Текст книги "Проклятый Легион"

Автор книги: Уильям Кори Дитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Поймав себя на этой мысли, Були засмеялся. С каких это пор его обязанностью стало защищать врагов? Если наа настолько глупы, чтобы выдать свое местоположение, ему же лучше. Були ничего так не хотелось, как видеть бойцов 2–го воздушно–десантного, падающих с неба.

– Ты смеешься, человек. Значит ли это, что ты храбрый? Или просто очень, очень глупый?

Були повернулся и оказался лицом к лицу с воином наа. Это был молодой мужчина с оранжевым мехом и бусами посвященного. Значит, воин, и притом хорошо вооруженный: есть даже пистолет 50–го калибра, принадлежавший раньше кому–то из сержантов Легиона. Мешковатые брюки, кожаная портупея и стеганый жилет довершали наряд незнакомца.

Були пожал плечами.

– Разве одно не предполагает другое? Будет ли здравомыслящий храбрым?

Наа засмеялся.

– Ты говоришь как истинный воин. Я Быстрое—Движение Стреляющий Метко, брат Сладости Ветра и сын Твердого.

Они соприкоснулись ладонями в традиционном приветствии наа. Були обвел рукой окрестности.

– Скажи, Быстрое—Движение, куда мне позволено ходить? И где мой охранник?

Наа засмеялся, и его глаза блеснули.

– Ты можешь ходить, где тебе угодно, человек, пока твое возвращение в пределах двух заходов солнца. Что касается стражников… то они вокруг тебя. Больше того, они никогда не спят, их нельзя подкупить, и они неизменно преданны.

Человек огляделся, не увидел ничего, кроме скалистых хребтов, и понял, что имеет в виду воин. Горы как стражники стояли вокруг деревни. К тому же наа исходили здесь каждый гребень и каждый каньон, и им не составит особого труда поймать его. И судя по выражению лица Быстрого—Движения, они получили бы удовольствие от этой охоты. Були усмехнулся.

– Понятно.

Быстрое—Движение улыбнулся. У него были хорошие зубы.

– Тогда увидимся на главной трапезе через два захода солнца.

Человек кивнул и проводил воина взглядом. Гордая осанка, сильные ловкие движения…

Були вдруг пришло в голову, что из наа получились бы чертовски хорошие солдаты.

Он запомнил эту мысль и пошел по проторенной дороге к проходу в скалах. Там пришлось подняться на удобно расположенные камни. Прыгая с камня на камень, наа передвигались над слоем навоза, который покрывал дно расщелины.

Проход шел зигзагами, и каждый угол создавал естественную оборонительную позицию. А сразу за расщелиной открывался большой луг. Он был по–своему красив, покрытый желто–серой травой высотой по колено, искрящейся от инея.

Вдали паслось стадо косматых дутов. Опустив головы, они щипали зимнюю траву. Рядом с ними расхаживали воины, охраняя животных от хищников и разбойников.

Були огорченно покачал головой. Тропа, поле и дуты все будут зафиксированы на спутниковом фото. Уже зафиксированы и сданы в архив под неким кодовым именем. Глупо, что Легион знал, где расположены большинство деревень, и не трогал их. Точно так же, как наа знали, где находится форт Камерон, но никогда не пытались его разрушить.

Все это – часть тех странных отношений, которые существовали между Легионом и наа, отношений, построенных на курьезной смеси уважения, ненависти, доверия и страха. Это мерило того, насколько похожи обе расы и как глупа непрерывная война.

Главная дорога выбежала на равнину, разделилась на несколько тропинок и исчезла в траве. Потоптавшись, Були выбрал тропку, которая поднималась по каменистому склону, и отправился на разведку местности. Как ни суровы предгорья, он должен сбежать и сбежит обязательно. Не сегодня, но скоро. Как только выздоровеет, запасется едой и разузнает дорогу.

Тропу проложили бессчетные поколения диких животных и расчистили наа. Не совсем понятно, зачем, так как никакого особого военного значения она не имела и шла слишком высоко над долиной, чтобы быть связанной с добычей пищи. Но всякая тропа куда–то ведет, и Були не оставалось ничего лучшего, чем идти дальше.

