Текст книги "Письма только для своих"

Автор книги: Тоон Теллеген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

На празднике у носорога медведь и муравей сидели рядом.

Перед ними стоял торт. Медведь протянул лапу, заграбастал торт и начал есть.

Через некоторое время муравей спросил:

– Можно мне тоже кусочек?

Медведь отправил в рот новый кусок, посмотрел на муравья и попытался что-то сказать. Но рот у него был забит тортом. Он взял кусок бумаги и написал:

У меня полный рот.

Что ты сказал?

– Можно и мне кусочек? – крикнул муравей.

Медведь, не переставая жевать, написал в ответ:

Если хочешь что-то спросить, то напиши.

Когда у меня работают челюсти – я глохну!

И ничего не понимаю. К сожалению.

Муравей схватил бумажку и написал:

Можно мне кусочек?

Медведь откусил гигантский кусок, немного подумал и написал:

Кусочек чего?

Муравей начал скрипеть зубами.

Можно мне в конце-то концов тоже кусочек этого торта?

– написал он.

Медведь как раз сунул в рот последний кусок торта, промычал: «М-м-м… восхитительно!» – прожевал и крикнул носорогу:

– Что это был за торт, носорог?

– Из сладкой травы! – громко ответил носорог.

– Ух ты, – сказал медведь.

Потом он повернулся к муравью и удивленно спросил:

– Ты тоже хотел кусочек?

Но муравей уже встал со своего места и мрачно стоял в углу, за веткой ивы, глядя в пол.

Медведь вздохнул, и в этот момент стул под ним с треском и грохотом медленно развалился.

Уважаемый жук-доктор! Не будете ли вы так любезны собрать меня заново?

Дело в том, что я собран нехорошо.

Стоит мне как следует задуматься, как я начинаю понимать, со мной что-то не так: все части тела или не на своем месте, или вообще ни к чему. Усики, пальцы на ногах, да что ни возьми.

Еще мне хотелось бы иметь более легкую куртку. Та, которую я ношу сейчас, сильно мешает мне летать. Вы когда-нибудь видели, чтобы я летал высоко? В облаках?

Я не видел.

И вот еще что. Я недоволен своими мыслями. Мне хотелось бы подумать о чем-нибудь другом. Но о чем? Ну да, если бы я знал, я бы непременно об этом подумал.

Могу ли я завтра в утренние часы появиться у Вас, чтобы Вы сами смогли посмотреть, что Вы можете для меня сделать? Как я буду выглядеть потом – не имеет никакого значения. Главное, чтобы было по-другому.

Сверчок

P.S. Я со своей стороны предложил бы убрать один усик и переставить один глаз мне на хвост, а другой глаз заменить ухом. Дело в том, что я неважно слышу. А вот, например, ухо на длинном усике – это кажется мне неплохим вариантом. Тогда бы я даже смог услышать себя на расстоянии. Я никогда не слышу как следует, как же я стрекочу. Да и вообще слышать нравится мне гораздо больше, чем видеть. Но окончательное решение я оставляю за Вами.

И еще. Мне бы хотелось, чтобы отныне меня звали «сварчок». Это можно устроить? Мне очень хочется, чтобы все, с кем бы я ни встретился, смотрели на меня и говорили: «Привет, сварчок! Как у тебя дела?» Тогда бы я отвлекался ненадолго от своих новых мыслей, кивал и отвечал: «Хорошо, очень хорошо!» А потом бы я поднялся в воздух и, стрекоча, полетел бы в небо до самого солнца. Мне очень этого хочется.

Подписываюсь заранее:

Сварчок

Однажды утром белка сидела за за столом и ей захотелось написать письмо муравью.

Но она не знала, как ей написать то, что она хотела.

Привет, муравей!

– начала она. Но это было не то, о чем она хотела сказать.

Она положила письмо на пол и начала снова.

Дорогой муравей!

