Текст книги "Психология"

Автор книги: Уильям Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Непроизвольное внимание при восприятии бывает апперцептивным, если внешнее впечатление, не будучи само по себе сильным или инстинктивно привлекатель-

124

ным, связано с такими впечатлениями предшествующим опытом и воспитанием. Последние могут быть названымотивами внимания. Впечатление черпает в них интерес или даже, быть может, сливается с ними в один слож– ный объект, в результате чего они попадают в фокус внимания. Легкий стук сам по себе весьма неинтересный звук, он может затеряться во множестве окружающих нас звуков, но едва ли стук в оконный ставень усколь– знет от внимания, если это условный знак любовника под окном его милой.

Гербарт пишет: «Как поражает глаз стилиста нели– тературно написанная фраза! Как неприятна для музы– канта фальшивая нота или для светского человека на– рушение хорошего тона! Как быстры наши успехи в из– вестной отрасли знания, если ее основные начала ус– воены нами так хорошо, что мы воспроизводим их мыс– ленно с необыкновенной точностью и легкостью! Одна– ко как медленно и неуверенно воспринимаем мы самые начала той или другой науки, если не получили надле– жащей подготовки при помощи знакомства с концеп– тами, еще более элементарными сравнительно с нача– лами данной науки! Апперцептивное внимание хорошо наблюдать на очень маленьких детях, когда, слушая еще не понятные для них разговоры старших, они вдруг схватывают отдельное знакомое слово и повторяют его себе. Апперцептивное внимание можем мы подметить даже у собаки, которая оборачивается, когда ее назы– вают по имени. До известной степени нечто подобное представляет умение, проявляемое некоторыми невни– мательными школьниками во время урока, умение под– мечать каждый момент в рассказе учителя. Я помню уроки нестрогого, но неинтересного преподавателя, у которого в классе стоял непрерывный шепот, шепот этот всегда моментально прекращался, как только учи– тель начинал рассказывать занятный анекдот. Как мог– ли мальчики, которые, по-видимому, ничего не слышали из объяснения учителя, уловить начало анекдота? Без сомнения, большинство из них слышали кое-что из слов учителя, но основная часть этих слов не имела никакой связи с интересами и мыслями, занимавшими школьни– ков в данную минуту, поэтому отрывочные слова, до– стигнув слуха, вновь улетучивались. Но как только сло– ва вызывали прежние представления, которые образо– вывали серию тесно связанных между собой идей и легко вступали в связь с новыми впечатлениями, тотчас

125

из сочетания старых идей и новых впечатлений полу– чался в итоге интерес к воспринимаемым вполуха сло– вам; они поднимались выше порога сознания – и вни– мание снова восстанавливалось».

Непроизвольное внимание, направленное на воспро– изведенные представления, непосредственно, если мы следим мыслью за рядом образов, которые сами по себе привлекательны и интересны; оно апперцептивно, когда объекты интересуют нас как средства для осуществле– ния более отдаленной цели или просто благодаря ассо– циации их с каким-нибудь предметом, который придаетим ценность. Токи в мозгу, сопровождающие процессы мысли, могут представлять в таком случае столь тесно связанное целое, их объект может настолько поглотить наше внимание, что не только нормальные ощущения, но даже сильнейшая боль вытесняются ими из области сознания. Паскаль, Весли, Голл, как говорят, обладали способностью всецело отвлекать внимание от боли.Карпентер рассказывает о себе, как он нередко прини– мался за чтение лекции с невралгией столь сильной, что, казалось, не было никакой возможности довести лекцию до конца. Но едва он, переломив себя, прини– мался за чтение лекции и во время ее углублялся в последовательное развитие мыслей, как тотчас замечал, что боль нисколько не отвлекала его, пока не наступал конец лекции и внимание не рассеивалось. Тогда боль возобновлялась с силой, превосходящей всякое терпе– ние, так, что он удивлялся, как можно было перед этим забыть о ее существовании («Физиология ума»). Анало-гичным примером служат солдаты, не чувствующие ран в разгар сражения.