Он взбирался уже около получаса и порядком вспотел, когда увидел сводчатый проход. Созданный естественным выветриванием, он был расширен: на стенах остались следы работы киркой. Через туннель доносились голоса.

– Почему нет? Не потому же, что ты девственница? Все племя знает, что у тебя была связь с Остроумом Писателем.

– Потому что я не люблю тебя. Это так просто.

– Не любишь меня? – недоверчиво переспросил первый голос. – Не любишь меня? А Писателя любила? Ты это пытаешься сказать?

– Да, именно это я и пытаюсь сказать, – решительно заявил женский голос. – Так что, убери от меня свои руки.

– А если не уберу? Что тогда?

Були нахмурился. Женский голос принадлежал Сладости Ветра. Насчет него не было никаких сомнений, и аромат духов, плывущий в его сторону, подтверждал это. Легионер прошел в арку и оказался на залитом солнцем уступе. Его глазам предстало потрясающее зрелище: аккуратно расстеленный плащ из шкуры дута и закуски для пикника. Появление человека вызвало весьма бурную реакцию.

Воин, крупный, здоровый и тяжеловооруженный, вскочил на ноги. Он носил набедренную повязку, портупею и сандалии на шнуровке. Его в общем–то красивое лицо было искажено яростью.

– Что ты здесь делаешь?!

Були почувствовал, как адреналин закипел в крови, и постарался держать себя в руках. Наа несомненно выиграет этот бой. Сержант отсутствующе улыбнулся и кивнул на панораму:

– Да вот, хочу посмотреть, что тут вокруг. Чудесное место для пикника. Могу понять, почему вы выбрали его.

– Да, – сказала Сладость Ветра, вставая. – Здесь прелестно. Но мы как раз собирались уходить. Не хочешь пойти с нами? Солнце скоро сядет, и дорога будет опасной.

Були без труда уловил благодарность в ее голосе и гнев на лице воина. – Хватит болтать. У меня полно дел. – Наа схватил лазерную винтовку, протопал через арку и стал топливо спускаться. Шкура дута и еда остались Сладости Ветра. Она начала укладываться, и Були поспешил помочь.

– Спасибо.

– За что? За то, что помешал вашему пикнику? Сладость Ветра остановилась и посмотрела на него.

– Как много ты слышал? Були сделал невинные глаза.

– Слышал? Я ничего не слышал. Сладость Ветра грустно покачала головой:

– Почему ты столько лжешь? Долгая—Езда мерзкий, но он говорит правду.

Були пожал плечами.

– Прости. Я не знал, что именно ты хочешь услышать.

– Правду, – тихо сказала Сладость Ветра. – Я хочу слышать правду. Ложь немногого стоит.

Були посмотрел на нее, стоящую на коленях на фоне необозримой пустыни, и слова вышли сами собой.

– Правда то, что ты самая красивая женщина, какую я когда–либо видел.

Она расцвела от удовольствия, которое быстро сменилось беспокойством.

– Ты не должен так говорить.

– Ты велела мне говорить правду.

– Это не правда, и кроме того, мы из разных рас.

– Не настолько разных, чтобы не видеть красоту друг в друге, – ответил Були.

– Больше не говори, – строго приказала Сладость Ветра. – Я запрещаю. Отец убил бы тебя, если бы слышал твои слова. И учти, человек: Долгая—Езда не посмеет причинить мне зла, но он, не колеблясь, причинит зло тебе.

– Ладно, – согласился Були, – но с одним условием.

– С каким?

– У меня есть имя, не такое прелестное, как твое, но все–таки имя. Оно взято из старинной песни. Мое имя Билл. Повтори.

– Билл.

– Хорошо. Давай договоримся, я не буду звать тебя «наа», а ты не будешь говорить мне «человек».

Сладость Ветра засмеялась. Легионеру понравилось, как заискрились ее глаза, и он почти опьянел от запаха ее духов.

– Будь по–твоему, Билл. А теперь пойдем. Скоро стемнеет, а тропа крутая.

