Текст книги "Улыбка ангела"

Автор книги: Триш Уайли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Она не выспалась.

Конечно, можно винить в этом ребенка. Хорошо винить кого-нибудь, кто не может себя защитить. Потому что львиная доля в том, что она мучилась бессонницей, принадлежит не ребенку. Если уж и кого следует за нее винить, так это Эймона Мерфи.

Вот кто виноват в том, что она то проваливалась в беспокойный сон, то просыпалась, и ее сны были ярко эротичными. И это в ее положении!

Колин вышла во двор и, поглаживая живот рукой, направилась к конюшне. Ребенок толкался, грозя проделать дырку в пупке.

Это создавало определенный дискомфорт. Почти боль, которая не показалась ей такой уж сильной в сравнении с болезненным уколом, который она испытала, завернув за угол.

В компании ее помощниц находился Эймон, и сейчас он отнюдь не был сдержанным. Наоборот, он весело перебрасывался с девушками словами, полностью их очаровав.

Из ее легких словно выпустили весь воздух. Сколько раз в прошлой жизни она наблюдала подобную картину, от которой у нее на глаза наворачивались слезы? Да, наверное, почти ежедневно, а иногда и не один раз в день. От нее не укрылось, как одна из девушек словно случайно выставила вперед бедро и что-то кокетливо спросила.

Давно забытая ревность нашла путь к ее сердцу, заставив его болезненно сжаться. Тут ее заметили. Одна девушка шепнула что-то остальным, и они сразу же разбежались в разные стороны.

– Доброе утро, – поздоровался Эймон, не без интереса ее оглядывая.

Ей отчаянно захотелось, чтобы на время к ней вернулась ее прежняя фигура и она могла бы так же непринужденно выставить вперед бедро. В ее мечтах Эймон всегда представлялся рыцарем на белом коне (хотя лошади оставляли его равнодушным, в отличие от нее), а сама она была прекрасна, обольстительна и неотразима. Без выпирающего вперед живота и опухших ног.

– Ты выглядишь усталой, – закончив осмотр, сообщил Эймон.

– Явная ложь, – улыбнулась она. – Потому что я чувствую себя как полудохлая кляча.

– Я только что попросил девушек ненадолго задерживаться по вечерам, чтобы помочь тебе, пока ты не родишь,– вдруг сказал он.

Она нахмурилась.

– Зачем ты вмешиваешься? – Круговые поглаживания живота прекратились. – Мы ведь уже об этом говорили. Слава богу, я не инвалид и ни в чьей помощи не нуждаюсь.

Не дожидаясь его ответа, она пошла дальше.

Эймон нагнал ее и, глядя на ее недовольное лицо, сказал:

– Я пытаюсь помочь.

– Это лишнее, – не останавливаясь, бросила она.

– Сегодня я бегло осмотрел ферму. Похоже, помощь тебе не помешает, – негромко заметил он.

Эти слова пригвоздили ее к месту. Она медленно повернулась и посмотрела ему в лицо:

– Вот, значит, как ты заговорил. Где же ты раньше был, мистер Перекатиполе?

Улыбка сбежала с его лица.

Колин не стала слушать свой внутренний голос, убеждавший ее не вмешиваться. Ее глаза засверкали от гнева, когда она продолжила:

– Пока ты был у черта на куличках, некоторые, в отличие от тебя, вкалывали! Хотя, между прочим, это не мое наследство.

Его глаза сузились. Он надвинулся на нее настолько, насколько позволял ее живот. Склонившись над ней, Эймон отчетливо произнес:

– У черта на куличках я еще не был, но, если бы знал, в каком плачевном состоянии находится ферма, я бы, не раздумывая, помог, ведь она так много значила для моего отца. Но я не знал всего состояния дел, потому что отец ни разу об этом не упомянул. Я бы сделал все что угодно, стоило ему только меня попросить.

