Текст книги "Безумный бог"

Автор книги: Трой Деннинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

5

Мистра и Келемвар появились перед дворцом Огма, который всякий раз выглядел по-другому. В этот день они оказались перед белокаменным дворцом в испанском стиле с длинным садовым прудом, в котором отражалось его великолепие. Не было вокруг поместья ни стен, ни охраны – в Дом Знаний мог войти каждый, кто пожелает.

Мистра и Келемвар не стали тратить время на любование красотами дворца, так как им еще многое предстояло сделать до начала суда над Кайриком. Они проплыли вдоль аллеи мимо толп ученых мужей, занятых спорами.

Бессчетное число бардов принялись распевать баллады во славу магии и смерти, множество эльфов и серафимов, нагруженных таблицами и рукописями, замирали на своем пути, чтобы отвесить гостям поклон. Но оба божества никого не замечали. Они достигли дворца и, пройдя сквозь арку ворот, попали в просторный зал, где на сводчатом потолке были выведены имена множества умерших ученых, которых забрал к себе в Дом Знаний их верный бог.

– Воистину, сегодня в моем доме засияли звезды! – Голос Огма напоминал песню. Он стоял на пороге следующего зала, одетый в облегающие брюки, просторную рубаху и тюрбан. – Два таких знатных гостя!

– Тебе хорошо известно, что причина нашего визита вовсе не радостная, – сказала Мистра и без особых церемоний проплыла мимо Огма в огромную библиотеку за его спиной. – Мы пришли, чтобы обсудить суд.

– Это следует делать на суде, – хмуро отозвался Огм, Бог Мудрости последовал за Мистрой, последним в библиотеку вошел Келемвар. Колонный зал с многочисленными полками, казалось, не имел границ. Его заполняли тома, куда были занесены до мельчайших подробностей все знания, полученные Преданными Огма в течение всей их жизни. Мистра легко двигалась по лабиринту стеллажей, прекрасно ориентируясь в Доме Знаний, так как очень часто бывала здесь и раньше.

– Мы не можем одни решать судьбу Кайрика, – сказал Огм, едва поспевая за богиней Магии. – Это вопрос для всего Совета.

Мистра достигла трона – алебастрового кресла, окруженного столами и скамьями из белого мрамора, – и повернулась к хозяину дворца.

– То, о чем я пришла поведать, не может быть высказано перед всем Советом.

– Тогда, моя дорогая, возможно, тебе вообще не следует этого говорить. – Огм обошел Мистру и уселся на трон.

– Возможно, тебе все-таки следует ее выслушать, – вмешался Келемвар, – или, быть может, у тебя не такой открытый ум, как ты стараешься показать. Огм выгнул бровь:

– Полно, Келемвар. – Он жестом пригласил гостей присесть на скамьи рядом с троном, после чего снова обратился к Мистре: – Так и быть. То, что я тебя выслушаю, не нанесет ущерба судебному заседанию. Уверен, что остальные члены Совета уже обсуждают возможное решение.

– Мы с Келемваром навели кое-какие справки, – призналась Мистра. – Что касается Кайрика, то он… до сих пор не предпринял никаких шагов.

– Видимо, он-то как раз и доверяет нашему правосудию.

– Ты не можешь не знать, что Кайрик что-то затевает, – сказал Келемвар.

– В его руках находится «Кайринишад», – добавила Мистра.

– Если вы в этом уверены, значит, вам известно больше, чем мне, – возразил Огм. – Я пока не снял своего запрета. Откуда вы знаете, что книга у Кайрика, когда я отнял у всех божеств возможность найти «Кайринишад»? И каким образом Кайрик заполучил книгу, если он не способен узнать, где она? Он может войти в комнату и начать листать ее, даже не заподозрив, что держит в руках. То, что вы говорите, – невозможно.

Келемвар нахмурился:

– Как бы то ни было, но книга у Кайрика. Это единственная причина, почему он так спокоен.

– Понятно, – сказал Огм. – Вы не только знаете, где находится «Кайринишад», вам также известно, что творится в голове у безумного бога!

– Я знаю Кайрика, – прорычал Келемвар. – Я знаю его лучше, чем ты можешь себе представить.

