Текст книги "Юмористические рассказы (СИ)"

Автор книги: У. Джекобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Тед очень гордился своим внешним видом, но то, что он не молчал, вызывало тревогу. Высказав все, что он думал о парне, с которым играл, он принялся за кока.

– Жаль, что тебе этого не приснилось, – сказал он сквозь пластырь, насмешливым тоном.

– Приснилось, – отозвался кок.

– Что? – сказал Тед, приподнимаясь.

– Мне приснилось это прошлой ночью, в точности то, что с тобой случилось, – небрежно ответил кок.

– Почему же ты мне ничего не сказал? – возмутился Тед.

– Это ни к чему бы не привело, – с улыбкой ответил кок, покачивая головой. – Все, что я вижу во сне, непременно должно сбыться. Я вижу будущее, которому суждено сбыться.

– Но ты спокойно стоял и смотрел, как я поймал бутылку лицом, – проговорил Тед, вставая с койки. – Почему ты не остановил меня?

– Ты не понимаешь, – отозвался кок. – Если бы ты был более образован...

Он не успел сказать больше, прежде чем Тед оказался на нем, и кок, не будучи хорошим бойцом, в течение нескольких последующих дней был вынужден готовить, присматривая за едой только одним глазом. Некоторое время он молчал о своих снах, но это не помогло, потому что Джордж Холл, веривший в его дар, предъявил ему претензии, поскольку кок не предупредил его о вывихнутой лодыжке, а Боб Лоу – за то, что тот не сказал о подстерегающей его неудаче в картах, в результате которой здорово проигрался.

Единственный парень, который, казалось, ничем не проявлял агрессии по отношению к коку, был молодой парень, по имени Джозеф Мик, собиравшийся жениться на племяннице старого Билла Фостера, сразу по возвращении из плавания. Никто об этом не знал; единственным человеком, которому он сообщил об этом по секрету, был кок. Он сказал, что она слишком хороша для него, но, несмотря на все усилия, он никак не мог заставить ее от него отказаться.

– Мои чувства к ней изменились, – объяснил он.

– Возможно, они еще станут прежними, – сказал кок, пытаясь его успокоить.

Джозеф покачал головой.

– Нет, я уже все решил, – медленно произнес он. – Я еще молод, и, кроме того, не могу позволить себе жениться; но как избежать этого, я не знаю. Не мог бы ты помочь мне своими снами?

– Что ты имеешь в виду? – удивился кок. – Ты думаешь, я как-то могу повлиять на свои сны?

– Нет, нет, конечно, нет, – сказал Джозеф, похлопав его по плечу, – но разве ты не мог бы сделать это один-единственный раз? Пусть тебе приснится, что нас с Эмили убили через несколько дней после свадьбы. Не важно, как это произойдет, чтобы она не подумала, будто мы сговорились; просто убиты, как-нибудь. Билл всегда был суеверным человеком, а поскольку ты угадал с его ногой, он поверит чему угодно; он заботится об Эмили, а потому, по крайней мере, отложит свадьбу.

Ему потребовалось три дня уговоров и серебряная цепочка для часов, чтобы убедить кока, но он, наконец, сделал это; и вот однажды днем, когда старый Билл лежал на своей койке, кок улегся на свою и спокойно заснул.

В течение десяти минут он спал мирно, как ягненок, а старый Билл лежал на койке и глядел на него. Вдруг кок принялся бормотать, и, услышав первые слова, Билл сел, точно его кто-то укусил.

– Вот они, – бормотал кок, – Эмили Фостер и Джозеф Мик, – и старина Билл, добрый старина Билл, который собирается передать ему невесту. Как они счастливы, особенно Джозеф!

Старый Билл наклонился и приложил к уху ладонь.

– Вот они идут, – снова забормотал кок, – но что это за ужасная черная вещь с когтями, которую я вижу над Биллом?

Бедняга Билл едва не упал со своей койки, но в самый последний момент удержался и лежал, бледный как смерть, вслушиваясь в бормотание кока.

– Должно быть, это предназначено ему, – продолжал тот. – Бедняга Билл; он ничего не знает об этом, об этой вещи. Будем надеяться, все случится быстро.

Некоторое время он молчал, потом забормотал снова.