Произвольное внимание. Карпентер говорит о сосре– доточении внимания путем сознательных усилий. Этими усилиями и характеризуется то, что мы назвали актив-ным или произвольным вниманием. Всякий знает, что это такое, но в то же время почти всякий согласится, что это нечто не поддающееся описанию. Мы прибегаем к произвольному вниманию, когда нам нужно уловить ка– кой-нибудь оттенок в зрительном, слуховом, вкусовом, обонятельном или осязательном ощущении, а также ког– да мы хотим выделить какое-то ощущение из массы подобных или стараемся сосредоточиться на предмете, для нас мало привлекательном, и при этом противодей– ствуем влечениям более сильных стимулов. В области умственной произвольное внимание проявляется в со-

126

вершенно аналогичных случаях, например когда мы стараемся выделить и отчетливо представить себе идею, которая лишь смутно таится в нашем сознании, или ког– да мы с величайшими усилиями стараемся различить оттенки значения в синонимах, или упорно стараемся удержать в границах сознания мысль, которая настоль– ко дисгармонична нашим стремлениям в данную мину– ту, что, не будь особых усилий с нашей стороны, она быстро уступила бы место иным образам более безраз– личного характера.

Чтобы представить себе лицо, которое испытывает сразу все формы произвольного внимания, вообразим че– ловека, сидящего в обществе за обедом и намеренно выслушивающего скучнейшие нравоучения, которые ему вполголоса читает сосед, в то время как кругом разда– ется веселый смех гостей, беседующих о самых зани– мательных и интересных вещах.

Произвольное внимание продолжается не долее не– скольких секунд подряд. То, что называется поддержкойпроизвольного внимания, в сущности, есть повторение последовательных усилий сосредоточить внимание на известном предмете. Раз эти усилия нам удались, объ– ект внимания вследствие своей привлекательности раз– вивается; если его развитие нам интересно, то внимание на время становится непроизвольным. Выше мы заме– тили, что, по словам Карпентера, поток мысли увлекает нас, как только мы в него погрузимся. Этот пассивный интерес может быть более или менее продолжительным. Едва он успел вступить в силу, как внимание отвлека– ется какой-нибудь посторонней вещью; тогда посред– ством произвольного усилия мы вновь направляем мысль на прежний предмет; при неблагоприятных усло– виях такое колебание внимания может продолжаться часами. Впрочем, при этом надо не упускать из виду, что внимание сосредоточивается в данном случае не на тождественном в психическом смысле объекте, но на последовательном ряде объектов, только логически тож– дественных между собой. Никто не может непрерывно сосредоточивать внимание на неизменяющемся объекте мысли.

Есть объекты мысли, которые не поддаются разви– тию. Они попросту ускользают от нас, и, для того что– бы сосредоточить внимание на чем-нибудь, имеющем к ним отношение, требуется такой ряд непрерывно возоб– новляемых усилий, что человек с самой энергичной во-

127

лей бывает вынужден отступиться от них, тщетно упот– ребив в течение некоторого времени все возможные средства к достижению цели, и предоставить своим мы– слям следовать за более привлекательными стимулами. Есть такие объекты мыслей, которых человек боится, как пуганая лошадь, которых он стремится избегать да– же при самом беглом воспоминании о них. Таковы таю– щие капиталы для мота в разгар его расточительности. Но незачем приводить исключительный пример мотов– ства, когда для всякого человека, увлекаемого стра– стью, мысль об умаляющих страсть обстоятельствах представляется несносной хотя бы на мгновение. <...>

При более спокойных душевных состояниях труд– ность сосредоточить внимание на предмете бывает так же велика, в особенности если мозг утомлен. Иное ли– цо, чтобы избежать скучной предстоящей работы, быва– ет готово ухватиться за любой предлог, каким бы нич– тожным и случайным он ни был. Я, например, знаю одного господина, который готов разгребать угли в ка– мине, расставлять стулья у себя в комнате, подбирать с полу соринки, приводить в порядок свой стол, разби– рать газеты, хвататься за первую попавшуюся под ру– ку книгу, стричь ногти,– словом, как-нибудь убивать утро. И все это он делает непреднамеренно, единствен– но только потому, что ему к полудню предстоит приго– товить лекцию по формальной логике, которой он тер– петь не может. Все он готов делать, только не это.

