Текст книги "Тот, кто должен"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– А Пантин?

– А Пантин глиста. Я его ненавижу. Служит ей, как раньше Советской Армии служил. Вот уж кому гнуть спину не тошно.

– Может, и тошно, – предположил Мих.

– Знал бы ты, какая у него зарплата!

– А Неля?

– Неля – непризнанный гений, самый большой секрет секретного НИИ. Ей шестьдесят два года, и ее на встречах выпускников убить готовы: она не меняется, только скулы выпирают все больше. На шее – муж-физик, безработный со времен перестройки, и дочь – бывшая модель, пятый раз неудачно замужем и снова беременна. В их семье, кроме Нели, никто денег сроду не зарабатывал. Интеллигенты блин.

– Неле шестьдесят два? – Мих присвистнул. – Приятно пообщаться с настоящим журналистом. Сразу вся информация по полочкам.

– Заинтересовали они тебя? – Ольга хмыкнула. – Там еще Артур есть – главный рекламист. Между нами – стукач. Вероникины глаза и уши. Доносит самое гнусное и регулярно.

– Любопытно.

– Обычный офис.

– А ты слышала, что Майк Джексон умер?

– Джексон? Да, слышала что-то. Но я международными новостями не занимаюсь. Тут суета у нас, не до него. По-моему, стыдно только от свиного гриппа умереть, как будто ты и не человеком был.

– Увидимся?

– Я Попова жду вечером. Скоро в «Мозаику» приду – принесу вам городские сплетни. Тогда и увидимся.

17. ВЖИВЛЕНИЕ

            Редакция «Мозаики» арендовала офисы в гостинице «Старт». «Старт» находился почти в центре города, но никогда роскошным отелем не считался. И уже по тому, что у журнала не было ни собственного помещения, ни типографии, можно было судить о поверхностности этого проекта.

            Дело, начатое когда-то вторым гражданским мужем Вероники и показавшееся ей гламурной затеей, загнивало на корню, и только отсутствие настоящей конкуренции позволяло «Мозаике» быть лучшим глянцем областного центра.

            Мих разобрался в этом в течение первой недели на новой работе. Рабочее место ему выделили в кабинете Оксаны, выпускающего редактора, – стол и дряхлый компьютер.

– Только у нас Интернет без картинок. Пантин всем блокировку поставил, чтобы порнуху не смотрели, – предупредила Окс.

            Окс-ред была низенькой девчушкой, с длинными гладкими пестрыми волосами и карими глазками. Лучшей соседки Мих и пожелать не мог: она показалась ему ненавязчивой и веселой.

            Вероника за все это время не появилась ни разу, и Неля тоже не нашла времени обсудить те «нововведения», на которые жаловалась при первой встрече. Артур – невысокий, худощавый, довольно симпатичный парень со слабым подбородком и торчащей темной шевелюрой – подал руку вежливо, но сдержанно.

– Приятно видеть психолога среди простых пациентов.

            Мих юмор оценил, улыбнулся. Все быстро переходили на «ты», и он не чувствовал себя чужим этому неспокойному коллективу.

            Больше всего суеты было у рекламистов. Размещение рекламной информации в «Мозаике», как оказалось, было основной статьей доходов журнала, и только на втором месте стояла реализация. Звон телефонов, писк факсов, массовые рассылки спама, встречи с клиентами, участие во всевозможных выставках, – у менеджеров рекламного отдела не было ни минуты покоя.

            Но у редакторского отдела, куда входил и Мих, эта минута была. Окс-ред просматривала и компоновала уже сверстанный материал. Иногда сама брала интервью, то есть выполняла работу журналиста.

– У нас любят, чтобы совмещали. Вот Оксана, которая дизайнер, она и фотограф, а Лешка-дизайнер – еще и сисадмин.

– Экономят?

– Ну, все шикарно только с обложки. Рекламисты окупают сами себя, у них процент с клиентов, а мы сами себя никак не окупаем, просто без нас нельзя.

– Это Вероника так объясняет?

– Ага. А Сазонова вообще не оформлена – с ней контракт какой-то подписан. Она для имиджа больше, чтобы фамилия звезды местного ТВ стояла под блоком. И она же любовница Попова. Ты знал об этом?

