Текст книги "Том Йорк. В Radiohead и соло"

Автор книги: Тревор Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Благодарности

Автор хотел бы выразить благодарность следующим людям за оригинальные и эксклюзивные интервью, которые были даны специально для этой книги:

Мартин Брукс (участник Headless Chickens)

Энди Буш (сессионный музыкант«The National Anthem»)

Марк Коуп (товарищ по оксфордской музыкальной сцене)

Эйлин Доран (сокурсница)

Лора Форрест-Хэй (участник Headless Chickens)

Грант Джи (постановщик фильма

Дэив Гудчайлд (глава звукозаписьявающего лейбла Headless Chickens)

Ричард Хэйнс (звукорежиссер ранних демо-версий Radiohead)

Стив Хэмилтон (сессионный музыкант на записи песни «The National Anthem»)

Стэн Хэррисон (сессионный музыкант на записи песни «The National Anthem»)

Эшли Китинг (ударник The Frank And Walters)

Пол Кью Колдери (сопродюсер диска «Pablo Honey»)

Джон Маnnиас (участник Headless Chickens)

Шон Маккриндл (сосед в Эксетерском университете)

Софи Мюллер (режиссер видеозаписи «I Might Be Wrong»)

Найджел Пауэлл (школьный товарищ, ударник и осветитель)

Шон Слейд (сопродюсер диска «Pablo Honey»)

Джеми Трейвс (режиссер видеоклипа «Just»)

Чел Уайт (режиссер видеоклипа «Harrowdown Hill»)

Введение

У многих известных певцов есть своя история о том, как они заявили учителю, что однажды станут звездой, и услышали вежливый – или не очень – совет подумать еще раз. Если права поговорка «хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах», еще лучше она подойдет любителям давать советы. Том Йорк впервые столкнулся с подобной ситуацией в семилетнем возрасте. Он услышал, как играет на гитаре солист Queen Брайан Мэй, и объявил преподавательнице музыки, что намерен стать «рок-звездой».

Понятное дело, та рассмеялась и сказала: «Ну конечно, дорогой». Похоже, точно так же она отвечала малышам, которые сообщали ей о своих больших планах стать Бэтменом или Суперменом. Но Тома ответ учительницы не смутил. Он скорее рассердился, что она не принимает его всерьез. Одиннадцатью годами позже, застенчивым, нелюдимым подростком прибыв в университет Эксетера, он продолжал с колоссальной внутренней уверенностью твердить, что станет рок-звездой.

Именно рок-звездой – не художником, не музыкантом. Это помнят все, кто знавал его в те годы. Можете представить, чтобы Дж. Д. Сэлинджер написал «Над пропастью во ржи» только потому, что кто-то сказал, будто это добавит ему популярности среди девушек?

Ведь среди великих рок-звезд последних десятилетий вряд ли найдешь человека, который радуется славе меньше Тома Йорка, известного затворника и пессимиста. Он воспринимает свой колоссальный успех как плевок в лицо. Возможно, проблема в том, что успех пришел к Тому с песней «Сrеер» («Урод»), где он предстает классическим неудачником. Он сразу превратился в нелепую карикатуру на самого себя, злое отражение в кривом зеркале. Но хуже всего – Том отлично понимает, что должен быть благодарен «Сrеер». Песня дала ему все, чего он желал: она позволила его расхристанной, шумной группе уцелеть, когда остальные их синглы провалились и само существование коллектива оказалось под угрозой.

С выходом «Сrеер» успех Radiohead резко пошел вперед и вширь, так что толпы фанатов и практически вся пресса по нескольку месяцев переживали выход каждого их нового альбома. Со времен The Beatles не найдется хоть сколько-нибудь значимой музыкальной группы, способной так решительно меняться с каждым альбомом. Когда появился «ОК Computer», Radiohead стали самой критикуемой командой в мире и, судя по всему, именно в этот момент создали для себя трамплин для прыжка к статусу самой известной группы на свете. Это было полной реализацией того, во что верил Том.

