Текст книги "Пособие для начинающей проститутки"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Замуж вышла Берта за вполне состоятельного человека исключительно по причине беременности. Думала таким способом его образумить и направить капиталы в нужное русло. А, нет – не сложилось. Ушел в бутылку – из-под водки. Оказалось, и пьет, и проигрывает, и с девками продолжает таскаться. Только и того, что стала Берта из Бронштейн – Прохановой, человеком уже наполовину русским.

Вот и холодный рассчет – переоценила свои силы. Искать работу с ребенком на руках – занятие не из легких. Тем более, если работы для тебя никакой нет, никому ты особо не нужен, никто тебя не знает и надежными связями ты похвастаться не можешь.

Гинекологическое отделение центральной клиники плотно оккупировали пенсионеры, мест для молодых специалистов нет. И не предвидится. Нельзя сказать, чтобы авантюризм был у Берты в крови, но более или менее четкий план она составила. Написала несколько жалоб на имя главного врача о том, что пациенты недовольны работой старого и подслеповатого доктора – так, для разогрева. А потом пошла в «Привал» – ночной клуб, прославленный разнообразием развлечений, выбрала самую расторопную с виду девчонку. Звали ее Ксюшей.

С этой Ксюшей они и сейчас большие подруги. А тогда эта шалава пальцем у виска покрутила.

– Ты что, шизонулась? Зачем мне это надо?

Берта объяснила подробно, к кому записаться на прием, кому закатить истерику в кабинете – с таким ором, чтобы до главного дошло, к кому еще и девчонок потом направить и кому потом пожаловаться на халатное, грубое и неуважительное отношение врача.

– А что я буду иметь с этого? – резонно поинтересовалась Ксюша.

Берта нежно улыбнулась.

– Ты и все твои подруги будут пожизненно иметь очень хорошего бесплатного гинеколога, который будет вас лечить и спасать от всех возможных неприятностей. Ты сможешь всегда на меня положиться. Я знаю, как вы рискуете. Но это ваша работа. А я хочу получить свою.

Ксюша поняла. Скоро в гинекологическом отделении разразился несусветный скандал – летели на пол и гремели инструменты, карточки, жалюзи с окон.

– Ах ты старая слепая ведьма!!! – орала Ксюша на престарелую докторшу. – Ты что, уже вообще из ума выжила?! Я тебе одно говорю, а ты мне свое гундосишь! Выслушать ты меня можешь? Говорю тебе: болит! А тебе лишь бы не работать, старая кляча! Только бы сидеть и в потолок плевать! И не «тыкай» мне! Меня люди уважают, а ты мне здесь «тыкаешь». Я сама тебя так «тыкну», что мало не покажется!

На помощь докторше прибежали медсестры, а Ксюшу неожиданно поддержали пациенты, ожидающие за дверью, среди которых были и знакомые девчонки, и просто недовольные жизнью и удрученные своими несчастьями женщины.

Скандал был грандиозный. Ксюша осталась очень довольна удачно сыгранной ролью. Спустя некоторое время Берта снова пошла к главному – узнать, не появились ли вакансии. Он снова посмотрел в ее диплом, почитал рекомендации, пригладил седую бородку и поинтересовался, не согласится ли она с ним поужинать. Берта согласилась.

Поужинали почти впопыхах. И Берта поняла, что лучше не затягивать с шампанскиим и уединиться, пока время действия виагры не прошло. Успел доктор немного, зато Берта успела выразить свое горячее желание работать на благо национальной системы здравоохранения в целом и клиники родного города в частности.

Через неделю – пировали с Ксюшей и ее подружками. Берта проставилась и заверила клятвенно, что в случае чего – они могут на нее рассчитывать.

Правда, на работе она и сейчас выкладывается на все сто и, пожалуй, скоро уже будет заведовать гинекологическим отделением, но свой шанс она взяла сама – собственными руками.

Таких, как Шурка, Берта терпеть не может – вечно маются по жизни, вечно всем недовольны и ничего не делают для того, чтобы что-то изменить. Шурку она знает еще из начальной школы – с тех времен, когда они жили в провинциальном городке, пропахшем заводской гарью. Берта очень удивилась, увидев Шурку в столице – впрочем, такой же потерянной, какой та была и раньше.