Були помог ей упаковать вещи, взвалил на плечи шкуру дута и пошел за девушкой через арочный проход. Сладость Ветра спускалась по тропе с завораживающей грацией. Легионер не мог оторвать глаза от движений ее хорошенькой головки, покачивания узких бедер и мелькания ног из–под длинной юбки.

Эта девушка пробудила в нем сексуальное желание

настолько сильное, что оно почти причиняло боль. Большинство его друзей посещали проституток в городке наа и взахлеб рассказывали о том, какие те притягательные, но Були слушал без особого интереса. Сама мысль о сексе с инопланетянкой казалась ему предосудительной и какой–то извращенной.

Но Сладость Ветра все изменила. Он не только мог представить себе секс с ней, он хотел этого секса – факт, который безмерно его удивил.

Однако еще больше его удивила нежность, которую он испытывал к ней и никогда не испытывал к легионеркам, с которыми спал.

Все это крайне обеспокоило Були, так как долг обязывал его сбежать, а ему хотелось остаться.

9

Течения несут нас, куда хотят, и мы благодарны, ибо жизнь – это движение.

Групповой Разум Сэйлинт,

известный как «Плот

Один».

Как продиктовано доктору

Валери Риман

2836 ст. г.

Планета IH-4762–ASX41, Империя людей

Кобальтово–синее небо гигантским зонтом висе л о над океаном. Синим зонтом с белым крапом. Часть крапа образовывали перисто–слоистые облака, но другую часть оставили атакующие корабли хадатан, и именно к их следам Сэйэлинт направили свое коллективное сознание.

Плотов было пять: три главных и два маленьких, еще недостаточно зрелых, чтобы участвовать в процессе принятия решения.

Каждый плот объединял миллиарды индивидуального фитопланктона и покрывал больше тысячи квадратных миль тихо колышущегося океана. Толщина плотов достигала трех футов. Большую часть энергии они получали от солнца и господствовали над океанической пищевой цепочкой.

Потребовались миллионы лет, чтобы родительский плот развил тысячи мозговых узелков, которые, соединенные вместе бесконечными милями тонких, почти прозрачных волокон, составили групповой разум. И еще миллионы лет ушли на то, чтобы создать два дополнительных существа и достичь полного господства над морями. Ибо все в мире–океане жило в гармонии с Сэйлинт и целиком зависело от них.

На планете существовали низшие растения, которые питались продуктами жизнедеятельности более высокоразвитого планктона, зоопланктон, который питался ими, больший зоопланктон, который ел своих меньших собратьев, и так далее вплоть до больших, но сравнительно глупых позвоночных, плавающих в глубинах водных владений Сэйлинт.

Но воздух – другое дело, он лежал за пределами родной стихии Сэйлинт, глухой к их прямому воздействию.

Да, фитопланктон добился значительного прогресса, контролируя водный цикл. Помогло и то, что суша занимала меньше двух процентов поверхности планеты. Но контроль над атмосферой лежал в далеком–далеком будущем.

У людей же все обстояло иначе, как и у хадатан. И те, и другие имели машины, позволяющие им командовать небесами таким способом, который Сэйлинт даже представить себе не могли.

Люди прилетели первыми. Их самолеты с ревом промчались над морем, извергая отраву в атмосферу.

Как вскоре узнали Сэйлинт, для пришельцев такое поведение было типичным. Они быстро перемещались, действовали импульсивно и могли выполнить много дел за короткий срок.

Людям потребовалось всего пять оборотов планеты, чтобы составить карту поверхности, проанализировать ее состав, занять одну восьмую часть суши и открыть Сэйлинт.

Открытие, если можно так выразиться, произошло, когда биолог по фамилии Риман попыталась взять образец Плота Два в северном полушарии. Понятное дело, раздосадованный Плот Два дал сдачи, захватив контроль над мыслительными процессами биолога. Ничего обычного с точки зрения Сэйлинт. Но этот захват и последующее освобождение поразили ученых, и было заключено соглашение.