Повторяю еще раз: объект внимания должен изме– няться. Объект зрения с течением времени становится невидим, объект слуха перестает быть слышим, если мы будем неподвижно направлять на него внимание.Гельмгольц, подвергший самому точному эксперименти– рованию свое внимание в области органов чувств, при– меняя зрение к объектам, не привлекающим внимания в обыденной жизни, высказывает несколько любопытных замечаний о борьбе двух полей зрения. Так называется явление, наблюдаемое нами, когда мы глядим каждым глазом на отдельный рисунок (например, в двух отделе– ниях стереоскопа); в этом случае мы осознаем то один рисунок, то другой, то части обоих, но почти никогда не осознаем их оба вместе.

Гельмгольц говорит по этому поводу: «Я чувствую, что могу направлять внимание произвольно то на одну, то на другую систему линий (рис. 6) и что в таком слу– чае некоторое время только одна эта система сознается

128

мною, между тем как дру– гая совершенно ускользает от моего внимания. Это бы– вает, например, в случае, если я попытаюсь сосчитать число линий в той или дру– гой системе. Но крайне труд– но бывает надолго прико– вать внимание к одной какой-нибудь системе линий, если только мы не ассоциируем предмет нашего вни– мания с какими-нибудь особенными целями, которые постоянно обновляли бы его активность. Так мы посту– паем, задаваясь целью сосчитать линии, сравнить нхразмеры и т. п. Равновесие внимания, мало-мальски про– должительное, ни при каких условиях не достижимо. Вынимание, будучи предоставлено самому себе, обнару– живает естественную наклонность переходить от одного нового впечатления к другому; как только его объект пе– рестает быть интересным, не доставляя никаких новых впечатлений, внимание вопреки нашей воле переходит на что-нибудь другое. Если мы хотим сосредоточить вни– мание на определенном объекте, то нам необходимо по– стоянно открывать в нем все новые и новые стороны, в особенности когда какой-нибудь посторонний импульс отвлекает нас в сторону».

Эти слова Гельмгольца чрезвычайно важны. А раз они вполне применимы к вниманию в области органов чувств, то еще с большим правом мы можем применить их к вниманию в области интеллектуального разнооб– разия. Conditio sine qua поп (непременное условие) для поддержки внимания по отношению к какому-нибудь объекту мысли заключается в постоянном возобновле– нии нашего внимания при изменении точки зрения на субъект внимания и отношения к нему. Только при пато-логических состояниях ума сознанием овладевает неот– вязчивая, однообразная idee fixe.

Гений и внимание. Теперь мы можем легко видеть, почему так называемое поддерживаемое внимание раз– вивается тем быстрее, чем богаче материалами, чем более свежестью и оригинальностью отличается воспри– нимающий ум. Такие умы пышно расцветают и дости– гают высокой степени развития. На каждом шагу они делают все новые и новые выводы, постоянно укрепляя свое внимание. Интеллект же, бедный знаниями, непод-

9—833

129

вижный, неоригинальный, едва ли будет в состоянии долго сосредоточивать внимание на одном предмете, ин– терес к которому ослабевает чрезвычайно быстро. Отно– сительно гениев установилось общее мнение, что они далеко превосходят других людей силой произвольного внимания. Можно выразить опасение, не представляет ли у большинства из них эта сила чисто пассивное свой– ство. В, их головах идеи пестрят разнообразием; в каж– дом предмете гениальные люди умеют находить бесчис-ленное множество сторон и по целым часам могут со– средоточиваться на одной мысли. Но гений делает их внимательными, а не внимание образует из них ге– ниев.

Вникнув в сущность дела, мы можем заметить, что гении отличаются от простых смертных не столько ха– рактером внимания, сколько природой тех объектов, на которые оно поочередно направляется. У гениев объ– екты внимания образуют связную серию, все части ко– торой объединены между собой известным рациональ– ным принципом. Вот почему мы называем вниманиеподдерживаемым, а объект внимания на протяжениинескольких часов тем же. У обыкновенного человека се– рия объектов внимания бывает большей частью бес– связной, не объединенной общим рациональным прин– ципом, поэтому мы называем внимание такого человеканеустойчивым, шатким.

Не лишено вероятия, что гений удерживает человека от приобретения привычек произвольного внимания и что среднее умственное дарование представляет почву, где можно всего более ожидать развития добродетелей воли в собственном смысле слова. Представляет ли дар внимания свойство гения или оно зависит от разви-/ тия воли? Во всяком случае, чем долее человек может удерживать внимание на одном объекте, тем более представляется ему возможности вполне им овладеть. Способность же постоянно направлять рассеивающееся внимание составляет живой нерв в образовании каждо– го суждения, характера и воли. У кого нет этой спо– собности, того нельзя назвать compos sui (владеющим собой). Воспитание, которое могло бы совершенство– вать эту способность, было бы воспитанием par excel– lence. Но указать на такой идеал несравненно легче, чем дать практическое руководство к его достижению.

