Текст книги "Молот Тора"

Автор книги: Уильям Дитрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 43

Ствол упавшего ясеня походил бы на мощную стену, такую же высокую и длинную, как легендарные стены Константинополя, но падение и пожар раскололи эту аномально быстро выросшую колонну на множество искореженных обломков. В их зияющих провалах скопилась дождевая вода. По моим предположениям, этот гигант быстро перегниет, и трудно сказать, появится ли когда-нибудь вместо него нечто столь же грандиозное. Ведь у новой поросли уже не будет особого влияния электричества и накапливающего заряд молота. Корневой котлован может стать озером, само дерево удобрит почву, и сгоревшие луга вновь покроются цветущими травами. И тогда не останется и следа от своеобразного Эдема Бладхаммера. Или то, что случилось, можно назвать Рагнарёком? По случайной ли прихоти произошло такое светопреставление в здешнем раю?

Рунический камень уцелел, во время этого страшного катаклизма все про него забыли. Бушевавший вокруг пожар не причинил ему вреда. Через пару поколений, когда исполинское дерево превратится в прах, он, возможно, останется единственным доказательством правдивости моей истории.

Не пострадал и бердыш моего норвежского друга. Намида взялась за его рукоятку и в странном оцепенении потащила топор за собой, словно забытую детскую куклу.

Едва не падая от изнеможения, мы брели вдоль поверженного дерева и вдруг заметили нечто странное, слегка прикрытое еще вывороченными из земли и спутанными корнями Иггдрасиля.

Рухнувший гигант извлек из глубин не только свою корневую систему с изрядным пластом земли и гранитные валуны размером с повозку сена, смотревшиеся в его толще как орехи в тесте. По корневому пласту уже струилась дождевая вода, и в итоге эти камни тоже обвалятся. Но помимо них мы увидели то, что заставило нас содрогнуться и задуматься, не нависло ли над этим местом божественное проклятие.

Кроме бивней древних мастодонтов с паутиной корней сплелись человеческие останки, бурые кости почти не отличались по цвету от окружавших их древесных. Плоть и волосы давно истлели, но погребенные доспехи свидетельствовали о том, что те люди не были индейцами. Четко выделялись порыжевшие от ржавчины щиты. В круге поднятой почвы также просматривались остатки древних кирас, мечей, кольчуг и шлемов. Мы обнаружили скандинавских первооткрывателей! Некоторых из них, очевидно, похоронили в полукруге около посаженного четыреста пятьдесят лет тому назад молодого саженца, подсоединенного к электрическому устройству в подземном склепе.

– Останки воинов, – сказал я Намиде.

– Рыжеволосых чужеземцев, – откликнулась она, разглядывая уцелевшее вооружение.

– Да. Таких же бледнолицых, как я.

– Так далеко от родной земли.

– Магнус, наверное, сказал бы, что истинную родину они рассчитывали обрести здесь.

– Как странно, почему белый человек вечно странствует в поисках заветных земель? Жить ведь можно в любом месте этого мира. Райский сад будет там, где ты его посадишь. Почему белые люди отправляются в такие дальние путешествия, почему они так неистово стремятся завладеть новыми землями?

– Чтобы обрести мир и счастье.

– Белым людям надо создавать счастливый мир там, где они родились.

– Тамплиеры были воинами. Такими же, как викинги. Такими же, как племена оджибве и дакота. Таковыми они были, есть и, наверное, будут. Именно воинственностью мужчины отличаются от женщин.

Но, в сущности, я не старался ничего объяснять, а с нарастающим волнением разглядывал запутавшиеся в корнях скелеты и ржавые доспехи. Не спрятано ли с ними богатство?

Ведь в далеком и пустынном Городе Призраков я нашел золотой цилиндр в останках рыцаря Монбара, так почему бы ему не быть и здесь? Мое сердце учащенно забилось, и я почувствовал прилив сил.

– Белым людям следует искать дом там, где они родились.

– По-моему, мы нашли сокровище.

