Текст книги "Пять кубков (ЛП)"
Автор книги: Триша Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Триша Вольф
Пять кубков
Пролог
Не важно, где мы, важно, откуда мы; оказавшись в аду, чаще всего вспоминаешь о Рае.
~Педро Кальдерон де ла Барка
Аркана Киллер
Мир живых плотно защищён от ночных кошмаров некой вуалью.
Эта кристальная паутинка настоящий щит. Не позволяйте её видимой тонкости себя обмануть, это мощная стена, такая, как и должна быть. Если бы мы каждый день сталкивались лицом к лицу с реальностью, мы бы не выжили из-за своей слабости.
И это тот ещё кошмар. Наша плоть истлевает, оставляя после себя лишь кости. И эти кошмарные кости не выносят света.
Люди не любят, когда разбирают по крупицам их грязные секреты. Это невыносимая боль.
Скольких мы ранили на своем пути?
Кто наши жертвы?
Мы как пауки заманиваем невинных в свои липкие сети. Например, нового возлюбленного, еще не подозревающего о том, что за красивым фасадом скрывается опасная трещина. Волна ненависти, чувства вины и стыда к самому себе настолько сильная, что мы умоляем о смерти, лишь бы утихомирить этот шторм.
Для большинства, отрицание – единственный способ справляться с трудностями. Прихорашиваемся снаружи, чтобы не думать о том, что пожирает изнутри.
Улыбаюсь этой мысли, надевая маску дьявола.
Она не должна бояться маски. Это мой вариант защитной вуали.
Когда я вхожу, она лежит на спине, еще без сознания от подсыпанного ей в напиток наркотика. Я несу девушку в угол, где, придерживая у груди, могу перетасовать колоду карт. Вдыхаю запах её шампуня.
Женщины мягкие и хрупкие. Вот эта, к примеру, одевается так, чтобы все вокруг видели её силу и независимость. А я сквозь этот образ вижу тонкую трещину, еще в самом зачатке, но явную уязвимость. Из неё пытается прогрызть себе путь внутренний демон. Её персональный кошмар, как струйка сигаретного дыма просачивается в реальность.
От чего ты бежишь?
Её идеальное кожа просто дразнит совершенством. Сахарный шёлк. Карамель на языке. Пробегаюсь тыльной стороной ладони по её обнаженной руке. Не спеша, нежно, наслаждаясь тем, как она покрывается мурашками от моего прикосновения.
Девушка стонет, качая головой у моей груди.
– Давай поиграем, – мой шепот искрой командного тона вспыхивает в непроглядной тьме. Кладу перед девушкой колоду. – Выбери карту.
У каждого есть своя карта.
Карта – это орудие правосудия. Фатум.
Карты не лгут. Они предлагают знание, выбор. Если кто-то сопротивляется своей судьбе... что ж, тогда и появляюсь я. Встретишь дьявола с колодой Таро...
Беги.
Восставшая тень ищет возмездия.
Я – отражение всего самого порочного и злого, что бурлит в твоей душе, всего, что ты усердно прячешь от света. Я испепелю тебя до костей.
Ещё никто не убежал от правды и судьбы. Тень всегда выигрывает, мужчины и женщины – все давятся своими кошмарами. Горечь прошлого невозможно проглотить.
Девушка в моих объятиях борется со сном, ей сложно поднять руку, поэтому я помогаю. Мы вместе переворачиваем карту.
Любовники.
– Идеально.
На карте изображен сад, в нем пара молодых людей и змей на дереве. Как Адам и Ева. Ева была коварной соблазнительницей, и Адам пострадал, поддавшись её обману.
– Ты должна задать себе вопрос, – говорю я, перебирая пальцами её волосы, – ты влюбленная женщина или змея?
Глава 1
Дьявол в мелочах
Доктор Йен Уэст
Акустика важна. В помещении, заполненном двенадцатью присяжными, одним судьей, служащими зала заседаний и ошеломленной аудиторией, акустика очень важна. То, как чей-то голос звучит – ясно и доходчиво – может здорово помочь стороне защиты, когда она просит свидетеля говорить громче. Придется повторить, и свидетель успеет подумать и переиграть свои слова.
