Текст книги "Пираты-призраки (др. изд.)"

Автор книги: Уильям Ходжсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Это не единственная странная вещь, которая случилась на борту нашей старой калоши, сэр, – возразил я. – И вам это прекрасно известно.

– Ты о чем, Джессоп? – сердито спросил помощник. – Я же сказал – не потерплю никаких пререканий!

Все же в его голосе мне почудились новые интонации, и я понял, что сумел поколебать уверенность начальника в собственной правоте. Похоже, он больше не считал, что я рассказываю сказки. Примерно полминуты второй помощник молчал, и я решил, что он пытается разобраться в ситуации. Когда же он наконец заговорил, его слова относились исключительно к тому, как нам спустить Тома на палубу.

– Пусть один из вас спустится по вантам с подветренной стороны и подстрахует нас, пока мы будем его спускать, – решил он и, повернувшись, посмотрел вниз.

– Ну, принесешь ты наконец канат или нет? – крикнул он.

– Уже несу, сэр! – откликнулся матрос, появляясь на марсовой площадке.

Через плечо его был перекинут конец манильского троса, а на шее висел блок со свитнем. На то, чтобы прикрепить блок, потребовалось совсем немного времени, и уже через несколько минут мы осторожно опустили Тома на палубу. Потом отнесли его в носовой кубрик и уложили на койку, а второй помощник послал юнгу за бренди. Когда тот принес бутылку, помощник начал осторожно вливать бренди Тому в рот, а двое матросов растирали пострадавшему руки и ступни. Вскоре наш товарищ начал подавать признаки жизни: закашлялся, открыл глаза и обвел нас расфокусированным, непонимающим взглядом. Потом ухватился за боковину койки и сел. Его все еще качало, и один из матросов поддержал его за плечи. Второй помощник, напротив, отступил на шаг назад и смерил Тома критическим взглядом.

Тот снова покачнулся и поднес руку ко лбу.

– На-ка, выпей еще, – велел второй помощник.

От бренди у Тома перехватило дыхание, и он, едва не раскашлявшись снова, воскликнул:

– Боже мой, башка прямо раскалывается!

Том снова поднял руку и ощупал надувшуюся на лбу шишку. Затем, подавшись вперед, растерянно огляделся.

– Что случилось? – удивленно спросил он, явно не понимая, что с ним.

– Что случилось? – снова повторил Том.

– Это я у тебя хотел спросить, – ответил второй помощник, впервые за все время заговорив с присущей ему суровостью.

– Неужто я заснул на вахте? – обеспокоился Том, с мольбой оглядывая нас.

– Здорово его шибануло, – хохотнул один из матросов. – Всю память отшибло напрочь!

– Нет, ты не заснул, – ответил я. – Тебя…

– Заткнись, Джессоп! – перебил меня помощник. – Я хочу, чтобы парень сам рассказал обо всем. С этими словами он повернулся к Тому: – Ты поднялся на фор-бом-брамсель. Помнишь?

– Нет, сэр, не совсем… То есть совсем не помню, – покачал головой Том. Похоже, он не совсем понимал, что говорит ему начальник.

– Но ведь ты залез наверх! – раздраженно воскликнул второй помощник, начиная терять терпение. – Парус развязался, и я послал тебя наверх, чтобы ты снова его закрепил.

– Развязался, сэр? – тупо переспросил Том.

– Ну да! Развязался, распустился, как угодно!.. Тебе понятно?

Недоумение, написанное на лице Тома, исчезло, уступив место выражению сосредоточенного внимания.

– Да, сэр. Теперь я вспоминаю, – проговорил Том, к которому, по-видимому, вернулась память. – Парус болтался. Я наклонился, чтобы подтянуть его к рею, но парус внезапно наполнился ветром и хлестнул меня по лицу…

Он ненадолго замолчал.

– Мне кажется… – начал Том немного погодя и снова не договорил.

– Ну что тебе кажется?! – вскричал второй помощник. – Давай выкладывай!..

– Даже не знаю, сэр. Я не понимаю… – Том снова заколебался. – Это все, что я знаю, – промолвил он наконец и прижал ладонь к шишке на лбу жестом человека, который тщетно пытается что-то вспомнить.

В кубрике на несколько секунд воцарилась полная тишина, в которой отчетливо прозвучал шепот Стаббинса:

– Но ведь ветра никакого не было!.. – пробормотал он озадаченно.