Ограниченному числу людей будет позволено остаться на планете и изучать Сэйлинт, если они обещают оставить окружающую среду точно такой, какой нашли ее, и разрешат в обмен изучать себя. Явно непривыкшие быть объектом изучения, люди согласились и выполняли свою часть сделки.

Поэтому последующее прибытие хадатан, убийство человеческих друзей Сэйлинт и нанесенный при этом вред окружающей среде рассердили Плоты Один, Два и Три. Они захватили контроль над низкоорбитальной космической машиной и включились в непонятную им войну.

Подладившись к шторму, который обеспокоил южную долю его анатомии, Плот Два сформулировал мысль и послал ее остальным Плотам, находящимся за тысячи миль от него.

– Те, кто называет себя хадатанами, говорят, что мы должны отпустить корабль, или они причинят огромный вред нам самим и окружающей среде.

– И они могут это сделать, – медленно подтвердил Плот Один. – Вы видели, как быстро они справились с людьми.

– Да, – вставил Плот Три, – но доктор Валери и остальные были, как говорят люди, «учеными». Исход мог стать совсем другим, если бы здесь были специалисты, которых они называют «солдатами».

– И виноваты мы, – подумал Плот Два. – Люди предлагали нам своих солдат, но мы отказались.

– Да, – согласился Плот Три. – Это было ошибкой. Люди странные, но куда лучше хадатан. Так что же нам делать?

Хотя вопрос не был адресован Плоту Один, все трое знали, что отвечать ему. Благодаря своему возрасту и большому жизненному опыту, он был самым авторитетным.

– Я думал над этим, – ответил Плот Один. – Учитывая, что данная ситуация лежит вне сферы нашего опыта и связана с конфликтом, который нам не вполне понятен, нам стоит воспользоваться советом специалиста. Лучше всего подошел бы человеческий солдат. Но сгодится и кто–нибудь из экспертов, которых доктор Валери называла «грязными политиками».

– Да, – согласился Плот Два, – но как нам получить такой совет? Мы не можем покинуть океан, а хадатане окружили планету своими военными машинами.

– Вот поэтому, – спокойно подумал Плот Один, – нужно заставить хадатан доставить нам такого специалиста.

– Но как же мы заставим их? – спросил Плот Три.

– Угрожая захватить остальные корабли, – легко ответил Плот Один. – Как и люди, хадатане находят нашу способность контролировать их мозговые узелки пугающей.

– Это верно, – ответил Плот Два, – но мы не можем дотянуться дальше того корабля, который мы уже захватили. Когда мы нанесли удар, он был на низкой орбите, как называют это люди. Остальные находятся вне пределов нашего воздействия.

– Я‑то это знаю, – терпеливо ответил Плот Один, – но хадатане не знают.

– А-а, – подумал Плот Три, – ты предлагаешь использовать тактику, которую специалист Хенза называл «блефом»?

– Точно, – самодовольно подтвердил Плот Один. – Искусство, приобретенное благодаря игре под названием «покер», имеет много применений. Людям не хватило силы защитить нас, но они дали нам оружие, и наш долг – использовать его.

Военный командующий Ниман Позин—Ка поднес террариум к свету и удовлетворенно хмыкнул, любуясь своей последней работой.

Первоначальный комплект не включал ни гор, ни материалов, необходимых для их изготовления, но немного податливого пластика, реквизированного у технического отдела, да кой–какие другие мелочи решили эту проблему.

Горы были серые, как горы вблизи его родной деревни, и с белыми верхушками.

Позин—Ка опустил террариум и вздохнул. Он откладывал этот момент до последней возможности, но надо было браться за работу.

Военный командующий встал и подошел к головизору. Подобие планеты, обозначаемой людьми как IH-4762–ASX41, висело в воздухе, вращалось перед глазами и требовало принять решение. Планета была голубой с белыми вкраплениями и сама по себе сравнительно безобидная.

Да, Сэйлинт обладали беспрецедентными мысленными способностями, но большой угрозы не представляли. Да, они захватили контроль над хадатанским крейсером, но Позин—Ка мог потерять этот корабль и все еще гордиться уровнем потерь, который на восемьдесят два процента был ниже предсказанного.