– Ты знаешь Кайрика-смертного, – парировал Огм, – а мы сейчас говорим о Кайрике-боге.

– Огм, я пришла сюда не для того, чтобы заводить долгие споры, – вмешалась Мистра. – На это нет времени. Давай исходить из того, что Кайрик все-таки завладел «Кайринишадом» и намерен представить книгу на суде… в качестве доказательства.

Огм нахмурился, потом черты его лица смягчились.

– В таком случае мы будем вынуждены прослушать ее!

Все трое замолчали, нисколько не сомневаясь в силе священных слов «Кайринишада». Они знали, что, выслушав Правду, рухнут на колени, преисполненные благоговения перед Единственным. Они также знали, какой ужасной каре подвергнет их Кайрик за многочисленные публичные оскорбления, которыми они осыпали его в прошлом.

Первым нарушил тишину Келемвар:

– Хорошо… мы все согласны, что другого выхода нет. Если Кайрик принесет книгу, суд нужно отменить. Мы уничтожим его на месте.

От этих слов Огм задохнулся и так яростно затряс головой, что все мудрецы Фаэруна потеряли нить своих рассуждений.

– Нет!

– Нет? – возмутилась Мистра. – Но Равновесие…

– Будет полностью уничтожено, – договорил за нее Огм. – Лучше служить Хаосу, чем править на пустыре, который останется после того, как мы развяжем тотальную небесную войну! Если поступить так, как вы предлагаете, то Времена Бедствий покажутся мелкой ссорой.

– Ну и пусть! – Келемвар в мгновение ока вскочил со скамьи. – Лучше погибнуть самому, чем прислуживать Кайрику!

Взгляд Огма стал тяжелым как свинец.

– Вопрос не в том, погибнешь ли ты сам, Келемвар, а в том, что ты можешь обречь на гибель Фаэрун. Ты ведь бог, а потому должен ставить свой долг выше вражды, которая тянется из твоей прошлой жизни смертного. Сейчас от каждого твоего шага зависит судьба мира. Было бы хорошо, чтобы ты не забывал об этом. – Огм бросил взгляд на Мистру и добавил: – И ты тоже.

6

Ночь отчаяния поглотила меня, ибо я встретил своего бога, а он оказался не кем иным, как Принцем Безумия! Даже в своей лучшей форме я не мог бы исполнить его поручение, а ведь сейчас я находился в плачевном состоянии, приняв столько мучений от рук Единственного. Полуслепой, полуглухой, окровавленный, я видел перед собой только неудачу и неминуемую гибель. Я припал к решетке, продев руки сквозь прутья, и зарыдал как никогда в жизни.

Как же мне спастись? Я был слишком толст, чтобы протиснуться сквозь бойницы, и слишком искалечен, чтобы взобраться по базальтовой скале. Но даже если бы и то и другое было возможно, все равно меня сразу поймали бы из-за моей неуклюжести. Мой бог задал мне непосильную задачу, и теперь мне предстояло попасть к его личному врагу на вечные невыносимые мучения. Я проклял имя Келемвара, ревнивого труса, пресмыкающегося в своем городе костей, где он прятался от Кайрикова гнева, вымещая свою ненависть на беспомощных душах вроде меня. Я также проклял Единственного, ибо в своем горе я верил, что он потерял «Кайринишад» из-за собственной глупости и что если я отказался от своей веры после стольких мучений, то в этом больше его вины, чем моей. Сейчас я в этом глубоко раскаиваюсь и привожу здесь свой мысли, чтобы доказать абсолютную правдивость моего повествования.

Наконец за воротами раздался лязг, и открылась маленькая дверца, откуда выглянули двое монахов. Оба были одеты для битвы – стальные шлемы на головах, фиолетовые рясы, под которыми проступали массивные кольчуги.

– Мухтар! – воскликнул один из них. Охранники Нижних Ворот называли меня Мухтар-безумец. За все годы, проведенные у стен Кэндлкипа, я ни разу не назвал им своего настоящего имени, зная, что так поступают все хорошие лазутчики.

– Надо же! Что с тобой приключилось?

Я не видел причин лгать.

– Меня боднул бык.

