Текст книги "Пособие для начинающей проститутки"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Тони Ронберг
ПОСОБИЕ ДЛЯ НАЧИНАЮЩЕЙ ПРОСТИТУТКИ

§1. ПРАВИЛО №1:

ВСТРЕЧАТЬ ПО ОДЕЖКЕ

Шурка курит у больничного окна. Сидит на подоконнике и качает ногой, потом поднимается, свешивается вниз и снова закуривает. Больничный двор занесло листьями. Выходит дворничиха с метлой, обводит двор недовольным взглядом и снова прячется. Листья с кленов продолжают лететь вниз.

         Шурка курит – не от нервов. А просто... ждет, пока Берта закончит прием, и они пойдут вместе домой. Уже совсем вечер, но Берта задерживается. Уже сереет за окнами. Уже спать хочется.

         Берта – гинеколог. Сегодня дежурит здесь, в городской больнице, а завтра – в клинике, в центре. Но за ней сюда притащились некоторые ее постоянные пациентки, и Берта отмахнулась от подруги – мол, жди, куда тебе торопиться?

         Шурка знает Берту очень давно. Трудно даже сказать, откуда. Может, из начальных классов школы, детского сада, яслей или роддома, но Шурке кажется, что она знает Берту всю жизнь. А за это время и жизнь менялась, и Берта менялась. Выучилась, вышла замуж, родила ребенка, потом развелась с мужем. Никите уже пять лет. А Берта – справляется сама. И на работе ее ценят как хорошего специалиста. Муж ее, кажется, был бизнесменом, но его дела шли так неважно, что Берта каждый день ходила в старой кофточке с оторванной нижней пуговицей, а расцвела только после развода, в свои – и в Шуркины – двадцать семь.

         В последнее время они очень сблизились. Есть в Берте та основательность, которая подкупает. Она всегда способна дать ценный совет по поводу того, как другому распорядиться своей жизнью. А для Шурки у нее разработана целая система рекомендаций, которые Шурка про себя называет «пособием для начинающей проститутки». Разумеется, Берта не из личного опыта вывела свою систему, но наверняка из суммы тех частных случаев, которые совсем не редки в ее врачебной практике.

– Я встречала сотню таких девчонок, – любит повторять она. – В основном – абсолютно безмозглых, иногда – более или менее образованных, нередко – прирожденных профессионалок, ни одна из которых не могла из своей обширной практики высосать ни капли теории. Действительно, теория выходит сухая и абстрактная, на первый взгляд – трудно соотносимая с жизнью, и уж точно – это не их ума дело. Но я поняла простейший механизм их успеха. И он подойдет каждой женщине, потому что каждая женщина – проститутка, но не каждая решается, глядя в глаза мужику, назвать свою цену.

– А как же брак? – сомневается Шурка.

– Брак – это натуральные безденежные отношения полов. Этот вариант явно не для тебя...

– Явно...

Натуральные безденежные отношения? Нет, сто процентов – нет. Шурке надо как-то жить, оплачивать снятую квартиру и посылать деньги матери, чтобы та по-прежнему думала, что Шурка работает библиотекарем в институте.

Встречать нужно по одежке. Это первое правило. Оно позволяет отсеивать из общего числа потенциальных партнеров бесприютных бомжей, ментов и военных. Это не те люди, с которыми стоит вести дела в наше время. Представители всех этих категорий в равной степени неадекватны.

Шурка снова окидывает взглядом больничный двор в поисках подходящего объекта приложения усилий. Высовывается  дворничиха и все-таки начинает шаркать метлой. То и дело голосят сирены скорой помощи.  Проходит пожилой врач с озабоченным видом, и Шурка смотрит из окна на его усталую лысину. У скамьи под окнами парень говорит по мобилке. Бабка с метлой толкает его в плечо:

– Отойди, милок...

Он отступает, продолжая говорить. Метла шаркает у его ботинок. Дворничиха, не решаясь стукнуть еще раз его по спине, аккуратно обметает его ноги, оставляя под подошвами желтые листья. Парень остается на крохотном островке, готовом сорваться в океан беспощадной осени и растаять. Шурка свешивается из окна и кричит бабке:

– Эй, не обметайте его, а то он не женится!

Весело отчего-то жутко. Кажется, все летит вниз и обрывается, чтобы неожиданно наступило счастье.