Остальные отозвались согласным ропотом. Второй помощник ничего не сказал, и я исподтишка бросил на него быстрый, испытующий взгляд. Неужели, подумалось мне, он начинает понимать, сколь бесполезно пытаться отыскать сколь-нибудь разумное, рациональное объяснение происшедшему? Неужели уловил связь между сегодняшним случаем и появлением на гроте таинственной фигуры, которая впоследствии бесследно исчезла?

Сейчас мне кажется, что это было действительно так, потому что второй помощник еще несколько секунд с сомнением глядел на Тома, а потом покинул кубрик, сказав, что утром проведет полное расследование инцидента. Но наступило утро, а никакого расследования не было и в помине. Сомневаюсь я и в том, что второй помощник доложил о случившемся капитану. Даже если в своем рапорте он и упомянул о ночном происшествии, то как о чем-то весьма незначительном, не стоящем внимания, ибо ни капитан, ни старший помощник ни о чем нас не спрашивали, хотя между собой мы, разумеется, говорили об этом случае много и подробно.

Что касается второго помощника, то я даже сейчас не совсем понимаю его реакцию. Порой мне казалось – он продолжает подозревать нас в том, что мы попытались сыграть с ним какую-то шутку; возможно, даже думал, что один из нас имеет какое-то отношение к обоим происшествиям. А может, просто продолжал бороться с растущим убеждением, что на борту нашего старого корыта происходит что-то необъяснимое и опасное. Все это, однако, лишь мои предположения.

И все же вскоре события получили дальнейшее развитие.

Смерть Уильямса

Как я уже говорил, в кубрике много спорили о странном происшествии с Томом. Стаббинс считал, что он лез на ванты в полусне и сам сорвался с перта. Том, разумеется, решительно это отрицал, однако у него не было свидетелей, способных подтвердить его слова, так как тогда ни он и никто другой не знал, что я и Уильямс видели, как парус перехлестнулся через рей и сбросил матроса вниз. Стаббинс же утверждал, что Тома просто не могло ударить раздувшимся парусом, ибо никакого ветра в ту ночь не было. Остальные матросы были с ним полностью согласны.

– Ну вот что, парни, – сказал я наконец. – Не знаю, как там все было, но мне почему-то кажется, что Том говорит чистую правду.

– Да как же это могло быть? – удивился Стаббинс. – Ведь ветра-то не было!

– Ну а шишка у него на лбу? – спросил я в свою очередь. – Она ведь откуда-то взялась, правда?

– Наверное, треснулся лбом о рей, когда оступился, – предположил Стаббинс.

– Скорее всего, так оно и было, – согласился старик Джаскетт, который сидел рядом на рундуке и курил.

– Вы оба ошибаетесь! – с горячностью возразил Том. – Я не спал и не оступался. Меня сбросило парусом!

– Хватит нести чушь, парень, – осадил его Джаскетт.

– Есть еще одно обстоятельство, Стаббинс, – снова заговорил я. – Сезень, который спас Тома, свисал с рея со стороны кормы. Как ты считаешь, могло его перекинуть ветром? А раз могло перекинуть сезень, значит, и парус могло!

– Так сезень висел под реем или был переброшен через верх? – уточнил Стаббинс.

– В том-то и дело, что через верх. Больше того, распустившийся край паруса тоже был перекинут через рей и свисал с его задней стороны!

Стаббинс был, по-видимому, очень удивлен моим заявлением и не нашелся, что возразить. Пока он обдумывал свои следующие слова, в разговор вмешался Пламмер.

– А кто это видел? – спросил он.

– Я видел, – ответил я довольно резко. – И Уильямс. Второй помощник тоже поднимался наверх, так что можете спросить у него…

Пламмер замолчал, занявшись своей трубкой, и в разговор снова вступил Стаббинс.

– Наверное, Том держался за сезень и за нижнюю шкаторину паруса, когда сорвался, – проговорил он не слишком уверенно. – Вот он и перетянул их на заднюю сторону.

– Нет, – тут же возразил Том. – Сезень был под парусом, я его даже не видел. Кроме того, у меня просто не было времени, чтобы взяться за шкаторину – парус раздуло так внезапно, что я не успел увернуться.

– Как же ты тогда схватился за сезень, когда падал? – поинтересовался Пламмер.

– А он и не хватался, – ответил я за Тома. – Сезень случайно обвился вокруг его запястья, и он на нем повис. Так мы его и нашли.

