Текст книги "Экзорсист (Изгоняющий дьявола) (др.перевод)"

Автор книги: Уильям Питер Блэтти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Послышался отдаленный раскат грома. Крис подняла голову: дождь будет или нет?.. воскресение для жизни… Да. Да, точно. В следующий вторник.Где-то вдали сверкнула молния. Не звони нам, детка, мы сами найдем тебя.

Она подняла воротник и медленно пошла к дому. Больше всего на свете ей хотелось сейчас, чтобы хлынул ливень.

Через минуту Крис была у себя. Первым делом она бросилась в ванную, оттуда зашла на кухню.

– Привет, Крис, как поработали?

Симпатичная блондинка лет двадцати с небольшим восседала за столом. Шэрон Спенсер из Орегона три последних года успешно совмещала две роли: домашней учительницы Риган и личного секретаря Крис.

– А, все как обычно, – Крис лениво подошла к столу и принялась перебирать почту. – Есть что-нибудь интересное?

– Не желаете ли отобедать на следующей неделе в Белом Доме?

– О, даже не знаю; а ты-то чем займешься?

– Усосусь леденцами до тошноты.

Крис рассмеялась.

– А где Рэгс, кстати?

– Внизу, в детской.

– Чем занимается?

– Лепит. Птицу, кажется. Для тебя.

– Которой мне только и не хватает для полного счастья.

Крис подошла к плите и налила себе кофе.

– Насчет обеда ты, конечно, пошутила?

– Ну нет же. Состоится в четверг.

– И много ли там будет народу?

– Не думаю: человек пять-шесть.

– Серьезно?

Крис почувствовала себя польщенной, хотя не очень-то удивилась. Ее компанией наслаждались все: таксисты и поэты, профессора и монархи. Чем она так привлекала их? Может быть, жизнерадостностью? Крис села за стол.

– Как прошел урок?

Шэрон зажгла сигарету, нахмурилась.

– С математикой снова плохи дела.

– Да ну? Очень странно.

– Вот именно: ведь это ее любимый предмет.

– Ах, у них же теперь эта “новая математика”. Я бы, наверное, и мелочь в автобусе сосчитать не смогла, если бы…

– Мам, приветик! – едва вписавшись в дверной проем, дочь уже неслась к ней во весь опор, широко расставив руки. Рыжие хвостики. Нежное, сияющее личико – и созвездие веснушек.

– Здорово, пыхтелка! – Крис поймала девочку, крепко прижала к груди и, не пытаясь сдержаться, обрушила на нее град поцелуев. Затем мягко отстранила ее от себя и испытующе заглянула в глаза.

– Рассказывай, чем занималась. Чем-то очень, наверное, интересным.

– Да так, ерундой всякой.

– Ну а все-таки?

– Дай-ка вспомнить. – Опираясь ногами о мамины коленки, Риган стала медленно раскачиваться взад-вперед. – Ну, во-первых, уроками.

– Ага.

– Еще рисовала.

– И что же ты такое нарисовала?

– Ну, цветы такие, как их… маргаритки? Только розовые. Еще… Ой, чуть не забыла, лошадь! – широко распахнув реснички, девочка защебетала, захлебываясь от восхищения. – Мам, мы гуляли, там, у реки, и вдруг – навстречу всадник! Ой, какая у него была лошадь красивая, мам, ты бы видела! Он мне на ней посидеть разрешил. Правда! Ну, конечно, только минуточку.

– Так сам взял и разрешил? – Крис украдкой бросила насмешливый взгляд на Шэрон. С того момента, как она переехала сниматься в Вашингтон, ослепительная блондинка окончательно поселилась в доме и, заняв одну из спален второго этажа, постепенно превратилась в полноправного члена семьи. А потом повстречала этого своего “всадника”, причем чуть ли не на конюшне. Крис решила, что теперь ей необходима еще и собственная комната, сняла для девушки “люкс” в дорогом отеле и настояла на том, чтобы взять на себя все расходы.

– Так вот и разрешил, – ответила Шэрон улыбкой.

– Лошадь была серая! – не унималась Риган. – Мама, а мы ведь можем купить себе лошадь? Ну, можем ведь?

– Посмотрим, детка.

– Ну когда же наконец у меня будет лошадь?

– Посмотрим. А где птица, которую ты слепила?

На какой-то миг Риган замерла, попыталась сделать вид, что ничего не понимает, потом с укоризненной ухмылкой обернулась к Шэрон, обнажив металлические скобки на зубах.

– Разболтала, значит… Это ведь был сюрприз!