Что касается угрозы Сэйлинт захватить остальной его флот, то вряд ли им это по силам. В конце концов, зачем угрожать тем, что ты действительно можешь сделать? Нет, это лишь тактический ход, цель которого – заставить хадатан согласиться на их просьбу. А просьба была странная.

Сэйлинт хотели видеть человеческого солдата. Или, на худой конец, политика, хотя военный командующий не был уверен, что понимает разницу. Они не сказали зачем, но Позин—Ка предположил, что фитопланктон нуждается в военном совете. При нормальных обстоятельствах Позин—Ка отказал бы в такой просьбе, но теперь хотел удовлетворить ее, так как это заняло бы день, а может, и больше. Время у него есть.

За исключением проблемы с Сэйлинт и с довольно упрямыми людьми на астероиде под названием Веретено поход проходил с огромным успехом. Его корабли опустошили семь систем, уничтожили сотни кораблей и захватили столько форпостов, исследовательских станций, топливных баз и прочих объектов, что Позин—Ка потерял им счет. Они сопротивлялись, но это было неорганизованное сопротивление. Когда же люди ответят по–настоящему?

Этот вопрос занимал его мысли во время вахты и его сны. Ему бы радоваться и наслаждаться, качаясь на гребне великой победы. Но никакие успехи не могли избавить командующего от постоянного страха, что сидел у него под ложечкой. От чувства, что впереди их ждет ужасная трагедия, что они движутся слишком быстро, слишком много планет обходят стороной и выходят за пределы линий снабжения.

Однако были и другие, вроде командира пики Мо–дер–Та и его наставника великого маршала Пем—Да, кто считал, что все идет хорошо. Даже очень хорошо, если судить по поздравительным торпедам.

Ясно, что Пем—Да и остальные чувствовали ту радость, которая ускользала от него, наслаждались победами, которые оставляли в нем пустоту, и жаждали продолжения. Они противились любым задержкам и подняли бы его на смех, если бы узнали о его истинных чувствах.

Но Позин—Ка доверял своим инстинктам, верил, что основные страхи, которые так долго вели его расу – благословение, а не проклятие, и был полон решимости принимать их в расчет.

А значит, требовалась причина, какая–нибудь уважительная причина, которая задержит наступление. И Сэйлинт были очень кстати.

Повернувшись, Позин—Ка пересек командный центр и сел в свое кресло. Он нажал кнопку, и сержант поспешил откликнуться.

Норвуд отжималась, когда вошел охранник. Она отжималась каждый день ровно в 09.00 и за последние несколько недель сумела увеличить число отжиманий с двадцати до двадцати пяти.

Пока этого хватало. Зарядка была средством дисциплины, способом вернуть силу измученному телу, но постепенно стала чем–то более важным. Отжимания превратились в утверждение оптимизма, надежды на будущее. Люк открылся без предупреждения, и Норвуд заставила себя не обращать на него внимания.

– …двадцать два… двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять.

Норвуд прыжком поднялась на ноги. Если это и произвело впечатление на хадатанина, он ничем этого не показал. Еще один охранник стоял за его спиной.

Норвуд отжималась раздетой до пояса. Охранники на это, конечно, не реагировали, но ей было неприятно. Она потянулась за одной из оливково–серых маек, которые реквизировала из запасов Болдуина, и натянула ее.

– Да?

Хадатанин моргнул.

– Вы наденете любое снаряжение, которое сочтете нужным для полета на поверхность, и пойдете со мной в стартовый отсек, – прошипел он на своем языке.

– Полет на поверхность? Зачем?

– Затем, что военный командующий приказал, – просто ответил хадатанин. – У вас на сборы пять единиц времени.

Хадатане вышли из каюты, люк с шипением закрылся, и Норвуд закончила одеваться.

Она очень мало знала о лежащей внизу планете, только что на ней обитает разумный планктон, и что там жила группка человеческих ученых. Их, как и всех людей, встреченных на краю, безжалостно убили.

Так что же происходит? У охранников ничего не знаешь, но несомненно одно: после недель, проведенных взаперти в крошечной каюте, любая прогулка будет приятной.

