Текст книги "Базилика"

Автор книги: Уильям Монтальбано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 21

Я поговорил с ватиканскими полицейскими начистоту. Я бился с Галли и Руссо, начальником личной охраны папы, пока не посинел, а они оба не стали серыми. Колумбийская наркомафия охотилась за папой, потому что он давно расстраивал их планы, еще в пору своей деятельности на Карибах. Это я и рассказал. Я не могу раскрыть источник информации, сказал я им, но они должны отнестись к этому так, словно сведения эти были даны им свыше. Я не рассказал, как Треди разозлил Кабальеро, да они и не спросили. Я тщательно старался не проводить никаких прямых параллелей между опасностью и «Ключами». Но ватиканский полицейский Франко Галли был неглупым человеком.

– Монсеньор Карузо и отец Видаль, – спросил он, – их убила наркомафия, Пол?

Я кивнул.

– Не из-за наркотиков, а потому что они были союзниками папы. Они собирали информацию для Треди и знали слишком много.

Руссо задал вопрос, который все мы не решались задать.

– У этих убийц есть свои люди внутри церкви, Паоло? Они – в церкви?

– Боюсь, такое действительно возможно.

Убийцы становятся все более дерзкими. Колумбийцы могут напасть на папу в любой момент. Галли и Руссо со мной согласились. Усилить охрану вокруг и внутри Ватикана. Тщательнее досматривать людей в публичных местах, где появляется папа. Все в пределах Ватикана должны наблюдать, не появится ли человек с густыми опущенными усами, который может быть одет, как священник. Впрочем, усы он мог уже сбрить. У них была фотография Кубильяса, и они ее тайно раздали сотрудникам.

Если Треди останется в Ватикане и будет вести себя тихо, то защиту его можно обеспечить. Руссо, Галли, я, несколько итальянских полицейских, которых позвали для консультаций, и агенты американской секретной службы, спешно прибывшие в Ватикан, – все понимали, что самой большой опасности папа может подвергнуться во время визита в Нью-Йорк.

– Захочет ли Его святейшество даже рассмотреть предложение о том, чтобы отложить поездку и ждать, пока мы поймаем этого парня, или, по крайней мере, предложение вести себя менее активно? – спросила угловатая начальница подразделения секретной службы, отвечавшая за безопасность поездки в Нью-Йорк.

– Нет, я так не думаю, – вздохнув, ответила она на собственный вопрос после долгого молчания остальных.

Я классифицировал Кубильяса как лучшего полупрофессионала среди наемных убийц. Я с жаром бил в барабаны, предупреждая о нем, но сам был убежден, что если Кубильяс попытается убить папу в Нью-Йорке, ему это не удастся или его поймают, прежде чем он вообще сможет предпринять эту попытку.

Как показало время, я ошибался в обоих пунктах, но по обе стороны Атлантики не было и следа Кубильяса, и спустя несколько дней после закрытия «Ключей» я зашел к Тилли. Я надеялся, что она пригласит меня на ужин и, может, даже на продолжительный десерт, но было ясно – кастрюли кипят, стол накрыт на двоих, – что она ждала другого гостя.

Откровенно говоря, я немного ревновал, но когда попытался уйти, Тилли меня остановила.

– Останься, Пол, пожалуйста. Еды много, я поставлю еще одну тарелку. Должна прийти Мария. Она так нуждается в поддержке!

Это была правда. Красивая женщина Мария, у которой на полке лежала золотая олимпийская медаль и у ног – целый мир, выглядела ужасно. Она была не причесана и мрачна, даже не накрасила глаза. Почему я решил, что ее траур связан с религией? Черная шелковая блузка, черные джинсы, остроконечные ковбойские сапоги, мрачный взгляд, и никакого намека на украшения.

– Мария, кто умер? – спросил я, стараясь быть деликатным. Словно обухом. Ошибка.

– Мы знаем, кто умер, Пол. Общество «Священных Ключей». И мы знаем, кто был убийцей: это папа, чтоб его…

Ничего себе.

Тилли словно наседка хлопотала вокруг, то прижимая Марию к груди, то откидывая ее спутанные волосы, то быстренько наливая ей стакан холодного «Пино гриджо».

Это могло показаться трогательным, если бы не представляло собой невероятный балет двух противоположностей. Я, наверное, выглядел озадаченным, так как Тилли нервно произнесла:

– Мы с Марией расходимся во мнениях о том, в каком направлении должно лежать будущее нашей церкви, Пол, но мы ни за что друг друга не предадим. Мы вместе. Сестры.