«Когда играешь в группе, то будто мстишь всему миру, – сказал он в интервью «The Times» в самом начале своей карьеры. – Все равно как если тебя бросила первая девушка, и говоришь себе: ничего, однажды я стану знаменитым, и тогда она еще пожалеет...» Девушка явно пожалела бы, когда Radiohead стали самым громким событием в мире, – но еще больше пожалел сам Том. Ему выпала возможность, которой он так отчаянно жаждал в шестнадцать: стать гигантской, всенародной Мегазвездой – с большой буквы. Стать новым Боно.

И он отверг эту возможность. Он повернулся спиной к року как жанру, как жизненной позиции и даже звуку как таковому. Он страдал от мучительного творческого кризиса, и побочные эффекты «рок-звездности» давались ему еще тяжелее. Необходимость делать записи не облегчала ситуацию. У Тома появились новые идеи. Он поставил перед собой абсурдную задачу сообщить группе, в которой было не менее трех гитаристов, что он вообще разочаровался в гитарном звуке. Что самое смешное, рискованный эксперимент под названием «Kid А» дебютировал в США сразу на первой строке чартов и сделал группу еще более популярной.

С тех пор Radiohead совершили невозможное и изменили сам смысл того, что подразумевается под рок-группой. Большинство групп, носят они на самом деле «косухи» или нет, все равно хранят их глубоко под кожей. Но карьера Radiohead представляет собой битву против изначальной концепции Тома о настоящей рок-звезде или, по крайней мере, битву за освобождение самой сути этого образа от всякой шелухи.

На протяжении всей восемнадцатилетней истории группы Том с каждым новым альбомом переосмысливает сам процесс рок-творчества. В последнее время он пытается найти новый путь донести музыку из студии прямиком к слушателю, минуя бездушную антитворческую машину шоу-бизнеса. Причина, по которой Radiohead действует именно таким образом, состоит в том, что внутренний стержень группы, сложившийся за годы, когда она еще не была столь успешной, оказался крепче любых препятствий.

Но ненамного.

Эта книга начинается с дошкольного этапа в жизни Тома Йорка, когда ему пришлось выдержать серию опера ций по коррекции глаза, и надо признать, что с тех самых пор ничто не давалось ему без борьбы. Результатом его отчаянных усилий стала группа, которая, если не считать первого провального альбома, ни разу не опустилась ниже высшего сорта. Потому что Том, при всей его склонности к сомнениям и неопределенности, твердо держится одного правила: или всё, или ничего.

1. Всевидящее око

Многие считают, что история Тома Йорка начинается с его пораженного амблиопией глаза. «Ленивого глаза», который, согласно мифологии музыкальных изданий, ускользает в сторону, теряет фокус, когда Том сердится или испытывает иные сильные эмоции. Этот «убегающий» глаз стал символом странности, своего рода ускользания, аномалии – и в то же время способности видеть вещи особенным образом, не так, как это доступно другим людям.

Конечно, Том – далеко не первый легендарный персонаж такого рода. Классики, от Шекспира до Диккенса, придавали облику антигероев те или иные видимые физические деформации; но, что поразительно, и в наши дни подобные предрассудки остаются живучими и агрессивными. И кое-кто предпочитает называть внешность Тома Йорка «зловещей». Сколько раз приходилось ему бороться, бунтовать, годами преодолевая образ странного и «аномального» персонажа!

Том родился 7 октября 1968 году в Уэллингборо (графство Нортхемптон), и его левый глаз при рождении был полностью парализован. Сначала доктора сказали родителям мальчика, что он никогда не сможет видеть этимглазом. Однако хирургия стремительно развивалась, и вскоре нашелся специалист, который сумел пересадить к неработавшему веку новую мышцу.