– Ага, и, судя по твоему виду, потоптал хорошенько, – заметил один из монахов, которого звали Эйджнор. – Но Хранитель считает, что наш враг затевает какое-то коварство. Мы не можем открыть тебе ворота, Мухтар.

Я кивнул, так как не ожидал ничего другого. Более того, меня удивило, что они сразу меня не прибили, но, наверное, они просто не знали, что именно я выдал калифу местонахождение священного тома.

– Посмотри на него, Эйджнор, – произнес второй монах, которого, как я знал, звали Пилиас. – Он сейчас окочурится!

– У нас есть приказ.

– Давай приподнимем решетку, пусть он проползет под ней. Что может случиться? Тут на расстоянии полета стрелы нет ни одного приверженца Кайрика!

– Вспомни, что рассказывал Хранитель о деревянных конях.

– Улронт слишком увлекается эпосом, – ответил Пилиас. – Зато я помню, что Мухтар мой друг.

– Друг?

Его утверждение удивило меня не меньше, чем Эйджнора. Пилиас не раз выказывал по отношению ко мне доброту, но мы никогда с ним не беседовали так, как я привык беседовать с друзьями в Калимшане: для нас привычными темами служили успехи друг друга и важные знакомства. Тем не менее, я не стал противоречить Пилиасу, почувствовав искренность его слов и предполагая, что это мне только на руку.

Пилиас помолчал немного, затем повторил:

– Да, Мухтар мой друг, мы часто делили краюху хлеба, и если не с этого начинается дружба, тогда с чего же?

С этими словами он отступил назад и исчез из виду. Эйджнор сразу за ним последовал.

– Что ты такое задумал?

– Хочу поднять решетку.

Клянусь, ответ Пилиаса заставил мое сердце застучать, как копыта того быка, что меня боднул. Вот уж никак не предполагал, что попаду в крепость, просто постучав в решетку! Раздобыть «Кайринишад» все еще казалось мне невозможным делом, так как книгу наверняка хорошо охраняют, но, возможно, встреча с Келемваром на какое-то время откладывалась, если кто-нибудь из лекарей цитадели займется моими ранами.

– Не беспокойся, Эйджнор, – сказал Пилиас. (Я едва мог слышать обоих, так как они успели скрыться в темноте туннеля.) – Я возьму вину на себя, если брат Ристо выразит недовольство.

– Не сомневайся, выразит, – буркнул Эйджнор, – Не забывай, что у твоего друга Мухтара прозвище безумец, а Кайрик у нас и есть Князь Безумия.

До меня не донеслось никаких звуков, – видимо, слова Эйджнора возымели действие.

– Ну, что ты теперь думаешь? – поинтересовался Эйджнор. – Опять скажешь, что Улронт слишком много эпоса читает?

Я должен был что-то предпринять, иначе меня ждало поражение.

– Пилиас, Эйджнор прав, – закричал я. – Ты не должен открывать ворота. На равнине я встретил Кайрика. Именно он сотворил со мной такое!

– Что? – Пилиас и Эйджнор мгновенно вернулись к дверце в воротах и оглядели мое окровавленное тело, – Это сделал Кайрик?

– Он меня, конечно, не бодал, но все остальное его рук дело. – Среди многих прочих вещей, которым меня

обучил отец, была привычка всегда говорить правду, если, конечно, от этого не страдает, дело. – От первого его удара у меня закрылся глаз. Когда он напал во второй раз, то сделал это. – Я поднял подбородок, демонстрируя кровавые борозды на шее. – А в третий раз, когда он ударил меня, то я оглох на одно ухо.

– Да сколько же раз он на тебя нападал? – ужаснулся Пилиас.

– Эти три раза были самые худшие, хотя он еще хватал меня за плечи, вонзаясь пальцами прямо до костей. Уверен, одних этих ран будет достаточно, чтобы меня убить. – Я говорил тихо, постанывая, чтобы показаться слабым. На самом деле ни мои силы, ни боль не уменьшились после того, как Единственный влил в мой рот мерзкую жидкость.

– Я всего лишь нищий, и у меня в этой жизни есть только одна вещь. – Я сунул руку за пазуху и вынул маленький кинжал, который всегда ношу с собой. – Вот почему Кайрик захотел меня убить. Когда держишь в руке этот кинжал, с тобой говорят боги.