Норвуд посмотрела на часы, убедилась, что на две минуты превысила отведенное ей время, и вышла из каюты. Снаружи ждали четверо охранников, обычное количество после смерти Ким—Co и по крайней мере вдвое большее, чем действительно необходимо. Двое шагали впереди нее и двое позади. При виде столь внушительной процессии все рангом ниже командира пики спешили убраться с дороги.

Коридор, по которому они шли, почти ничем не отличался от всех остальных. На стенах светились обычные пиктограммы, включая ту, что состояла из овала и проходящего через его центр дельтовидного корабля. Несомненно, символическое изображение стартового отсека, а судя по увеличивающемуся числу хадатан в летных костюмах, этот отсек находился как раз впереди..

Коридор сузился так, чтобы берущим корабль на абордаж пришлось двигаться гуськом, снова расширился и кончился перед открытым шлюзом. У шлюза стоял Болдуин.

Норвуд не видела его после сеанса пытки. Он выглядел усталым и напряженным, но в остальном ничуть не изменился.

– Полковник Норвуд.

– Болдуин.

Болдуин заметил, что она опустила его звание, но решил не обращать внимания.

– Вы хорошо выглядите.

– Спасибо. Я работаю над этим. Что происходит? Болдуин пожал плечами:

– Похоже, Сэйлинт обладают необычными мысленными силами. Они захватили корабль и отказываются отпустить его, пока хадатане не разрешат им поговорить с человеческим солдатом.

Норвуд подняла брови.

– Да? И при чем же здесь вы?

Болдуин грустно покачал головой и вошел в шлюз. Охранник жестом велел Норвуд сделать то же самое. Она подчинилась. Люк закрылся, и открылся второй.

Стартовый отсек был герметизирован. Норвуд увидела огромное помещение, полное кораблей, техников, роботов и тяжелого оборудования. Воздух был теплым, как будто находился здесь какое–то время и успел нагреться, и пропах озоном, что не беспокоило хадатан с их почти несуществующим обонянием.

Охранник указал людям на тяжелобронированный челнок, и они пошли туда. Норвуд заговорила первой:

– Так на что фитопланктону солдат? Человеческий или какой другой?

Болдуин нахмурился.

– Готов поспорить, что им нужен совет. Сэйлинт любили ученых, доверяли им, а когда людей убили, они в отместку захватили хадатанский корабль. Результат – козырная карта, но они не знают, как ею воспользоваться.

– И вы поможете им решить эту проблему, – саркастически сказала Норвуд.

– Я предложу им совет, – спокойно произнес Болдуин.

– И какой же? Сдаться и покончить с собой?

– Нет, – стоически ответил Болдуин, – я предложу им отпустить корабль, ограничить использование своих мысленных сил и заключить союз с хадатанами.

– А если они откажутся? Болдуин пожал плечами.

– Когда откажутся, тогда будет видно. Впрочем, у военного командующего Позин—Ка есть предложение.

– Неужели? И какое?

– Он предложил мне застрелить вас в качестве наглядного примера того, что случается с непокорными. – Болдуин расстегнул куртку.

Норвуд увидела, что ему доверили оружие. Пистолет был человеческой конструкции. Страх поднялся и сдавил ей легкие. Норвуд заставила его отступить.

– Понятно. Это вы и планируете сделать?

Они дошли до челнока. Болдуин остановился и повернулся к ней. Его лицо выражало страдание.

– Нет, конечно нет. За кого вы меня принимаете? Норвуд посмотрела на него в упор.

– Я принимаю вас за того, кто охотно и сознательно участвует в массовом убийстве людей. Одним больше – какая разница?

Гнев вспыхнул в глазах Болдуина.

– Не искушайте судьбу, Норвуд. Я могу и передумать.

Охранник махнул лазерной винтовкой, и люди вошли в челнок.

Хадатане не приложили никаких усилий, чтобы хоть как–то скрыть трубопровод, идущий вдоль переборок, или покрыть чем–нибудь голый металлический пол. Кресла были трубчатые, типичные для военных судов, и в каждом запросто поместились бы два человека средней упитанности.