Мария усмехнулась:

– Сестры в церкви, которая вот-вот погибнет. Наверное, вы еще не слышали, что епископ Беккар, честный и праведный человек, ушел из «Ключей» в отставку и, если папа разрешит, уйдет в монастырь монахов-молчальников в Андалусии. Какая огромная утрата!

– Ну, будет, будет, мы договорились не обсуждать церковную политику, – успокаивала ее Тилли. – Будем разговаривать о мужчинах, шмотках, деньгах, сексе. О чем угодно, только не о церковной политике.

Мария недолго пошмыгала носом и улыбнулась. Может, они болтали о мужчинах и тряпках после моего ухода, но пока я оставался с ними, мы, подогреваемые вином, устроили поминки по «Ключам». Мария, как выяснилось, не являлась полноправным членом общества, просто энтузиастом-добровольцем. Она говорила, что ее связь с «Ключами» началась почти как хобби, но со временем превратилась в центр ее жизни в Риме, заострила и сузила ее взгляды на церковь.

– Они были mi gente– «моими людьми», как мы это называем по-испански. Мы разговаривали на одном языке, у нас были общие идеалы. Мне жаль, что вы не познакомились с ними, Пол, когда это было еще возможно.

Я кивнул с притворной симпатией. Я подумал, что это разобьет Марии сердце, и, возможно, Беккару и тысячам истинно верующих, как они, если связь «Ключей» с наркомафией станет известна. Но не от меня.

Как всегда, Тилли была сама практичность.

– «Ключи» были той частью твоей жизни, в которой ты могла себя проявить, но ты найдешь что-нибудь, что их заменит. Ты профессиональная журналистка, хорошая журналистка. Это ремесло, которое сможет увести тебя по множеству различных направлений, дать огромное удовлетворение. Если будешь придерживаться этой мысли, то горы свернешь. Поверь мне, я знаю, что говорю.

Мария с чувством стиснула руку Тилли.

– Думаю, ты права, querida, [98]98
  Дорогая ( исп.).


[Закрыть]но сейчас, в эту минуту, я чувствую опустошение. Опустошение и злость.

Умение избегать столкновений с мотороллерами для жителей Рима превратилось в инстинкт за то время, что они прогуливаются по узким мощеным улицам в старом районе города, никогда не знавшем тротуаров. Пешеходы, заслышав раздражающий звук мотора приближающегося сзади мотороллера, воспринимают это как предупреждение. Надо уступить дорогу.

Я возвращался домой после ужина прогулочным расслабленным шагом, думая о Тилли и Марии, о Треди и Лютере, о том, о сем. Должно быть, подсознание запомнило мотороллер цвета слоновой кости, проехавший мимо, когда я огибал кольцевую транспортную развязку на площади Венеции. Может, все из-за гена старого полицейского, который подвел меня во второй раз. На голове водителя был большой синий шлем с красными звездами, и мотороллер стоял, припаркованный, перед высокой черной оградой театра Марчелло, когда я поворачивал направо, на площадь Кампителли. В этом месте владельцы двухколесных коней любят делать остановку, чтобы выкурить сигаретку, но водитель этого мотороллера не курил. Может, меня предупредил ангел-хранитель, но когда две минуты спустя я услышал рев несущегося на меня мотороллера, то мгновенно понял, что это – тот самый человек.

Развернувшись вполоборота, я увидел, как он неподвижно и прямо сидит в седле, словно всадник, вставший на стременах. В правой руке, высоко поднятой над головой, он держал что-то похожее на меч, зловеще блестевшее в лунном свете. Я смог расслышать его вопль, перекрывавший рев двигателя.

Сжавшись, закрыв голову руками и прячась за маленьким коричневым «Фиатом», я ощутил струю воздуха от страшного удара. Он промахнулся всего на несколько сантиметров и, задев багажник машины, осветил тьму яркими искрами.

Ему пришлось развернуть мотороллер и снова атаковать меня, когда я, пошатываясь, встал на ноги, отчаянно оглядываясь в поисках укрытия. Я выбежал с площади на старинную улочку деи Дельфини.

Когда он сделал второй заход, я, широко шагая, взобрался на кучу булыжников и спустился в небольшое углубление в песке, куда утром дорожные рабочие собирались положить камень. Мне удалось совершенно отчетливо разглядеть его оружие, когда он замахнулся снова: мачете. Оно было новым, блестящим, возможно, даже посеребренным, из разряда тех показных и покрытых выгравированными надписями клинков, которые латиноамериканские фермеры и занимающиеся сельским хозяйством бизнесмены дарили друг другу, чтобы отпраздновать первый приз, полученный быком, или рождение внука. Я знал, кто был этим мотоциклистом в шлеме, даже не видя его усов.

