Текст книги "419"

Автор книги: Уилл Фергюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

68

Ннамди и Джо проснулись лицом к лицу. Джо вонял кислыми ночами и грехом.

Ннамди поморщился, перекатился на другой бок и снова уснул.

Джо заморгал – до него постепенно дошло, что Ннамди спит рядом.

– Что, именем великого и непознаваемого творца Чукву?..

Джо переполз через друга, отдернул занавеску, собрался уже вылезать и тут увидел спящую девушку на сиденье.

Он поднял Ннамди пинками.

– Это что?! Ты что, мугу пропащий? Их нельзя приводить с собой! – Джо вылез, перешагнул через спящее тело, заглянул под коврик. Деньги на месте – можно, значит, Ннамди не лупцевать. – Ннамди! – заорал он. – Заплати девчонке и пускай идет отсюда куда-то!

Девушка заворочалась. Одеяло сползло, и даже под многослойной одеждой Джо разглядел живот. Проснулись воспоминания о других животах, других путниках в ночи, убежищах, чужаках – и он призвал огнь адский и прочие всевозможные кары на головы своих учителей в воскресной школе. «Не выгнать, с собой не взять». Геморроя с ней не оберешься, Джо зуб дает.

Она проснулась, села, глаза долу.

Ннамди скользнул на сиденье подле нее, и они сидели втроем, точно школьники на скамейке.

– Познакомились? – спросил Ннамди.

Джо пробубнил что-то насчет идиотизма и геморроя.

– Джозеф, это Амина. Амина, это Джо. Игбо Джо.

– Меня зовут Джошуа, а не Джозеф. И я ибо, а не игбо.

Ннамди улыбнулся Амине:

– Даже ученые с самым высокотехнологичным оборудованием не в состоянии отличить ибо от игбо.

– А ты, – сказал Джо, – жри орешки из моего говна.

– С нами дама, – напомнил ему Ннамди.

Игбо Джо сверкнул взглядом поверх голов, к самой Амине обратиться и не подумал:

– Чего ей надо?

– Уехать. Больше ничего. – Ннамди глянул на нее. – До ближайшего города?

Она кивнула, а Джо вогнал ключи в зажигание, исторгнул из горла нечто среднее между рыком и вздохом. Геморроя с ней не оберешься, он зуб дает.

– До Абуджи, – сказал он. – До Абуджи, и все. – А потом, махнув рукой на сточную канаву у края стоянки: – Сходите оба, пока не уехали. До самой столицы не останавливаемся. Пускай едет на койке, и чтоб носа не казала. Совершим один добрый поступок. И довольно.

Ссылка на койку за занавеску продлилась недолго. Когда выехали из города, Джо разрешил Амине спуститься, только пусть линяет обратно, едва покажется блокпост. Блокпостов не встретилось. Полицию и армию стянули в Кадуну, где бензиновые бунты уже смахивали на племенные. Горели целые кварталы, бои захватывали другие города, плато Джос и дальше.

Но «Мечтать не вредно» ускользнула из крокодильей пасти – опустевшая цистерна скакала по дороге, почти не касаясь земли; если б отцепилась – взмыла бы в небо лавсановым воздушным шариком, какие продают на ярмарках и крестинах.

– Не оставлять же ее там, – сказал Ннамди. – Я ее накормил и дал ей кров.

– Я понимаю, – сказал Джо. «Я понимаю».

Амина с облегчением перебралась на сиденье. В койке ее мотало, и она беспокоилась за ребенка.

Ннамди протянул ей бутылку; мальтина – популярная в Портако «сама по себе еда», как говорилось в рекламе. Глядя на ползущую мимо плоскую саванну, Амина почувствовала, как жидкость утекает к ребенку, как внутри разгорается искорка силы. Постепенно плоскость саванны сменилась причудливым рельефом с выходами пород. И появились птицы. Взлетели птицы-носороги: черные крылья, клювы – как слоновая кость.

Ннамди за ней наблюдал.

– Бывала здесь?

Она покачала головой. С каждым километром – на километр южнее, чем она прежде бывала. Лишь тут она вспомнила, что бросила единственное свое имущество: помятая канистра с водой так и пряталась в трубе у стоянки.