– Ты хочешь сказать, что Том вовсе не держался за сезень? – спросил Куойн, раскуривая трубку.

– В том-то и дело, – кивнул я. – Да и как он мог схватиться за трос, если от удара потерял сознание?

– Это верно, – подтвердил Джок. – Тут ты прав, Джессоп.

Куойн раскурил наконец свою трубку.

– Ну, не знаю… – проговорил он.

Но я пропустил его слова мимо ушей и продолжал:

– Что бы вы ни утверждали, а когда мы с Уильямсом поднялись наверх, Том висел на сезне, который дважды обернулся вокруг его запястья. Кроме того, как я уже говорил, нижняя шкаторина паруса болталась с задней стороны рея – там ее удерживал вес Тома, висящего на сезне.

– Все это чертовски странно, – озадаченно проговорил Стаббинс. – И я думаю, что теперь мы вряд ли сумеем объяснить, как это все получилось.

Тут я бросил быстрый взгляд на Уильямса, как бы спрашивая его, не рассказать ли остальным обо всем, что мы видели, но он покачал головой, а немного погодя я и сам решил, что этим мы ничего не достигнем. Во-первых, мы и сами не имели четкого представления о том, что происходит, а известные нам полуфакты и невероятные догадки способны были лишь выставить сложившуюся ситуацию в еще более странном свете. Единственное, что нам оставалось, – это ждать и наблюдать. Если бы в подтверждение наших слов мы могли привести настоящие, вещественные доказательства, тогда можно было надеяться, что наша повесть не вызовет у остальных ни недоверия, ни насмешек, но пока ничего такого у нас не было.

Очнувшись от этих размышлений, я услышал, как Стаббинс снова спорит с одним из матросов.

– Понимаешь, раз ветра не было, такое попросту невозможно, и все-таки…

Тут собеседник перебил его, сказав что-то, чего я не расслышал.

– Нет, – ответил Стаббинс. – Больше ничего я не могу придумать. Абсолютно не понимаю, как это могло произойти, и мне это очень не нравится. Просто чертова сказка какая-то!..

– Если не веришь – взгляни на его запястье, – посоветовал я.

Том тотчас выставил руку на всеобщее обозрение: запястье распухло и почернело в том месте, где вокруг него обмотался сезень, но Стаббинса это не убедило.

– Да, – неохотно согласился он. – Факт есть факт. Только он ничего не объясняет, вот в чем беда.

Я не ответил. Как справедливо заметил Стаббинс, наличие синяка на руке Тома не могло пролить свет на обстоятельства его появления, поэтому в дальнейших разговорах на эту тему я почти не участвовал. Да и об этой беседе рассказываю только для того, чтобы показать, как отнеслись в кубрике к странному происшествию с Томом. Впрочем, последнее занимало нас не слишком долго, ибо, как я уже упоминал, вскоре произошли новые события.

Следующие три ночи прошли спокойно, но на четвертую таинственные предвестья недавних дней неожиданно разрешились довольно мрачным происшествием. К несчастью, и обстоятельства трагедии, и она сама были столь непонятными и странными, что весь ужас случившегося могли постичь лишь те немногие, кто уже соприкоснулся с неведомым и страшным, понемногу окутывавшим наше судно подобно темному облаку. Большинство матросов снова заговорили о том, что наш корабль-де, невезучий, что его «сглазили»; кроме того, как часто бывает в таких случаях, пошли разговоры о том, что у нас на борту Иона. [80]80
  Иона – один из т. н. «малых» пророков Ветхого Завета; согласно Библии, отказался исполнять Божью волю и «бежал от лица Господня» на корабле; по дороге попал в бурю, которая успокоилась только после того, как корабельщики выбросили Иону за борт. В широком смысле Иона – человек, приносящий несчастье.