Я увернулся от третьей атаки, метнув несколько камней в сторону мотоциклиста. Эти камни называются sanpietrini, [99]99
  Sanpietrini или sampietrini ( ит.) – букв, «камни святого Петра», брусчатка из черного порфира, которой вымощена площадь Святого Петра, а также некоторые другие площади и улицы в центральной части Рима.


[Закрыть]закругленные вверху, а внизу вытянутые в форме пирамиды, чтобы их было легче укладывать. Сеньор Мачете с легкостью увернулся от них и развернулся юзом, чтобы снова напасть на меня. По диагонали я перебежал за его спиной и нырнул в еще более узкий проулок. Там стояли две машины, и за ними находились металлические строительные леса, окружавшие остов заброшенного старого палаццо.

Прыгнув на багажник первой машины и перебравшись на крышу, я избежал разящего удара, но в последнюю секунду он превратил удар в выпад на манер фехтовальщика, и я почувствовал, как мою ногу сзади словно ожгло огнем. Когда наступательный импульс пронес его мимо, я прыгнул на следующую машину и снова перебрался на крышу. Началась погоня, преследователь дышал в спину. В последнюю секунду я спрыгнул с машины на леса, схватился за ржавую перекладину и, качнувшись на руках, поджал ноги под себя.

Леса закачались, когда мачете ударило по ним в нескольких сантиметрах от того места, где я был еще секунду назад. Он, видимо, тоже потерял равновесие, я увидел, как мотороллер занесло и машина выскользнула из-под седока.

Пока я висел на лесах, пытаясь отдышаться и найти точку опоры, он спрыгнул с мотороллера и уже стоял на ногах. Он отбросил мачете, словно игрок с битой, потерпевший неудачу, отшвырнул шлем и выхватил нож из внутреннего кармана кожаной куртки.

– Ты покойник, – сказал он по-испански. Забравшись на нижний ярус лесов, обладатель густых усов, который хотел зарезать меня в Неаполе, управляющий «Ключей», записанный в документах Ватикана как Луис Кубильяс, начал карабкаться вверх.

Он был в ярости. Трижды ему не удалось убить какого-то брата средних лет, застигнутого врасплох: тем вечером на лестнице, на мессе в Неаполе и здесь, в переулке. А я? Раненая рука горела, я был напуган, но чувствовал, что старая злость возвращается, возвращается тот черный огонь, который Иванович так старался погасить. Я долго совершал ошибки. Я никогда не стану знаменитостью, и вспомнят обо мне очень немногие. Но я не умру на шатких строительных лесах от удара ножом какого-то латиноамериканца-недоучки, выскочившего из моего прошлого. Ya basta! [100]100
  Дудки! ( исп.)


[Закрыть]Вот он, шанс, который мне больше не представится. Я решил взять человека с мачете и заставить его рассказать мне, кто его послал.

Железные строительные леса – привычная черта римской городской архитектуры, и эти представляли один из видов: узкое сооружение наподобие детского конструктора, которое крепилось к осыпающемуся фасаду дворца шестнадцатого века. Кубильяс, если его действительно так звали, уже не изрыгал проклятия, а ворчал что-то, с трудом карабкаясь по тонким, едва различимым металлическим ступеням. Наверное, по лесам можно было забраться на крышу, но на это я не мог надеяться.

Палаццо располагался в темном переулке шириной метра три, который, казалось, заканчивался тупиком. Когда-то это был дом, построенный в стиле изящной архитектуры Ренессанса, но теперь поблекшее старое здание выглядело заброшенным, громоздким, оконные проемы зияли за осколками стекла, ставни были полузакрыты. Когда я взбирался, то краем глаза заметил разобранные местами полы, дыры в стенах, закопченные камины с покосившимися полками.

Леса были старыми и шаткими. Они крепились на болтах и анкерах, привинченных к осыпающемуся фасаду, их основание символически подпирали деревянные блоки. Узкие лестницы вели с этажа на этаж, передвигаться было трудно из-за особенностей конструкции и обломков материалов, которые оставили после себя рабочие.

С самого верха до земли с лесов свисала веревка с крюком на спущенном вниз конце и блоком, закрепленным над лесами у крыши. Это был простой и эффективный способ подъема ведра с цементом или штукатуркой, а возможно, и случайной бутылочки вина туда, где велись работы. Ведро находилось наверху, у блока, а веревка свободно свисала с лесов.