– Нет, – говорил он, – это не Билл; это Джозеф и Эмили, холодные и неподвижные, а ведь со дня женитьбы прошла всего неделя! Бедняги. Ох! Ох! Ох!

Он задрожал, застонал, проснулся, сел на койке и увидел, что старый Билл уставился на него.

– Ты спал, кок, – дрожащим голосом произнес Билл.

– Разве? – сказал кок. – С чего ты взял?

– Ты говорил во сне, – ответил Билл. – Обо мне и моей племяннице.

– Ты не должен был этого слышать, – сказал кок, выбираясь из койки и подходя к нему. – Надеюсь, ты не расслышал того, что я говорил. Что именно ты слышал?

Билл сказал ему, кок сел и стал покачивать головой.

– Слава Господу, ты не слышал худшего, – сказал он.

– Худшего! – воскликнул Билл. – Было что-то худшее?

– Было, – ответил кок. – Но пообещай мне, что ничего не скажешь Джозефу, Билл. Пусть он будет счастлив, пока может; если ты ему скажешь, это сделает его несчастным, и не принесет никакой пользы.

– Я и знаю-то совсем немного, – проговорил Билл, вспомнив аргументы, которые были приведены в случае Теда. – Это случится после того, как они поженятся, кок, именно тогда? Ты уверен?

– Абсолютно уверен. После того, как они поженятся, – подтвердил кок.

– В таком случае, – сказал Билл, хлопнув себя, по ошибке, по больной ноге. – Если они не поженятся, этого не случится. Так?

– Не говори ерунды, – сказал кок. – Они должны пожениться. Я видел это во сне.

– Хорошо, посмотрим, – пробормотал Билл. – Я собираюсь поговорить об этом с Джозефом и посмотреть, что скажет он. Я не собираюсь жертвовать своей дорогой племянницей только для того, чтобы твои дурацкие сны сбылись.

Он рассказал о случившемся Джозефу, но тот поначалу и слушать его не хотел. Он сказал, что все сны кока – чепуха, хотя и согласился с тем, что странно – откуда тому известно о свадьбе и о том, что невесту зовут Эмили; наконец, предложил все рассказать самой Эмили, и пусть решает она.

Это был последний сон-предсказание кока в этом плавании, хотя однажды он сказал старому Биллу, что сон повторился, и что он совершенно уверен – они поженятся и будут убиты. Он не сказал Биллу, каким способом их убьют, поскольку, по его словам, это состарит Билла до времени; но, конечно, был вынужден признать, что если брак не состоится, то и вторая часть предсказания также не исполнится. Еще он сказал, что, поскольку никогда не предавал огласке своих снов прежде, за исключением случая с Биллом, он не мог со всей уверенностью утверждать, что несчастье нельзя предотвратить; на что Билл заметил, что коку цены бы не было, если бы он видел сны и предупреждал людей заранее.

К тому времени, как мы вошли в Темзу, нога старого Билла поджила, он ловко управлялся с двумя костылями, сделанными для него плотником. У него, Джозефа и кока было много разговоров о сне, и старик пригласил кока отправиться с ними, чтобы на него можно было указать, как на предсказателя.

– Я постараюсь изложить ей все как можно мягче, – сказал он. – А ты будешь говорить, когда я закончу. Не раньше. Понял?

Мы направились к Ост-индским докам и добрались до них ранним летним вечером. Все просто сходили с ума от желания поскорее сойти на берег, и работали так быстро и весело, как только могли. Встречавшие стояли на причале, среди них было несколько красивых молодых женщин.

– На мой взгляд, – сказал кок, пристально смотревший на одну из них, – вон там стоит замечательная девушка. Посмотри!

Он поцеловал свою грязную лапу, – ни за что не стал бы это делать, будь такая у меня, – и помахал ею. Девушка отвернулась и покачала головой.

– Это она, – с раздражением произнес Джозеф. – Это моя девушка; это Эмили.

– Это она? – удивился кок. – Откуда мне было знать? К тому же, ты все равно расстаешься с нею.

Джозеф не ответил. Он смотрел на Эмили; и чем больше смотрел, тем красивее она ему казалось. Она стала необыкновенно красивой, и он был поражен даже больше, чем кок.

– А кто тот парень, который стоит с нею рядом? – спросил кок.