– написала она. Но это было тоже совсем не то.

В начале нового письма она написала:

Привет, муравей!

В начале следующего:

Муравей!

Потом:

Муравей…

и

О, муравей…

и

Милый муравей!

и

Муравей, муравей…

Так она писала все утро и вздыхала все тяжелее. «Должно же быть какое-то начало, – подумала она, – которое подходило бы для муравья». Она была в этом уверена. Но ничего не могла придумать.

Гора писем на полу у стола становилась все больше.

В конце концов белка встала, пробралась через письма к двери и хотела выйти на улицу, чтобы подумать обо всем на большой ветке у своего дома.

Но как только она открыла дверь, в дом ворвался ветер, подхватил все письма, собрал их в маленький смерч и унес к муравью.

День был прекрасный, и муравей как раз сидел на солнышке у своей двери, думая о дальней дали.

И вдруг он оказался с головой засыпан белкиными письмами. С большим трудом он выбрался из этой огромной горы и начал читать.

Только поздним вечером, в лунном свете, он дочитал последнее письмо.

Какое-то время он просидел молча, глядя на спрятанные сумерками кусты.

Потом осторожно сложил письма одно на другое, так что эта стопка достала как раз до его крыши, вскарабкался наверх по стене дома, лег сверху на письма, укрылся письмом, которое начиналось с «Дорогой муравей!», и заснул.

Светила луна, и когда муравей ворочался, письма тихонько шелестели. Муравей кивал во сне и бормотал: «Да-да, муравей – это я».

Древесный червяк проделывал себе ход в дубе.

Эта серьезная и тяжелая работа, и только к середине дня червяк остановился и подумал: «Как бы я хотел быть вороной». Каркать казалось ему гораздо легче, чем сверлить дерево. Он отряхнул с плеча опилки и, ворча, стал работать дальше.

Когда-то давно ворона рассказала ему, что сверлить – его судьба.

– Моя судьба – каркать, – сказала она. – А твоя – сверлить.

– Вот как, – сказал тогда червяк.

Через некоторое время он остановился, чтобы вытереть пот.

– И письма мне никогда не приходят, – пробурчал он. Внутри дуба было очень тихо.

– Сюда что, не приносят почту? – крикнул он. Ответа не было.

– Ну конечно, нет, – сказал он с едкой усмешкой. Потом он решил одним махом просверлить насквозь весь дуб. Яростно орудуя челюстями, он принялся бурить ход прямо наверх.

Но вдруг у него перед носом оказалось письмо.

– Письмо! – закричал древесный червяк, смахнул с лица стружки и открыл конверт. В письме было написано:

Дорогой древесный червяк!

Приходи ко мне на день рождения!

Майский жук

Древесный червяк очень удивился и даже остановился. А потом проделал в письме дырку и стал яростно сверлить дальше.

– День рождения… – бурчал он. – День рождения… Надо сверлить!

Он так разогнался, что врезался в дубовую кору, пробил ее, с огромной скоростью вылетел наружу, пролетел по воздуху и упал в траву.

– Ух ты! – воскликнул он. – Что это было?

Он потер лоб и тут услышал голос:

– Как здорово, что ты сразу пришел!

Это был майский жук, который как раз начал праздновать свой день рождения. Древесный червяк стал его первым гостем.

Он помог ему подняться, но древесный червяк мрачно озирался по сторонам и почти задыхался от воздуха.

– Я приготовил тебе сладкие опилки, – сказал майский жук.

– Правда? – удивился червяк.

Майский жук кивнул и отвел червяка к толстому пеньку.

– Вот, – указал он.

Древесный червяк тут же принялся сверлить пенек, залез в него и скоро добрался до сладких опилок.

Снаружи раздавались звуки праздничного веселья. Там пели и танцевали.

– Ты танцуешь? – спросил майский жук и постучал по пеньку.

– Что? – крикнул червяк.

– Танцуешь? Так положено на праздниках.

