Текст книги "Психология"

Автор книги: Уильям Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Ощущения липкости, шероховатости и т. д. возник– ли, как полагают, из взаимодействия осязательных и мышечных ощущений. В то же время геометрические характеристики предметов – их размер, величина, рас– стояние между ними и т, д. (поскольку мы их отожде– ствляем и различаем) большинством психологов при– знаются невозможными без припоминания прежних опытов; познание этих свойств, по мнению ученых, пре-вышает силы чистого, непосредственного ощущения.

Познавание чего-нибудь и познание о чем-нибудь. С такой точки зрения ощущение отличается от восприя– тия только крайней простотой своего объекта или содер– жания. Объект ощущения, будучи простым качеством, за– метно однороден, его функция, таким образом, сводит– ся к простому познаванию факта, кажущегося однород– ным. Функция же восприятия есть уже некоторое по– знание о факте. Но в последнем случае мы все время должны знать, что за факт мы имеем в виду, и рязно– образный материал этих «что» нам доставляют ощуще-

28'

ния. В самом раннем периоде жизни наши мысли бы– вают почти исключительно конкретного характера. Они сообщают нам массу «что», «то», «это». По словамКондильяка, видя в первый раз свет, мы сами «состав– ляем» этот свет скорее, чем видим его. Но все чаще позднейшее зрительное познание опирается на опыт. Ес– ли бы тотчас после него мы вдруг ослепли, наши све– дения об этом не утратили бы существенных черт, пока мы сохраняли бы об этом воспоминание. В школах для слепых сообщается столько же сведений о свете, как и в других школах. Изучаются и отражение, и преломле– ние, и спектр, и гипотеза эфира и т. п. Но самый луч– ший воспитанник такого заведения (слепорожденный) имеет в знании пробелы, которых нет у самого невеже– ственного зрячего ребенка. Зрячий никогда не объяснит слепому, что такое свет вообще, и потеря известной сферы ощущений не вознаграждается никакой школь– ной выучкой. Все это до того очевидно, что мы видим ощущение «постулируемым» в качестве опытного эле– мента даже теми философами, которые всего менеесклонны придавать ему большое значение и ценить до– ставляемое им знание.

Отличие ощущений от продуктов воображения. И ощущение, и восприятие при всем различии между ни– ми сходны в том, что их объекты воспринимаются ярко, живо, предстоят воочию. Наоборот, объекты только мыс– лимые, припоминаемые или воображаемые относитель– но бледны и лишены той колоритности, того свойства реальной наличности, которым обладают объекты ощу– щения. Процессы в мозговой коре, с которыми связаны ощущения, зависят от центростремительных токов, при– текающих от периферии; для получения ощущения нужно, чтобы внешний объект подействовал в качестве раздражителя на глаз, ухо и т. д. Те же процессы в мозговой коре, с которыми связаны простые воспроиз– веденные представления, по всей вероятности, зависят от нервных токов, притекающих от других мозговых из– вилин. Таким образом, можно думать, что нервные токи, идущие от периферии, при нормальных условиях вызы– вают род деятельности мозга, который не могут выз– вать токи, идущие от других извилин мозга. С этим ро– дом деятельности, представляющим, быть может, более глубокую степень дезинтеграции, по-видимому, связаны качества живости и объективной реальности восприни-маемого сознанием предмета.

29

Объективность предметов ощущения. Всякая вещь или качество ощущается во внешнем пространстве. Не– возможно представить блеск или цвет иначе, как про– тяженным и находящимся вне нашего тела. Звуки так– же слышны в пространстве, прикосновение происходит на поверхности тела, боль чувствуется непременно в каком-нибудь органе. В психологии было распростране– но мнение, будто чувствительные качества воспринима– ются первоначально в самом уме, а затем уже проекти– руются из него интеллектуальным или сверхчувстви– тельным актом ума. В пользу этого мнения нельзя при– вести никаких оснований. Единственные факты, которые могли бы, вероятно, свидетельствовать в его пользу, объясняются, как мы увидим ниже, гораздо лучше иным путем. Первое ощущение, получаемое ребенком, уже есть для него внешний мир. •<...>. В смутном пробуж– дении к сознанию чего-то «вот этого» (или чего-нибудь такого, для чего даже термин «это» слишком определен– ный и познание чего лучше охарактеризовать простым междометием «во!») ребенок встречает объект, в кото– ром (хотя бы это было простое ощущение) уже заклю– чаются все «категории рассудка», В воспринимаемом предмете есть объективный внешний характер, субстан– циональность, причинность в том же смысле слова, в каком эти категории заключены в любом объекте или системе объектов для более взрослого человека. Юное существо радостно встречает свой мир, и чудо позна– ния возникает разом, по словам Вольтера, и в низшем ощущении ребенка, и в величайших замыслах Ныото– нова мозга.