– Один из квартирантов сестры Билла, – ответил Джозеф, помрачнев. – Хотел бы я знать, почему именно он приехал сюда встретить меня. Я видеть его не хочу.

– Возможно, он ее любит, – сказал кок. – Вполне возможно.

– Он слетит с причала, если не будет осторожен, – сказал Джозеф, покраснев.

Он махнул рукой Эмили, которая, похоже, его не видела, зато ему неохотно ответил помахиванием руки квартирант; затем он что-то сказал Эмили, и они оба помахали старому Биллу, стоявшему на корме, опираясь на костыли.

К тому времени, как корабль пришвартовался, и все было готово к сходу на берег, наступила темнота, и старый Билл не знал, стоит ли идти домой и рассказывать новости в тот вечер, или немного подождать. Наконец, он решил, что дело не следует откладывать в долгий ящик, и, дождавшись, пока соберется кок, они взяли кэб и уехали.

Берту Симмонсу, жильцу, пришлось сесть на козлы, поскольку Билл занял очень много места со своей ногой, а Эмили устроилась на коленях Джозефа; к тому времени, как они добрались до дома, последний уже осознал, какую страшную ошибку совершил.

– Держи свой сон при себе, пока я не подам тебе знак, – сказал он коку, пока Билл переговаривался с кэбменом.

– Билл собирался сказать все первым, – прошептал кок.

Квартирант и Эмили вошли внутрь, а Джозеф задержался, пока кэбмен спрашивал Билла, почему тот не заплатил больше чем два пенса сверху, а Билл что-то отвечал ему, стараясь не обидеть. После чего, когда кэб уехал, взял Билла за руку и попросил ничего не говорить о предсказании, поскольку собирался рискнуть.

– Чепуха и вздор, – ответил на это Билл. – Я собираюсь все рассказать Эмили, потому что она моя любимая племянница. Какая польза от вступления в брак, если это тебя убьет?

Он задвигал своими костылями и, прежде чем Джозеф успел что-то сказать, вошел в переднюю комнату, позволил сестре поцеловать себя и сел. На столе стояли холодная говядина, соленые огурцы и два кувшина с пивом; после того как Билл коротко сообщил сестре, что упал и сломал ногу, все сели ужинать.

Берт Симмонс сел по одну сторону от Эмили, Джозеф – по другую, и кок не мог не пожалеть ее, видя, как ее руки пожимают под столом сразу две руки, отчего она не могла перекусить.

После ужина старый Билл закурил трубку, а затем, выпив еще одну кружку пива, рассказал о коке, который предсказал ему несчастье за три дня до того, как оно случилось. Никто не мог в это поверить; тогда он продолжил свой рассказ о других предсказаниях кока, которые тот видел во сне и которые сбылись, после чего все смотрели только на него, с открытыми ртами.

– Но это не самое худшее, – сказал Билл.

– Для одного раза вполне достаточно, Билл, – вмешался Джозеф, смотревший на Берта Симмонса так, будто был готов съесть его. – Кроме того, думаю, это было просто совпадение. Когда кок рассказал тебе о своем сне, это заставило тебя нервничать, и именно поэтому ты упал.

– Какие, к черту, нервы! – возразил Билл, после чего рассказал о том, что подслушал, когда кок спал.

Сестра Билла вскрикнула, как только он закончил, а Эмили, сидевшая рядом с Джозефом, вздрогнула, подвинулась ближе к Берту Симмонсу и сжала его руку.

– Это все ерунда! – заявил Джозеф. – Но даже если и так, настоящая любовь не боится ничего. Я – не боюсь!

– Следовало бы спросить у девушки, – заметил Берт Симмонс, покачивая головой.

– Мне это не нравится, – сказала Эмили. – Какая польза от замужества, если оно продлится всего неделю? Взгляните на ногу дяди – для меня этого вполне достаточно!

Тут все заговорили разом, и Джозеф испробовал все, что мог, чтобы доказать Эмили, что предсказания кока сбываются не всегда; но это было бесполезно. Эмили заявила, что не выйдет за него замуж даже в том случае, если у него будет миллионное состояние, и ее дядя и тетя поддержали ее в этом решении, не говоря уже о Берте Симмонсе.

– Я принесу и верну тебе твои подарки, Джозеф, – сказала она и побежала наверх, прежде чем кто-то успел ее остановить.