– Да, – сказал червяк. – Танцую.

Он неловко попытался что-то станцевать, потерял равновесие, завалился вверх ногами и воткнулся головой прямо в опилки. «Надеюсь, что танцы – не моя судьба», – подумал он.

Пока червяк торчал вниз головой в опилках, он передумал обо всем, что тоже могло быть его судьбой: заставать зверей врасплох, сворачиваться в клубок, раздуваться, что-нибудь прикарманивать, резонировать, поддаваться на уговоры и еще много вещей, о которых он точно не знал, что они означают. «Весь день поддаваться на уговоры… – думал он. – Это было бы моим упадком». Хотя, что такое «упадок», он тоже не знал, но подозревал, что нечто неприятное. И тогда он решил, что сверлить – не так уж плохо. Потому что здесь он был большой мастер. Это он знал точно.

– Да-да-да! – закричал он. – Сверлить!

Но майский жук уже ушел к другим гостям, и никого из них вовсе не волновали ни древесный червяк, ни его судьба.

Сверчок написал записку:

Меня нет!

Повесил ее на дверь и исчез.

Когда он вернулся, то только успел заметить, как записка улетела прочь.

«Как странно, – изумился он. – Меня и правда не было». Где он был, он тоже не знал.

Потом он написал:

Я ушел в пустыню

– и оказался посреди пустыни.

«Как странно! Как странно!» – удивлялся он.

Когда спустя какое-то время он вернулся, то глубоко задумался, а потом написал:

Здесь стоит огромный торт

– и перед ним оказался огромный торт.

«Все, что я пишу, происходит на самом деле», – подумал он и открыл рот. Но не успел он откусить и кусочка, как какой-то прохожий, как две капли воды похожий на медведя, мгновенно слопал весь торт.

Тогда сверчок написал:

Только я, сверчок, съем целиком весь торт, который сейчас стоит передо мной.

И на всякий случай приписал внизу:

И никто другой.

В полном одиночестве он съел целиком весь торт, который вдруг появился перед ним. Но это показалось ему скучным, да и торт, сказать честно, был не такой уж вкусный.

Когда торт кончился, сверчок подумал: «Теперь мне больше ничего не хочется». И не смог вспомнить, приходило ли ему в голову такое когда-нибудь раньше.

Он мрачно смотрел в землю и думал: «Единственное, что я еще могу сделать, – это стрекотать». И он стал стрекотать. Но и это получилось у него как-то грустно.

Он опять задумался и написал:

Я всегда стрекочу чисто и захватывающе

– и стал стрекотать чисто и захватывающе весь день. Бесконечно.

Под вечер он устал, и его стрекотание стало больше похоже на плач. Но оно все равно осталось чистым и захватывающим стрекотанием.

А потом сверчок написал, что он больше не будет ничего писать и ничего не будет вешать на дверь. «Письма очень опасны», – заключил он и представил себе письма с рогами, которые бросались на него, мысли с колючками и с зубами, острыми, как лезвия. Испугавшись, он забрался в угол комнаты.

– Но я ведь только думаю! – крикнул он. – Я ничего этого не пишу!

И тогда все письма исчезли из его мыслей, и сверчок остался один.

В тишине, при лунном свете он испек маленький, но очень милый торт и съел его медленно и осторожно.

Однажды утром жаба проснулась и почувствовала, что она ужасно злая.

Она глубоко задумалась, но не смогла придумать ни одной причины для этой злости.

«Тем хуже, – рассудила она. – Беспричинная злость – это самая ужасная злость, какая только бывает!»

Не успела она ничего предпринять, как из глаз у нее полетели искры, она стала топать ногами и страшно рычать:

– Злая! Я злая!

Поблизости никого не было, а саламандра и ласка, которые как раз направлялись к ней в гости, услышали рычание и неожиданно вспомнили, что у них дома остались несделанными срочные дела.