Относительно внимания общим педагогическим пра<

130

видом может служить следующее: чем более интереса в данном занятии ожидает ребенка впереди, тем более

–будет' напряжено его внимание. Поэтому при обучении ребенка нужно руководить его занятиями так, чтобы

–КЯХдое новое сведение находилось в известной связи с ранее приобретенными знаниями, и, если возможно, вызывать в ребенке любопытство, так чтобы каждое но– вое полученное им сведение служило ответом или частью ответа на вопрос, еще ранее существовавший в уме ученика.

Физиологические условия внимания. Вот, по-види– мому, наиболее важные из них: 1) по возникновения внимания к данному объекту необходимо, чтобы соот– ветствующий кортикальный центр был возбужден и центральным путем – идеационно, и путем внешнего чувственного раздражения; 2) затем орган чувств дол– жен быть приноровлен посредством приспособления соответствующего мышечного аппарата к наиболее от– четливому восприятию внешнего впечатления; 3) по всей вероятности, необходим известный приток крови к соответствующему кортикальному центру. Третьего ус– ловия я не буду касаться, так как относительно его мы не имеем никаких обстоятельных сведений, и я посту– лирую его лишь на основании общих аналогий. Первое и второе условия доказаны экспериментальным путем. Начнем ради удобства с рассмотрения второго условия.

Приспособление органа чувств. Оно наблюдается не только тогда, когда внимание направлено на внешнее чувственное впечатление, но и в случае, когда объек– том внимания служит мысль. Что такое приспособле– ние налицо, когда мы направляем внимание на внешний объект, само собой ясно. Глядя на что-нибудь или слу– шая что-нибудь, мы непроизвольно приспосабливаем глаза и уши, а также поворачиваем в нужном направ– лении голову и тело; обоняя и пробуя на вкус, мы при– спосабливаем язык, губы и нос к данному предмету;

осязая какую-нибудь поверхность, мы соответствую– щим образом двигаем осязающий орган. Во всех этих актах, производя непроизвольные целесообразные мы– шечные сокращения, мы задерживаем другие движения, нецелесообразные по отношению к тому результату, который мы имеем в виду. Так, пробуя что-нибудь на вкус, мы зажмуриваем глаза, прислушиваясь, стараем– ся затаить дыхание и т. п. В результате получается

У 131

более или менее массивное органическое чувство напря– женности внимания. На это органическое чувство мы обыкновенно смотрим как на чувство нашей собственной активности, хотя оно возникает в нас посредством при– способления органов чувств. Таким образом, всякий объект, способный немедленно возбудить нашу чувстви– тельность, вызывает рефлекторное приспособление ор– гана чувств, которое сопровождается двумя результа– тами: во-первых, чувством активности и, во-вторых, возросшей ясностью в нашем сознании данного объ– екта.

При интеллектуальном внимании в нас наблюдаются такие же чувства активности. Насколько мне известно,Фехнер первым проанализировал эти чувства и отличил их от только что указанных более грубых форм того же чувства. Вот что он пишет: «Когда мы переносим наше внимание с объекта одного органа чувств на объ– ект другого, мы испытываем некоторое вполне опреде– ленное и легко воспроизводимое произвольно, хотя и не поддающееся описанию, чувство перемены направления или изменения в локализации напряжения (Spannung).Мы чувствуем напряжения в известном направлении в глазах, с какой-нибудь стороны в ушах, напряжения, которые возрастают и изменяются в зависимости от сте– пени нашего внимания в то время, когда мы смотрим или слушаем; это и есть то, что мы называем напряже– нием внимания. Локализация напряжения всего ярче наблюдается, когда внимание наше быстро колеблется между слухом и зрением и в особенности когда мы хотим тонко распознать данный объект при помощи осязания, обоняния и вкуса. <:...> Когда я пытаюсь вызвать в памяти или воображении какой-нибудь живой образ, то я начинаю испытывать нечто совершенно аналогичное напряжению внимания при непосредственном зритель– ном или слуховом восприятии, но это аналогичное чув-ство локализуется совершенно иначе. В то время как при восприятии реального объекта (а также зритель– ных следов) напряжение направляется всецело к дан– ному объекту—вперед, а при переходе внимания от одного органа чувств к другому оно только меняет соответственно направление от одного органа чувств к другому, не затрагивая остальную часть головы, при воображении и припоминании, наоборот, чувство напря– жения всецело отвлекается от внешних органов чувств

132

скорее углубляется в ту часть головы, которая напол– нена мозгом. Когда я хочу, например, припомнить мест– ность или лицо, они возникнут передо мной с живостью, если я буду направлять внимание не вперед, а, скорее, если так можно выразиться, назад».