Джозеф сидел, ошеломленный, а все вокруг говорили ему, как должен он быть благодарен коку, спасшему его своим сновидением. Эмили вернулась с подарками, какие он дарил ей, и положила на стол перед ним.

– Здесь все, кроме маленькой серебряной броши, Джозеф, – сказала она, – я потеряла ее на следующий вечер, когда... когда ходила на прогулку.

Джозеф хотел что-то сказать, но не смог.

– Когда ты ее купил, я встречалась с тобой, – сказала Эмили, – и, поскольку потеряла, то просто плачу за нее.

Она положила на стол полсоверена, Джозеф сидел и тупо взирал на него, словно видел впервые.

– Замена вполне равноценная, Джозеф, – сказала Эмили. – Надеюсь, ты не будешь разочарован.

Старый Билл попытался обратить все в шутку.

– Кажется, ты разбогатела, Эмили, – сказал он.

– Ах! Я же вам ничего не сказала, – улыбнулась Эмили. – Это маленький сюрприз. Тетя Эмма, – бедная тетя Эмма, – умерла, пока вы были в плавании, и оставила мне всю свою мебель и двести фунтов.

Джозеф как-то всхлипнул, поднялся, не притронувшись к подаркам и половине соверена, лежавшим на столе, направился к двери, остановился, и обвел всех взглядом.

– Спокойной ночи, – сказал он. Затем, подойдя к двери, открыл ее, постоял, а потом вернулся, словно что-то забыл.

– Ты идешь? – спросил он кока.

– Не сейчас, – быстро ответил кок.

– Я тебя подожду, – сквозь зубы процедил Джозеф. – Постарайся не задерживаться.

ВИЗИТ АНГЕЛА

Мистер Уильям Джоблинг курил, прислонившись к двери. Вечерний воздух, приятно прохладный после дневной жары, обвевал его руки. Дети шумно играли на длинной, унылой улице, откуда-то издалека доносились слабые звуки органа. Глазам мистера Джоблинга, только что съевшего три сельди и выпившего полторы пинты крепкого чая, эта сцена представлялась восхитительной. Он выпустил в воздух клуб дыма, полузакрыл глаза и попытался угадать далекую мелодию.

– Билл! – раздался голос миссис Джоблинг, мывшей посуду на кухне.

– Да! – отозвался мистер Джоблинг.

– Ты опять лазил мокрой чайной ложкой в сахарницу, а ведь я тебе тысячу раз говорила, чтобы ты этого не делал!

– Не делал – что? – спросил ее муж, слегка ссутулившись.

– Ты брал масло тем же самым ножом, каким резал сельдь. Теперь можешь есть его один, а я – не буду. Я работаю, как рабыня, с утра до ночи, покупаю хорошую еду, а ты ее портишь.

Мистер Джоблинг вынул трубку изо рта.

– Не кричи, – спокойно сказал он. – Мне нравится масло со слабым запахом сельди. А что касается твоего дневного рабства, то тебе бы следовало походить на работу целую неделю; тогда бы ты узнала, что такое настоящее рабство.

Миссис Джоблинг позволили себе издать хихиканье, сразу же заглушенное звоном чашек, когда ее муж повернулся и сердито посмотрел в ее сторону.

– Ворчит, и ворчит, и ворчит! – сказал мистер Джоблинг.

Выжидающе помолчал.

– Пилит, и пилит, и пилит, – продолжил он. – Начинает с самого утра, и так до самого вечера.

– Очень жаль... – начала миссис Джоблинг.

– Придержи язык, – строго сказал ее муж, – не желаю слушать никаких оправданий. Вчера ты ворчала весь день до вечера, а после того, как ты уснула, я не спал еще два часа, слушая, как ты ворчишь во сне.

Он снова сделал паузу.

– Ворчала во сне, – повторил он.

Ответа не последовало.

– Два часа! – сказал он. – Целых два часа, без остановки!

– Хотелось бы, чтобы это пошло тебе на пользу, – заявила его жена. – А еще я заметила, что ты не вытираешь ноги, входя в дом.