– Ты хочешь сказать…

– Ну да, с длинным дурацким носом – как заказывали!

– Ой, Рэгс, какая прелесть. Можно посмотреть?

– Нет, ее еще раскрасить надо. Мам, когда будем обедать?

– Проголодалась?

– Помираю.

– Вот те на, еще и пяти-то нет. Когда у вас был ленч? – спросила Крис у Шэрон.

– Где-то около двенадцати.

– Когда возвращаются Уилли и Карл? – Крис отпустила их на вечер.

– Часов в семь.

– Мам, а не сходить ли нам в “Хот Шоп”? – заканючила Риган. – Ну давай сходим!

Крис улыбнулась, взяла в руки детскую ладошку, нежно поцеловала.

– Бегом наверх: одевайся, и пойдем.

– Ой, как я люблютебя! – Риган выбежала в дверь.

– Малыш, надень свое новое платье! – бросила Крис вдогонку.

– А тебе не хотелось бы снова стать одиннадцатилетней? – спросила Шэрон мечтательно.

– Это что, предложение? – Крис, добравшись наконец до корреспонденции, с рассеянным видом принялась перебирать корявые приветы восторженных почитателей.

– Ну что, принимаешь его?

– Перенестись в прошлое, оставшись взрослой, – со всеми своими мыслями, воспоминаниями?

– Ну да.

– Нет уж, увольте.

– Подумай хорошенько.

– Чем я сейчас и занимаюсь. – Крис взяла со стола сценарий с письмом, скрепкой прикрепленным к обложке. Почерк ее агента. – Я же просила пока мне сценариев не присылать.

– Ты почитай сначала, – сказала Шэрон.

– Да ну?

– Я прочла его сегодня утром.

– И как, неплохо?

– Великолепно.

– Мне, конечно же, предлагается роль монахини, которая узнает вдруг, что она лесбиянка?

– Да не предлагается тебе никакой роли.

– Экран наш все голубеет, черт бы его побрал. Ну, так и что ты этим хочешь сказать, Шэрон? Что за интригующая усмешка?

– Фильм этот тебе предлагают поставить, – хитро шепнула Шэрон, выпуская дым изо рта игривой струйкой.

– Что?!

– Прочти письмо.

– Боже мой, Шэр, ты не шутишь?

Крис вцепилась в письмо, жадно пробежала его глазами, выхватывая отдельные фразы: “…новый сценарий… представляет собой триптих… студия просит сэра Стивена Мура… в случае согласия…”

– Ему дают серию, и он берет меня режиссером! – воздев руки к небесам, она издала счастливый вопль; потом прижала письмо к груди. – Стив, ангел мой, ты не забыл!

Как-то раз в Африке, после съемок, они сидели в легком подпитии на походных стульчиках и любовались кровавым безмолвием финальной сцены уходящего дня. “Дело наше – дрянь, Стив. Актеру в наше время просто не на что надеяться.” – “Да? А мне дело наше нравится.” – “Тошно уже сниматься. Режиссура – вот что движет киноискусство, вот где настоящая работа.” – “А, ну да.” – “Вот ты, например; ты сделал уже что-то свое; создал вещи, которые будут жить.” – “Ну, сделай и ты что-нибудь.” – Пыталась. Бесполезно.” – “Да почему же?” – “Сам знаешь, почему: не верят они, что я осилю монтаж…”

Чудесное воспоминание. Дружеская улыбка. Милый Стив…

– Мам, платье никак не найду! – донеслось с лестничной площадки.

– В стенном шкафу! – крикнула Крис.

– Уже смотрела!

– Погоди секунду! – Крис поглядела еще на сценарий; как-то вдруг погрустнела. – Наверное, все-таки ерунда какая-нибудь.

– Ну вот еще! Говорю тебе, вещь что надо.

– Вот-вот; помню, ты говорила – из “Психо” бы сделать комедию – вещь была бы что надо.

Шэрон рассмеялась.

– Мамочка!

– Иду! – Крис медленно поднялась. – У тебя сегодня свидание, Шэр?

– Да.

– Тогда иди, – Крис жестом указала на груду писем, – со всем этим разберемся завтра утром.

Шэрон встала.

– Хотя подожди, – Крис остановилась, о чем-то вспомнив. – Одно письмо нужно отправить сегодня же.

– О’кей, – секретарша взяла блокнот и приготовилась записывать.

– Мамм-ма-а! – это был уже настоящий вой.

– Подожди, спущусь сейчас, – Крис двинулась было из кухни, но остановилась, увидев, что Шэрон взглянула на часы.