Процедура была чрезвычайно сложной, так что в возрасте от двух до шести лет Том перенес целых пять операций. Когда ему сделали первую, он только учился говорить; очнувшись от наркоза, малыш лишь сжался в комок и заплакал. А потом, раз за разом, приходя в сознание, маленький Том лежал в палате и слушал, как старики в соседнем гериатрическом отделении разговаривают сами с собой, как кого-то громко выворачивает наизнанку. «Больница – жуткое место», – мрачно резюмировал он позже.

На первых порах операции были вполне успешными. Глаз у Тома стал открываться, зрение удалось сохранить, но во время последней операции все пошло не лучшим образом, и он остался полуслепым. Врачи говорили, что причина амблиопии – «ленивый глаз», который так и не привык к нагрузке. И тогда было вынесено решение: мальчик должен носить повязку. Повязку на здоровый глаз.

«Больше всего меня раздражало то, что я постоянно натыкался на предметы, поскольку идея врачей не приносила никакой пользы, – рассказывал Том корреспонденту «Hot Press». – В конце семидесятых существовала теория, что если у пациента „ленивый глаз", нужно закрыть здоровый глаз повязкой, чтобы заставить невидящий работать усерднее, но все это полная чушь, как позднее выяснилось. На целый год я превратился в несчастного ребенка, который постоянно на все натыкался».

Не облегчило ситуацию и то обстоятельство, что отец Тома работал коммивояжером и за первые полгода, когда Том носил повязку, семья дважды переезжала. Каждый раз мальчику приходилось заново объяснять очередной компании любопытствующих ровесников, почему он является в школу, словно одноглазый пират. Кто-то дал ему прозвище «саламандра», и весьма чувствительный к обидам Том немедленно ввязался в драку. Но насмешки не прекращались.

«Только представьте: если бы мой ребенок вынужден был в течение года носить такую повязку, я бы обеспокоился тем, каким станет он к концу этого года. Понимаете, о чем я?» – продолжает свой рассказ Том.

Несмотря на все испытания, он не сломался. У него даже появилась подружка. В возрасте семи лет Том впервые поцеловал девочку. Характерно, что даже многие годы спустя он помнил ее имя: Кейт Гэнсон. Самое странное – если учесть его позднейшее неприязненное отношение к автовождению, – что он запомнил марку машины отца девочки: это был огромный «лотус».

Много лет спустя мама описывала его как спокойного, счастливого ребенка, который готов был целыми днями сидеть в углу комнаты и играть с конструктором «Лего». Именно мама являлась творческим центром семьи, в то время как отец был энергичным трудягой, боксером-любителем – он тщетно пытался втянуть в занятия боксом и старшего сына, Тома.

«Одной из первых его покупок, сделанных специально для меня, была пара боксерских перчаток, – сказал Том корреспонденту «Rolling Stone» Джону Уидерхорну. – Он постоянно пытался тренировать меня.. . но каждый раз, когда он наносил удар, я тут же шлепался на задницу».

Впервые Том взял в руки гитару, когда ему было всего четыре года, однако, порезав пальцы о струны, швырнул инструмент о стену и сломал. Первая, но далеко не последняя гитара, погибшая таким образом! К семи годам та первая вспышка гнева, вероятно, была забыта, поскольку в качестве очередного подарка на день рождения мальчик получил испанскую гитару, а вскоре уже принял решение стать новым героем – вроде Брайана Мэя из Queen. Но преподаватель быстро охладил его пыл, заставив долго и методично разучивать «Кumbауа». Тем не менее Том преодолел это первое препятствие и к десяти годам собрал свою первую музыкальную группу. Это был дуэт: Том играл на гитаре, а его соавтор создавал как можно больше шума; однажды они так перегрузили сеть, что взорвался телевизор. Такой результат хорошо согласовывался с сюжетом их песен – первая из них называлась «Грибовидное облако». Том позднее заметил: «Она больше говорила о том, как такие облака выглядят, чем об их смертоносности».