Берта не понимает ее, не понимает, как Шурка чувствует и как она рассуждает. Берте кажется, что Шурка вообще не думает, а ждет, что кто-то вложит в ее пустую голову готовую инструкцию по использованию ее собственной жизни.

Еще и темнит что-то. С этим автобизнесменом непонятные отношения. Да и бизнесмен ли он? Где уж Шурке снять бизнесмена... Скорее всего, таксист или водитель автобуса. Одним словом, нашла какого-то женатого лоха и держится за него – зачем? За это время уже сотню таких можно было бы найти и с каждого взять – по сотне. Она к нему, видите ли, хорошо относится – с душой. А кому это нужно? Это даже ему не нужно. У него для души семья есть: корова его старая и четыре телки. А Шурка свое сердце за него рвет – провожает и встречает, как жена моряка. Это притом, что у нее в доме вообще есть нечего, а в холодильние – только кусок заплесневелого батона.

Учишь ее, учишь уму-разуму, а она все равно по-своему делает, словно самой себе на зло.

Нет, Берта не может не презирать таких, как Шурка. А любит ее – как юродивых любят – из жалости и стыда за них. Так бездомную собаку хочется иногда по голове погладить – за то, что глаза у нее добрые и точно знаешь, что не укусит.

И что-то есть еще, чего Берта и самой себе не может объяснить. Словно прорезается иногда – на самом дне ее души – необоснованная, бессознательная зависть к Шурке. Знает Берта, что завидовать нечему, а что-то мучит ее, заставляет приглашать Шурку к себе в гости и давать ей советы. И самой непонятно, зачем она это делает: затем, чтобы контролировать ее жизнь или затем, чтобы погубить ее окончательно. Кажется, освободи она Шурку от своей опеки, та – чем черт не шутит –  чего-то и добьется в жизни, а может, и взлетит выше Берты. Везет же иногда дуракам.

Пока Шурка уверена, что профессия проститутки – предел ее мечтаний и возможностей. Берта, может, и понимает, что подталкивает подругу к краю пропасти, но делает это не для того, чтобы быть выше, а чтобы доказать всем и самой себе, что Шурка на большее и не способна. В жизни должна быть справедливость. Берта понимает ее именно таким образом.

Чем Шурка лучше? Да ничем! Красивее, правда, и выше, и стройнее, но это дело вкуса, это на любителя. А любителей пока и не находится.

А вот взгляд у нее жуткий – просветленный какой-то, словно ее когда-то чуть-чуть задело шаровой молнией и она с тех пор отойти не может.

Нет, тяжело Берте смотреть ей в глаза. И не видеть ее тоже тяжело. Если Шурка долго не показывается, Берта сама едет к ней домой – узнает, как и что. А ничего, все по-прежнему: потрескавшийся потолок и пустой холодильник. Берта успокаивается и работает дальше, растит сына и радуется жизни. Выходит, для ее полноценного существования необходимо, чтобы Шурке было плохо. Это придает Берте бодрости и уверенности в себе. Все краски мира становятся ярче.

Такова женская дружба.

§11. ПРАВИЛО №8:

НЕ ДОВЕРЯТЬ НИКОМУ, ДАЖЕ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГЕ

(ЕСЛИ ЭТА ПОДРУГА – НЕ БЕРТА)

Шнур высаживает своего шофера и сам садится за руль.

– Погуляй пешком, Дятел. Я сам девушке подшоферю.

Шурка садится рядом, и он тянет носом в ее сторону.

– У-у, как ты пахнешь...

– Это я сосиску ела.

– Ты меня не обижай. Я «Кензо» от сосиски отличить могу. Знаешь, сколько я баб перенюхал?

– Пере...что?

Шнур останавливается возле какого-то ресторана.

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо. Давай тут поговорим...

Страшно появиться на людях с таким кавалером: очень уж бандитские у него повадки. Правда, и кабак не для шахматистов-любителей. Вон пьяный на лестнице еле на ногах держится. Шнур места знает.

– Короче, дело такое, – начинает он, подыскивая наиболее отвлеченные и нематерные формулировки. – Есть у меня один друг, грек, Вангелис Макриянис. Он бизнесмен, и открыл у нас швейные фабрики. Мы с ним вместе будем... делать бизнес. Но этот грек, чурка, иностранец то есть, толком понять в нашей системе ничего не может. Нужен ему надежный переводчик, чтобы это... без непоняток было. Знаю, что ищет он себе хорошего толмача. И у тебя есть все шансы попасть на это место...