Ярость жабы была огромной и впечатляющей. «Мне кажется, я никогда еще не была такой злой», – подумала она, размахивая лапами и пробивая в земле дыры.

Ей было очень обидно, что никто этого не видел.

Своими ужасными пальцами она написала зверям письмо:

Звери!

Я сейчас злая… вы должны это увидеть!

Если вы придете сюда, то сможете пятиться, бледнеть, замирать от ужаса… да что угодно!

Я невероятно злая! Приходите скорее!

Жаба

Письмо раздулось, раскалилось, как огненный шар, поднялось вверх и с шипением упало в реку.

Там его прочитала щука.

«Эта жаба…» – щука покачала головой. Потом зубами разорвала письмо и отпустила дымящиеся обрывки плыть по реке.

Только под вечер жаба стала злиться немного меньше, перестала раздуваться и могла уже дотронуться до собственного лба и не обжечь при этом пальцы.

Она почесала в затылке и написала новое письмо:

Звери!

Теперь уже можете не приходить.

Вы опять не увидели моей ярости.

Что же вы за звери такие?

Вы ведь даже не знаете, что такое злость, настоящая злость, ужасная злость.

А это очень страшно.

Но я, к сожалению, уже не могу из-за этого сердиться.

Могу только расстроиться.

Вот такая я теперь.

Грустная жаба

Расстроенная, усталая и одинокая, но совсем не злая, жаба отправилась спать в лютиках на берегу реки. Ей снились: сладкая злость; огненная злость; дымящаяся ярость; ярость, которая медленно просачивается сквозь пальцы; заплесневелая ярость; бледная ярость и еще много разных злостей и яростей. О некоторых из них она даже никогда не слышала.

Деревья!

Со всех вас я уже падал. А с некоторых даже по десять раз. Я уже весь синий и постепенно превращаюсь в одну большую шишку. Если кто-то скажет мне: «Здравствуй, синяя шишка с ушами и хоботом!» – то я оглянусь и кивну. Если еще смогу кивать.

Вы тоже уже отчаялись?

Кстати, может быть, вам стоит как-нибудь упасть с меня? Это было бы справедливо.

Слон

Письмо слона полетело ко всем деревьям в лесу и к тем, что росли не в лесу, даже к замерзшей полярной иве и сухому пробочному дереву на краю пустыни, с которого слон упал однажды, когда путешествовал.

Деревья зашелестели и стали гнуться друг к другу, насколько у них это получалось.

В тот вечер они исполнили желание слона. Одно за другим они карабкались к нему на спину и падали, как только добирались до головы, со страшным шумом и треском, ломали ветки и лежали на земле, засыпанные собственными листьями.

Это был необычный вечер. На празднике у жука торт вдруг съел медведя, а потом сладко и ароматно завалился на спину. А чуть поодаль водопад в лунном свете проплыл мимо лосося против течения, а под розовым кустом домик осторожно заполз в улитку. Лес бросил тень на луну, а на макушке бука кровать улеглась на белку, нахмурила одеяло и заснула. А тем временем деревья все падали со слона.

Только на следующее утро все стало как обычно.

Не успело взойти солнце, как слон уже встал под дубом и стал смотреть наверх. Дуб как раз успел расправить ветки и протягивал их во все стороны.

– У меня получится, – бормотал слон. – Тонкие веточки. Прутики…

Он потрогал затылок. Последняя шишка только-только прошла, и затылок опять стал гладким и ровным. Он покорно пожал плечами и стал карабкаться.

Где-то у самого речного дна щука спросила у карпа:

– Хочешь, я напишу тебе письмо?

– Давай, – согласился карп.

– А что мне написать? – поинтересовалась щука.

– Ну… – задумался карп. – Начни с «Дорогой карп».

Щука написала:

Дорогой карп!

– А дальше? – спросила она.

– Ах, – сказал карп. – Этого уже достаточно.

