Текст книги "Улыбка ангела"

Автор книги: Триш Уайли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Колин не покидала свой комнаты еще несколько часов после того, как ее осмотрел врач. В продолжение всего осмотра она сидела молча, односложно отвечая на его вопросы. Только когда врач отбыл, успокоив ее, что с ней и ребенком все в порядке, она еще некоторое время рыдала, не в силах остановиться.

Эймон не выносил женских слез. Даже если они плакали тихо. Это заставляло его острее чувствовать свое бессилие. Каждый раз, когда он видел или слышал плачущую женщину, он испытывал желание подать носовой платок, который неизменно лежал в его кармане, и неловко похлопать женщину по плечу. Так, как когда-то поступал его отец. Одно из немногих его качеств, которые он унаследовал.

Сегодня все повторилось, только сильнее и как никогда раньше. Он чувствовал себя таким беспомощным и неуклюжим, когда такая сильная женщина, как Колин, вдруг расплакалась.

Он вдруг неожиданно понял, что внутри она совсем другая, чем хочет это показать. Сказать, что он был потрясен, – значит не сказать ничего. Он был озадачен, растерян, оглушен. Конечно, может, на нее так подействовало то, что она скоро должна родить. Эймон еще не забыл собственной растерянности, когда перед ним вдруг возникла перспектива принять роды. Колин в этом плане должно было быть легче. Она жила на ферме с лошадьми и, наверное, не раз принимала роды у кобыл. Чего нельзя сказать о нем.

Прихлебывая кофе, он открыл лэптоп, чтобы поподробнее узнать о новом для себя предмете – на всякий случай, если в следующий раз тревога вдруг не окажется ложной.

Изредка из спальни Колин до него доносились приглушенные рыдания. Это его тревожило.

Эймон посмотрел на часы. Если через двадцать минут она не успокоится, он пойдет и выяснит, чем вызван этот плач.

Через несколько минут настала тишина, нарушаемая только тихим равномерным гулом работающего компьютера. Его кофе медленно остывал.

Почитав пять минут, он пришел в ужас. И женщины добровольно идут на такое? Конечно, у них нет выбора, но чтобы он сам, по собственной воле, согласился родить ребенка, зная, через что ему предстоит пройти?.. Он закрыл глаза, не в состоянии спокойно смотреть на фотографии рожающей женщины, которые ему случайно попались на глаза.

Эймон одним глотком осушил чуть теплый кофе, даже не поморщившись, захлопнул крышку компьютера и решил, что информации уже больше, чем достаточно.

Он включил телевизор, краем уха прислушиваясь к тому, что творится за перегородкой. Из спальни Колин не доносилось ни звука. Должно быть, рыдания лишили ее последних сил, и она уснула. Но убедиться в этом не помешает.

Он вышел, и тут его взгляд уперся в дверь напротив. Отцовская студия. Последнее место, где он видел отца. Он покинул родной дом, покинул страну, унося с собой лишь выражение глубокого разочарования, написанного на его Лице, после того, как они обменялись резкими, колючими словами. Кто же мог знать, что это станет их последней встречей? Теперь уже ничего не вернуть, ничего не изменить, но последний взгляд отца ему никогда не забыть.

Эймон помедлил, как когда-то подростком, который, прежде чем постучать к нему и сказать, что он уезжает, долго собирался с духом. В общей сложности на это потребовалось несколько недель. Он сделал глубокий вдох и толкнул деревянную дверь.

Колин уснула и спала до тех пор, пока не пошевелился ребенок. Она открыла глаза, чувствуя какое-то смутное беспокойство, но не сразу вспомнила, что могло послужить этому причиной. Когда события этого дня с отчетливой ясностью проступили перед ней, она застонала. Еще никогда в своей жизни она не опускалась до того, чтобы расплакаться в присутствии других людей, как бы тяжело ей ни было. Не говоря уже о том, чтобы это случилось в присутствии Эймона.