– Ты знаешь, Крис, – вздохнула она, – мне пора заняться медитацией.

Крис поглядела на нее пристально, но подавила в себе раздражение. За последние полгода секретарша ее окончательно свихнулась на пути к обретению “внутренней гармонии”. Началось все в Лос-Анджелесе с самогипноза, а закончилось – буддийскими песнопениями: последние несколько недель дом был наполнен ароматом курений и безжизненным гулом заклинаний: “Нам мьохо ренге кьо” (“Нужно просто повторить эту фразу, Крис, только ее одну, и все твои желания сбудутся, все будет, как ты захочешь…”). Они неслись из комнаты Шэрон в самое неожиданное, а главное, неподходящее время, – чаще всего, когда Крис работала над ролью. “Можешь включать телевизор в любое время, – не так давно милостиво разрешила ей секретарша. – Не страшно. Он мне не мешает. Меня вообще никакойшум не отвлекает во время занятий.” Теперь настал черед трансцендентальной медитации.

– Ты действительно полагаешь, что это все принесет тебе пользу, Шэр? – спросила Крис нарочито бесстрастно.

– Я нахожу в этом успокоение.

– Отлично, – сухо бросила Крис; затем развернулась, пожелала Шэрон спокойной ночи и, уже выходя из кухни, пробубнила под нос: – “Нам мьохо ренге кьо”.

– Продолжай повторять это минут пятнадцать-двадцать, – напомнила та вдогонку. – Глядишь, и у тебя получится.

Крис чуть задержалась в дверях, чтобы как-нибудь с большим достоинством огрызнуться, но тут же передумала. Поднявшись в спальню дочери, она первым делом направилась к стенному шкафу. Риган стояла среди комнаты и глядела в потолок.

– Что там такое? – спросила Крис, роясь в одежде. Бледно-голубое, хлопчатобумажное. Она купила его неделю назад и повесила вот сюда.

– Какие-то странные звуки, – заметила Риган.

– А, знаю, что это. У нас там друзья появились.

– Хм? – девочка удивленно взглянула на нее.

– Белочки, крошка моя. На чердаке у нас появились белочки.

Дочь была брезглива, страшно боялась крыс, да и мышей тоже терпеть не могла. Между тем, платья действительно не было.

– Видишь, мама, его там нет.

– Вижу, вижу. Может быть, Уилли куда-то сунула его, когда прибиралась.

– В общем, нет его.

– Н-да; в таком случае, надевай “матросское”. Тоже очень красивое.

Они отправились в “Хот Шоп”. Крис заказала себе салат, но Риган мелочиться не стала: она съела суп, четыре булочки, жареного цыпленка и запила все это шоколадным коктейлем. А закончила пирогом с черникой и кофе с мороженым. “И куда, интересно, это все идет, – думала Крис, нежно поглядывая на своего тоненького, как тростиночка, ребенка, – в кости, что ли?”

Она закурила, склонившись над кофе; поглядела в окно. Темный, неподвижный Потомак будто застыл в ожидании.

– Спасибо, мам; было очень вкусно.

Крис обернулась к дочери и чуть не вскрикнула: все черты Ховарда явственно проступили вдруг на любимом лице. Такое случалось и прежде: может быть, когда свет падал под каким-то особым углом. Она перевела взгляд на тарелку.

– Пирог так и не доела?

Риган, похоже, смутилась.

– Еще ведь и конфеты были.

Крис затушила сигарету и улыбнулась:

– Тогда пошли.

Около семи они были дома. Карл с Уилли к тому времени тоже вернулись. Риган тут же бросилась в детскую заканчивать свое произведение, а Крис направилась за сценарием в кухню. Уилли заварила крутой кофе в открытой кастрюльке; вид у нее был озлобленно-мрачный.

– Привет, Уилли, как кино? Развлеклись немного?

– И не спрашивайте. – Та бросила в кипящее варево щепотку соли и чуть-чуть яичной скорлупы. Она, оказывается, хотела сходить на фильм с участием “Битлс”, а Карлу приспичило, как назло, увидеть что-то такое про Моцарта.

– Ужас! – она сама чуть не вскипела, уменьшая огонь. – И все этот болван!

– Что ж, очень тебе сочувствую. – Крис сунула сценарий под мышку. – Кстати, Уилли, ты не видела платье, которое я купила Риган на прошлой неделе? Голубой хлопчатник?

– Видела у нее в стенном шкафу. Сегодня утром.

– И куда ты его положила?