Ннамди и Амина болтали, а Джо их игнорировал, причем громко. Из земли повылезали гранитные холмы, дорога заюлила. На каждом повороте Джо тяжело налегал на баранку.

– Скала Зума, – сказал он. – Впереди.

Исполинский каменный каравай, важная достопримечательность: не только традиционный географический центр Нигерии, «пуп нации», что называется, но и граница между шариатскими штатами севера и христианскими южными. Зума, округлая и внезапная, вздымалась слоистыми утесами, выточенными за многие тысячелетия дождей и эрозии. Рубцы на боках – как следы кислоты или слез.

– Ну наконец-то! – сказал Джо. – Опять можно пить пиво и радоваться жизни.

– Ты и так пил пиво.

– Но теперь-то можно в открытую.

– Ты и так пил в открытую.

– Но расслабиться-то не мог.

– Да ну? А мне показалось, ты еще как расслабился.

Джо проворчал некое оскорбление в общем направлении Ннамди и больше этой темы не касался.

Когда приблизились к Абудже, Амина снова вскарабкалась на койку. Вскоре показались белые городские ворота, и цистерна въехала в мифическую столицу. Широченные бульвары, мерцание отелей. Шоссе, что текли без всяких пробок, без препон. Образцовый экспонат, город властей, где можно петь дифирамбы и вешать лапшу на уши ойибо и британским королевам; Абуджа сама как городской план, точный и выверенный; тут даже светофоры работали.

– Не доверяю я городам, где работают светофоры, – сказал Джо. – Ты вообще понимаешь, как это шоферов тормозит? – К тормозам он по возможности не прикасался. – Они даже окада в центр не пускают. Что это за город такой, где запрещены окада?

– Ты ж ненавидишь окада, – сказал Ннамди. Мототакси, порой перевозившие целые семьи разом, шныряли туда-сюда, свершали безрассудные подвиги мальчишеского героизма, подрезали крупный транспорт и запутывали и без того путаное дорожное движение.

– Ненавижу, – согласился Джо. – Они для всякого грузовика проклятие. Но я тебе не о том толкую. Нет. Абуджа – не Нигерия. Абуджа с неба упала. Ее выдумали.

Эти широкие улицы походили на кондиционированные коридоры Бонни-айленда. Город пропитывался жаром и все равно казался прохладным на ощупь.

– А ты в курсе, – сказал Джо, – что когда тут появились трущобы, власти их бульдозерами с землей сровняли, чтоб красоту не портить? В Абудже у честного человека шансов ноль.

Появились минареты и церковные шпили: Государственная мечеть и Государственная церковь набычились друг на друга через проспект Независимости. Джо рассмеялся:

– Я слыхал, их промерили до дюйма, чтоб никого не обидеть.

С одной стороны плыл золотой купол и минареты, с другой – витражи и крест; Джо подбородком указал вперед:

– А вон Государственный стадион. – Храм, объединяющий всех, домашнее поле нигерийской футбольной сборной. Джо, не скрывая трепета, смотрел, как гнездо «Суперорлов» проплывает мимо.

Абуджа страдала гигантизмом, перспектива в ней перекашивалась – от гостиницы до мечети, от церкви до футбольного стадиона. Человек, в одиночестве брошенный в Абудже, без друзей и родных, будет тут как букашка малая, подумал Ннамди.

Деваться некуда, надо спросить.

– Джозеф, – сказал он, – как мы поступим с девушкой?

– Как поступим? Я тебе скажу как. Оставим ее тут. Высадим на стоянке Джаби, за перекрестком.

– Нельзя так.

– Нельзя? Мы ее из Кадуны вывезли. И хватит с нас.

– Она хочет работать на рынке. Сказала, когда мы въезжали. Абуджа – она же вся зарегулирована, сам говоришь. Она тут не выживет. Ее бульдозерами с землей сровняют.

– Старый рынок в Вусе. Новый рынок в Вусе. Пятничные рынки у мечети. Работа найдется.

– Она хотела уехать далеко. Это не очень далеко.

– Если ее у нас застукают – ты представляешь, что будет? Обыщут цистерну, всю целиком. Везде будут искать. Ты этого хочешь?