Физиологическим условием первого чувственного опыта, вероятно, служит одновременно стечение -множе– ства нервных токов от разных периферических органов, но множественность органических условий не мешает сознанию быть единым. Ниже мы увидим, что сознание может быть единым, несмотря на наличность многих объектов познания сразу и на зависимость от одновре– менной деятельности многочисленных органов. Объект, доставляемый сознанием ребенка многочисленными при– носящими токами, сливается в одну пеструю, шумную хаотическую смесь. Эта смесь составляет мир ребенка. Для большинства из нас мир является такой же смесью, потенциальным образом разложимой и подлежащей разложению на части, но на самом деле еще не разло– женной. Он всецело есть нечто, занимающее простран-

30

ство. Поскольку он является для нас не проаг 'тлл.по– ванным и не разложенным на части, можно скяз,';гь, что мы познаем его чувственным образом; но как тол1?ко мы различили в нем составные элементы и начинаем сознавать отношения между ними, наше знание ста– новятся восприятием и даже отвлечением и как тако– вое не будет рассматриваться нами в настоящей главе.

Интенсивность ощущений. Свет может быть так тускл, что не рассеет заметным образом мрака, звук—так глух, что не слышен, прикосновение—так слабо, что мы не почувствуем его. Другими словами, нужно определенной величины раздражение, чтобы вызвать сколько-нибудь заметное ощущение. Это фехнеровскийзакон порога: раздражение должно перейти известную конечную границу, прежде чем объект станет доступен сознанию. Раздражение, чуть-чуть превышающее порог, называется minimum visible, audible etc. (едва разли-чимое). Если мы начиная от порога будем постепенно увеличивать раздражение, то и ощущение будет возрас– тать, хотя и медленнее, пока, наконец, не дойдет до высшей точки, за которой его интенсивность уже не возрастает, несмотря ни на какое увеличение раздра– жения. Обыкновенно уже раньше достижения высшей точки к специфическому характеру ощущения начина– ет примешиваться боль. Это можно ясно наблюдать при сильном давлении, большом жаре или холоде, ярком свете и громком звуке; с меньшей определенностью -при вкусовых и обонятельных ощущениях только вслед– ствие того, что здесь труднее увеличивать раздражение. Но все последние ощущения, даже самые неприятные при значительной интенсивности, в самой слабой сте– пени скорее приятны, чем неприятны. Чуть-чуть горь-коватый вкус или легкий запах гнили могут предстап– лять по крайней мере что-то интересное.

Закон Вебера. Я сказал, что интенсивность ощуще– ния возрастает медленнее, чем вызывающее его раздра-жение. Если бы не было вовсе порога и если бы каждый равный прирост раздражения вызывал равный прироств интенсивности ощущения, то простая прямая линия, а не кривая могла служить графическим изображением отношений между этими двумя величинами. Пусть го– рчзотальная линия (рис. 1) служит шкалой для интен– сивности раздражения: при 0 пусть всякая игтепсчв-^{1: :сть} Раздражения отсутствует, при /^единице и т. д.

31

Пусгь перпендикуля– ры, восстановлен-ные из точек деле– ния /, 2, 3 на шка– ле до пересечения с наклонной, означа-ют соответствующие степени ощущения. При 0 не будет ни– какого ощущения; при 1 ощущение будет выражаться линией 5¹—/, при 2—линией S²—2 и т. д. Линия S',«S², S³ будет возрастать равномерно, ибо, согласно на-шей гипотезе, вертикальные линии (ощущения) возра– стают прямо пропорционально горизонтальной (раздра– жения). Но в природе, как мы уже сказали, ощущениевозрастает медленнее раздражения. Если каждый шаг вперед в горизонтальном направлении равен предшест– вующему, то каждый шаг по вертикальному направле-нию вверх должен быть несколько короче предыдуще-го – и линия ощущений будет выгнутой кривой.