Три четверти пути наверх, я был возбужден и пыхтел, как заядлый курильщик. Мышцы болели, рана на ноге кровоточила, а на руке проснулась пульсирующей болью. Чтобы выиграть секунды, я сбросил с платформы лесов несколько каменных глыб в человека с ножом. Когда я проходил по верху предпоследнего лестничного пролета, крепеж лесов надо мной оторвался с усталым скрипом и каскадом осыпающейся штукатурки и пыли. В тот момент мы оба чуть было не свалились.

Потом я нашел, что мне было нужно. Одолев очередной поворот, хрипя, с белыми от пыли лицом и волосами, я решил выждать.

Это был небольшой молоток-кирка, ржавый от времени, с ручкой, лоснившейся от ладоней; заостренная головка инструмента криво держалась в пазу рукоятки. Кто-то его забыл. А я – нашел. Кто нашел, тот и хозяин. Этого он от меня не ожидал. Он был нападающим, львом, а я – напуганной зеброй. Теперь настала моя очередь. С гортанным криком я бросился на него, размахивая молотком. Он отступил на две ступеньки и только вытащил нож, как леса еще раз судорожно качнулись.

Я сделал обманное движение, он парировал его. Я вынудил его отступить к боковому краю лесов, которые раскачивались, борясь с собственным весом и силой тяжести. Он попытался ударить ножом, но я схватил его за руку. Я был силен и непобедим. Отразив удар ножа, я замахнулся молотком, а он, выставив левую руку, пытался защитить лицо, но мы оба знали, что было слишком поздно.

Молоток устремился к его голове, словно карающий меч. Но вдруг головка молотка отскочила и, скользнув по стене здания и ничего не задев, улетела вниз.

Эта временная передышка придала ему новую силу. Мне мешала раненая рука, и мгновение я словно посторонний зачарованно наблюдал, как нож устремился мне в грудь.

Он тяжело дышал, брызжа слюной и осыпая меня ворчливыми проклятиями. Я ударил его и, когда он крякнул от боли, нож в его руках задрожал. Я отбил его руку и, шатаясь, начал карабкаться по последнему лестничному пролету.

Леса зловеще раскачивались, слишком тяжелые, слишком старые, слишком изношенные. Как и бедный брат Пол. Дальше лезть некуда, надо мной больше ничего нет, кроме блока, ведра и над всем этим – крыши. Я был слишком старым, слишком медлительным и слишком усталым.

Мне нужно было оружие. Но ничего не было. Последний раунд, брат Пол. Отчаяние. Я буду лягаться, царапаться, постараюсь обмануть, в крайнем случае мы умрем вместе. Arrivederci. [101]101
  До свидания ( итал.).


[Закрыть]

Пошатываясь, он появился из-за угла на верхней платформе с ножом наготове в одной руке, а другой рукой вцепившись в перила, так как леса покосились. Теперь он торжествующе улыбался. Не хуже моего он знал, что это конец.

Я увидел это случайно: закругленный на концах кусок железа длиной не больше лома. С ножом не сравнить, но все же лучше, чем ничего.

Он тоже запыхался, левую сторону его лица пересекла яркая красная полоса: рукоятка молотка причинила больше вреда, чем незадачливая головка.

Я видел, что он оценивает возможную угрозу от железного бруска и готовится к последней атаке. Но брусок предназначался не ему. Я воткнул железку в крошащуюся штукатурку там, где были закреплены леса. Анкерный болт поддался почти мгновенно и с раздражающим скрежетом вылез из стены.

Я резко повернулся и прыгнул на нападавшего – с голыми руками, очередным воплем и безумным взглядом. Он рефлекторно отступил назад и полетел вниз вместе с рушащимися лесами.

Я позволил инерции падавших лесов подтащить меня к веревке и уцепился за нее, а нападавший со страшным грохотом рухнул вместе с лесами вниз, в проулок. Отталкиваясь от стены ногами, я осторожно спустился по веревке на груду ржавых труб.

Нападавший был здесь. Его зажали обломки, и как минимум он сломал ногу. Возможно, и спину тоже. Не повезло.

– Помогите. Ayudame. [102]102
  Помогите ( исп.).


[Закрыть]Святой отец, пожалуйста…

Он бормотал что-то по-испански и на плохом итальянском. Он решил, что я священник? Я отодвинул несколько обломков и наклонился к нему поближе.

Он перекрестился слабеющей рукой.

– Благословите, святой отец, ибо я согрешил… – начал он.

– Покайся как следует, сын мой. Кто послал тебя? Покайся. Расскажи мне.

– Угу, – сказал он, пребывая не совсем в своем уме, и я услышал нечленораздельные причитания, которые вскоре затихли.