– Правда?!

Шурка слушает и не может поверить. Как-то странно выходит, Шнур и по-русски толком говорить не умеет, а с греком общается и дела ведет. И вообще мало Шнур похож на бизнесмена. Но слово «шанс» уже маячит лучиком света в туннеле – нельзя упускать ни одного шанса. Это самое золотое правило из всех золотых.

– Давай так. Завтра я тебе звякну и съездим к нему, когда он там время выберет, – решает Шнур.

– У меня телефона нет, – качает головой Шурка.

– Как нет телефона?

Для Шнура это дико – не иметь мобилки.

– У Берты есть, – находится Шурка и диктует Шнуру номер подруги. – Она живет неподалеку.

– Ну, давай, – прощается тот, собираясь идти в кабак.

Но Шурка сидит неподвижно, соображает.

– Что еще? – оборачивается к ней Шнур.

– А, это... ты со мной пойдешь?

– Куда?

– Ну, к этому греку. А то страшно чего-то, – признается Шурка.

– Конечно, пойду, – Шнур смеется. – Не боись. Поговорим просто. Может, и возьмет тебя, если будешь улыбаться.

– Буду улыбаться. Спасибо... А тебя как зовут? – вдруг спрашивает она.

– Коля меня зовут. А Шнур – это так, специализация. Ладно, – он смотрит в ее перепуганные глаза. – Ты еще не профессионалка, я понял. Так, начинающая. Не хочешь? – кивает на свою ширинку. – Лучше, чем с Жекой, будет...

Шурка выскакивает из его «бэхи» и бежит подальше от кабака. Как можно вести дела с таким человеком? И как их ведет с ним солидный иностранный бизнесмен?

Берта слушает Шурку спокойно.

– Так... так, – повторяет тихо. – Так... так.

Словно часы тикают.

– Я не знаю даже, – заканчивает Шурка. – Странный он человек.

Шурка помнит, как Берта была настроена против бандитов и ждет взрыва возмущения. Вот-вот тиканье часов взорвется боем. Но Берта говорит спокойно:

– Тебе с ним не в койку, моя дорогая. Он сведет тебя с нужными людьми. Может быть, получишь работу.

– Но он приставал ко мне... То есть намекал, – напоминает Шурка.

– Это он машинально, по привычке, – оправдывает Шнура Берта. – Если он друг твоего любовника, он не станет переходить ему дорогу. У него таких, как ты, пачками.

Шурка даже обижается немного. Так уж и пачками... А впрочем, Берте виднее, она лучше разбирается в людях.

Весь следующий день Шурка проводит в клинике – у кабинета Берты в ожидании телефонного звонка. Наконец, Берта сообщает:

– В восемь вечера он ждет тебя около клуба «Шиншилла». Ничего, приятный голос.

– Приятный? А почему так поздно? В восемь?

– Проходите, – обращается Берта к очередному пациенту.

Шурка уходит в задумчивости. Дома наносит макияж, натягивает джинсы и свитер с высоким горлом, сверху – серую короткую куртку. Хочется быть безликой – не женщиной, не мужчиной, а абстракцией – компьютерным переводчиком.

Выходит из метро и неверной походкой бредет к клубу – навстречу толпе молодежи, которая курит у входа. Останавливается и ждет. Шнура не видно.

Минуты через три крепкая рука опускается на плечо.

– Привет, солнце.

– Привет...

Шнур одет вполне прилично – в костюм с белой рубахой и черный кожаный пиджак нараспашку. Волосы приглажены назад и фиксированы гелем. Но что-то резкое в его лице не дает даже малоопытной Шурке назвать его бизнесменом.

Она садится в его машину и тревожно всматривается в темноту за окном.

– Почему так поздно?

– Так договорились. Он нас ждет на своей фабрике, – объясняет Шнур спокойно.

Машина несется прочь от центра.

– Как ты договорился?

– Попросил одну девчонку ему на английском сказать. Он очень заинтересовался.

И Шурка снова думает, как же они до этого вели дела.

– Посмотри пока, – Шнур подталкивает ей каталог «Ивони» с фотографиями девиц в нижнем белье. – Я тебе не сказал, что Макриянис трусы и лифчики шьет. Еще и моделей ищет. Не хочешь в модели?