Рнс. 2 соответствует по– рядку вещей в природ'.',О означает пункт, где раз– дражение отсутствует, и со– знательное ощущение, озна– чаемое кривой, начинается лишь по достижении раз– дражением порога в пункте3. С этого пункта ощущение

все более и более возрастает, но с каждым шагом все медленнее и медленнее, пока, наконец, не достигну– та высшая точка—когда кривая приближается к пря-мой.

Точная формулировка закона отставания ощущения от раздражения приписывается Веберу, ибо он первымоткрыл его при определении тяжести. Я приведу сде– ланную Вундтом характеристику этого закона н фак– тов, на которые он опирается: «Всякий знает, что в ти– хую ночь мы замечаем звуки, ускользающие от нашего внимания при дневном шуме. Еле слышное тиканье ча– сов, шум ветра в дымовой трубе, легкий скрнп стульевв комнате и тысячи других едва заметных звуков дости– гают в то время нашего слуха. Всем также хорошо из– вестно, что среди шумной уличной сутолоки или среди железнодорожной суматохи мы не только иногда нэ

слышим того, что нам говорит сосед, но и не можем различить звуков собственного голоса. Звезды, кажу-щиеся наиболее яркими ночью, днем невидимы; и хотя луна видка в дневное время, она кажется гораздо более бледной, чем ночью. Всякий, кому случалось переносить тяжести, знает, что, прибавив к фунту тяжести в руке другой фунт, он сейчас же почувствует разницу, между тем как прибавка одного фунта к 100 фунтам совершен– но неощутима...

Бой часов, свет звезд, давление тяжестей служатраздражениями для наших чувств, и притом раздраже– ниями, интенсивность которых остается постоянной. Че– му же научают нас приведенные выше опыты? Очевидно, тому, что одно и то же раздражение, смотря по обста– новке, в которой ему приходится воздействовать на нас, будет ощущаться то интенсивнее, то слабее, а то и вовсе не будет ощущаться. Какого же рода должно быть изменение в окружающей обстановке, чтобы изменилась интенсивность ощущения? При внимательном наблюде– нии мы замечаем, что это изменение всегда бывает од– ного и того же характера. Тиканье часов представляет для нашего уха слабое раздражение, которое, взятое в отдельности, мы воспринимаем ясно, но не слышим на– ряду с сильными раздражениями в виде грохота колес и других дневных шумов. Блеск звезды служит раздра– жением для глаза. Но это раздражение вместе с силь– ным раздражением дневного света становится неощу– тимым, хотя мы ясно различаем его наряду с еще более слабым светом сумерек. Тяжесть представляет раздра– жение для кожи, мы его ощущаем, когда оно присоеди– няется к равному предшествующему раздражению," но оно становится неощутимым наряду с раздражением в1000 раз большим...

Поэтому мы можем выставить общее правило: чтобы раздражение было ощутимым, оно должно быть тем меньше, чем предшествующее раздражение было сла– бее, и тем большим, чем предшествующее раздражениебыло сильнее. Простейшим примером отношения слу– жила бы, конечно, прямая пропорциональность ощуще-ния раздражению. Но в гаком случае свет звезд, напри-мер, сообщав бы одинаковый придаток света и дневно– му свету, и мраку ночного неба, а этого, как известно, нет на самом деле. Отсюда ясно, что интенсивность ощущения возрастает не прямо пропорционально раз– дражению, а гораздо медленнее. Возникает вопрос: г

3-833 33

33

какой пропорции ощущение отстает от раздражения по мере возрастания последнего? Чтобы ответить на этот вопрос, обыденный опыт недостаточен. Нам нужны для этого точные мерила как для различных степеней раз– дражения, так и для интенсивности самих ощущений,

