Текст книги "Том Йорк. В Radiohead и соло"

Автор книги: Тревор Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

«Она действительно считала меня чудаком, – сказал Йорк позже в интервью «Melody Макеr». – Она думала, что со мной невозможно разговаривать, что я очень угрюмый, трудный в общении, неприятный и вообще идиот. Полагаю, таким я и был. Но она выбила из меня много этой дури».

Рэйчел серьезно увлекалась музыкой. Шон Маккриндл, учившийся в Эксетере одновременно с ними, вспоминает, что именно Рэйчел впервые привела его на концерт Pixies. «Мое первое воспоминание о Томе – как он входит в зал, когда Pixies как раз поют „Gigantic", – рассказывает Шон. – Рэйчел только что представила им Тома».

Если первоначальные попытки Тома ухаживать за Рэйчел были безуспешными, то участие в Headless Chickens, которые становились все более популярными в маленьком мирке Эксетерского университета, явно помогло. Вскоре Том с некоторым неудовольствием обнаружил, что эта «случайная» для него группа гораздо более успешна и популярна, чем «настоящая», в Оксфорде. Мартин, развернувший активную рекламную кампанию в Интернете, усердно трудился, продвигая их музыку, и группа временами собирала на концертах по нескольку сотен слушателей.

«Мы стали воспринимать свою музыку более серьезно, – рассказывает Лора. – Нас все чаще стали приглашать играть на всяких дурацких балах, которые каждый семестр устраивают в местах вроде Эксетера. На некоторых концертах мы считались хедлайнерами, и они были достаточно большими, может, человек по 500, и нам платили за это, так что мы постоянно практиковались и отрабатывали свой репертуар. Шэк кипел энтузиазмом. Он уделял большое внимание своей музыке, и для него это был настоящий выход энергии».

«Когда мы там учились, в Эксетерском университете числилось семь-восемь тысяч человек, и многие из них были типичные богатеи, арендовавшие большие дома за городом и плевавшие на всех остальных, – говорит Мартин. Что означало: если хочешь что-то делать, собрать аудиторию вполне реально, потому что там не так-то много мест, куда пойти. Выяснилось, что круг знакомых из полусотни сокурсников может гарантировать еще сто пятьдесят слушателей, которые придут, что бы ты ни делал. Если бы дело происходило в Манчестере или Лондоне, мы никогда бы такого не добились. Но эта ситуация послужила мощным стимулом для нашей уверенности в себе как группы, ведь на самый первый наш концерт пришло множество людей. У нас и в самом деле были поклонники, которые знали наши песни и по-настоящему любили некоторые из них».

Основное, что сделало Headless Chickens столь популярными в их небольшом мирке, это огромное количество усилий, которые вкладывали ребята в свои представления. В отличие от On A Friday, они уделяли зрелищной стороне не меньше внимания, чем музыке.

Мартин рассказал: «Том собирал волосы в длинный светлый хвост, которым яростно мотал во время выступлений. У Шэка были очень длинные волосы, а я косил под гота, так что красил волосы в черный цвет и зачесывал их назад. Мы неплохо выглядели, на сцене были полны энергии и напора, буквально орали на аудиторию. Слушатели тоже визжали и кричали, сплошное веселье. Все эти вечера были скорее прикольными и энергичными, чем этакими „тут у нас группа, давайте будем принимать их всерьез". У нас была веселая команда, в которой Том мог чувствовать себя свободно».

«Мы сделали кучу глупейших каверов, – вспоминает Лора Форрест-Хэй. – Вроде реально тяжелой, трэшевой версии „Postman Pat". А еще мы играли „Raspberry Beret" Принса в четыре раза быстрее обычного. Шэк был совершенным панком, увлекался анархической музыкой. Мы с Джоном Маттиасом привносили во все это мелодику».

