, его штык смотрел прямо в брюхо толстяка.

– Отвечай, кто ты, враг или друг? – фальцетом спросил Винсент.

Человек напротив него улыбнулся и развел руки в стороны.

– Говори, кто ты такой! – срывающимся голосом произнес Винсент.

Очень медленно человек ударил себя в грудь правой рукой:

– Калинка.

Винсент опустил штык. Разве он сможет пырнуть этого человека? Тот продолжал улыбаться.

– Черт возьми, кто там торчит?

– Это я, сержант Барри!

– Кто это «я», солдат, чтоб тебя черти взяли!

– Рядовой Готорн. Я задержал одного из них.

– Твою мать, рядовой, веди пленного сюда!

– Слышал, что он сказал? – осипшим голосом произнес Винсент, указывая ружьем незнакомцу дорогу в лагерь. – Ты должен идти со мной.

– Калинка.

– Думаю, это его имя, – устало сказал Эмил. Эндрю согласно кивнул и уселся на походный стул. Он был совершенно вымотан, но попытался привести свои мысли в порядок. Казалось, его полк полностью утратил представление о дисциплине. Эндрю слышал, что, несмотря на все усилия Ганса, солдаты продолжали громко стенать. Да что солдаты, он и сам был напуган. Он видел лишь одно объяснение всему этому, но его ум отказывался принять его.

Они больше не были на Земле. Другого объяснения быть не могло. Но как только он пытался свыкнуться с этой мыслью, ему хотелось спрятаться в какую-нибудь нору, заснуть и молиться, чтобы проснуться в том мире, который он знал и понимал. Лучше бы он погиб во время шторма!

Все эти мысли мгновенно улетучились при звуке ружейного выстрела. В лагере воцарилось молчание.

– Ну ладно, тупые, хныкающие, ленивые ублюдки! – прорычал Ганс. – Да вы все трусливые салаги, и больше никто. Я-то думал, что в Тридцать пятом есть мужики. Вы ревете, словно дети, впервые увидевшие слона. Ведите себя как мужчины, потому что, клянусь дьяволом, следующий, кто откроет пасть, крепко об этом пожалеет, мать вашу!

В голосе сержанта явственно слышался немецкий акцент – это значило, что он с трудом контролирует себя. Эндрю задержал дыхание. Старшего сержанта боялись в полку больше, чем дьявола, и у него появилась надежда, что страх перед Шудером окажется сильнее, чем боязнь, которую они испытывали, попав в это странное место.

Кто-то тихо заворчал.

– Я слышал тебя, Фредрикс, молокосос трусливый! Эндрю вздрогнул, услышав звук громкой оплеухи и крик боли. Он надеялся, что его офицерам хватит ума не вмешиваться; иначе ему пришлось бы строго наказать Шудера.

– Ну что, ублюдки, теперь мы поняли друг друга? Возвращайтесь на свои посты.

Через несколько секунд Шудер вошел в палатку и доложил Эндрю:

– В лагере наведен порядок, сэр.

– Я слышал, Ганс, – ответил Эндрю, внезапно осознав, что и у него стало легче на сердце после выступления сержанта. Он снова обратил свое внимание на человека, называвшего себя Калинкой.

– Значит, тебя зовут Калинка?

Человек кивнул и ударил себя кулаком в грудь. Улыбаясь, он сделал шаг вперед и, вопрошающе подняв брови, прикоснулся к Эндрю.

– Кин.

Калинка посмотрел на него и улыбнулся:

– Кейн.

– Почти так, – рассмеялся Эндрю. – Доктор, а вы что думаете?

– Странно все это, сынок, – ответил Вайс. – Несколько лет назад я был в Лодзи, навещал своего дядю.

– Это в России, да? – спросил Ганс. Калинка уставился на Ганса.

– rus!

Эмил взглянул на Калинку и закивал головой.

– Da, Rus!

Калинка улыбнулся ему:

– Da, Rus. – И широко развел в стороны руки, очевидно, имея в виду земли вокруг. – Suzdal, Rus, – сказал он.

– Da, da. – Вскочив со стула, Эмил схватил свой вещевой мешок, выудил оттуда манерку, открыл ее и протянул Калинке.

– Vodka, – сказал он.

Калинка широко ухмыльнулся, но бутылку взял осторожно и смотрел на нее с явной опаской. Поняв его неуверенность, Эмил отобрал у него манерку, поднес к губам и сделал могучий глоток. Улыбаясь, он протянул ее обратно крестьянину, который, следуя его примеру, сделал несколько больших глотков и с явной неохотой вернул сосуд с чудесным напитком доктору.

– Джин, – сказал Эмил, указывая на бутылку. – Получше, чем ваше пойло, а?

– Майор, дорогуша, что-то и у меня в горле пересохло, – с надеждой произнес О’Дональд.

– Нам всем не повредит пара глотков, – сказал Эндрю, и Эмил не без сожаления протянул манерку артиллеристу.

– Джин, – повторил Калинка с широкой улыбкой.

Выхватив бутылку из рук ирландца, который был явно не против опустошить ее, Вайс снова отдал ее Калинке.

– Не спрашивайте у меня сейчас объяснений, – сказал он. – Как я уже говорил, несколько лет назад я был в Лодзи и видел там множество крестьян, одетых в точности как этот. И я готов поклясться, что он говорит по-русски или на каком-то языке, чертовски похожем на русский.

– А ты знаешь русский? – с надеждой спросил Эндрю.

– Пару слов, не больше. Достаточно, чтобы держать гоев на расстоянии.

– Держать кого на расстоянии?

– Ох уж эти американцы, – покачал головой Эмил. – Ладно, забудь.

Эмил снова посмотрел на Калинку, который к тому моменту уже изрядно окосел.

– Калинка, джин.

– Da, da. Джин.

– Ну что ж, полковник, я думаю, что у нас появился ученик.

Калинка обвел взглядом людей в палатке и улыбнулся. Он только что попробовал самую лучшую выпивку в своей жизни и впервые мысленно поблагодарил Ивора Слабые Глаза. Может, эти лисицы окажутся не такими хищными?