Впрочем, и обыденный опыт дает некоторые указа– ния на то, как производить такие измерения. Мы виде– ли, что измерить силу ощущения невозможно; мы можем лишь определить разницу между ощущениями. Но все эти опыты выражались в одном факте, именно в том, что та же разница а раздражении в одном случае могла ощущаться, а в другом нет: прибавка фунта к фунту ощущалась, а прибавка того же фунта к 100 фунтам оставалась незаметной. Опыт показал нам; что одина– ковая разница в раздражения х может вызывать совер-шенно неодинаковую разницу в ощущениях. Всего ско-рее мы достигнем результата, если возьмем произволь-ной величины раздражение, заметим, какое оно вызы– вает ощущение, и посмотрим, насколько мы можем уве– личить раздражение, не вызывая заметной перемены в интенсивности ощущения. Если мы будем производить такие наблюдения с раздражениями произвольно взятойвеличины, мы будем вынуждены изменять величину я того придатка к раздражению, который способен выз– вать едва заметную разницу в ощущении. Свет не дол– жен быть ярок, как сияние звезд, чтобы быть только– только заметным в сумерки; он должен быть гораздо сильнее, чтобы быть едва заметным днем. Если мы те– перь произведем наблюдения над раздражениями са– мой различной интенсивности и отметим для каждойсгепени раздражения величину прибавки, необходимой для получения наименьшей разницы в ощущении, то мы получим ряд чисел, выражающих закон, согласно которому ощущение изменяется при возрастании раз– дражения».

Согласно этому методу особенно легко вести наблю-дения за ощущениями света, звука и давления.

В последнем случае «мы находим,– пишет Вундтдалее,– удивительно простой результат: наименьший прирост в раздражении к первоначальной тяжести дол– жен находиться постоянно в том же отношении к ней, быть той же дробью ее, независимо от абсолютной величины тяжести, над которой производится экспери– мент. Как среднее число из целого ряда экспериментов, эта дробь оказалась равной '/з, т. е. независимо от то-

a-i

го какое давление уже произведено на кожу, прирост или уменьшение давления будет ощутимо, если прида– ток или вычет будет равняться примерно '/з первона– чальной тяжести».

Затем Вундт описывает, как можно наблюдать раз– ницу в ощущениях мышечных, тепловых, световых и звуковых. Эти замечания он заключает следующими словами: «Итак, мы нашли, что все ощущения, для ко– торых мы можем точно измерить соответствующие раз– дражения, подчинены однородному закону. Как бы ни были разнообразны многие особенности в его форму– лировке, основание его остается верным во всех случа– ях: прирост раздражения, необходимый для наимень– шего прироста ощущения, находится в постоянном от– ношении к общей величине раздражения. Числа, выра– жающие это отношение, для ощущений световых —Vioo. мышечных —'/it, звуковых, термических и давле– ния —'/з.

Эти числа далеки от желательной точности, но они могут дать общее понятие об относительной способно– сти различения в разных ощущениях. Важный закон, определяющий в такой простой форме отношение ощу– щения к вызывающему его раздражению, был открыт впервые физиологом Вебером в применении к частным случаям» («Vorlesungen uber Menschen und Thierseele»).

Закон Фехнера. Иначе формулу Вебера можно вы– разить следующим образом: для получения равных при– датков в ощущении нужно прибавлять относительно равные придатки к раздражению. Фехяер (в Лейпциге) основал на законе Вебера теорию количественного из– мерения ощущений, по поводу которой было немало оживленных метафизических споров. По мнению Фех– нера, мы можем при возрастании раздражения принять за единицу ощущения каждый едва заметный новый прирост в ощущении и рассматривать все эти единицы как равные, невзирая на то, что объективно едва замет– ные приросты в ощущении никоим образом не кажутся, когда их воспринимаешь, равными между собой. Мно– гие фунты, составляющие едва ощутимый придаток к 100-фунтовой тяжести, кажутся большим количеством, если их прибавить к этим 100 фунтам, чем несколько унций, которые составляют едва ощутимую прибавку к фунту. Фехнер упустил этот факт из виду. Он рассмат– ривал дело так, как будто при п раздельно ощущаемыхпридатках в ощущении, полученных путем постепенного

w

У

35

увеличения раздражения, начиная от порога и кончая интенсивностью S, эта интенсивность 5 состояла из яединиц, совершенно равных на всем протяжении шкалы. Другими словами, приняв S за ощущение вообще, d —за едва ощутимый прирост, мы получим уравнениеdS= const. Прирост раздражения, вызывающего dS(назовем его dR), между тем изменяется. Фехнер на– зывает его «разностным порогом», и так как его отно-

D ^dR -

шение к К. постоянно, то мы имеем уравнение-т?– ===л

== const.