И вдруг до Шурки доносятся слова этого парня, которые он проговаривает в телефон абсолютно неживым, деревянным голосом:

– Да, Костик, сейчас подъеду. Она пока в реанимации. Мне сказали подождать. Да... Кому заплатить? Она в реанимации, никто денег не берет. Ты, Костик, ты... это, прикрой меня пока. Я сейчас подъеду. Как только что-то скажут. Она беременна. Что? Да, заплачу. Всем заплачу – потом. Она в реанимации, понимаешь?

– Фу, накурила! За три квартала несет, – Берта берет Шурку под руку.

Шурка оборачивается. Берта, в отличие от лысого врача, не выглядит усталой. Это яркий пример женщины, которая всегда спокойна, всегда довольна собой и вполне уравновешена.

– А ко мне девчонки пришли знакомые. Посмотри, мол...

– Ясно...

Ясно, куда посмотреть. Такая у Берты работа – очень денежная и руки всегда в тепле.

– О чем думаешь? Идем?

– У вас тут нет холостых хирургов? – на всякий случай интересуется Шурка.

Берта пожимает плечами.

– Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты не просчитываешь на пять ходов вперед. Даже на два хода не просчитываешь. Да, у  них водятся деньги. А ты знаешь, какие они халявщики? Они же медсестрами бесплатно пользуются. Зачем им ты?

Шурка опускает голову. Опять Берта права. Никому в своей жизни Шурка не была особо нужна, всегда хваталась за первого встречного в надежде выйти замуж – иметь семью, дом и детей. Все, отпало как невозможное. Устарело. Отошло. Приоритеты изменились.

– Помни о том, что тебе нужно быть очень внимательной. Оценивай с первого взгляда, не упусти свой шанс. Твой шанс должен быть, как минимум, хорошо упакован, оснащен мобилой и автомобилем. Если ты осмотришься на местности, то поймешь, что в наше время такие шансы нередки, тем более в столице.

Шурка оглядывается, как под гипнозом. Видит, как из лифта выходит тот парень, которого во дворе обмела старуха. Он, продолжая говорить что-то в телефон, подходит к белой двери в конце коридора.

– Смотри, – замечает его Берта. – Этот вполне годится на роль Шанса. Он относительно молод, дорого одет и уже минуты три бубнит в трубу...

– Три?

Берта за руку увлекает Шурку вслед за Шансом.

– Сейчас он узнает, что с его болезненной мамочкой или коматозным папочкой, и будет целиком в нашем распоряжении...

Шурка смотрит широко раскрытыми глазами.

Из реанимации к ожидающему выходит доктор и произносит глухо, разводя руки привычным жестом сожаления:

– Примите мои соболезнования. Она умерла. Сердце не выдержало. Это все...

– А... а... а ребенок?

– Ребенок тоже умер.

Шурка видит, как спина парня выпрямляется и напрягается до хруста позвонков. Он резко отворачивается от врача и продолжает говорить в мобилку:

– Э, Костик, позови сюда Шнура. Я не приду сегодня. Пусть без меня прокрутятся. Она умерла. Все, трындец... Кому заплатить? Заткнись! Пусть Шнур приедет. Я жду.

Шурка чувствует, как Берта тащит ее назад, но ее взгляд словно прирос к лицу незнакомца. Совершенно белое, безжизненное лицо с резкими черными линими бровей и губ – черно-белое лицо. Впадины глаз – океаны черноты, зияющие дыры мертвого космического пространства.

Она идет за Бертой, не оглядываясь, а та по пути продолжает излагать свои выкладки.

– Нет. Сама видишь, что внешность – это только полдела. Этот шанс не годится... Совсем. Совершенно.

– Почему?

– Милая моя, он же бандит! Бандюган с большой дороги! Здесь полно таких отморозков. Никогда, ни за что на свете, ни за какие деньги не связывайся с бандитами. Они очень опасны. Непредсказуемы и грубы. Убьют и фамилии не спросят.

– Он бандит?

Берта делает жест отчаяния.

Двор опять занесло желтой листвой, Шурка шуршит стертыми кроссовками, а Берта щелкает своими каблучками, накалывая листья на шпильки, как бутерброды.