И прежде чем Намида успела остановить меня, я ухватился за корни и начал карабкаться вверх по земляному диску, подбираясь к скелету, за которым поблескивал желтый металл. Возможно, грешно тревожить древний прах усопших, но разве им уже не все равно? Удастся ли мне в итоге получить хоть какое-то вознаграждение за это путешествие? Но зачем захоранивать драгоценности? Неужели беглые тамплиеры привезли в Америку золото? Или они нашли его здесь, подобно таинственным медным рудникам на острове Айл-Ройал? Может, их привлекли сюда как раз поиски этого драгоценного металла, а не утраченного рая?

– За этими костями что-то спрятано, – крикнул я вниз.

Намида протестующе помотала головой.

– Именно из-за этих останков в долине поселились злые духи!

– Просто это место священно, как любое кладбище.

– Нет, это гибельная долина! – застонав, возразила она. – Погляди, какие разрушения наделал тот страшный молот. Оставь в покое старые погребения, Итан. Нам надо как можно скорее уходить отсюда. Тут обитают злые духи.

– Надо же хоть что-то спасти от разрушения.

– Нельзя, нам надо уходить, у меня дурное предчувствие!

– Скоро уйдем, обещаю. Я почти у цели!

Я уже подобрался к нужным останкам, их череп оскалился наводящей страх улыбкой смерти – похоже, я начал привыкать к жутким аспектам поиска сокровищ. Смахнув налипшую на доспехи землю, я заметил, что вместе с ней отвалилась и крупица золота.

Я помедлил. Неужели сокровище столь хрупкое? Осторожно счистив грязь, я действительно увидел обширную золотую поверхность, хотя она оказалась неожиданно тонкой. Золотой диск диаметром примерно с длину руки – от кисти до плеча, – был не толще чем бумага.

В общем, материал этот действительно напоминал бумагу.

Ее размер и форма соответствовали круглому щиту.

И на этом металлическом листе просматривались вытисненные буквы. Не рунического, а латинского алфавита.

Хитрость тамплиеров напомнила мне о том, как я сам во время плавания по Нилу спрятал свиток Книги Тота на самом виду, пришив его к полотнищу паруса египетской фелюги. А в данном случае окованный железом деревянный средневековый щит стал хранилищем золотого листа не толще обычной фольги, а оставили его здесь, видимо, потому, что золото не подвержено разрушению. То есть при погребении спрятали золотой лист с какими-то письменами.

Зачем?

По моим предположениям, кому-то хотелось сохранить текст в тайне, пока за ним не явится достойный искатель.

Сомнительно, конечно, что сия тайна дожидалась именно меня.

Я присмотрелся повнимательнее. Все верно, на золоте был вытиснен латинский текст, однако читать его нужно было в зеркальном отображении: поверхность с письменами оказалась обращенной к небу, а я находился под щитом. Отломив кусок корня, я начал откапывать его рассыпающиеся в труху края, высвобождая верхнее золотое покрытие, хрупкое, как высохший осенний листок.

– Итан, скорее!

– Я нашел таинственный документ типа книги.

– Что такое книга?

– Книга хранит знания, чтобы через много столетий даже на другом конце света ее мог прочитать любознательный человек и открыть для себя нечто новое.

Безусловно, книги совершенно не интересовали ее, и я сразу вспомнил о пропасти, разделявшей обитательницу дикой прерии и завсегдатая игровых салонов. Что же нам делать дальше? Следует ли мне отправить Намиду обратно к индейцам? Или лучше взять ее с собой и представить в особняке президента и при дворе Наполеона как новоявленную Покахонтас? [38]38
  Покахонтас (1595–1617) – дочь вождя Поухатана, спасшая жизнь первому виргинскому колонисту капитану Джону Смиту. Попав в плен к англичанам, приняла христианство и была наречена Ребеккой. Вышла замуж за колониста Джона Рольфа, помогла предотвратить назревавший конфликт с поселенцами. Побывала с мужем в Англии, где ее приняли с почестями и представили королевской чете. Собираясь вернуться в Америку, заболела оспой и умерла; от ее сына Томаса Рольфа ведут свое начало некоторые известные виргинские семьи, среди его потомков – вторая жена президента В. Вильсона.


[Закрыть]Или все же ей нужно отправиться на поиски родственных манданам племен?

Наконец я освободил от земли большую часть сгнившего щита, чертыхаясь всякий раз, как вместе с ней отрывались крупицы золота, и осторожно спустился вниз, держа в руке потрепанный, как старая газета, лист. Оказавшись на дне котлована, я аккуратно смахнул последние крошки трухлявого дерева и попытался прочесть текст.