«Еще мы сочинили тяжелый, гранжевый кавер "Funky Town", – продолжает Мартин. – Том метался туда-сюда... хотя его присутствие на сцене было весьма профессиональным в плане музыки, он определенно валял дурака. Мы также привлекали танцовщиц, которые раздевались и раскрашивали друг друга в прикольные цвета, и все такое. Если группа визуально яркая, можно запросто устроить концерт, публика обязательно придет. Я помню пару выступлений, когда у нас было от четырех до шести танцовщиц, покрытых флуоресцентной краской до самого белья. Мы давали пару концертов на фермах, в полной глуши, причем со вполне достойным световым шоу. Вокруг царил настоящий ажиотаж... Я никогда не был по-настоящему хорошим ударником, а потому не мог отвлекаться и во время концерта воспринимать происходящее со стороны. Но мы были действительно популярны, так что многие отлично помнят те времена, независимо от последующих заслуг Тома. У нас получилась довольно хорошая студенческая группа, и она устраивала качественные сценические шоу, так что люди могли сказать: „Да, была такая группа Headless Chickens, они были крутые, и мы классно повеселились". Мы поднялись выше уровня обычной студенческой команды».

Это подтверждается тем фактом, что ребятам удалось добиться того, к чему и близко не подошла группа On А Friday: они сделали собственную запись. Местный промоутер Дэйв Гудчайлд владел звукозаписывающей компанией, которая называлась «I Don't Want To Go To Woodstock» («Не хочу ехать в Вудсток»), и Дэйв пригласил ребят в студию в расположенном неподалеку Хонитоне.

Другие три группы, которые записывались для того же альбома, Jackson Penis, Beaver Patrol и собственная группа Дэйва Mad At The Sun, придерживались совершенно другого звука: более громкого и тяжелого. Headless Chickens были бесспорно студенческой группой и заметно выделялись на этом сборнике.

«Они были не похожи на другие популярные панк-группы Эксетера, – рассказал автору Дэйв Гудчайлд. – В то время в Эксетере большое влияние имел хардкор. Мы ориентировались на эмо-группы вроде Fugazi, причем тогдашнее понимание эмо сильно отличалось от существующего сейчас: они двигались в другую сторону, играли более авангардные вещи. Они больше напоминали стиль инди-рок».

«Том делал некоторые демо-записи и прежде, но никто из нас не участвовал в чем-то подобном, – объясняет Джон. – Это было здорово. Настоящее веселье. Мы отправились в студию в Хонитоне, она называлась "Daylight Studios". День был классный. Я помню, как Том тщательно работал, чтобы выровнять звук всех гитар, громких и чересчур быстрых. Затем мы подогнали к ним звучание скрипки. Я думаю, мы все сделали часа за четыре, а потом еще часа полтора ушло на микширование записи в целом. На следующий день сделали мастер-копию, вот и все».

Хотя у записи был буквально микробюджет, участники группы пережили фантастический момент, когда услышали окончательную версию. Песня представляла собой выпад против хиппи, который начинался с тирады Шэка: «С цветами в волосах / они говорят, что им ни до чего нет дела», а заканчивался словами: «Не дайте хиппи заполучить меня». Наибольшее влияние оказал на эту песню черный юмор Майлза Ханта из The Wonder Stuff. И в этой записи отчетливо слышен бэк-вокал Тома – фальцет, который впоследствии стал столь знаменитым.

«Это было великолепно, просто великолепно, – говорит Мартин. – Я раньше никогда не слышал запись собственной игры в качестве ударника. Уверен, она вовсе не была идеальной, но вместе все звучало здорово. Просто фантастика, особенно вокал Тома поверх голоса Шэка – он звучал по-настоящему хорошо. Такой вибрирующий звук; я помню, что подумал: как будет здорово сделать еще нечто подобное».

«Очень высокий бэк-вокал Тома, вероятно, был самым лучшим, как я могу судить, оглядываясь назад! – сказала Лора. – Помню, как у меня порвалась струна, и пришлось играть на трех струнах, как Паганини, потому что запасной струны для скрипки у меня не было. Все происходило невероятно быстро».