– Вот именно, – сказал Ннамди. – Опасно это, друг мой. Полиция везде и солдаты. Рискованно ее высаживать в Абудже. Для нас очень рискованно.

Джо уставился на него:

– Ты меня что, за мугу держишь?

– Локоджа. Довезем ее до Локоджи, лады? Там на рынках хотя бы полиция не кишит. В Локодже легче исчезнуть.

– Ладно, пусть. Ты веди. – Джо снизил передачу, завел «Мечтать не вредно» на придорожную стоянку. – Все равно я жрать хочу.

Ннамди обернулся, хотел было позвать Амину, но Джо сказал:

– Нетушки. Она сидит тут. Мы ее с собой жрать не берем. Принесешь ей что-нибудь. Но из грузовика она не выходит.

Они поели на гарнизонном рынке, во дворе, где бродячие музыканты наигрывали на флейтах и на огромной решетке жарилась ягнятина. Посреди трапезы Джо сообразил, что они оставили девчонку одну в кабине с деньгами .

– Пиво допивай, – всполошился он. – Нам пора.

Она спала, и Джо слегка смутился – надо же, чего паниковал? Он смотрел, как она спит, а Ннамди сходил к ларькам, принес почерневшую козлятину в манговом соусе. От запаха Амина проснулась.

Ннамди вывел цистерну на шоссе к югу; Игбо Джо и Амина поменялись местами – он растянулся на койке и уснул, девушка устроилась впереди. Ела – чем больше кормить, тем быстрее рос ее голод.

69

Мой дорогой друг!

Это полковник Горчиц. Я так понял, вы ищете инвестора для вашего стопроцентно надежного нигерийского экспорта. Очень сочувствую в связи с погибшим родственником. Дипломат, говорите? Ну надо же. Я когда-то и сам был членом Британской королевской комиссии, работал в далеких уголках планеты – в Тмутаракани, провинция Саскачеван, а также в Непале. У меня чековая книжка наготове, ручку взял. Вам сколько надо? Или выслать пустой чек, а вы сами впишете сумму?

С надменными пожеланиями,

искренне ваш

полковник.

70

Каменные вехи отмечали километры до ближайшего города, потом до того, что за ним. Мимо пролетали сценки: мазанки, бегущие дети, женщины в очереди у колодца.

Степь постепенно преобразилась в лес, дорога поднималась, кружилась, петляла, касаясь испода облаков. У девушки в индиго никогда не закладывало уши от высоты, она никогда не видала таких холмистых пейзажей. Воздух здесь был холоднее и разреженнее – Амину одолела слабость, кружилась голова.

Они въехали в Срединный пояс, и на резком повороте внизу им открылись крестьянские земли – пастбища, лоскутные поля, гроздья деревенек.

– Тив, – пояснил Ннамди. – Они когда пляшут – прыгают.

«Мечтать не вредно» наехала на колдобину и чуть не спрыгнула с дороги. Ннамди поглядел, как там девушка, – та ладонями обнимала живот, словно корзину яиц.

Срединный пояс горбился, сонно ворочал туманными горами. Амина задремала, по-прежнему обнимая живот, наклонилась сначала в одну сторону, потом в другую. Похолодало, но, когда «Мечтать не вредно» выехала в низину над рекой Бенуэ, вернулась неотступно воинственная жара.

Когда добрались до Локоджи, Амина еще спала. И Джо тоже.

Ннамди притормозил у полицейского блокпоста пожать руку на десяти км/ч; он нервничал. Впрочем, полицейский, запрыгнув на подножку за найрами, и глазом не повел на Амину. И все равно перед следующим блокпостом Ннамди на всякий случай прикрыл ее одеялом.

Расстояние до Локоджи отсчитывал искореженный металл автокатастроф. Ннамди втиснул цистерну на стоянку, выключил мотор. Выскользнул из кабины, тихонько прикрыв дверь, чтоб никого не разбудить. Размял шею, потряс онемевшими ногами, отлил за цистерной. Напротив стоянки дети играли в бестолковый футбол – правила и роли, похоже, менялись, как игрокам в голову взбредет, – и в воздухе звенели сердитые возгласы, торжествующие вопли, детский смех и разочарованные крики побежденных. Ннамди тоже был так юн? Мать всегда говорила: «Ты родился с древней душой».

