Текст книги "Пять кубков (ЛП)"

Автор книги: Триша Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Она смотрит на мою руку, которая все еще обхватывает ее запястье. Ее пульс учащается, ударяясь о подушечки моих пальцев, заставляя мое собственное сердце биться быстрее. Я выдавливаю слова через ком в горле.

– Когда?

Всего одно слово, и, возможно, не самое лучшее продолжение ее признания, но она ухватилась за смысл.

– Знаешь, несмотря на все твои способности, ты довольно невнимателен, когда дело касается женщин. – Она, наконец, вырывает руку, и я отпускаю ее. – В комнате ожидания, Уэст. Вот когда.

Все это время, и я идиот.

Я был убежден, что Портер пригласила Мел в тот вечер, потому что она не была заинтересована во мне, что я не пойму намека. И это сработала потрясающе.

Но для меня так удобнее, не так ли?

Затем, после смерти Мел, я ушел и не вернулся. Я не мог смотреть на Портер, не видя лица Мел, воспоминания слишком болезненны. Моя скорбь – мудила.

– Ты не должен ничего говорить, – отвечает она. – Что есть, то есть. Я не позволю своим чувствам затуманить разум. Я не могу дать тебе инсайдерскую информацию по этому делу.

Ага. Потому что это сделает меня королем мудил.

– Но я могу сказать тебе, что, если Шейвер действительно дал тебе карту Таро, ты должен отказаться от участия в качестве свидетеля-эксперта. – Она смотрит на меня, ее золотистые глаза мерцают в свете огней города. – И Эдди тоже убери с этого дела. Пусть другой прокурор работает.

– Я не собираюсь давать Шейверу карточку на освобождение из тюрьмы. – Я поджимаю губы. – Извини за каламбур. Я не позволю другому доктору фигурировать в этом деле и объявить его сумасшедшим, Портер. Когда он признает себя невиновным, я хочу посмотреть ему в глаза и увидеть преднамеренность. Я знаю, как работает его мозг, и хочу, чтобы об этом знал весь мир.

Она хмурится.

– Твое тщеславие всегда брало верх.

– Это не тщеславие, – я наклоняю голову и пожимаю плечами. – Ладно. Не совсем. Мне нравится быть правым, но Шейвер – хищник, который преследует и калечит своих жертв, и снова и снова ускользает от наказания. – Я беру ее за руку. – Будь на моей стороне в этом деле.

– Уэст...

– Нет. Три года я наблюдал, как ты защищаешь отбросы общества, и ради чего? Потому что "кто-то должен это делать"? Чушь собачья. Ты только что призналась, что было нечто более личное. Значит... – Я переплетаю наши пальцы. – Возвращайся.

Ее рука дрожит в моей. Ее взгляд пытается зацепиться за что-то еще, кроме меня, избегая. Я продолжаю давить.

– Портер, вернись к нам. Тебе там не место. – Я обхватываю ее щеку, моя кожа вспыхивает от прикосновения, от ощущения ее. Как я мог быть таким бестолковым? – Я не справлюсь без тебя.

По ее щеке скатывается слеза, и я смахиваю ее большим пальцем.

– Я не могу... мне надо подумать. – Ее рука накрывает мою на ее щеке, и она отстраняется. – Уже поздно. Мне нужно поспать. Нужна ясная голова.

– Верно. – Я прочищаю горло. Когда она встает, я говорю, – я беру интервью у Шейвера, чтобы поставить предварительный диагноз. Но я твердо стою на своем. Когда я займу место свидетеля, Шейвера засадят.

Она сухо кивает.

– Я ни о чем не прошу, – говорит она, плотнее кутаясь в пальто от ветра, и глядя на реку. – Я отличаю добро от зла. И знаю, что есть границы, которые мы не пересекаем. Но если я не сделаю этого хотя бы раз...

Она смотрит на меня, и, прежде чем я успеваю сделать следующий вдох, она двигается. Ее мягкие губы обхватывают мои, заставая меня врасплох, и все, что я могу сделать, это попробовать ее на вкус, вдохнуть сладость поцелуя, прежде чем она отстранится.

Почти как тот несостоявшийся поцелуй в баре...

Было бы все иначе, если бы я знал о чувствах Портер?