Она хранила все в себе так долго, что наконец ее нервы не выдержали. Измена Адриана, кража денег и пугающая необходимость рассказать об этом пожилому больному человеку. Когда она не выдержала и призналась Деклану, это известие повергло его в такой шок, что он уже не смог от него оправиться. Затем к этому добавился еще ребенок, который должен родиться совсем скоро. Она полностью утратила контроль над ситуацией.

Колин села на кровати и пригладила волосы. Как долго она еще будет оттягивать момент, который рано или поздно наступит?

Велев себе не трусить, она вышла в коридор. Дверь студии Деклана была приоткрыта. Секунду помедлив, она толкнула дверь, вошла внутрь и почти остолбенела.

В кресле своего отца Эймон смотрелся естественно и непринужденно. Так, как и должен смотреться сын своего отца, на которого Эймон так похож. Если бы только он приехал раньше!.. До того, как она совершила непростительную глупость и доверила вести финансовые дела мужчине, которого, как выяснилось, интересовала вовсе не она, а те небольшие деньги, к которым у нее был доступ.

Эймон наконец заметил ее и очнулся от глубокой задумчивости. Выпрямившись в кресле, он спросил:

– С тобой все в порядке?

– Да, спасибо. Извини за недавнюю сцену. – Ее щеки порозовели. – Обычно я не так эмоциональна.

– Все нормально. – Он криво улыбнулся. – Тебе незачем извиняться. Пока у меня было свободное время, я кое-что прочитал в Интернете. И должен признаться, будь я на твоем месте, рыдал бы без остановки, как и любой другой мужчина, зная, что меня ждет.

– Ты изучал, как протекает беременность и роды? – поразилась Колин.

– Если ты не знала, это то, что сделали бы все мужчины без исключения прежде, чем решиться на такое, – он покачал головой, показывая этим жестом всю степень своего потрясения. – Собрать информацию, все обдумать, все взвесить и только после этого принять решение, а не так, как это делают женщины, которые идут на это безумие, руководствуясь не логикой, а сердцем.

– Что нам, бедным женщинам, остается? Доверь природа этот вопрос решать мужчинам, все люди на Земле постепенно бы вымерли, пока вы спорили, рожать или не рожать, – чуть насмешливо заметила Колин.

– Логика железная, – Эймон развел руки в стороны. – С такой не поспоришь. – Он кивнул на лежащую перед ним солидную папку с бумагами, которую она сначала не заметила. – Вот, нашел кое-какие вещи, принадлежащие отцу.

Колин неожиданно напряглась. Сделав несколько шагов, она облегченно выдохнула. Это была не бухгалтерская книга. Это был фотоальбом.

– Твой отец очень любил смотреть фотографии. Не проходило и дня, чтобы он не открывал его.

Эймон кивнул. Когда он нашел альбом, то подумал, что тот посвящен лошадям. Оказалось, что там были не только снимки всех лошадей, которые когда-то побывали на ферме, но и его детские фотографии. И снимки его бабушки и дедушки – родителей Деклана. Он смотрел на них со смешанным чувством и был покорен выражением искренней и глубокой любви, написанной на их лицах. Некоторые снимки его детства всколыхнули в его душе всю горечь, которую он когда-то испытал, чувство сожаления, что все осталось в прошлом, от которого остались только фотографии. Оказывается, он так много успел позабыть...

– Неужели каждый день? – переспросил он.

– Каждый день, сколько я его помню. Ты нашел только альбом? Здесь где-то должна быть коробка с твоими вещами.

– Какими вещами? – Он нахмурился.

– Я точно не уверена. – Колин пожала плечами. – Но там, по-моему, были твои открытки и еще что-то в этом роде, что ты ему присылал. Газетные вырезки. Все, что ему удалось о тебе найти.

– Ты говоришь, они здесь? Где? – Его голос звучал странно, пока он методично осматривал комнату.

– В последний раз я видела, как Деклан клал их в картонную коробку. – Она нахмурилась. – Посмотри в нижнем ящике книжного шкафа.