В результате получился странноватый инди-рок, который можно было исполнять для аудитории полных энтузиазма, а в идеале еще и пьяных студентов. Джон заметил: «Звук был как у The Wonder Stuff или вроде того. Очень в Духе времени, 1989 год, такой привязчивый гранжевый английский поп-рок».

Дэйв Гудчайлд договорился о печати впечатляющего тиража в 1000 дисков на заводе в Чехословакии. Однако по получении тиража оказалось, что часть его потеряна. «Вот как это вышло: коробка дисков побилась в пути и потерялась где-то между чешским заводом и Эксетером, – поясняет Дэйв. – Пожалуй, пропала большая часть: мы заказали тысячу дисков и чуть ли не шестьсот потеряли».

Впрочем, группа не особенно пострадала. Тираж в 1000 экземпляров – достаточно много для первого ЕР, и такое было возможно только в случае реально существующего интереса в достаточно узком кругу любителей альтернативной музыки в маленьком городке. Кроме того, цена на производство альбома была распределена между четырьмя группами и компанией «Hometown Atrocities», так что все обошлось не так дорого, как могло бы, по словам Дэйва. Он добавляет: «Конечно, в итоге все получилось дороже, чем мы планировали. Прибыла одна коробка вместо пяти, но, поскольку запись была коллективной, никто особо не напрягался».

Однако, при всем юношеском оптимизме, это означало, что диск стоил кучу денег. Он существует в двух вариантах упаковки, и одна из них особенно редкая. Над изображением клыкастой дамы-зомби помещена надпись: «„Ноmetown Atrocities" представляет... „А Disgrace То The Corpse Of Kylie" („Поругание трупа Кайли").. . „The Hometown Atrocities EP"». Слишком панковский образ для группы, которая имела больше общего с инди, чем с остальными композициями альбома, однако альбом и особенно песня Headless Chickens встретили энергичный отклик в Эксетере. В их собственном крошечном мире они теперь были поп-звездами, и когда альбом стали продавать в местных магазинах, число фанатов увеличилось.

«После мини-альбома у нас появились поклонники не только в университете, но и в самом городе, – рассказывает Мартин. – Дэйв Гудчайлд принадлежал к местному, а не к университетскому сообществу, и он сумел построить мост между двумя сферами жизни. Купили альбом немногие, но им по-настоящему понравилось, как мы играем, нас вызывали на бис и все такое».

Как группа они обрели большую уверенность. То, что начиналось как развлечение, на глазах превращалось в нечто более серьезное. В тот момент Том не сильно выделялся по уровню таланта среди своих товарищей по группе. Талантливы они были все. Но он обладал особенными установками и несколько иной рабочей этикой.

«Он был очень хорошим гитаристом, на том же уровне, что и все остальные ребята в группе, – говорит Мартин. – Отличие тогда состояло главным образом в его установках и энергии, в его вере, что он обладает особым предназначением, а не в действительных способностях. Хотя он учился на отделении искусств, у него не было особых пристрастий или видов деятельности, которым бы он себя посвящал. Примерно такая установка: „Я хочу отличаться от всех остальных". У него было общее желание что-то создавать, выплескивать свои страсти, но он был не вполне уверен, чему именно хочет себя посвятить. Позднее он, вероятно, получил импульс от дружбы с другими ребятами [по On A Friday], и тогда его усилия приняли определенное направление. Он чертовски усердно работал, чтобы стать музыкантом. Мы придумывали песню, а в следующий раз уже видели, что он довел ее до ума и продолжал работать, прилагал усилия, чтобы сделать ее как можно лучше. У него сегда было множество идей. И он прекрасно умел сотрудничать. Могло показаться, что он сосредоточен лишь на самом себе, но это не так. Он был одержим группой и улучшением качества музыки, а также тем, чтобы все достигали результата. Любопытно, что Том совершил полный круги теперь снова обрел образ застенчивого парня, который не любит говорить о себе, которому больше нравится пойти и что-нибудь сделать, а не строить из себя некую необычную личность или поп-звезду. А ведь какое-то время назад он был реально занят самим собой. Теперь он стал отличным гитаристом, пробовал силы в вокале, уверенно держался на сцене, но все это не ради славы, а ради дела».