Меня не назовешь книжным червем; учась в Гарварде, я вел беспорядочную жизнь, предпочитая изучать в окно формы гуляющих кембриджских [39]39
  Гарвардский университет находится в городе Кембридж, штат Массачусетс.


[Закрыть]девиц, а не портить глаза, постигая жизнь цезарей. В лучшем случае я мог бы сносно объяснить по-латыни ньютоновские «Начала». [40]40
  Фундаментальный труд Ньютона по основам физики.


[Закрыть]Но кое-какие слова на золотом листе показались мне знакомыми. К примеру, Poseidonи Atlantic, то есть Посейдон и Атлантида. Нет, минутку. Я пригляделся повнимательнее, какая же буква на конце второго слова: «s» или «с»? То есть о чем тут говорилось – об Атлантиде или Атлантике? А следом шла пара слов, на вид мне странно знакомых, хотя я не мог сейчас вспомнить, где именно слышал их: Thiraи hasta. В памяти всплыли древние стихи. Не означает ли последнее латинское слово копье или жезл? Мне вспомнилось, как Силано обнаружил средневековое латинское двустишие, которое помогло найти путь к Книге Тота. Может, прибывшие в эти далекие края скандинавские тамплиеры оставили здесь очередную латинскую подсказку, открывающую путь к сокровищам или могуществу? Но почему они спрятали ее под клетью с молотом? Глупо прятать такую подсказку там, где находится само сокровище. В тексте также встречались странные буквосочетания типа Og.

О чем же, черт возьми, тут говорится?

Совершенно не понятно. Если только молот Тора являлся не подлинным сокровищем, по крайней мере, он мог быть второстепенным раритетом. Возможно, и само грандиозное дерево служило всего лишь указателем.

Я вспомнил рассказы Магнуса. Преследуемые тамплиеры разбежались по миру, унося с собой все собранные ими артефакты, сокровища или книги тайного могущества. Одно из их сокровищ я обнаружил в пустыне к юго-востоку от Иерусалима, отыскав в Городе Призраков спрятанный в подземелье саркофаг с Книгой Тота. Ради другого – молота Тора – мне пришлось пересечь почти полмира. Раз уж тамплиеры спрятали эти сокровища, то вполне могли спрятать и что-то еще. И если где-то действительно находится очередной тайник, то логично для этих рассеянных тамплиеров было бы спрятать подсказку с указанием места захоронения новых сокровищ там, куда, по всей видимости, они намеревались вернуться: к легендарному гигантскому дереву Иггдрасилю, заряженному электричеством.

Я мысленно застонал, вдруг поняв, что поиски далеко не закончены.

Если уж ты призван к некой миссии, то будешь вечно попадать в связанные с ней неприятности.

Вдруг раздался выстрел, и пуля, просвистев мимо меня, пробила проржавевший щит. Хрупкое золотое покрытие разорвалось, как папирусная бумага.

– Не надо! – крикнул я.

Но зеленые глаза Авроры Сомерсет сверкали безумием горестной утраты. Как одержимая, с оскаленными зубами и развевающимися по ветру волосами, она мчалась в нашу сторону. Потрясая индейским копьем, она с удвоенной силой сдавила ногами бока низкорослой индейской лошади и, отбросив в сторону опустевший мушкет, выхватила из-за пояса сломанную рапиру брата. Зазубренный кончик этого клинка сверкал, как осколок разбитой пивной бутыли. Эта дьяволица жаждала мести!

Я бросил взгляд на свою винтовку. Она стояла довольно далеко на краю вздыбившегося корневища. Я бросился за ней в тот момент, когда лошадь с всадницей спустилась в наш котлован.

Внезапно мою ногу пронзила резкая боль. Упав на землю, я пополз дальше.

Кремневый наконечник брошенного копья вонзился мне в голень.

Практически я попал в капкан, торчащее из ноги копье резко снизило скорость моего передвижения.

Но Аврора скакала не ко мне. Явно нацелившись на золотой пергамент, она свесилась на сторону, как лихой казак, намереваясь на ходу подхватить его. Неужели она знала о его существовании?