[Закрыть]Все же я не могу сказать, будто никто из наших матросов не понимал, что на «Мортзестусе» происходит что-то страшное. Многие наверняка сознавали это хотя бы отчасти; в их числе почти наверняка был и Стаббинс, но я уверен, что он не постигал и одной четвертой всей значимости таинственных фактов, которые лежали в основе происшествий, превращавших каждую ночную вахту в кошмар. Каким-то образом он ухитрился не заметить элемента опасности, угрожавшей каждому из нас лично, хотя для меня эта опасность была очевидна. Быть может, все дело в том, что Стаббинсу недоставало воображения, с помощью которого он мог бы проследить связь известных ему событий и провидеть их дальнейшее неизбежное развитие. Я, однако, помнил, что о двух предыдущих происшествиях, точнее, об их подноготной, он не имел даже самого поверхностного представления. Если бы дело обстояло иначе, он, быть может, придерживался бы того же мнения, что и я. Увы, Стаббинс, похоже, даже не стремился понять что-либо: даже в случае с Томом он упрямо держался самой простой версии, согласно которой парень свалился с рея спросонок. И только после случая, о котором я собираюсь рассказать, он, кажется, все же заглянул в разверзшийся перед нами мрак и сделал кое-какие (правда – не слишком глубокие) выводы.

Я хорошо помню эту четвертую ночь. Она была ясной, звездной, но безлунной; по крайней мере, я не видел, чтобы на небе была луна, хотя она, быть может, выглядела как тонкий полумесяц, не дававший почти никакого света. Ветер немного усилился, но был ровным, без порывов, благодаря чему мы делали шесть или семь узлов. В ту ночь наша смена заступила во вторую ночную вахту, и когда мы вышли на палубу, темнота вокруг нас полнилась свистом и гудением ветра в снастях. На главной палубе мы с Уильямсом были одни; мой товарищ курил, облокотившись на кофель-планку с наветренной стороны, а я прохаживался из стороны в сторону между ним и фор-люком. Матросом-наблюдателем в ту ночь был Стаббинс.

Пробило две склянки, и я невольно подумал о том, как много времени еще осталось до конца вахты, когда можно будет вернуться в кубрик и завалиться на койку. Внезапно у меня над головой раздался резкий щелчок, похожий на винтовочный выстрел. За этим звуком последовал беспорядочный стук и хлопанье полощущегося на ветру паруса.

Услышав этот шум, Уильямс оттолкнулся от кофель-планки и, пробежав несколько шагов по направлению к корме, замер, глядя наверх. Я подошел к нему, и мы стали вместе смотреть, что случилось. В темноте я смутно видел, что подветренный край фор-бом-брамселя оторвало от рея, и шкотовый угол паруса болтается и хлопает на ветру. Каждые несколько секунд он ударялся о рей со звуком, похожим на удар молота по наковальне.

– Похоже, вырвало чеку скобы или лопнуло звено цепи! – прокричал я изо всех сил, стараясь перекричать производимый парусом грохот. – И теперь скоба стучит о рей!

– Да! – прокричал Уильямс, хватаясь за гитов. [81]81
  Гитовы – снасти бегучего такелажа; служат для уборки парусов, ими подтягивают шкотовые углы паруса под середину рея.


[Закрыть]

Я поспешил к нему на помощь. И тотчас второй помощник на юте дал тревожный свисток. В ответ раздался топот ног, и через считанные секунды к нам подбежали остальные вахтенные. Совместными усилиями мы быстро опустили рей и взяли парус на шкоты, затем Уильямс и я полезли наверх, чтобы поглядеть, что случилось. Как я и предполагал, скоба была цела, но чека выпала из отверстий, а саму скобу заклинило в шкив-гате на плече рея.

Уильямс тут же отправил меня за запасной чекой, а сам освободил гитов и стал внимательно его осматривать на предмет потертостей или надрывов. Снова поднявшись на мачту, я вставил чеку на место, прицепил гитов и крикнул оставшимся на палубе матросам, что они могут тянуть. Уже на втором рывке застрявшая скоба выскочила из шкив-гата. Дождавшись, пока она поднимется достаточно высоко, я перебрался на брам-рей и придерживал цепь, пока Уильямс прикреплял ее к люверсам марселя. Наконец он наново перевязал гитов и крикнул второму помощнику выбирать. Потом Уильямс повернулся ко мне.

– Ты спускайся и помоги им тянуть, – сказал он. – А я останусь здесь и буду светить на парус фонарем, чтобы было видно, все ли в порядке.

– Ладно, Уильямс, – согласился я, перебираясь на ванты. – Смотри только, чтобы тебя не утащил наш корабельный бука!

Эти слова я произнес под влиянием нахлынувшего на меня бесшабашно-веселого настроения, которое появляется порой у тех, кто работает высоко на мачте. И я действительно испытывал какой-то странный восторг, ибо отягощавшие меня в последнее время мрачные предчувствия куда-то испарились, словно унесенные поднявшимся свежим ветром.