Поблизости в ларьках из обрезков листового металла продавалось теплое пиво и вяленое суйя. Центральный рынок располагался ниже по реке – Ннамди заметил его на въезде и сейчас зашагал туда по тропинке через местное европейское кладбище. Когда-то в Локодже была главная переправа Нигера, вдохновлявшая строителей на всевозможную имперскую помпезность. На кладбище пушек не нашлось – только множество надгробий, будто на ветру покосившихся. Миссионеры и наемники, солдаты и сотрудники Королевской Нигерской компании затерялись в сорняках и мусоре.

Мусор, впрочем, наблюдался не только на кладбище. Он сползал по откосу на набережные – целые горы мусора, свидетельство городского процветания, как и многочисленные разбитые авто. Богатство порождает мусор, как еда – экскременты.

Ннамди вышел на травянистый гребень холма, и вот оно – слияние Бенуэ и Нигера. По дороге в Кадуну они с Джо проезжали Локоджу в сумерках, и Ннамди не увидел этой картины во всем блеске – две реки, что неспешно текут навстречу друг другу, и разделяет их только песчаная отмель – а потом вдруг и отмели нет. Сливаются два оттенка глины – грязная зелень Нигера и молочная голубизна Бенуэ. Не столкновение, но постепенное смешение, Бенуэ растворяется в Нигере. Представить невозможно, как этот же самый Нигер растекается огромной далекой Дельтой на юге. Если плыть по течению отсюда и до ручейного лабиринта, Ннамди, пожалуй, в конце концов доберется домой.

По берегу свистом хлыстов и цоканьем языков гнали скот – коровы измучены жаждой, ребра выпирают. Одинокий рыбак шестом гнал плоскодонку по мелководью. В иссушающей сезонной жаре Бенуэ съежилась, отступила от берегов; похоже, вброд можно перейти. А после затяжных ливней она какова? Две реки страстно вгрызаются друг в друга. Все ли еще о реках размышляет Ннамди?

Отец рассказывал ему сказки о Призрачном Короле и его паромщике-игбо по имени Асасаба, что перевозил души через реку смерти, дабы они возродились тенями на том берегу. «Вот поэтому, – говорил отец, – нельзя наступать на чужие тени. Откуда ты знаешь, что это за душа».

Ннамди по берегу дошел до Речного рынка, мешанины ароматов сладких и едких, голосов, что перекрикивали друг друга. Вдоль реки выстроились лодки, дела велись на кромке воды, товары перевозились прямо с барок к торговкам. Горы ямса, бугристого, как размокший плавник, и облепленного землей, лопатами забрасывали в джутовые мешки. Ямс горками плыл над толпой в тазах и ведрах.

Добрались ли мы далеко? Вот в чем вопрос.

Он двинулся назад, на тенистое кладбище. Надо спросить орумо. Он смахнул палую листву с упавшего плоского надгробия, снял с шеи мешочек, высыпал содержимое на гранит. Вынул глиняные катышки с обломками раковин. Осколок кости, перышко, перевязанное кожаным ремешком. Взял все это в ладони, подержал, уронил, поглядел, как упали. Ответ вышел невнятным, и он кинул еще раз. И еще раз. С орумо фокус в чем? Спрашивай, пока не ответят верно. Они же ведут тебя изнутри – ты читаешь собственное сердце.

Ннамди снова подумал о бледной голубизне Бенуэ, о густой зелени Нигера; подумал о тенях, о душах, о нерассказанных сказках. А вернувшись на стоянку, завел мотор и выехал из Локоджи, никого не разбудив. Джо бубнил во сне и храпел, а когда забормотала Амина, Ннамди тихонько зашикал и убаюкал ее вновь.

71

В Ониче рвануло.

Игбо Джо кипел. Он проснулся на мосту через Нигер: парящая конструкция разбудила его самой своей гладкостью – ни колдобин, ни ухабов. Они уехали из Локоджи, и Джо это понимал. Он сполз с койки, проклиная предков Ннамди и всех его не рожденных еще потомков.