За какие-то доли секунды свидетельница за трибуной моргает и слегка качает головой. Мимолетное движение, вы могли его и пропустить, но я заметил – скрытое "нет" перед тем, как прочистив горло, она говорит:
– Да, я уверена. Я была с Квентином Шейвером, вот этим самым человеком... – она указывает на мужчину за столом стороны защиты, – в клубе той ночью.
Я облегченно вздыхаю. Забейте на качание головой, она прочистила горло – вот верный признак того, что человек собирается соврать.
Поправляю галстук, как следует затягивая узел. Прокурор за столом кивает. Он всё понял.
– Спасибо. У меня больше нет вопросов к свидетелю, Ваша Честь, – вежливо улыбается Портер Ловелл – Божий дар всем преступникам этого мира – и возвращается на место за столом защиты к её клиенту.
У неё есть причина для улыбки. У Портер прямо сейчас есть все основания быть счастливой. Если суд пойдет у нее на поводу, на Шейвера не повесят убийство. Человек, признанный виновным в суде общественного мнения, это бомба – интернет взорвется. Невозможно покалечить осужденного напрямую, но каждый знает – толпа безжалостна, от дела останутся лишь куски разодранного трупа.
Не хочу показаться бесчувственным; это не имеет совершенно никакого отношения к погибшей женщине, которая по-настоящему является разодранным на куски трупом.
– Вызывайте вашего свидетеля, советник, – отдает приказ стороне обвинения судья Мазерс.
Мой клиент, помощник окружного прокурора Эдди Вагнер, поднимается со стула. Ловко поправив костюм и застегнув пиджак на все пуговицы, он направляется к трибуне. Его гладко зачесанные назад светлые волосы блестят под лампами зала суда так же, как и он сам – словно драгоценный камень.
– Наш выход, – шепчу. Хотя никого не удивит тот факт, что я разговариваю сам с собой, на самом деле я обращался к своей ассистентке, бихевиористке по специальности. Я нанял её, когда разорилось моё собственное агентство по анализу поведенческих черт.
– Эдди будет непросто, – доносится голос из моего наушника.
Поднимаю брови в молчаливом согласии. В самом начале на нашей стороне было десять присяжных, вручную отобранных благодаря ряду вопросов в течение заседания – обычной процедуры отбора присяжных. Это оказалось несложно, ведь печально известная репутация Шейвера была словно создана для внимания СМИ.
Он прославился в определенных кругах как наркобарон. Как ни странно, Шейвера ни разу не обвиняли в преступлениях, связанных с наркотиками. Его вообще никогда не обвиняли в преступлениях, если уж на то пошло. А всё, потому что Шейвер очень умен и нанимает к себе на работу только самых лучших бухгалтеров и прочих специалистов. Наркота выполняет роль дымовой завесы для его более секретного хобби. Пока федералы ищут в одном направлении, он уходит в другом. Как фокусник, показывающий трюк с картами.
И куда пропадают тела?
Не стоит заглядывать ему в рукав, вот что я вам скажу.
Горькая правда в том, что до тех пор, пока Шейвер продолжает платить тем, кому должен и держать у руля тех, кто там нужен, он неприкосновенен. Улики теряются, внезапно исчезают.
Сторона обвинения пытается повесить на него убийство, чтобы восполнить пробелы в деле о наркотиках и засадить Шейвера за решетку на максимально долгий срок: пожизненное без возможности досрочного освобождения.
Попытка не пытка.
А Портер – та еще лисица – умудрилась заставить сомневаться четверых наших присяжных. Но вернемся к этому позже, сейчас мы сосредоточимся на том факте, что на этот раз Шейвер допустил ошибку. Он повел себя слишком смело, слишком дерзко. Оставил тело с нетронутыми уликами. Такая вопиющая небрежность, что я невольно задаюсь вопросом, а не стал ли он употреблять то, что сам и продает.
Выпрямляюсь, уперевшись локтями в колени. Эдди начинает допрос свидетельницы. Джессика Ренделл – ключевая фигура защиты. Она предоставляет Шейверу алиби, признаваясь в том, что они якобы вдвоем были в клубе – в тот вечер, когда в номере мотеля нашли тело убитой, Девин Тиллман.