Я наклонил голову, словно прислушиваясь к кому-то даже в эту секунду, – не забывайте, что они прозвали меня Мухтар-безумец, – после чего просунул нож сквозь решетку.

– Я хочу, чтобы он был у тебя, мой друг.

Пилиас тут же выскочил из дверцы. Раздался оглушительный лязг, и решетка приподнялась на высоту трех ладоней. Я выпустил из рук переплетенные прутья и свалился в грязь. Это не было притворством с моей стороны: я так опьянел от своего везения, что не удержался на ногах. Пилиас самолично прополз под железными пиками и затащил меня под темный свод. Так я впервые в жизни оказался за воротами Кэндлкипа.

Пилиас и еще один монах уложили меня на носилки и понесли в темноту, оставив Эйджнора и остальных часовых опускать на место решетку, охраняя ворота от Кайрика. Вскоре мы вышли из туннеля на лунный свет, и я увидел, что за время пути мы успели взобраться на небольшую высоту, откуда, чуть повернув голову, я мог разглядеть всю равнину. Холм, где погибли высокочтимый Гарун и его смертоносное высочество Джаббар, возвышался в тысяче шагов от Кэндлкипа, на него опять слетелись предвестники Келемвара, полностью скрыв его своим черным оперением. А дальше раскинулись просторы, поросшие высокой травой, которая колыхалась, как морские волны, – у меня даже голова закружилась.

Тропа была узкой и крутой, с множеством резких поворотов. Но мои носильщики, не обращая на это внимания, двигались довольно быстро, причем без помощи фонарей или какого-то другого освещения, если не считать луны. Им приходилось совершать этот путь бессчетное количество раз, поэтому они могли взобраться по тропе даже ночью, такой же черной, как душа Темного Солнца. Зато я ни разу не бывал на этой тропе, так что выпучил левый глаз, увидев, какая пропасть зияет за краем носилок. Мы взбирались все выше и выше, и я уже не мог выносить зрелища удалявшейся земли. Я закрыл глаз, но непрекращающаяся качка только подтвердила мое подозрение, что мне грозит опасность соскользнуть вниз.

Езда на носилках не способствовала заживлению ран. Постоянная качка только вызвала головокружение и тошноту, так что рана в животе горела холодным огнем. Но боль каким-то образом придала мне силы, чего раньше со мной никогда не случалось; чем больше я страдал, тем сильнее испытывал прилив энергии. Я мог бы слезть с носилок и самостоятельно взобраться по тропе, если бы не нужно было притворяться умирающим безумцем.

Мы обогнули скалу и какое-то время шли над бушующим Морем Мечей. Когда, наконец, мы взобрались на плато, у меня побелели костяшки пальцев – с такой силой я сжимал края носилок. Затем я заметил вдалеке мерцающие огни Берегоста и понял, что доживу до утра. Это предчувствие мало меня утешило, так как с рассветом начинался суд над Кайриком, да и надо мною тоже.

У меня появился соблазн отдаться на милость кого-нибудь из богов, имевших в Кэндлкипе храмы, и таким образом избежать наказания Кайрика. Но все равно из этого ничего не вышло бы. Я ведь не был ни ученым, ни мудрецом и поэтому не смог бы убедить Огма забыть о моем прошлом. То же самое относилось и к другим богам – покровителям здешних Церквей. Я, конечно, умею писать, но почерк у меня такой ужасный, что к нему сначала нужно привыкнуть, поэтому Денэр не взял бы меня под свое крыло; и Милил поступил бы так же, ибо верблюд в брачный период ревет красивее, чем я пою; а Гонд просто рассмеялся бы, увидев мои руки, мягкие и неловкие, не способные ничего построить, кроме столбиков монет. Видя, что мне не удастся провести Кайрика, я смирился с судьбой, молясь только о том, чтобы встретить свой смертный час как можно позже.