– Разворачивайся! – заорал он. – Ах ты, сын Иудин!

– Перестань, пожалуйста, Джозеф. Я не хотел тебя будить, – сказал Ннамди.

– Сгинь, сам поведу. – Они поменялись местами, не останавливаясь, – Джо соскользнул на сиденье, Ннамди выполз понизу. Приближался блокпост, и Джо рявкнул Амине: – Иди взад. И чтоб носа не казала.

Они проехали, пожав руку на десять км/ч и двадцать найр; Джо понимал, что теперь разворот лишь навлечет подозрения и спровоцирует обыск. Злость он вымещал на дросселе, гнал цистерну все быстрее, шел на обгон, распихивал встречные машины по канавам.

Ннамди помалкивал. Вокруг сгущались леса, уплотнялся воздух. Цистерна расчистила себе дорогу на стоянку на тесной окраине Оничи и, содрогнувшись, замерла.

– Вон! Сию минуту! – заорал Джо Амине. – Все, приехала! Пошла вон.

Амина сползла с койки, поглядела на Ннамди.

– Может, мы ее хотя бы до города довезем? – спросил тот.

– Довезем? До Оничи? У тебя что, жар? Это не город, а бычий пузырь. Пробки, грабеж, что ни возьми. Обратно выедем нагишом и на одних ободьях. У тебя там из головы глаза сопрут, а ты и не заметишь!

– Ты же вроде сам из Оничи?

– Я и есть из Оничи! – взревел Джо. – Я тут родился. Я потому и знаю! М'ба.[44]44
  Зд. : Нет уж (игбо).


[Закрыть] Мы туда не поедем. Пускай вылазит и шкандыбает пешкодралом.

Ннамди нахмурился.

– Далековато пешкодралом. Рынки тут…

– Онича – один сплошной рынок! Есть из чего выбрать. Ткани, джуджу, мясо, электроника. Умолит кого-нибудь, договорится. Слышь, – он повернулся к Амине, – скажешь: «А чоро л'га де маркет». Усекла? Тебе объяснят, как пройти.

– Она там никого не знает, – сказал Ннамди. – В ее положении ей трудно будет. Но я знаю кое-кого на рынках в Порт-Харкорте, в Геенне.

– Вон! – велел Джо. – Оба. Сию секунду! Забирай деньги и вали.

– Братуха, ну пожалуйста. Я же только…

– Ты вон что удумал? Смотаться в Кадуну с бензином и девчонку себе привезти? Вали давай! Хочешь на автобусе колтыхаться обратно – дело твое. Но я не вожу нищебродов в Портако на грузовике Турка.

Ннамди кивнул.

– Ладно, только вещи соберу. – Он стащил сумку. – И кстати, Джо. Пока не забыл. Генератор – он у тебя полетит в любой момент.

Джо вытаращился на него:

– Чего сказал? – Этот иджо блефует, правда же? Или не блефует?

– Генератор. Вот-вот полетит. И манифольд квелый. Даже не знаю, как ты доедешь до Портако.

Конечно, Ннамди блефовал. Но откуда бы Джо знать наверняка?

– Я хотел проверить, – сказал Ннамди. – Глянуть, что нам говорит панель вспомогательного узла, – вообще-то, так выражались в нефтяных ремонтных бригадах, – подрегулировать калибр давления и потока.

Глаза у Джо превратились в щелочки.

– Врешь ты все.

Ннамди улыбнулся:

– Не исключено. Но что ты скажешь Турку? Выбросил механика из его цистерны, а цистерна раз – и накрылась. И все из-за девчонки.

Тишина в кабине тлела. Джо медленно повернулся к Амине. Каждое слово его было точно крышка на котле, что еле сдерживала бурление кипятка:

– Залазь. Назад. И. Сиди. Там.

72

ТЕМА: Деньги

Отправлены.

С наикрасивейшими пожеланиями,

П. Горчиц.

73

Амина и Турок сидели друг против друга в мягких низких креслах в конторе над ремонтным цехом. Кабинет заставлен картотечными шкафами, бумаги валяются грудами, уголки страниц в сырости и жаре загибаются.