Однако в тот момент, когда она уже протянула к нему руку, лошадь вдруг с диким ржанием рухнула на передние ноги и Аврора по инерции кубарем перелетела через шею животного. И лошадь, и наездница врезались в обнаруженный мной артефакт, взбив фонтан жидкой грязи, а драгоценный текст рассыпался золотым конфетти. Аврора с яростным воплем прокатилась по обломкам щита, а его древняя труха и хлопья разорванных знаний золотым дождем оседали на землю. Корчась в агонии, лошадь лежала на спине, и на ее копытах поблескивали кусочки прилипшего золота. Намида подскочила к несчастному животному с другой стороны и вонзила в его шею топор Магнуса.

Она воспользовалась этим забытым оружием, чтобы прервать мучения лошади.

С пронзительным криком Аврора поднялась на четвереньки и метнулась к индианке, по-прежнему размахивая сломанной рапирой. Клинок хлестнул Намиду по руке, задев также рукоятку топора, ее хватка ослабла, и оба оружия полетели в грязь.

Моя винтовка!

Взревев от боли, я выдернул из голени кремневый наконечник и пополз по рыхлой песчаной почве к моему ружью. Сцепившиеся женщины катались по земле, стараясь дотянуться до упавшей рапиры.

– Намида! – заорал я. – Отцепись от нее, дай мне выстрелить!

Индианка обхватила Аврору за плечи и, застонав от натуги, отбросила в сторону леди Сомерсет вместе с ее рапирой, а сама отклонилась в другую сторону, освободив для меня линию огня. С трудом приподнявшись на локтях, я пристроил винтовку и прицелился. У меня в запасе имелся всего один выстрел, и Аврора, чтобы усложнить мне задачу, тоже распласталась на земле. Так, спокойно! Упор в плечо, прицел, не дышать, курок…

Винтовка выстрелила.

И в тот же момент что-то заслонило точку моего прицела. Пуля со звоном ударилась в металлическую преграду и отскочила, не причинив никому вреда.

В отчаянии Аврора Сомерсет выставила перед собой как щит окровавленное лезвие топора Магнуса, и, по дьявольскому несчастью, я попал именно в него. Лицо аристократки озарилось улыбкой дикого торжества.

Не дав никому опомниться, она вновь, как тигрица, набросилась на индианку, схватила Намиду за волосы и приставила кончик рапиры к ее груди.

– Нет!

Мой крик выразил полнейшую безысходность. Раненая нога не позволит мне вовремя добежать до них, на перезарядку винтовки уйдет целая тягостная минута, а копье с такого расстояния мне не добросить. Я не мог ничему помешать, и моя противница знала это.

– Тебе придется испытать всю горечь моей утраты, – прошипела Аврора. – Ты будешь помнить твою милую скво, как я помню бедного Сесила.

С душераздирающим воплем настоящей банши [41]41
  Банши– привидение-плакальщица, героиня шотландского и ирландского фольклора; опекая семью, она предвещает душераздирающими воплями смерть кого-либо из ее членов.


[Закрыть]она торжествующе надавила на обломок клинка, пронзив им девичью грудь.

На мою долю выпало немало ужасных потерь, но Аврора оказалась права: эта утрата обожгла мне душу. Глаза Намиды округлились, точно у испуганной лани, холодная сталь проникла в ее сердце, а хлынувшая кровь заструилась по рукам Авроры, делая ее похожей на чудовищную леди Макбет. После этого удара пронзительный крик Намиды резко оборвался, ее рот открылся, на лице застыла удивленная маска, кровь сбегала на землю по ее одеянию из оленьей кожи, глаза закатились, и взгляд застыл.

Мне вспомнились ее первые слова: «Спаси меня».

Мое сердце разрывалось от горя.

– Ты чудовище! – заорал я.

Схватив копье, я пополз к этой ведьме, на время околдовавшей меня, к этой порочной мегере, по вине которой я потерял всех друзей. Магнус оказался прав, душевные терзания бывают страшнее смерти, и сейчас я страстно хотел убить Аврору либо быть убитым ею.

– Ну что, теперь осталось прикончить меня! Давай сразу сведем все счеты!

Она вскочила на ноги, отбросив в сторону тело умершей Намиды, как мешок картошки, и ее губы искривила дьявольская ухмылка.