Я не могу думать об этом.

– Еще одна вещь, которая мне нравится в тебе, – шепчет она мне в губы, – твой дар убеждения. Увидимся завтра.

Ошеломленный, я стою и смотрю, как она уходит. В груди нестерпимо ноет, но это не больно. Она кажется слишком полной, всеобъемлющей. Потом я бросаю взгляд на мост, и меня охватывает проклятый стыд. Я чувствую себя виноватым, когда вспоминаю о Мел.

На какое-то мгновение она исчезла. Из сердца вон. Я забыл о ней.

– Проклятье.

Я застегиваю пальто и иду к своему дому, все это время ненавидя себя. Я только что попросил Портер присоединиться к нашей команде. Где я буду видеть ее каждый день.

Там, где я не могу убежать от нее.

И я даже не знаю, что чувствую.

Или что натворил.

Когда вхожу в квартиру, я включаю отопление и вливаю в себя здоровую дозу бурбона, чтобы отрубиться.

Глава 7
Перетасовать колоду

Доктор Йен Уэст

Знаете, что хуже оценки психопата-серийного убийцы? Оценка психопата-серийного убийцы, испытывая при этом похмелье.

Хотя это вопрос с подвохом. Оба варианта одинаково ужасны, и именно поэтому я не проработал и года на позиции судебного психолога на заре своей карьеры. Мелани предложила мне подойти к профессии с другой стороны.

– Это несколько выходит за рамки вашей квалификации, не так ли, доктор Уэст?

Я улыбаюсь – мило и широко – новому адвокату защиты Шейвера. В этот раз он выбрал настоящего придурка Стива Смигела. Ну, серьезно. Смигел? Не хватает пары букв, чтобы получился тот тролль из "Властелина Колец". С таким же успехом его можно называть Голлумом. Что я и делаю у себя в голове.

– Это было сделано по просьбе вашего клиента, Смигел, – Голлум, – Обсудите это с ним. – Потому что есть много других мест, где я предпочел бы быть прямо сейчас. Например, в постели, укрывшись с головой одеялом, избегая Портер.

Или в постели с Портер.

Я прогоняю эту мысль прочь. Плохой мальчик.

Алкоголь и ностальгия – плохое сочетание.

– Я просто спрашиваю, – продолжает тролль, – вас никто не осуждает. Сколько времени прошло с тех пор, как вы действительно занимались настоящей психологией, а не просто консультировали присяжных?

Просто консультация присяжных. Как будто это не считается работой. А так, хобби.

– Практиковал судебную науку, – исправляю я его, и он приподнимает свою тонюсенькую бровь. – Это правильная терминология. На будущее, чтобы не показаться необразованным, учитывая, что ты работал в области права на протяжении... сколько? – Я делаю вид, что думаю.

– Год, – отвечает он.

– Точно. Там еще раздают первокурсникам леденцы на палочке у памятника Марксу?

Его хмурый взгляд доставляет мне огромное удовольствие.

Я с треском открываю свой портфель на столе, крепко зажмурив один глаз, когда громкий щелчок рикошетом отражается от моей раскалывающейся головы. Сорок пять минут побыть профессионалом, и можно сваливать.

Смигел отступает в сторону, когда охранник входит в комнату, и я слышу звон цепей, когда появляется Шейвер в сопровождении другого охранника. Второй офицер усаживает Шейвера за стол напротив меня и пристегивает цепь наручников к особому креплению в центре стола.

В комнате для переговоров заменили стол. Этот привезли из ближайшего исправительного учреждения специально для Шейвера. Чтобы не рисковать, перевозя Шейвера туда-обратно, судья приказала держать его здесь под усиленной охраной.

Шейвер не отрывает от меня взгляда, пока офицер проверяет и перепроверяет, хорошо ли он закрепил оковы. После всех проверок охранник встает у двери нести свой неподвижный дозор.

Я жду, когда первый офицер выпроводит Смигела из комнаты, и только потом расслабляюсь в кресле. В свете того, что Шейверу дали особые привилегии, я не упустил возможности сравнять счет и выбить кое-что для себя. Я попросил Чарли привезти мое офисное кресло, конечно, по этому поводу была бумажная волокита с разрешением, но... оно того стоило. Ауре превосходства, которая всегда витала вокруг Шейвера, пришлось потесниться.