Наконец мы подошли к стене, сложенной из камня. Обогнув поворот, мы оказались в маленьком дворике, примостившемся сбоку скалы, как орлиное гнездо. С трех сторон там ничего не было, кроме тьмы и ветра, а с четвертой возносились вверх ворота, утыканные острыми зубьями железной решетки, спускавшейся из-под сводчатого потолка. Все бойницы сторожевого поста ощетинились стрелами, из этих смертоносных щелей тянуло тяжелым запахом кипящего масла.

Пилиас и его помощник отволокли меня к воротам и остановились. Я уставился на острые зубья огромной решетки. В стене было вырублено окошко, забранное маленькой решеткой, которая клацнула при нашем приближении, и оттуда раздался голос:

– Пилиас, что ты там приволок?

– Мухтара-безумца, – ответил мой друг. – Он опасно ранен, ему нужен лекарь.

– Только не во время моего дежурства! – последовал ответ. – Что с тобой случилось? Ты ведь слышал приказ Хранителя!

– Да, но ты не слышал, что случилось с Мухтаром. На него напал Нечестивец. – Кайрик?

– Кто же еще? – Пилиас двинулся вперед, направляя носилки в темный угол. – Почему бы тебе не позвать брата Ристо? Уверен, что и ему, и Хранителю захочется переговорить с Мухтаром.

Железная решетка захлопнулась, и мы еще долго ждали в тени арки. Я чувствовал, что за мной из темноты следят множество глаз, слышал тихие голоса, доносящиеся из бойниц. Я вовсю стонал и вскрикивал, чтобы они убедились, насколько серьезны мои раны, и не подумали, будто я способен причинить кому-то вред. Сейчас, когда я оказался так близко к цели, в моей душе затеплилась надежда, что, может быть, я отыщу «Кайринишад», а отыскав, заполучу священный том и ускользну от пыток, ожидавших меня в Городе Мертвых, – но эта надежда была еще слабее первой. Глупо, конечно, было на что-то надеяться, но обреченный в отчаянии хватается и за соломинку.

Прошло время, за воротами раздалось слабое бормотание, вскоре переросшее в назойливый гул– Похожее жужжание я много раз слышал во дворце у калифа, поэтому сразу понял, что сюда направляется со своей свитой Улронт, Хранитель Томов. Я приготовился произносить льстивые речи, так как из разговоров монахов давным-давно понял, что он очень высокого о себе мнения и ценит тех, кто считает так же.

По другую сторону ворот раздались два глухих стука, после чего распахнулась боковая маленькая дверца, и в нос мне ударил неприятный запах. Слабый запах, но в то же время настолько гнилостный, что мне показалось, будто он идет из разрытой могилы. Я немало удивился этому обстоятельству, зная, что все монахи очень чистоплотны и аккуратны.

Пилиас взялся за поручни носилок поудобнее и пятясь начал проходить в боковую дверцу. Ему пришлось склониться в три погибели, чтобы не удариться головой, так как вход был сконструирован таким образом, что в него можно было пробраться только ползком. Как только я оказался по другую сторону стены, нас окружила целая толпа, пригвоздившая помощника Пилиаса к воротам. Толпа состояла не только из монахов, но и из воинов многочисленных отрядов, пришедших на подмогу Кэндлкипу. Я узнал всего несколько знаков отличия: в толпе мелькали Огненные Кулаки, Адские всадники Элтуреля, Тихий Дождь и кое-кто еще менее значимый.

Я также узнал женщину в черной вуали, которую заметил еще утром, когда она пролетала на гиппогрифе, оглядывая равнину подведенными тушью глазами. Под ее пристальным, немигающим взглядом я чрезвычайно разволновался, так как решил, что она вполне может оказаться Истинно Верующей, посланной, чтобы следить за мной. Но потом я увидел, что она носит булавку в виде серебряной арфы внутри полумесяца и сразу понял, что передо мной одна из Арфисток – член банды любопытных глупцов, рассылающих во все концы света своих агентов, чтобы те вмешивались в чужие дела.

Был в толпе и охранник «Кайринишада», воин, который чуть не убил меня той ночью, когда привез в крепость книгу. Из всех солдат, собравшихся у ворот, только на нем был полный комплект доспехов, включая перчатки с крагами и наголенники. Я сразу понял, что он меня узнал – сейчас забрало его было поднято и он яростно хмурился.