В разваливающихся дворцах никто не жил, и никто не появился, чтобы выяснить, кто устроил весь этот грохот. Но это было вопросом времени, и я разработал план. Скажу, что Кубильяс был моим другом, шли мимо, просто ужасный несчастный случай со смертельным исходом. Поеду с ним в больницу, где назову себя ватиканским полицейским, а Кубильяса – подозреваемым в убийстве. Лучше не говорить сразу, что он убийца, но Галли я подниму с постели очень скоро. У моих ног в судорогах боли лежал тот, кто даст нам возможность сокрушить колумбийцев, пришедших убить папу.

Переведя дух, я присел на мгновение, придерживая раненую руку и оценивая степень порезов и синяков, оставленных на память о лесах. Пульс у Кубильяса был слабым, но быстрым: в довершение ко всему, что уже причинило ему страдания, он, похоже, впал в шоковое состояние. Жители Рима, как и все жители больших городов во всем мире, слышат лишь то, что хотят слышать. Какая-то любопытная душа, однако, очень скоро, похоже, высунула свой любопытный нос из окна. Я услышал чьи-то шаги, как раз когда Кубильяс застонал, и снова наклонился к нему, чтобы услышать, не признается ли он в чем-то стоящем.

Это меня и спасло: я физически ощутил поток воздуха от летящей пули, когда та пронзила пространство в том месте, где мгновением раньше была моя голова. С ужасным грохотом пуля срикошетировала от обломков лесов. Почти сразу прогремел второй выстрел, но к тому моменту я уже бросил Кубильяса и на четвереньках карабкался по спутанным ниткам старых металлических труб к дальнему концу переулка.

Стрелок был хорош, очень хорош. Третий выстрел раздробил средневековую кирпичную кладку в нескольких сантиметрах над моей головой, но еще через несколько секунд я скользнул за угол и побежал прочь, пошатываясь. Я слышал тяжелые шаги стрелка в переулке, из которого только что выбежал, но на его пути лежали леса. Сначала он устроил невероятный грохот, но потом, видимо, отказался от погони, поскольку я спокойно хромал в сторону освещенной площади Венеции под защиту автомобильного движения и пешеходов.

В дальнем конце площади находился полицейский участок, и я крикнул стоявшему снаружи молодому охраннику, что при обрушении здания завалило прохожего. Когда он бросился внутрь, чтобы поднять тревогу, я поспешил в телефонную будку. Ватиканская полиция соединила меня с квартирой Франко Галли.

Он забрал меня спустя пятнадцать минут, и когда спросил, куда ехать, я жестом указал в направлении голубых полицейских мигалок.

– Это Кубильяс, если его так действительно зовут. Он напал на меня и застрял под обвалившимися лесами.

Я с трудом сдерживал ликование. Мы взяли их.

– Ты сам-то не сильно пострадал? – спросил ватиканский полицейский.

– Немного испугался. Был на волосок от гибели.

– Отличная работа, Паоло.

Галли выставил на крышу своей машины полицейскую мигалку и подъехал к процессии машин и фургонов спасателей.

– Ты выглядишь уставшим и пыльным, Паоло, – мягко сказал он. – Давай не будем смущать наших друзей-карабинеров. Жди здесь, а я узнаю, в какую больницу отвезли Кубильяса.

Он уже собирался выйти из машины, но я положил ладонь ему на руку.

– Кубильяс пришел не один, с ним был человек с пистолетом. Возможно, он давно ушел, но предупреди их, чтобы были осторожней. И ты будь осторожен.

Мне пришлось ждать изматывающие пятнадцать минут. Когда Галли вернулся, то молча скользнул за руль и, опустив голову, уперся лбом в его холодную поверхность.

– Что случилось? – спросил я.

– Все верно. Леса обрушились, возможно, от незначительного землетрясения, которого не почувствовали даже соседи, а также верно и то, что под обломками был найден пострадавший.

– Кубильяс. Я же тебе говорил.

– Увы, жертва мертва.

О черт! Мы были так близко к цели и опять остались ни с чем.

– Чтоб его. Он был ранен, но я не думаю, что смертельно.

Галли пустым взглядом уставился в жестокую ночь.

– Ты был прав.

– В чем именно?

– Этот человек мертв, потому что его застрелили, Паоло.

Меня затрясло. Наверное, я отключился, потому что следующее, что запомнил, – это Галли, который осторожно тряс меня.

– Паоло, Паоло, ты в порядке? Может, отвезти тебя в больницу?

Минута предельной концентрации – я собрался с мыслями и унял дрожь.

– Да так, запоздалая реакция на драку с Кубильясом в переулке, – сказал я, и, видимо, Галли мне поверил так как повез меня домой. Двое полицейских ехали в напряженной тишине, понимая, что опоздали и игрой завладели плохие парни.