            Мих промолчал.

– Странная девица, – продолжала Окс, вскарабкавшись на стул и регулируя кондиционер. – Вот так, кажется, прохладнее. Странная. То врывается со скандалом – статьи мне тут швыряет, то прошмыгнет, как мышь, словно прячется. Никогда не расскажет ничего, ни с кем не поговорит толком. Попов… он такой старый, толстый. Может, поэтому…

            Наконец, Неля нашла время для делового разговора. Но до этого он уже узнал от Оксанки о том, что Неля – взбалмошная, нервическая, страдающая то от жары, то от мигрени, то от сырости, то от вспышек на солнце, не переносящая никаких запахов – ни духов, ни мыла, ни сигарет, ни лака для ногтей, беспощадно черкающая чужие репортажи со стабильным приговором «Бестолково!», но на Неле все и держится, даже если она появляется к трем часам дня – по причине чрезмерной занятости и плохого самочувствия, но без нее – не будет никакого журнала, и, следовательно, не будет ни шеф-редактора, ни директора, ни рекламного отдела…

            Мих даже удивился. При первой встрече она не показалась ему ни чрезмерно занятой, ни болезненной, и возраста он не угадал. Теперь, наслушавшись страшных историй о грозном главреде, вошел в ее кабинет даже с некоторым опасением. Но она приветливо улыбнулась.

– Как ты освоился?

– Нормально, спасибо.

– Изучаешь?

– Уже нет, – она засмеялся. – Небольшой бизнес. Обычные типажи. Инет без картинок.

– А что удивило? – спросила она серьезно.

– Что журнал делает непрофессиональная команда: учительница младших классов, бывший военный, менеджер банка, инженер-проектировщик.

– Ну, эту команду не я выбирала.

– Вероника то же самое говорит.

            Неля нахмурилась.

– Я вас в виду не имел. Просто думал, что журнал профи делают, журналисты, – добавил Мих.

– Опыт – дело наживное, – отрезала она.

            И Мих подумал, что ступил на скользкое, что не следовало бы высказывать подобные замечания – ни начальнику, ни вообще малознакомому человеку.

– А что ты вообще читал? Какие книги? – спросила вдруг Неля.

– Ну, я литературу в теории изучал, в историческом развитии – на параллельный курс ходил с филологами, увлекало меня это.

– А нравится кто?

– Чехов.

            Она посмотрела внимательно.

– Думал, кого назвать, чтобы и мне нравился?

– Наверное.

– А кого хотел назвать?

– Иванова.

            Она помолчала.

– Ладно, – решила наконец. – Давай поговорим о твоей задаче.

            Говорят, время покрывает пылью – какие-то чувства, тревоги, утраты, боль. Но если может само время покрываться слоем пыли – то только тут, в ее кабинете. Стол Нели был завален бумагами, старыми визитками, скоросшивателями и дискетами, которыми уже давно никто не пользовался. Зато урна для бумаг была пуста. Бумаги желтели на столе, скапливаясь стопками. Не была покрыта пылью только огромная хозяйственная сумка рядом со столом, из которой выглядывали темно-фиолетовые баклажаны.

18. ЛУЧШЕ ВСЕХ

            Если в офисе Инет без картинок, то дома – сплошные картинки. Современный человек не может без этого: без поисковиков, без закачек, без виртуального мира, без смайлов, без приколов, без порнухи (а вдруг там что-то новенькое?)

            Виртуальный мир Миха – один литфорум, один столичный чат (принципиально не городской) и изредка icq. Ни скайп, ни веб-камера не прижились: показалось, что разрушают анонимность.

            А анонимность – необходимое условие раскрепощения и свободного поиска сетевых развлечений. Впрочем, развлечение Мих нашел неординарное – висеть в он-лайн психологических консультациях. Выбирал какой-нибудь хрестоматийный пример и цитировал от первого лица. Рекомендации консультанта не просто веселили его, а смешили до колик. Затем он усугублял: «А еще мне кажется, что…» и грузил психолога еще большей клиникой. Тот, не чувствуя подвоха, снова пытался помочь советом. Мих находил такое времяпровождение уморительным. Он просиживал в психологических консультациях по три часа кряду, играя в параноика. За этим занятием его и застала поздним вечером Ленка. Мих даже предложил:

– Давай их спросим о твоей проблеме.