– Что ты нос повесила? Сейчас такси возьмем – поедем ко мне чай пить. Я и так опоздала, придется Томке лишний час оплачивать, – вспоминает она о девчонке-няньке, которая сидит с Никитой. – В садике никакой гигиены, одни бациллы.

– А ты в детстве не ходила в садик? – вдруг спрашивает Шурка.

– Нет. Я же с бабушкой жила, в деревне.

Берта принимается ловить такси.

«Значит, не в садике. Где же тогда мы познакомились?» – снова задумывается Шурка, глядя на маленькую и изящную фигуру подруги в кожаном плаще.

§2. ПРАВИЛО №2:

ВЫБИРАТЬ УРОДОВ

Откуда берутся у человека комплексы? Сложно поверить, что из детства. В детстве мать в Шурочке души не чаяла, и отец считал, что Шурочка – совершенство. И в школе Шурочка была круглой отличницей и лучшей в классе. А выросло из Шурочки Бог знает что – что-то высокое, с тяжелыми бедрами и длинными холодными ступнями.

– Если в тебя въелся комплекс неполноценности, его из тебя никакие психологи и аутотреннинги не вышибут, – говорит Берта за чаем. – Тебе придется с ним жить – это твоя точка отсчета. Я – объективно – считаю, что ты выглядишь неплохо, у тебя выразительные глаза...

– А все остальное – жопа, – подсказывает Шурка.

– И ты, глядя в зеркало, считаешь, что жить с такой внешнотью сложно. А в то же время – должна с ней жить и не чувствовать себя ущербной. Какой выход?

Берта поправляет светлые кудри и ждет ответа.

Шурка смотрит в чашку чая.

– Выход очень простой: выбирай уродов. Не тех уродов, которые держутся на людях с видом Аленов Делонов, а уродов скромных, закомплексованных больше, чем ты. В их глазах всегда будет сиять восхищение, и ни один из них не скажет, что у тебя толстая задница и губы созданы исключительно для игры на губной гармошке.

– А у меня губы для губной гармошки? – вскидывает глаза Шурка.

– Я просто пример привела. Не о тебе, – Берта отставляет чашку и закуривает.

Может, они вместе с Бертой учились в первом классе провинциальной школы, но Шурка не помнит ее, как ни пытается представить свою подругу белокурой девочкой с голубыми глазами. Потом, в центре столицы, спустя сто лет, кто-то дернул за рукав:

– Шурочка!

– Берта!

Само собой всплыло ее имя. И всплыла прежняя дружба, как из полузабытого сна.

– Ты до сих пор одна?

– Конечно...

Все комплексы рождаются от того, что ты не нравишься мужчинам. В седьмом классе школы ты не нравишься мальчишкам, поэтому они выбирают не тебя, а какую-нибудь Наташку Никитченко, с которой можно зажиматься под партой. С тобой нельзя зажиматься, для этого ты слишком хорошо знаешь алгебру.

В институте парни тоже выбирают не тебя, а какую-нибудь Оксану Уханову, которая бегает за всеми историками одновременно и всем раздает горячие бутерброды на переменах. Потому что мама еще в детстве научила свою девочку:

– Ты должна сама брать то, что тебе нравится. С твоим лицом тебе ничего не достанется само собой. Ты должна очень подсуетиться.

И Оксана суетится, а ты сидишь и ждешь, пока к тебе (такой нерешительной) подойдет этот высокий с юрфака (такой же потный от нерешительности, как и ты) только потому, что заметит твои выразительные глаза.

На работе ты тоже никому не нравишься, потому что нравиться там некому, ты задыхаешься в душном женском коллективе и уже сама начинаешь заигрывать с девчонками. А когда подруги знакомят тебя с каким-нибудь неженатым параноиком, который, по их отзывам, представляет собой редкий экземляр «хорошего человека», ты хватаешься за него, как утопающий за тонкую соломинку. А потом, когда тебя уже начинает тошнить от его соломенных ножек, соломенных ручек, соломенного члена, головы, набитой соломой, и соломенных денег в его кармане, ты бежишь от него – пока не поздно. И на это бегство тоже уходит время. И бегство становится привычкой, ты шарахаешься от каждого, кто хоть издали похож на твое соломенное чучело, пока где-то в центре города тебя не поймает за рукав твоя давняя подруга – уверенная и опытная женщина, которая знает, что тебе нужно делать со своей жизнью.