Колин задрала подбородок, чтобы видеть перед собой не его губы, а глаза. В ответ на его близость ее пульс участился, а сердце стучало, как паровой молот. Но видеть его глаза так близко от себя также превратилось в испытание, потому что вокруг зрачка она заметила золотистые искорки, которые сейчас гневно вспыхивали. Это только подлило масло в огонь.

– Я говорила не о деньгах. Нам бы не помешала некоторая сумма, но все-таки деньги не главное. Главное то, что значила эта ферма для наших отцов. Они вложили в нее свою душу, а ты хочешь откупиться деньгами. К тому же не денег ждал от тебя твой отец.

– В данном случае ожидать от меня любви было бы, по меньшей мере, глупо, а вот от денег проку было бы несравненно больше. Миром правят не любовь, а деньги. – Он саркастически улыбнулся.

– Это я знаю. – Ее улыбка могла поспорить с его.

Колин повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку. Его хватка была сильной, хотя и не причиняла особой боли, поэтому о том, чтобы вырвать свою руку, не было и речи. Она посмотрела ему в глаза и Многозначительно кивнула вниз.

Неожиданно давление его пальцев ослабло, и, поглаживая ее запястье, он мягко спросил:

– Почему ты так настойчиво отвергаешь мою помощь? Я же предлагаю ее, только пока я здесь.

– Вот именно, пока ты здесь. – Она выдернула свою руку, потирая горевшую кожу, словно это могло помочь стереть его прикосновение. – Уж лучше я как-нибудь справлюсь сама, чтобы не привыкнуть. Я уже давно взрослая, а как работать на ферме, знаю чуть ли не с пеленок. Спасибо, конечно, за помощь, но я в ней просто не нуждаюсь.

Она сделала два шага вперед, и никто ее больше не удерживал. Затем за ее спиной прозвучал низкий голос:

– Ты можешь отказываться от моей помощи, но ты тем не менее ее получишь.

– Ты опять? – не оборачиваясь, спросила она.

– Да, опять. Потому что ты настолько упряма, что не хочешь признаться даже самой себе, что помощь тебе необходима. К счастью, я это понимаю. Кстати, сегодня утром я наткнулся на твои вещи в одной из спален. Странно только, почему тебя там не оказалось. Ты меня избегаешь?

Она не слышала, как он подошел, и потому вздрогнула от вопроса, который раздался почти над самым ее ухом.

– На самом деле раньше я жила в гостевом домике, но после того, как там был сделан ремонт, я его сдаю. Я спала в комнате над конюшней.

– Понятно. Но это не объясняет, почему ты не ночевала в доме.

– Потому что, раз уж ты здесь, дом твой. И я не избегала тебя. Я просто уважаю твое право собственности и право на личную жизнь.

– Судя по вещам, ты также привыкла считать этот дом своим. Учитывая, сколько времени я отсутствовал, ты имеешь на это полное право. Я не хочу показаться неблагодарным и невежливым хозяином.

– На самом деле я переехала туда только потому, что твой отец не был так здоров, как раньше. Я посчитала, что будет лучше, если я буду жить рядом, чтобы помочь ему, если ему вдруг станет плохо.

– Он был так слаб? – Эймон нахмурился.

– Да, но он был так упрям и горд, что отказывался сообщать тебе об этом. – Она повернулась к нему, и их взгляды скрестились. – Ты не должен винить в этом себя.

Ее живот был между ними. Эймон опустил глаза, прикрыв их почти девичьими ресницами, скрывая от нее свои мысли. Затем он посмотрел на нее испытующим взглядом, словно что-то пытаясь найти в ее лице.

– Не важно, по какой причине ты жила в доме. Я хочу, чтобы ты вернулась к себе, и помогу тебе, когда родится ребенок. Можешь даже не спорить, – опередил он ее. – Я сделаю так, как сказал.