– Мисс Ренделл, как часто вы посещаете "Мглу"?
Ренделл откидывается на стуле. В большинстве случаев люди, дающие свидетельские показания, чувствуют потребность защититься, когда сторона обвинения начинает задавать вопросы. Они стараются физически дистанцироваться.
– Я там зависаю почти каждые выходные, – отвечает она.
Её развязная уверенность дает Эдди прекрасную возможность разорвать на клочки это лживое заявление. Эдди облокачивается на трибуну свидетеля. Слово за словом, он возвращается к событиям того воскресного вечера, подтвержденным ей и обвиняемым. Так он монотонностью усыпляет её бдительность и спрашивает:
– Вы волшебница, мисс Ренделл?
Свидетельница опускает взгляд и по-настоящему улыбается.
– А, нет-нет.
Эдди улыбается в ответ, сверкая своей фирменной ослепительной улыбкой успешного адвоката. Обожаю эту часть.
– А вы уверены? – подначивает он, – просто мне сложно представить, как обычный человек может находиться в двух местах одновременно.
– Протестую, Ваша Честь, – вклинивается Ловелл. – Разве мистер Вагнер задает прямой вопрос? Он давит на свидетельницу.
– Успокойтесь, советник. Протест отклонен, – Судья Мазерс окидывает взглядом Эдди. – Ну, так что, какой вопрос вы хотели задать свидетельнице?
– Прошу прощения, Ваша Честь. Вот, что я имел в виду, – Эдди идет к столу обвинения и забирает папку. Пока он намеренно медленно возвращается к трибуне свидетельницы, он пролистывает страницы с файлами внутри.
– Мисс Ренделл, в ту самую ночь, приблизительно в одиннадцать сорок пять, GPS в вашем телефоне зарегистрировал вас в другой локации – резиденции "Бристол Хайтс".
Она почесывает руку, забегав взглядом по залу суда. Явный признак того, что упоминание о притоне, где она получает дозу, делает её показания ложью под присягой. Но зато это объясняет, как она стала проплаченным свидетелем на стороне Шейвера. Обещание бесконечного запаса шмали на выбор, кого угодно соблазнит.
Бросаю взгляд на Портер. В свою очередь, она поднимается с места.
– Протестую, Ваша Честь. Этой информации не было среди улик, пришитых к делу. Как мистер Вагнер получил к ней доступ?
Судья смотрит на Эдди, в раздражении подняв брови.
Эдди прочищает горло.
– Я сам узнал об этом лишь этим утром, Ваша Честь. Но это доказывает, что мисс Ренделл лжёт, и никакого алиби у мистера Шейвера нет, а, следовательно...
– Предоставьте стороне защиты ваши материалы, – прерывает Вагнера судья, – а у защиты будет время до полудня провести собственное расследование.
Портер Ловелл недовольна.
– Ваша Честь, но это слишком мало...
– До завтрашнего утра управитесь? – спрашивает судья на грани. Хотя он должен оставаться непредвзятым, даже ему трудно не смотреть на Шейвера с презрением.
С моей точки зрения Портер выглядит недовольной – губы сжаты, брови нахмурены. Но она не спорит с Мазерсом.
– Да, Ваша Честь. Благодарю.
Судья закрывает заседание на сегодня, и все присутствующие поднимаются со своих мест.
Эдди смотрит на меня с ожиданием, задавая невысказанный вопрос: "Мы его сцапали?"
То ли киваю, то ли пожимаю плечами в ответ – это собьет с толку всех, кто мог заметить нашу беседу.
– Спасибо, – проговаривает он одними губами.
Знание того, что кто-то хочет сделать, отличается от знания того, что он на самом деле сделает. В случае с присяжными, когда они находятся за закрытыми дверями зала совещаний, я волнуюсь так же, как и подсудимый.
Это держит в тонусе.
У Ренделл был запасной телефон на имя бывшего мужа, и это здорово помогло Эдди, т.к. я на 99.9% уверен, что Шейвер и его банда ничего о нем не знали. Ренделл заботится о пожизненном запасе дозы больше, чем о том, что с ней сделает Шейвер за то, что подвергла риску его алиби.