– Оно там.

– Ты его, случайно, не прихватила с грязным бельем?

– Оно там.

– С грязным бельем?

– В стенном шкафу.

– Его там нет. Я смотрела.

Уилли вперилась в свой кофе, поджала губы и готовилась уже что-то сказать, но тут вошел Карл.

– Добрый вечер, мадам, – он направился к раковине за стаканом воды.

– Расставил капканы? – спросила Крис.

– Крыс нет.

– Но ты их расставил?

– Я их расставил, конечно, но на чердаке чисто.

– Ну а как тебе фильм, Карл, понравился?

– Фильм потрясающий, – спина его, как и лицо, ровно ничего не выражала.

Крис направилась было к двери, напевая песенку “Битлс”, но в последний момент остановилась. Последняя попытка!

– Долго тебе, наверное, пришлось искать эти капканы, Карл.

– Нет, сразу нашел.

– В шесть утра?

– В ночном универмаге.

Боже!

Крис долго наслаждалась ванной, а когда пошла к себе в спальню за халатом, то обнаружила в стенном шкафу пропавшее платье Риган. Оно лежало смятое на полу. Что это оно здесь делает?

Этикетки не были сорваны. Крис задумалась на секунду, потом вспомнила: она ведь и для себя в тот день что-то купила. Все, наверное, вместе сюда и бросила.

Она отнесла платье в спальню Риган, расправила его на вешалке, убрала в шкаф. Взглянула мельком на детский гардероб. А ничего. Все очень мило. Смотри сюда, Рэгс, сюда, а не на папу, который ни разу даже не написал.

Крис закрыла шкаф, повернулась и ударилась ногой об основание письменного стола. Черт, больно же!Она потерла ушибленный палец и тут только заметила, что стол сдвинут со своего обычного места примерно на метр. Еще бы на него не наткнуться. Это, наверное, Уилли, когда пылесосила.Прихватив сценарий, присланный агентом, она спустилась в кабинет.

По сравнению с просторной, светлой гостиной, огромные окна которой ясно глядели в солнечный мир, кабинет казался тесной кельей: в самой атмосфере его было что-то заговорщическое. Кирпичный камин, чуть приподнятый над полом, стены, обитые дубом; если что-то и напоминало здесь о суетной жизни, так только бар, несколько ярких подушек и леопардовая шкура, раскинутая у самого огня на сосновом паркете. На ней-то и разлеглась Крис, привалившись плечом к основанию низенького дивана.

Она вновь просмотрела письмо, присланное агентом. “Вера, Надежда и Благотворительность”:три серии, в каждой свой режиссер и актерский состав. Ей предлагали “Надежду”.Идея ей понравилась; название тоже. Звучит, пожалуй, пресновато, но зато просто и ясно. Потом, конечно, его изменят, и все превратится в что-нибудь вроде “Роком – По Циферблату Добродетелей” [4]4
  Обыгрывается название известного шлягера 50-х “Рок по часовой стрелке”.


[Закрыть].

Звонок в дверь. Бэрк Дэннингс, одинокий и заброшенный. Он к ней частенько заглядывал. Из прихожей донесся град непристойностей; Крис скорбно скривила рот. Опять он терзает несчастного Карла; и за что только так ненавидит беднягу?

– Ага, привет, где там мой стаканчик? – не глядя на хозяйку и даже не вынув рук из карманов мятого плаща, Бэрк прошел через всю комнату к бару, взгромоздился на круглый стул. Чем-то раздражен и расстроен, заметила Крис; ишь, глазки как бегают.

– Рыщем в поисках очередной жертвы?

– Черт побери, что ты хочешь этим сказать? – Бэрк шмыгнул носом.

– Больно вид у тебя странный.

Однажды она уже видела его таким: как-то раз они снимали фильм о Лозанне и остановились в тихом отеле у Женевского озера. Первой ночью Крис не спалось. В пять утра она вскочила, наконец, с кровати, оделась и спустилась вниз, чтобы выпить кофе или просто с кем-нибудь поболтать. Дожидаясь лифта в холле, она случайно выглянула в окно и увидела Дэннингса: он нетвердым шагом пробирался вдоль берега, спрятав руки от холода глубоко в карманах пальто. В тот самый момент, как она спустилась в фойе, Дэннингс вошел в отель. “Ни одной шлюхи на горизонте”, – буркнул он, глядя куда-то в сторону, и прошмыгнул в лифт. Позже смеха ради Крис напомнила режиссеру об этой предрассветной встрече; он страшно разъярился, заявил, что она страдает галлюцинациями да вдобавок ко всему еще и распространяет о нем всякие выдумки, – а им, “конечно же, верят: еще бы – такая звезда!” Позже, правда, как бы извиняясь за грубость, Бэрк предположил, что она спутала его с кем-то: “Я вообще похож тут на всех понемногу: моя пра-пра-прабабка была из Швейцарии”.