            Она только фыркнула:

– Нет у меня никакой проблемы! Они хоть что-то делают, а ты просто время отнимаешь.

– Да я вообще принимаю удар на себя, иначе несчастному параноику стало бы совсем худо от таких советов.

– Почему же ты тогда … не хочешь этим заниматься? Иногда человеку очень нужен совет, нужно просто поговорить с кем-то. Это же не социалка, куда насильно загоняют подотчетных путан.

– Каких еще путан? – Мих от неожиданности даже сайт закрыл.

– Да знаю я все, – отрезала Ленка. – Я вообще-то зашла тебя попросить…

– Гвоздь вбить?

– Угадал. Полка отвалилась. Чуть не пришибла меня.

– Ясно. К мужчинам обычно за этим и заходят – попросить вбить гвоздь.

– А к женщинам – за утюгом.

            Поднялись к Ленке. Оборвалась полочка в ванной.

– Хорошо, хоть зеркало не разбила, – заметила Ленка.

– И соль не рассыпала, – добавил Мих.

– Ой, помолчи!

            Он приколотил полку молча.

– А у меня работа новая. В журнале психологом, – похвастался все-таки.

– И что ты там делаешь? Анекдоты сочиняешь?

– Нет. Статьи пишу. Ты «Мозаику» читаешь?

            Ленка заинтересовалась.

– Теперь в каждом номере будет выходить статья о какой-нибудь мании современного человека. От рядовых случаев – до клинических. Сначала – немного теории, потом история главного героя, потом мнение специалиста, пути решения проблемы, рекомендации, примеры читателей. По одной теме – целая подборка информации, объемом до шести страниц.

            Она кивнула.

– Интересно. А это может кому-то помочь?

– Не знаю на счет помочь. Но это интересно.

– А главные герои по правде будут?

– Все будет по правде, только некоторые письма читателей буду сам писать. А героев будем находить реальных.

– По дуркам?

– Нет. Это же мании города. Это то, что вокруг нас. Вот сейчас об алкоголизме пишу, – засмеялся Мих.

– С алкоголиком уже общался?

– Ага. Эдуард Николаевич, бывший главный инженер завода, квартиру пропил и бомжует на вокзале. Наша главред его еще до перестройки знала – толковый был мужик.

– Шикарно. И дамы будут такое читать?

– Будут. Дамы не должны быть в отрыве от социума. И я весело все описал. Со смыслом и с моралью. От теории – до анекдотов. Мне самому понравилось. А дамам – симптомы указал начала мании, когда «желание немного выпить для настроения» переходит в болезненную зависимость, чтобы были начеку.

– И одобрили? Кто там должен? Главный редактор?

– Она не видела еще. Но работа большая.

– Ты довольным выглядишь, – кивнула Ленка.

– А я доволен.

– А если она не похвалит?

            Миха даже дернуло в кресле, словно слабым ударом тока.

– Я об этом не думаю.

– Да знаю я тебя, Миша Новиков, с самого детства, – отмахнулась Ленка. – Ты всегда думаешь о себе.

– Я тебе полку прибил?

– Ну, прибил.

– Я, что, когда прибивал, о себе думал?

– Да. О том, что ты хорошо прибиваешь, лучше и надежнее, чем было, – спокойно ответила Ленка.

– Мне тебя иногда укусить хочется.

– Уверена, что ты сделаешь это хорошо, – согласилась она. – А меня уже не тошнит по утрам. Я говорила?

– Нет.

– Не тошнит. Но в целом никак не могу отойти. В газетах пишут, что это убийство было, что доктор его виноват.

– Чей доктор?

– Майкла Джексона.

– Ладно, пошел я.

            Мих поспешил убраться к себе, но компьютер уже не включал.