Норвуд села, затянула насколько возможно привязные ремни и обнаружила, что они все равно болтаются.

Полет к поверхности обошелся без происшествий. Хадатане разговаривали между собой, Болдуин уставился на стоящее перед ним кресло, а Норвуд обдумывала способы добраться до его пушки.

Перед самой посадкой она вдруг почувствовала, как что–то пушистое, словно перышко, легко коснулось ее головы. Это было странное ощущение, исчезнувшее так быстро, что Норвуд засомневалась, уж не померещилось ли ей?

Челнок совершил посадку, входной люк открылся, и воздух хлынул в пассажирский отсек. Норвуд глубоко вдохнула. Воздух был чистым и холодным. Он понравился ей, и Норвуд не понадобились никакие понукания, чтобы расстегнуть ремни и выйти наружу.

Челнок сел на тропическом острове с буйной растительностью и кристально чистой лагуной. Даже комья расплавленного жаром песка, сожженные домики и свежие могилы не могли разрушить эту красоту. Было тихо. Так тихо, что Норвуд слышала каждый плеск волны, набегающей на безукоризненно чистый пляж. Звук настолько мирный, настолько успокаивающий, что ее потянуло в сон.

Остальные, должно быть, почувствовали то же самое, потому что хадатане прилегли в тени челнока, а Болдуин выбрал себе место на теплом песочке. Казалось совершенно естественным сесть рядом с ним, устроиться поудобнее и заснуть.

Сон был заполнен светом: прекрасным, теплым, живительным светом, который лился с неба и омывал ее тело желто–оранжевыми лучами. Ее тело стало огромной колышущейся массой. Оно покрывало тысячи квадратных миль океана, постоянно чинило себя и стало связано с окружающей жизнью.

Норвуд обнаружила, что находится везде, но нигде конкретно. Странное ощущение, ведь она привыкла, что ее мысли и чувства сосредоточены в одном–единственном месте, а не рассеяны по площади размером с маленькую страну. Но ей понравилось это ощущение, и она чувствовала себя вполне уютно.

– Значит, тебе нравятся Сэйлинт, и ты хотела бы жить, как мы?

Голос пришел из ниоткуда и отовсюду сразу. Казалось, он эхом прокатился по ее сознанию.

– Да. Если это то, как вы живете, мне бы хотелось так жить.

Ощущение, похожее на тихий, ласковый смех закружилось вокруг нее.

– Доктор Валери чувствовала то же самое. Она спрашивала, не можем ли мы забрать ее из ее тела и сделать частью нас самих.

– И вы смогли?

Норвуд почувствовала, как глубокая печаль пронеслась по ней.

– Нет, к несчастью, нет. Даже когда хадатане пришли убить ее.

– Мне очень жаль.

– Да, хадатане принесли нам много горя. Чувство, которое мы прежде очень редко испытывали. Однако каждое переживание несет урок, и это – не исключение. Они учат нас тому, чему мы могли бы научиться. Норвуд вспомнила о Болдуине. Интересно, он тоже видит этот сон? Она начала спрашивать, но голос перебил.

– Нет, другой солдат видит другие сны. Сейчас мы тебе покажем.

Не успела Норвуд возразить, как стала частью кошмара.

Болдуин спал около получаса, когда его потрясли за плечо. Это был его помощник, лейтенант Лист, стоящий возле раскладушки.

Болдуин перекинул обутые ноги через железную рейку и почувствовал, как они погрузились в грязь. Ему в руки сунули чашку горячего, дымящегося кофе, и он взял ее.

– Да? Какого черта он хочет теперь?

«Он» относилось к генералу Натану Копеку, двадцатиоднолетнему племяннику императора, главной занозе в заду. Лист понял и ответил соответственно.

– У генерала есть план, и он хочет узнать ваше мнение.

Болдуин тихо хихикнул.

– Это будет знаменательный день. Однако ваша тактичность оценена и однажды пригодится. Если вы, конечно, выживете.

Лист улыбнулся, кивнул и выскользнул через щель в занавеске.