Как только представилась возможность выражать ощущения в числах, так, по словам Фехнера, психоло– гия получила возможность стать точной наукой, под– дающейся математическому анализу. Его общая фор– мула для получения числа единиц, заключающихся в данном ощущении, выражается S==C log R, где S есть ощущение, R — количественно выраженное раздраже– ние, С — постоянная величина, которую нужно опреде– лить особым опытом для каждого специфического по– рядка ощущений. Ощущение пропорционально лога– рифму раздражения; абсолютная величина любого ряда ощущений в единицах могла бы быть получена с по– мощью ординат кривой на рис. 2, если бы это была правильно начерченная логарифмическая кривая с по– рогом, точно определенным из опыта.

Психофизическая формула Фехнера, как он назвал ее, критиковалась со всех сторон, и так как на практике решительно ничего из критики не получилось, то мы не будем более упоминать о ней. Главная заслуга Фехнера в том, что он представил экспериментальное подтверж– дение справедливости веберовского закона (который имеет дело лишь с едва ощутимыми разницами и ниче– го не говорит об измерении целого ощущения) и выдви– нул на первый план вопрос о статистических методах. Закон Вебера, как это мы увидим, анализируя различ– ные классы ощущений, верен лишь отчасти.

Вопрос о статистических методах необходимо было затронуть вследствие необыкновенных колебаний нашей чувствительности между двумя данными моментами. Так, было найдено, что, когда разница между двумя ощущениями достигает крайнего предела различимости, мы в один момент различаем их, в другой – нет. Если

36

нс принять во внимание большого числа оценок, то не– возможно определить едва ощутимый прирост ощуще– ния вследствие непрерывных случайных внутренних изменений, происходящих в нас. Эти случайные ошибки могут одинаково и увеличивать, и уменьшать получае– мые из опыта показания о степени нашей чувствитель– ности; они сглаживаются средним числом, ибо числа, стоящие выше и ниже средней нормы, в сумме уравно– вешивают друг друга, и, таким образом, определяется нормальная чувствительность, если таковая существует, т. е. если чувствительность находится в зависимости не от случайных, а от постоянных величин.

Все методы нахождения средних имеют свои труд– ности и западни и являются в настоящее время пред– метом весьма утонченных споров. Примером того, ка-кого труда требуют некоторые статистические методы и как терпеливы немецкие исследователи, может быть тот факт, что Фехнер, проверяя закон Вебера для ощу– щений давления с помощью так называемого метода верных и ложных случаев, занес в таблицы и вычислил до 24 576 отдельных выкладок.

Ощущения не суть нечто сложное. Основным воз– ражением против попытки Фехнера, по-видимому, дол– жно быть то, что любая различимая степень и любое различимое количество самого ощущения – это нераз– дельный факт сознания, хотя внешние причины наших ощущений и состоят из многих частей. Каждое ощуще– ние есть непрерывное целое. «Сильное ощущение,– го– ворит Мюнсте.рберг,– не есть составное из слабых, но скорее нечто совершенно новое и как бы несравнимое, так что искать измеримой разницы между сильным и слабым звуковым, световым или термическим ощуще– ниями на первый взгляд может показаться столь же бессмысленным, как пытаться математически опреде– лять разницу между соленым и кислым или между го– ловной болью и зубной болью. Отсюда ясно: если в более сильном ощущении более слабое не заключается, то непсихологично говорить, будто первое отличается от второго некоторым приростом» (Beitrage zur exp. Psychologie).

Действительно, наше ощущение ярко-красного цвета не есть ощущение красноватого цвета с придатком еще красноватого: это есть нечто качественно отличное от красноватого. Точно так же в нашем ощущении света электрической дуги не заключается света многого мно-

37

жества дымящих сальных свечей. Каждое ощущение представляет само по себе некоторую неделимую еди-ницу, и решительно нельзя видеть никакого ясного смысла в заявлении, что ощущения суть массы скомби– нированных единиц. Этот вывод нисколько не противо– речит тому факту, что, исходя из слабого ощущения и постепенно усиливая его, мы чувствуем, как оно воз– растает все более, более и более. Здесь не то, чтобы увеличивалось количество однородного материала, на– оборот: здесь все более и более увеличиваегся разли– чие, расстояние между данным ощущением и тем, которое мы приняли за исходную точку. В главе «Различение» мы увидим, что разница может быть замечена даже между простейшими ощущениями. Мы увидим также, что самые различия неодинаковы, что есть разные по– рядки различий и а любом из этих порядков серия объектов может быть расположена в виде постепенно возрастающего ряда. В любой из подобных серий пер-вое звено более отличается от последнего, чем от сред– него. Разница в интенсивности образует один из таких порядков возможного возрастания различия, поэтому наши суждения об усилении интенсивности не нужда– ются в гипотезе сложения однородных единиц для об– разования возрастающей суммы.