– Что ты успел прочесть?

– Что?

Совершенно не ожидая такого вопроса, я на мгновение застыл, перестав ползти к ней, за мной алой змейкой тянулся извилистый кровавый ручеек. Пульсирующая рана прошивала ногу стреляющей болью.

– Много ли ты успел понять?

Тут я осознал, что она говорит о золотом диске и его содержимом. Как она догадалась, что он мог быть в погребениях тамплиеров, или она давно знала о тайном тексте?

– Ты… знала?

– Что там было написано, Итан? – опять спросила она, покачивая обломанной рапирой, с которой капала кровь моей любовницы. – Что ты узнал, прочтя золотой диск?

– Неужели ты рассчитываешь, что я расскажу тебе?

Она расхохоталась безумным смехом, отпихнув ногой обрывки листа, разрушенного ее упавшей лошадью.

– Тебе придется. Ты расскажешь мне все, потому что я буду неотступно преследовать тебя.

И с новой лукавой усмешкой, приглушив сверкающую в глазах ненависть, смешанную с какой-то потаенной, непостижимой для меня страстью, она взмахнула на прощание обломком рапиры и, развернувшись, начала медленно удаляться.

– Подожди! Вернись, черт побери! Давай покончим с этим делом!

– Ах, Итан, – опять рассмеявшись, сказала она, – наши дела только начинаются. Едва мы увидели вашу карту, как сразу исполнились смысла наши древние тексты. Те самые, что мы обсуждали на тайных собраниях ложи египетского обряда.

– Аврора!

Пристроив на плечо клинок рапиры, она вертела ее рукоятку, словно поигрывала зонтиком.

Я метнул ей вслед копье. Оно воткнулось в землю точно на полпути между нами, и она могла бы вернуться и пронзить меня до того, как я вновь доползу до него. Она могла бы пытать меня, как раненого быка, нанося рану за раной, истощив до предела все мои силы, чтобы я испустил последний вздох на этой взорванной земле, обильно полив ее своей кровью.

Но у нее были другие планы. Больше она не произнесла ни слова, даже не оглянулась. Покачивая бедрами, она продолжала удаляться от рухнувшего дерева и его кратера так спокойно, словно приняла наконец какое-то удовлетворившее ее решение. Меня бы даже не удивило, если бы она начала весело насвистывать.

Она хотела оставить меня в живых.

Ей хотелось выяснить, что я прочитал.

А когда я дополз до винтовки и зарядил ее, Аврора Соме сет уже скрылась в рощице.

Глава 44

Последующие несколько часов я помню смутно. Я пребывал в полнейшем шоке от горя, потери крови, усугубившейся электрическим разрядом, оспой, опустошившей индейскую деревню, и не мог поверить, что мы все-таки нашли древний молот Тора. Что я расскажу, если вернусь в цивилизованный мир? Что видел латинскую тайнопись, уничтоженную копытами умирающей лошади. О чем там говорилось? Я не имел ни малейшего понятия. Почему Аврора решила, что я мог что-то узнать? Об этом я имел еще меньшее представление. Куда она теперь направилась? Словно призрачное видение, леди Сомерсет растворилась в роще…

Я был совершенно один. Вокруг не осталось ни души, ни индейцев, ни бизонов, даже последние завитки дыма уже исчезли, погашенные разразившимся ливнем.

Перевязав как можно лучше раненую ногу, я глотнул грязной воды из глубокой лужи. Дождь все еще не прекратился.

Используя топор Магнуса в качестве своеобразной мотыги, я начал рыть три ямы, чтобы похоронить Пьера, Лягушечку и Намиду. Копая землю, я отметил, что земледельцы порадовались бы такой хорошей почве. Отличная земля для мелких фермеров, о которых говорил Джефферсон. И вполне подходящее место для жизни простых смертных.

Какую цену заплатили мы с друзьями за эти географические сведения!

А что может заинтересовать Наполеона? В этих краях могут затеряться целые армии.

По-моему, у меня созрела одна идея относительно того, чем могла бы стать Луизиана.