Мистер Джоблинг страстно отверг предъявленное обвинение и, подчеркивая это отрицание, пнул ногой коврик, заскользивший по коридору. Оставшись доволен, он снова повернулся к проему и принялся глядеть на улицу, обменявшись несколькими незначительными замечаниями с мистером Джо Брауном, который, сунув руки в карманы, балансировал с необычайным мастерством на краю тротуара напротив.

Затем взгляд его переместился с мистера Брауна на молодую, хорошо одетую женщину, приближавшуюся к ним по улице – высокую, симпатичную девушку, слегка прихрамывавшую, чья шляпка вызывала невысказанную женскую критику. Когда она подошла, их взгляды встретились, вследствие чего лица слегка порозовели.

– Рада вас видеть! – сказала девушка. – Какая приятная неожиданность.

Она протянула ему руку, и мистер Джоблинг, бросив яростный взгляд на мистера Брауна, не спускавшего с них глаз, почтительно пожал ее.

– Я так рада снова увидеть вас, – повторила девушка. – Прошу прощения, что не поблагодарила вас за тот вечер, но я была слишком расстроена.

– Не стоит говорить об этом, – произнес мистер Джоблинг голосом, смирение которого сильно контрастировало с выражением лица, предназначавшегося мистеру Брауну, поскольку этот джентльмен просто расцвел.

Возникла пауза, прерванная сухим покашливанием, донесшимся из окна. Девушка, стоявшая неподалеку от подоконника, нервно вздрогнула.

– Это моя миссис, – сказал мистер Джоблинг.

Девушка повернулась и взглянула в окно. Мистер Джоблинг, держа трубку в руке, кратко представил женщин друг другу.

– Добрый вечер, – тонким голосом произнесла миссис Джоблинг. – Я вас не знаю, но, очевидно, вас знает мой муж.

– Я встретила его прошлым вечером, – сказала девушка, улыбаясь. – Я наступила на кожуру, или что-то еще, и упала, а он подошел и помог мне подняться.

Миссис Джоблинг снова кашлянула.

– Впервые слышу, – заметила она.

– Я просто забыл сказать тебе об этом, – небрежно бросил мистер Джоблинг. – Надеюсь, вам не очень больно, мисс?

– Легкий вывих лодыжки, только и всего, – ответила девушка. – Мне больно, только, когда я хожу.

– А сейчас? – осведомился мистер Джоблинг.

Девушка кивнула.

– Немного; совсем немного.

Мистер Джоблинг колебался; он видел гримасы на лице мистера Брауна, стоявшего через дорогу, – тот старался ему подмигнуть, – и сделал паузу; из окна снова донесся хриплый кашель его жены.

– Вы не хотели бы зайти и отдохнуть несколько минут? – медленно спросил он.

– О, спасибо, – с благодарностью произнесла девушка. – Хотела бы. Мне... мне и вправду больно. Мне не следовало уходить так далеко от дома.

Она, сильно хромая, последовала за мистером Джоблингом, поклонилась миссис Джоблинг, с облегчением присела в кресло и внимательно осмотрела комнату. Мистер Джоблинг исчез, его жена раскраснелась, когда он вернулся, переодевшись, и с мокрыми, причесанными, волосами. Наступила неловкая тишина.

– Ваш муж очень сильный! – сказала девушка, сжимая и разжимая пальцы.

– Он? – не поняла миссис Джоблинг.

– Он поднял меня, как перышко, – пояснила девушка. – Он обнял меня за талию и помог встать, прежде чем я успела прийти в себя.

– Обнял вас за талию? – повторила миссис Джоблинг.

– А как бы еще я мог помочь ей подняться? – с внезапным напором вмешался ее муж.

Жена ничего не ответила, но сидела, враждебно глядя на глубокие темные глаза и стильную шляпку посетительницы.

– Мне нравятся сильные мужчины, – сказала та, приветливо улыбаясь мистеру Джоблингу.

– Когда я был моложе, – отозвался тот, просияв, – то, могу вас заверить, сам не знал, как силен. Я невольно причинял людям боль, даже не подозревая об этом. Раньше я обнимался, как медведь.

– Это так необычно! – сказала девушка. – И так ужасно! – поспешно добавила она, взглянув на молча сидевшую миссис Джоблинг.

– Как медведь, – повторил мистер Джоблинг, очень довольный произведенным впечатлением. – Я и сейчас довольно силен, но, боюсь, не так, как прежде.