19. ПОЧТИ

            Материала было даже больше, чем нужно. Даже больше. И Мих даже немного нервничал. Впервые он написал что-то не сухо-научное, а публицистическое, интересное и местами даже прикольное, как ему казалось.

            И вдруг представилось, как Неля перечеркнет его статью и скажет:

– Бестолково!

            И после этого он не сможет отшвырнуть листы и уйти. Его взяли в штат, он должен будет работать – переделывать, перекраивать, дополнять, снова искать этого алкоголика в зале ожидания на вокзале и уточнять детали его биографии, в то время как довести его биографию до удобоваримого состояния было и так непросто.

            Неля все не появлялась. Окс-ред читала статьи, потом заглянула Окс-диз-фотограф, тонкая и больше похожая на модель, чем на фотографа, и они вместе ушли обедать. В кабинете неожиданно объявился Артур с вопросом:

– Как ты справляешься?

– В смысле?

– Как материал?

– А как реклама?

– Я серьезно спрашиваю, – вдруг нажал он.

– Я думал, ты не по этим делам, – Мих изобразил искреннее удивление.

– Ну, мои полномочия несколько шире, чем…

– Шире, чем что?

            Артур не смутился. Сел на место Окс-реда за компьютером.

– Ты же видишь, что работой никто не занимается.

– За меня не волнуйся.

– Я не за тебя волнуюсь, я за наше общее дело, – ответил Артур, открывая Оксанкины файлы. – Все только о грязи думают, о пошлости всякой. Смотри, что у нее в ссылках: сайт поклонников анального секса.

            Мих смотрел на него пораженно.

– Поэтому мир и катится к концу, – продолжил Артур серьезно. – Это закат цивилизации. И наши дети будут расти при этом разгуле порока, при полнейшей разнузданности нравов, будут пропитываться этой гнилью!

            Вошла Оксана. Артур поднялся с ее места и вышел, не сказав ни слова. Мих тоже молчал.

– Он тут рылся? – сообразила она. – И что нашел?

– Что-то про анал.

– Блядь, один раз зашла, и принесло его на мою голову! Сектант проклятый!

– Он сектант?

– Нет. Просто с тех пор как у него ребенок родился, он конкретно сдвинулся на пороке и конце света. А я думаю, не дает ему жена, да и все.

            Окс-ред снова ругнулась.

– И что теперь? Пантину пожалуется? – спросил Мих.

– Нет. Пантина он тоже в чем-то подозревает. Сразу к Веронике побежит с докладом. Влетела я с этим аналом по ходу.

– И такое возможно, – посочувствовал Мих.

            Она еще поматерилась. Покрутила кондиционер. Подергала мышь.

– Что-то я нервничаю. И неприятно жутко. Как будто я маньячка какая-то. Ты тоже так думаешь?

– Я? Нет.

– Это меня просто подруга узнать попросила, а дома Интернета нет.

            Оксанка совсем сникла. Завесилась пестрыми волосами.

– Пойдем хоть покурим.

            Вышли в коридор.

– Если тебя вдруг Вероника спросит, ты скажи про меня что-то хорошее, – попросила Окс.

– Я скажу. Даже если не спросит, – заверил он.

– А у тебя девушка есть?

– Есть. Беременна сейчас, – подстраховался Мих.

– Здорово, – кисло прокомментировала она.

            В коридор вышел некурящий Пантин.

– Михаил Александрович, тебя Неля ищет. И вообще курить – это…

– Вредная привычка, – подсказала Оксана.

– Не по уставу, – добавил Мих.

– Вы там курите, а здесь все провоняло дымом! Я не переношу резких запахов, у меня от них сразу начинает болеть голова! Жуткая боль! – ругалась Неля.

            Вспомнилась почему-то Мария Гордеевна, обладавшая нечеловечески хорошей переносимостью.

            Мих подошел к ее загроможденному столу. Вот перед ним его первый главный редактор, его первый критик – пенсионерка, измученная мигренью. Но ее мнение так ценно, так дорого, чертовски важно.

            Она протянула руку за статьями.

– Давай и иди.

– А можно с вами посидеть?

– А можно было не накуриваться?! Ладно, сиди.