Но это начинание завершилось, когда семья в очередной раз переехала, на этот раз в графство Оксфорд. Брат Тома Энди как-то оценил город Абингдон как «совершенно ужасный... Абингдон тонет в океане культурной пустоты».

Местная средняя школа оказалась еще хуже, чем город в целом. Хотя там и царило всеобщее увлечение музыкой, что для Тома было удачей, в школе нагнеталась атмосфера консерватизма и старых традиций. А тот факт, что Том пошел в платную школу, означал, что он решительно перешагнул невидимую черту классового деления Британии. Его новые одноклассники не особенно высоко его ценили, а старые друзья категорически отвернулись от него.

«Они просто вычеркнули меня, – заявил Том в интервью журналу «Blender». – Я привык болтаться по улицам, и как-то один из прежних друзей подговорил старшего брата избить меня и кинуть в реку, только потому что я ходил в платную школу».

К тому времени будущий музыкант впервые почувствовал напряженное внимание окружающего мира, которое оказалось пугающим и в то же время приятным. Ему начинало казаться, что все смотрят на него, – возможно, так оно и было, а может, Том выдавал желаемое за действительное. Он выделялся. Не только из-за глаза. Скорее из-за манеры поведения. Пока все остальные отчаянно стремились не отличаться от толпы, он словно делал все возможное, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность. После увлечения Queen его новым музыкальным пристрастием стала группа Japan, а любимым певцом Дэвид Сильвиан – подражая ему. Том отрастил длинные волосы и осветлил их. Потом он создал свой стиль: длинные стариковские пальто и самые экстравагантные костюмы, какие только удавалось отыскать в благотворительных лавках Оксфорда. «В школе Тома запомнили вечно хмурым парнем в длинных пальто, – заметил его товарищ по Абингдонской школе Найджел Пауэлл. – Именно так он сам хотел подавать себя окружающим».

Затем он нашел для себя новый образ – фаната не самых популярных групп, вроде Magazine и Joy Division. В 1983 году в Абингдоне никто не находил подобные увлечения крутыми. Даже ребята, которые крутились в музыкальных отделах, предпочитали классический рок или авторов-исполнителей вроде Саймона и Гарфанкела. Том оказался предметом презрительных насмешек.

«В школе он был весьма заметен благодаря своему внешнему виду, – рассказал мне другой соученик Тома по Абингдону Алекс Кайзер. – Он привык к наездам со стороны старших мальчиков. Над ним вечно издевались – то сумку выкинут, то камнем бросят».

Единственным убежищем Тому служили звукоизолированные кабинки позади музыкального класса. Он нашел союзника в лице преподавателя музыки Теренса Гилмора-Джеймса. «В то время я был своего рода прокаженным, и только Теренс относился ко мне по-человечески, – рассказал Том позднее корреспонденту «New Yorker» Алексу Россу. – Я сумел вытерпеть школу лишь благодаря тому, что музыкальное отделение было отгорожено от остальной территории. Там стояли пианино в маленьких отсеках, и я проводил массу времени после занятий именно там, дожидаясь, пока отец придет домой с работы».

В том же интервью и в других воспоминаниях о детстве Том не раз негативно отзывался об Абингдоне. Он охарактеризовал школу как инкубатор, куда амбициозные родители посылают своих отпрысков, чтобы в них воспитали нездоровое стремление к материальному успеху. Однажды Том обрисовал доминирующую установку британских частных школ: «Достижение результата – превыше всего, и если кто-то стоит у вас на пути, убейте его». Более позитивно та же установка была сформулирована директором Абингдонской школы Майклом Сент-Джоном Паркером в качестве главной миссии школы: «Соревнование поощряется, достижения восхваляются, индивидуальный динамизм поддерживается».