– Достаточно? – удивилась щука. – Да это же пустое место!

– Пустое место? – возмутился карп, и плавники у него покраснели. – «Дорогой карп» – это пустое место?

– Да, – подтвердила щука.

– Дай сюда письмо, – завопил карп и вырвал письмо из плавников щуки.

– Это пустое место! – визжала щука, и наверх поднимались клокочущие воздушные пузырьки.

Карп забрал письмо с собой и уплыл в камыши у изгиба реки. В глубине, между двумя камышинами, он перечитывал его и довольно кивал.

Чуть позже мимо проплыла обиженная щука и услышала карпа. Каждый раз, дочитав до конца, он начинал заново, с «Дорогой».

– А ответ я получу? – спросила щука.

– Я должен подумать, – сказал карп, не отрывая взгляда от письма и бормоча: – В этом письме есть большое зерно правды. Я уверен.

– Подумать, подумать… – проворчала щука. – Ты же можешь просто написать «Дорогая щука»?

– Вполне возможно, – сказал карп. – Но это гораздо сложнее, чем тебе кажется, щука.

Он быстро поплыл прочь и скоро скрылся из вида.

Мрачная щука опустилась на дно реки и стала думать о темноте и одиночестве. Время от времени она в сердцах желала карпу провалиться в воздух. Размышляя об этом, она написала плавником на песке:

Дорогая щука!

Ты – самая лучшая щука.

Все звери

«Вот это настоящее письмо», – подумала она, удивившись. Она перечитала его и позабыла про карпа, который все еще не мог оторваться от своего письма в камышах у изгиба реки.

Однажды утром жук решил поднять мир.

«Для разнообразия», – подумал он.

Он набрал в грудь побольше воздуха и поднял мир.

Все звери полетели вверх тормашками, деревья заскрипели и затрещали, река вытекла из берегов, и огромные волны хлынули на пляж.

– Эй! – закричали все. – Что случилось?

Жук услышал крики, но промолчал. Поднимать мир и одновременно разговаривать было для него уже чересчур.

Мир тихонько покачивался туда-сюда на его черных плечах.

Звери побежали и полетели на поляну посредине леса и стали спрашивать друг друга, что же случилось. Но никто этого не знал.

Они отправили ласточку посмотреть, что происходит. Ласточка пролетела под миром и увидела жука, который как раз чуть-чуть его приподнял.

Запыхавшись, она вернулась и сообщила:

– Это жук. Жук все поднял.

– Жук??? – удивились все. А потом пошли к краю мира, нагнулись, но так ничего и не увидели.

Тогда они закричали в тысячу глоток:

– Жук! Жук!

Но жук их не слышал. Он заснул прямо с миром на плечах.

Тогда звери решили написать ему письмо.

Дорогой жук!

Пожалуйста, поставь мир на место!

Звери

Письмо взлетело в воздух и полетело за край мира. Проснувшись, жук увидел его у себя под ногами и прочел.

«Ладно», – мысленно ответил он, поставил мир на место, потянулся и решил немного прогуляться.

«Что бы мне сделать еще, я теперь совсем не знаю», – думал жук.

Но тут между облаками как раз появилось солнце, и он вспомнил, что давно хотел что-нибудь сделать с солнцем. Может, переломить его на две половинки, чтобы оно светило с двух сторон, или выкрасить в зеленый цвет. «А еще можно было бы его подфутболить, – сообразил жук. – Прямо вверх, чтобы оно никогда не заходило. Но не сегодня. Завтра».

Он заложил передние лапы за спину. Подфутболить солнце показалось ему прекрасной выдумкой, и жук стал довольно прогуливаться среди кустарников на самом краю леса.

Однажды посреди леса появилось письмо.

– Ух ты, – обрадовался сверчок. – Может, это мне?

Он поднял письмо, но оно вдруг зарычало, подпрыгнуло в воздух, сбило сверчка с ног и снова упало на траву.