По мере того как Том начинал чувствовать себя более уверенно в Headless Chickens, он стал предлагать свои песни. Одна из них, нечаянная отсылка к его первой, еще детской песне «Mushroom Cloud» («Грибовидное облако»), называлась «Atom Bomb» («Атомная бомба»). «Это было типичное инди», – утверждает Мартин. Но одновременно песня показывала, что Том не случайный человек в музыке. Тем не менее, даже когда он набрался уверенности и стал привносить в группу больше своего личного творчества, случались моменты, которые напоминали, что он пока еще не рок-звезда.

«В первые годы все мы были еще зелеными, – рассказывает Лора. – У меня сохранилась видеозапись концерта, где мы отчаянно стараемся выглядеть крутыми, и Том там в таких коротеньких штанишках, как парень из AC/DC, и все мы на сцене, и тут он вдруг кричит в микрофон: „Эта песня специально для тех, кто из Моберли", а это было наше общежитие. Просто ужас! Мы все набросились на него: „Заткнись! Ты только что уничтожил весь наш имидж!"»

4. Диджей Суперстар

На втором году обучения Том переехал из общежития в съемный дом. Там жило 12 человек, и они решили разделиться на две группы по шесть соседей. Том поселился в подвальном этаже большого трехэтажного здания на улице Лонгбрук в самом центре Эксетера. Неудивительно, что окружение было весьма артистическое. Вероятно, даже слишком артистическое. Один из соседей, Шон, снимавший любительские фильмы, вспоминает, что, хотя они иногда работали вместе, бывали между ними и разногласия.

«В том доме порой случались забавные вещи, – рассказал Шон в интервью для этой книги. – Я обычно готовил материал для своих фильмов прямо там. Мы доводили друг друга до идиосинкразии! Я бы сказал, что мы с Томом во многом похожи, но я был немного более беззаботным и откалывал разные номера. Мои фильмы и прочие чудачества производили вокруг ужасный беспорядок. Он считал меня просто сумасшедшим. Полагаю, многие думали, что сам Том спятил на почве музыки! Но дело было не столько в музыке, сколько в его характере».

Тем не менее Том был счастлив сотрудничать с соседями в работе над их проектами. Как-то раз Том и Шон посетили расположенный неподалеку городок Даулиш, чтобы сделать очередной фильм для занятий в художественном классе университета, и там едва не попали в ловушку прилива. В другой раз Том спел «10 Green Bottles» («Десять зеленых бутылок») для одного из фильмов Шона. «Здорово, что он был так счастлив участвовать в подобном проекте», – отметил Шон. Совсем не похоже на стереотипный образ напряженного, депрессивного парня!

Остальные жильцы дома регулярно слышали, как Том репетирует у себя внизу, а иногда и как Шон и Том работают вместе. Том по-прежнему экспериментировал и не имел ясного представления о том, какого рода музыкой хочет заниматься. Шон говорит, что в результате получалась смесь альтернативы и дроун-рока вроде Loop или Spacemen 3, плюс вокал в стиле Принса.

Он продолжает: «Мы попробовали джемовать на паре песен, и пока мы играли, у него все время возникали новые идеи, а я подстраивался к нему на гитаре, и в итоге мы соорудили нечто действительно стоящее. Том просто напевал под музыку: „Детка, давай приколемся", – как Прис или типа того».