– Если здесь и есть бука, то явно не один, – с присущей ему таинственностью откликнулся Уильямс.

– Что-что? – переспросил я. Уильямс повторил.

Его слова неожиданно вернули меня к действительности. Какими бы невероятными ни были события последних недель, они были вполне реальны, и мысль об этом подействовала на меня как холодный душ.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

Но Уильямс ничего не ответил, очевидно решив отмолчаться.

– Послушай, – не отступал я, – ты должен мне сказать!.. Что тебе известно о нашей посудине? И как много тебе известно?.. Почему ты никогда ничего мне не…

Я не договорил: меня перебил донесшийся снизу голос второго помощника.

– Эй, наверху!.. Прикажете ждать вас всю ночь? Один пусть спустится сюда и поможет тянуть фалы; другой может оставаться наверху и освещать такелаж!

– Слушаюсь, сэр! – гаркнул я в ответ и, повернувшись к Уильямсу, заговорил быстрым шепотом: – Скажи, если ты считаешь, что оставаться здесь одному опасно, я… – Я запнулся подбирая слова. – В этом случае я, пожалуй, останусь с тобой.

Внизу снова завопил второй помощник:

– Эй вы там, на рее, заснули?! Пошевеливайтесь!!

– Сейчас спускаюсь, сэр! – прокричал я в ответ.

– Так мне остаться? – спросил я Уильямса.

– Скажешь тоже! – откликнулся он. – Не бери в голову. Мне нужны только мои денежки, и я получу их сполна, до последнего пенни. А их я не боюсь.

И я стал спускаться вниз. Мне и в голову не приходило, что слова, сказанные мне Уильямсом, были его последними словами, обращенными к живым.

Спустившись на палубу, я торопливо схватился за один из фалов.

Мы подняли рей уже почти до верхушки мачты, и второй помощник, глядевший наверх на темные очертания паруса, уже готов был скомандовать «Завернуть тросы!», когда с рея донесся приглушенный крик. Кричал, несомненно, Уильямс, но его голос показался мне каким-то странным.

– Стоп выбирать! – заорал второй помощник.

Мы замерли, напряженно прислушиваясь.

– В чем дело, Уильямс? – крикнул второй помощник. – Что там у тебя?

Мы ждали почти целую минуту, но ответа не было. Впоследствии некоторые матросы говорили, что им послышался странный, вибрирующий стук, едва различимый за посвистом ветра в снастях. Похожий звук производят порой провисшие тросы, когда ударяются друг о друга. Не знаю, действительно ли природа встревожившего их звука была такова, или же она была иной, недоступной воображению простых матросов… Сам я ничего такого не слышал, но ведь я держался за самый конец фала и был, соответственно, дальше от снастей фока, чем те, кто тянул конец впереди меня.

Второй помощник поднес к губам сложенные рупором ладони.

– Эй, все в порядке?!

Ответ оказался неожиданным и не слишком разборчивым. Мы услышали:

– Черт бы вас побрал!.. Я остался один… Вы думали… Все, что мне причитается!..

Голос оборвался, и наступила тишина. Потрясенный, я таращился на темную громаду паруса, но ничего не видел.

– Он свихнулся! – предположил Стаббинс, который спустился с марса, чтобы помогать нам тянуть фалы.

– Точно, спятил, – согласился Куойн, стоявший чуть впереди меня. – У парня с самого начала были не все дома.

– Эй вы, тихо там! – прикрикнул второй помощник и рявкнул, задрав голову: – Уильямс!

Но ответа не было.

– Уильямс! – крикнул он громче.

И снова никто не откликнулся.

– Эй, ты, наглый кокни, отвечай! – взорвался второй помощник. – Оглох ты, что ли, крокодил чертов?!

Но Уильямс не отзывался, и помощник повернулся ко мне:

– Живо наверх, Джессоп, посмотри, что там с ним такое.

– Есть, сэр, – ответил я и бросился к вантам.

Мне было не по себе. Неужели Уильямс действительно сошел с ума? Он и вправду всегда был немного чудным, но, может быть… Неужели он увидел? Эта мысль пришла ко мне неожиданно и была такой страшной, что я не посмел додумать ее до конца. Похолодевшими руками я схватился за ванты, и тут сверху донесся ужасающий вопль. Я замер, держась руками за ворст. [82]82
  Ворст (воршт) – металлический прут, прикрепляемый к вантам на юферсах для удержания последних в одной плоскости.