Шурке становится совсем плохо. То ли в авто укачивает, то ли от вопросов Шнура, но тошнота подкатывает к горлу.

– Не хочу...

Шнур останавливает на перекрестке и, глядя на красный свет светофора, говорит:

– Я хочу тебя предупредить, Шура. То, что ты услышишь, не должно никуда выйти. Ты никого не должна в это посвящать. Ты не должна доверять никому, не должна обсуждать это ни с кем: ни со своей мамой, ни с Жекой, ни с этой Бертой. Это ясно?

– Ясно.

– Хорошо. Видишь, я цивилизованно предупреждаю. Твоя задача – заинтересовать его. Смотри – я держу за тебя кулаки, – Шнур стискивает руки на руле. – Не подведи меня, девочка Шура.

– А зачем тебе это надо? Держать за меня кулаки? – спрашивает она прямо.

– Я скажу тебе честно: мне нужен свой человек рядом с этим греком. Тот, кто растолкует его дурной башке, что я от него хочу...

– А что ты от него хочешь?

Он не отвечает, и Шурка чувствует, как какая-то темная история наваливается на нее, как ночь на машину Шнура. Впереди уже сереют стены фабрики, авто останавливается, и Шнур произносит последнее напутствие:

– Смотри, не сорви мне дело. Соглашайся на все, девочка Шура.

§12. ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ: ВАНГЕЛИС МАКРИЯНИС

В этой стране привлекло Макрияниса лишь то, что заработная плата швеи составляет не пятьсот евро, как в Греции, и не триста, как в Болгарии, а всего семьдесят. Семьдесят – чудесное число.

Слышал он о странах бывшего Союза только ужасные истории – о коррупции, о беззаконности, о мафии, о безнравственности женщин и повсеместном бытовом воровстве. Но потребности дела заставили его рискнуть.

Вангелис – не афинянин. Он сам из Кавалы, из северной Греции. И по духу он не горожанин. Он родился в селе, провел там детство, и только для учебы в лицее переехал в город к родственникам. Он не избалован роскошью, как это кажется на первый взгляд.

Что он нашел здесь из того, что пугало его на расстоянии? Пока сложно сказать. Он еще не встретил серьезных препятствий для своего дела, а все бюрократические проволочки, холодный климат и скованность ночной жизни оказались легко переносимы. Даже для души столица, в принципе,  предлагает достаточно развлечений – на любой вкус.

Макриянис достаточно уютно обосновался в столице. Снял роскошную квартиру в самом центре, ознакомился с меню местных ресторанов, посмотрел на молодежь в ночных клубах. Особого восторга от хваленой красоты славянских женщин он не испытал.

Это и насторожило. Теперь – глядя из окна своей квартиры почти с высоты птичьего полета вниз на город – он чувствует прозрачную пустоту вокруг и внутри себя. Может, хотелось не столько достичь чего-то большего в бизнесе, сколько изменить все. Изменить в корне свою жизнь.

Пора что-то менять. Вангелису сорок восемь лет. Его жена – гречанка по матери и француженка по отцу – давно живет в Милане и встречается с другим мужчиной. Его дочь – вылитая он и не похожая на светлокожую жену совершенно – живет и учится в Салониках. Это все – его молодость, его прошедшая молодость, после которой не началось ничего.

С женой разъехались тихо – без выяснения отношений и скандалов. Просто с определенного момента она стала жить своей жизнью, он – своей, а формально – в браке, вместе.

После нее были другие женщины – модели, стриптизерши и проститутки, были чужие женщины и женщины друзей, и подруги уже знакомых женщин. Тогда он подумал, что в мире очень много женщин, которые не против быть с ним, но этот мир доступных женщин ему не нужен. Все длилось недолго, словно в каком-то рывке. А потом нахлынула сплошная усталость, скука и неудовлетворенность собой. Показалось, что если он выйдет на европейский рынок нижнего белья и завоюет его – цель жизни будет достигнута.

И он уже почти у цели. Фабрики работают отлично, люди стараются, помощники не подводят. Он сменил образ жизни и окружение, чаще стал бывать в Париже и Лондоне, но фактически – не изменилоь ничего.