Крис зашла за стойку бара и напомнила ему об этом случае.

– Какая глупость! – рявкнул Дэннингс. – Если хочешь знать, я сегодня весь вечер проторчал на факультетском чаепитии,пил, представь себе, этот чертов чай!

– И нализался чаем, – заметила она сухо, – с какими-нибудь, наверное, иезуитами.

– Иезуиты как раз ушли трезвыми.

– Они не пьют?

– Да ты рехнулась! – заорал Бэрк. – Они не пьют, а глушат! Удивляюсь, как в них влезло столько.

– Слушай, Бэрк, потише! Тут Риган.

– Ах да, Риган, – зашептал он, – ну, дай же мне тогда выпить скорей.

– Каким же это ветром тебя занесло на факультетское чаепитие?

– А – встреча с общественностью; как раз то, чем тебе неплохо было бы заняться. – Крис приготовила джин со льдом; режиссер с благоговением поднес стакан к губам. – Особенно после того, как мы испоганили их территорию. Ну же, смейся – у тебя это здорово получается: хихикать да задницей вилять.

– Я всего лишь улыбнулась.

– Что делать – кому-тонужно же было их ублажить.

– Ну, и ты ублажил, конечно, всех; скажи-ка мне, Бэрк, сколько раз ты употребил там слово “е…”?

– Радость моя, не будь ты ко мне так сурова. Расскажи лучше, как у тебя дела.

Крис в ответ лишь уныло пожала плечами.

– Что так грустно? Ну-ка, выкладывай, в чем дело?

– Сама не знаю. Выпью и я, пожалуй, – она потянулась за стаканом.

– И правильно, для желудка полезно. Ну, так в чем дело?

– Ты задумывался когда-нибудь о смерти? – Крис медленно налила себе водки.

– Извини, но…

– Да, о смерти, – перебила она, – думал когда-нибудь, а Бэрк? Что это значит? В действительности,что это значит?

– Я не знаю, – в голосе его послышалось легкое раздражение. – О таких вещах я не думаю вообще. Просто умираю постепенно, и все. Что это ты об этом заговорила?

Крис пожала плечами.

– Не знаю, – произнесла она тихо. Затем бросила в стакан кусочек льда, поглядела на него задумчиво. – Хотя… знаю, конечно. Видишь ли, сегодня утром… меня осенило вдруг. Это было как… сон в момент пробуждения. Не знаю. Понимаешь, до меня дошло вдруг, что это. Бэрк, это конец, конец! – я в ту минуту представила себе его необычайно ясно. – Крис покачала головой. – Боже, как я перепугалась. Ощущение такое, будто срываешься с планеты и летишь в какую-то пропасть со скоростью света.

– Полнейшая чепуха, – хмыкнул Бэрк. – Смерть приносит успокоение.

– Кому угодно, только не мне.

– Ну, и кроме того, ты как бы продолжишь жить в своих детях.

– Э, брось. Дети мои – это уже не я.

– И слава богу. Одной такой на белом свете предостаточно.

– Нет, Бэрк, ты только вдумайся! Перестать существовать – навсегда. Это же…

– О, ради всего святого! Лучше приходи на чаепитие через неделю; глядишь, священники наши тебя и успокоят. – Бэрк грохнул стаканом о стойку. – Давай-ка еще.

– Ты знаешь, а я ведь думала, они не пьют.

– Ну и дура.

Опасный огонек зажегся в его глазах. Что это он – подходит к своей черте? Или она попала случайно на болевую точку?

– А они исповедуются?

– Мне-то откуда об этом знать?! – взревел Бэрк.

– Разве ты не учился на…

– Где мой джин, я тебя спрашиваю?

– А кофе не хочешь?

– Хватит болтать, в конце концов. Мне выпить нужно.

– Выпей кофе.

– Ну пожалуйста: чуть-чуть еще вдогонку – и я ухожу.

– “Линкольн Хайвэй”?

– Гадость. Не пью такого. Ну наливай же наконец.

Бэрк подпихнул ей стакан, и она плеснула туда джину.

– Не знаю, может быть, действительно пригласить кого-нибудь из них к себе? – задумчиво проговорила Крис.