Он согнул руку и задумчиво пощупал бицепс, а миссис Джоблинг подумала, что она, должно быть, спит, когда увидела, как девушка наклонилась вперед и тоже пощупала бицепс мистера Джоблинга. Мистер Джоблинг был удивлен не менее жены, однако у него хватило ума не сгибать другую руку.

– Огромный! – сказала девушка. – И твердый, как железо. Вы могли бы стать замечательным боксером!

– Ему не нужен никакой бокс, – сказала миссис Джоблинг, к которой вернулся дар речи. – Он респектабельный женатый человек.

Мистер Джоблинг покачал головой, словно сожалея об утраченных возможностях.

– Я слишком стар, – заметил он.

– Ему сорок семь, – сказала его жена.

– На мой взгляд, лучший возраст для мужчины, – сказала девушка. – Самый расцвет сил. К тому же, человеку столько лет, на сколько он себя чувствует.

Мистер Джоблинг одобрительно кивнул и заметил, что он чувствует себя двадцатидвухлетним; состояние, которое он объяснял отсутствием дурных привычек и большим пристрастием к компании молодых людей.

– Мне было всего двадцать два, когда я женился, – заметил он, – а моя миссис была всего на полгода...

– Оставь мой возраст в покое, – оборвала его жена, вздрогнув от ярости. – Мне не нравится, когда о моем возрасте рассказывают незнакомым людям.

– Ты сама сказала мне о нем, – возразил мистер Джоблинг. – Тебя никто не просил этого делать. Очень хорошо, что ты вышла за меня.

– Я была единственной, кто согласился, – заметила миссис Джоблинг. – Вам уже лучше? – спросила она, обращаясь к девушке.

– Спасибо, гораздо лучше, – был ответ.

– Вам далеко идти? – спросила миссис Джоблинг.

Девушка кивнула.

– Но я сяду на конку в конце улицы, – сказала она, вставая.

Мистер Джоблинг также поднялся и принялся усиленно вспоминать все, что когда-либо слышал или читал об этикете. Еженедельный журнал, покупаемый его женой, отводил этой теме целых три колонки, но он напрасно пытался припомнить что-либо о поведении в отношении незнакомок с глубокими темными глазами и вывихнутыми лодыжками. Он чувствовал, что долг велит ему проводить ее до остановки. Несколько небрежно он предложил свои услуги; девушка приняла их, как нечто само собой разумеющееся.

Миссис Джоблинг, с плотно сжатыми губами, смотрела на них, стоя возле двери. Девушка, слегка прихрамывая, шла совершенно спокойно, но ее сопровождающий понимал, что за ними наблюдает вся улица.

Он вернулся примерно через полчаса, и на этот раз, словно бросая вызов, вошел в дом совершенно спокойно, отчего жалобы жены некоторое время оставались невысказанными. Кашель мистера Брауна, очень громкий, все еще звенел в его ушах; он некоторое время сидел молча.

– Я посадил ее на конку, – наконец, сказал он. – Ее зовут Робинсон... мисс Робинсон.

– В самом деле! – отозвалась его жена.

– Кажется, она хорошая девушка, – беззаботно заметил мистер Джоблинг. – Наверное, тебе она тоже понравится.

– Уверена, потому что многим ей обязана, – сказала его жена.

– Потому что я... я пригласил ее посещать нас иногда, – продолжал мистер Джоблинг, очень осторожно набивая трубку, – и она согласилась. Это тебя немного развлечет.

Миссис Джоблинг закусила губу, и, хотя никогда в жизни не чувствовала себя более сердитой, ничего не сказала. Ее муж закурил трубку, бросил быстрый взгляд в ее сторону, взял старую газету и принялся читать.

На следующее утро он удивил миссис Джоблинг, преподнеся ей букет распустившейся герани. Удивление помешало ей высказаться, но, наконец, она поблагодарила его за внимание, и, после небольшого раздумья, решила поставить его в спальню.

Мистер Джоблинг выглядел человеком, внезапно обнаружившим ошибку в своих расчетах.

– Я подумал, что в гостиной нужно сделать перестановку, – сказал он, наконец.

– Да, хотелось бы, чтобы в ней стало посветлее, – сказала его жена.