«Направленность внимания назад», ощущаемая на– ми," когда внимание занято воспроизведенными пред-' ставлениями, по-видимому, состоит главным образом во вращении глазных яблок кнаружи и прямо противопо– ложно движению глаз при направлении зрения на внеш– ний объект. Впрочем, даже при внимании, направлен– ном на чувственные объекты, приспособление органа чувств еще не самый существенный процесс, а второсте– пенный, который, как показывают наблюдения, может вовсе не иметь места. Вообще говоря, верно, что ни один объект, лежащий на крайних частях поля зрения, не может привлечь нашего внимания, не привлекая в то же время и нашего глаза, т. е. не вызывая вращения и аккомодации глаза и не локализуя таким образом изображения предмета на желтом пятне, самой чув– ствительной точке глаза. Но при помощи упражнения и при известном усилии можно направлять внимание на главный объект поля зрения, оставляя глаз неподвиж– ным.

При этих условиях предмет никогда не различается нами вполне отчетливо (это невозможно по той причи– не, что изображение предмета получается здесь не на самом чувствительном месте сетчатки), но всякий может убедиться, что предмет сознается более живо, если мы усилим к нему внимание. Так, учителя умеют следить'за учениками, делая вид, будто не глядят на них. Жен– щины, вообще говоря, больше пользуются перифериче– ским зрительным вниманием, чем мужчины. Гельмгольцсообщает один факт, столь любопытный, что я приведу здесь его наблюдение целиком. Однажды он производил опыты, желая слить в одно целое зрительное восприя– тие пару стереоскопических картин, освещавшихся на миг электрической искрой.

Картины помещались в темном ящике, который вре– мя от времени на мгновение освещался вспышкой; что– бы глаза не двигались в сторону, в середине каждой картины булавкой был сделан прокол, через который проникал дневной свет, так что оба глаза в промежут– ки мрака имели перед собой по одной светлой точке.

133

При параллельных зрительных осях обе эти точки сли– вались в одну, и малейшее движение глазного яблока тотчас же изобличалось раздвоением зрительных обра-зов. Гельмгольц таким путем нашел, что при совер– шенной неподвижности глаз простые плоскостные фи– гуры могут восприниматься в качестве трехмерных при одной вспышке. Но сложные фигуры воспринима– лись трехмерными лишь при нескольких вспышках под– ряд.

Любопытно, говорит далее Гельмгольц, что при этом, хотя мы неподвижно фиксируем оба глаза на булавоч– ных отверстиях и не даем раздваиваться их сложно– му изображению, тем не менее мы можем направить наше внимание на любую часть темного поля так, что– бы при вспышке получить впечатление лишь от той ча– сти картины, которая и лежит в направлении нашего внимания. Здесь внимание является совершенно незави– симым от положения и аккомодации глаз или от ка– кого-либо известного нам изменения в этом органе и может свободно направляться сознательным волевым уси– лием на любую часть темного и однородного поля зре– ния. Это одно из наиболее важных наблюдений для бу– дущей теории внимания («Physiologic Optik»).

Идеационное возбуждение центра. Но в чем же вы– ражается направление внимания на периферическую часть картины, если при этом нет физической аккомо– дации глаза? Что происходит, когда мы распределяемили рассеиваем внимание по предмету, в котором ни одна часть не привлекает нашего внимания? Эти вопро– сы ведут нас к анализу второй характерной черты вни– мания – идеационного возбуждения, о котором мы упо– мянули выше. Усилие при направлении внимания на крайнюю часть картины заключается не в чем ином, как в стремлении сформировать себе возможно более ясно идею того, что там изображено. Воспроизведенная идея идет на помощь ощущению, делая его более ясным. По– явление идеи может сопровождаться усилием; этого рода усилие и представляет в данном случае конечный результат напряжения внимания. Мы сейчас покажем, что в наших актах внимания всегда есть известная мысленная антиципация (предварение) объекта внима– ния. Льюис называет ее преперцепцией, и это название по-видимому, всего более подходит к мысленному ожи" данию наступающего явления,