Ну, а на что еще можно рассчитывать, если связываешься с наркоманами? Единственное, что могло сдать Шейвера суду, это если он допустит ошибку. Что ж, на мой профессиональный взгляд, он только что по-крупному облажался, вручив свою судьбу в руки Ренделл.
И к черту ДНК.
К черту, говорите? Знаю. ДНК в суде – это классика. Последний гвоздь в крышку гроба. Неоспоримый факт. И именно поэтому преступники находят способы использовать ДНК в свою пользу, а не против.
В нашем случае, сперма Шейвера была найдена на юбке Ренделл. Свидетельница утверждает, что они были вместе во "Мгле", и поэтому он не мог находиться в это время с Тиллман, убивая ее и расчленяя тело в мотеле.
Присяжные любят ДНК. Раньше они даже не знали, что это за хрень. Теперь они верят в нее, как в Евангелие. Хитрость в том, чтобы убедить их, что ДНК может не быть решающим фактором. Что в зависимости от того, кто проводит тестирование, её могут загрязнить или подбросить. После стольких лет убеждения людей в достоверность науки, мы пытаемся разрушить эту веру.
Это уловка двадцать два[1]1
Уловка–22 (англ. Catch–22) – ситуация, возникающая в результате логического парадокса между взаимоисключающими правилами и процедурами. В этой ситуации индивид, подпадающий под действие таких норм, не может их никак контролировать, так как попытка нарушить эти установки автоматически подразумевает их соблюдение
[Закрыть], ведь одновременно с этим мы просим их верить в достоверность ДНК с места преступления.
Что чертовски сложно, ведь номера в мотелях – это рассадник ДНК сотен, если не тысяч людей. Поэтому весьма высока вероятность того, что Портер повернет нашу ДНК улику в свою пользу.
И еще есть маленький раздражающий факт – поиск мотива. Чтобы доказать, что Шейвер совершил это отвратительное убийство, мы должны найти мотив. Недостаточно опровергнуть его алиби или даже подтвердить, что он был с Тиллман. Это все можно оспорить без четкого мотива.
В случае с Шейвером, человеком, которого я испытывал неудовольствие анализировать на протяжении всего судебного процесса, я могу засвидетельствовать, что он прирожденный психопат с антисоциальным расстройством личности – что означает, что единственный мотив, в котором он нуждается, – это желание убить в его чёрном сердце.
И это еще сильнее затрудняет аргументацию его мотива.
Пока Эдди складывает документы в портфель, я смотрю на присяжных. Как они принимают показания Ренделл? Верят? Доверяют ей?
Судебная наука – не точная. Это социальная наука. Ложка с горкой психологии, щепотка социологии. Всё смешать и запечь. И в результате получится торт с равной прослойкой разношерстных присяжных.
Но это, блять, сложнее, чем вы думаете.
У каждого члена общества есть свои предубеждения.
Но именно здесь и появляюсь я – чтобы сравнять счет. Читаю подсказки на лицах – микровыражения – распознаю предупреждения двенадцати отобранных присяжных, чтобы у моих клиентов был самый, насколько это возможно, справедливый судебный процесс.
Также полезно полазить по аккаунтам присяжных в социальных сетях, чтобы узнать, как часто они онлайн. Что им нравится. Что они комментируют. В социальных сетях много знаний, и мы их используем.
Я знакомлюсь с каждым присяжным лично, интимно. И уже в суде мы становимся любовниками.
Ну, нет, это слишком. Мы, скорее, как лучшие друзья. Я узнаю их болевые точки, их жизнь, и как это применить в суде. Если вы хотите убедить кого-то – а тем более целых двенадцать человек – в том, что убийство произошло определенным образом, вы должны расставить события в такой последовательности, чтобы им поверили. Чтобы история звучала плавно и складно.
Для этого у нас есть золотое правило – чем проще, тем лучше.
Вот так мы избавляемся от сомнений. На этом и строится их оправдательный или обвинительный приговор.
Если вы верите версии событий, если думаете, что умнее человека, пытающегося обмануть систему – вуаля. Вы попались.
Каждый верит, что он умнее среднестатистического индивида.