Эймон открыл ящик и обнаружил там коробку. Он вытащил ее и водрузил на стол.

Колин подошла поближе и заглянула ему через плечо.

– Да, кажется, она.

Эймон открыл ее. На самом верху лежал маленький щит.

Колин улыбнулась.

– По-моему, я узнаю приз самому лучшему бегуну.

– Да. Я получил его, когда учился в младших классах.

Затем на стол легла газета с поблекшим снимком.

– Надо же, а я и забыл.

А вот она нет.

– Танец с Шиллой Маккартни.

На стол легло еще несколько фотографий, свидетельство об окончании школы и еще одна газета. Эймон отложил снимки и свидетельство, взяв в руки газету. Теперь на уже ней был изображен снимок молодого человека с острыми проницательными глазами, который вовремя угадал и занял новую строительную нишу, сделав на этом состояние. Это был он, Эймон Мерфи.

День, когда была сделана фотография и у него брали интервью, врезался в его память навсегда. Свидетельство его первого крупного успеха, за которым последовали другие, более значимые, но уже не такие памятные.

– Он гордился тобой и хвастался твоими успехами, словно своими. Говорил, что ему не хватит и жизни, чтобы повторить твой успех. И очень по тебе скучал.

Эймон сжал зубы.

– Жаль, что об этом я узнаю от тебя. Все могло быть совсем иначе, если бы он сказал мне об этом раньше.

– Он говорил тебе, – напомнила ему Колин. – Я слышала.

– Говорил, но несколько иными словами и по телефону. Вот если бы он сказал мне об этом лично, эффект от его слов был бы немножечко другим. Тогда я еще думал, что он говорит так, чтобы хоть как-то утешиться, что его единственный сын пошел не по его стопам. Это ведь было его мечтой, и он никогда этого не скрывал. Так, как твой отец мечтал, чтобы ты продолжила его дело. Мечта твоего отца сбылась.

– Как тебе это могло в голову прийти? – не поверила она. – Да, он мечтал, что когда-нибудь ты займешь его место, но он смирился с тем, что это останется только мечтой. Мне кажется, его сильнее ранило то, что тебя нет рядом. И он не смог забыть, как вы расстались.

– Я тоже не смог. – Эймон грустно улыбнулся. – Мы много чего наговорили друг другу в тот день. Иначе и быть не могло. Пусть я не унаследовал его любви к лошадям, но его упрямство я унаследовал с лихвой.

– Что тут скажешь? Сын своего отца.

– Это точно. Не позвони я тогда так вовремя, когда с ним случился тот первый приступ, неизвестно, сколько бы нам потребовалось времени, чтобы хоть изредка созваниваться друг с другом.

– Он бы позвонил. Просто ты его опередил, – возразила Колин.

– Мне только одна вещь не дает покоя, – вдруг сказал Эймон и прищурился, пристально глядя на нее. – Я не присылал ему этих вещей. Я хотел, но каждый раз меня что-то останавливало.

Под его пристальным взглядом ее щеки заалели.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – прямо заявила она.

– Так это твоих рук дело?

– Да.

– Зачем ты это делала? И главное, как?

Колин не знала, как ответить на первый вопрос, поэтому ухватилась за последний.

– Ты не единственный, кто умеет пользоваться компьютером.

– И все-таки это не объясняет, зачем ты это делала, – напомнил Эймон.

Колин не понравилось, что ее вынуждают оправдываться. Ее глаза засверкали.

– Да, я следила за твоей жизнью. О. тебе не было никаких новостей, но затем я случайно наткнулась на статью в Интернете, посвященную некоему Эймону Мерфи. Меня это заинтриговало. Я видела, как мучается твой отец. Он этого не заслуживал. Я решила, что, если ни один из вас не решается сделать первый шаг на пути к примирению, это должен сделать кто-нибудь другой.