Тем не менее опыт, приобретенный Томом в школе, сыграл большую роль в формировании его мировоззрения. С одной стороны, он принадлежал к привилегированным семи процентам британских школьников, которые посещают платные школы, где есть даже пианино в звукоизолированных отсеках. Однако в предельно стратифицированной британской системе элитных школ Том был недостаточно аристократичным и роскошным. Перед учениками скромных частных школ вроде Абингдона всегда стоял при мер более «шикарных» слоев выше уровнем, скажем Итона и Хэрроу. Но даже в Абингдоне Том чувствовал себя«деревенщиной», ведь его отец был простым торговцем. Если справедливо утверждение, что английские классыпребывают в состоянии постоянной «холодной войны» отягощенной периодическими вспышками конфликтов, Том по выражению «Magazine», «подвергался обстрелу с обеих сторон».

Каникулы предоставляли ему некоторую передышку, особенно счастливым оказалось одно лето, когда Том посещал Национальный юношеский музыкальный лагерь возле Милтон-Кинс в графстве Букингем. Лагерем руководила дама по имени Аврил Дэнкуорт. Она была сестрой знаменитого джазмена Джонни Дэнкуорта и преподавателем попризванию. Аврил придерживалась философии «всей музыки», не отрицая никаких пристрастий и вкусов своих подопечных. Том провел в лагере неделю, интенсивно занимался по классу гитары, пробовал разные инструменты и регулярно выступал вместе с другими ребятами.

Сара Шримптон, которая тогда работала куратором, а теперь занимает пост арт-директора лагеря, рассказала мне, что «в то время школы были сильно ориентированы на классическую музыку. Так что у нас люди искали музыку другого рода. В лагере не было жанровых предпочтений. Там плечом к плечу могли работать музыканты всех направлений. Просто невероятно, чего им удавалось добиться его за неделю. Сначала шли занятия по основному инструменту, а потом отправлялись на репетиции чего-нибудь такого, с чем они раньше вообще не имели дела, или при желании играли в коллективе – рок-группе или фольклорном ансамбле. Затем они показывали свои авторские произведения».

В лагере ребята ничем не напоминали типичных школьников. Хотя Том и здесь не вполне вписался в общий круг, его артистические способности дали ему возможность проявить свою индивидуальность, которая внезапно оказалась интересной и привлекательной для слушателей.

Один из других участников музыкальных сессий в лагере, Мартин Брукс, рассказал автору этой книги, что Том все же держался особняком. «Он одевался совершенно иначе, чем остальные, – говорит Мартин. – Все ходили в джинсах и футболках, а он намеренно носил жилеты. Он явно хотел одеваться не как все. Это был своего рода сельский шик: твидовые костюмы, галстуки и все такое. Немного похоже на Кевина Роуленда. Он открыто демонстрировал иронию по отношению к самому себе и своему стремлению выступать на сцене. Даже в том возрасте он не был одержим собой, он имел четкую, сознательную установку „вот кто я". У него было твердое понимание, кто он есть и что хочет делать».

Собственно, Том хотел лишь одного: играть! К концу недели ему представился шанс дать публичное выступление по своему выбору, и он выдал («болезненно», по определению Мартина) версию песни «Roxanne» из репертуара The PoLice. И хотя Том не особенно блистал с технической точки зрения (пока!), он держался на сцене с уверенностью, не свойственной ему в обычной жизни.

«Впервые нашел нечто такое, что мне действительно нравилось; полагаю, нравилось мне именно внимание, – заметил Том позже, рассказывая о своем первом опыте сценических выступлений. – Я хотел быть знаменитым, я хотел внимания. Что в этом плохого?» (Характерно, что он сам и отвечает на собственное суждение: «Во всем этом всегда есть нечто чертовски нездоровое».)

В то время в его жажде публичности не было ничего нездорового. Он завел новых друзей, хотя бы на неделю, он узнал, что на свете есть люди, так же страстно любящие музыку, как и он сам. Обнаружил, что можно быть фанатом Joy Division или Стинга, но не обязательно при этом сидеть в своей комнате наедине с гитарой и записями.