Все, что нужно обвинению, – это привести присяжных к источнику знаний. Налить им по коктейльчику. Или сварганить любую другую хреновую метафору, которую вы хотите применить здесь. Бывает, мы чересчур настойчивы в достижении цели, но это делается для общего блага.
По крайней мере, такое объяснение помогает мне спать по ночам.
Не только оно. Еще аудиофайл, имитирующий шум океана.
Очень успокаивает.
После того, как судья отпускает присяжных, я делаю мысленные снимки каждого из них. Обычно шансы 50 на 50.
Когда я встаю со своего места и направляюсь к выходу, Портер поворачивается ко мне и подмигивает.
Хитрая лиса.
– Отсчет пошел, – шепчу я.
– Что пошло? – звучит голос Мии в наушнике.
– Ничего, – поправляю галстук и заодно динамик микрофона.
– Эдди хорошо справился с перекрестным допросом, – говорит Миа.
– Согласен, – говорю я, кивая седовласой женщине, которая провожает меня подозрительным взглядом, потому что ей кажется, я разговариваю сам с собой. Выхожу из зала суда. – Теперь мне нужны от тебя хорошие новости.
Ухо щекочет чарующий смех Мии.
– А что насчет плохих? Плохие не хочешь послушать сначала?
Тяжело вздыхаю.
– Кончай прикалываться. У нас же нет плохих новостей, да?
В коридоре напротив туалетов меня встречает Эдди.
– Миа?
Киваю.
– Хорошо сработано.
– Спасибо, босс.
Вообще-то это он мой босс. Но с тех самых пор, как он вошел в шестиэтажное здание моего офиса, еще пугливый новый помощник окружного прокурора, я озвучил правила, по которым мы будем играть (будет по-моему или... ну, вы поняли). Потом мы выиграли дело, и он принял эту иерархию. Закон пищевой цепочки, если хотите.
В любом случае, это просто слова.
Вжимаю наушник пальцем в ухо, чтобы лучше слышать Мию.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что у меня есть информация на присяжную номер два. Сегодня ранили ее мужа, его доставили в отделение скорой. Её могут отозвать из состава присяжных.
– Проклятье, – вырывается у меня слишком громко, и та же женщина из зала суда, как раз проходящая мимо, приподняла бровь.
– Извините, мэм, – улыбаюсь ей как можно соблазнительнее.
Она качает головой и продолжает идти вперед, нервно стянув полы кардигана у горла.
Эх, а месье знает толк в...
– Она из наших, – в этот раз говорю чуть тише. – Я это вижу, читаю по ее глазам, каждый раз, когда она смотрит на Шейвера. Ей хочется прибить его член к полу гвоздями.
Как только мы выходим на улицу, меня догоняет Эдди. Вместе мы спускаемся вниз по ступеням здания суда.
– Пропустим по бокальчику?
– Не сегодня. У меня дела.
Он понимающе кивает.
– А, те самые дела. Значит, увидимся утром.
Эдди пересекает улицу и подходит к своему "БМВ".
Вы можете подумать, что такая тачка дороговата для помощника окружного прокурора, и будете правы. У Эдди богатая семья, ему не нужно работать на правительство. Но тот факт, что он каждый день тащится на самое дно системы правосудия и не боится вызова, говорит о его характере и о том, почему он мне нравится.
Кроме того, он единственный юрист в офисе окружного прокурора, который может себе позволить отчехлить мою ставку.
Забросив портфель на заднее сиденье, Эдди оставляет меня одного за размышлением почему же я не поехал с ним. Мне бы не помешало выпить...
– Я отключаюсь, Миа. Поговорим утром.
Прошла увесистая секунда, и:
– Передай от меня привет Мелани, доктор Уэст.
К счастью, звонок прерывается прежде, чем Миа успевает услышать первобытный рык, прорывающийся на свободу. Это как проталкивать раскалённую кочергу в глотку. Не покидающая меня жгучая боль лишь усиливается, стоит кому-то упомянуть её имя.
Глава 2
Подарок
Доктор Йен Уэст
Сейчас бы хорошую дозу обезболивающего.
Достав из внутреннего кармана пиджака флягу, откручиваю металлическую крышку. Делаю два больших глотка. Вечерний воздух пронизан запахом костра и опавших листьев; в городе осень, дымоходы выпускают в воздух серые клубы дыма, прочищаясь после месяцев простоя.