В художественном классе Том тоже экспериментировал. К концу первого года, вернувшись наконец к регулярным занятиям. Том обнаружил, что администрация закупила множество «Макинтошей». После этого он стал проводить большую часть времени за сканированием образов, игрой с фрагментами текстов. Но даже тогда он чувствовал, что большинство однокурсников сомневается, можно ли вообще рассматривать его занятия как «искусство». Исключением был один из его лучших друзей по Эксетеру, Дэн Риквуд. У него, как и у Тома, было довольно мрачное чувство юмора и та же зацикленность на темах войны и катастроф. В разговоре с Крэйгом Маклином из «Observer» он вспоминал Тома как «напыщенного, раздражительного – такого, с кем я мог работать вместе!». Позднее, под именем Стенли Донвуд, Дэн разработал в сотрудничестве с Томом почти все визуальные произведения для Radiohead.

«Думаю, моя одержимость ядерным апокалипсисом, вирусом эбола, глобальными катаклизмами отлично сочеталась с тревожными мелодиями Radiohead», – сказал он позже в интервью для веб-сайта «Antimusic». Как и большинство других студентов, молодые люди испытывали ощущение, что остаются аутсайдерами. Том все еще не сумел преодолеть неприязнь к студентам, приобретенную в Оксфорде.

«Меня угнетала необходимость быть студентом, из-за того что вытворяли эти маленькие засранцы, – сказал Йорк в интервью «Q». – Ходить по улицам и постоянно наталкиваться на блевотину, на тележки из магазинов и полицейские ограждения. Просто ад! Ничего удивительного, что все нас ненавидели».

В одном случае эта ненависть обывателей оказалась направлена непосредственно на Тома. Он обычно разгуливал в длинном пальто и стариковской шляпе. Когда группа местных жителей стала насмехаться над ним, Том развернулся и послал им воздушный поцелуй, и они тут же вытащили припрятанные в куртках палки и избили его. Прежде всего, Том попытался избавиться от традиционных студенческих клише. Он выпивал, но не относился к числу тех, кто поглощал по десять кружек пива за один прием, а потом бегал как безумный по улицам, нацепив на голову дорожный сигнальный конус. Мартин вспоминает: «Выпивоха из него был никакой! После полутора кружек засыпал. Таков он был за выпивкой – не болтал, не стремился развлекать окружающих. Он определенно был из тех, кто держался на заднем плане, пока не приходило время выйти на сцену».

Тем не менее в Эксетере Том пережил один из лучших периодов в жизни. Много лет спустя его спрашивали в разнообразных интервью о лучшей вечеринке, в которой он принимал участие, и он вспомнил о хеппенинге на холмах под Эксетером. Они собрались в пабе «Красная корова» и поехали в сторону Дартмура, где в безлунную ночь было темно как в могиле. Ребята шли пешком через болото, пока не добрались до края заброшенного карьера. Тогда кто-то включил свет, и все вокруг стало видно. Они колотили по брошенным автомобилям, пока не расколотили инструменты на мелкие кусочки, а потом в изнеможении отрубились в спальных мешках. Шон тоже вспоминает эту поездку как одно из самых ярких событий за время пребывания в Эксетере.

«В то время в числе хитов была композиция „Info Freako" группы Jesus Jones, и я пытался танцевать под них на неровной почве вместе с Томом и другими друзьями, в окружении телевизоров, по которым шел культовый фильм „Коянискаци"! – вспоминает он. – После этого рейва мы устроили перформанс на прудах карьера и наконец устроились спать под открытым небом, сгрудившись вокруг костра».

По поводу подобных развлечений в Оксфорде Том за пару лет до того презрительно фыркал, но теперь, несмотря на свое устойчивое негативное мнение, он закрутился в вихре студенческой жизни. И все же музыка была для него, как и прежде, важнее всего остального. Он брал с собой на вечеринки гитару, он постоянно сочинял, а его песни вышли на новый уровень. Его вдохновляло новое направление, избранное REM и близкое к классическому песенному звучанию.

«Я обратил внимание на страсть, звучавшую в его пении во время выступлений в студенческом баре, когда услышал, как он исполняет композицию REM „The One I Love", – рассказывает Шон. – Благодаря его манере исполнения я понял, насколько он хорошо поет. Это было по-настоящему эмоциональное выступление – и вокал, и гитара».