– Кого?

– Ну, не знаю, – она пожала плечами, – из этих священников – только кого-нибудь поважней.

– Потом не отвяжешься. Грабители, одно слово, – просипел Бэрк и залпом осушил стакан.

Вот-вот взорвется.Крис поспешила переменить тему: рассказала ему о сценарии, о возможности впервые в жизни снять собственный фильм.

– Так это здорово, – язык у Дэннингса стал заплетаться.

– Но это меня и пугает.

– А, ерунда. Самое трудное в работе режиссера, детка, это заставить других поверить в то, что это работа трудная. Сначала я и сам этого не понимал, ну а теперь – сама видишь: все элементарно.

– Бэрк, если б ты знал, как я мечтала об этом, но вот предложили – и я уже сама в себя не верю. Трудно мне будет, в техническом отношении особенно.

– А ты предоставь это другим: редакторам, операторам, сценаристам. Найди хороших ребят, и они тебя вытянут. Главное в нашем деле – это работа с актерами, а тут ты всем дашь сто очков вперед. Ты ведь не только рассказать им все сможешь, но и – показать тоже. Вспомни Пола Ньюмана, “Рэйчел, Рэйчел” – и давай-ка успокаивайся.

Но Крис никак не могла успокоиться.

– И все же – об этой самой технической стороне. – Пьяный ли, трезвый, Дэннингс был великолепным режиссером и мог оказать ей неоценимую помощь.

– Ну например? – спросил он.

Битый час вгрызалась она в гранит режиссерской науки. Разумеется, все, о чем говорил сейчас Дэннингс, можно было найти и в литературе, но Крис уставала от книг; прочитать человека от корки до корки – вот это другое дело. От природы цепкая и любознательная, она научилась овладевать собеседником и – выжимать его до последней животворной капли. Ну а книгу не выжмешь, не кольнешь словом, не рассечешь вопросами до самой сердцевины. Там всегда все “следовательно”, “совершенно ясно, что” и “как известно”; а откуда известно и почему все так ясно – Бог его знает. Книги – они как Карл: непроницаемы и непостижимы.

– Главное для тебя, дорогая, найти отличного специалиста по монтажу. – К Дэннингсу постепенно вернулось привычное добродушие; кажется, опасный момент миновал. – Такого человека, с которым ничего не страшно.

Коротким смешком режиссер дал понять, что урок окончен.

– Прошу прощения, мадам. Вы что-то хотели? – Карл стоял в дверях; вид у него был самый что ни на есть предупредительный.

– Привет, Торндайк, – хихикнул Дэннингс, – или как тебя – Хайнрих? Никак не могу запомнить.

– Меня зовут Карл.

– Ах да, конечно. Запамятовал, черт меня подери. Слушай, Карл, ты там у себя в гестапо чем занимался – общественными отношениями или общественными организациями? Есть тут, вроде бы, разница – не понимаю, какая.

– Ни тем, ни другим, сэр. Я швейцарец.

– Да, как же, – захохотал Дэннингс. – Скажешь еще, с Геббельсом ни разу не играл в кегли? И не летал с Рудольфом Гессом?!

Карл с непроницаемым видом повернулся к Крис.

– Мадам желает чего-нибудь?

– Я уже и сама не знаю. Бэрк, ты не хочешь кофе?

– Шли бы вы все со своим кофе!..

Режиссер вскочил, прошествовал по комнате с воинственным видом и вышел из дома. Крис покачала головой; повернулась к Карлу.

– Отключи все телефоны, – проговорила она бесцветным голосом.

– Хорошо, мадам. Что-нибудь еще?

– Где Рэгс?

– Внизу, в детской. Позвать ее?

– Да, уже спать пора. Хотя погоди, не надо. Лучше я сама спущусь, на птицу посмотрю. И в который раз уже, за Бэрка – прошу прощения.

– Я не обращаю внимания.

– Знаю. Это его и бесит.

Крис спустилась в прихожую, открыла дверь на лестницу в подвальный этаж и крикнула со ступенек:

– Эй ты, пыхтелка, не пора ли наверх? Птица готова?

– Ага, иди смотреть. Спускайся, все готово!

В детской было уютно и нарядно. Мольберты и картины; столики для игр и специально оборудованное место для лепки. Лоскуты красной и белой материи напоминали о недавнем детском празднестве – именинах мальчика, чьи родители снимали этот дом прежде.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула Крис, принимая фигурку из рук дочери. Это был своего рода антипод “птицы счастья”; оранжевое существо с бело-зеленым клювом. Оно не совсем еще высохло, но выглядело уже как-то очень обеспокоенно. На головке, в довершение всего, красовался хохолок из перьев.