Этот запах – первый намек на зиму – обычно меня успокаивал. Заглушал никогда не покидавшую меня тревогу. Я работаю в атмосфере постоянного стресса, с каждым новым делом уровень требований возрастает. Но когда мы прогуливались по тротуару, вдыхали первые запахи осени, Мелани говорила: «Даже львам нужно время на отдых».
Теперь же, когда я чувствую в свежем воздухе запах дыма, меня наполняет ужас в память о телефонном звонке три года назад. Похоже на бомбу с часовым механизмом. Вот только взрыв все никак не наступит. Есть только трепет, только страх. Ожидание того, что случится что-то плохое.
Приговорив флягу, ругаюсь себе под нос. Слишком мало. Идти еще пять кварталов, я близко, небольшая остановка все равно меня не задержит. На мою удачу, бар находится всего в квартале от меня.
Сделав крюк, захожу в бар. Там уже людно, народ по дороге домой заглянул выпить. Молодые руководители и, конечно, юристы, ведь мы с вами находимся в районе суда. Да и зачем идти далеко, когда все рядом.
Оперевшись локтями на стойку, заказываю стопку бурбона.
– Лучше сразу две, – дополняюсь заказ бармену.
А что? Будем реалистами. Мои клиенты лгут и зарабатывают на этом деньги. Я не такой.
– Можете налить еще одну? Запишите это на его счет.
При звуке ее голоса, закрываю глаза.
– Портер Ловелл, нигде от тебя не спрячешься.
Чувствую тепло ее тела с левой стороны от себя. Появляется желание придвинуться ближе и столкнуть ее с табурета. Но это будет грубо даже для меня.
Звук ее глубокого дыхания раздражает, впрочем, как и всегда в последнее время.
– Если не хочешь встретить никого из коллег, Уэст, не ходи в бары. Особенно в этот.
– Да что ты говоришь?! Это какая-то игра на прохождение фейс-контроля в бары? Или отсылка к "Исчезнувшей"? Все вы, адвокаты защиты, любите эту книгу. Сумасшедшей Эми все равно сошло с рук убийство. Она, наверное, твой кумир.
От ухмылки, на ее щеке появляется ямочка. Я отворачиваюсь, отказываясь признавать то, какая эта ямочка на самом деле милая. Очень трудно изображать негодование, когда твой собеседник так непростительно красив. Этот мир надо мной издевается.
Портер убирает локон своих темных волос за ухо.
– А кто твой кумир, Уэст?
Бармен ставит передо мной ряд стопок. Опрокидываю в себя первую и резко выдыхаю. Алкоголь жжет.
– Предпочитаю обходиться без кумиров, Портер. Сложно не разочаровываться в людях, когда они тебя подводят.
– А люди всегда тебя подводят, да?
– М-м, – покачиваю пальцем в отрицании, – оставь чтение людей профессионалам. Кстати, говоря о работе...
– Я не буду обсуждать с тобой дело, – она отпивает половину стопки.
Улыбаюсь, большей частью себе. Когда-то Портер была прокурором. И, между прочим, чертовски хорошим! Ох уж эта юность с ее тягой к справедливости. Как же мы верим в то, что способны изменить мир, что отличаем правильное от неправильного и во все это дерьмо.
А потом наступает реальность. Обычно это случается, когда на первый план выходит важность денег. По крайней мере, я думаю, с Портер было именно так. Она привыкла ездить на "Хонде". Теперь она приезжает в суд на "Бентли GT". За последние несколько лет она сколотила себе приличное имя.
Как бы то ни было, Мел и Портер начинали карьеру в одной и той же фирме. Вошли в систему, как два адвоката обвинения. Между прочим, я сам вляпался в юриспруденцию только из-за Мелани. Я точно не был юным идеалистом. Просто мне не хотелось профукать мою с таким трудом заработанную степень по психологии. А глядя на экономические тенденции тех времен, именно это со мной стремительно и происходило. Мое будущее выглядело мрачным, выбор работы колебался между консультированием (пристрелите меня, ненавижу, блять, семейные пары нытиков) и обслуживанием столиков в кафе.