– И ты вызвалась добровольцем. – Это прозвучало скорее не как вопрос, а утверждение.

– Да. – Она пожала плечами. – И не жалею об этом. В последний год твой отец уже самостоятельно бороздил просторы Интернета. Ему хватило недели, чтобы освоить принцип работы поисковой системы.

– Значит, ты делала это исключительно из доброты?

– Естественно. Уж не надеялся ли ты, что настолько меня очаровал и я делала это по какой-то другой причине?

– А ты была мной очарована?

Колин прикусила губу, сообразив, что проговорилась.

– Ну же, я жду, – поддразнил он. – Так ты была мной очарована или нет? – Эймон не сводил с нее внимательных глаз. – Или, – почти шепотом сказал он, – по-прежнему мной очарована?

Она перебрала в уме возможные ответы, но ни один из них не показался ей достаточно беззаботным, «мол, была, но это давно уже в прошлом».

Молчание затягивалось и становилось все красноречивее.

Колин облизнула пересохшие губы. Взгляд Эймона немедленно переместился на них. Его глаза засверкали, и она обреченно подумала, что чего бы она теперь ни сказала, он все равно не поверит. Ее реакция на этот вопрос слишком очевидна.

– Надо же, а я и не подозревал об этом, – задумчиво протянул он. Затем его голос изменился, и теперь в нем звучали хрипловатые нотки. – Хотя разница между восемнадцатилетним парнем и пятнадцатилетней девочкой все равно что пропасть, тогда как сейчас...

С ее сердцем начало твориться что-то неладное. Колин стояла не дыша и словно приросла к месту.

– Но прежде, я должен поблагодарить тебя за твою доброту. – Он склонился над ней, и на его губах показалась искушающая улыбка.

– Нет! – выкрикнула Колин и отступила на шаг. Затем, понизив голос, она продолжила более спокойно: – Подожди, ты не понимаешь. Я пришла сказать тебе то, в чем должна была признаться, как только ты приехал. Это касается фермы. И твоего отца.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Выражение лица Эймона в этот момент сказало ей все. Вопросительно приподнятые брови и блеск глаз свидетельствовали о том, что он заинтригован и раздосадован одновременно. Если бы она чуть-чуть опоздала со своим признанием, он бы ее поцеловал.

На секунду от этой мысли у нее сладко заныло сердце. Сколько бессонных ночей провела она, мечтая о том, как его губы прижмутся к ее губам и что она почувствует. И вот теперь, вместо того чтобы податься ему навстречу, она делает шаг назад, увеличивая между ними расстояние. Пусть уж лучше эта боль в груди, чем терпеть унижение, когда он отшатнется от нее, узнав всю правду.

– Сначала я расскажу тебе про Адриана, – с усилием произнесла она.

– Кто такой Адриан? – спросил он, невольно напрягаясь.

– Мой жених. Бывший жених, – тут же поправила она себя.

Эймон расслабился. В глубине его глаз вспыхнули веселые искорки.

– Слава богу. Я уж думал, что не так тебя понял в нашу первую встречу. – Он вдруг нахмурился. – Подожди-ка. Значит, этот Адриан и есть отец твоего ребенка? И это он бросил тебя и ушел с другой?

Колин просто кивнула, чувствуя комок в горле.

– Понятно. – Его голос изменился. Теперь он звучал почти безразлично. – Ты его еще любишь?

– Если я его и любила, то это уже в далеком прошлом. – Она пожала плечами.

– Значит, если я поцелую тебя на правах старого доброго друга, тебя не будут мучить угрызения совести, что ты его предала?

– Если кто и будет мучиться угрызениями совести, это точно буду не я, – выдавила из себя Колин.

– Тогда я не хочу больше слышать ни про какого Адриана.