Турок ждал, пока заварится чай.

– У меня раньше была гостиница, – сказал он, – для путешественников. А теперь у меня другое. – Он налил ей чаю. – Жасминовый, – сказал он. – На вкус – как будто цветы пьешь.

Перед ней стояла тарелка – лепешки и кебаб под корочкой пряностей саванны; вкусы из самого Кано.

– Ешьте, прошу вас, – сказал он, и она стала есть.

На вкус как Сахель.

Турок налил чаю себе.

– Вы, я вижу, околдовали нашего молодого механика. – И затем: – Здесь небезопасно. Вы это понимаете?

Она кивнула.

74

«Мечтать не вредно» въехала в Порт-Харкорт под стальными небесами, по шоссе, что вилось по густым лесам. В Речном штате их встретил облупленный щит «Сокровищница нации», но поначалу город явился отсветом в небе – отблеском над деревьями. Цистерна приблизилась, и отблеск обрел форму, превратился в языки пламени. Амина вспомнила кузнечный горн. Вспомнила горящие деревья и удары молнии. Костры в саванне.

Цистерна грохотала себе дальше, и Амина перелезла на сиденье к Ннамди, стала смотреть, как преображается мир.

В Сахеле баобабы и акации стояли сурово на равнинах, разламывая горизонт, охраняли свой клочок земли. А здесь все переплеталось, лозы обвивали столбы электропередачи, нависала листва. Охра Сахеля превратилась здесь в темную влажную зелень, истекающую влагой. Пыль обернулась грязью, минареты сменились церковными шпилями, а говядина в ларьках – супом из рыбьих голов. Мимо шли женщины – балансировали корзинами, раскачивали бедрами. Северные хиджабы и платья от шеи до пят уступили место разноцветным запашным юбкам, неприлично коротким рукавам и причудливым узлам головных платков. Воздух загустел от запаха мульчи и плесени, в рот забрался привкус металла.

– Природный газ, – сказал Ннамди, кивнув на языки пламени. – Побочный продукт нефтедобычи. Можно загнать его назад в землю, а можно поймать – но для этого нужны специальные скважины. Жечь проще. Иногда газ горит, а потом идут дожди, и кожа чешется. Траву убивает. – Он улыбнулся. – Чувствуешь вкус? Жестяной такой? Прямо в воздухе?

Она кивнула.

Городишки, которые они проезжали, были выкушены прямо из леса, и даже многомиллионный Портако, высившийся целыми кварталами бетона, еле сдерживал натиск джунглей. Они проехали еще; над самыми кронами профырчал тяжеловооруженный вертолет – по бортам высовывались солдаты, щетинились стволы.

Ннамди издалека услышал стрельбу и глянул на Амину:

– Может, тебе лучше…

Она скользнула в койку, задернула занавеску.

Мимо проревели молодые парни на мотоциклах – без рубашек, голые плечи перетянуты пулеметными лентами. Джо пробивался по Оверри к железнодорожным путям – и вдруг сбросил скорость, лицо сморщилось.

Ннамди увидел на дороге людей.

– Полиция?

– Хуже, – сказал Джо. – «Убил-пошел». В Портако заваруха.

Не блокпост – скорее засада; сотрудники мобильной полиции выволокли Джо из грузовика и поставили на колени. Во всю глотку потребовали бумаги, так вжали ствол Джо в висок, что остался след.

Ннамди держал наготове пачку найр, но вскоре сообразил, что им нужно другое. Осторожно, двумя пальчиками Джо залез в карман рубахи, вытащил Турковы бумаги – подписанные властями, блистательно подделанные. Печати витиеватые, от того же чернокнижника, но командир полицейских на них и не глянул. Его интересовали политические склонности Джо, и он наклонился так близко, что брызгал слюной:

– Эт мшина чья? ОАДН? – спросил он. – ОАДН?

ОАДН: Освободительная армия Дельты Нигера. Сердце у Ннамди сжалось.

Джо, может, и не игбо, но на игбо говорил четко и бегло. Услышав его красноречивые мольбы и оправдания, полицейский в отвращении отступил и махнул рукой – катись, мол. Если б из кабины выволокли Ннамди, задали тот же вопрос, услышали не поддающийся маскировке акцент иджо, дело обернулось бы совсем иначе.