            Мих подошел к окну и присел на подоконник. Внизу неслись машины, и дрожали пыльные, посеревшие листья тополей. Неля читала молча.

            И снова он подумал о пыли – о пыли времени, так тщательно покрывшей все вокруг, кроме ее молодого лица. А если бы вытереть – каким бы ярким стал этот мир: без мигреней, без ломоты в суставах, без ворованных ссылок, без белого-белого едкого дыма. Вернулось состояние полузабытого юношеского сна – сна, в котором он спасает мир, в котором он побеждает…

            Она дочитала его работу и молча сунула в кипу других бумаг. Посмотрела на него без какого-либо определенного выражения на лице.

– Пойдет для начала? – бодро спросил Мих, чтобы скрыть волнение.

– Пойдет. Написано почти хорошо.

– Почти?

– Почти хорошо, – кивнула она. – И для журнала, разумеется, пойдет. Но что-то нехорошо.

– Что?

– Что-то очень нехорошо, Миша. Или не хватает чего-то.

– Но ведь выводы есть, есть мораль, есть резюме.

– Да-да, все есть, – снова согласилась она. – И все это даже остроумно…

            Неля будто задумалась.

– Но все равно чего-то не хватает? – улыбнулся Мих.

– Но все равно чего-то не хватает, – повторила она. – Как только я пойму, чего, я тебе скажу.

– То есть я не победил?

            Она не удивилась вопросу.

– Нет, ты не победил. Но это только первая работа. И не курите около моей двери, в кабинете – хоть топор вешай.

            «Маразматичка, – резюмировал про себя Мих. – А статья хорошая».

20. МАТЕРИАЛ ДЛЯ СТАТЬИ. ИСТОРИЯ МАШИ

            А однажды позвонили с шахты – сообщили, что произошел взрыв и Сережка остался в забое, под завалом. Я поехала на Краснознаменскую. Перед шахтой уже собрались родственники. И никто не знал толком, что случилось, кто погиб, кто жив.

            Был май, только отцвели деревья, стояла невыносимая жара, солнце обжигало лица. На площади перед зданием вообще не было тени, а мы все стояли и боялись отойти, чтобы не пропустить никаких новостей.

            Нет ничего хуже неизвестности: плакать или молиться. И все молились, даже неверующие, крестились на здание шахты.

            Потом вынесли первых спасенных, но Сережки среди них не было. К вечеру на площади осталось совсем мало людей – только те, чьих родственников не нашли. Приехали мать Сережи, Вера с мужем. Потом спасательные работы прекратили, потому что живых под завалами уже не было. На следующий день к вечеру нам выдали его тело.

            Шахтеров, знаете, дразнят «красавчиками», потому глаза у них всегда подведены черным, но не карандашом, а угольной пылью. Въедливая эта пыль, никак не оттирается. Его тело тоже было в пятнах угольной пыли, искалеченное завалом, как избитое…

            Мать плакала, тянула к губам его холодные руки. А я не могла. Думала, что это я проклята за что-то, что это меня судьба лишает всего, что мне дорого.

            Кроме Сережки, погибли еще шесть человек, их всех хоронили в один день, торжественно. Потом даже дали какое-то пособие, но я отнесла его матери. Хотела и вещи его ей отнести, но потом просто выбросила. Свою беду все равно никому не отдашь, ни на чьи плечи не переложишь.

            Очень неожиданно это было. Вчера он был, сегодня его нет, а завтра – нет ни его вещей, ни его запаха. И на фотографиях он какой-то не такой остался, невеселый, неживой. Мне тогда сделалось очень страшно, потому что я совсем одна осталась. Его родственники – его, был бы у меня ребенок, они бы и меня не забыли, а так – пришла несколько раз к ним, посидела в гостях, поплакала, да и закончились наши отношения.

            И казалось, что мне уже много-много лет, я уже всех близких похоронила, уже много раз зима-лето сменялись, много раз листья с деревьев опадали и снова появлялись, а я все жила на свете – не нужная ни самой себе, ни посторонним. Работала, что-то готовила, ела. На работе стали говорить, что я сохну, что я не в себе и что рано мне хоронить себя заживо.