Она все-таки открыла рот, чтобы возразить, но он приложил пальцы к ее губам и сказал:

– Меня не было здесь, когда мой отец нуждался во мне, но ты была с ним. Я хочу хоть немного отблагодарить тебя за твою доброту и участие. Так что, пока я здесь, учись принимать мою помощь.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и стал стремительно удаляться. Она смотрела ему вслед, и ее горло сжимали тиски. Сердце заныло в груди. Как же он не прав! Она не может принять его помощь! Может, слова, сказанные им в горячке в их последнюю встречу с отцом, и подкосили его, но именно она стала причиной его смерти.

Пусть даже косвенной причиной.

Как бы отчаянно она ни нуждалась в помощи, она не может принять ее от Эймона. Как она посмотрит ему в глаза, когда он узнает правду? Вряд ли он будет так добр к ней, когда выяснится, что ферма его отца, которая составляла смысл и цель его жизни, именно ей обязана этим упадком. Она ведь даже не может позволить себе нанять сезонных работников. Это ее вина, и она обязана справиться с этим сама.

Скорей бы родился ребенок! Это развяжет ей руки, и тогда она наконец-то сможет посвятить ферме себя всю.

И скорей бы уехал Эймон, вернулся в свой мир богатых и знаменитых, где ей не место. Как ни была бы она счастлива только от одного его присутствия, это ни к чему хорошему не приведет. Она не сможет думать о делах, если повсюду ей будет встречаться ее первая и, наверное, единственная любовь ее жизни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Ну, и на сколько ты планируешь там задержаться? Хотя бы приблизительно.

Эймон прижал трубку к уху плечом, не отрывая взгляд от экрана лэптопа.

– Пока не знаю, Пит. Здесь не все так просто, как я думал.

– И здесь тоже уже не все так просто. Марси бесится оттого, что я так много работаю. К твоему приезду я снова могу стать холостяком, потому что она грозится, что подаст на развод.

– Ничего страшного, – хмыкнул Эймон. – Все равно все это время я не мог понять, почему она вышла за тебя замуж.

– Я тоже не знаю. Но так получилось, что мне понравилось быть женатым мужчиной.

– Давай, давай. Не все же мне одному работать.

В трубке раздался густой сочный смех. Эймон улыбнулся. Им было обоим отлично известно, что Эймону сказочно повезло, когда великодушный гигант Пит, ирландец в четвертом поколении, взял его под свое крыло и он не затерялся в огромном городе, как многие другие провинциалы до него. Как нельзя кстати пригодились связи и опыт Пита, когда он начал свое собственное восхождение на Олимп делового мира.

– Ну, как твои дела? – посерьезнев, спросил Пит.

– Нормально. Я так думаю, – помолчав, ответил Эймон.

– Да, узнать о том, что твой отец уже похоронен... Такого врагу не пожелаешь, – сочувственно произнес его друг.

Это точно. Он-то думал, что у него еще есть время. Редкие поначалу телефонные звонки становились все чаще, и в нем продолжала жить надежда, что однажды он вернется к отцу с оливковой ветвью в руках. Вместо этого в его руках оказался похоронный венок, когда его отец уже несколько недель лежал в земле. Сознание собственной вины было невыносимым.

– У меня есть пара незаконченных дел. Со мной все будет в порядке. Не стоит волноваться.

– Я надеюсь. Но крайней мере, на то, что атмосфера родного дома благотворно на тебя подействует. Ты слишком много работаешь.

Эймон ничего не сказал. Да, он много работает, много путешествует, встречается с самыми известными людьми, среди которых не последнее место занимают самые прекрасные женщины, но, где бы он ни был, с кем бы он ни был, он не чувствует себя счастливым. Его беспокойная душа, как и прежде, рвется к чему-то, но найти это ему до сих пор не удалось.

А сейчас в его жизни появилась женщина из прошлого, которая по какой-то причине упорно отказывается принять его помощь.

– Когда я вернусь, ты меня не узнаешь, – пообещал он.

– Зная, как ты держишь свое слово, я почти в этом уверен. Ну, счастливо оставаться и до встречи. Еще созвонимся.

– Обязательно. Передавай привет Марси.