[Закрыть]В следующее мгновение сверху, из мрака вылетело что-то большое и темное и рухнуло на палубу недалеко от того места, где стояли остальные матросы, произведя громкий, чавкающий звук, от которого меня замутило.

Несколько человек вскрикнули от ужаса и выпустили фал; к счастью, сработал стопор, и рей не упал. Потом на палубе ненадолго воцарилась тишина, и мне показалось, что в посвист ветра вплетаются какие-то протяжные не то стоны, не то всхлипы.

Второй помощник первым пришел в себя и заговорил. Его голос прозвучал так внезапно, что я даже вздрогнул от неожиданности.

– Кто-нибудь, принесите фонарь, быстро!

Никто не двинулся с места, и помощник повысил голос:

– Ты, Тэмми, принеси с нактоуза одну из ламп для освещения компаса.

– Д-да, сэр, сейчас, сэр… – проговорил юнга дрожащим голосом и нетвердой рысью бросился на корму.

Меньше чем через минуту я увидел, как с той стороны приближается к нам пятно яркого света. Обратно Тэмми тоже бежал бегом. Приблизившись, он протянул лампу второму помощнику, который решительно шагнул к черневшей на палубе бесформенной массе. Остановившись возле нее, второй помощник поднял фонарь повыше.

– Боже мой! – вырвалось у него. – Это Уильямс!

Он наклонился ниже, и я сумел рассмотреть распростертое на палубе тело. Это действительно был Уильямс. По приказу второго помощника двое матросов подняли труп и уложили на люке. Сам помощник отправился на корму, чтобы позвать капитана. Через пару минут он вернулся со старым судовым флагом, которым накрыл беднягу Уильямса. На палубу поднялся Старик. Приподняв край флага, он несколько секунд смотрел на мертвеца, потом снова опустил ткань и повернулся ко второму помощнику, который в нескольких словах передал ему все, что нам было известно.

– Оставить его здесь, сэр? – осведомился он, закончив рассказ.

– Ночь достаточно тихая, – медленно сказал капитан, – так что можете оставить погибшего здесь.

И, повернувшись на каблуках, ушел назад на корму, а матрос, которому второй помощник передал фонарь, поднял его над головой, освещая место, куда упал Уильямс.

– Ну-ка, принесите швабру и ведра два воды, – распорядился помощник. – А ты, Тэмми, отправляйся на ют.

Проследив за подъемом рея и разборкой концов, второй помощник тоже ушел на корму. Должно быть, ему не хотелось, чтобы юнга слишком долго оставался один, размышляя о лежащем на люке трупе, ибо его неокрепшая душа могла не выдержать столь тяжелого испытания. И действительно, некоторое время спустя я узнал, что второй помощник нашел для Тэмми работу, занявшую на время все его мысли.

Мы вымыли палубу и отправились в кубрик. Нечего и говорить, что все были подавлены происшедшим. Некоторое время мы просто сидели на койках или рундуках и молчали. Лишь матросы из старпомовой вахты продолжали спать, и никто из них не знал, что случилось.

Так прошло несколько минут, потом в кубрик внезапно заглянул Пламмер, который должен был нести вахту на штурвале.

– Что тут у вас произошло? – спросил он. – Уильямс сильно расшибся?

– Тише, разбудишь ребят! – шикнул я на него. – И вообще, откуда ты взялся?.. Разве сейчас не твоя очередь стоять на руле?

– Второй приказал передать штурвал Тэмми, а меня отослал на нос – сказал, что я могу пока отдохнуть. Еще он сказал, что Уильямс свалился с мачты. – Пламмер оглядел кубрик. – Где же он?..

Я посмотрел на остальных, но никто из моих товарищей, похоже, не был расположен обсуждать случившееся несчастье.

– Уильямс сорвался с вант брам-стеньги, – сказал я.

– Ну и где он? – повторил Пламмер.

– Разбился, – коротко сказал я. – Мы положили его на люке.

– Насмерть? – спросил Пламмер и побледнел.

Я только кивнул.

– Я сразу понял: случилась какая-то беда, когда увидел, что кэп идет на нос. Как это вышло-то?..

И он снова обвел взглядом матросов, которые курили в угрюмом молчании.

– Никто не знает, – ответил я и перехватил взгляд Стаббинса, который удивленно покосился на меня.