– Нравится мое кресло? – прокручиваюсь на нем и упираюсь ногой в пол, как только снова вижу Шейвера лицом к лицу.

– Оно прекрасно, доктор Уэст, – говорит он со своим раздражающим акцентом, щедро сдобренным присущей ему надменностью.

– Уж точно круче твоего стола, – говорю я. – В следующий раз можем попросить поставить для тебя кожаную каталку с удерживающими ремнями. Тогда мы будем равны. Как думаешь, они согласятся? – самодовольно улыбаюсь.

Он наклоняется вперед и сцепляет руки, насколько позволяют наручники.

– Это интересная мысль. Мы как равные.

Я перестаю вертеться на стуле.

– Ты так не считаешь?

– Этот вопрос – часть процедуры оценивания?

Улыбаюсь.

– Шейвер, я начал оценивать тебя в первый же день суда. Сила привычки, профессия психоаналитика и все такое. Сложно выключить это по щелчку переключателя.

Он прищуривается, его губы складываются в своеобразную полуулыбку.

– По щелчку переключателя. Мне это нравится. То, что нам присуще, сложно отключить.

– Именно это я и имел в виду.

– Любопытно, насколько тебе сложно находиться рядом с мисс Ловелл и не препарировать ее милый характер.

Мне не нравится, что он использует ее имя в одном предложении со словом "препарировать". И он это знает, поэтому его улыбка становится шире.

Пора поджарить ублюдка.

Открываю папку из манильской бумаги и беру ручку. Зачитываю вслух дату, мое имя и полномочия. Затем смотрю на Шейвера.

– С этого момента начинается ваша официальная оценка, Квентин Шейвер, согласно приказу Верховного суда округа Колумбия. – Протягиваю руку и ставлю на паузу запись камеры. – Я здесь, как и договаривались, но, если ты еще раз упомянешь имя Ловелл, сделке конец. Понял меня?

– Понял, доктор Уэст. – Он бросает на меня свой самый пугающий и проникновенный взгляд. – Человек стоит столько же, сколько и его слово. А нарушать соглашения... непростительно.

Самодовольный ублюдок. Я тоже понял. Не переходить ему дорогу.

– Пока мы не начали запись, у меня есть вопрос.

– Слушаю.

– Почему ты изменил свое заявление в середине процесса? Насколько я могу судить, всё и так шло в твою пользу.

Выражение его лица – обычно такое спокойное – меняется. Сначала появляется дрожь неуверенности, потом вспышка гнева. Негромкий рык и приподнятая верхняя губа. Нужно быть осторожным и не слишком глубоко погружаться в чтение его микроэмоций. Он опытный манипулятор и хорошо управляет своими чувствами. Настолько хорошо, что, если я вижу четкую эмоцию на его лице, мне стоит лишний раз задуматься, не подстроил ли он это специально.

Ну и кто теперь сходит с ума?

Боже, ненавижу оценивать психопатов.

– Сколько дел ты проиграл на сегодняшний день? – спрашивает он.

Моя очередь быть самодовольным.

– Ни одного.

И это правда. Но если честно, в угоду скромности добавлю, что я не выбираю заведомо проигрышные дела. Мы с командой взвешиваем и оцениваем все детали, прежде чем соглашаемся взять на себя клиента. Даже у Эдди были случаи отказа, когда я знал, что есть хоть малейший шанс проигрыша.

Я не боюсь сложностей. В каждом деле свои сложности.

Это мудрая стратегия в пользу карьеры. В Вашингтоне, в сердце правительства, кто наймет команду судебных консультантов, которые проигрывают дела? Всегда быть на высоте – часть маркетинговой стратегии.

В меньшей степени, это так же помогает доверять клиентам. И таким образом я чту память о Мел в компании.

– Я хочу быть на стороне победителя, – говорит Шейвер, – и это значит быть на твоей стороне, доктор Уэст.

Погладь подольше мое эго, приятель.

– Ты не знал о телефоне Ренделл, – предполагаю я.

Он протяжно вздыхает. Я принимаю это за согласие.

– Слабых очень легко сломать. Я скорее отдам свою судьбу в твои руки, чем в ее.