– Если она захочет меня видеть, – хохотнул Пит.

Эймон положил трубку и невидящим взглядом уставился на экран. Он ехал в Ирландию с твердым намерением порвать с ней раз и навсегда, забыть все, что когда-то связывало его с этой страной, но, ступив на родную землю, понял, что сделать это будет не так-то просто.

Это бизнес, напомнил он себе. Как бы ни дорога была эта земля Колин, завтра он озвучит свое намерение.

Колин старалась не попадаться на глаза Эймону, сколько могла. Но когда в ее животе забурчало, не переставая, она была вынуждена признать свое поражение. Если бы не ребенок, она могла бы забыть про голод, но теперь она должна заботиться не только о себе. Словно в подтверждение своих мыслей, она почувствовала сильный толчок.

– Ну ладно, ладно, – поглаживая живот, проворчала она. – Уже идем.

Когда она зашла в огромную старинную кухню, Эймон был там. Перед ним на необъятном деревянном столе стоял раскрытый лэптоп.

Он поднял голову и, внимательно глядя на нее, спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Ты собираешься спрашивать меня о моем самочувствии каждый раз, когда мы будем натыкаться друг на друга? – Она раздраженно нахмурилась.

Его это странным образом позабавило. Морщины вокруг глаз разгладились, губы сами собой раздвинулись в усмешке. Когда он был рядом с ней, отпадала всякая надобность играть роль усталого, пресыщенного жизнью ловеласа, которая почему-то так нравится женщинам. С ней он мог позволить себе быть простым заботливым парнем.

– Но раз уж ты спросил, то пожалуйста,– неожиданно сказала она. – Я не могу нормально попить чаю, потому что, стоит мне выпить стаканчик, как я должна думать только о том, чтобы успеть в туалет. У меня ломит поясницу, ноги опухли и раздулись, словно надувные матрацы. К. тому же ребенок сегодня не в настроении и испинал меня так, что скоро, наверное, пробьет дырку в животе. Если не считать всего этого, я чувствую себя отлично, – язвительно закончила она и ударила по столу.

– Только не нервничай. – Эймон примиряюще поднял руки.

– Не нервничай? – Она недоверчиво посмотрела на него и мигнула. – Я бы посмотрела, как ты бы запел, если бы скоро рожать пришлось тебе.

– Боюсь, тогда человеческая раса скоро бы вымерла, как динозавры.

– Истинная правда. – Она согласно склонила голову и усмехнулась.

Эймон усмехнулся в ответ, и их взгляды встретились. Она отвела глаза, чувствуя, как краска заливает ей шею.

– Я хочу есть, – заявила она. – Ты уже ел?

– Нет еще.

Его охватила досада. До отличного парня, как ему нравилось думать о себе в ее присутствии, еще далеко. Сам-то он легко мог обходиться без еды, был бы кофе. Но беременная женщина должна питаться правильно.

– Садись, – он встал и отодвинул для нее стул. – Сейчас я что-нибудь приготовлю.

Колин покачала головой и заправила выбившуюся прядь волос за ухо.

– Спасибо, конечно, но я в состоянии сама приготовить себе сэндвич.

Его глаза предупреждающе сверкнули.

– Садись, – безапелляционно велел он. Сама не зная почему, она подчинилась и нахмурилась.

Раскомандовался.

– Ты ешь все?

– Ты намекаешь на мой размер? – не желая признаться себе, что ведет себя по-детски, вызывающе осведомилась она.

Эймон рассмеялся.

– Нет, конечно. Просто пытался выяснить, не противопоказаны ли тебе какие-либо продукты.

Колин задумалась.

– Сейчас не знаю, – наконец призналась она. – Думаю, тот период уже прошел. Но если ты положишь туда чего-нибудь солененького, я возражать не буду.

Некоторое время, пока он готовил сэндвичи, она наблюдала за ним, но затем со вздохом перевела взгляд на экран. Пусть смотреть на него не так занимательно, как на Эймона, но, по крайней мере, экран не заставляет ее пульс учащенно биться.