134

При интеллектуальном внимании преперцепция, само собой, должна существовать как объект мысли, ибо в этом случае объектом служит простая идея, воспроиз– веденное представление или концепт. Следовательно, доказав существование преперцепции при чувственном внимании, мы докажем, что она налицо во всех про– цессах внимания. Впрочем, когда чувственное внимание достигло высшей точки, то невозможно определить, ка– кой элемент восприятия проникает в сознание извне и какой изнутри, но если мы найдем, что приготовление к напряжению внимания всегда состоит отчасти из творческого пополнения данного объекта психическими продуктами воображения, то этим требуемое уже будет доказано.

При определении времени реакции мы, направляя внимание на то движение, которое нужно было делать, ускоряли наступление реакции. Это сокращение време– ни мы в IX главе объяснили тем, что уже заранее, до появления сигнала, нервные центры совершенно приго– товлены к разряду. Таким образом, состояние выжидаю– щего внимания перед наступлением реакции совпадает с приготовлением соответствующего нервного центра к разряду.

Если воспринимаемое впечатление очень слабо, то, чтобы уловить его, необходимо изощрить внимание, предварительно направив его на то же впечатление, но в более сильной форме. Вот что говорит по этому поводу Гельмгольц: «Если мы хотим наблюдать над обертонами, то можно посоветовать вслушиваться в слабо звучащую ноту, соответствующую искомому обер– тону, прежде чем производить звуковой анализ данной ноты... Если вы поставите перед ухом резонатор, соот– ветствующий какому-нибудь обертону ноты С (do), на– пример G (sol), и затем заставите звучать ноту С, то услышите G, значительно усиленное резонатором. Это усиление обертона приучает ухо быть более вниматель– ным к искомым звукам. Если мы будем постепенно удалять резонатор, звук С станет ослабевать, но внима– ние, направленное резонатором на этот звук, улавлива– ет его гораздо легче, и наблюдатель уже может после такого опыта слышать обертон С невооруженным ухом». Вундт объясняет такого рода опыты следующимобразом: «Беглые и слабые зрительные впечатления дают в результате одно и то же. Попробуйте освещать

135

рисунок электрической искрой, появляющейся через большие промежутки времени: после первых двух-трех вспышек обыкновенно невозможно ничего разобрать. Но смутное впечатление от рисунка все-таки сохраня– ется в памяти; каждая последующая вспышка допол– няет его, пока, наконец, не получится более ясное изо– бражение. Первичным стимулом для внутренней актив– ности здесь обыкновенно служит само внешнее впечат– ление. Мы слышим звук, в котором по некоторым ассо– циациям чувствуем наличность известных обертонов, далее припоминаем их, наконец улавливаем их ухом в данном звуке. Или, предположим, мы видим минераль– ное вещество, которое и ранее нам случалось видеть;

непосредственное впечатление вызывает соответствую– щий образ в нашей памяти, который в свою очередь сливается более или менее тесно с непосредственнымвосприятием. Различные свойства данного впечатления требуют особых благоприятных условий для распозна– ния, и мы заключаем при этом, что наше ощущение напряженности внутренней активности возрастает в за– висимости от усиления яркости тех впечатлений, на которые мы направляем внимание».

Это можно представить схематически в виде воздей– ствий на нервную клетку с двух сторон. В то вре– мя как предмет воздействует на нее извне, другие нерв– ные клетки действуют на нее изнутри. Для полной ак– тивности данной нервной клетки необходимо взаимодей– ствие обоих факторов. Данный объект воспринимается с полнейшим вниманием только тогда, когда он одно– временно образует и восприятие, и воспроизведенное представление.

Приведем еще несколько опытов, которые после ска– занного будут вполне понятны. 'К опытам с освещением стереоскопических фигур электрической искрой Гельм– гольц присоединяет следующее наблюдение: «Помещая в стереоскоп рисунки столь простые, что было трудно видеть их двойными, мне удалось добиться этого даже при мгновенном освещении, когда я старался живо представить себе, как они должны были бы выглядеть двойными. Здесь на восприятие влияло одно только внимание, так как глаз оставался совершенно непод– вижным».