– Нравится? – спросила Риган.

– Очень, крошка моя, очень нравится. Назовем ее как-нибудь?

– Угу.

– А как?

– Не знаю, – Риган пожала плечами.

– Ну-ка, ну-ка, поразмыслим. – Крис кончиками пальцев побарабанила по губам. – Ну, не знаю. Ты как думаешь? Что, если… Птица-тупица? А? Вот так – Птица-тупица!

Риган прыснула и прикрыла рот ладонью, стесняясь скобочек. Закивала радостно.

– Птица-тупица, принято единогласно. Давай пока оставим ее досыхать здесь, а потом уже я отнесу ее к себе.

Крис нагнулась, чтобы поставить птицу, и тут заметила на столе уиджа-борд. Вот чудеса, она и забыла о ней совсем. Когда-то купила из любопытства – хватит только других изучать, пора бы проникнуть и к себе в подсознание! – но у нее под рукой планшетка почему-то не двигалась. Пару раз она привлекала к игре Шэрон, однажды – Дэннингса, но тот быстро наловчился получать в виде “посланий” всякие гадости, ну и, конечно, сваливать все это потом на “долбаных духов”.

– И ты играешь с планшеткой?

– Ага.

– Неужели умеешь?

– Конечно, давай покажу. – Девочка подошла и присела к инструменту.

– Слушай, крошка, по-моему, играть должны двое.

– Нет, мам, совсем не обязательно; я всегда обхожусь одна.

– А давай все-таки вдвоем сыграем. – Крис подвинула стул.

– Ну… хорошо, давай, – согласилась Риган после секундного раздумья. Затем положила пальцы на белый пластик. Не успела Крис поднести руку, как планшетка вдруг сорвалась с места и в тот же момент остановилась у отметки “нет”.

– Это значит: “Мамочка, я хочу поиграть одна”. Так, что ли? – Крис хитро улыбнулась. – Ты не хочешь, чтобы я играла?

– Нет, я-то хочу. Это капитан Гауди сказал “нет”.

– Какой еще такой капитан?

– Капитан Гауди.

– Крошка моя, и кто же такой этот капитан Гауди?

– Ну… это тот, кто отвечает, когда я задаю вопросы.

– Вот как?

– Да ты не бойся, он добрый.

Крис изо всех сил попыталась сохранить на лице улыбку; странное признание девочки ее вдруг обеспокоило. Риган очень любила отца, но внешне на их развод никак не отреагировала. Это сразу вызвало у матери беспокойство. Может быть, она и плакала тайком у себя в спальне; этого Крис точно не знала. Скорее всего, ребенок подавил в себе эту боль, и она осталась жить у нее где-то внутри, угрожая в любой момент вырваться наружу в какой-нибудь извращенной форме. Итак, начинается. Появился выдуманный друг. Почему “Гауди”? По какой-то ассоциации с Ховардом? Очень похоже.

– Как же так: для птички своей имени не смогла придумать, а тут – на тебе: откуда ни возьмись, аж целый капитан. А почему ты назвала его “капитан Гауди”?

– Да потому что его так зовут, – хмыкнула Риган.

– И кто это тебе сказал?

– Ну, он,конечно.

– Конечно…

– Да, конечно!

– И что же он тебе еще сказал?

– Так, ерунду.

– Какую еще ерунду?

– Ну… всякую. – Риган пожала плечами.

– Например.

– Сейчас сама увидишь. Давай я спрошу у него кое-что.

Девочка уперлась в планшетку кончиками пальцев и остановила на ней сосредоточенный взгляд.

– Капитан Гауди, как по-твоему, моя мама красивая?

Секунда… пять секунд… десять… двадцать…

– Капитан Гауди?

Время шло. Этого Крис не ожидала. Она нисколько не сомневалась в том, что дочь сама сдвинет планшетку к отметке “да”. Боже мой, что теперь? Бессознательная неприязнь? Сумасшествие какое-то.

– Капитан Гауди, это невежливо, – обиделась Риган.

– Крошка моя, вдруг он уже спит?

– Ты думаешь?

– Думаю, что и тебе пора спать.

– Уже?

– Подъем, детка! – Крис встала со стула. – И отбой!

– Ну и балда этот капитан, – проворчала девочка, направляясь вслед за матерью наверх.

Уложив ее в постель, Крис присела на краешек кровати.

