Текст книги "Базилика"

Автор книги: Уильям Монтальбано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 28

Мы были почти у выхода. Треди уже находился в первой пещере, а следом за ним шел я, с трудом протискиваясь в узком проходе, когда Луис Кабальеро выстрелил в меня.

Я так и не понял, попала ли в меня пуля сразу или, что скорей всего, срикошетила. Мне обожгло левый бок, и я, закричав от боли, повалился, сбив папу с ног.

– Пол! Пол!

Треди был рядом. Он оттаскивал меня с линии огня, когда раздались еще выстрелы. Лежа на земле и тяжело дыша, я чувствовал, как кости терлись друг о друга. Я открыл рот и ловил губами проливной дождь.

Треди спросил:

– Сильно ранен?

Снизу раздался очередной выстрел.

Папа следил за выходом из пещеры. Надо было уходить.

– Похоже, ребра.

Я старался не стонать, но знал, что идти не смогу. Папа осторожно ощупал мой бок.

– Кровь вытекает относительно прямой струйкой. Она не темная и сочится, а не пульсирует. Это хорошо, да?

– Хорошо, ага.

На вкус дождь был восхитительным. Казалось, я могу вечно так лежать и спокойно ловить ртом дождь.

Треди посмотрел на меня и тихо произнес:

– Надеюсь, мы не будем тратить время на геройства типа «оставь меня и спасайся сам», hermano.

Не думаю, что когда-нибудь кто-нибудь смотрел на меня с такой любовью. Я сдался:

– Он идет сюда. Уходим.

Обхватив рукой папу за плечи, я понял, что все-таки могу двигаться, но сказать «уходим» было легче, чем сделать – как мне, так и папе.

Мы вышли из пещеры и очутились посреди бури. Вертикальные потоки дождя поливали склон. Широкие и узкие ручейки струились по скользкой поверхности. Встречаясь, объединяясь, сбегая, как обезумевшие капли по оконному стеклу, они неслись вниз, в долину. Поток больше не был союзником леса, большой и грозный, он стал втрое шире за то короткое время, что мы провели в пещере. Он размывал почву под кустами и деревьями, отрывал от берега внушительные глыбы земли и сметал огромные камни, встававшие на его пути.

Мы с изумлением наблюдали, как ствол дерева, застрявший между двух валунов, образовал естественную плотину. Почти мгновенно за ней собрались тонны воды, и водяной поток хлынул в расщелину пещеры. На протяжении долгих столетий эта пещера наверняка привыкла к шалостям природы, но в ней еще ни разу не было героина и человека с пистолетом.

– Сюда! – крикнул Треди, больно потащив меня наверх через предательскую путаницу камней – назад, к джипу, но кружным путем, обходя самую опасную часть потока. Не думаю, что смог бы перейти через поток невредимым, даже если бы не был ранен.

Ветер рвал нашу одежду, и мы, шатаясь, карабкались вверх, сопротивляясь силе притяжения и буре. Листья и мелкие прутья летели словно стрелы, ветви деревьев кружили в разъяренном вихре.

Полыхнула молния, ослепив нас, прогремел гром, как ветхозаветное предостережение. Я даже ощутил запах серы и увидел, как высоко на холме огромный дуб содрогнулся и раскололся в бессилии.

– Не так уж и далеко, – задыхаясь, произнес Треди.

Но это было неправдой. Грязь была не просто скользкой. Казалось, она обладала собственным дьявольским разумом – сочилась и уплывала из-под ног при малейшем прикосновении. Нам как-то удалось одолеть последнее препятствие из камней, и мы повернули вниз к раскисшей дорожке, где оставили джип и множество иллюзий заодно.

Бок болел, голова кружилась, но странно – я чувствовал себя уверенно. Если бы рана была смертельной, я никогда сюда не забрался бы.

– Выдержишь? – спросил папа, наклонившись ко мне и крича против ветра. – Отсюда я смог бы понести тебя на себе.

Треди произнес это с бодрящей полуулыбкой, которая должна была меня воодушевить. Не получилось. В моей голове звучали слова Луиса Кабальеро. Снова и снова они проносились в мозгу. Две семьи, сказал он, Кабальеро и семья папы, в те далекие славные времена были вместе и переправляли кокаин через Карибы из Южной Америки в Соединенные Штаты. Это казалось правдоподобным, причем не только по географическим причинам.