Джо забрался на сиденье, потрясенный, но не сломленный.

– Вот тебе и Портако, – сказал он, выдавив смешок. Завел грузовик, включил передачу. И от души расхохотался, сообразив, что полицейские забыли взять свою мзду. Ни единой двадцатки не забрали. – Дешевле КПП и не встречалось! – заорал он. Главное – торжествовать победу, пусть и мелкую. Вот тебе и Портако.

Они переехали рельсы по виадуку Азикве и свернули было направо, на Вокзальную, но дорогу им преградила дымовая завеса и горящие покрышки. В дрожащем мареве они разглядели далекую перестрелку: люди перебегали дорогу, дула вспыхивали, пули стучали в стены.

– Херота и проклятие, вот незадача-то. – Джо затормозил, с усилием повернул руль.

Они влились в панический поток машин, мчавшихся на север по Аба.

– Потом вернемся, – сказал Джо. – Подъедем с другой стороны.

Окольные пути вели их мимо роскошных отелей и жилых комплексов, где иностранные рабочие окопались, точно крысы из буша, и держали круговую оборону.

– «Меридиан». – Джо кивнул на величественный отель, заваленный мешками с песком и под охраной солдат. – И «Президентский». Я в обоих бывал, в вестибюле. Как приемная в раю.

У нефтяных компаний свои поселки – высокие заборы, вооруженная охрана.

– Там я тоже был, – сказал Джо. – Товар доставлял. В одном футбольное поле – так там трава густая, зеленая, что твой бильярдный стол. Для крикета поле, для тенниса. Бассейны, поле для гольфа. Знаете гольф? Только ойибо в такое играют. Бьешь по ма-ахонькому мячику, а потом идешь, идешь и идешь, или на тележке едешь, едешь и едешь, пока мячик не найдешь. И опять бьешь.

За воротами мелькнули ряды белых бунгало. Ннамди снова вспомнил кондиционированные коридоры Бонни-айленда – только здесь чище и пустее. Будь у тебя хоть десять крикетных полей и бассейнов, все равно грустно, наверное, вот так прятаться за заборами.

Из другого комплекса выехал внедорожник – за рулем нигериец, на подножках повисли телохранители. Внутри прячется ойибо в галстуке – лицо будто вскипело, даже в машине с кондиционером. Ойибо орал в мобильный телефон.

Джо свернул на юг, обогнул заваруху по краю и вернулся на Элекахию. Им наперерез бросились вооруженные люди с блокпоста, но Старый район был уже близок, и «Мечтать не вредно» ринулась напролом, ломая доски и распугивая полицейских. Кто-то закричал, о цистерну звякнула пара пуль – и их уже не догнать.

– Проскочили! – захохотал Джо.

Точно вода сквозь сеть.

Они прогрохотали по шахматным улочкам Старого района, мимо борделей, мимо баров Геенны. Даже полиции не хватало духу сунуться в эти кварталы или хоть для порядка их прочесать. Губернатор за губернатором обещали натравить на Геенну бульдозеры и стереть ее с лица земли, от берега до самых трущоб, но никому не хватало смелости – или же глупости.

Игбо Джо, сам себе бульдозер, прорвался сквозь проулки, тараном пробил запруженные проезды, долгим воем гудка разгоняя пешеходов и машины помельче – укокошил по пути пару кур, но в целом обошлось почти без крови.

– Жители Портако, – пояснил он, – легки на ногу.

Перед гаражом Джо давил на гудок, пока рабочая бригада не распахнула двери настежь. Джо в последний раз тяжело налег на баранку, завел цистерну туда, где все началось. «Мечтать не вредно» еле влезла – и еле добралась: на последнем отрезке пути двигатель то и дело осекался, содрогался на низких передачах, а высокие не тянул.

– Хорошо, что ты его наладил перед отъездом, – кивнул Джо Ннамди.

Джо хотел отослать Амину прочь, чтоб не попалась на глаза Турку, но тот уже явился – слетел по лестнице из кабинета на втором этаже, улыбаясь от уха до уха, заранее распахнув объятия.