Разбирая вопрос о борьбе двух полей зрения, Гельм– гольц снова говорит: «Это явление не есть соперниче-

136

nn в интенсивности между двумя ощущениями: оноТвисит от напряженности или рассеянности внимания.'п гамом деле, едва ли есть другое явление, на кото-ром sho было бы с большим удобством исследо– Тк почины обусловливающие наше внимание. Не-^в я?очно при этом сознательно глядеть сначалаS'J^OM^SoT^ Другим: мы должнь,^"бР^ть

^W=^ о^з ^ствит^Гпо– ^"нТрис. 7 и 8, где этот опыт не дает определенных

результатов, можно вызвать смену одной из кажущихся фигур другой, напряженно воображая заранее ту фигу– ру, которую мы желаем видеть. То же наблюдается и на рисунках, на которых известные линии образуют своей комбинацией фигуру, не имеющую отношения к тому, что можно непосредственно видеть на рисунке и вообще на всех изображениях, где какой-либо предмет не бросается в глаза и его едва можно отличить от заднего плана. Случается, что мы долго не замечаем предмета, но, раз замелив его, мы произвольно можем делать его объектом нашего внимания при помощи того умственного дубликата, который вводится в данное восприятие нашим воображением. Кто может сразу уга– дать в бессмысленной французской фразе: «Pas de lieu

л

Rhone que nous» английскую поговорку: «Paddle your own canoe»? Но едва ли человек, раз заметив звуковое сходство обеих фраз, не будет в состоянии возобновить его в памяти. Ожидая удара часов, мы так проникаемся мыслью о наступающем звуке, что нам кажется, будто уже бьет желанный или страшный час. То же испыты– ваем мы и в ожидании звука чьих-нибудь шагов. При малейшем шелесте в лесу охотнику мерещится дичь, беглецу – преследователи. Влюбленный при виде каж– дой женской шляпки воображает, что под ней скрыва– ется головка его кумира.

137

Появление образа в уме и есть внимание; препер– Депция {предварение восприятия) есть половина перцеп– ции (восприятия) искомого объекта. Именно по этой причине у людей открыты глаза лишь на те стороны в воспринимаемых впечатлениях, которые они ранее при– учились различать. Любой из нас может заметить из– вестное явление, после того как на него нам было кем– нибудь указано, но то же явление без постороннего указания не сумеет открыть и один человек из десяти тысяч. Даже в поэзии и изобразительных искусствах необходимо, чтобы кто-нибудь указывал нам, на что именно нужно обращать особенное внимание, что заслу– живает наибольшего удивления, пока наш вкус не до– стигнет полного развития и наша оценка эстетических явлений не станет безошибочной.

В детских садах детей ради упражнения расспраши– вают, сколько характерных черт они могут назвать в данном предмете, например в цветке или чучеле птицы. Они сразу перечисляют знакомые им черты: листья, хвост, клюв, ноги, но в то же время могут часами гля– деть на птицу, не замечая ноздрей, когтей, чешуи и т. д.,пока не обратишь на это внимание детей, после чего они всякий раз указывают на них. Короче говоря, мы обыкновенно видим лишь те явления, которые препер– ципируем. Преперципируем же мы лишь объекты, кото– рые были указаны нам другими под каким-либо ярлы– ком, а он запечатлелся в нашем уме. Потеряв накоп– ленный нами запас таких ярлыков, мы почувствовали бы себя в окружающем мире лишенными всякой ум-ственной опоры.

Педагогические замечания. Во-первых, необходимо укреплять внимание в детях, которые крайне небрежны в занятиях, беспорядочно перескакивают мыслью с од– ного предмета на другой. Учитель должен заботиться о том, чтобы сделать привлекательным предмет заня– тий, ассоциировать его с чем-нибудь интересующим ре-бенка; в худшем случае, когда нельзя придать интерес самим занятиям, можно пообещать награду за внима– тельное отношение к занятиям и наказание – за невни– мательное. Если предмет не вызывает в ребенке произ-вольного внимания, то приходится черпать интерес со стороны. Но всего лучше, когда сама тема занятий ин– тересна, и, обучая детей, мы должны всегда стараться связывать новые сведения, сообщаемые им, с теми