«Было по-настоящему здорово пробовать нечто новое, познакомиться с кучей ребят, – рассказал Мартин. – Когда отправляешься на неделю в лагерь, настраиваешься со всеми общаться, буквально поглощать информацию о других людях. Мы не были близкими друзьями, в лагере было примерно 70 ребят, но запомнились один-два, которые выделялись либо своим внешним видом, либо яркостью выступлений, и среди них, безусловно, был Том. Он очень уверенно держался на сцене, но вне ее как-то сразу терял отвагу».

«Дети приезжают к нам с установкой, полученной в повседневной жизни, – говорит наставник Майк Оливер, который преподавал в лагере в 1980-х гг. – В лагере они видят другое отношение к миру. Иногда прежняя установка исчезает, и они обнаруживают, что без нее гораздо легче понимать окружающих и свои проблемы».

Когда Том вернулся осенью в школу, он был твердо намерен и дальше заниматься музыкой. Он начал записывать песни, но его несколько обескуражила реакция подруги, которой он дал их прослушать. «Твои стихи – барахло! – безапелляционно заявила она. – Они слишком честные, слишком личные, слишком прямолинейные, не остается места для воображения».

Позднее в интервью «Q» Том признался: «Она была права. Когда я только начинал, меня не слишком интересовало написание стихов. Это довольно странно, ведь если мне самому не нравились тексты чужих песен, если они ничего мне не говорили, я больше эту запись не ставил. Но в шестнадцать сочиняешь совершенно сырые вещи, потому что не надеешься всерьез, что их кто-нибудь услышит, так что о словах не особенно беспокоишься».

В то время в Абингдонской школе пользовалась определенной популярностью панк-группа, известная как TNT. Самым талантливым ее участником был басист Колин Гринвуд. Том стал в ней вокалистом (поскольку, как обычно объясняют вокалисты, «больше петь было некому»), и, объединенные мыслью, что никто из них не находит себе настоящего места в Абингдоне, подростки стали друзьями. Колин обычно носил комбинезоны в обтяжку, сознательно провоцируя наиболее консервативных преподавателей и учеников. Том отдавал предпочтение блузкам с рюшами и костюмам, которые покупал в оксфордских секонд-хендах (мама подгоняла их по его фигуре). Когда Том покинул группу TNT, устав от недостатка амбиций и оригинальности у других ее участников, Колин вскоре последовал за ним, и они задумали создание новой, лучшей группы. И хотя Том отдавал предпочтение кумирам крутых ребят-аутсайдеров, например Magazine и Joy Division, он также был фанатом U2 и незадолго до того безумно увлекся тогда еще не слишком известной REM. Он хотел делать нечто подобное. Нечто более серьезное и эмоциональное, чем панк. Месяц спустя Том встретил Эда О'Брайена, который шел по улице с гитарой, только что полученной в качестве подарка на шестнадцатый день рождения.

«Он подумал, что я похож на Морисси, – рассказал Эд в интервью журналу «The Plain Dealer». – Я и вправду был фанатом группы Морисси, а также The Smiths, и Том сказал, что я должен присоединиться к его группе». Позднее сам Том говорил: «Никто не хотел брать нас в свою группу, так что нам пришлось создать собственную». Кстати, Эд уже видел Тома раньше – он помнил его по школьному спектаклю «Сон в летнюю ночь». Эд, высокий, красивый и обладавший прекрасной дикцией, был одним из ведущих актеров. Том со своей гитарой сидел, скрючившись, на вершине башни из стремянок. Он должен был обеспечивать музыкальное сопровождение, но во время первой же костюмированной репетиции начал извлекать довольно странные звуки, неприемлемые с точки зрения организаторов представления. Эд описывает его музицирование как «нечто вроде импровизации». Наконец учитель не выдержал. Он резко приказал Тому прекратить и попытался выяснить, что происходит, а Том выкрикнул в ответ: «Понятия не имею, что за хрень мы тут должны играть!» И это, подчеркивает Эд, было сказано учителю!