Из толпы вышел бородатый монах в коричневой рясе и указал на мою голову блестящим черным скипетром. Я отвел взгляд, зная, что передо мной Ристо, хранитель ворот. Я и раньше старался держаться от него подальше, когда он приходил проверять Нижние Ворота.

Лекарь сунул палец в мою рану на животе и принялся грубо в ней копаться, стараясь, несомненно, заслужить благосклонность Улронта. Меня скрутила обжигающая боль, и я наверняка свалился бы с носилок, если бы не Теторил и Ристо, которые удержали меня на месте. Лекарь произнес какое-то слово, и то, что он положил мне в живот, взорвалось. Оно прошлось по моему телу, как огненный демон, поджигая пламенем адской боли каждую рану, нанесенную Кайриком. Все перед глазами окрасилось в красный цвет и погрузилось в тишину. Я почувствовал, что куда-то падаю.

Не могу сказать, когда закончилось падение. Я открыл левый глаз оттого, что лекарь хлестал меня по лицу и кричал мне прямо в здоровое ухо. Оказалось, что я все еще лежу на носилках, а вокруг плотной стеной стоит та же самая толпа. Голова по-прежнему гудела, лицо, как и раньше, болело, шею и плечи все еще жгло тем же самым огнем – но боль в животе прошла. Осталась только онемелость, словно лекарь заткнул рану пробкой. Плоть вокруг раны была чувствительной, а впрочем, болело не сильнее, чем когда тебя лягнет взбесившийся верблюд.

– Он очнулся. – Похоже, лекарь испытал большее облегчение, чем я.

Я заметил, что легкое зловоние, которое я унюхал перед воротами, усилилось, хотя его источник был не здесь.

Надо мной нависло лицо Улронта.

– Больше так не делай. (Я так и не понял, кому адресовались эти слова Хранителя – то ли мне, то ли лекарю.) Мне нужно узнать подробности этой его встречи с Кайриком.

– Как пожелаешь, Хранитель Мудрости, – ответил жрец.

– Как получилось, что ты выжил? – строго спросил Улронт.

– Я тут ни при чем, уверяю тебя. – Как тогда, у Нижних Ворот, я говорил совершеннейшую правду. – Когда Кайрик не смог найти того, что искал, ему наскучила игра, и он оставил меня мучиться.

Улронт прищурился:

– И что же он искал?

Я посмотрел на Пилиаса. Я много лет притворялся сумасшедшим и теперь понял, что лучше всего разыграть сомнение.

– Выкладывай, – велел Пилиас. – Улронту можно доверять.

Я и без его совета знал, что делать, а потому, кивнув, оглядел толпу и нахмурился, словно не желая говорить в присутствии стольких свидетелей, после чего знаком показал, чтобы Хранитель наклонился к моим губам. Когда он так и сделал, я произнес:

– Он хочет заполучить мой кинжальчик.

– Кинжальчик? – Улронт попятился от носилок.

– Тебе нечего бояться, Хранитель, – сказал Пилиас. – Он отдал мне нож на хранение.

Улронт нахмурился, и я понял, что Пилиас совершил глупую ошибку, указав на то, что старший монах испытывает страх. С этой минуты и впредь жизнь моего друга в Кэндлкипе должна была осложниться.

Хранитель снова шагнул к носилкам, и, когда заговорил, по его тону можно было понять, что он потерял всякий интерес к моей истории.

– Итак, зачем богу мог понадобиться кинжальчик нищего?

Тут я понял, что мне позволят остаться в крепости на ночь, так как Улронт посчитал меня никчемным попрошайкой и не станет утруждать своих людей приказом, чтобы те открыли ворота и вышвырнули меня прочь. Стремясь упрочить это впечатление, я оглядел людей, собравшихся вокруг носилок, и вновь подал знак Хранителю, что, мол, хочу пошептать ему на ухо. Но тому надоело наклоняться.

– Можешь говорить спокойно. Ты среди друзей.

Я снова нахмурился, и снова Пилиас кивнул. Тогда я тихо произнес:

– Кинжальчик волшебный. Когда держишь его в руке, с тобою говорят боги.