После непродолжительной паузы Пламмер снова заговорил:

– Я слышал, как он кричал. Мне даже показалось – что-то произошло с ним там, наверху.

Стаббинс зажег спичку и принялся заново раскуривать погасшую трубку.

– Что, например? – спросил он.

– Что, например?.. – переспросил Пламмер. – Ну, не знаю я… Может, ему защемило пальцы между бейфутом и мачтой, или случилось еще что-то в этом роде…

– А почему он ругался на второго помощника? Это тоже потому, что он прищемил пальцы? – вставил Куойн.

– Не знаю. А разве он ругался? – удивился Пламмер. – Кто это слышал-то?

– Наверное, его слышали все, кроме тех, кто спал, – сказал Стаббинс. – Только думаю, Уильямс ругался вовсе не на второго. Сначала я решил, что парень спятил, вот и честит всех подряд, но сейчас мне кажется, что это не совсем так. Во всяком случае, у бедняги Уильямса не было никаких причин ругать второго помощника. Не из-за чего ему было его ругать! И вообще, сдается мне, что обращался он вовсе не к нам; я, правда, не все разобрал, но у меня сложилось именно такое впечатление. В конце концов, наш второй помощник не имеет никакого отношения к выплате жалованья.

И Стаббинс снова посмотрел на меня. Джок, сидевший на рундуке рядом со мной, вынул трубку изо рта.

– По-моему, ты не так уж не прав, приятель, – сказал он и кивнул. – Не так уж не прав, проглоти меня акула!

Стаббинс продолжал пристально смотреть на меня.

– Ну а ты что думаешь? – спросил он внезапно.

Не знаю, быть может, мне это только показалось, однако похоже было, что кроме желания знать мое мнение в его вопросе был заложен некий подтекст.

Я в свою очередь посмотрел на Стаббинса. По совести сказать, я понятия не имел, что думаю.

– Даже не знаю… – проговорил я, слегка растерявшись. – Я… Мне тоже не показалось, будто Уильямс ругался на второго помощника. Правда, это было только первое впечатление, но все же…

– Именно об этом я и говорю! – перебил Стаббинс. – С чего бы ему ругаться на второго помощника?! Но не это самое странное… Сам подумай: сначала Том едва не сорвался с самой верхотуры, а теперь вот Уильямс… Просто поразительное совпадение, не так ли?

Я кивнул.

– Если бы не сезень, Том тоже мог погибнуть, – уверенно сказал Стаббинс и, помолчав, добавил: – А ведь это случилось всего три-четыре дня назад!

– Верно, – согласился Пламмер. – Я только не пойму, к чему ты клонишь?

– Да ни к чему, – пожал печами Стаббинс. – Только странно все это. Чертовски странно! Можно подумать, корабль и в самом деле проклят.

– Да уж, – кивнул Пламмер. – В последнее время на борту и так хватало всякой чертовщины, а теперь еще и это… Впредь надо будет как следует привязываться, если придется лезть на ванты ночью.

Старина Джаскетт вынул трубку изо рта и вздохнул.

– Почти каждую ночь на борту что-нибудь да случается, – проговорил он почти жалобно. – Никакого сравнения с тем, что было в начале плавания. Я, признаться, думал, что все эти разговоры про сглаз и прочее – пустой треп, но теперь… Похоже, на борту и в самом деле водятся призраки.

– Ну, это вряд ли, – сказал Стаббинс. – Во всяком случае, не в том смысле, в котором ты думаешь…

Он немного помолчал, словно пытаясь ухватить за хвост мысль, которая упорно от него ускользала.

– Ну?.. – поторопил его Джаскетт.

Но Стаббинс не обратил на него внимания. Его лицо сделалось сосредоточенным, напряженным, словно он пытался найти ответ на вопрос, еще не до конца сформировавшийся в его мозгу.

– У нас на борту действительно творится много странного… – проговорил он медленно. – Сегодня ночью и вовсе случилось скверное дело. Совершенно не понимаю, почему Уильямс, когда был наверху, вдруг заговорил о жалованье и прочем. Быть может, у парня и в самом деле были не все дома, только… – Стаббинс снова замолчал и молчал примерно полминуты. Потом произнес с нажимом: – Только главное не в этом. Главное в том, кому он это говорил!..

– Чего-чего? – удивленно переспросил Джаскетт.

– Я полагаю, ты не так уж не прав, – сказал Стаббинс, выбивая трубку о край рундука. – Я имею в виду насчет призраков…