Вангелис сидит в своем графио (от греч. «кабинет») на фабрике и смотрит в бумаги. Рабочий день здесь протекает совершенно иначе – с утра до вечера. А он привык работать до двух, потом прерываться на обед и сиесту. В шесть вечера он снова бодр и готов работать. В это время фабрики закрывают, и он остается один в своем кабинете. Думает о завтрашнем дне и о том, как вообще проходит его жизнь.

Может быть, это кризис. Пора, в принципе. Он знает, что выглядит намного старше своих лет – и не молодеет. Тело его еще относительно в норме, но беспокоит поясница. Глаза еще не утратили молодого блеска, но блеск лысины под укладкой из редких волос – намного ярче. Он не кажется привлекательным, несмотря не флер роскоши, который его окружает, и знает это.

Пожалуй, он никогда не был привлекательным мужчиной, но покорял женщин своим именем, чувством юмора и обаянием, а еще – деньгами, которые звенели в его карманах. Он не тратил много, но власть денег действовала гипнотически. Она действует и сейчас, но Вангелис не пользуется ее плодами. Устал. Разонравилось.

Ему не нравится и здесь – на новом месте. Здесь еще скучнее проходит жизнь. Здесь не принято выходить «приятно проводить время» с друзьями до полуночи, а те, кто так делает, – в основном, подозрительные люди с подозрительным капиталом, не самая лучшая и не самая безопасная компания.

Его заместитель вернулся в Грецию – не выдержал. Не вынес монотонного рабочего ритма жизни. А Вангелису – все равно, ему даже спокойнее здесь, потому что он перестал надеяться на перемены. Он понял, что его не ждет ничего другого, кроме холодной северной зимы, которую – на зло самому себе – он намерен провести здесь от начала до конца. Он не поедет ни в Кавалу, ни в Салоники к дочери, ни в Афины. Он будет смотреть здесь на снег, которого все уже ждут с нетерпением.

Поговорить здесь не с кем. Вангелис знает от жены немного французский, по-английски понимает плохо, и без Василиса, который сбежал домой, ему стало труднее объясняться. Мария, его секретарь, переводит его распоряжения на английский. Так, со скрипом, идет работа.

Этот человек позвонил не сам, а передал через переводчика, что имеет к господину Макриянису важное дело. Вангелис понял только, что это какой-то бизнесмен, который собирается ему что-то предложить. Замахал руками. И тогда Мария добавила:

– Он хочет представить вам переводчика. Это девушка, которая хорошо знает греческий.

И он кивнул и назначил время. Произошло это как-то случайно, необдуманно.

А теперь он думает... зачем надел новый костюм и зачем так нервно курит – до пелены в своем кабинете? Только затем, чтобы поговорить с какой-то девушкой на родном языке?

Он видел здесь уже достаточно женщин. И многие из них хотели быть с ним – на час, или на все время его пребывания в этой стране, или на всю жизнь. Это были в основном очень красивые, яркие женщины с белой кожей, светлыми глазами, высокие, не очень широкие в бедрах, с ровными, длинными ногами – совсем не похожие на смуглых, низкорослых, толстозадых, волосатых гречанок. Вангелис знал многих иностранок, поэтому гречанками пренебрегал – для этого у него всегда был достаточный выбор.

Окажись Вангелис в Украине чуть раньше – он растерялся бы от яркой женской красоты. Но теперь он видел четко, что красота здесь продажнее, чем в каком-либо другом месте на земле, что все женщины, которые его домогаются, мелочны, корыстны, не очень умны и считают его падким на молодежь бабником. Все хотят построить за его счет карьеру, свою жизнь и свое благополучие. Они хотят это просто взять – взять из его кармана. А он слишком опытен, умен, практичен и слишком уважает себя, чтобы позволить кому-то это сделать.

Обещанное свидание взволновало его по той лишь простой причине, что эта женщина – какой бы она ни была – была самостоятельной личностью, переводчиком и работала на какую-то компанию. Это должна была быть женщина совсем иного порядка – выпускница какого-то университета, или что-то в этом роде. К тому же родной язык играет в общении не самую последнюю роль – по крайней мере, появится человек, с которым он сможет поговорить о той другой реальности, с которой столкнулся в чужой стране.