Кабальеро имел все основания ненавидеть меня и убить, если бы мог. Но почему он так стремится обесчестить папу? За что он его так ненавидит? Зачем надо было рисковать и открыто заявлять о своем намерении?

Убей он меня, никто и бровью не повел бы. Но оставь Кабальеро даже малейшее предположение, что именно он убил такого популярного, молодого папу, и не видать Луису покоя нигде и никогда, какое бы имя он себе ни взял. Он понимал это не хуже меня.

Я пытался там, под дождем и ветром, вспомнить, с чего начался великий крестовый поход Треди против наркотиков, но не мог; и когда сквозь проливной дождь мы уже различали очертания джипа, мозги у меня болели не меньше, чем бок.

Снова засвистели пули. Одна, вторая, третья, они чиркали по камням вокруг нас и впивались в деревья.

У входа в пещеру, подняв словно в знак приветствия пистолет, стоял Луис Кабальеро. Он был почти по пояс в воде. На голове у него видна была большая рана, и когда Кабальеро сделал несколько шагов в нашу сторону, было заметно, что он сильно хромает.

Но ошибки в его намерениях не было. Он испустил дикий вопль, бросая вызов буре. На одну звенящую секунду вопль, казалось, усмирил ветер и бушующую воду. И опять.

Я знал, что это человеческий крик, я видел, что кричит Кабальеро, но в ту минуту мне показалось, что я слышу голос дьявола. Треди перекрестился. Затем он потащил меня вперед, и Кабальеро, в ярости и бессилии, испустил третий вопль.

– Стой.

– Почему, Пол?

– Потому что он не может одновременно преследовать нас и стрелять. Если он начнет подниматься следом за нами, он нас никогда не догонит. А если он попытается пересечь поток, чтобы подобраться ближе, его снесет водой. Пускай сначала решит. Мы будем двигаться вместе с ним.

Я лег щекой на прохладную подветренную сторону валуна. В ту секунду, когда у меня появилось время все обдумать, меня безжалостно пронзила боль. Я наблюдал за Кабальеро и ждал. Треди задумчиво сидел на корточках рядом со мной, одной рукой машинально поглаживая грубую поверхность камня. Треди был исцарапан, в грязи и промокший насквозь, но вокруг него все равно была какая-то аура. Это был удивительный дар.

– Пол, я должен кое-что тебе рассказать, – сказал папа, глядя мне прямо в глаза.

Кабальеро продвинулся на два мучительных шага вверх по склону, угрожающе потрясая пистолетом. Он выстрелил в воздух. Наверное, я должен был считать выстрелы, но в наши дни трудно угадать, сколько патронов вмещает каждый конкретный пистолет.

Папа сказал:

– Пол, то, что он говорил там, в пещере, о двух семьях, перевозивших наркотики, – правда, и я хочу, чтобы ты это знал.

Вот и все. Сам бы я не решился спросить его об этом. Ковыляя на раненой ноге против ветра, Кабальеро поскользнулся и упал на спину, в ярости молотя кулаками по грязи. Его правая нога сильно кровоточила ниже колена, я подумал, что, возможно, он сломал себе лодыжку. Выше он подниматься не станет.

– Он хочет попытаться перейти поток. Нам надо уходить.

Но было так приятно сидеть здесь, где не было ветра, не было боли.

Треди подтянул меня к себе, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ты понял, что я только что тебе сказал?

– Да. Думаю, потока он не осилит, но мы могли бы перейти его, если делать это осторожно.

– Пол, не это сейчас важно, – сказал он с большой убедительностью.

Я посмотрел на друга.

– Это Бобби, да?

Я догадался только что.

– Он, наверное, сказал Кабальеро, что ты тайно помогаешь, налаживаешь канал, все устраиваешь.