Серьезно, я неплохо зашибал в общепите (бесплатная еда и напитки для тех, кому не приходилось в колледже работать в фастфуде).
Затем Мелани пригласила меня на интервью с одним из ее клиентов. Она хотела, чтобы я прочитал его, выяснил, не лжет ли он.
Но несмотря на то, что Мелани выступала на стороне обвинения, она бралась не за каждое дело. Ей нужно было верить в добродетель клиента, в правильность его стремления подать в суд, в истинность показаний.
Мел было важно находиться на стороне правды. Она была ангелом в море демонов. Она брала дело только, если верила в него. Это становилось не просто ее делом, это становилось ее добрым деянием. Она боролась до последнего, не жалея себя.
Я не могу оторвать взгляда от янтарной жидкости в крошечном стакане.
Когда Мелани умерла, она забрала с собой все лучшее, что было у нас. В том числе Портер.
– Она бы поняла… – продолжает Портер. – Это моя работа, Уэст. Я поклялась представлять клиента ревностно и в полной мере моих возможностей. Мне не обязательно его любить...
– Я ошибся, Портер. Ты действительно хорошо читаешь людей, – Я вытаскиваю пару купюр из бумажника и бросаю их на стойку, туда, где оставил вторую стопку своего бурбона. Смотрю ей прямо в золотистые глаза: – наслаждайся выпивкой, – говорю я, хотя на самом деле мне хотелось сказать о том, как разочарована в Портер была бы Мелани, узнай она, что та представляет Шейвера.
Мел была ангелом непредвзятости. Не я. Судить людей – это то, что у меня получается лучше всего.
– Уэст, постой...
Что-то в ее голосе заставляет меня внутренне вздрогнуть. Тоска. Вот, что это такое. Внезапно меня прошибает импульс успокоить Портер. Усмирить ее боль. Проклятье. Бурбон жжет желудок, боль в груди мешает дышать. Мне нужно убраться отсюда. Далеко. Сейчас же.
– Я опаздываю, Ловелл. Увидимся завтра.
– Ненавижу, когда ты называешь меня по фамилии.
Я почти успел дойти до двери, почти выбрался на свободу, но меня догоняет ее слишком близкий голос:
– Знаешь ли, она тоже была моей подругой. Я скучаю по Мелани... особенно сегодня…
Распахиваю дверь толчком и с благодарностью вдыхаю прилив воздуха, охлаждающего мою кожу, и шум улиц, заглушающий ее голос. Я не поддамся Портер. Ни в угоду прошлого, ни сегодня.
Я тяжело ступал по тротуару, быстро удаляясь от Портер, ее воспоминаний и сочувствующего тона. Это яд, это ничего не изменит, только еще больше меня разозлит. А я очень стараюсь контролировать гнев.
Обогнув угол, я заметил указатель кладбища. Я прихожу сюда только раз в год. Один. В первую годовщину смерти Мелани, Эдди, Миа, Портер и, казалось, все остальные жители округа Колумбия предприняли попытку оказаться здесь. Типа групповая поддержка, показуха. На мой взгляд, это было нарушением личных границ, поэтому я быстро от них избавился.
Я не показушничал.
Позже, когда они по очереди подходили ко мне с соболезнованиями, я говорил, что забыл дату. Конечно, они видели мою ложь насквозь, но так уж было заведено – я предпочитал пассивно-агрессивно отгородиться от всех, без слов признавшись в том, что хочу посветить этот день только себе.
Я работаю. У меня такой же день, как и у остальных, но в семь часов вечера первого октября, в час, когда прозвенел звонок телефона, в час, когда Мелани отняли у этого безумного мира – этот час принадлежит мне.
Я ни с кем не делю свою скорбь.
Вообще-то я коплю свою скорбь.
Каждый год я скатываю её в тугой шар и засовываю в самый темный угол. Думаю, он находится где-то под моим левым подреберьем. За последние несколько лет я собрал хорошую коллекцию разлагающихся шаров скорби. Вот откуда, наверное, взялись лишние килограммы.
Ворота кладбища открыты, и я вхожу, словно желанный гость.