Несмотря на то что Headless Chickens по-прежнему были популярны, становилось ясно, что, постоянно практикуясь, Том начинает все больше выделяться даже среди не менее талантливых участников группы. К концу первого года обучения Тома в Эксетере Лора Форрест-Хэй и Мартин Брукс закончили университет и покинули группу, так что на смену им пришли ударник Линдсей Мур и новый басист Энди Хиллз. Вклад Тома заметно возрос.

Джон рассказывает: «Я считаю, что он невероятно талантливый музыкант. Не знаю, доводилось ли вам наблюдать, как он играет на гитаре, но это совершенно потрясающее впечатление, честное слово. Во многих композициях [дебютного альбома Radiohead] „РаЫо Honey" он играет партию акустической гитары».

Среди прочих, Йорк сочинил песню «Stop Whispering», ставшую абсолютным фаворитом в его группе. Но именно в Эксетере он впервые подошел к созданию будущей песни Radiohead – «High And Dry». «В то время все перетекало от одного проекта к другому, мы метались между Разнообразием групп и произведений, – рассказал Джон Маттиас. – и Том постоянно вспоминал прежних друзей. Иногда он говорил: „Эту песню я написал для Джонни" или „Эту песню я сочинил дома вместе со своей группой". Обычно мы репетировали один раз, а потом выступали с композицией на вечеринке или еще где-то. Потом мы долго не встречались, а затем репетировали в общежитии и давали новый концерт. Все было исключительно спонтанно. Но, между прочим, мы играли „High And Dry" еще с Headless Сhiсkens».

Это приведет к путанице в головах фанатов Headless Chickens, когда появится второй альбом Radiohead, «The Bends». Одна из студенток Эксетера того же периода. Эйлин Доран, вспоминает: «Когда я впервые услышала „High And Dry", песня мне очень понравилась» но показалась ужасно знакомой; тогда я подумала, что она одна из тех, что напрямую задевает наши чувства. А потом поняла, что уже слышала ее, и не раз! У меня была видеозапись с ее исполнением, в очень интересной версии. Она немного быстрее, и еще там была такая черная девушка на бэк-вокале, и это придавало версии Headless Chickens особое звучание. Когда они играли „High And Dry", бэк-вокал там был просто замечательный».

Том все крепче верил, что поп-музыка с ее прямотой и безграничными возможностями сулит намного больше, чем самый элитарный мир изобразительного искусства. Хотя Том все еще усердно изучал тексты по английской литературе, он стая задумываться о том, имеет ли смысл оставаться в художественном классе. Помимо всего прочего, у него проста не хватало времени. «Просто поразительно, – говорит Шон. – Он посещал занятия, играл в Headless Chickens, да еще собирался вернуться в Оксфорд, чтобы возродить On A Friday».

Том всегда знал, что ему не хватает художественной техники. «Он не слишком хорошо рисовал, – поясняет Шон. – Он не был силен как академический, традиционный художник. Его больше привлекало аутсайдерское искусство. Искусство, создаваемое нездоровыми людьми или самоучками без привычного профессионального образования. И все это сказалось в тех работах, которые он создавал вместе со Стенли Донвудом. Это „плохо нарисованные", небрежные картинки, но они чудесные. Том просто хотел найти свой стиль. Он был одним из немногих, кто начал использовать компьютеры в искусстве».

«Мне объявили, что я не способен рисовать на уровне художественного колледжа, – признался Том в интервью «Q». – По крайней мере, я тут совершенно честен. Моя главная установка в художественном колледже состояла в том, что нет никакого смысла уродоваться и рисовать такой-то предмет таким-то образом, если можно купить камеру за пару фунтов и все снять. Зачем тратить силы на рисование? Понятия не имею, как мне вообще удалось просочиться в художественный колледж».

Хотя у него всегда было сильное самосознание и чувство цели, именно в Эксетере представления Тома о мире сложились окончательно. Он разочаровался в художественной карьере, решив, что эта область искусства слишком элитарна, что она представляет собой фальшивую площадку для задавак и их богатеньких покровителей.