Уже произнеся эти слова, Эймон подумал, что это не совсем так. Он хотел бы знать, какой негодяй мог так поступить с ней. Сказал, что женится на ней, сделал ей ребенка – и был таков. Что за идиот мог променять Колин на другую женщину, которая, может, и моложе Колин, но уж точно не обладает ее силой духа и добрым сердцем? Кто, если бы не она, посылал его отцу весточки от имени сына в попытках примирить двух упрямых мужчин? Его вдруг охватило незнакомое чувство нежности.

– Я бы сама не стала его упоминать, но, к сожалению, он имеет отношение к моему рассказу.

Ее лицо побледнело, но в глазах горел решительный огонь.

Он бы хотел знать, что она имела в виду, но, если это причиняет ей боль, тогда не стоит.

– Колин...

– Пожалуйста, не перебивай! – Она вскинула руки в умоляющем жесте. – Если я не расскажу сейчас, кто знает, когда еще я наберусь достаточно смелости, чтобы вернуться к этой теме. Я только не знаю, с чего лучше всего начать. Сейчас, минутку.

– Если только ты считаешь, что я обязательно должен об этом знать,– уступил Эймон. Видимо, для нее это было очень важно. Если так, значит, это важно и для него. Ведь она и не подозревала, какой подарок он только что получил, узнав, что отец им гордился.

– У него были отличные рекомендации, – неожиданно сказала она.

– Жениховские? – абсолютно серьезно поинтересовался Эймон, но не смог удержаться от улыбки.

Колин нахмурилась, показывая, что юмор в данном случае неуместен.

– Нет. Как управляющего фермой. До того, как устроиться на работу у нас, он работал на западном побережье на двух скаковых конюшнях, и везде о нем отзывались в восторженных тонах. Когда он у нас появился, мы как раз нуждались в таком человеке, способном в короткие сроки создать нам рекламу за границей и модернизировать ферму так, чтобы все было по высшему разряду.

Эймон молча кивнул.

Не в силах устоять на одном месте, она принялась ходить из угла в угол.

– Он был очень мил, и все сошлись во мнении, что именно он нам и нужен. Он показал себя человеком, которому можно доверять и который досконально знает свое дело.

– Поэтому ты и влюбилась? – вдруг перебил ее Эймон. – Потому, что тебе показалось, что ему можно доверять? Или потому, что он был так очарователен?

Она остановилась посреди студии.

– Это не имеет никакого отношения к тому, что я собираюсь тебе сказать.

– Может, и так. Но я подумал, что не помешает это знать. Так сказать, для целостности картины.

Колин сдвинула брови.

– Не знаю, почему это тебя так волнует, – наконец сказала она. – Но вся штука в том, что он только казался таким, а на самом деле... – Она развела руки в стороны и продолжила: – Я не думала, почему или как это случилось. Сначала мне было очень приятно находиться в его обществе. Он высказывал такой искренний энтузиазм в том, что касается фермы. Может, меня покорило именно это отношение к делам фермы, которая мне небезразлична. Может, что-то другое. Сейчас нет смысла рассуждать об этом. Просто на каком-то этапе он стал частью моей жизни. – Она закрыла глаза и сглотнула. – Пока в один прекрасный день мне из банка не вернули два чека и с сожалением добавили, что банк не может их обналичить, потому что на счете нет денег. Это стало для меня ударом. Я выписывала чеки Адриану в полной уверенности, что деньги тратятся на то, что он просил. Но когда не доставили ни нового инвентаря, ни племенного жеребца, когда в Интернете не появилась наша страничка, я поняла, что мой жених – мошенник.

– Ты заявила в полицию?

– Нет.

Эймон как-то странно усмехнулся.

– Может, потому, что ты его по-прежнему любишь?

– Когда я сказала об этом Деклану, – продолжила она, словно не слыша того, что он сказал, – твой отец... – Она всхлипнула. – Он не обвинял меня. Он подбодрил меня и просто каждый день стал работать так, как, наверное, и в молодости не работал. И тогда, – в ее глазах заблестели слезы, – с ним случился второй удар. Он потерял сознание и умер в машине «скорой помощи».