– Детка, в воскресенье я свободна. Хочешь, придумаем что-нибудь.

– А что?

Как только они переехали в Вашингтон, Крис принялась искать для Риган подруг. Нашлась лишь одна – двенадцатилетняя Джуди. Но сейчас она на пасхальные каникулы уехала куда-то вместе с семьей, и Крис стало казаться, что дочь заскучала.

– Даже не знаю. Что-нибудь этакое. Хочешь, посмотрим город. Или, слушай! – сходим в вишневый сад. Вишни расцветают рано. Как ты на это смотришь?

– Мамочка, чудесно!

– А завтра вечером – в кино. Что на это скажешь?

– Ой, как же я тебя обожаю! – воскликнула Риган и заключила мать в объятия; та крепко прижала дочь к груди.

– Рэгс, крошка, это я тебя страшно люблю!

– Хочешь, возьмем с собой мистера Дэннингса.

Крис отпрянула от неожиданности.

– Мистера Дэннингса?

– Ну, то есть если захочешь – пожалуйста. Будет даже отлично.

– Не вижу в этом ничего отличного, – фыркнула Крис. – Почему ты решила, что я захочу его пригласить?

– Ну он же тебе нравится.

– Вообще-то да. А тебе разве нет?

Ответа не последовало.

– Давай-ка, выкладывай, детка, в чем тут дело, – поднажала Крис.

– Ты ведь, мамочка, собираешься за него выйти замуж, да?

Вопрос прозвучал так обреченно, что Крис расхохоталась.

– Деточка моя, ну нет, конечно! О чем ты говоришь? Мистер Дэннингс? Откуда у тебя и мысли-то взялись такие?

– Но ведь он тебе нравится.

– Пицца мне тоже нравится, ну и что? Он мой друг, дочка, старый и смешной друг!

– Он нравится тебе меньше, чем папа?

– Папу твоего я люблю,киска, и буду любить всегда. А мистер Дэннингс – хороший приятель: ему скучно, одиноко, вот он частенько сюда и заходит.

– А я слышала…

– Что ты слышала? И от кого?

Девочка глянула недоверчиво; подумала немного и пожала плечами.

– Не знаю. Так – сама подумала.

– Ну и напрасно. Забудь об этом.

– Ладно.

– А теперь спать.

– А можно я почитаю? Спать совсем не хочется.

– Ну конечно. Возьми свою новую книжку – глаза сами собой слипнутся.

– Спасибо, мама.

– Спокойной ночи, детка.

– Спокойной ночи.

Послав на прощанье дочери воздушный поцелуй с порога, Крис закрыла дверь и стала спускаться вниз. Ох, уж эти дети! Откуда у них и мысли такие берутся?Может быть, девочка возомнила, будто бы Дэннингс – причина разрыва? Ну уж это было бы совсем глупо.Дочь знала, что именно Крис подала на развод; она не знала, как жаждал этого Ховард. Сначала его мучали долгие разлуки, потом – комплекс “мужа кинозвезды”; наконец он нашел себе кого-то на стороне. Но Риган-то обо всем этом и не подозревала! Хватит играть в психоанализ, займись-ка лучше дочерью!

Вернувшись в кабинет, Крис взялась за сценарий. Внезапно к ней подбежала Риган.

– Приветик. Что такое опять стряслось?

– Мам, там какие-то странные звуки.

– В твоей комнате?

– Будто стучит кто-то. Я заснуть не могу.

Где же, черт побери, эти его капканы?

– Ложись в моей спальне, детка, а я пойду взгляну.

Через минуту девочка уже была в постели.

– А можно я, пока не засну, телевизор немного посмотрю?

– А где твоя книга?

– Так и не нашла. Можно?

– Конечно. – Крис щелкнула кнопкой. – Громче не нужно?

– Нет, мам.

– Постарайся заснуть.

Крис выключила свет, вышла из спальни и, миновав холл, по узкой лестнице поднялась на чердак. Там она открыла дверь, нашла на ощупь выключатель и, пригнувшись, прошла вперед.

Картонные коробки на сосновом полу; в них – газетные вырезки и старая корреспонденция. Ничего больше – если не считать мышеловок. Шесть штук, и каждая с приманкой. Вокруг ни пылинки. Свежесть и чистота. Ни батарей, ни труб; ни каких-либо пробоин в крыше.

– Здесь ничего нет.

Сердце у Крис чуть не выскочило из груди.

–  О господи! – она резко обернулась; с трудом перевела дух. – Карл, Бог с тобой, напугал до смерти!