«Я кое-что делал на компьютере, – говорит он. – Но большую часть времени проводил, похваляясь своим будущим в качестве поп-звезды».

И это не преувеличение.

Мартин рассказывает: «С Томом буквально так и было: „Что ты собираешься делать, когда закончишь университет?" – „Стану рок-звездой". Это буквальная цитата. Помню, как его спрашивали об этом, в качестве дежурной шутки: „Ах, не могу вообразить, а кем же станет Том?"».

Лора тоже помнит такие разговоры про Тома Йорка. «Он был абсолютно убежден, без тени сомнения, что станет рок-звездой, – говорит она. – Для него тут не было вопросов. Он изучал искусство, и многие, кто также занимался изучением искусства, рассматривали это как своего рода карьеру. Но я помню, как все мы разговаривали вечером о наших планах после университета, и Мартин, кажется, хотел пойти в политику, разные ребята имели свои амбиции, но Том просто сказал: „Я собираюсь стать рок-звездой", и я подумала: „Ну точно!" Сегодня, оглядываясь назад, я скажу, что он полностью сосредоточился на этом, не было даже предположений, что он может заняться чем-то другим».

Для окружающих эта заявка казалась все более и более оправданной. Эйлин говорит, что Том всегда был особенным: «Это похоже на мнение, которое складывается пост фактум, но одно я помню совершенно точно: когда мы видели Тома на сцене, все мы понимали, что ему суждено стать рок-звездой. Он был полностью в своей стихии. Он находился на сцене вместе с другими талантливыми ребятами; они с Шэком были ведущими вокалистами, Шэк и после имел немалый успех, но в поведении Тома на сцене чувствовалось нечто особенное, он там буквально оживал. Он выглядел как человек на своем месте. Мы постоянно шутили, что только на сцене он чувствует себя как дома! Он и тогда выглядел как рок-звезда. Но мы понятия не имели, что у него будет такая потрясающая группа и что он достигнет такого уровня успеха».

«Думаю, едва ли не самое впечатляющее его достижение – то, что он точно знал, чем будет заниматься, – рассказывает Шон Маккриндл. – Он знал, что предназначен для музыки, все то время, пока учился в университете. В нашем доме от музыки было некуда деться. Когда мы собирались на вечеринки, обязательно кто-нибудь вопил: „О нет! Он снова берет с собой гитару!" Сейчас это звучит забавно. Он не играл классику Radiohead, но, очевидно, оттачивал свое мастерство».

«Когда я услышала об успехе Radiohead, я была взволнована и удивлена, – признает Лора. – Не то чтобы я не верила в Тома, но и не воспринимала его слишком всерьез. Кое-кто был ничуть не хуже его, и я была удивлена, что у него все пошло так хорошо. Я всегда посмеивалась про себя, потому что не принимала его всерьез, хотя он-то был куда как серьезен. И поглядите на меня теперь: ну и кто смеется последним? Теперь я могу смеяться только над своим тогдашним зубоскальством: „Том говорит, что собирается стать крутой рок-звездой! Ну да, как же!" Позор мне. Но я в искреннем восторге, ведь Том этого заслуживает. Вокруг было полно других ребят, твердивших нечто подобное, но он действительно сделал это, настоящая фантастика».

По иронии судьбы именно в то время Том был, вероятно, больше обычного занят другими делами. Он устроился на работу диджеем в главный бар Эксетерского университета «Лимонная роща». Его сеты в пятницу вечером в основном состояли из гитарной музыки, а в другие дни Феликс Бакстон, который позднее стал участником невероятно популярного дуэта Basement Jaxx, играл танцевальную музыку. Сейчас, благодаря развитию рейва и клубной сцены, диджеи вызывают немалое уважение. А в середине 1980-х диджей с мигалкой и пачкой пластинок был не в почете. Он постоянно покупал выпивку в баре, так что к моменту закрытия клуба так напивался, что едва мог поставить пластинку на вертушку. Но, несмотря на это, это уже была карьера, причем неожиданно многообещающая.