– Моя работа, – заметил Эймон, протягивая ей сэндвич, посыпанный маринованным луком, и садясь рядом.

Колин вспыхнула. Ей вовсе не хотелось, чтобы он подумал, что она настолько любопытна.

С горячей кружкой в одной руке Эймон подвинул лэптоп ближе к себе.

– Что, нечистая совесть мешает просто поесть? – поддразнила она, делая маленький глоток горячего чая.

– Надеюсь, что нет. Иначе я бы уже давно был во втором круге ада.

Она украдкой посмотрела на его строгий профиль.

– Неужели только на втором? – уколола она его. – А что, на первом круге ты побывал из-за Шерон Делани?

– Ты знала? – Он метнул на нее настороженный взгляд.

– Полдеревни знало, – фыркнула Колин.

– Только пожив в городе, я понял, насколько люди консервативны в деревнях даже в наш век, – спокойно сказал он. – В большом городе считается вполне нормальным провести ночь с незамужней девушкой. Хотя тогда между нами ничего и не было.

– Поверю тебе на слово.

– Поверь. – Эймон оторвался от лэптопа и перевел взгляд на ее лицо.

Колин откусила кусок сэндвича, и на секунду мелькнул кончик ее розового языка, облизывавшего губы.

Его словно ударило током. Он бы никогда не поверил, что может возбудиться при виде беременной женщины, жующей сэндвич с луком.

Она отвернулась, не в силах выдержать его испытующий взгляд.

– Помню подарок Шерон, вроде моего, который кто-то ей оставил, когда тебя уже здесь давно не было.

– Да ладно тебе. Не так-то уж сильно ты изменилась. В любом случае ребенок окупит все.

Колин была тронута. Приятно, черт возьми, слышать о себе если не комплимент, то доброе слово. Особенно когда она чувствует себя необъятной кадушкой. Тут совсем некстати она вспомнила, что послужило этому причиной и что за этим последовало. Вряд ли Эймон будет расточать ей комплименты, когда все всплывет наружу.

– Когда он тебя бросил? – Он неожиданно сменил тему.

– Шесть месяцев назад, – неохотно сказала она и опустила глаза, чувствуя, что краснеет, в то время как ее руки заледенели. Чтобы согреться, она обхватила горячую кружку. – Он и одна из моих помощниц. Я только потом выяснила, что у них была связь.

– И ты даже не подозревала об этом?

– Наверное, подозревала, просто не хотела верить. Закрыла глаза на очевидное, убедив себя, что мне показалось. – Она подняла кружку почти к глазам, скрывая от него выражение лица. – Он мог быть очаровательным, когда хотел. Вот я и не удержалась. Что уж говорить о молоденькой впечатлительной девушке, с которой он сбежал. Думаю, что я просто хотела видеть в нем те качества, которыми он не обладал.

– Он знал, что оставляет тебя беременной?

– Да. – Колин пожала плечами и сделала глоток. – Я считаю, что мужчина имеет право знать, что он скоро станет отцом.

– Я бы хотел знать, если бы это был мой ребенок, – задумчиво протянул Эймон.

Колин чуть не поперхнулась. Эймон этого не заметил и развил свою мысль дальше:

– Хотя, если бы женщина забеременела от меня, я бы не оставил ее.

Боже праведный! Он что, не понимает, что его слова только усугубляют ее сожаления? Если бы он только знал, какие фантазии обуревают ее с тех пор, как он приехал! Вот и сейчас он говорит об этом таким тоном, словно они говорят о погоде, в то время как ее сердце сжимается от боли, потому что именно его она хотела видеть отцом своего ребенка.

– Ясно, ты бы поступил именно так, – прочистив горло, сказала она. – Даже если бы это означало остаться жить в ненавистном для тебя месте?

– Почему ты думаешь, что я ненавижу это место?

Колин отчетливо фыркнула.