Я это запомню. Нажимаю кнопку "Запись" и начинаю интервью.

Пробираюсь сквозь рутинные вопросы – дом, родители, отношения в семье, воспитание – на всё Шейвер отвечает предсказуемо. Должно быть, он вызубрил инструкцию, как стать безумным серийным убийцей.

Он отрицает любое насилие в семье. Говорит, что не наносил вреда животным в детстве. Он проявляет эмпатию и совершенно не показывает психопатических черт. Я искренне верю, что он может обмануть систему.

Последний вопрос.

– Зачем вы убили и изувечили Девин Тиллман?

Типичным ответом среднестатистического невменяемого убийцы был бы один из двух: отрицание или хвастовство.

Поскольку Шейвер по новой заявил о своей невиновности путем невменяемости, он не может с успехом отрицать убийство. Так что вполне логично, что он начинает вдаваться в детали, в подробности, чтобы вновь пережить убийство. Даже признаться в других убийствах, если так осмелеет.

Многие убийцы завышают число своих жертв. После того, как их поймали и посадили, количество убийств дает им власть в тюрьме. Также внимание прессы. Если собираетесь стать садистом-убийцей, то можете войти в историю.

Но вот тут-то и начинается самое интересное.

Шейвер отвечает:

– Не знаю.

Я заглядываю в свои записи.

– Что произошло вечером накануне убийства? – Я не буду преуменьшать, называя это инцидентом. Тем более в пользу тех, кто будет оценивать интервью позже, а не для Шейвера.

– Ты мне не поверишь, – говорит он.

– А ты попробуй.

Не моргая и не отрывая от меня глаз, он говорит:

– Я пытался ее спасти.

Ах. Вот и получил. Я ждал момента, когда Шейвер установит мяч для первого удара, раскроет, какой тип психопатии он пытается применить для своей защиты. Знаете, мне становится скучно, когда использую отсылки к гольфу.

– Пожалуйста, продолжай.

– Демоны съедали ее живьем изнутри, – говорит он. Он такой спокойный, такой рассудительный. Я убежден что, произнося эту речь, он верит собственной лжи. Он должен, чтобы передать этот уровень искренности с невозмутимым лицом. – Единственный способ спасти ее – освободить их, вырезать их.

Для широкой общественности внесем немного ясности: есть разница между психопатией и психозом. В то время как психопатия – это любое расстройство личности антисоциальной разновидности, психоз демонстрирует потерю реальности, как длительную, так и кратковременную, например, при кратковременном психотическом расстройстве. И обычно имеет главный стрессор, чтобы вызвать внезапное начало. Галлюцинации, бред, беспорядочное поведение – все симптомы. Удобно для Шейвера.

Видите ли, психопатия неизлечима. Но состояние психоза – не связанное с таким психическим заболеванием, как шизофрения (готов поставить на это деньги), можно лечить, корректировать. Есть шанс реабилитации с медикаментами и терапией и... сейчас будет самое смешное... в итоге излечиться. Вернуться в дикую природу.

Но как можно такое провернуть?

Придумать травму. Повреждение мозга.

Все что мне нужно сделать, это согласиться и не искать источник, и Шейвер получит сокращение срока и пребывание в милой психлечебнице, несколько рецептов, и досрочное освобождение, когда он будет признан вменяемым.

Но зачем мне это делать? Вот в чем вопрос, не так ли? Портер отстранили от дела, и единственной угрозой моей персоне была карта Таро на могиле моей покойной жены. Отправленная психопатом из-за решетки, который нападает на невинных женщин.

Я не вижу этого, мудак.

Я засунул руку во внутренний карман и охранник, о котором, признаться, я совсем забыл, делает шаг вперед.

– Просто карта, – говорю я ему, и держу так, чтобы он ее изучил. Затем опускаю ее на стол. – Шейвер, вы можете это объяснить?

Неуловимо. Берет карты в руки. Насколько далеко он хочет зайти?

Я наблюдаю за его лицом, ожидая увидеть, как раздуваются ноздри, расширяются глаза, узнавая, как подергиваются его губы, когда он пытается скрыть свое удовольствие от получения ответа от меня. Хотя вторжение в могилу Мелани и разозлило меня, я разыгрываю этот гнев в интересах Шейвера. Я хочу расколоть его, узнать его мотив.