«Когда мы только появились в Эксетере, „Лимонная роща" была не тем местом, куда особо хотелось пойти, – рассказывает Эйлин Доран. – Но когда Том стал там ди-джеем, клуб завоевал популярность». Когда он только начинал, там бывало около 250 человек, и он играл ограниченное количество мелодий из своей коллекции – порядка двадцати альбомов и несколько синглов. Затем, по мере роста престижности заведения, он стал работать там каждую неделю и понял, что люди быстро устают от повторов. Он взял кредит в банке на 250 фунтов и отправился в магазин аудиозаписей. Вероятно, это была одна из его самых прозорливых инвестиций. Несколько месяцев спустя в «Лимонную рощу» приходило уже до тысячи посетителей и Том стал получать изрядные для студента деньги.

Сеты Йорка вовсе не состояли сплошь из композиций Joy Division и элитарного арт-рока, как можно было бы предположить. Эйлин вспоминает, что он часто ставил «Push It» Salt-N-Pepa. У Тома обнаружился особый дар угадывать, что люди хотят услышать, и своеобразный популизм, так что годы спустя, когда Том уже далеко ушел от истоков, в его музыке сохранилась откровенная поп-составляющая, хотелось ему того или нет.

«Он взял в долг целое состояние и спустил его на дерьмовые записи!» – как-то сказал Колин Гринвуд. В то же время группа Headless Chickens стала разваливаться. С самого начала участники понимали, что это временный проект. На их пути было слишком много препятствий. «Том всегда был привязан к своей „настоящей" группе. On А Friday, – говорит Мартин. – Я помню, как наши репетиции на выходных частенько срывались, потому что Том ехал в Оксфорд, чтобы повидаться с Эдом и другими ребятами».

В то время было уже ясно, что, несмотря на отсутствие прямых конфликтов или провалов, сосуществование Шэка и Тома в одной группе нереально. Они оба были органическими лидерами и солистами, но в совершенно разном стиле.

«Шэк еще со школы слыл меломаном, – рассказывает Мартин. – Он был очень техничным, мог бы даже оркестром дирижировать. Хотя с тех пор он посвятил много лет сумасшедшему гранжу и прочим изящным штучкам, сценическая, зрелищная сторона дела и образ рок-звезды в целом никогда не были для него так же важны, как для Тома».

«У нас было два фронтмена, – говорит Джон, – и это стало одной из реальных проблем группы. Они все время спорили, что сильно вредило публичным выступлениям. Они оба были исключительно харизматическими лидерами, и это стало одной из причин, почему группа не могла развиваться дальше. Каждому из них нужна была собственная команда».

Headless Chickens не были главным делом ни для одного из них. Шэк больше интересовался электронной музыкой, а для Тома в центре внимания оставалась его группа On А Friday. «В университете складывается множество ансамблей, но Headless Chickens были по-настоящему популярны, – рассказывает Эйлин. – В них чувствовалось нечто такое, что позволяло надеяться, что они пойдут гораздо дальше, но Том постоянно твердил: „Нет, я вернусь в свою оксфордскую группу, это для меня очень серьезно"».

«Мы все не воспринимали наши музыкальные занятия в университете всерьез, – признается Мартин. – То есть все было серьезно, когда мы давали концерт или репетировали, но у нас никогда не было претензий на серьезные записи. Хорошие группы должны иметь определенную цель. Как и в большом искусстве. Надо иметь идею, которая коренится в сердце. А у нас такого не было. Мы просто занимались этим, потому что было весело, мы получали удовольствие. Но люди приходили нас послушать, и все крутилось само собой. Если бы мы дали три концерта и никто бы туда не пришел или если бы выступления прошли неудачно, мы наверняка все бросили бы. Не то чтобы мы горели желанием выплескивать свой юношеский протест. Просто мы учились в университете, играли в группе, и все было прикольно. Если на то пошло, здорово, что у Тома оказались и другие интересы».