– Бобби, Бобби. Плохой Бобби. Упокой Господь его душу, – произнес папа с безграничной печалью. – Я никогда не узнаю, кто кого совратил, Пол, но аппетиты Кабальеро росли, а Бобби был слишком сговорчивым. Знаешь, он умел быть таким очаровательным. Да к тому же у него был брат, большая шишка в церковных кругах. Отличное подспорье, не так ли? Раз-раз. Думаю, все здорово посмеялись над этим, а?

Кабальеро заткнул пистолет за пояс. Волоча ногу, он осторожно пробовал ступить в поток в поисках наиболее безопасного места для перехода. Я был выше него на холме и видел поток лучше. Раненный и разъяренный, Кабальеро не сможет его перейти.

Треди никогда не рассказывал мне всего о паршивой овце их семьи – о Бобби, но готов поспорить, я знал о Бобби больше, чем кто-либо еще за все годы, что Треди провел в Ватикане. Кардиналы бывают консервативными и либеральными, но я не встречал ни одного, кто оказался бы глупым. И ни один кардинал в римской католической церкви не выбрал бы родственника наркомана своим папой.

– Конечно, я ничего не знал, пока не стало слишком поздно, Пол. С чего мне вообще думать о подобных вещах? Епископом я едва держался на поверхности, делая все, чтобы церкви не закрывались, школы работали, бедняков кормили, а молодежь не превращалась в жуликов или революционеров. А затем бац – и я вдруг стал кардиналом. Ты не представляешь, сколько всего я не знал! Даже в самых безумных снах я не мог представить, что мой любимый брат торгует наркотиками. Хорошая семья, образование, деньги, положение в обществе. Зачем он этим занимался?

Кабальеро, примериваясь, продолжал стоять на берегу. Может, он еще и молился, ибо поток не сулил ему ничего, кроме гибели.

– Я так бы и не узнал ничего, но ко мне пришел здоровый молодой священник и попросил меня, если можно, передвинуть коробки с книгами и религиозной утварью, которые я хранил в ратуше его прихода, потому что они хотели устроить там танцевальный вечер. Какие коробки? Я пошел взглянуть и обнаружил в одних статуэтки святого Франциска, а в других – консервные банки с этикетками «Ананас ломтиками». И в статуэтках, и в банках был кокаин.

Кабальеро вошел в поток. У берега вода едва достигала икр, и он, даже хромая, здорово продвинулся вперед, но я видел, что и на мелководье ему приходилось бороться с быстрым течением.

– Дай мне опереться о твое плечо. Надо уходить.

Треди согласился, и мы заковыляли дальше, но я продолжал следить за Кабальеро, который медленно двигался навстречу своей гибели. Мы шли с подветренной стороны, и папа говорил словно сам с собой, очищая себя от скверны.

– Я сразу понял, что есть только один человек, который посмел бы обратиться к священнику и, воспользовавшись кардинальской властью, заставить того хранить у себя какие-то вещи. Но Бобби рядом не было, Пол, Бобби всегда исчезал, когда случались неприятности. Поэтому мы со священником взяли упаковки и отправились на пляж. Мы разбили все статуэтки, вскрыли все банки, в кровь изрезав руки о жесть, и наконец, сведя все к шутке, высыпали кокаин в море. Только это была не шутка. Две недели спустя священник был мертв. В полиции сказали: автомобильная авария.

Луис Кабальеро уже пересек почти половину потока, но у него начались проблемы. Вода доходила ему до плеч, и поток настойчиво тащил Кабальеро вниз по течению. Скоро он потеряет точку опоры – из-за большой глубины, или его снесет мусором, – и все будет кончено.

– Когда я все понял, то немного тронулся рассудком, я был одержим, как все крестоносцы. Я начал охоту за наркотиками. Очень скоро я превратился в Кокаинового кардинала. И во время этой борьбы я обнаружил, что многие порядочные люди хотят мне помочь, по всем Карибам. Я больше не видел Бобби, наверное, он прятался. Только в последние годы я стал снова получать от него весточки. Ему всегда нужны были деньги, и я всегда посылал. Все-таки он был моим братом.