– Шурочка!

– Берта!

«Уроды – это образное название людей с неидеальной внешностью. Один мой знакомый отличался тем, что его нос клонился из-под очков в сторону, что, вместе с блуждающим за стеклами очков взглядом, придавало его лицу оттенок безграничной тупости, в то время как он был вполне культурным и интеллигентным человеком и занимал значительный пост в министерстве здравоохранения. Так вот из-за этого кривого носа и тупого, блуждающего в пространстве взгляда, он никак не мог найти себе нормальную женщину. Его внешность отпугивала. Я уже не говорю о массе полных, сутулых, лысых, низкорослых и некрасивых мужчин, которые встречаются повсеместно, – продолжает Берта. – Из них лучше всего выбирать немолодых. Рядом с пожилым мужчиной ты всегда будешь его девочкой, его куколкой и золотком. Это просто. Ты не будешь чувствовать себя некрасивой».

– Да, большой выбор...

У Берты хорошая двухкомнатная квартира в чистом и престижном районе. Новая мебель. Самое дорогое средство для мытья посуды. Все шкафы, тумбочки и антресоли заставлены ликерами, шампанским и вином – подарками благодарных пациентов. Конфеты Берта не берет: бережет фигуру.

Шурка уверена, что у Берты большое будущее. Скоро она будет заведовать отделением, потому что она, действительно, умеет лечить. И умеет убеждать. Берта и гинеколог, и психолог, и педагог. Для того, чтобы зарабатывать деньги и более или менее твердо стоять на ногах, ей не нужен мужчина. А филологу-Шурке – нужен. Филология – не та наука, которая кормит в наше время. Хорошо еще, что Берта не жалеет для Шурки советов, которыми сама не пользуется.

Цель – не замужество, Боже упаси! Цель – деньги. Деньги, чтобы жить. Чтобы оплачивать квартиру. И отсылать матери. Чтобы она думала, что филология кормит.

– Ни в коем случае нельзя выбирать красивых мужчин. Это или геи, или пижоны, ли бабники. Они не оценят тебя – даже в половину твоей цены. Они не испытывают недостатка в женщинах, не страдают от отсутствия внимания. Ты меня слышишь? – Берта отмахивается от дыма и смотрит на Шурку.

– Слышу, да... Но им же тоже... может быть одиноко...

– Никогда! Им не бывает одиноко. Они просто делают передышку – от секса до секса.

– Ясно.

Честно говоря, не хочется чаю. Хочется съесть что-то вкусное и существенное: кусочек колбасы, бутерброд с сыром или мясное жаркое. Хочется просто есть. И просто мужчину. А пить чай с лимонами и слушать эти кисло-лимонные рекомендации – не хочется.

Конечно, Берта права. Во всем и всегда. И Шурка слушает ее и пьет чай с лимонами, которые пищат и скребутся в желудке.

Потом Шурка едет домой – на самую старую окраину города, в съемную квартиру на пятом этаже пятиэтажки. Может, и не эти квартиры называют хрущевками, но ремонта в них не было точно со времен хрущевской оттепели. Вот тогда как потекла крыша, так и остались серо-бурые пятна на потолке и стенах, которые ничем не вывести. Проступают, как живая история. В остальном – полупусто и убого. Старуха, которая здесь жила, убралась помирать к детям. И Шурка, когда спит на ее диване, ощущает себя восьмидесятилетней бабкой: одно желание – завернуться в белую простыню и двигаться в сторону кладбища.

Отопления еще нет, в квартире холодно и жутко внутри от съеденных лимонов. Шурка смывает косметику и ложится на бабкин диван. На таком диване удобно умирать, а не заниматься сексом. И вспоминается еще одно из правил Бертиного пособия: клиент – это тебе не гость, чтобы тащить его домой и поить чаем. Лучше самой тащиться к нему или с ним в какой-нибудь отель – приятно проводить время. И чай пить только за его счет.

Шурка чувствует, что ненавидит чай с лимонами.