Так называемый закон относительности. По-видимо– му, закон Вебера – только частный случай более широ– кого закона, который заключается в том, что мы способ– ны подметить тем менее подробностей в данном вос< приятии, чем более объектов составляют предмет на– шего внимания. При качественно разнородных объек– тах этот закон неоспорим: как легко мы забываем о телесном недуге, когда оживленно беседуем; как мало замечаем шум в комнате, когда внимание чаше погло– щено работой! Ad plura intentus minus est ad singula sensus (множественное рассеивает внимание, единич-ное—сосредоточивает его), как говорит старинное из-речение. К этому можно было бы прибавить, что одно– родность объектов внимания не изменяет результатов, но что ум, воспринимая два сильных однородных ощу– щения, вследствие значительной интенсивности их уже лишен возможности обнаружить то различие между ни– ми, которое сразу бы обратило на себя внимание, если бы эти ощущения были более слабыми и потому не столь рассеивали наше внимание.

Не будем настаивать на безусловной верности этого

38

соображения '. Пока можем принять за несомненный общий факт, что психический эффект, вызываемый нервными центростремительными токами, зависит от других одновременно действующих центростремительных токов. Посторонние токи изменяют не только воспри– имчивость к данному объекту, «приносимому» в созна– ние нервным током, но и его качество. Одновременные (равным образом и последовательные, но я рассматри– ваю только одновременные удобства ради) ощущения влияют друг на друга – вот краткое выражение этого закона. «Мы чувствуем каждую вещь в отношении к другой»—вот более туманная формула Вундта для этого общего закона относительности, который в той или иной форме был в ходу у психологов со времениГоббса. Закону слишком часто придавали какое-то та– инственное значение, и хотя нам, разумеется, неизвест– на детальная сторона процессов, связанных с этим за– коном, тем не менее нельзя сомневаться в их физиоло– гическом характере, в том, что они есть результат вза– имодействия нервных токов. Весьма естественно, что такое взаимодействие токов может вызывать изменение в ощущении.

Нетрудно указать примеры подобного изменения². Одна нота делает приятнее другую в аккорде, цвета ~в гармонических сочетаниях. При погружении некоторой части кожной поверхности в горячую воду получается ощущение жара. При погружении же большей части ее ощущение жара усиливается, хотя, разумеется, темпе– ратура воды остается та же. Подобным же образом есть хроматический минимум в размерах зрительных объектов. Изображение, отбрасываемое ими на сетчат– ку, должно возбуждать к деятельности известное число нервных волокон, в противном случае не получится никакого цветового ощущения. Вебер заметил, что по– ложенный на лоб талер кажется тяжелее, если он хо– лоден, и легче, если он тепел. Урбанчич нашел, что все наши органы чувств взаимно влияют на вызываемые ими ощущения. Оттенки цветовых пятен, расположен– ных на таком расстоянии от испытуемого, что их невоз-

' Я заимствовал его у Цчгена в кн.: «Leitfaden dcr physio– logischen Psychologies, где автор цитирует Геринга.

^? Ярким образцом его могло бы быть сочетание цветов зеле– ного и красного, одновременно падающих на сетчатку и дающих впечатление жел-ioro цвета. Но я воздерживаюсь от приведенияэчого примера, тлк как в данном случае неизвестно, проходят нервные токи но различным волокнам зрительного нерва или нет.

39

можно было различить, он узнал сразу, как только у его уха зазвучал камертон. То же повторилось в опыте с чтением букв на большом расстоянии: при звуке камертона буквы стали видимы. Самым обыкновенным примером этого явления может, по-видимому, служить усиление боли при шуме или свете и усиление тошноты при других сопутствующих ощущениях.