Этот Кабальеро оказался умней, чем я думал. В стороне он нашел цепочку камней, наискосок пересекавших поток. Прилагая огромные усилия, он почти вплавь бросался от одного камня к другому. Он начал переходить поток намного выше по течению, а теперь находился почти вровень с нами. Но он был не опасен. Даже если он уцелеет, к тому времени, когда он вылезет из воды, мы будем уже возле джипа. Если в машине нет ключей, мы пойдем вниз по тропинке, подальше от реки. Внизу есть телефон, и куча полицейских появится на вилле, прежде чем Кабальеро, хромая, успеет выйти из леса.

– И еще одно, Пол. Однажды в разгар своей миссии Кокаинового кардинала – Бобби тогда и след простыл, меня вдруг осенило. Я знал Бобби и знал, что он никогда бы не стал рисковать и устраивать в незнакомом месте тайник для всего груза наркотиков. Там могло находиться только то, что не поместилось в каком-то более надежном месте. Я отправился на поиски и искал, как только у меня появлялась возможность. Наконец я нашел тайник на стропилах старой рыбацкой хижины; туда нас водил отец, когда мы были детьми. Снова статуэтки – в огромном количестве.

– Хижина, где он умер? Ты рассказывал мне об этом в самолете, когда мы летели в Нью-Йорк.

– В той самой хижине.

– Думаешь, он вернулся за наркотиками? Вообразив, что кокаин мог оставаться там все эти годы?

– Нет. Скорей всего – ностальгия. Но самое главное, Пол, кокаина я нашел немного, в основном там были деньги.

Треди посмотрел на меня, и меня пробрала дрожь.

– Полный чемодан денег, – сказал он почти шепотом.

– Тот самый?

Папа кивнул.

– Да.

Похоже, нам повезло. Грязный поток наконец подхватил Луиса Кабальеро. Ему удалось пройти дальше, чем я думал, но в конце концов безумствующая стихия победила.

Кабальеро находился в решающих нескольких метрах от того берега, где стояли мы с Треди, но попал в ловушку. Он не мог ни двинуться вперед, ни отступить назад. В отчаянии Кабальеро вцепился в скользкий черный камень, очевидно, теряя силы. Идти некуда. Ай-ай-ай.

Но потом Его святейшество папа Пий XIII сквозь шум непогоды услышал пронзительный крик Луиса Кабальеро о помощи.

– Пол! Кабальеро утонет.

– Мы ему уже не поможем.

– Мы должны попытаться.

– Не должны.

– Мы христиане, Пол.

Треди выскользнул из-под моей руки, прежде чем я успел его остановить. Внезапно лишенный поддержки, я сделал несколько нетвердых шагов и плюхнулся на землю.

– Помогите! Ayudame! [112]112
  Помогите ( исп.).


[Закрыть]– кричал Кабальеро.

Папа, чертов глупец, боком спустился к краю потока, где обнаружил сломанную бурей ветку. Он пробежал по трем камням и наклонился вперед, стоя на четвертом, более или менее плоском камне, на котором едва умещался. Когда Треди протянул Кабальеро ветку, я увидел, как его ноги отчаянно боролись с потоком.

Я сполз в воду – неохотно, морщась от боли, медленно, пойдя против собственного здравого смысла. Вода была холодной и темной. У меня перехватило дыхание. Рану дернуло так сильно, что я вскрикнул. Что-то покрытое мехом проплыло мимо, мягко коснувшись моей ноги.

– Хватай палку! Хватай, и я тебя вытащу, – кричал папа Кабальеро. – Давай быстрей, хватай, – командовал он.

Я пробрался туда, где вода доходила мне почти до бедер, и уцепился за крепко стоявший вверху по течению камень. Наклоняться вперед было неразумно, потому что бок горел словно охваченный огнем, но со второй попытки мне удалось схватить Треди за одну ногу, затем за другую и вцепиться в них изо всех сил.

Это изменило все. Треди выпрямился, и палка оказалась в пределах досягаемости Кабальеро. Левой рукой он вцепился в камень, торчавший из воды всего на пять сантиметров. Он больше не кричал, а смотрел на папу взглядом, в котором смешивались страх и решимость.

Мимо проплыл ствол невысокого дерева и, словно наждачной бумагой, задел корой мою рану. Я снова вскрикнул. Я боялся, и я чуть не сорвался. Треди, видимо, тоже понял, что любой упущенный нами из виду обломок может снести нас всех за долю секунды.