Она взяла цветы и исчезла. К ее удивлению, спустившись снова, она обнаружила, что мистер Джоблинг передвинул мебель, и даже принес пару предметов из кухни, так что было поздно протестовать.

– Время от времени этим нужно заниматься, – заметил он.

Миссис Джоблинг вышла на кухню. А когда вернулась, с бледным лицом и блеском в глазах, ее муж был слишком занят, чтобы это заметить.

– Нам нужен новый коврик перед камином, – сказала она, покачав головой. – Они есть у Джексона; кроме того, у него имеется пара высоких розовых ваз, которые великолепно будут смотреться на камине.

Мистер Джоблинг ответил сердитым ворчанием. Как только оно закончилось, он некоторое время сидел, сунув руки в карманы брюк. Наконец, все еще сердитым голосом, осведомился об их стоимости.

Минут через десять, в состоянии, среднем между удовлетворением и яростью, миссис Джоблинг ушла с деньгами. Какое-то время она раздумывала над тем, чтобы потратить деньги по-другому, и предстать перед мистером Джоблингом в новых шляпке и жакете; однако мысли так и остались мыслями, в виду двадцатипятилетнего опыта замужества.

Мисс Робинсон появилась на следующий день, когда они садились пить чай. Мистер Джоблинг, в рубашке с коротким рукавом, успел исчезнуть, поскольку заметил девушку, когда она проходила мимо окна. Его жена впустила ее, они обменялись несколькими замечаниями о погоде, после чего сидели, слушая невнятное бормотание мистера Джоблинга, разыскивавшего свой костюм. Наконец, он отыскал его под подушкой кресла, и, слегка раскрасневшийся, появился в комнате и поприветствовал посетительницу.

Поначалу разговор не клеился. Удивленный взгляд девушки бродил по комнате, пока не остановился на розовых вазах; красивый коврик также привлек ее внимание.

– Да, они очень красивы, – сказал мистер Джоблинг, очень довольный ее одобрением.

– Прекрасны, – подтвердила девушка. – Как это хорошо – иметь деньги! – задумчиво произнесла она.

– Я смог бы найти им применение, – шутливо отозвался мистер Джоблинг. Он сделал себе бутерброд с маслом и пустился в рассуждения относительно денег и как их тратить. Его мысль сводилась к выходу на пенсию и жизни в каком-нибудь милом спокойном уголке.

– Удивляюсь тому, что вы этого до сих пор не сделали, – тихо сказала девушка.

Мистер Джоблинг рассмеялся.

– Джинджелл и Ватсон не позволяют, – сказал он. – Мы зарабатываем, а они забирают.

– Так обычно и бывает, – возмутилась девушка. – Они покупают себе предметы роскоши, а люди, работающие на них, вынуждены отказывать себе во всем необходимом. Кажется, мне знакомы эти имена, Джинджелл и Ватсон. Интересно, где я могла их видеть?

– Возможно, в газете, – сказал мистер Джоблинг.

– В рекламном объявлении? – спросила девушка.

Мистер Джоблинг покачал головой.

– Грабеж, – серьезно ответил он. – На прошлой неделе. Кто-то вскрыл их сейф и забрал девятьсот фунтов в золоте и банкнотах.

– Теперь я вспомнила, – кивнула девушка. – Вора поймали?

– Нет, и вряд ли поймают, – был ответ.

Глаза мисс Робинсон широко открылись, она посмотрела с презрением.

– Я этому рада, – сказала она.

– Рады? – невольно нарушила обет молчания миссис Джоблинг. – Вы рады?

Девушка кивнула.

– Мне нравятся отважные люди, – сказала она, взглянув на мистера Джоблинга, – а кроме того, Джинджелл и Ватсон имели на эти деньги точно такое же право, как и тот, кто у них их забрал; они их не заработали.

Миссис Джоблинг, потрясенная таким ответом, взглянула на мужа, ожидая его реакции.

– Если человек – вор, – сказала она с напором, – эти деньги не пойдут ему на пользу.

– Осмелюсь сказать... хочу сказать, они ему послужат, – отозвался мистер Джоблинг, – если, конечно, его не поймают.

– Думаю, он из тех людей, какие мне нравятся, – упрямо заявила мисс Робинсон.

– Уверена, – сказала миссис Джоблинг, – нисколько не сомневаюсь, что он вам нравится. Такие птицы...