Колин тихо заплакала, размазывая слезы по лицу.

Эймон стоял, засунув сжатые в кулак руки в карманы джинсов, и молчал. Пока он любовался старинными храмами древних индейцев, возведенными в джунглях Перу, его отец умирал. Эта мысль была ненавистна.

Он перевел взгляд на Колин. Она словно снова перенеслась на полгода назад, заново переживая свой стыд, гнев, вину. Все это было отчетливо написано на ее лице, ставшем белее мела.

Комок встал у него в горле. Нет, он не винил ее в случившемся. Если кто и был виноват, так это он сам. Зная, что в мире полно подлых и жадных людей, Колин тем не менее не могла заставить себя в это поверить. Да разве могло быть иначе? Женщина, которая всегда говорит то, что думает, не способна на обман. Совесть ей этого не позволит. Вот если бы тогда он был здесь, может, этого бы и не случилось.

Желание ударить, разбить что-нибудь, дать выход своему гневу и отчаянию овладело им.

– Извини меня, – чужим голосом сказал он. – Мне надо побыть одному. – Спасибо, что рассказала мне об этом. Я понимаю, чего это тебе стоило. Правда понимаю, – он исхитрился улыбнуться и вышел из студии, притворив за собой дверь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Колин осталась стоять, все еще не в силах поверить, что Эймон ни в чем не обвинил ее, не повысил на нее голоса. Она уже внутренне подготовилась к тому, что ей придется столкнуться с его отвращением, его оскорблениями, но ничего подобного не случилось.

Только раз, когда он спросил ее, почему она не позвонила в полицию, его голос не предвещал ей ничего хорошего. Она вся напряглась, но это был всего лишь эпизод. И от этого она почувствовала себя еще хуже. В том, что произошло, ее вина, как бы ни старалась она убедить себя в обратном. Женщине ее возраста непростительно так ошибаться в мужчинах. Даже если этот мужчина был первым и последним в ее жизни.

Она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой и покинутой всеми. Никогда еще она не чувствовала такого всепоглощающего одиночества, как в эту минуту. Даже когда она осталась в доме совсем одна, когда похоронила Деклана, а Эймона носило по всему земному шару. Сейчас он в одном с ней доме, в нескольких комнатах от нее, но чувство такое, что между ними пропасть и ей нет конца.

Что ж, она призналась.

И что теперь?

Молчание давило на уши. Она не могла больше находиться в студии Деклана, где он проводил все свободное время.

На кухне она устало откинулась на спинку стула и закрыла глаза.

Эта ферма – ее единственный дом. Лошади – ее единственная отрада. Она ничего больше не умеет делать. Но как продолжать здесь жить, когда все напоминает о ее ошибке? Как она сможет жить, когда ферма разваливается у нее на глазах, а денег, чтобы восстановить ее, у нее нет и взяться им неоткуда? И что решит Эймон теперь, когда ему известна вся правда?

Колин со стоном обхватила руками голову, распухшую от подобных вопросов. Чай, который она приготовила себе, чтобы немного успокоиться, уже почти остыл.

Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула студию, и не заметила, как подкрался рассвет.

Скрипнула дверь. Подняв голову, она увидела стоящего на пороге Эймона. Он не подал виду, что заметил ее, и подошел к умывальнику. Включил кран, вымыл руки, взял полотенце, и все это молча.

Если бы она не была так подавлена, если бы у нее осталось хоть немного сил после бессонной ночи, она бы не выдержала его молчания и ушла. Но ее тело было сковано усталостью, и все, что она могла сделать, это покорно согласиться с его любым решением. Она расправила затекшие от долгого сидения плечи, но не произнесла ни слова.

– Ты не спала всю ночь? – повернувшись к ней, спросил Эймон. Голос его звучал хрипло.

Она кивнула, но его взгляд ускользал от нее.

– Да, – тихо и безжизненно сказала она.

– Думаю, нам нужно закончить этот разговор, как бы неприятно нам ни было.