В толпе захихикали, но как-то не очень весело. Люди знали, что боги приглядывают за этим местом и иногда проявляют себя самым странным образом. Почему бы какому-то божеству и не заговорить с помощью кинжала? Улронт вопросительно посмотрел на Пилиаса.

– …Э-э… со мной не сработало, Хранитель.

– Ладно. – Улронт вновь повернулся ко мне. – Если Кайрику понадобился кинжал, каким образом простой нищий смог помешать ему?

– Я спрятал его. – Воистину, пока все складывалось наилучшим образом. – Под одеждой.

– И Кайрик попался на эту уловку?

– Попался, – ответил я. – Он ведь оставил меня в покое.

– Понятно. – Улронт закатил глаза, а потом хмуро посмотрел на Пилиаса. – В следующий раз, брат, не будь таким наивным.

– Он вовсе не наивен, Хранитель, – вступил в разговор лекарь. – Не знаю, что там случилось с этим нищим, но о своих ранах он говорит правду.

– Как это? – Хранитель «Кайринишада», задавший вопрос, с поразительным проворством оказался рядом со жрецом. – Что ты хочешь этим сказать?

– Взгляни сюда. – Лекарь указал на мой живот. Сквозь порванную окровавленную рубаху было видно, что ужасная дырка на моем животе успела затянуться как по волшебству. – Это самая тяжелая из его ран, но она почти полностью исчезла, А вот в остальных случаях магия Огма оказалась бессильной.

– Да хранит нас Переплетчик! – прошипел Улронт. Хранитель попятился на несколько шагов вместе с остальной толпой. Рядом с носилками остались только Теторил, жрец, воин, Арфистка и мои носильщики. Вид у всех был обеспокоенный. – Значит, он испытал Прикосновение?

– Какое такое Прикосновение? – поинтересовалась Арфистка.

– Я настолько близок к Огму, что мои руки приобрели чудодейственную силу, – объяснил жрец. – Я смог бы поднять этого человека из мертвых, но я не способен залечить его раны. Он испытал Прикосновение чего-то всесильного… и очень порочного. Вот почему магия Переплетчика не подействовала.

– Не только поэтому. Наверняка он один из Преданных Кайрика! – Хранитель «Кайринишада» схватил меня за пояс и поднял с носилок. – Мы должны немедленно от него избавиться!

Он нырнул в боковую дверцу, и я сразу понял, что он намерен сделать. Изловчившись, я уперся руками в края прохода и не отпускал, хотя чувствовал, что ногти вырываются с мясом.

– Всемилостивейший Хранитель, умоляю, не позволь ему швырнуть меня в пропасть!

Лекарь, и его помощники кинулись мне на помощь: схватили меня за плечи и принялись тянуть обратно на дворик, но мой похититель крепко держал меня за ноги и тянул сквозь дверной проем.

– Гвидион! – закричал Теторил. – Прекрати немедленно!

– Этот нищий уже пытался однажды украсть книгу!

– Книгу? – заверещал я. – Да я даже не умею читать!

Пилиас вывернул большой палец Гвидиону, и воин тут же меня отпустил. Жрец с помощником повалились на землю, а я упал прямо на них. Мы все трое так и лежали, пока Теторил и Пилиас не загородили нас от охранника.

– Гвидион, ты здесь гость, – произнес Первый Чтец. – Если ты не можешь это запомнить, то тебя попросят уйти!

Тут вперед выступил Улронт, всегда готовый защитить свои полномочия.

– Это решать мне.

– Прошу прощения. – Теторил посторонился, освобождая место для Улронта, но все же не спускал глаз с Гвидиона. – Я просто хотел напомнить об этом Гвидиону, пока он не швырнул Мухтара вниз, лишив тебя возможности с ним побеседовать.

– Побеседовать? – Улронт нахмурился.

– Ты с самого начала был прав, как доказали раны нищего, – ответил Теторил. – Кайрик действительно бродит перед крепостью, и только Мухтар может рассказать нам, что он там делает.

Сердце у меня упало в пятки, ведь я уже все им рассказал о Кайрике, что мог. Не зря, видно, говорили, что ревность сделала из Улронта отличного инквизитора. Он мрачно кивнул, принимая совет Теторила, и повернулся, чтобы взглянуть на меня. Я сразу понял, что проведу всю ночь в компании Хранителя, не имея ни малейшего шанса отыскать «Кайринишад».