– Эй ты, – сказал сверчок, отряхивая пыль с куртки.

Он отошел на пару шагов и стал смотреть на письмо. Через некоторое время мимо проходил лягушонок и тоже увидел письмо.

– Ага! – воскликнул он. – Письмо!

– Осторожней с ним, – предупредил сверчок.

– Осторожней с ним? – сказал лягушонок. – Осторожней со мной! – И начал смеяться над своей шуткой. Потом он поднял письмо и тут же перестал смеяться, потому что письмо отвесило ему такую затрещину, что лягушонок завалился на спину и не мог даже пошевелиться.

– Ух ты, ух ты, ух ты, – стонал он. – Это не смешно.

– Это опасное письмо, – заметил сверчок.

Очень скоро вокруг письма собрались звери. Они с любопытством рассматривали белый конверт. Но никто не решался его поднять.

– Что у вас тут случилось? – спросил слон, который как раз вышел на маленькую послеобеденную прогулку.

– Здесь опасное письмо, – сказали звери, а лягушонок показал на свою опухшую щеку и обиженно квакнул.

Слон шагнул вперед.

– Не надо! – закричали звери.

Но слон не испугался. Началась жестокая битва. Пыль поднималась тучами, в воздухе летали бумажные клочки, а у слона даже оторвалось одно ухо.

Наконец ему удалось схватить письмо мертвой хваткой. Голова у слона была вся в шишках и ссадинах.

Он разорвал конверт и прочитал письмо. Звери замерли.

– Ага! – сказал слон спустя долгое время, когда наконец дочитал.

– Что там написано? – спросили звери.

Слон улыбнулся и пробурчал про себя: «Почему же я раньше об этом не знал?» А потом бросил письмо на землю.

– Это было сильное письмо! – квакнул лягушонок.

– Сильное, сильное… – проговорил слон. – Просто немного строптивое.

Он посмотрел наверх.

– Но очень нужное, – добавил он.

Потом он вышел вперед и поставил ногу на нижнюю ветку дуба.

– Значит, сначала эту ногу, – бормотал он. – А потом эту.

Звери попятились.

Слон карабкался наверх, размахивая уцелевшим ухом.

– Значит, это не возбраняется, – сказал он.

На половине дуба он остановился и крикнул вниз:

– Это даже не письмо. Это инструкция.

И полез дальше.

Добравшись до верхушки, он встал на одну ногу, вытянул вперед хобот, закричал:

– Значит, надо вот так! – и не упал.

Звери покачали головами от удивления и пошли по домам, навострив уши и то и дело оглядываясь.

Только поздним вечером, когда луна уже поднялась высоко в небо и все заснули, слон упал.

– Про это написано не было! – возмутился он, пролетая сквозь ветки и листья. А потом с жутким грохотом свалился на землю.

Дорогой крот! Я люблю темноту, грязь и землю.

И толкаться. Это я люблю больше всего. Проталкиваться в земле.

А ты?

Червяк

Дорогой червяк!

Я люблю твердую землю, черную грязь и пыль.

Но больше всего я люблю копошиться.

В темноте и под землей.

Крот

Дорогой крот!

Давай будем сотрудничать? Как ты на это смотришь?

Вдруг это будет весело?

Вместе будем проталкиваться в земле и копошиться в темноте.

А если устанем, то сможем вместе потанцевать.

Червяк

Дорогой червяк!

А какие ты знаешь танцы? Я знаю только подземный вальс.

Крот

Дорогой крот!

Очень хорошо. Его и станцуем.

Подземный вальс в темноте, в облаке пыли под землей.

Мы вдвоем.

Червяк

И вот совсем скоро они танцевали в темноте под тихую музыку, которая звучала из глубины их сердец. Если бы они умели светиться и любили свет, то они наверняка засветились бы и стали смотреть друг на друга с восхищением. Но они не светились. Они танцевали. С закрытыми глазами.