§3. ПРАВИЛО №3:

НЕ ПЕРЕХОДИТЬ ДОРОГУ ПРОФЕССИОНАЛКАМ

         «Если ты пошла по пути проституток, это еще не значит, что ты одна из них. Просто у тебя с ними одна цель, но разные способы ее достижения. Ты не должна переходить путанам дорогу. Если ты знакомишься в баре или в клубе, то должна делать это скромно, как женщина, которой немножко одиноко и которая слегка сбилась с пути, а не методически выслеживает свою добычу. Твоя одежда не должна быть броской, макияж не должен быть вызывающим. Твое появление в местах развлечения должно казаться несколько странным – отнюдь не закономерным. Именно в этом и будет твоя фишка».

         Клуб «Вилка» – не из самых новых. В нем и скандалов меньше, и молодежь в него почти не ходит. Ходят на «Вилку» в основном ради казино – солидные люди с солидным черноватым капиталом.

         Шурка не умеет играть. Умеет только пить мартини и звенеть кубиками льда в бокале. На мартини денег дала Берта. Не насовсем, а с отдачей. Платье – старое, ему года три уже. Но если не знаешь про эти три года – оно как новое. Ну, почти...

         Мартини – еще с полстакана. Лед тает, но никто из «шансов» даже не смотрит в сторону Шурки. Играет живой (пока еще живой) оркестр, в соседнем зале – нарастают ритмы рулетки, а здесь, возле Шурки, тянется та же скука, что и за стенами «Вилки».

Наконец, рядом с ней плюхается на стул толстенький мужичок в расстегнутом пиджаке, расстегнутой на волосатой груди рубашке, с лысиной, покрытой испариной. Несколько секунд он смотрит в пространство мимо Шурки, а потом, с трудом сконцентрировавшись на ее лице, тянется к ее бокалу.

– Девочка, дай глотну...

Шурка подталкивает ему полупустой бокал, который он осушает залпом.

– Ох, спасибо. Дай Бог тебе здоровья. Проигрался в пух и прах....

Пытается застегнуть на груди рубашку и не попадает пальцами в прорези пуговиц.

– Ох, проигрался...

Шурка тянется к нему и застегивает рубаху на его волосатой груди. Он не очень стар, лет сорока пяти, плотный и ростом слегка за сто семьдесят. Что-то безропотное и жалкое в его лице подкупает Шурку окончательно.

– В другой раз выиграете...

– Может. Не повезло сегодня. Вот, что скажу, – не повезло. Такой покер. Хорошо все было сначала, пока Шнур не приехал. Кончать нужно было. А я... Вся зарплата ушла. Четыреста евро.

Четыреста евро – по мнению Шурки, вполне приличная зарплата. Она присматривается повнимательнее. Мужичок не похож на интеллектуала, скорее всего – после восьмого класса телят в колхозе пас. К категории «уродов» он тоже не относится: он симпатичный малый, несмотря на свою полноту.

– А где вы работаете? – решается она.

– Машины гоняю из Польши.

Странное занятие. Типа тех же телят. Только из Польши.

Они сидят еще несколько минут молча.

– А ты... ждешь кого-то? – спрашивает он рассеянно, намереваясь подняться из-за столика.

– Нет. Так просто.

Он делает движение в противоположную сторону и, в свою очередь, всматривается в нее. Глаза у него большие, круглые, карие с красноватыми прожилками и черными зрачками. Симпатичные, только немного безумные глаза.

– Меня Жекой зовут, – представляется он.

– Шура.

Пожимают руки над пустым бокалом мартини.

– А ты учительница? – задает он неожиданный вопрос.

– Да, – кивает Шурка. – Начальных классов.

– Хочешь, поедем к тебе? – предлагает, недолго думая.

– Нет.

– А ко мне нельзя. У меня жена дома. И четыре дочки.

Деньги на отель проиграны. И тем более – деньги на Шурку.

– Давай я тебя хоть домой провожу, – проявляет он благородство.

– Ну, так, до остановки.

Вот и шанс. Убогий какой-то... Зато по пути Жека рассказывает о своей малоинтересной жизни, о том, как перегоняет иномарки из Польши для столичных авторынков, как ему задерживают зарплату, как он строит большой двухэтажный дом за городом и никак не может подвести туда газ.

– Шурочка, когда я тебя снова увижу? – спрашивает на прощанье.

– Зачем? – искренне удивляется Шурка.

– Кажется, я влюбился в тебя, – признается Жека, мигая широко распахнутыми глазами.

Она смеется. Отступает.

– До свидания.

И вдруг в темноте он хватает ее за руку.