– Да. – Колин опустила глаза, на секунду зажмурилась, словно набираясь смелости, и скороговоркой сказала: – Я знаю, что ты можешь подать на меня в суд за растрату имущества и потребовать мою долю фермы. То, что я сделала...

– А что ты такого сделала? – перебил он ее. – В том, что произошло, нет твоей вины.

Она резко вскинула голову, думая, что ослышалась.

Нет ее вины?!

– Но я ведь сказала тебе, что...

– Что ты была так наивна, что поверила негодяю и мошеннику? – снова перебил он. – Твоя вина только в том, что ты вовремя не поняла, что за человек был твой жених. И уж конечно, ты не виновата в том, что у отца случился второй приступ.

От удивления она приоткрыла рот и не сразу пришла в себя.

– Ты что, не слышал ни слова из того, что я тебе вчера сказала? – наконец, воскликнула она. – Это я взяла Адриана на работу! Я доверила ему вести финансовые дела фермы! Если бы не я!.. – У нее перехватило дыхание.

– Почему же, – Эймон пожал плечами. – Я тебя отлично слышал и все понял. Я и говорю, что твоя вина только в том, что ты чересчур наивна. На свете полно сладкоречивых ловких ублюдков, а тебе просто повезло нарваться на одного из них.

Колин тяжело поднялась со стула и покачала головой.

– Видимо, на меня так действует бессонница, раз я слышу такие вещи, тем более от такого здравомыслящего человека, как ты. Ты просто не можешь так думать.

– Что ты заладила, – нетерпеливо сказал он, – «я не могу так думать», «не должен так думать». Не знаю, что ты там себе навоображала, но я говорю именно то, что думаю.

– Вот, значит, какую ты изощренную месть для меня приготовил, – задумчиво протянула она. – Сначала я пыталась убедить себя, что моей вины нет, но как быть с тем, что ферма разваливается на глазах? Как быть с тем, что твоего отца уже больше нет в живых? – Ее голос повысился до крика. – Если бы мы жили в средневековье, я бы смогла убедить себя, что на нас наслала порчу какая-то ведьма, но как отмахнуться от факта, что все это произошло после того, как я наняла Адриана?

– Хватит. – Эймон сделал два широких шага, взял ее за плечи и легонько встряхнул. – Перестань так себя мучить и выслушай меня, Колин Маккенна. Внимательно выслушай. – Он приблизил к ней свое лицо почти вплотную, и она вздрогнула. – Ты не виновата в том, что твой женишок оказался сволочью и вором. Ты хочешь видеть в людях только доброе, поэтому и не хотела замечать, а может, и не видела его недостатков. Готов спорить, что он профессионал по запудриванию женских мозгов, иначе бы давно видел небо сквозь решетки. А что до отца, – он отпустил ее плечи и отступил назад, – у него уже было больное сердце. Тебе об этом известно лучше, чем кому бы то ни было. Вряд ли он сидел без дела, когда узнал о своем больном сердце, верно? – (Колин была вынуждена с ним согласиться и неохотно кивнула.) – Так в чем ты себя винишь? Чуть раньше или позже он бы обязательно наработал себе на второй приступ, что в итоге и случилось. В любом случае, – его голос понизился, – он умер на своей земле, борясь за то, что любил больше жизни. Или ты считаешь, что было бы лучше, если бы он умер на больничной койке?

Колин вспомнила всегда бодрого человека, который утверждал, что лучше работы лекарства нет, и не позволял себе долго отлеживать бока, даже когда болел.

Может, Эймон прав? – пришла ей в голову неожиданная мысль. Она так привыкла считать себя виноватой в смерти человека, который заменил ей родителей, что просто забыла рассмотреть этот вопрос под другим углом?

Перед ее мысленным взором снова возник тот день, но только сейчас она поняла, почему Деклан Мерфи улыбался, сжимая в руке траву.