Вот так, в блаженном тумане, блуждали мои мысли. Изрядно выдохшись, я закончил земляные работы, выкопав рядом три ямы. Сначала я закрыл глаза Намиде и как можно мягче опустил ее в землю. Следующей настал черед отважной обгоревшей Лягушечки, которая завладела божественным огнем, чтобы отомстить за Пьера. И напоследок сам Пьер, его одежда тоже слегка обгорела, тяжелый хлыст треклятого Сесила Сомерсета оставил на его теле кровавые раны. Мне не удалось защитить никого из них.

Дождь начал ослабевать, я уже засыпал первые две могилы и, подойдя к третьей, набрал полные пригоршни земли, чтобы бросить их на тело Пьера.

Вдруг Пьер кашлянул и начал отплевываться.

– Что ты задумал, осел?

Я отшатнулся от его могилы, словно со мной заговорил сам дьявол. Клянусь молнией Франклина! Француз прищурился, зажмурив глаза от падающих ему на лицо дождевых капель, и поморщился.

– Почему я лежу в какой-то яме?

– Потому что ты умер! Аврора застрелила тебя!

Неужели начали сбываться мечты Магнуса о воскрешении?

Произошло ли с ним какое-то загадочное волшебство?

Вояжер медленно поднялся из той могилы, где я хотел похоронить его, и с хмурым неверием окинул пристальным взглядом кратер, зарубленную индейскую лошадь, вывороченный пласт переплетенных корней и протянувшийся по лугу раблезианский ствол Иггдрасиля.

–  Mon dieu, американец, какую катастрофу ты здесь учинил?

Я не смел дотронуться до него, боясь, что моя рука пройдет сквозь его призрачную грудь. Может, у меня начались галлюцинации?

– Она же выстрелила тебе в спину! И мне показалось, что не промахнулась.

Он завертел головой, словно пытался лично убедиться в том, есть ли у него на спине зияющая рана, но бросил попытки, поморщившись и застонав от боли.

– По-моему, она не промахнулась, приятель, и от ее выстрела я лишился сознания.

– Как же не промахнулась?

– Да, удар был дьявольски точным.

И тогда, по-прежнему сидя в грязной яме, он осторожно закинул назад руку, запустил ее под свою разодранную рубаху и, мучительно скривившись, вытащил веревку со странной подвеской…

Из ее продавленной середины торчала пуля.

– Я снял эту вещицу с этого болвана Сесила однажды ночью, после того как он попытался положить меня на обе лопатки; одноглазый маньяк тогда ослеп от ярости и на здоровый глаз, и в отместку я стащил его украшеньице и спрятал на спине под рубашкой. Ты не представляешь, как он буйствовал, обнаружив пропажу, но его страдания поддерживали во мне силы, когда он пытал меня. Кто же знал, что это может мне пригодиться? Я получил чертовски сильный удар, но зато пуля не пробила меня насквозь.

И он взял в руку сильно помятую масонскую подвеску, которую я заметил на шее Сомерсета, подглядывая за его совокуплением с сестрой. Обвитая змеей пирамида слегка расплющилась и погнулась, приняв форму чашки, и обхватывала теперь свинцовую пулю, выпущенную из ружья Авророй.

– Похоже, эта штуковина принесла удачу мне, а не ему! Да и тебе тоже повезло, ведь удалец Пьер присмотрит за тобой, чтобы ты не заплутал окончательно в этих диких краях.

Он кашлянул и скривился от боли.

И тогда, смеясь и плача одновременно и даже не замечая текущих по щекам слез, я спрыгнул в яму, чтобы не просто коснуться, а заключить его в объятия. Живой!

– Погоди, а где Лягушечка?

Тогда я рассказал, как ее отвага помогла спасти ему жизнь.

* * *

Предоставив Пьеру возможность спокойно оплакать смерть наших спутниц и научиться дышать заново – его спина сильно пострадала, – сам я принялся за другие похороны.

Нет, я не собирался предавать земле останки Сесила или Красного Мундира. Мне вдруг подумалось, что Аврора, при всей ее извращенной любви к брату, даже не подумала задержаться и похоронить его. Эта дамочка явно не отличалась сентиментальностью. Я решил оставить их на съедение койотам и воронам.

Мне не хотелось, однако, чтобы осталось непогребенным кое-что другое.