            У других – праздники, какие-то поездки, дети в школу, тетрадки, новый год, утренники, маскарадные костюмы. А у меня – все одно: с работы домой, иногда телик включу, да и выключу – ничего нет интересного. На самом деле – не так много времени и прошло с его смерти, но такое тяжелое было время: год за пять.

            Еще и на работе проблемы начались. Бригадира нового назначили, и стал он ко мне цепляться. То по заднице шлепнет, то в дверном проеме пройти не дает. Такой мужичок, лет за пятьдесят, юркий, седенький, низенького росточку, а руки длинные, скользкие, как щупальца. У девчонок стал выпытывать, почему я невеселая всегда. Они ему говорят, муж, мол, у нее умер, а он:

– Так чего ж тогда и не веселиться?

            Все мысли у него были – то пьянку какую организовать, то пикник. И всегда вроде бы и повод есть, девчонки нарадоваться не могли:

– Вот Петрович, вот молодец! Не дает нам заскучать!

            А мне так тошно от этого. И понимаю, что он ни к кому больше из бригады клинья не подбивает, ко мне одной только, а никак меня это не радует.

            Ирка мне говорит:

– Ну, чего ты не хочешь? Мужик он разведенный, непьющий. Он бы и женился на тебе.

            И Петрович напрямую стал гнуть:

– Или в гости меня зови, Машка, или ищи себе другую работу. Мне тут печальные не нужны. Траур твой мне уже осточертел.

            А я все об одном думаю: был бы Сережка жив, никто не посмел бы меня обидеть, работала бы себе спокойно, старичье всякое не лезло бы ко мне.

            Сказала ему, что подумаю. Хотела до конца месяца продержаться, чтобы зарплату перед уходом получить. А он зарплату мне не отдал. Говорит:

– Я деньги домой тебе привезу.

            Как будто это неизвестно за что деньги, а не за то, что я стены штукатурила. И деньги нужны, и трахаться с ним противно. Он маленький, сутулый какой-то, лицо сморщенное большими складками, как у собаки, а нос – как свиной пятак, ноздрями вверх вздернут и блестит всегда.

            Я купила бутылку водки, выпила почти стакан. Когда он пришел, стемнело уже, уже не так его рожу было видно. Он деньги на тумбочку положил, стал меня на кровать валить и руками мять. Я глаза закрыла, думаю, была ни была, стерплю как-нибудь.

            Он недолго повозился на мне, да и отвалился. Ничего больше не хотел, только велел ноги расставить, чтобы он посмотрел, какую он отымел. Сказал даже, что красивая или что-то такое. Еще походил вокруг меня кругами, губами почмокал – понравилась я ему.

– Так, – говорит, – я и буду к тебе приходить. А ты чтобы трусов при мне не надевала. Вдруг я на кухне тебя захочу или в прихожей. Чтобы ты всегда готова была, моя девочка.

            Ничего, что я рассказываю? Вы же спросили, как я смерть Сережи пережила. Вот я и рассказываю, как все было. Без трусов я ее пережила. Сначала он по выходным приходил, потом по пятницам забегать стал, потом еще и по средам. И всегда стоял у него. Ни есть не хотел, ни выпить, только трахаться. Но без всяких таких вывертов. Только любил руками меня трогать везде, пальцы засовывать, но так – безобидно. Потом я привыкла даже, зарплату он мне прибавил, жениться передумал, на работе хватать и лапать меня перестал, пикники всякие прекратил, девчонки даже расстроились.

            Но, чем больше я привыкала, тем гаже мне становилось. Даже вроде бы стало нравиться с ним сексом заниматься, а в то же время так тошно, что блевать хочется. Не знаю, как объяснить такое. И живу вроде как одна – по хозяйству никто не помогает, а между ног всегда растерто его пальцами, словно намозолено. И как прекратить – не знаю. Послать его – так и он меня с работы пошлет, а где я такое место потом найду, такой коллектив хороший?

            Много я думала об этом, и пока думала – о Сережке уже не вспоминала, так и стала забывать его. А тогда казалось – не переживу, когда глаза поднимала в небо над шахтой, чтобы помолиться. И такое синее небо тогда было, просто фиолетовое.