– Неудивительно, что ты довела себя до такого состояния, – пробормотал Эймон, усаживая ее на стул. – Держать все это в себе столько месяцев, зная, что самобичевание навредит ребенку. Наверное, с тех пор, как это произошло, ты не знала и дня отдыха и, если бы я не приехал, так и родила бы где-нибудь в конюшне или на дорожке к ней.

От его доброты и нежности у нее защипало в глазах. Колин сделала движение, чтобы вырваться из его успокаивающих объятий, но Эймон не позволил.

– Нет уж, сиди, – добродушно проворчал он. – Иначе устроишь мне настоящие преждевременные роды, а я не уверен, что переживу подобное зрелище. И прекрати винить себя, слышишь?

– Я не могу, – глухо сказала она.

– Можешь. Ты должна, – поправился он. – Ради ребенка. И ради меня. Ты столько лет провела рядом с моим отцом, что сейчас стала самым близким и родным мне человеком. Разве я могу тебе не помочь, когда ты в этом так нуждаешься?

– Но...

– Тихо, – он приложил палец к ее губам, призывая к молчанию. – Ни слова больше. Я ведь сын своего отца, помнишь? А значит, я так же упрям, как и он, поэтому тебе не удастся меня переубедить. – Он лукаво ей улыбнулся и вдруг поцеловал.

Колин сидела, почти не дыша. Закрыв глаза и отдавшись его поцелую, она не могла поверить, что сбываются ее самые смелые мечты и ее целует не кто иной, как Эймон Мерфи. И пусть этот поцелуй был скорее братским утешением, чем поцелуем страсти, она чувствовала, как все в ней оживает и тянется к нему навстречу.

Когда он оторвался от нее, из ее груди вырвался вздох сожаления. Она открыла глаза и увидела прямо перед собой его лицо и глаза, ласково глядящие на нее.

Эймон поднял руку и провел по ее щеке костяшками пальцев, дотронулся до ее мягких полураскрытых губ. Почувствовав шероховатую неровность его пальцев, она взяла его за запястье и, посмотрев на его ладони, ахнула:

– Что ты делал со своими руками?!

Эймон усмехнулся.

– А что ты думаешь, я с ними делал, если на них появились мозоли?

– Ты работал, – с укором сказала она и посмотрела на него. – Почему ты не намазал их мазью, глупый мужчина?

Эймон был тронут, но просто пожал плечами.

– Это не так уж и важно. Обычные трудовые мозоли. Вчера я был как кипящий котел. Надо же мне было как-то его погасить. Вот и скосил траву на дальнем пастбище.

– Всю?!

– Если ты собираешься назвать меня «глупым» снова, хорошенько подумай, – предупредил он. – Но если ты хочешь еще один поцелуй, можешь рискнуть. – В его глазах засверкали веселые искорки.

– Лучше я обработаю тебе мозоли, – поспешно сказала Колин и потянулась к аптечке.

– Жаль, – обронил Эймон. – Хотя, возможно, это мудрое решение.

– Вместо того чтобы косить мне траву, ты должен был меня ненавидеть.

Он поймал ее за запястье.

– Я уже устал повторять, – процедил он сквозь сжатые губы. – Мне не за что тебя ненавидеть, но если ты не прекратишь напоминать мне об этом, то я за себя не ручаюсь.

– Ты бы меня ударил? – спокойно, почти безразлично поинтересовалась она.

– Да что за черт! – выругался Эймон, отбрасывая ее руку как ужаленный, и вскочил на ноги. Стул с грохотом покатился.

– Я думала, ты разозлишься, – покаянно произнесла она.

– И обвиню тебя во всех смертных грехах? И пойду молотить кулаками, как когда-то случалось в барах? Да за кого ты меня принимаешь? – Он немного смягчился, видя ее потерянное лицо. – Если я и был на кого зол, то уж точно не на тебя. Ну, теперь-то ты мне веришь? Сколько уж можно толочь воду в ступе? Нам ведь еще столько предстоит сделать. Вместе.