Во-первых, каменная плита. Она слишком тяжела, чтобы таскать ее за собой. Не знаю почему, но я счел нужным припрятать этот рунический камень, возможно предположив, что Аврору могла заинтересовать не только латинская тайнопись золотого диска, но и высеченные на плите скандинавские руны. Я сомневался, конечно, знала ли она вообще о такой находке. Поэтому, погрузив рунический камень на слегка обгоревшую волокушу, я проковылял с ним милю, а то и больше, чтобы его новое местоположение было не слишком заметно. Опасаясь, что она еще может следить за мной, я настороженно огляделся, а потом, вооружившись большим топором, аккуратно выкопал небольшое углубление на травянистом склоне и, опустив туда камень, заложил его дерном и оставил в покое. Может, когда-нибудь над ним вырастет новое удивительное дерево.

Потом я вернулся за теми просверленными камнями, что скандинавы поместили вокруг дерева, и также оттащил их на волокуше в мое новое тайное место, где установил с двух сторон от места погребения рунического камня. Это было лучшее, что я смог придумать на тот случай, если появится причина опять отыскать его.

Покончив с делами, я забросил бердыш подальше в пруд. Это орудие часто выручало нас, но поскольку Аврора использовала его как щит против моей пули, на лезвии появилась вмятина, а мне не хотелось видеть никаких напоминаний о том неудачном выстреле. Лучше уж пусть этот топор спокойно ржавеет на дне.

Остался еще молот Тора. Он выглядел теперь совершенно бесполезным, оплавленным и застывшим куском шлака, и, на мой взгляд, наш мир мог вполне обойтись без него. Не хотелось мне также, чтобы он мог каким-то чудом обрести новую жизнь от случайного удара молнии. Найдя на лугу гранитный валун, я выкопал под ним нужного размера канавку и заложил в нее молот. Вокруг лежало много других подобных валунов, но я не стал высекать никаких опознавательных знаков. Пусть древнее орудие покоится с миром до настоящего Рагнарёка.

Мне удалось собрать довольно много золотых ошметков, на которых проглядывали лишь неразборчивые буквы, и свернуть их в шарик, размером с виноградину. Пусть это станет моей первой ставкой, когда я окажусь за цивилизованным карточным столом.

Потом, помолившись на прощание, мы взяли курс на восток. Приладив к винтовке ремень, я закинул ее за плечо и похромал за Пьером, опираясь на костыль, в качестве которого использовал копье. Вояжер горбился и с трудом передвигал ноги, как старик, все его тело покрывали синяки и ссадины. В наш первый день мы сумели пройти всего мили три, но испытали удивительное облегчение, покинув сомнительный Эдем Магнуса Бладхаммера. После крушения гигантского ясеня исчезли вихревые грозовые облака, зато остались дурные предчувствия и ощущение утраты.

Мне показалось, будто за нами захлопнулись райские врата. Обернувшись разок, я увидел лишь чистые небеса, простиравшиеся до западного горизонта.

– Чертовски жаль, что я не сразил Сесила наповал первым выстрелом, когда он преследовал нас в каноэ, – сказал я Пьеру. – Вечно я чуть-чуть промахиваюсь.

– Нет, как раз лучше, что по своему милосердию ты наказал его не слишком сурово, – мрачно заметил француз. – Зато сильно уязвил его самолюбие и наполнил чувством мести. То, что случилось под этим деревом, Итан, должно было случиться. Мы довели дело до логического конца.

На второй день я начал охотиться и сначала подстрелил енота, а потом и оленя. Женщины научили нас находить подножный корм, и мы собирали все, что находили из съедобных осенних ягод и корешков. Утренники стали морозными, и деревья быстро теряли свой лиственный наряд. На четвертый день мы уже тащились под ранним снегопадом.

Я захватил с собой снятую с оленя шкуру, и когда мы вышли к реке, то соорудили новую валлийскую лодку типа той, что позаимствовали у манданов. Это занятие отняло у нас целый день, и если бы Пьер оказался хоть немного тяжелее, наше суденышко наверняка пошло бы ко дну, но оно отлично понесло нас по спокойному течению широкой реки. Плавание дало передышку моей раненой ноге, мы попросту дрейфовали, используя в качестве руля приклад моей винтовки. Если печаль еще разъедала мою душу, то телесные раны начали затягиваться.

Пьер вырезал себе весло и начал поговаривать о строительстве каноэ.