21. ЗВЕЗДА

– О, звезда пожаловали! – Окс-ред вернулась в кабинет с пренебрежительной миной.

            Так и не придя в себя после расследования Артура, она была все время на взводе и искала удобный повод переключиться. Мих был занят статьей о разводах. Статью скачали из Интернета, и теперь решили освежить оценкой психолога. «Оценка психолога» должна была проходить красной нитью через все материалы «Мозаики», в этом и заключалось основное нововведение.

            После того как Неля одобрила стиль Миха в целом и его статью об алкоголизме в частности, у всех отлегло от сердца. Даже Пантин, опасавшийся, что они не сработаются, и сожалевший о том, что не дал психологу тестовых заданий, положившись на рекомендации Попова, теперь смотрел на Миха с уважением и удерживался от замечаний о вреде курения.

            Номер был почти собран. Кондишн работал без сбоев, жалюзи затеняли кабинет от солнечных лучей, «Интернет без картинок» ничем не раздражал и ни на что не провоцировал.

            «Пожаловавшей звездой» оказалась Ольга Сазонова. Неля отправила ее со статьями к редакторам, а редакторы, загруженные чем-то, – к Оксане, и Ольга, громко простучав шпильками по коридору, вошла в кабинет. Выглядела она классно: в коротком синем сарафанчике, с какими-то голубыми камнями на шее и в ушах, в полосатых черно-синих босоножках на высоченной шпильке. Может, это был класс не столичного, а именно провинциального города, местного телеканала, любовницы не олигарха, а просто богатого дядьки – это был не самый высший класс, но Ольга пыталась блистать и держать марку. С размаху швырнула на стол Окс-реда распечатанные тексты.

– Я устала ходить по кабинетам! Если вы все заняты, может, я просто выброшу все в урну?!

            Оксана недовольно сложила листы поверх стопки.

– Ладно, считай, что я приняла. Бегите, ваше Величество, на съемку.

            Мих вышел следом. Казалось, что не узнает Ольги. Теперь она не была ни секси-репортером, ни ночным зомби, а казалась пружиной, сжатой до предела и готовой выстрелить при малейшем прикосновении. Казалась каким-то устройством, неизвестно для чего созданным, но подключенным к сети.

            В коридоре Ольга покачнулась, прислонилась спиной к стене.

– Как ты? – спросил он и взял ее за руку.

– Лучше всех. На работе много дел просто, а так – все в ажуре. Забегалась. И девочка твоя меня выводит, – она выдернула руку.

– Она не моя девочка.

            В полутемном коридоре глаза Ольги казались светло-зелеными, поглощающими свет, чтобы потом светиться во мраке.

– Оля, я соскучился очень. Звезда ты или не звезда. Любовница ты чья-то или нет. Я соскучился.

            Она усмехнулась.

– «Соскучился» – слово без веса. Рада, что тебе тут нравится.

– А кто сказал, что мне нравится?

– Я спросила у Попова, он спросил у Вероники, а Вероника – у Нели. Неля сказала, что пишешь ты неплохо.

– И это значит, что мне тут нравится?

– А что это значит? Что ты делаешь над собой усилие? Такое же, как я каждый день?

            В коридор вышел Василий Пантелеевич.

– Оленька! Здравствуйте! Что ж вы мимо моего кабинета проходите?

– А что пора зарплату получать?

– Ха-ха-ха, ой, шутница, – засмеялся Пантин и подошел к ним. – У Михаила Александровича консультируетесь? Я вот тоже все собираюсь на прием, собираюсь…

            Ольга снова переменилась, улыбалась как по команде, смахивала волосы с лица, всплескивала руками.

– Повезло вам, повезло со специалистом! Теперь и я буду забегать почаще. Телевидение – очень нервная работа, очень.

– А судя по вашему виду, так нет ничего легче и приятнее. Все щебечете. Вас на экране увидеть – как весну повстречать!

            Ольга снова звонко расхохоталась. Мих глядел на нее мрачно, никогда раньше Ольга не казалась ему такой отталкивающе-фальшивой.