– Ты не права, – ровно сказал он. – Я не ненавижу это место. Просто мне казалось, что где-то в другом месте есть другой мир, о котором я не имею ни малейшего представления. Он манил меня к себе, и я пошел.

– Ну и что это за мир? Там живется лучше, чем здесь?

– В Штатах я заработал деньги, которые в Ирландии мне ни в жизнь не заработать.

– И только? Может, ты там счастлив? Скажи мне, Эймон, – мягко попросила она. – Ты там счастлив?

Эймон замер, всматриваясь в ее широко раскрытые глаза, ждущие ответа. Ее губы вздрогнули, и его взгляд невольно переместился на них. Потребовалось усилие, чтобы поднять голову и посмотреть ей в глаза.

Из ее прически снова выбилась прядь волос. Он опередил ее и заправил прядь ей за ухо.

– Возможно, нет, – вставая, сказал он. – Скорее всего, нет. И ты первая, кому я об этом сказал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Взрослой, самостоятельной женщине, на чьих плечах лежит обязанность управления фермой, не пристало ощущать робость. Но именно робость пятнадцатилетней девочки она и ощущала, когда после наступления темноты отважилась войти в дом.

Весь день, когда ее руки и голова были заняты обычной работой, она снова и снова вспоминала признание Эймона и его прикосновение. И в ее голове рождались вопросы, из которых самый важный звучал так: через что ему пришлось пройти с тех пор, как он уехал? Поверить в то, что все эти годы он был одинок, учитывая успех, которого он добился, и его внешность, было невероятно. Достаточно вспомнить то время, когда он был здесь, и девушек, которых тянуло к нему как магнитом. Как же тогда она их всех ненавидела!

И все же, когда он сделал это невероятное признание, на его лице отчетливо проступила печать одиночества. Частичка ее, которой когда-то было небезразлично все, что с ним связано, отчаянно хотела понять почему. И если он снизойдет до того, чтобы поговорить с ней, она молча выслушает, потому что это единственное, что она может для него сделать.

Но как быть с ее собственным признанием? Чем больше она с ним медлит, тем сложнее будет его сделать.

Она скинула ботинки у задней двери, и тут до нее донеслись незнакомые звуки. Она прошла через кухню, затем через холл и остановилась у гостиной. Дверь была приоткрыта, и она, не удержавшись от любопытства, заглянула внутрь. И улыбнулась.

Эймон подыгрывал на воображаемой гитаре мелодии, несущейся из динамиков старенького проигрывателя. Он настолько забылся, что начал подпевать громким фальшивым голосом.

Колин прикрыла рот рукой, чтобы не захохотать во все горло, но смешки продолжали вырываться из-под ладони.

Эймон не слышал. Он тряхнул головой и продолжил играть на воображаемом барабане.

Убедившись, что он ее не замечает, она позволила себе рассмотреть его, не стесняясь. Ее смех затих, когда она осознала всю его мужскую привлекательность.

Вдруг он резко опустил руки и повернулся. На его губах показалась немного грустная улыбка. Его рука потянулась к магнитофону. Музыка оборвалась.

Колин замерла, поняв, что ее заметили. Чувствуя себя неловко под его взглядом, она вошла в комнату.

Во внезапно наступившей тишине его голос звучал оглушающе.

– Вот, нашел в своей старой комнате кое-какие записи из моей коллекции.

– Понятно. Между прочим, ты неплохо поешь.

Его плечи затряслись от беззвучного смеха.

– Спасибо, конечно, но я-то знаю, что голоса у меня как не было, так и нет.

Она села на софу, откинувшись на изношенные подушки, и положила ноги на пуфик. Немного поерзала, чтобы удобнее было сидеть, и наконец удовлетворенно вздохнула. Затем ее глаза уперлись в возвышение. Удрученный вздох сорвался с ее губ. Она уже ходит с таким животом не один месяц, но ей до сих пор было трудно привыкнуть к мысли, что этот живот – ее.