К счастью, калиф никогда не гнал с улиц своего города сумасшедших. Я часто наблюдал за их странным поведением, особенно во время припадков, которые начинались у некоторых при малейшей провокации. Они закатывали глаза так, что виднелись только белки, руки и ноги у них скрючивало, они начинали трястись и метаться, прикусывали собственный язык, изо рта у них шла пена – в таком состоянии их ничего не волновало, хоть жги их каленым железом, хоть выставь перед ними самых первых красавиц.

Я изобразил припадок, даже прокусил язык, пустив кровавую слюну. Я принялся кататься по земле, не замечая, обо что бьюсь, и даже врезался в ноги Гвидиону, чтобы никто не подумал, будто я способен себя контролировать. При этом я не переставая бормотал на несуществующем языке, бился головой о землю, насадив себе множество шишек, и царапал в кровь лицо о камни. Боль только придала мне сил, так что приступ безумия удался на славу. Ни один человек, наблюдающий за этим спектаклем, не усомнился в моем безумии.

Через некоторое время я позволил Пилиасу и еще трем доброхотам схватить меня за руки и за ноги и растянуть в воздухе. Я продолжал извиваться, бормотать и пускать пену изо рта, чтобы они не подумали, будто приступ прошел. Жрец разжал мне челюсти и вставил между зубов деревяшку, укрепив ее кожаным ремешком, а Теторил тем временем поднял мне веко здорового глаза.

– Что с ним случилось? – спросила Арфистка в вуали. Она подошла и взглянула мне в лицо, и я увидел в ее темных глазах, как гиппогриф расправляет в небе крылья, кружа над равниной. – Он похож на верблюда, умирающего от жажды.

– Тогда нам лучше избавить его от мучений, – сказал Гвидион.

– Нет! – распорядился Улронт. – Сначала я должен его допросить.

– Какой уж тут допрос? – удивился Гвидион. – Его душа уже у Кайрика.

– Пока нет, – сказал жрец. – Но это всего лишь приступ, вызванный твоей попыткой убить беднягу. Он придет в себя.

– Когда? – спросил Улронт.

– Только Переплетчик знает, – ответил жрец. – Приступ уже проходит. Потом он какое-то время поспит. Ты сможешь поговорить с ним, когда он проснется. Голова у него будет болеть, но на твои вопросы он ответить сможет.

– Неужели нельзя ничего сделать?

– Ты сам видел, что с ним стало от моего последнего заклинания, – ответил жрец. – Еще одно убьет его, особенно если этот приступ как-то связан с Кайриком.

Хранитель помолчал секунду, потом спросил;

– Каковы его шансы?

Я так сильно прикусил деревяшку, что кровь изо рта полилась в нос и брызнула из ноздрей. В ту же секунду я высвободил ноги и руку и, рухнув на землю, принялся биться в судорогах.

– Они не очень велики, я бы сказал! – Жрец попытался схватить мою ногу, на что я ответил метким ударом, разбив ему губу. – Да помогите же мне кто-нибудь! Он себя покалечит!

– Если ему нужен сон. Хранитель Знаний, я могу помочь.

Над моей головой склонилась Арфистка и начала шарить рукой в своем рукаве. Я попытался откатиться в сторону, но Пилиас вновь схватил меня за руки и прижал к земле, не давая возможности шевельнуться. Колдунья вынула руку из рукава, и я увидел, что она держит щепотку желтого песка, которым собирается засыпать мой здоровый глаз. Я крепко зажмурился и повернул голову, но было уже поздно; несколько песчинок угодило в глаз, а ведьма тем временем уже произносила свое заклинание голосом, полным неги и страсти, как некогда ночи в моей постели. Я провалился в глубочайший сон, уже не беспокоясь о своей судьбе в царстве Келемвара, не вспоминая о добром принце, своем состоянии или жене и не думая о священной книге «Кайринишад», шуршащей страницами в железном сундуке.

Будь прокляты все Арфисты! Чего они вечно суются в чужие дела?