– Хватайся, чтоб тебя! – пророкотал папа.

По взгляду Кабальеро я видел, что тот принял решение. Правая его рука медленно показалась из воды и потянулась к ветке.

Но пальцы не были вытянуты. Они были сжаты в кулак. Я изо всех сил дернул папу за ноги.

Пистолет был нацелен точно и находился не далее чем в полутора метрах от лба папы, когда Луис Кабальеро с очередным воплем нажал на спусковой крючок. Я тоже закричал. Это был крик разбитого горем сердца. Погребальный плач. Но ничего не произошло. Выстрела не было.

Пистолет промок, Луисито? Пуль не осталось, Кабальерито? Ничего не поделаешь. Треди больше не держался за камень, и я резко толкнул папу обратно к берегу.

Разъяренный, Кабальеро продолжал нажимать на спусковой крючок, не веря в происходящее. Потом он бросил пистолет и обеими руками потянулся за уплывавшей спасительной веткой, которую ему упрямо продолжал протягивать Треди. Голова папы едва виднелась над водой.

Луису Кабальеро не хватило нескольких роковых сантиметров.

Папа Пий XIII не мог видеть, как поток уносит Кабальеро и как тот с безмолвным криком исчезает под водой.

А я видел, и мне это понравилось.

ГЛАВА 29
Доломитовые Альпы, Италия

Иванович и Лютер играли в боччи [113]113
  Народная итальянская игра, похожа на игру в кегли.


[Закрыть]в роще с видом на покрытые снегом вершины, а я делал вид, что изучаю Священное Писание, но мыслями блуждал в других горах. Я думал о Тилли.

После того дня на лугу минуло несколько недель, прежде чем я снова с ней увиделся. Тилли задерживали то мятежи, то государственные перевороты и кто знает, какие еще чрезвычайные события, но когда она однажды днем позвонила, чтобы сообщить мне, что вернулась, я похромал к ней.

– Пол! Что с тобой?

Тело под гипсом адски чесалось.

– Упал с мотороллера. По глупости.

–  Pobrecito, [114]114
  Бедняжечка ( исп.).


[Закрыть]ты слишком стар, чтобы заниматься подобными вещами, – сказала она и умчалась налить мне чего-нибудь, после чего вернулась с неизменным вопросом: – Как дела в Ватикане?

– Все спокойно. Лютер вышел из больницы. Треди осуществил пока немного из того, что задумал.

– Жаль архиепископа Беккара. Я читала за границей заметку в газетах.

– Гм, понятно.

Бывший руководитель «Ключей». Умер от удара в испанском монастыре.

– Насколько я понимаю, Диего Альтамирано тоже нет. Вместо него теперь датчанин, представляешь?

Она махнула в сторону кипы ватиканских информационных сводок на своем столе. Я кивнул.

– Специалист по скандинавским легендам.

– Куда отправили Диего, не знаешь?

– На юг, он уехал на юг.

Тилли села рядом со мной и по-сестрински поцеловала. Затем откинулась назад и обвела взглядом город.

– На юг – это хорошо.

Прозвучало как заготовленная фраза, и действительно тон Тилли вдруг стал очень деловым.

– Разве это не хорошо, Пол? На юг.

– Смотря где этот юг.

– А как насчет Гватемалы?

– Гватемалы? Я все понял.

– Ты о монастыре, которым руководит Клара, старинная подруга сестры Джейн?

Тилли кивнула.

Я сказал:

– В Гватемале должно быть хорошо. Отличное место для отпуска.

– Даже более того, – сказала Тилли так тихо, что я едва ее расслышал. – Я тут подумала… съезжу туда, понимаешь, поживу немного. Никаких обязательств. Может, и зря; уж точно больше не стану монахиней. Только… у меня тут скопилось немного денег, Пол, и могу взять отпуск… что-то вроде творческого отпуска на год. Клара говорит, мне будет чем там заняться.

– Звучит интересно.

– Ты ведь не поедешь туда за мной? – спросила она неуверенно и, как мне показалось, с надеждой.