– Девочка, ты не уйдешь от меня. Я тебя люблю!

– Как?

– Вот так. Люблю тебя. И все...

Матка Бозка! Шизофреник! Шурка пятится с перепугу, но ее рука остается в его лапах.

– Шурочка!

– Хорошо, хорошо... Давайте потом посидим где-то...

– Завтра?

– Хорошо, завтра...

Они назначают свидание в кафе на площади Революции в одиннадцать утра. «Не приду», – решает про себя Шурка.

– Только не обмани меня! Не обмани меня, девочка. Я буду тебя ждать.

– Хорошо, – она, наконец, вырывается и бежит к троллейбусу.

На следующей остановке выходит и идет назад – до своей квартиры.

А поздно вечером звонит Берта и что-то раздражающе жует в трубку:

– Ну, что? Познакомилась... мня-мня... с кем-то?

– Да, – отвечает голодная Шурка.

– Кто он?

– У него автомобильный бизнес. Ему за сорок. Он угостил меня мартини. И завтра мы идем обедать в ресторан.

Мысли так и вертятся вокруг еды.

– Он женат? – интересуется Берта.

– Да. И у него четыре дочки, – признается Шурка.

– Это не должно тебя волновать. Он же не удочерить тебя хочет... мня, – успокаивает та.

– И еще он сказал, что влюбился, – хвастается Шурка напоследок.

– Влюбился – пусть платит. Пока все идет хорошо, – одобряет Берта. – Он... мня-мня... сможет тебе немного помочь...

Шурка кивает в трубку. Верно, попробовать стоит. Она уже и сама верит, что все было именно так, как она рассказала подруге. И Жека не неприятный – она сможет его выдержать. Правда, внезапность чувств пугает. Но и без этого было бы пусто. Пусто, как в желудке.

Шурка заглядывает в холодильник – достает кусок хлеба, завернутый в пластиковый пакет и снова прячет. Раздумывает еще пять минут, а потом выключает холодильник из сети.

Когда она работала, продуктов не было больше. Поэтому и решила искать что-то новое. Вообще другую жизнь...

Ничего, завтра встретятся с Жекой – перекусят. Можно будет заказать кофе с тостом или бутербродом. Или даже пирожное. Или даже два. И фрукты.

Шурке снятся фрукты – апельсины и бананы, потом – персики и огромные синие сливы. И все вокруг становится синим от слив. Они падают сверху и подпрыгивают на земле, как мячики.

§4. ПРАВИЛО №4:

НЕ ГОВОРИТЬ НИКОМУ, КАК ТЫ ЗАРАБАТЫВАЕШЬ ДЕНЬГИ

Небо прилипает к городу и хлюпает дождем в лужи. Идти никуда не хочется. За окнами маячат каркасы голых деревьев.

Дождь льет без остановки. Шурка смотрит за окно и начинает сомневаться, что Жека придет на свидание в такую погоду.

Потом она одевается, закутывается в плащ, берет зонт и выходит. Ветер пытается вырвать зонт из ее рук и закинуть подальше, за крыши домов. Шурка упирается изо всех сил.

Жека ждет около кафе. Узнает ее под зонтом и идет навстречу.

– Шурочка... Девочка моя, – целует в щеку.

Она, уже позабыв его лицо, снова поражается тому, что он немолод, лыс и небрит. Но глаза его прежние – широко и по-детски наивно распахнутые в дождь, как окна дома, оставшегося в непогоду без хозяина.

Шурка косится в сторону кафе, но Жека, сжав ее руку в своих горячих ладонях, начинает говорить что-то совершенно несвязное. И она понимает только, что они не будут сейчас пить кофе и есть горячие бутерброды.

– Я забыл совсем. Из головы вылетело. Но все пацаны там будут. И Шнур будет. Надо быть...

Сознание ловит только слово «Шнур», откуда-то странно знакомое. Шурка напрягается, пытаясь понять смысл путаных объяснений Жеки.

– Надо поддержать парня. Так по понятиям. Я уже много лет на их авторынки работаю. Постоим там немного...

– Где постоим?

– На кладбище...

Так... В дождь на кладбище... Может, ветер занесет ее в какую-то могилу, да и засыплет нафиг землей. Интересно, будут ли потом поминки с пирожками?

– Кто умер? – спрашивает по пути Шурка.