– Как Володя себя чувствует? Давненько он к нам не заглядывал, – продолжал светскую беседу Пантин.

– Володя в Египет собирается. Время отпусков как-никак. Только вы – триста шестьдесят пять дней в году работаете, доблестно несете службу.

– И не говорите, Оленька, – вздохнул тот. – Только мы тут расслабиться не можем – должны читателей радовать.

– Извините, пойду, раз уж вы о читателях вспомнили, – Мих вернулся в свой кабинет.

            Через минуту ее каблучки простучали по коридору к выходу. Он сидел, отвернувшись от компа, подавленный, злой. Оксана продолжала ругаться:

– Видел?! Звезда кордебалета! Подавай ей тут китайские зонтики! Если бы не Попов, хрен бы она кому была нужна на телевидении, коротконожка! Нет, умеют же найти старичка, затащить на себя и когтями вцепиться! Я таких насквозь вижу. Была бы хоть модель, а то – от горшка два вершка, страшилище лесное! Где только таких делают? Пришла – швырнула – справилась! Я Неле так и скажу, что никто тут за звездой выправлять ничего не собирается, пусть она этими записками задницу подотрет!

– Хватит уже про задницы, – оборвал Мих. – Там Артур по коридору ходит.

            Окс осеклась.

– Умник! Бери тогда и вычитывай ее новости!

– Да, давай я вычитаю.

            Он вычитал новости и колонки светской хроники. Писала она об открытии бутика на Университетской, о презентации новой коллекции Винарева в «Сити-Плазе», о какой-то текстильной выставке и осенней программе ночного клуба «Рой». Писала кратко, бесцветно, предельно обезличенно, стиснуто, выплевывая на бумагу точно заданное количество знаков. И Мих читал и знал, что все это никак не касается ее самой, ее постоянного напряжения, ее недовольства собой, ее неудовлетворенности, ее поиска сигарет, ее белого-белого дыма. Он читал, и ему становилось так тоскливо от ее новостей, как будто он травился по капле каждой буквой.

            Оксана молчала. А Мих читал снова и снова. И снова. И опять заново.

22. ТЕЧЕНИЕ

            Постепенно и на его столе скопилась стопка бумаг: одни – выправить, другие – «облагородить», третьи – дополнить мнением психолога, четвертые – резюмировать. И во все нужно было вникать, вчитываться, чтобы не потерять ни единой строчки.

            Окс-ред похихикивала:

– Всегда так начинается. Валят. Неля реально на тебя свою работу перекладывает. Резюме она обычно сама писала, выводы сама делала.

            Это была не «черная» работа, но и не его работа, однозначно. Мих, впрочем, делал все, что ему поручали. Делал он это легко. Ему нравилось, что после его корректив Неля свои уже не вносит.

            Появилась и Вероника. Но мельком, словно транзитом – шумно хлопала дверями кабинета Пантина, потом общалась с Артуром (Оксана дрожала от страха), потом заглянула к редакторам. Нели не было.

– Как, Мишенька? Вписался?

            Вопрос запоздал почти на месяц. Вероника была накрашена и напудрена – видно, что собралась куда-то и заглянула на работу ненадолго.

– Кто бы мне чайку заварил? – выразительно взглянула на Оксанку.

– Таня должна быть свободна, – перевела та стрелки на офис-менеджера, но потом, вспомнив о чем-то, быстро вскочила. – Я сделаю, конечно.

            Вероника села на ее место, обернулась к Миху.

– Что Оксана? Ерундой занимается?

– Да вон у нее гора статей – пыхтит.

– Ага, слышала я, как она пыхтит, – Вероника хихикнула.

– Она отлично справляется.

– Ну, этого ты знать не можешь, – отрубила Вероника.

– Зачем тогда спрашиваете?

– Ой, что-то ты не в духе, психолог. Нельзя и поговорить с тобой на отвлеченные темы.

            Она скорчила обиженную гримаску. И, несмотря на то, что Вероника уже не казалась ему загадкой, произошло то же, что и при первой их встрече – возникло непреодолимое желание утешить ее, защитить, трахнуть, отпихнуть от себя и назвать дурой. Он едва не чертыхнулся.