Текст книги "Браззавиль-Бич"

Автор книги: Уильям Бойд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

ЭПИЛОГ

Я смотрю на берег. Его только что, как из душа, окатило дождем. На солнце видно, как от теплых тиковых досок у меня на веранде поднимается пар – можно подумать, что под ними кипит котел. Над морем небо заставлено мягкой бесформенной облачной мебелью: зачехленными стульями, оседающими, худеющими на ветру диванами, ватными взрывами подушек. Ветер уносит их прочь и оставляет берег для всех, и для меня в том числе, вымытым и гладким.

Дом, в котором я живу, как вы уже догадались, принадлежал Усману. Ко мне он перешел как бы по наследству. Большую часть денег, полученных при увольнении из Гроссо Арборе, я потратила на ремонт и въехала, как только починили крышу. Мне оправили в рамки красивые чертежи его мушиных аэропланов, теперь они висят над книжными шкафами у меня в гостиной. Летательные аппараты Усмана, который мечтал о космосе.

А это были только мечты. Я купила книгу (сама не знаю, почему, наверное, потому, что по нему скучала) – про историю освоения космоса. Если подумать, изумляться тут было нечему, но, честно сказать вам, я была поражена, когда из нее узнала: астронавтов-египтян не было. Ни одного. Были из Вьетнама, Индии, Сирии, Мексики и Саудовской Аравии, но никого – из Египта. Однако ложь Усмана меня не тревожит: на мгновение мечты околдовали его и это делает их частью действительности – в каком-то смысле. Мгновения, которые он прожил в зачарованном сне, делают этот сон по-своему достоверным.

Я много думала об Усмане в последнее время. Недавно все газеты кричали о весьма странной истории. В одной латиноамериканской стране, когда МиГ-15 «Фагот» разбился при взлете, возник вопрос о выплате страховки. Уполномоченные лица стали расследовать обстоятельства катастрофы и выяснили по серийным номерам на каких-то деталях, что этот же самолет разбился у нас год назад: у него отказали приборы, когда он возвращался после выполнения задания над позициями ФИДЕ на центральной возвышенности. Тогда самолет исчез бесследно.

Потом стало известно, что, хотя по официальным данным из-за неполадок с приборами разбились восемь МиГов, были обнаружены обломки всего лишь трех. Запахло скандалом, в воздухе реяли обвинения весьма неприятного свойства. Тогдашний министр обороны был вынужден уйти в отставку из-за контактов с неким ближневосточным торговцем оружием. Доказать ничего нельзя, но имеются серьезные подозрения, что в период, когда война была в разгаре, пилоты систематически угоняли эти истребители за границу, где их перекрашивали и тайно продавали.

Разумеется, я понимаю, что приборы могут по-настоящему отказать, что самолеты действительно падают, но – кто что знает? Как можно быть в чем-то уверенным? Но я верю в свою интуицию, и меня не покидает странное чувство, что в один прекрасный день бывший владелец этого домика может наведаться в него и посмотреть, что в нем изменилось.

И вот что любопытно: куда бы я ни шла, мне все время чудится, что я его вижу. Здесь много сирийцев и ливанцев, и глаза у меня всегда вспыхивают при виде усатых и бородатых мужчин (я почему-то думаю, что он отрастил бороду…).

Это напоминает мне месяцы перед знакомством с Джоном Клиавотером, когда я ждала, что моя жизнь вот-вот разрешится нашей встречей, и в воздухе вокруг меня сгущалось ощущение ее неизбежности.

Я выхожу на террасу, искоса смотрю на море, на блистающий океан, и солнце греет мне лицо.

Джон Клиавотер.

Я надеялась, что он оставил какую-нибудь записку в блокноте, положенном на каменную скамейку, но там не оказалось ничего, только рунические закорючки формул. Мне остается одно мое воображение, и я думаю, что он принял решение внезапно, за несколько секунд. Он начал копать, вдруг то, что сулит ему будущее, стало нестерпимым, и он спустился к озеру. Именно будущее подкарауливает самоубийцу и обрушивается на него – всей тяжестью времени.

Джон выбрал свой осколок плиты, высвободил его из обросшего мхом гнезда, прижал к груди, вышел на середину озера и упал лицом вниз. Один раз глубоко вдохнуть широко открытым ртом – и достаточно. Как говорил Амилькар, то, чего нельзя избежать, нужно приветствовать.

Я смотрю на часы. Через час у меня встреча с Джингой. Может быть, вас это удивит, но я по-прежнему работаю на проект. Я встречаю с самолета вновь прибывших, организую транспорт и снабжение уже для двух лагерей. Это была идея Джинги Маллабар: поскольку исследовательский центр стал вдвое больше, им нужен администратор и представитель в городе. Платят мне неплохо: сейчас с фондами все в порядке – после того, как книга увидела свет. «Приматы: сообщество крупных обезьян». Просмотрите ее, проверьте, что там написано. Прочтите большую сноску на странице 74. «Мы выражаем благодарность доктору Хоуп Клиавотер за ее неоценимый вклад…»

Я больше не бывала в Гроссо Арборе – Джинга считает, что мне разумнее там не показываться, – но с Юджином Маллабаром виделась три раза. Очень коротко. Он приветствовал меня тепло, но напыщенно, держал дистанцию, демонстрируя фальшивое обаяние доброго дядюшки: «Хоуп, дорогая…», «Всех благ вам, Хоуп…» Большую часть времени он проводит в Америке, читает лекции. Повседневной работой в двух лагерях руководят Джинга и Хаузер. О том, что произошло между нами в лесу, не было больше сказано ни слова. И никто, насколько я знаю, не обнаружил тела Пулула, Дария и Конрада.

По ступенькам я спускаюсь на пляж. Сильный дождь разгладил на нем крупные борозды, смыл все следы. Песок покрыт ямочками, как мяч для гольфа, он твердый и влажный.

Что со мной сейчас? Что будет потом? С определенностью нельзя сказать почти ничего. Ну что ж, моим оплотом и утешением стала доктрина, что покой нужно искать не в определенности, но в постоянном созерцании и обдумывании.

Я бреду по берегу, наслаждаясь своей нерешительностью, своим духовным лимбом. Но надолго такого состояния никогда не хватает. Берег незыблем, на него обрушиваются волны.

Два пса выходят из рощи на песок, обнюхивают мусор, вынесенный прибоем. Мой здоровенный сосед-сириец трусцой выбегает из своего пляжного домика, в плавках цвета индиго, и бодро машет мне рукой. «После дождя вода лучше», – кричит он и уверенно входит в невысокие волны. Я машу ему в ответ. Мальчик смотрит на трех коз, пасущихся в пальмовой роще. Краб скрывается в норку. В деревне кто-то визгливо хохочет. Паутинная тень волейбольной сетки четко прорисована на ровном песке. Сейчас я стараюсь постигнуть эти документы реальности. Если не обдумывать жизнь, то жить незачем.