Эффекты контраста. Наиболее известными примера– ми того способа, с помощью которого нервные токи влияют друг на друга, могут быть явления так назы– ваемого одновременного цветового контраста. Возьмите несколько листков бумаги, окрашенной в различные яр– кие цвета; положите на каждый из них по одной по– лоске серой бумаги одинакового цвета, затем прикройте каждый листок прозрачной белой бумагой, которая де– лает более мягкими и серый цвет, и цветной фон. На каждом листке серая полоска будет окрашена допол– нительно к цвету фона, и серые полоски будут казаться столь непохожими друг на друга по цвету, что никто не признает в них кусочков одной и той же бумаги, пока не приподнимет прозрачную белую покрышку. По мне– нию Гельмгольца, это явление обусловлено застарелой привычкой – принимать в соображение окраску среды, через которую мы видим предметы. Та же вещь при голубом свете ясного неба, и при красновато-желтом свете свечи, и при темно-коричневом свете отражающего ее изображение полированного стола из красного дере– ва всегда представляется того же присущего ей цвета, который примысливается к явлению умом на основании прежних опытов, и таким путем ложное влияние среды исправляется. В приведенном выше опыте, по мнению Гельмгольца, нашему духу кажется, что цвет фона, по– крытого белой бумагой, расположен над серой полос– кой. Но для того чтобы полоска показалась серой сквозь такую цветную покрышку, нужно, чтобы она действи– тельно была дополнительного по отношению к покрыш– ке цвета. Следовательно, думаем мы, она и есть в дей– ствительности дополнительного цвета.

Геринг показал, что теория Гельмгольца несостоя– тельна. Здесь не место приводить слишком подробный анализ этого вопроса; достаточно заметить, что факты говорят в пользу того, что это явление физиологическое–один из тех случаев, когда чувствительные нервные го– ки, взаимодействуя, производят на сознание и:юй эф-фект, чем если бы каждый действовал отдельно,

40

Последовательный контраст отличается от одновре– менного причиной которого считают утомление. Сюда вносятся факты, приводимые в теории зрения под паз-ящем ^ Впрочем, необходимо иметьГвид^ что зрительные следы от прежних ощущенииLr^rсосуществовать с настоящими ощущениями и оое разновидности могут видоизменять друг друга совер-шенно так же. как сосуществующие ощущения.^Явления контраста наблюдаются и в других ощуще– ниях, но гораздо менее ясно, ввиду чего я не буду го– ворить о них. <...>

Глава X. Привычка

Важное ее значение в психологии. Нам остается рас– смотреть столь важное общее условие нервной деятель– ности, что ему следует посвятить особую главу. Речь идет о способности нервных центров, в особенности по– лушарий, к приобретению привычек. С физиологической точки зрения приобретенная привычка есть не что иное, как образование в мозгу нового пути разряда, по ко– торому известные приносящие нервные токи стремятся всегда впоследствии уходить. Это положение—основ– ная тема настоящей главы; в дальнейших главах, с пре– обладанием психологического содержания, мы увидим, что такие психические функции, как ассоциации идеи, восприятие, память, мышление, воспитание воли и т. д.,лучше всего можно объяснить как результаты образо– вания именно новых путей разряда.

В основании привычки лежит физический закон. Если мы попытаемся определить, что такое привычка, то увидим, что она представляет нечто, связанное с фун– даментальными свойствами материи. Законы природы суть не что иное, как неизменные привычки, которым следуют, воздействуя друг на друга, различные основ– ные виды материи. Впрочем, в организованном мире привычки отличаются гораздо большим разнообразием. Даже инстинкты проявляются у различных индивидов в различной форме и, как мы увидим ниже, изменяют– ся у того же индивида в отдельных случаях. <;...>Когда в строении тела произошло некоторое изменение, прежняя инертность тела становнгся условием его отно– сительного постоянства в новой форме, и тогда тело

41

начинает проявлять новые привычки. Следовательно, под пластичностью тела в широком смысле слова сле– дует разуметь обладание строением, поддающимся влия-нию внешних причин, но поддающимся этому влиянию не сразу. В теле с таким строением каждая относитель-но уступчивая фаза равновесия характеризуется тем, что мы называем новым комплексом привычек. Органи-ческое вещество, в особенности нервная ткань, по-види– мому, в сильной степени одарено такого рода пластич– ностью, так что мы можем не колеблясь выставить в качестве первого положения следующее: явления при– вычки в одушевленных существах обусловлены плас– тичностью органических веществ, входящих в состав их тел.