На первых порах группа включала трех участников и драм-машину «Воn Теmpе», купленную в благотворительном магазине: среди ровесников юных музыкантов не нашлось достаточно крутого парня, которому можно было бы доверить барабанные палочки. Все шло прекрасно, пока не наступило время первого концерта. Он состоялся в городском зале в присутствии родителей. На середине каждой песни ударная установка либо давала сбой, либо производила странный убогий дребезг. Том нервничал все больше и больше, пока окончательно не впал в отчаяние и не прокричал в микрофон нечто нецензурное, на чем исполнение и закончилось. Оставалось одно: искать четвертого участника. И ребята вынуждены были пригласить единственного знакомого ударника – Фила Селуэя.

В то время сама перспектива переговоров с Филом приводила Тома в уныние. Он был на два года старше, а в таком возрасте это кажется разрывом поколений. Позднее Колин рассказывал: «Мы все побаивались Фила. Он учился старше нас, он играл в группе Jungle Telegraph, так что мы называли его „Граф"».

В качестве переговорщика послали Эда, самого уверенного из троих, но даже он не решился задать вопрос прямиком. «Было страшновато обращаться к нему, – признался он позже журналистке Клэр Кляйнедлер. – Это напоминало сцену из фильма „Бриолин". Я пробормотал что-то вроде: „Ну чего, как дела?", а Фил в ответ: „Все путем, а как там ваше вчерашнее выступление?" А я ему: „Ага, круто, приятель. Но была куча проблем с ударной установкой". Фил такой: „Да?", а я: „Мы тут будем репетировать на следующей неделе, не хочешь присоединиться?" И он согласился! Фил пришел в назначенный день и был ошарашен, когда Том послушал его и проворчал: „Неужели, на хрен, нельзя играть хоть чуть-чуть быстрее?"»

Фил рассказал в интервью журналу «Modern Drummer»: «У них была такая ударная машина „Dr. Rhythm", которые обычно глохнут после десятой отметки. Конечно, если у вас есть настоящий ударник, он сломается только после одиннадцатой».

Возможно, в некоторых ситуациях Том был застенчивым и скованным, но когда дело касалось музыки, он никогда не стеснялся открыто выражать свои мысли. Даже в самый ранний период он был весьма критично настроен по отношению ко всему, что делал, и, хотя порой испытывал приступы нарциссизма, прослушивая записи собственных песен, чаще терзался тем, что они звучат не так, как ему бы того хотелось. Он был заинтригован, услышав запись другой школьной группы – Illiterate Hands. Это был гораздо более профессиональный звук, чем в любой из его собственных записей. Запись сделал еще один их соученик, Найджел Пауэлл. В то время Найджел был гораздо более продвинутым в музыкальной технике, чем большинство ребят в Абингдоне. Он прибыл туда из Лондона, где с 11 лет вместе со своим братом играл в группах.

«Том решил: „Почему-то это просто здорово", – говорит Найджел о той записи Illiterate Hands. – Прослушивая ее сейчас, я даже не понимаю, что ему там так понравилось! Он позвонил мне и спросил, не подтяну ли я его группу до такого же уровня, что я и сделал».

Вероятно, Найджела можно назвать первым продюсером Тома Йорка, хотя сам он таких претензий не имеет. Но он точно знал, где поставить микрофоны. Он также стал советчиком и слушателем, в котором так нуждался Том.

«Не так уж много удалось сделать, мне ведь было всего пятнадцать! – признается Найджел. – Одним из немногих моих достижений было английское произношение в песнях Тома. Он в то время был фанатом REM и потому пел с нарочитым американским акцентом. Пожалуй, это единственный творческий вклад, который я внес, помимо расстановки микрофонов и прочих технических нюансов».