– Его девушка.

У Жеки прикольная машина – новый «ровер». Это просто вчера «до остановки» он провожал ее пешком – в романтическом порыве.

– Она беременная была. И попала в аварию на дороге. Сбили на перекрестке. Ясно, что не так просто. Сейчас Савва всех пацанов напряг. И Шнура тоже подрядил. Вычислят суку. Только девушку свою он уже не вернет, – говорит хмуро Жека. – Такие дела.

– Ее убили? – наконец, врубается Шурка.

– Так выходит, – кивает тот. – Урод какой-то, я его душу мотал! Последнее это дело – с женщинами считаться.

– А ты тоже... бандит?

– Я – нет. Но я работаю на этих пацанов. А сидел я давно, по молодости, за драку. Мне двадцать лет тогда было. Ты меня не бойся, я сейчас спокойный стал. Не пью потому что. Завязал. Вот. Да и семья у меня.

Она кивает. У него семья, а она едет с ним на похороны незнакомой девушки. И вдруг ее осеняет догадка, которая, не будь она вымороженной и голодной, пришла бы в ее голову значительно раньше. Они едут к тому парню, который говорил по мобилке у дверей реанимации.

– Как его зовут? – переспрашивает Шурка.

– Кого?

– Ну, у кого девушку убили.

– Савельев, Славик Савельев. А зовут все Саввой. Слышала, может, – Жека косится в ее сторону. – Могла и слышать. Савва – сильный человек в городе. Половину автобизнеса держит, рестораны, отели. А ходит под Куликом, знаешь? Олигарх один, да?

– Олигарх?

– Ну, типа этого. Большой бизнес. Экспорт-импорт, такое. Куликов Михаил Иванович. Да, и депутат он тоже какой-то...

Жека не хочет вдаваться в подробности. Но для Шурки и сказанного достаточно. Ясно, что бандитская среда – ничего не попишешь.

На кладбище полным-полно народу под черными зонтами. Все стоят в молчании. А дождь отбивает похоронный марш на зонтиках и на крышке гроба. Гроб закрыт наглухо. Все. Кончилось. Ее черты ушли в прошлое.

Женщин немного. Жека потихоньку протискивается к ним и выражает соболезнования.

– Очень жаль, примите.., – бормочет вслед за ним Шурка.

У Шнура вытянутое и напряженное лицо сероватого цвета. Глаза полуприкрыты и губы плотно сжаты.

– А, Жека... Давай, – роняет он невнятно.

Жека жмет ему руку и пристраивается за его спиной.

– Пойти к Савве? – спрашивает робко.

– Нет. Он не в себе немного. Еле на ногах. Никто к нему не подходит.

Шнур говорит четко и мерно, как будто капли дождя ударяют сильнее. Шурка, проследив за его взглядом, находит глазами Савву. Да, это тот самый «шанс» из больницы. Тот, которого во дворе обмела дворничиха. Тот, с черно-белым лицом.

Это особое свойство его печали. Лицо мертвенно-белого цвета с ярко-черными линиями бровей, глаз и губ. Никаких других тонов. Похоронный марш разрывается над кладбищем. И в этот самый момент Савва поворачивается и идет сквозь толпу людей к воротам. Все расступаются перед ним, как перед мертвецом, только что вышедшим из могилы.

Жека сжимает Шуркину руку и говорит на ухо:

– Сейчас поминать поедем в «Абхазию».

Но мысль о еде, и тем более о кавказской кухне, вдруг приводит Шурку в неистовый ужас, она вырывается от Жеки и бежит вдоль кладбищенской стены к выходу.

У ворот останавливается в растерянности: троллейбусной остановки не видно ни с той, ни с другой стороны. И вдруг перед ней распахивается дверца автомобиля.

– Садись, не мокни.

Она садится рядом с водителем, а потом уже, как в кошмарном сне, узнает в нем Савву. Он не смотрит на нее, машина трогается с места и ползет по мокрому шоссе в сторону города.

– Примите мои соболезнования, – бормочет Шурка, глядя на его четкий профиль.

– Спасибо, – отвечает он бесстрастно.

Дворники на стекле разгоняют потоки воды.

– Ты с кем пришла? – спрашивает вдруг он.

– Ни с кем. Сама.

– Куда тебя подкинуть?