Эймон сменил рок-музыку на более спокойную мелодию, краем глаза продолжая наблюдать за Колин. Когда она положила руку на живот, как он часто видел в эти дни, какая-то сила заставила его подойти к ней и опуститься рядом.

Песня закончилась, началась другая, а они все молчали. Ему вдруг пришло в голову, что никогда прежде он не сидел молча рядом с женщиной так долго, совсем не испытывая потребности заговорить.

Он посмотрел на нее. Колин сидела с закрытыми глазами. На ее губах играла загадочная полуулыбка, в то время как ее руки кружили по животу, изредка замирая.

Эймон перевел взгляд на ее руки и не удержался:

– Ты чувствуешь его?

Колин открыла глаза и, поймав направление его взгляда, поняла, о чем он спрашивает.

– Да.

– А это не больно?

Она слегка улыбнулась.

– Иногда очень болезненно.

– И как часто он это проделывает? – Эймон поднял голову и встретился с ней взглядом.

– Он? – поддразнила она его.

– Она?

Его губы изогнулись в подобие улыбки, но Колин не оставляло ощущение, что настоящая искренняя улыбка скрывается за ней. Она уже заметила, что он не часто позволяет себе расслабиться и улыбнуться так, как ей хотелось бы. Словно его сдерживает какая-то внутренняя сила.

– Вообще-то, не знаю. – Она тепло ему улыбнулась. – Я из тех, кто не любит заранее знать, что упаковано внутри подарочного свертка.

Затихли последние звуки музыки, и настала тишина. Колин продолжала смотреть на Эймона, пока он, не отрываясь, следил за движением ее руки.

Она вдруг с удивлением подумала, что не испытывает никакой неловкости, просто сидя в тишине рядом с мужчиной, который уехал пятнадцать лет назад и который никогда не был ей даже другом.

На краткий миг в ее душе воцарился мир, которого она никогда не знала. Ее неродившийся ребенок, чьим отцом был другой мужчина, словно сблизил их, и они просто сидели, наслаждаясь волшебством момента и боясь нарушить его неосторожным словом.

Колин знала, что запомнит этот миг счастья на всю жизнь. Это единственный и, возможно, последний раз, когда она чувствует единение с мужчиной, которого любит.

Эймон зажмурился и моргнул, все еще не до конца осознав, что только что произошло. Никогда еще тишина не действовало на него так успокаивающе. Или на него так подействовало присутствие Колин?

– Ты боишься? – неожиданно вырвалось у него.

При звуках его хрипловатого голоса ее сердце гулко застучало.

– Рожать? – уточнила она, стараясь унять сердцебиение, и опустила глаза на его сильные руки с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. – Конечно, боюсь. Как любой нормальный человек, которому предстоит что-то сделать впервые. Я просто стараюсь об этом не думать и верю, что все будет в порядке.

Эймону очень хотелось, чтобы она посмотрела на него. Тогда бы он понял по ее глазам, сказала ли она эти слова, чтобы его успокоить, или она действительно так думает.

Она перевела взгляд на свой живот и продолжила:

– В некоторые дни мне кажется, что все это происходит не со мной. Живот вроде мой, но я еще не до конца освоилась с мыслью, что теперь я отвечаю не только за свою жизнь.

Ее грудь мерно поднималась и опускалась в такт словам. Раз взглянув на нее, Эймон уже не смог оторвать свой взгляд, завороженный чувственностью, которая таилась в естественности этих движений.

– На самом деле все не казалось таким уж сложным, пока живот не начал расти. Умом ты понимаешь, что внутри тебя растет живое существо, но полностью осознаешь это только тогда, когда он начинает шевелиться. Только с этого момента становится отчетливо ясно, что это происходит с тобой и происходит на самом деле. – Она вздохнула. – Да, я волнуюсь. Но кто бы не волновался на моем месте? Я боюсь, что не смогу дать моему ребенку всего, в чем он будет нуждаться, волнуюсь, какой матерью я стану. – Колин подняла глаза и усмехнулась. – Глупо, да?