Заманчиво. Начать все сначала. Новое место. Тилли. И ничего общего с той моей жизнью на задворках гигантской церкви, которой отсутствие Тилли Райт пойдет только на пользу. Спасибо, Тилли, но я откажусь.

– Ты имеешь в виду приехать в гости?

Она не это имела в виду.

– Конечно, приеду. Только попробуй меня остановить. Моя рана почти зажила, и я собирался в горы, чтобы привести мозги в порядок. Распоряжение папы. Когда курс лечения закончится, я вернусь. Рим останется моим домом, а Ватикан – убежищем, пока Треди будет папой. Это обещание я дал себе и негласно – Треди.

Тилли плакала.

– Клара говорит, у нее как никогда много работы. Много монахинь, детишек, которых надо учить. Она говорит, в них столько радости, столько надежды. Пол, как ты думаешь, это мне поможет?

Я поцеловал ее.

–  Vaya con Dios, mi amor. [115]115
  Поезжай с Богом, любовь моя ( исп.).


[Закрыть]

Это максимум, на что способен простой брат: для настоящего благословения нужен священник.

Я много думал о Тилли, пока Иванович старательно разглаживал складки моей души. В тот день образ Тилли уютно дрейфовал по волнам моих мыслей, когда кто-то из обслуживающего персонала поднялся ко мне на гору и вручил письмо. Не из Гватемалы, марка была итальянская, а на штемпеле значилась Сиена. Обратный адрес – кабинет врача. Это было письмо от Терезы Лонги, любившей человека, который погиб, упав с купола базилики Святого Петра.

«Дорогой брат Пол!

Я знаю, что скорее всего именно Вы были тем человеком, который устроил для моей дочери Антонии и меня встречу с папой Пием XIII. Пишу, чтобы поблагодарить Вас, хотя мне понадобился не один месяц, чтобы осмыслить произошедшее.

Я удивилась, когда пришло приглашение. Зная мое отношение к церкви, Вы, должно быть, понимаете, что скорее всего я бы не пошла. Но Антония, которая так быстро слабела, была так взволнована приглашением, что мне не хотелось ее разочаровывать. Мы обошли все магазины, чтобы выбрать ей платье.

В четверг, когда мы отправились в Ватикан, шел дождь. Я думала, что папа нас поприветствует и мы обменяемся двумя-тремя словами, как это обычно происходило со всеми до нас. Представьте, как я была удивлена, узнав, что мы приглашены к папе на ленч, где, кроме нас троих, никого больше не будет.

Мы с Антонией так волновались, что потеряли аппетит. Казалось, папа знал о нас все и сделал так, чтобы мы чувствовали себя уютно. Он рассказывал о жизни в Ватикане. Антония уже несколько лет не смеялась так, как в тот день.

Перед нашим уходом папа обратился к Антонии и сказал: „Я хочу, чтобы ты знала и никогда не забывала, что твой отец был моим другом. Он был хорошим человеком и хорошим священником“.

Он нежно обхватил лицо Антонии ладонями и поцеловал ее в макушку. Наверное, мы все в тот момент плакали.

Я должна написать еще о том, что мне трудно понять, так как я не только мать, но и врач.

Как я, возможно, рассказывала Вам, даже по самым оптимистическим прогнозам моя дочь должна была уже умереть.

Пол, у Антонии больше нет опухоли. Это черное пятно-убийца в ее черепе исчезло.

Я избавлю Вас от скучных медицинских подробностей, но действительность такова, что ни мои коллеги, ни я не можем понять, куда исчезла опухоль или почему это произошло. Она исчезла без следа. Антония набирает вес и вскоре собирается вернуться в школу.

Что произошло? Хотелось бы мне знать ответ на этот вопрос.

Изучая литературу, я обнаружила только два схожих случая самопроизвольной ремиссии, хотя и не на такой поздней стадии.

Вы можете сделать собственный вывод, Пол, но я уверена, вы поймете, если я скажу, что, как неверующая и как врач, я странным образом успокоилась, обнаружив эти случаи.

Я знаю, что Вы сами были больны, и желаю Вам скорейшего выздоровления. Вы всегда желанный гость в моем доме и в доме Антонии. Поскорее приезжайте к нам в гости.

Ваш друг

Тереза Лонги».