Он гасит окурок в пепельнице и отмахивается от дыма. Непонятно, чего ждет. Сейчас появится кто-то – какой-то представитель местного бизнеса, с каким-то деловым предложением. Стоит, конечно, все проверить. Но Вангелиса больше всего беспокоит другое – криминогенная ситуация в этой стране, потому что на каждом шагу он слышит о мафии, которая держит все под контролем.

Вангелис дует на воду – страхуется на каждом шагу. Поэтому и решается поговорить с местным бизнесменом прямо – о том, как они здесь борются с этой проблемой, как можно избежать зависимости от преступной организации и как лучше уберечься от малейших контактов с представителями мафиозных структур.

И все это вместе – и свидание с женщиной, и предполагаемый разговор с деловым человеком по имени Николай Чернов – вертится в голове Вангелиса. Он закуривает снова и чувствует, как дым обволакивает легкие.

Внизу раздается звонок. И он идет к двери.

§13. ПРАВИЛО №9:

УЛЫБАТЬСЯ ПОТЕНЦИАЛЬНЫМ КЛИЕНТАМ

Шнур нажимает на кнопку звонка – через минуту дверь распахивается, и Шурка видит перед собой высокого лысоватого мужчину в черном с блеском костюме и белоснежной рубашке с расстегнутым воротником. Она невольно пытается угадать его возраст и останавливается на шестидесяти пяти. Потом на шестидесяти.

– Καλησπέρα σας. Καλώς ήρθατε. (Добрый вечер. Добро пожаловать), – говорит приветливо господин.

Шнур подает руку.

– Николай Чернов. Я вам звонил. Это наша Шура.

И Шурка улыбается:

– Με λένε Σούρα. Είμαι διερμηνέας. (Меня зовут Сура. Я переводчик).

– Σούρα; (Сура?) – переспрашивает Вангелис.

– Πραγματικά – Шура (На самом деле – Шура), – улыбается Шурка. – Έτσι προφέρεται. (Так произносится).

– Шура, – Вангелис старательно выговаривает «ш». – Είναι εύκολα. (Это просто).

Он проводит гостей в свой кабинет, и они садятся в кресла перед его столом.

– Πού σπούδασες τα Ελληνικά;  (Где ты выучила греческий?) – спрашивает Вангелис Шурку.

– Εδώ, στην προτεύουσα, στο Εθνικό Πανεπιστήμιο. Τώρα όμως δεν υπάρχει τέτοια  ειδικότητα, αφού οι απόφοιτές της δεν μπορούν να βρούν την κατάλληλη δουλειά στην Ουκρανία. (Здесь, в столице, в Национальном университете. Сейчас, правда, уже нет такой специальности, потому что ее выпускники не могут найти подходящей работы в Украине).

Вангелис кивает. Шурка говорит просто и понятно. Немного резковато, не так, как греки, но удивляет его не это. А то, что девочка совсем молода, лет двадцати двух, и почему-то очень напугана. Не то, что на него не смотрит, а даже на этого господина Никоса глаз не поднимает.

Шурка еще что-то выдавливает о себе и о том, что Никос – ее друг и солидный предприниматель. Шнур вежливо улыбается и подсказывает сквозь зубы:

– Скажи, что хочешь помочь ему в бизнесе.

– Κύριε Βαγγέλη, τώρα κι εγώ ψάχνω για δουλειά και θα ήθελα να σας ρωτήσω, μήπως έχετε κάτι… (Господин Вангелис, сейчас и я ищу работу и хотела вас спросить, может быть, у вас есть что-то...)

Она обрывает фразу. Вангелис смотрит странно. Он всматривается в нее, пытаясь найти причину ее жуткой скованности.

Шурке ничего не остается, как вымученно улыбнуться.

Шнур вдруг – жестом натренированного каратиста – выкидывает руку вперед.

– Экскюз ми, – и, продолжая вежливо скалиться в сторону грека, обращается к Шурке. – Ты что, сука, делаешь? Отмораживаешься что ли? Давай, не видишь – он пялится? Давай, работай! Не затыкайся вот так, моя девочка. Этот грек – наше все. И если ты это «все» сейчас просерешь – костей не соберешь! Как тебе еще объяснить? Хочешь вечно у водил сосать или приличные бабки зашибать?

Шурка смотрит на Шнура широко раскрытыми глазами и молчит пораженно. Вангелис, ничего не понимая, переводит взгляд с одного на другого.

– Скажи, что не про него пиздеж, – подсказывает ей Шнур.