Шурка называет адрес, а потом спохватывается и смотрит на Савву совершенно перепуганно. Он молчит, но машина меняет курс и сворачивает в сторону старых районов.

– Я вас видела, тогда, в больнице. Когда вам сообщили, – говорит зачем-то она, обращаясь к мокрому стеклу автомобиля.

– Я знаю. Я тоже тебя видел. Потому и спросил, с кем пришла, – произносит он без оттенка каких-либо эмоций.

Кажется, просто так. Он ничего не имеет в виду. Фигура Шурки не могла показаться ему подозрительной.

– Я в школу учительницей устраиваюсь, – добавляет она для верности.

– А, это хорошо, – он останавливает машину перед ее домом и распахивает дверцу. – Давай.

§5. ПРАВИЛО №5:

НЕ УЧАСТВОВАТЬ В РЕШЕНИИ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМЫ

         Все высыхает до ледяной корки – высыхает из памяти кладбище, мрачное соцветие черных зонтов, а заодно и Жека. Шурка ловит себя на том, что вспоминает об этом человеке с грустью. Но навязчивая идея – выпить кофе с горячим бутербродом – не высыхает. Она собирает по карманам своей одежды завалявшуюся мелочь и идет в кафе «Визит» на площади Революции.

         Тротуары, вымощенные плиткой и покрытые ледяной коркой, скользят. Воздух прозрачен и холоден. Зима подкрадывается к городу неторопливо, но верно.

         И вдруг у «Визита» Шурка замечает подозрительно знакомую фигуру. Невысокий, полноватый мужчина, подняв воротник кожанки, вертит головой во все стороны.

– Жека!

– Шурочка! – он бросается ей навстречу. – А я жду тебя с самого утра. Вдруг, думаю, ты придешь. Смотрю – ты. И не могу поверить.

Шурка чувствует, что тоже рада, словно встретила давнего-давнего знакомого. Они вместе входят в кафе и заказывают кофе с бутербродами, еще пирожные и фруктовый салат. Шурка ест и улыбается, и есть отчего-то стыдно, словно она при посторонних занимается чем-то неприличным.

– Поедешь со мной? – предлагает Жека невнятно.

– Куда?

– Ну... так. Квартира одна есть. Одного друга. Я тебя хочу очень...

Шурка кивает. В принципе, она еще раньше кивнула, когда ему рубашку в казино застегивала.

По дороге, и даже оказавшись в квартире его друга, оба говорят о простых вещах. По сути жизнь каждого – очень проста. Но Шурка вдруг понимает, что ведет себя в корне неверно – невольно выворачивается наизнанку перед незнакомым, полуграмотным водилой, достает из глубины памяти и гадкую работу, и мерзкого импотента Бобика, и напряженность в отношениях с матерью, и раздолбанную квартиру, за которую нужно платить, словно до этого ей и поговорить было не с кем.

Жека прижимает ее к себе и обещает от чистого сердца:

– Ничего, вот я дострою дом, проведу газ. Может, продам его. И заживем совсем хорошо. И квартиру тебе куплю – не пропадем. Я очень тебя люблю...

И ей уже не хочется спорить даже с самой собой. Хочется верить, что вот так, с первого взгляда, он может ее любить, и тем более – может решить все ее проблемы. Значит, это не просто клиент. Это ее любовник. Ее мужчина. А он продолжает уговаривать ее на то, на что она давно уже согласилась.

– Девочка моя, ничего не бойся. Я сам все умею, тебе хорошо со мной будет. Я чистый – никогда с проститутками не был. У меня жена ведь, дети. Я вижу, что ты хорошая девочка. Эх, раньше мы не встретились...

«До чего раньше? – думает про себя Шурка. – До его жены или до моего Бобика? Если до его жены, так мне уже лет пятьдесят было бы. Может, у него и не встал бы на меня...»

Раздевается Жека быстро и без тени стеснения. Это при его-то весе и дневном свете. Шурка дрожит от холода, но, упав рядом с ним в постель, встречает его обжигающие руки и постепенно успокаивается. Он очень нежен, он никуда не торопится. И Шурке ничуть не неприятно. Наоборот – она вдруг понимает, что несмотря на свою полноту, он очень красив, крепок и подтянут. И у него очень красивое лицо – с тонкими, некрупными чертами.