– Мои бродяги возвратились! Вы одолели все препоны! Столько невзгод, но вы – вы вернулись в родной дом!

Джо с Турком обнялись.

– Что такое в Портако? – спросил Джо. – Куда ни плюнь, везде стреляют.

– Ничего не знаю. Комендантский час ввели, но город не закрыли. Пока еще. Я слыхал, похитили много иностранных рабочих. Кого-то из автобуса компании вытащили, прямо в городе, при свете дня! Военные против бунтовщиков. Бунтовщики против полиции. Полиция против военных. Вертолеты против мотоциклов. Мотоциклы против пулеметов. А иджо против всех. Все это и вообще ничего. Ситуация меняется каждый день – да куда там, каждый час. Главное, вы вернулись – это уже счастье. Я боялся, что вас обоих потерял, о грузовике уж не говоря.

Скрип петель – и появилась маленькая фигурка.

Турок поглядел на Амину, затем на Джо:

– А это еще что?

И вот теперь она сидела перед Турком над ремонтным цехом, молчала, и на языке у нее был вкус жасмина и Сахеля.

Игбо Джо из шланга мыл цистерну, счищал застывшую глину из колесных ниш и отскребал верхний слой погибших насекомых с решетки. Ннамди отчалил тратить деньги. А Турок беседовал с девушкой.

– У меня раньше была гостиница, – сказал он. – Однако нынче от гостеприимности никакого проку. Но я все равно скучаю. Что должен, то и делаешь. Ваш чай, – прибавил он. – Пейте, пока не остыл.

Она кивнула, допила.

У него были дочери.

– Говорят, бизнес жесток, но с чего бы? Можно покупать и продавать, но не сбиваться с пути, правильно же? Здесь небезопасно, – сказал он. – Очень. Мне принадлежит половина пакгаузов в порту Геенны, и даже я не могу выйти из Старого района без вооруженной охраны. До чего ж мы докатились. На севере кровопролитие, здесь закипают старые обиды – вот-вот начнут убивать. Особая объединенная комиссия закрывает нелегальные нефтеперегонки. По ручьям шастают патрульные катера, чуть увидят бункеровщиков – стреляют на поражение. Мобильная полиция выкуривает из Дельты диверсантов. Таким, как вы, в городе опасно. Вы же, я так понимаю, хауса?

Она покачала головой.

– Это хорошо. Какие и были хауса, все сбежали. Но может, и неважно, что вы не хауса. Вы с севера – мы же понимаем, что это значит. У игбо с хауса давняя вражда. Обычно побулькивает на медленном огне, но теперь такое творится… – Он вздохнул – грусть со смирением пополам. – Может, и на меня замахнутся. В самое пекло всегда попадают чужаки. Говорю же, хауса, их родные, фула, которые на них работали, – все эвакуированы. Но вы… вы же не можете вернуться?

– Не могу.

Кто-то затопал по лестнице. Ннамди бежал, перепрыгивая через две ступеньки.

– Стреляют ближе, – сказал он. – Но я почти не натыкался. Был на рынке. Грузовик набит, можно ехать! И деньги при мне! – просиял он.

Турок улыбнулся:

– Вы с Джозефом всех нас озолотили. Весьма достойно похвал. Что до девушки, – он вежливо указал на Амину, – пускай остается, пока не родится ребенок. Освободим ей кладовку, вынесем старые бочки, там можно спать. Ннамди, тебе, конечно, придется нанять повитуху какую. Но ты при деньгах.

А когда ребенок родится? Что тогда?

Ннамди предвидел эту минуту – думал о ней с тех пор, как кинул камушки в Локодже.

– Мне нужно доставить припасы к себе в деревню, – сказал он. – А то мать будет беспокоиться. И между прочим, – он повернулся к Амине, – у нас в деревне моя тетка живет, она повитуха.

Амина посмотрела на Турка, Турок на Ннамди.

– Ясно, – сказал Турок. – Думаешь, она перенесет дорогу? Путь-то опасный.

– Если доехала из Кадуны, уж на лодке в Дельту доберется. Если захочет.