– Хватит, – перебил ее муж, – достаточно. Кое для кого такие деньги – невеликая потеря. Они ее даже не заметят.

Он выразил удивление, что девушка любит такой сладкий чай, когда она, попросив сахар, высыпала в чашку полную ложку. Мисс Робинсон, отрицая чрезмерную сладость, предложила ему самому попробовать чай в своей чашке, и миссис Джоблинг, застыв, с пылающими глазами, наблюдала за выходкой своего мужа, когда тот и вправду попробовал.

– Сладкое – сладкому, – галантно сказал он, возвращая чашку.

Мисс Робинсон вытянула губы, поднеся к ним чашку, и посмотрела на него поверх ободка. Мистер Джоблинг, чувствовавший себя в тот вечер двадцатидвухлетним, утащил ее кусочек пирога, в ответ на что раздалось постукивание ложечки. Мистер Джоблинг также постучал, а миссис Джоблинг, не способная пить чай, в бессильной ярости смотрела на невинное кокетство, с чем она рассталась, – идя навстречу серьезному пожеланию мистера Джоблинга, – вскоре после заключения брака.

Благодаря исключительному самообладанию, а также случайному взгляду мужа, ей удалось сохранить спокойствие, пока он не вернулся, проводив их гостью на остановку. После чего дала полную волю своим чувствам. Сначала она выговаривала ему с презрением, затем начались истерика и слезы. Она умоляла его вспомнить, какой хорошей женой была ему все это время, в то время как другая женщина, возможно, уже давно отравила бы его. Осознав, что ее слезы бесполезны, и что для мистера Джоблинга они, скорее всего, служат лишь подтверждением его ценности, она дала волю ярости и в немногих, зато чрезвычайно ярких словах, высказала ему свое мнение о мисс Робинсон.

– Так говорить нехорошо, – спокойно сказал мистер Джоблинг, – и, в моем присутствии, я прошу больше этого не делать.

– Смотреть, как она приходит в мой дом и строит глазки моему мужу, – бушевала его жена.

– Пока я ей не строю глазки, – парировал мистер Джоблинг, – в этом нет ничего страшного. Я же не могу запретить ей полюбить меня, бедняжке.

– Кто из нас двоих бедняжка, – сказала его жена.

– Ее нужно пожалеть, – строго сказал мистер Джоблинг. – Я знаю, что она чувствует. Они ничего не может поделать с собой, но она это переживет. Полагаю, она думает, мы не замечаем, что... что я ей нравлюсь, и я не хочу причинять ей боль.

– А как насчет того, что чувствую я? – требовательно спросила его жена.

– Так ведь я все-таки твой муж, – напомнил ей мистер Джоблинг.

Это служило единственным утешением миссис Джоблинг в течение нескольких следующих дней. Матроны, жившие по соседству, сочувствовавшие ей, сожалели, что мистер Джоблинг – не их муж, и предлагали ей по меньшей мере сто способов, как привести его в чувство.

Мистер Джоблинг, идя на работу, игнорировал их враждебные взгляды, но когда, отработав день, возвращался домой, то обнаружил, что неприязнь исчезла, и уступила место улыбкам. Никогда на улицах не было так много людей, подумал он, тем более улыбающихся. Казалось, люди спешили выйти ему навстречу, чтобы улыбнуться, а когда он подошел к двери своего дома, мистер Джо Браун, стоявший на тротуаре напротив, сиял ярче солнца. Немного устав от улыбок, он ожидал встречи со своей женой. Она вышла из кухни и встретила его все с той же улыбкой. Растерянный мистер Джоблинг мрачно посмотрел на нее.

– Почему ты смеешься надо мной? – спросил он.

– Я над тобой не смеюсь, – ответила жена.

Она вернулась на кухню и принялась беспечно напевать, приготовляя чай. Голос у нее был слабый, но пронзительный, особенно когда она брала высокие ноты, что сильно раздражало. Он сел в новое кресло, купленное для того, чтобы удовлетворить эстетические вкусы мисс Робинсон, и уставился в окно.

– Кажется, ты сегодня в необыкновенно хорошем настроении, – прорычал он, когда жена внесла поднос.

– Почему бы и нет? – спросила миссис Джоблинг. – У меня есть все причины для хорошего настроения.