Почувствовав на себе ее взгляд, Эймон с трудом заставил себя поднять голову. И замер. Ее вопрошающий, немного настороженный и испуганный взгляд сказал ему, насколько этот вопрос для нее важен.

До этой минуты он никогда не задумывался, какие страхи обуревают беременную женщину. В конце концов, он мужчина. Конечно, он думал о том, что когда-нибудь у него будут дети, не важно, когда это произойдет, но, если бы не вопрос Колин, он бы вряд ли задумался, какие чувства испытает, узнав, что станет отцом. А ведь Колин еще труднее, и ее страхи более чем оправданы. Она ведь не только скоро станет матерью, но и заботиться о своем ребенке ей предстоит одной, и неоткуда и не от кого ей будет ждать помощи.

Он представил себя на ее месте и спросил себя: а каким отцом был бы он? Лучшим, чем был сыном?

Вопрос неожиданно оказался сложным. Он не знал ответа, кроме одного: он бы постарался.

– Нет, это совсем не глупые вопросы, – наконец сказал он и увидел, с каким облегчением Колин выдохнула и застенчиво улыбнулась.

Он широко улыбнулся ей в ответ, но она уже отвернулась и быстро, словно боясь передумать, проговорила:

– Конечно, не о таком я мечтала. Муж, дом, дети – все, о чем только может мечтать женщина. Но уж так вышло... Знаю, что мой случай не единственный в мире, но от этого не перестаешь меньше бояться. Я одна.

– Ты не одна. – Эймон подался к ней и накрыл ее руку ладонью. Его пальцы переплелись с ее. – Я с тобой.

Колин не знала, что на это ответить. Вдруг она охнула и сильнее прижала руку к животу.

Эймон так же почувствовал толчок. Самый настоящий и, как ему показалось, недовольный толчок маленькой ножки. Его затопила волна радостного удивления и нежности.

Колин не дала ему насладиться этим ощущением. Она убрала свою руку и отодвинулась от него.

– Покаты со мной, – негромко сказала она. – Это ведь ненадолго. У тебя другая жизнь, к которой ты скоро вернешься. Спасибо за поддержку, но я как-нибудь уж сама справлюсь. Незачем привыкать к хорошей жизни. – Она неловко встала и направилась к двери. Уже на пороге она обернулась и улыбнулась ему несколько настороженной улыбкой: – Как и ты, я просто постараюсь дать моему ребенку все, в чем он будет нуждаться. Спасибо, что немного развеял мои страхи.

Уже закрыв за собой дверь, она спросила себя, что заставило ее быть такой откровенной. Разве Эймон виноват в том, что она оказалась в таком положении? Нет, это целиком и полностью ее вина. Это ей следовало быть осторожней и не любить Эймона Мерфи. Он скоро уедет, и все пойдет своим чередом. Может, именно поэтому она позволила себе высказать свои страхи вслух, зная, что он о них скоро забудет и не вспомнит о ней? Она слишком долго держала их в себе, стараясь не думать о своем одиночестве и о том, как изменится ее жизнь после рождения ребенка. А может, причиной этой откровенности послужило волшебство момента, когда они просто сидели рядом, слушая музыку, и она не чувствовала себя одинокой? До того момента, пока он не накрыл ее руку своей и ребенок не пошевелился. Тогда она представила, каково это будет, когда она снова останется одна, и эта мысль была невыносима.

Как такое могло случиться, что ее жизнь превратилась неизвестно во что? Целых шесть месяцев она не позволяла себе этих мыслей и не жалела себя, но сейчас ее глаза увлажнились. Как ей удастся держать себя в руках, когда в присутствии Эймона она так уязвима? Что станет с ней, когда он уедет? Лучше бы он вообще не приезжал!

С высоко поднятой головой и слезами на глазах она поднималась по лестнице. Решено. Она скажет ему то, что он имеет право знать. Может, эта новость заставить его быстренько упаковать свои вещи и покинуть Ирландию.