Могила Мелани находится на ее семейном участке. Часть семьи ее матери жила в городе с начала века (прошлого века, не этого. Сами предположите, сколько мне лет). Мы планировали купить – за очень дорого – собственный участок, чтобы наши кости лежали бок о бок, чтобы наша любовь длилась и в загробной жизни. Но потом случилось немыслимое.
Случается всегда немыслимое. Ну, серьезно, кто в здравом уме может подумать, что его невесту собьет машина на пути домой в двухэтажный лофт? Всего в паре кварталов от дома. От встречи с ней меня отделяла одна минута... а потом, Мелани не стало. Водитель скрылся с места преступления.
Подонка, который убил любовь всей моей жизни, так и не нашли.
По словам врача скорой, это произошло мгновенно. К тому времени, когда Мелани привезли в больницу, она уже была мертва. Он сказал это так, словно это должно было меня успокоить.
Мгновенная смерть.
Я ему врезал.
После этого меня очень быстро вывели из больницы. Я никогда не видел ее в этом холодном, затхлом месте, и, может быть, в каком-то смысле, это к лучшему. В копилке моей памяти нет воспоминания о безжизненном теле Мелани.
Ее мать предпочла похороны в закрытом гробу. Она тоже не могла видеть Мел в этом состоянии – её нет. Ушла. Просто ушла. Похороны – это лишь церемония, дань этикету, потому что так принято.
Я вхожу на территорию кладбища, засунув руки в карманы. Пальцами касаюсь кулончика, подарка на годовщину, который я приношу Мел каждый год. Отмечать годовщину смерти звучит пугающе, но я психолог, поэтому сразу вам скажу – так я справляюсь с потерей. Наша свадьба должна была состояться на несколько недель позже. Мелани обожала Хэллоуин, мы хотели пожениться в канун Дня Всех Святых. Вот такая она у меня извращенка. Улыбаюсь этой мысли.
Ей бы точно полюбился серебряный кулончик с ведьмой на метле.
Впереди показался белый мраморный надгробный камень, и грудь сжимает от знакомой боли. Чем ближе я, тем больше боль. Я неплохо научился дистанцироваться. Помогает сарказм. Черный юмор отпугивает почти всех.
Но видеть ее надгробный камень, знать, что она там, под землей...
Останавливаюсь перед куском белого мрамора. Вдыхаю в легкие воздух в попытке снять ноющее напряжение, что так старательно выжимает из меня жизнь.
Я знаю, некоторым нравится говорить с умершими близкими. Сидишь такой у надгробия, болтаешь так, словно вы до сих пор рядом, ждешь наступления вечности. Только идиоты могут так себя вести!
Я не могу с ней говорить.
Вытаскиваю из кармана кулон и кладу у основания мраморного надгробия. Мелани... вообще-то мне не обязательно что-то говорить. Мне не приходилось этого делать, когда она была жива. Мел читала меня взглядом. Были времена, когда я любил ее за это. А были – когда ненавидел. От Мел было невозможно спрятать эмоции.
Быть здесь – все равно, что вскрывать вену.
Вся накопленная скорбь прорывает плотину и ломает потоком мою грудную клетку.
Я навсегда останусь мужчиной, который любит Мелани Харпер.
Мне не нужно говорить, что я скучаю по ней каждый божий день. Не нужно рассказывать, в какой кусок дерьма я превратился. Или что без нее – жизнь не жизнь.
Она все это знает, потому что где бы она ни находилась, она видит меня насквозь.
Выпустив свою боль, я собираюсь уйти, но кое-что цепляет мой взгляд.
Опускаюсь коленями на сухую землю, покрытую безжизненной травой и опавшими листьями, провожу рукой по могильному холму. Здесь кое-кто еще оставил подарок. В листьях зарыта карта. Черно-белое тиснение на черном картоне... переворачиваю карту и вижу изображение человека в плаще и с кубками.
Хмурюсь и прищуриваюсь. Какого черта? Старая, потертая временем и постоянным использованием.
Карта Таро.
Разряд электрического страха бьет меня в грудь, холодит вены. Месяцы поисков сошлись в одном мгновении, мой разум сплел ниточки зацепок воедино. Это не подарок.
Это предупреждение.
Угроза.
От Шейвера.