– Μας συγχωρείτε, δε μιλάμε για σας (Извините нас, мы не о вас говорим...), – Шурка растягивает губы в подобие  улыбки.

– Τι θέλει από ’σένα; (Что он хочет от тебя?) – вдруг спрашивает ее Вангелис.

– Δεν ξέρω. Να σας πω ειληκρινά, δεν τον γνωρίζω πολύ καλά. Πραγματικά δεν είναι φίλος μου. Εγώ έψαχνα για δουλειά και τον συνάντησα σ’ ένα γραφείο, (Не знаю. Сказать вам честно, мы не очень хорошо знакомы. Он мне не друг. Я искала работу и встретила его в одном офисе),  – отвечает Шурка.

– Εντάξει, να του πεις ότι θα έχεις δουλειά εδώ. Θα ’μαι πάρα πολύ ευτυχισμένος  να έχω τέτοιο βοηθό κοντά μου. (Хорошо, скажи ему, что получишь здесь работу. Я буду очень счастлив иметь рядом такого помощника), – кивает Вангелис.

– Σοβαρά; (Серьезно?), – не может поверить Шурка.

– Να το πεις στον κύριο… αυτόν… (Скажи это господину... этому…), – напоминает он.

Шурка оборачивается к Шнуру.

– Он сказал, что берет меня. Я буду здесь работать.

– Ну, вот. Все хорошо, – резюмирует Шнур. – Вот и ладушки. Намекни, что раньше ты подрабатывала в моей компании, но теперь мы тебя отпускаем – ему в помощь.

Шурка ловит взгляд Вангелиса и переводит:

– Αυτός θέλει να σας πω ότι πριν εγώ δούλευα στην εταιρία του και τώρα… (Он хочет, чтобы я сказала вам, что раньше я работала в его компании, и теперь...)

– Σε χαρίζει; (Он тебя дарит?) – понимает Вангелис. – Να του πεις «ευχαριστώ» (Скажи ему «спасибо»).

– Он тебе очень благодарен, – переводит Шурка.

Шнур удовлетворенно кивает и поднимается.

– Ок. На сегодня базар окончен.

– Μπαζάρι; (Базар?) – переспрашивает Вангелис.

– Λέει ότι η συνάντηση μας τελείωσε. (Говорит, что наша встреча закончилась).

– Δε θέλει τίποτα αλλό; (Он не хочет ничего больше?) – недоумевает Вангелис.

– Ακόμα – όχι (Пока – ничего), – успокаивает Шурка.

Вангелис кивает. Пишет на листке бумаги телефон и протягивает Шурке.

– Να με πάρεις αύριο – θα τα πούμε (Позвони мне завтра – поговорим).

Она благодарит, прощается и идет за Шнуром к двери.

В машине Шнур раздумывает несколько минут с довольной улыбкой и произносит, наконец:

– Ты ему не звони. Не надо. Пусть он сам мне звонит и тебя ищет. Поняла?

– Да...

Она не спорит, хотя логики в этом не видит. Это ведь она искала работу, а не Вангелис искал ее. Он очень умный человек. Он догадался, что Шнур на нее давит. И сегодня – просто помог ей выйти из тяжелого положения. А завтра – она сама ему позвонит, поблагодарит и попрощается. Ему не нужен переводчик, это она поняла.

Шнур гонит в сторону города и что-то бормочет себе под нос. Шурка косится в его сторону, и ей так хочется никогда его не знать, не встречать и не видеть, что становится жутко. Сможет ли он ее найти, если она исчезнет?

– О чем думаешь? – скалится он.

– Да, так. Ночь холодная.

– Вдвоем теплее. Давай?

– Нет, спасибо. Не хочу.

– Жеку хочешь?

Она молчит. Не может позволить себе грубость. Боится.

– Жеку хочешь? – снова спрашивает Шнур и кладет правую руку между  ее ног. – А?

– Да, Жеку хочу.

Шурка сидит неподвижно. Шнур возвращает руку на руль.

– Не понимаю, чего ты целку корчишь, – говорит, не глядя на нее. – Я тебе такую классную работу подкинул.

– Я еще не работаю, – парирует Шурка.

– Ну, так и я еще штаны не снимаю, – отвечает он спокойно.

– Я скажу Жеке, что ты ко мне пристаешь...