Болдуин встал, маленькими глотками выпил кофе, наслаждаясь теплом, разливающимся в желудке. Он подумал о бритье, но решил, что это пустая трата времени, и отдернул занавеску.

Под ногами хлюпало. Болдуин обошел ящики с боеприпасами и вошел в центр управления. Компьютер тихо попискивал, бормотало радио, и штабной сержант Мария Гомес ругалась, выуживая из грязи упавшую ручку. Поначалу они еще пытались бороться с грязью, но это оказалось почти невозможным, и в конце концов они плюнули.

– Черт бы побрал этот гнойник!

Болдуин снял со стула свою портупею, надел ее и застегнул.

– Я поддерживаю это предложение.

– О, простите, сэр. Я не знала, что вы здесь.

– Ничего, сержант. Можете ругать эту планету сколько хотите. И добавьте немного от меня.

Гомес улыбнулась. Полковник был ничего, даже очень ничего, чертовски красив. Жаль, что она не офицер. Она бы закрутила ему мозги.

– Не хотите поесть, сэр? У меня тут сильно видоизмененные Х-крысы на плите.

Болдуин потянул носом. Гомес все что угодно умела приготовить вкусно – это знали все, – и запах был соблазнительный. Но Копек придет в ярость, если Болдуину потребуется больше десяти минут, чтобы дойти до командного бункера.

– Спасибо, но некогда. Генерал ждет.

Гомес хотела сказать что–нибудь утешающее, но не осмелилась. Это значило бы поднять завесу притворства, которая висела над бригадой, нарушить правила игры, в которой все они делали вид, что генерал заслуживает своих комет и вообще разумное существо. Нет, это совершенно невозможно, так что она прикусила язык.

Болдуин выбрал пончо из трех или четырех, висящих возле выхода из бункера, и надел его. Потом открыл дверь в тамбур, подождал, когда компьютер выпустит его, и поднялся по скату на поверхность.

Стояла ночь и чертовски скверная. Дождь застучал по макушке Болдуина, его дыхание затуманило воздух, а ботинки увязли в трясине. Потребовалось усилие, чтобы вытащить их, шагнуть вперед и дать им увязнуть снова.

Часовой хотел отдать честь, вспомнил, что нельзя, и попытался скрыть то, что сделал.

Болдуин улыбнулся.

– Спасибо, рядовой. У гадов и так достаточно преимуществ. Нечего выбирать для них мишени.

– Да, сэр, я не хотел, сэр, простите, сэр.

– Ничего. Надеюсь, тебя скоро сменят. Часовой промолчал, но на душе у него потеплело, а офицер потащился прочь.

Командный бункер находился на дальней стороне огороженной территории базы, нарочно отделенный от его, Болдуина, на случай нападения, а значит, идти ему было далеко.

Осветительная ракета взвилась в воздух, взорвалась с громким хлопком и залила огневую базу резким белым светом. Тут же загрохотал тяжелый пулемет – гады прощупывали внешнюю проволоку. Замелькали энергетические лучи, зажужжали роботы, занимая свои места, и кто–то взорвал секцию радиоуправляемых мин.

Это был маневр, цель которого не давать людям спать и держать их в напряжении, чтобы боялись каждого чиха. И это работало, потому что боевой дух уже начал падать, прихватывая с собой эффективность сопротивления.

Шинный бронетранспортер, полностью оснащенный для войны в пустыне и отправленный по ошибке на Агуа IV, обогнул защищенную мешками с песком палатку и потерял сцепление. Водитель дал полный газ, и покрышки заныли. Грязь полетела во все стороны.

Вязкая жижа забрызгала пончо Болдуина и стекла на его ботинки. Он отвернулся, выбрал другой путь и пошел дальше.

Бронетранспортер был хорошим примером того, как хреново обстоят дела. А все началось с того, что туземцы, упрямая кучка разумных четырехногих, не согласились с аннексией и начали вести эффективные партизанские бои против «имперских поджигателей войны».

Разгневанный этой изменой, сам главный поджигатель лично отправил на Агуа IV армейскую бригаду под командованием своего любимого племянника. Надо же где–то закалить парня и подготовить его к нанесению увечий в поистине массовом масштабе.