В конечном счете Том переманил и ключевого участника группы Illiterate Hands – младшего брата Колина, Джонни Гринвуда. Джонни хотел присоединиться к группе старшего брата с самого начала. Он слышал песни Тома и искренне считал, что они не хуже записей Элвиса Костелло и REM, которыми он как раз тогда был сильно увлечен. Джонни уже в те времена отличался заметным талантом и играл на нескольких инструментах: пианино, альте, скрипке и гитаре. Он даже выступал с Молодежным оркестром долины Темзы. Видно, для рок-группы это не являлось особым достижением, потому что, согласно легенде, Джонни много раз как бы случайно приходил с разными инструментами на репетиции группы в тщетной надежде, что ему разрешат играть с остальными. В конце концов Колин уступил, так что однажды воскресным утром все согласились, что им не помешает, если Джонни кое-где подыграет на губной гармонике.

Неделю спустя он впервые выступал с группой в баре «Jericho» в Оксфорде. Ребята выбрали название On А Friday («По пятницам») и начали давать концерты в местных заведениях. Список выступлений по-прежнему был невелик, обычно площадками служили городские клубы и школьный зал. К сожалению, вскоре и школа стала для них недоступна. Другая группа исполнила номер, который – по консервативным стандартам – был слишком скандальным, и директор немедленно запретил всю «поп-музыку» любого рода. Вероятно, именно поэтому, вспоминая те годы. Том всегда рисовал картину, напоминающую школьный бунт из фильма Линдсея Андерсона «Если». Том делал акцент на подростковой ненависти к директору, человеку суровой морали и старомодных взглядов.

«В нашей школе считалось обязательным каждое утро посещать церковь, что сегодня кажется довольно странным, – сообщил Джонни в интервью на радио, – даже диким». «Директор определенно был человеком, отставшим от времени, – признает учитель Энди Буш, который преподавал раз в неделю музыку в Абингдоне. – Из другой эпохи. Просто невероятно, насколько традиционной была тогда британская частная школа, которая с тех пор изрядно изменилась. Она представляла собой абсолютную противоположность всему, что утверждает Radiohead в художественном и политическом плане».

Том ненавидел директора и саму школу, и часть этой ненависти отразилась в стихах, которые он тогда писал. К моменту присоединения к группе Джонни Том тщательнее работал над текстами. Они служили основой для написания мелодий и диктовали тип музыки, которую Том тоже сочинял сам. Результат мог быть самым разным – от четырехтрековых демо в ритме группы Soul-II-Soul с кое-каким вокалом до попыток подражать U2 и REM. Ребята постоянно экспериментировали, пытаясь найти нечто такое, что могло сработать. Они не были великолепной группой, изначально Том и Колин ненамного опережали сверстников по техническим навыкам, но они работали больше и усерднее остальных.

«Для школьной команды они были просто очень хороши, – рассказывает Найджел Пауэлл. – Но если взять в любую группу по-настоящему классного вокалиста, звук станет в сотню раз лучше. Они, возможно, оставались бы вполне обычным школьным ансамблем, если бы не Том, и, честно говоря, вновь прослушивая те записи, могу сказать, что Колин владел инструментом заметно лучше остальных. Он был по-настоящему хорошим басистом». Но именно Том был наиболее яркой личностью в группе.

Найджел говорит: «Том и тогда был поразительным певцом. Помню, как в те времена, когда мы еще учились в школе, сказал кому-то: „Мы все стараемся что-то сделать, записать песни, но если Том не участвует, нет смысла и пытаться". У него замечательный голос, и даже в то время я осознавал, что вокал – самое важное, что есть в группе».

Все пятеро участников не стали бы друзьями, если бы не группа. Том был весьма непрост в общении, а в любознательном и творческом Джонни присутствовало нечто от «безумного ученого», но остальные трое выглядели обычными, приветливыми ребятами. Фил был самым старшим, а Эд и Колин – наиболее коммуникабельными и дружелюбными, но все они чрезвычайно различались по характеру. Позднее все участники группы ненавидели общие фотографии – уж слишком нелепо они выглядели вместе, к тому же Эд О'Брайен, под метр девяносто пять ростом, возвышался над Томом, рост которого составлял метр семьдесят.