– Скажи, конечно, – разрешает он. – Жека – пешка, батрак. Если бы я хотел тебя трахнуть, у него разрешения не спрашивал бы. Но я возиться с тобой не хочу. Ты мне для другого нужна. Нам с тобой теперь дружить надо. Очень дружить. Очень.

Шурка кивает. Сердце бьется где-то в желудке, спрятавшись от кошмарной действительности.

– Как только этот Вангелис мне позвонит, я тебя найду – и будешь работать. Делай все, что он захочет. Слышишь? Не вздумай ему отказывать, – продолжает Шнур. – Не вздумай! Захочет секса – не фыркай, как сейчас, а пошире раздвигай ноги. Не будь дурой – ты с него всегда свое получишь. Он ведь миллионер. И я вижу, что он запал на тебя. Запал.

– Не может быть, – отворачивается Шурка.

– Запал, я вижу, – повторяет Шнур. – Глазки заблестели. Ну, он, может, и импотент уже. Морда какая-то пожеванная. Вряд ли у него встает...

Шнур, наконец, замолкает и смотрит на дорогу. Машин становится больше, город сияет огнями и рекламами.

– Я, это, тебя тут высажу, а сам в «Шиншиллу» вернусь, – решает Шнур. – Или со мной поедешь?

– Нет, спасибо, –  еще раз благодарит Шурка.

– Не будь дурой! – прощается Шнур. – Скоро увидимся. Давай!

– Не маленький – сам давай! – бросает Шурка вслед его машине.

Остается одна и отряхивается. Кажется, что-то прилипло к одежде, к волосам, к коже. Въелось в нее и разъедает тело. Она бредет домой и чувствует себя так, словно заразилась чем-то неизлечимым. Никогда не пройдет.

§14. ПРАВИЛО №10:

НИКОГДА НЕ ЖАЛОВАТЬСЯ

Жека ко всему отнесся без особого интереса. Спросил только, получила ли Шурка работу. Она ответила, что, может, и будет работать. Потом.

Жека такие мелочи в голову не берет. Он в доме кафель класть собрался и думает, какой купить подешевле и попрочнее.

– А Шнур этот странный, – говорит Шурка.

– Кто? Шнур? Почему? – спрашивает Жека рассеянно.

– Резкий очень. Бандит.

– Что ты?! Шнур – хороший человек. Мой друг.

И Шурка понимает, что ни в коем случае нельзя жаловаться, потому что Жека никогда не будет на ее стороне. В случае чего – он первым от нее откажется. Первым ее кинет. И от этого ей становится страшно рядом с ним в постели, словно она вдруг осталась в ней одна, и она отодвигается от его горячего живота.

Жека тянется к ней и пытается поцеловать. Шурка отворачивает лицо.

– Что? Не хочешь? – он приподнимается на локте. – Не хочешь меня больше?

– Хочу...

– Что тогда?

– Я его боюсь.

– Кого? Грека этого? Шнур сказал, ему шестьдесят семь лет. И у него не встает, – успокаивает Жека. – И он очень богатый человек, Шура. Он очень богатый.

Жека говорит с грустью. Этот грек не раздумывал бы на его месте, откуда привезти дешевый кафель, а взял бы самый лучший.

Шурка немного успокаивается. Если Макриянису шестьдесят семь лет, то он совсем старик. Может, ему, действительно, нужен человек, который был бы рядом. Но глаза у него... глаза чертовски молодые и очень веселые. Такие, словно в следующую секунду он готов расхохотаться. И в людях он разбирается очень хорошо – сразу просек, что Шнур с бизнесом не имеет ничего общего.

Шурка совсем успокаивается и обнимает Жеку за живот.

– Я очень тебя люблю, моя прелесть, – говорит Жека.

– И я очень тебя люблю...

Хочется поблагодарить Жеку за его нежность хотя бы красивой фразой. Но его тело она, правда, любит больше, чем свое собственное. У него очень гладкая кожа, очень горячие, крепкие руки и всегда напряженный, влюбленный в нее член.

– Эх, жалко, что ты минет не умеешь исполнять, – вздыхает вдруг Жека. – Ты хоть попробуй.

Шурка закрывает лицо руками и хохочет.

– Хочешь, я тебе пособие куплю? – предлагает он.

– Тогда я тебе букварь куплю.

– Зачем?