– Это карта Таро, доктор Уэст, – просто отвечает он.

– Я вижу, – стучу по карте двумя пальцами. – Что я хочу знать, это что она значит для тебя?

Он подвигается вперед и тянется к карте, цепи царапают стол. Его пальцы благоговейно скользят по пластиковому покрытию.

– Когда я был мальчиком, в конце улицы жила старая цыганка. Дети смеялись над ней. Забрасывали яйцами ее дом. Прикалывались с дверным звонком, думаю, так называется это в Америке? Родители говорили нам держаться подальше, оставить несчастную старуху в покое.

Он переворачивает карту и передо мной появляется человек в плаще.

– Даже тогда, – продолжает он, – пока я не понял мир, я чувствовал ее присутствие. Знания того старого мира. Однажды она подошла ко мне, а дети разбежались, но я остался стоять. Она достала карту из кармана и приложила ее к моему лбу и сказала – Мужчина в плаще будет твоим спасением.

Я ощущаю, как меняется мое выражение лица, пока я смотрю на него. Я уверен, что выдаю свои догадки, поскольку он изучает меня так же пристально, как и я его, но мне все равно. Я полностью сбит с толку, является ли эта часть приукрашиванием его будущего заявления о бредовых состояниях, или это правда. В любом случае, я делаю быструю пометку проверить, жива ли еще эта женщина, а если нет, то, когда и как она умерла.

– Сколько тебе было лет? – спрашиваю я.

– Тринадцать. Возраст просвещения. – Его улыбка не коснулась глаз.

– Как ты думаешь, что она имела в виду?

Он пожимает плечами.

– Тогда, я не смог бы ответить. Только то, что я был особенным, и, вероятно, эта темная фигура в плаще, хотя мой юный мозг видел в нем супергероя в плаще, – усмехается он, – пришел за мной. – Он громко фыркает и садится прямо. – Или же Мрачный жнец.

А вот и раздутое чувство собственной важности, ребята. Наконец пролилась его истинная психопатия.

– Но он не мог быть Мрачным жнецом, если должен был спасти меня, – говорит Шейвер. – Я многие годы думал об этом, решив, что это метафора. Знаете, когда вы молоды, возникает этот определяющий момент? Что-то глубоко всплывает на поверхность? – Я киваю, чтобы он двигался к чертям дальше. – Для меня это была цыганка и ее пророчество.

– Вот почему ты стал изучать Арканы, – говорю я, подразумевая вопрос.

Он показывает зубы, не совсем улыбка или ухмылка.

– Да. Этот момент значительно повлиял на мою жизнь. Я научился читать карты, доверять их проницательности.

– И использовать карты Таро как инструмент для выбора.

Я огибаю линию безопасности здесь, делая вывод о процессе выбора жертвы. Но Шейвер достаточно умен, чтобы идти по ней. Он может дать мне правдивый ответ, не обвиняя при этом самого себя.

Он прищуривается.

– Я увидел Девин в картах, – отвечает он, следуя теме. – Я увидел ее боль. Ее страдания. Поэтому, когда она пришла ко мне, я не мог ей отказать. Я сделал для нее расклад, и тогда карты указали на демона внутри нее. Она вцепилась в свою кожу, умоляя об освобождении. А я просто...

– Сорвался? – предполагаю я.

Он медленно кивает.

– Я увидел себя... – он закрывает глаза. – Разрезающим ее плоть, вырезающим вокруг костей. Вскрывающим грудную клетку, чтобы добраться до ее сердца, потому что сердце – это то, что нужно освободить. Я чувствовал, как оно пульсирует в моих руках, но это было так, словно я смотрел со стороны, как во сне. Кровь... столько крови... на моих руках. Такая красная, как фигура на ее карте. Освобождение красного, освободило бы ее, и я не смог остановиться. Ее боль была заразительной. Я должен был это остановить.

Вплетение правды в выдумку отличный способ создать правдоподобную ложь. Тиллман, вероятно, царапала свою кожу. С необходимостью ее исправить. Но Шейвер "сорвался" объяснение никогда не прокатит у присяжных. Особенно у присяжных, которых я помогал выбирать.