Следит ли за нами Аврора? Пока я не заметил ее следов. Может, она сошла с ума и погибла, заблудившись в прериях?

Проходя через озера, река становилась все более широкой и полноводной. На третий день мы поняли, что именно по этой реке мы раньше поднимались на нашем втором каноэ. Тогда мы более уверенно продолжили плавание в юго-восточном направлении, и в итоге течение принесло нас к индейской деревне, где, к нашему изумлению, весело играли дети, мирно ловили рыбу мужчины, а женщины готовили пищу и чинили одежду. Несмотря на пережитые нами злоключения, мир остался неизменным. Многие поселения продолжали жить обычной и счастливой жизнью. Здесь, в этих новых западных землях, бледнолицые и краснокожие не вели истребительные войны.

Почему бы мне просто не остаться у них? По-моему, они живут в настоящем раю…

Но нет, ведь я ученик Франклина и как исследователь должен сообщить о моих научных открытиях. Кроме того, я считал себя предприимчивым посланцем Наполеона и натуралистом Джефферсона, а также заблудшим агентом сэра Сиднея Смита и знатоком электричества. Меня чествовали как героя в Морфонтене! И меня любили Намида и Астиза, первая погибла, а вторая вновь затерялась в Египте, хотя, возможно, не безвозвратно. Да и по натуре мне больше нравится вращаться в обществе, посещать королевские дворцы и президентские особняки, чем бродить по прериям и жить в вигвамах. К тому же, по предположениям Авроры Сомерсет, я могу еще найти где-то нечто более важное, чем молот Тора.

И я заставлю ее сказать, что именно, если она попадется на моем пути.

По щедрой традиции бедняков, живущих в суровом мире дикой природы, индейцы подарили нам старое каноэ, и мы продолжили плавание, время от времени перетаскивая нашу лодку через порожистые участки.

Через две недели после того, как мы, едва волоча ноги, покинули долину Иггдрасиля, на нашем пути встретился лагерь четырех французских трапперов, они направлялись в Сент-Луис, чтобы провести зиму в теплых, уютных домах. Они сообщили нам, что набиравшая силу река, по которой мы плыли, на самом деле была новорожденной Миссисипи. Мы приветствовали их по-французски, и я рассказал об исследовательских заданиях, полученных мной от Джефферсона и Наполеона.

– На этом берегу реки, приятель, ты можешь провести разведку для Наполеона, – сказал один из вояжеров. – Над Сент-Луисом пока развевается испанский флаг, но ходят слухи, что скоро его сменит триколор. А вот на другой стороне, – он показал на восточный берег, – ты можешь вести разведку для Джефферсона. По этой реке проходит граница между двумя империями.

– На самом деле он осел и колдун, – сообщил им Пьер.

– Колдун? Какой же тут прок от колдовства? Но осел… ах, как же нам порой их не хватает в этих диких степях!

Мы ничего не сказали им о скандинавских молотах, но порадовали рассказами о нашем путешествии в верховьях Миссисипи и об изобилии в тех местах разнообразной дичи. Хотя в том районе также полно дакотов, предостерег я, и при упоминании об этих свирепых воинах трапперы, казалось, сразу потеряли интерес к услышанному.

Пьер сказал, что ему уже явно не успеть до морозов добраться до своих северян, и мы, опережая зиму, продолжили плыть на юг. Тринадцатого октября – в очередную годовщину Черной пятницы рыцарей тамплиеров – мы подошли к пологой набережной Сент-Луиса, где причаливали для разгрузки товаров речные суда, перед тем как вновь отчалить от этого каменистого «берега». Сотню лет назад французы основали здесь поселение, подобное Детройту, но в отличие от Детройта оно не захирело, а расцвело. Французские беженцы из разросшихся владений Британии и Соединенных Штатов оседали здесь, желая начать новую жизнь в империи Наполеона. Этот городок находится всего в нескольких милях к югу от слияния Миссисипи с ее притоком Миссури, и едва ли можно вообразить более удобное расположение со стратегической точки зрения. Если Бонапарту нужна Луизиана, то ему достаточно взять под контроль Сент-Луис и Новый Орлеан. А если Джефферсон хочет выйти к Тихому океану, то его Мериветеру Льюису придется пройти через Сент-Луис.