– Ты сказал, она выбрала карту. Где эта карта сейчас?

Если он ответит честно, это даст нам отправную точку для раскрытия нити Таро в других делах. В отличие от других серийных убийц с четким МО, Шейвера сложнее всего предугадать. Увечья – распространенное компульсивное поведение по многим причинам. Если он вырезал сердце у каждой жертвы, это было бы, по крайней мере, общим знаменателем. Но поиск, который Чарли провел с помощью ViCAP и в других базах правоохранительных органов не выявил такой МО.

Если Таро показывает Шейверу его жертвы, то логично предположить, что у него есть заранее определенный, выборочный метод убийства для каждого. Я делаю пометку, чтобы Чарли занялся поиском жертв, у которых отсутствуют органы. Возможно, случаи, которые упускают из виду, носят серийный характер из-за их привлекательности на черном рынке.

Маска Шейвера на секунду сползает, и я замечаю, как он оценивающе смотрит на меня. От этого у меня по спине пробегает неприятный холодок.

– Доктор Уэст, карты всегда возвращаются в колоду, – наконец отвечает он.

Я бросаю взгляд на лежащую на столе карту в пакете. Эта карта из личной колоды Шейвера, и он говорит мне, что после того, как он закончит со мной, карта будет возвращена.

Я прячу карту в карман и закрываю папку, прежде чем отключить камеру.

– Я закажу МРТ и КАТ. – И встаю.

– Мы закончили, доктор Уэст?

– Закончили, – говорю я. – Как только я получу результаты анализов, моя оценка будет завершена и передана твоему адвокату.

Я захлопываю портфель. Если обнаружится травма головного мозга, я съем свой галстук. Неужели Шейвер ждет, что я присягну перед судом и солгу насчет снимков? Что-то здесь не сходится.

Совет Мии по поводу осторожности не покидает мои мысли.

Разочарование Шейвера заметно по его своенравному выражению лица, в котором проглядывает намек на вызов. Он хочет контролировать процесс, хочет контролировать это интервью.

Этому не бывать.

В момент, когда я останавливаюсь перед дверью и жду, что охранник меня выпустит, Шейвер произносит последнее слово.

– Разве тебе не хочется узнать расшифровку твоей карты, доктор Уэст? Что Пятерка Кубков припасла для тебя?

Ладно, слово было не одно. Но для меня все это звучит как полная чушь.

– Нет, – и с этим выхожу из комнаты.

До того, как успела закрыться дверь, я слышу Шейвера:

– Захочется.

У кого-то разыгралась интуиция? Жуткий ублюдок.

Выйдя из здания суда, я достаю телефон, чтобы позвонить Портер, сообщить ей последние новости... но передумываю. Чем меньше она знает, тем безопаснее для нее.

По крайней мере, это благовидный предлог не разговаривать с ней. Другая половина меня просто боится после того, что она сказала накануне ночью. Похмелье обуздано, и я звоню Эдди.

– Хочешь хорошие или плохие?

– Дерьмо. Хорошего же нет?

– Нет.

Он обзывает меня, и я смеюсь.

– Шейвер выстраивает психоз-защиту. – Этот наукообразный жаргон ничего не значит для него, и я объясняю. – Он выйдет через два года.

– Проклятье. – Спустя пару напряженных секунд он говорит, – Что, если мы сделаем то, что не смогли сделать наркотики?

– Я заинтригован. Что ты предлагаешь?

– Непредумышленное убийство, возможно, не имеет такого веса, как убийство в первом случае, но это легче доказать. И с профессией Шейвера...

– Служит основанием для доверия его внезапному психозу. – Его рухнувшей защите. – Все, что тебе нужно сделать, – это убедить присяжных, что уличная наркоманка может спровоцировать психоз. – Что, учитывая печально известную репутацию Шейвера, может сработать.

Не так бы я хотел засадить Шейвера, но иногда приходится соглашаться. Ради общего блага.

– Это все, что я должен сделать? – Повторяет Эдди с издевкой в голосе. – Фигня, док.

– Да ладно тебе. Избалованные богатые детки всегда получают желаемое.

– Ага. А иногда их лишают звания адвоката.